Песнь Нижних земель

Т. Амман

Многие столетия Империя Асир, направляемая великими вещими, поглощала государства Нижних земель, избавляя иные народы и племена от гнета божеств. Издревле величие ее держалось на трех столпах: Договоре Белых Львов, железной воле вещих и зловещем ремесле алакилов – пожирателей богов. Но воды времени неотвратимо движутся вперед, влияние Договора искажает саму природу Нижних земель, а давний заговор грозит вековым устоям Империи. В государстве Склавь, за горами Пасти, происходят странные события: представительства Империи в княжестве Волчек, впервые за долгие годы, молчат, а бригада имперских застройщиков, прибывшая в княжество, исчезла без следа. Столпы государства тончают, нити тревожных происшествий впутывают алакила Саргу и его надсмотрщика Багора тем Ра в вереницу ужасных событий. Тем временем в столице Империи, Аше, Ог – пятый вещий – ведет неравную борьбу с болезнью, поразившей его тело, и с заговором, опутавшим Асир многолетней паутиной предательства.

Глава четвертая

Прямые обязанности

Багор проглотил третью лепешку, добротно набитую вяленым мясом, икнул, вытирая руки о штаны. Он всматривался в клубящуюся тьму за окном, давая мыслям течь беспрерывным потоком. Такую роскошь асир-переросток мог позволить себе крайне редко, отчего подобные моменты тишины и уединения он ценил превыше всего. Гигант прервался лишь на мгновение, когда уснувший от действия лекарства алакил дернулся, пролепетав что-то неразборчивое. Багор привстал, стараясь не шуметь, достал из сумки белую статуэтку, крайне реалистично изображающую Аббала — Белого Льва, чьей помощью пользовался каждый уважающий себя аптекарь, хирург или поэт. Произнес его имя, дотронувшись к ворочающемуся алакилу. Полукровка успокоился, вновь проваливаясь в глубокий сон. Помог ли в этом Белый Лев — Багору было неизвестно. Асир уселся на место, задумчиво потирая статуэтку пальцем. Мысли стройным рядом вновь несли его в былые времена, оголяя пред внутренним взором детство и юношество, споры с отцом и надежды, что влиятельная семья возлагала на своего отпрыска. Взлеты и падения, успехи и неудачи стремительными образами озаряли сознание.

Неизменно мысли приводили к моменту, переломившему его жизнь надвое. К моменту величайшего позора и нахождению Багора тем Ра — известнейшего в узких кругах агента службы безопасности — на пороге гибели. Он потерял все, чего добивался на протяжении долгого пути, длиною в несколько веков. Он лишился прошлой карьеры и крайне соблазнительных перспектив — того, что выступало для гиганта всем миром и единственным смыслом существования. Ведь не было у него, Багора тем Ра, ничего, кроме занятого поста и интересов Империи, которые он в рядах других агентов защищал всеми возможными силами. Он потерял все, кроме опустевшей жизни, и кабы не вмешательство вещего, потерял бы и ее.

Багор вновь икнул. Взгляд невольно переместился на скрутившегося в темноте полукровку. Так же невольно, машинально на лице Багора залегла тень отвращения.

«Как это существо вообще может находиться в выстроенном асирами мире?» — думал он, стараясь отделаться от неприятного чувства.

«Печальная необходимость. Опасная, противная не только устоявшимся традициям и идеологии страны, но и банальным соображениям безопасности. Печальная необходимость…» — он не без труда сместил бессловесный поток в иное русло, придушив захватившее нутро отвращение и — в чем он мог признаться лишь себе — страх. Багор боялся своего подопечного — исхудавшего полукровку болезненного вида, которого гигант мог разорвать надвое голыми руками. Боялся того, кем он становится, боялся охватившего истерзанное существо безумия, боялся противных Белым Львам и людям узоров, уродующих кожу полукровки выпуклыми шрамами, боялся ужасного, вечно распахнутого ока, застывшего на лбу, чье неестественное свечение мучало Багора в кошмарах. Он знал, что может сцепить на шее подопечного огромную пятерню, расплющив позвонки без особых усилий, знал, что алакил находится под его контролем, лишенный возможности пользоваться чуждыми силами без их детального документирования. Знал, но боялся того, что живет в истерзанном теле. Того плана бытия, в которое алакилы погружаются, выполняя свою работу.

Из дебрей мыслеформ Багора вывел Сарга, вскочивший с места, принимая сидячую позу. Он осматривал темный салон вагонета, освещаемый парой керосинок, затуманенным взором. Багор кивнул подопечному, протягивая заготовленные заранее лепешки с вяленым мясом. Тот принял их, слегка морщась.

— Как голоса? — пробасил Багор.

— Отступили. Но голова — чтоб ее! — как кисель.

— Вначале выпей побольше воды, потом поешь. Это снимет побочный эффект.

Сарга с шумом приложился к фляге, жадно глотая воду. Отложив опустевший сосуд, принялся поглощать еду. Багор безучастно наблюдал за ним, все еще ловя отголоски недавних размышлений. Вагонет качнуло, из лепешки полукровки выпало несколько кусков мяса. Он тихо выругался. Не успел алакил закончить, как механизм качнуло с новой силой, колеса заскрипели: вагонет тормозил, истошно визжало железо. Багор придерживал сумки, вцепившись в спинку кресла. Сарга рухнул на пол, мигом вскочив на ноги.

— Что, мать его так, происходит?! — рявкнул он, смахивая с лица кусочки мяса.

Багор насторожился, встал и молвил:

— Пойду посмотрю. Ты сиди тут. Понял?

— Понял, понял, полукровка махнул рукой, плюхаясь на сиденье.

Только гигант вышел из пассажирского отсека, все тело Сарги напряглось. Борясь с легкой дурнотой, окутавшей сознание, он отчетливо почувствовал зуд, бередящий шрамы. А это означало только одно.

На внешнем борту машины собрались все, всматриваясь в покрытую дымкой темноту. Сарга присоединился к взбудораженным путникам, ткнув Багора в плечо:

— Тем Ра, шрамы.

Неуловимым движением надсмотрщик оголил меч. Сипон попятился. Шамиш, чье лицо опухло после недавнего знакомства с Багоровым кулаком, шумно выдохнул, не сводя глаз с гиганта.

— Не понимаю, что за наваждение? — каркал Суму, встрепывая волосы. Как мы могли не заметить, что потухла печь? А?!

Помощник лишь развел руками, машинист продолжал:

— А ты, боец? — Шамиш стыдливо отвел глаза. Что значит:

«Склад пустой»? Как ты, унеси тебя исчадье, мог этого не заметить?!

Как по инструкции, Багор поднял лампу, крепко сжимая меч, спрыгнул с борта на серый песок, отчего вагонет слегка закачало. Пламя выхватывало пространство на расстоянии вытянутой руки — все остальное куталось во мраке.

— И где, пожри его бахан, этот старый остолоп — смотритель? Какого хрена не горят огни?!

Сарга подошел к машинисту, прервав его возмущения:

— Господин ла-Эль, сейчас тихо. Все вы трое внимательно слушайте и делайте то, что я вам скажу. Вам понятно?

Экипаж дружно кивнул, насторожившись. Взгляд Суму потух, усы безвольно обвисли:

— Что происходит, господин алакил?

— Это я и постараюсь выяснить. Скажите, мы у третьей стоянки, верно? Вагонет затормозил именно тут?

— Да! — каркнул Суму. Именно. И я понять не могу, как все мы, он обвел команду сердитым взглядом, не заметили, что кончился весь уголь, вся вода, а печи, проказа на них, затухли!

Багор, найдя в темноте фонари, зажигал в них огни. Перрон — если сухую землю, присыпанную серым песком, с одной хибарой среди обилия дряхлых развалин можно было назвать перроном — плавно являл свои очертания из тьмы. Сарга кивал, обдумывая сказанное, после молвил:

— Тут есть божество. Или родившийся.

Старик смолк. Экипаж уставился на полукровку округлившимися от ужаса глазами.

— Именно поэтому, приглушенно продолжил он, вы должны слушаться меня беспрекословно. Все трое. И отвечать на любой вопрос правдой. Идите за мной. Шамиш, скинь трап.

Оцепеневшие от накинувшейся оторопи люди сначала лишь качали головами. После, осознав сказанное, углежог скинул трап, подняв облачка пыли. Все последовали за Саргой.

Багор закончил возжигать фонари, осветив усыпанную песком площадку. Слегка поодаль, у вытоптанной в песке тропинки, стояла упомянутая ранее лачуга, со стороны походившая на заброшенное, пыльное пристанище бродяг. Фонарь у входа в дом не горел. Послышалось мычание — у кривой привязи стоял, мотая косматой башкой, пустынник — крепкий бычок, покрытый густой шерстью, каких многие жители Империи использовали вместо дорогостоящих верблюдов в тех местах, где не пролегали рельсы. Животное, спокойное настолько, что за всю жизнь могло не издать ни единого звука, было явно встревожено. Вокруг жилища и пустынной площади у колей, насколько можно было разглядеть, из песка возвышались каменные руины, нагромождение коих вызывала безотчетную тревогу. В некоторых обломках угадывались остовы домов, стены и чудом сохранившиеся пустующие оконные проемы. По всей видимости, работники пути решили сделать третью остановку на неплохо сохранившихся развалинах одного из многих городов давно исчезнувшей Каганат Сары.

Багор пятился к собравшимся в свете фонарей напарникам по несчастью, держась лицом к раскинувшимся в темноте руинам. Члены экипажа бросали по сторонам нервные взгляды, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. Сарга же, увидев Багора, возникшего рядом, отрицательно кивая головой, подошел к машинисту, аккуратно развернул напуганного мужчину и спросил:

— Этот схрон выстроен на руинах пустынного города? Сколько здесь людей из постоянного персонала? Как давно вы тут были и не замечали ли ничего странного? Отвечайте точно и по порядку, господин ла-Эль.

— Я…

— Соберитесь. Эй, вы двое! Возьмите себя в руки и внимательно смотрите по сторонам!

Шамиш и Сипон устремили свои взоры за линии тусклого света, стараясь держаться вместе. Багор, не опуская меча, всматривался в руины впереди. Вагонет холодной громадой металла стоял, остывший, позади них. Суму встряхнул головой, закрутил ус, пытаясь совладать со страхом. Начал вдумчивый ответ со своим валимитским акцентом:

— Да, господин Сарга. Чтобы от ветров гуляющих да встречных пустынцев-отморозков уберечь запасы. Они, ма, руины обходят сто роной. Этот схрон, ма, и схроном не назовешь — хибара и кладовая в земле. Тут редко кто бывает.

— Почему?

Валимит, слегка сбившись, все же ответил:

— Так, а как же? Из Пасти, когда едут в Анак, это место всегда проезжают, тормозя у Жестянки. Это там, где, ма…

— Где я зарезал разбушевавшегося хашимца.

— Да, он дернул ус, да. М-да… А вот, когда едут из Анака к Пасти — что бывает крайне редко, так тогда и заглядывают… Сюда обычно, ма, только уголь да воду завозят. Еще еду какую и питье прокисшее. Во-от. А так, пустует это место.

— Дальше по списку, господин ла-Эль. Валимит кивнул.

— Живет тут только сторож — Вилль да его внучка-малолетка. Они из городка под Пастью. Иногда мы заезжаем, со стариком болтаем, ребенку что привезем. А ездят они, ма, если что, так на том пустыннике, что у дома привязан…

— И мы подходим к третьему вопросу, прохрипел Сарга.

— Угу. Были мы тут, господин Сарга, месяца три, а то и четыре назад.

— Четыре…сорвавшимся голосом уточнил Сипон. Суму недовольно буркнул, но продолжил:

— Четыре… Мы же, как работаем: наша остановка или Жестянка, он становился чернее тучи при любом воспоминании о случившемся в корчме, либо Ступеньки, что еще ближе к Анаку. Ездим к Пасти редко. Если выезжаем, то только, ма, местных по этим остановкам развозим, рабочих подвозим — рельсы подлатать, да и просто машину нашу прокатываем, чтобы, ма, не застаивалась.

За спинами собравшихся заскрежетало железо. Звук был таким громким, словно земля разошлась надвое. В ужасе Сипон и Шамиш принялись бежать вперед, не разбирая пути. Багор, Сарга и Суму инстинктивно отпрыгнули, оборачиваясь на звук: вагонет как ни в чем не бывало снова подъезжал к площадке, резко тормозя на том самом месте, где он заглох ранее. И тишина. Суму в удивлении разинул рот, Сарга и Багор переглянулись.

— Что ж, ма, за чудь такая? — прошептал машинист, сжимая лик Аки, висевший на шее.

— Как и предполагалось. Багор! — Сарга развернулся к гиганту, стараясь не обращать внимания на нарастающий зуд шрамов. Вспоминай, какие тут были рождения, и всех ли богов пожрали? Когда ты говорил о Сары там, в вагонете, я вспомнил об Икари — матери богов. Сожрана еще в ту пору, когда их страну не стерли с лица земли.

— Верно. Еще был Бакассу, Нъярлот, Жесрийа и род ее дочерей.

— Сожрали всех?

— Господа…Суму подергал Багора за рукав.

— Всех, кивнул гигант, не обратив внимания на валимита.

Сарга насупился, мучая память, в подобные моменты голоса пропадали, а он мог полностью отдаться работе. Но, увы, ничего не приходило в голову.

— Господа…валимит снова дернул рукав Багора, тыча длинным пальцем на вытоптанную тропу. Гигант глянул туда, куда указывал машинист. Едва слышно зазвенел колокол где-то в глубине витиеватых развалин. Трусцой к ним приблизились Шамиш и Сипон. Молодой асир приглушенно молвил:

— В лачуге кто-то есть.

— Вилль? — с надеждой спросил машинист. Асир отрицательно мотнул головой.

— Еще один пустынник привязан с другой стороны дома. Тоже напуган. Там кто-то есть.

— Держитесь рядом, скомандовал Сарга.

Он указал Багору путь. Напарники двинулись к лачуге. Экипаж последовал за ними.

***

Процессия, скрываемая ночной темнотой, приблизилась к домишку. Пустынники то и дело мычали, колокольный звон, непонятно откуда взявшийся в этих древних руинах, то обрывался, то вновь отбивался эхом от разрушенных построек. Звон оглашал округу, складываясь в пугающую, странную мелодию.

Багор приблизился к двери, держа меч наготове. Сарга заглянул в измазанное пылью и налипшим песком окно — внутри, в углу, ктото шевелился. Машинист, помощник и углежог держались за спинами напарников, стараясь не отходить далеко. Сарга кивнул, Багор схватил ручку двери, повернул и дернул на себя… Все пятеро оказались на пустынной площадке у вагонета, освещаемые огнями зажженных Багором фонарей.

— Что за колдовство?…вскрикнул Шамиш.

Сипон осел на землю, хватаясь за голову. Машинист придержал помощника, поглаживая по голове.

— Тише! — гаркнул Сарга, злобно щурясь. Тем Ра, там, в лачуге, что-то связанное с рожденным. Он это что-то прячет. И выйти нам… тем Ра?

Свет внезапно исчез, гигант же, словно впервые, зажигал огни в фонарях на площади.

— Дело дрянь, констатировал Сарга.

Сипон, смотря на происходящее сочащимися безумием глазами, издавал нечленораздельные звуки, впиваясь в руки машиниста побелевшими пальцами. Валимит смотрел на Саргу, прося Четверых о помощи.

— Не тех ты о помощи просишь, господин машинист, бросил полукровка.

Суму вздрогнул и затих.

Закончив возжжение, Багор вернулся в центр присыпанной серым песком площадки, нависнув над Саргой:

— Мне невдомек, как я очутился там, и зачем снова проделывал это.

Раньше мы такого не встречали. Или ты встречал?

— Нужно входить, коротко ответил полукровка, снимая потемневшую накидку.

Багор кивнул, бросил сумки и рюкзак на землю, достал черный фолиант:

— Осуществление входа?

Сарга кивнул, Багор записал. Упрятал книгу назад в рюкзак, поднял меч.

— Господин Суму-ла-Эль, отойдите на десять шагов вместе со всем экипажем, пробасил он.

В этой ненормальной ситуации никто из экипажа даже не подумал удивляться внезапно связно заговорившему идиоту-переростку. Послушно подняв подвывающего Сипона, команда отошла на указанное расстояние. Сарга стоял, сверля взором глухо мычащего пустынника. Багор, приблизившись к подопечному, тихо молвил:

— Нужна кровь.

— Верно, согласился полукровка.

— К пустыннику мы не подойдем.

— Не подойдем.

Повисло минутное молчание. Сарга обернулся к сбившейся вместе троице:

— Господин ла-Эль, кто-то из экипажа сможет рулить вагонетом без вас? Отвечайте точно и правдиво, как я и просил.

— Н-нет. Не смогут, выдохнул тот, смутно понимая, к чему идет дело.

— Шамиш, подойди ко мне…

— Нет! — прервал Саргу надсмотрщик, он — молодой асир. Закон запрещает, и я не позволю.

Сарга выругался, смотря своему надсмотрщику прямо в глаза. Их лица — пугающие и суровые — выхватывал из ночной темноты дрожащий свет фонарей.

— Ты же понимаешь, что лиллиец и так не в себе, прошипел Сарга. А нам нужно выбираться отсюда.

Багор, рыкнув, развернулся к машинисту:

— Господин Суму-ла-Эль, где находится схрон с припасами?

— В доме, едва слышно ответил валимит. Багор выругался.

— Даже будь они тут, объяснял Сарга, мы не сможем сдвинуться с места. Мы в западне.

— Детей и молодых асиров трогать запрещено. Не обсуждается.

Сарга скривился — сдерживать злобу он не умел и не хотел учиться:

— Хорошо, громила, будь по-твоему. Сипон! — помощник притих. Сипон, подойди ко мне.

— Прошу вас, взмолился Суму, возьмите меня. Они оба еще мальчишки.

Сарга безучастно отрезал:

— Да. И мальчишки вагонетами не управляют, господин машинист. Багор, приведи его сюда.

Сипон, как и все живое, понимая, когда ему грозит опасность, всхлипнул, пытаясь вскочить на ноги. Машинист, не выдержав толчка, завалился в песок. Углежог, зная, к чему все идет, хотел было встать на пути Багора. Но увидев его лицо, спасовал, сжимая кулаки в бессильной злобе. Гигант ловко поймал несущего несвязный бред юнца, сжав так, что тот почти исчез из виду в огромных ручищах. Потащил к алакилу. Вновь зазвенел колокол, обрываясь на пике звучания. Будто подтверждая необходимость готовящегося произойти кошмара, вагонет исчез. Затем внезапно появился на подъезде, истошно завизжал колесами, остановился и замер.

Юнец не пытался вырываться, лишь что-то бормотал. Багор встал перед Саргой, держа Сипона мертвой хваткой. Полукровка достал свой странный нож, глубоко воткнул острием в землю. Аккуратно начертил линию, образовавшую круг, оставил орудие торчать из тверди по левую руку. За границей круга установил фигурки Белых Львов так, чтобы четыре тени сходились в одну у его колен. Поднял взор на гиганта, сжимающего едва дышавшего лиллийца, достал второй нож.

— Я попробую найти то, что от нас прячут. Потом постараюсь найти того, кто прячет это от нас.

Багор кивнул. Его лицо, как всегда пустое, не выражало никаких эмоций. Сарга положил лезвие у своих колен в том месте, где тени от статуэток сходились в одну.

— Четверо следят за нами. Пятый кто? То добрый друг… Лиллиец рванулся из последних сил, Суму старался не смотреть.

Краснеющий от злости и отвращения к происходящему Шамиш выругался, отходя к вагонету. Сарга продолжал странным голосом, протягивая слова, будто пел детскую песенку:

–…Ключ лежит перед ногами. Впустишь в двери верных слуг?

Пятеро Белых Детей. Пятеро старых зверей…

Неуловимым движением он поднял с пола лезвие. Багор, как по команде, поровнял задубевшего от ужаса помощника машиниста лицом к лицу к Сарге:

–…Пять могил молчат за домом, полны доверху червей. Сарга повел острием черного лезвия по лицу плачущего лил лийца, начав свой кровавый маршрут на лбу у самых корней волос. Медленно, оставляя ту же округлую борозду, что оставил ранее на земле вокруг себя, он спустил острие к подбородку Сипона. Кровь, укрытая ночной темнотой, окрашивала лицо юноши в черный цвет. Лиллиец всхлипывал и мямлил, пускал слюни. Сарга аккуратно придерживал его, содрогающегося, свободной рукой, ведя ровную линию от подбородка вверх по левой стороне лица. Вот лезвие миновало ухо, дойдя до точки на лбу, откуда начало свой маршрут. Лиллиец, не выдержав боли и шока от происходящего, обмяк в стальных руках Багора. Кровь покрывала лицо юнца темнеющей маской. Теперь сам Сипон был похож на иллюзию, тварь из темноты.

Сарга ловко отнял нож от лица, воткнул его в землю, туда, где соединялись тени. Багор поднял потерявшего чувства лиллийца одной рукой, второй захватил сумки, двинувшись в сторону безвольно осевшего на песке Суму — валимит лишь тихо постанывал, держась за сердце. Шамиш скрылся в будке вагонета. Сарга, не отпуская рукояти, замер, закрыв глаза. Он медленно вдохнул. Застыл, подобно жуткому изваянию, оставленному безумным скульптором на старом городском кладбище. Выдох. Еще медленнее. Изменчивый свет фонарей выхватывал ужасающий шрам в форме кошачьего глаза, уродующий весь лоб алакила, скрывающийся под копной волос, грубыми линиями перебирающийся на шею. Он сидел неподвижно. Вновь взвизгнул колокол, так же резко оборвавшись.

***

«Сарга открыл глаза, вдохнув полной грудью. В этом, конечно, не было нужды, но привычка каждый раз брала свое. Он встал одним легким движением, точно иллюзия, сотканная из материи сна. Круг надежно держал алакила, не давая ему распасться на части. Пространство вокруг постепенно вырисовывалось, наполняясь потусторонними красно-черными тонами. Он, не раздумывая, вышел за границу круга, мысленно сдерживая себя, как единое целое.

Одним шагом алакил отделился от бесформенной черной тени, стоящей на коленях. Он обернулся, сделав еще один ненужный вдох. Картина за спиной претерпела разительные изменения, став бескрайней красноватой пустыней с черным слепым небом. Вагонет и длинная линия рельс исчезли. Всматриваясь вдаль, он ловил себя на ощущении, что картинка размывается, клубится, а изображение не поддается обыденному восприятию.

Маленькую площадку, усыпанную красным песком, все так же освещали фонари, но и они претерпели изменения — скрутились в причудливые формы, источая черный свет. За темной фигурой, стоявшей на коленях, Сарга увидел три других — бесформенные, размытые, застывшие. Одна из них выделялась своими габаритами.

«Я вошел», подумал Сарга. Или сказал? В этом месте разницы в подобном не существовало вовсе.

Изнанка, или Земли за глазами, как издревле именовали эти чудные места жрецы, колдуны и, конечно, алакилы — существовала по своим, чуждым законам. Алакил развернулся, осматривая выстроившийся перед ним пейзаж: на месте хибары смотрителя чернел остов, откуда доносились всхлипывающие мысли, на месте руин по всей длине воссозданной центральной дороги красовались краснеющие каменные здания давно забытой архитектуры. Они или, правильнее сказать, их отголоски были абсолютно нереальными, точно декорации — как и все в этом месте. На отдалении, по бокам от краснеющих отголосков бывшего городского центра, очертания руин терялись в полной темноте, смешиваясь с абсолютной темнотой черного неба, отчего трудно было понять, где заканчивается твердь, а где пролегает небесная граница.

Центральный тракт вел к внушительному каменному собору, в чьих осыпавшихся красных стенах залегла тьма. На самом верху виднелся полупрозрачный колокол, беззвучно раскачивающийся взад-вперед. Сарга улыбнулся, оголив клыки, закрыл глаза — они тут же исчезли в густых тенях бровей, будто темнота бесследно растворила их. Ужасный шрам на лбу двинулся, налился объемом, моргнул, превратившись в самый настоящий зеленый кошачий глаз. Зрачок расширился, трепеща, сузился, став тонкой черной щелкой; заходил по сторонам. Отталкивающий красный цвет перестал слепить, чуждая человеческому глазу цветовая гамма этого места поблекла, окружение обрело стабильность, плотность, намек на смысл.

«Так-то лучше», пролетели мысли, но не громко, дабы не выдать раньше времени своего присутствия.

Сарга внимательно озирал подобие рукотворного озерца, расположившегося у основания собора. Но он не мог рассмотреть деталей, словно увиденное ускользало, не успев толком закрепиться перед циклопическим кошачьим оком. И все же алакил ощущал движение в искаженной части пространства. Не обращая внимания на иллюзорный заслон, он уверенно двинулся в сторону черных теней, имитирующих стены лачуги, на ходу прислушиваясь к сбивчивым мыслям, исходящим изнутри. Не сбавляя хода, он стал прозрачным, рассыпчатым, теряя плотность.

Беспрепятственно пройдя сквозь черные преграды, Сарга столкнулся с источником чужеродных мыслей — мужчина в бесформенной меховой мантии болотного цвета, наполовину вылезший из черной размытой оболочки живого тела, скорчившегося в подобии молитвенной позы. Он яростно пытался мыслить, но все его усилия превращались в набор невнятных звуков, ведь лицо мужчины, как и ладони, постепенно засасывало в пол. Из лунок, захвативших конечности жреца-неудачника, сочилось мутное подобие воды. Пол вокруг набиравшихся лужиц словно ожил: там и тут набухали, созревая, россыпи маленьких моргающих глазок, земля то вздувалась, подобно дышащей груди, то резко опадала, пульсировали, имитируя вены на теле живого существа, выпуклые бугорки иллюзорных половиц. Под полом происходило какое-то движение. Сарга не спешил покидать своего призрачного облика, паря вокруг пойманного жреца. Он оценивал обстановку, присматриваясь к пульсирующим дырам в полу. И его наполняла дрожь и холод, отчаяние и меланхолия — чего обычно не случалось при встрече с родившимися богами. Удивляться странному ощущению, вторгающемуся в сознание, не было времени. Алакил приблизился к жрецу, вновь становясь осязаемым. Быстрым движением он ткнул пальцем в темный силуэт, туда, где должны были располагаться глаза. Места, которых коснулся Сарга, едва заметно засветились тусклым зеленым светом. Жрец застонал еще сильнее, задергался, безрезультатно пытаясь высвободиться из неждан ной ловушки.

Алакил сосредоточил взор огромного глаза на другой руке, зашелестев неразборчивый стих. Его мысли звучали приглушенно, но, словно сонный мираж, ладонь начала чернеть, меняя очертание. Пятерня алакила чудовищным образом изменила формы, став похожей на искореженные ветви, тонкие щупальца, клубок запутанных корней — на что угодно, только не на человеческую ладонь. Он слегка скривился, переводя взгляд на вторую руку — с ней тут же произошла идентичная пугающая метаморфоза. Он присел у головы несчастного, погруженной в пульсирующую дыру уже по шею. Россыпь отвратительных глазок, замерев, уставилась на алакила. Тот просунул ширящиеся отростки в щель, что мертвым хватом удерживала голову жреца.

Конец ознакомительного фрагмента.