Немножко по-другому

Сэнди Холл, 2014

Лия и Гейб ходят на один курс писательского мастерства. Они узнают одинаковые отсылки к поп-культуре, заказывают одну и ту же китайскую еду и зависают в одних и тех же местах. Но, как это часто бывает, Лия слишком неприступна, а Гейб слишком застенчив, чтобы у них что-то могло получиться. Для всех вокруг очевидно, что эти ребята созданы друг для друга. Друзья, однокурсники и случайные знакомые следят за развитием их отношений, как за любимым сериалом, и делают все возможное, чтобы свести их вместе. Вот только и у Гейба, и у Лии, кажется, совсем другие планы…

Октябрь

Шарлотта (бариста)

Я оказалась в богопротивной утренней смене одна — это худшее, что случалось со мной за все время работы в «Старбакс». А все из-за нового менеджера: по-моему, она не понимает, что меня всегда надо ставить в смену с Табитой или Китом. Они меня сдерживают и не дают душить покупателей.

Вы только посмотрите, кто к нам забрел — неудачник Гейб. Есть такое интересное и страшное явление при работе в «Старбакс»: запоминаешь имена постоянных клиентов. И, к сожалению, они запоминают тебя. Гейб начал приходить сюда давно, хотя в прошлом году он являлся редко. Я по нему почти соскучилась, но вот он вернулся и теперь выглядит еще более ненормальным, чем раньше. Прямо сейчас он даже разговаривает сам с собой.

Табите с Китом нравится представлять, будто Гейб особенный, не такой, как все, что он самый очаровательный, застенчивый и чудесный парень на планете. Лично я считаю, что они чокнулись. Думаю, он абсолютно невменяем, хуже не бывает.

— Привет, — говорю я, когда Гейб подходит к стойке, и безуспешно стараюсь натянуть фирменную улыбку сотрудника «Старбакс».

Он не отвечает, продолжая буравить взглядом собственные ботинки.

— Привет!

Ничего.

— Йоу! Приятель! — я бросаю взгляд на стойку, думая, чем бы в него кинуть.

Девушка в очереди толкает его локтем, и Гейб поднимает голову.

— Простите, — бормочет он.

— Ничего, — отвечаю я, хотя сама думаю иначе. — Что вам принести?

— Большой кофе, и оставьте место для молока.

— «Суматру» или «пайк плейс»?

Обычно я ему наливаю «пайк плейс», но Гейб иногда их путает.

Он взирает на меня, словно я что-то сказала на иностранном языке, хотя сам вопрос вполне обычный и понятный.

— «Суматру» или «пайк плейс»? — я едва не кричу. Как же все это глупо.

Он пялится на мои губы и как-то странно вздрагивает, одновременно пожимая плечами.

— Не пойму, о чем вы говорите.

Я показываю на кофейники за спиной с подписями «суматра» и «пайк плейс».

— А, «суматра» подойдет, — говорит он. Мне немножко стыдно: щеки у него пылают таким цветом, какой видишь только на коричных конфетках. Он хлопает глазами и протягивает подарочную карту.

В жизни не пойму, с чего вдруг Табита в него втюрилась. Могла бы выбрать кого получше, думаю, протягивая ему кофе.

— Спасибо, — бормочет он, зарывая руки в карманы и кидая пару монет в банку с чаевыми. Я борюсь с желанием рассыпаться в благодарностях за семь центов. Дождусь Табиту с Китом и расскажу им, что он сегодня отчебучил.

Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)

Что ужасное я совершил в прошлой жизни, что меня так наказывают в теперешней?

Почему Йети и Жирафиха вечно садятся возле меня? Клянусь, я каждую пару меняю место и все равно в итоге оказываюсь возле этих двух дурачков или между ними. Своим видом я им никак не намекаю сесть рядом, тут уж точно сомнений нет.

Меня задолбало держать свечку при их странных брачных ритуалах. Поговорите наконец друг с другом! Вы уже учитесь в универе! Хватит стесняться и строить из себя милашек. И в слово «милашки» я вкладываю далеко не положительный смысл. Они приторные и даже, я бы сказал, чуть жалкие.

Интересно, как поступит Йети, если я приглашу ее на свидание прямо у него на глазах. Может, возьмет и наступит на меня своей лапищей или даже двумя.

— Виктор!

От мыслей меня отвлекает Инга. Она думает, что круто смотрится в хипстерских очках, коротких кардиганах и со светлыми взъерошенными волосами.

— Да?

— Твоя очередь делиться идеей рассказа.

Пора придумать новый, нестандартный способ слинять с пары. Вот какая у меня идея рассказа.

Инга (преподаватель писательского мастерства)

Очередная студентка выходит из моего кабинета, и я с радостью замечаю, что в коридоре меня ждут Гейб и Лия. Когда они заглядывают в открытую дверь, даже поднимаю указательный палец: «подождите секундочку», — просто чтобы они чуть дольше постояли вдвоем.

Закрываю дверь и стучу пальцами по столу, навострив уши на случай, если они решатся заговорить друг с другом.

Считаю до тридцати.

Понимаю, насколько это непрофессионально, и все равно не могу удержаться.

Еще раз считаю до тридцати.

Из коридора до сих пор не слышно ни слова. Я вздыхаю и открываю дверь.

— Кто следующий? — спрашиваю и понимаю, что улыбаюсь слишком широко.

— Дамы вперед, — говорит Гейб. На секунду мы втроем удивляемся его галантности. Он неуклюже прислоняется к стенке и отворачивается.

— Ладно, Лия, — говорю я, — заходи.

Мы несколько минут болтаем. Я ей рассказываю, как меня впечатлило направление, которое она выбрала для недавнего рассказа. Она расправляет плечи и улыбается моей похвале.

— Спасибо, не знала, получится ли у меня выполнить задание. Мне кажется, я… Честно говоря, иногда я чувствую себя здесь слишком юной.

— Ты первокурсница?

— Да.

— У меня было много первокурсников, у которых получалось писать лучше, чем у старшекурсников. Вряд ли возраст тесно связан с писательством. Конечно, со временем писательский навык становится лучше, но нижнего возрастного порога у него нет.

— Приятно слышать от вас такое.

— Ты уже завела друзей в группе? — спрашиваю, направляя наш разговор в нужное русло и подбираясь ближе к своим личным интересам.

Она морщит нос и глядит на дверь.

— Еще нет. Там стоит Гейб. Он милый, но я не знаю, ищет ли он друзей.

Я киваю и улыбаюсь, крепко сжав губы, чтобы не выдать неуместную фразу вроде «Я так и знала!»

Набираю в грудь побольше воздуха:

— Что ж, всегда полезно иметь партнера-критика. Скоро мы будем обсуждать этот вопрос подробнее.

— Хорошо, — говорит она, вставая.

— Это все? Не хочешь обсудить что-нибудь конкретное?

— Нет, мне просто хотелось узнать, правильно ли я понимаю курс, а вы мне это довольно быстро объяснили, спасибо.

— Превосходно. — И тут на меня нисходит озарение. — Можешь позвать сюда Гейба?

Теперь у нее не будет выбора, придется с ним говорить. Она открывает дверь и молча, жестом приглашает его в кабинет. Полагаю, она ему, по крайней мере, улыбнулась. Эти две неразговорчивые натуры доведут меня до смерти.

Он бухается на стул напротив меня и сразу, без приветствия начинает говорить, как будто репетировал слова много раз. Будто он взорвется, если не выскажется.

— Мне тяжело дается краткость, слов всегда выходит слишком много, — быстро объясняется он, вытирая ладони о джинсы.

— Это не беда, — замечаю, медленно проговаривая слова в надежде немного его успокоить.

— А как же короткие рассказы со строгими ограничениями?

— Понимаешь, когда я даю задание написать рассказ на две тысячи слов, старайся не растекаться на все пять тысяч, но если возникнут трудности, ты всегда можешь подойти ко мне, и мы вместе поработаем над формулировками, — предлагаю я. — У писателей удивительным образом получается уменьшать количество слов за счет точных выражений и сокращения ненужных описаний.

Он кивает и улыбается.

— Есть еще вопросы?

— Не столько вопрос, сколько опасение. Мне ведь придется зачитывать задание перед аудиторией, верно?

— Да. И, скорее всего, не одно.

— А отказаться нельзя?

Я сочувственно улыбаюсь, но качаю головой.

— У меня ощущение, что в итоге мне придется редактировать самого себя, потому что, не знаю, делясь рассказом с аудиторией, я чувствую себя…

— Беззащитным? — предполагаю я. Мне часто на это жалуются.

— Ага, — говорит он со вздохом, его уши краснеют.

— А вот тут уже сложнее. Я не собираюсь советовать отстраниться от ощущений или попробовать их забыть, но на этом курсе необязательно писать о том, что вызывает подъем чувств. Если понимаешь, что показывать написанное не хочешь ни под каким предлогом, подойди к Коулу или ко мне, мы тебе с радостью поможем, и баллы ты не потеряешь.

— Хорошо, — говорит он, кивая.

— Это все?

— Да.

— Боже, студенты с каждым годом упрощают себе жизнь.

— Может, мне что-нибудь придумать?

— Нет, и пойду-ка я сегодня домой пораньше.

— Спасибо за помощь, — говорит он, встает и с улыбкой выскальзывает за дверь.

Я снова сажусь в офисное кресло и кручусь на нем. Сделано немного, но сегодня, по крайней мере, дело сдвинулось с мертвой точки.

Сэм (брат Гейба)

Девушка с курса Гейба по писательскому мастерству бродит у библиотечных полок с крайне потерянным видом. Точнее, это девушка с писательского мастерства, в которую Гейб втюрился.

— Привет, — говорю я, когда она проходит третий-четвертый раз вокруг шкафов.

— Привет, — выдыхает она, переводя взгляд с меня на указатель полки и обратно.

— Нужна помощь?

— Ты здесь работаешь?

— Да.

— Тогда конечно. Может, ты мне поможешь.

Она показывает мне листок блокнота.

— Ты поднялась на уровень выше нужного, — говорю я, отталкивая с прохода тележку с книгами, которые надо расставить по местам, и веду ее к заднему лестничному пролету, на этаж ниже, к нужной секции.

— Большое спасибо, — говорит она, достает с полки книгу и прижимает к груди.

— Нет проблем. Я — Сэм, — говорю, протягивая руку.

— Лия, — отвечает она. Пожатие у нее достаточное крепкое. Я впечатлен.

— Ты ведь знаешь моего брата Гейба, да?

Она поднимает взгляд с книги на меня.

— Что? Нет. Я имею в виду… — она делает паузу, видимо, засмущавшись. Вот уж точно, они с Гей-бом — пара, созданная на небесах. — Мы с ним посещаем один предмет, но я его не знаю. «Не знаю» не в том смысле, что «незнакома». Просто мы не… мы с ним не дружим.

Я киваю, стараясь не очень улыбаться, хотя еле сдерживаю смех, и говорю:

— Я передам ему твои слова.

— Нет! — восклицает она.

— Я пошутил, — обещаю я и кладу ладонь ей на руку.

— Еще раз спасибо, — говорит она, обнимая книги, и отходит.

Наблюдаю, как она уходит, и остаток смены думаю, как бы свести этих двух сумасшедших. Так время течет быстрее.

Белка!

Самое замечательное в это время года — желуди. Они вкусные и восхитительные, это лучшая еда в мире. Если вы не едите желудей, то многое упускаете. Я всем друзьям рассказываю, какие желуди удивительные, а они иногда глядят на меня как на чокнутую. Но с ума я схожу только по желудям.

Вижу мальчика и девочку. Эта девочка как-то дала мне арахис, и она часто наблюдает за мальчиком. Он тоже на нее смотрит. Правда, они всегда смотрят друг на друга в разное время, по очереди. Но сегодня они успевают поймать взгляды друг друга и улыбаются так широко, что кажется, будто смеются.

Думаю, они смеются.

Надеюсь, им нравятся желуди. Можно было бы запустить ими в них. Нет, плохая мысль. Не хочу тратить желуди. Не хочу делиться. Хотите, зовите меня плохой белкой, но я не люблю делиться желудями.

А может, я от этого становлюсь хорошей белкой, совершенной белкой, настоящим идеалом белки.

Хиллари (сокурсница по писательскому мастерству)

— Мы начинаем первое долгосрочное задание по критике, — заявляет Зовите-Меня-Инга в один дождливый октябрьский день.

Она так волнуется, будто это лучшее событие со времен изобретения наборного шрифта, или чем там еще восхищаются профессора литературы.

— Напишем несколько простых рассказов на тысячу слов, чуть больше или меньше, а затем в течение нескольких недель будем читать их партнеру.

У обоих будет шанс непосредственно увидеть, как работает над заданиями другой человек. Потом поменяетесь ролями. Считаю, это очень важно: учиться друг у друга.

Я выпрямляюсь, поднимаю руку и говорю, не дожидаясь, пока меня назовут:

— На какие темы будем писать?

— На простые, например, можно начать с яркого детского воспоминания: грустного, счастливого, смешного. Только придерживайтесь рамок в тысячу слов. Необязательно писать об очень личном. Если кажется, что тема вам неприятна, зайдите ко мне в рабочее время. Не стоит раскрывать мне все детали, но мы что-нибудь придумаем.

По правде говоря, именно это я в Зовите-Меня-Инга уважаю, хотя она бывает той еще штучкой. Она трезво подходит к тем затруднениям, которые могли бы возникнуть у людей при выборе тем. Например, вдруг со мной грубо обращались в детстве и все детские воспоминания связаны с этим? Но мне кажется, если у тебя такие проблемы, то тебе не до колледжа и писательского мастерства. Ты, скорее всего, сидишь в тюрьме и делаешь брагу.

Такие мысли точно лучше оставить при себе.

И думать о браге тоже не стоит. Однажды мы с соседкой по комнате приготовили огромное количество пунша в пластмассовом баке и высыпали туда виноградный «кул-эйд». Все парни сказали, что он походил на брагу. Вот откуда сынкам богатых родителей знать, как она выглядит?

— Еще вопросы? — спрашивает Зовите-Меня-Инга. Наверно, я забылась, пока думала о браге.

— Партнера можно выбирать самим?

— Конечно. Это ведь не детский сад. — Улыбается она, словно выдала суперумную мысль. И снова перестает мне нравиться, хотя я ее уважаю.

Провожу рукой по волосам и оглядываю аудиторию. Нас четное число — это хорошо. Но не хочу в итоге остаться с занудой Виктором. Я весь семестр поглядывала на милашку Гейба. Склоняюсь к пустому стулу между нами. Он похож на парня на мотоцикле, с которым встречалась моя сестра. Тот был сексуальным. Ей, однако, не хватило мозгов удержать его.

— Гейб! — окликаю его, словно мы с ним старые друзья.

Он не отвечает.

Я комкаю кусок бумаги и кидаю в него. Он подпрыгивает и глядит на меня. Я самым соблазнительным образом маню его пальчиком, показывая «иди сюда, стань моим партнером по писательскому мастерству». Он поднимает брови.

— Давай работать вместе, — говорю, кладя подбородок на руку. Я едва не выхожу из себя: приходится тратить лучшие уловки на недотепу. Хотя вряд ли можно его так назвать. Он особенно мил, когда небрит, и смущается, если приходится говорить перед группой. Носил бы он обувку покруче. Может, пока мы будем работать над заданием, у меня получится приучить его к другой обуви. Он вечно носит слипоны, я ни разу не видела его в обуви со шнурками. И на вид они всегда дешевые. Ну, хотя бы не кроксы.

— Ну? — подгоняю я.

— А-а-а, — он отводит взгляд, — ну, можно.

Поворачивается ко мне и кивает.

Есть!

Мы сдвигаем стулья.

— Пока мы не начали, я должна кое о чем тебя спросить. Ты итальянец? Люблю итальянцев.

— Гм, я по большей части португалец и валлиец.

— Из Южной Америки? Даже лучше.

Он странно на меня смотрит.

— Ты ведь знаешь, что Португалия находится не в Южной Америке, правда?

— Ну, конечно, дурачок, — говорю, касаясь его руки. — Я просто пошутила!

Черт, а где эта Португалия?

Инга (преподаватель писательского мастерства)

Я заканчиваю раздавать задания и наблюдаю, как Лия делает заметку, а Гейб глядит ей в затылок. Самое время им подружиться. Надеюсь, у них не было трудного детства. Мне кажется, нет лучше задания для того, чтобы моя пара семестра прониклась симпатией друг к другу. Разговоры о детских воспоминаниях всегда сближают.

А часики Гейба и Лии уже тикают. Я пока даже не видела, как они разговаривают. Они подолгу мечтательно глядят друг на друга, так что равнодушия между ними явно нет. Они словно создали тайное общество взаимного восхищения, и пришла пора поделиться им друг с другом.

Лия поднимает взгляд от блокнота и улыбается мне. Но мы одновременно замечаем, как Гейб разговаривает с Хиллари.

Чтоб тебя, Хиллари!

Тебе совершенно не рады в тайном обществе взаимного восхищения. Кажется, словно все мои надежды и мечты о любви Гейба и Лии вылетают в окошко с каждым взмахом длинных, подцвеченных пепельно-каштановых волос Хиллари. Я знаю, что под дорогими оттенками пепельного и медового скрывается ее родной мышиный цвет. Не то чтобы я считала, что Гейб из тех парней, кого впечатляет откидывание волос, но я мало его знаю, а следовательно, не могу выделить ему кредит доверия.

Я так громко вздыхаю, что чувствую, как это замечает половина первого ряда, поэтому, вместо того чтобы свернуть шею Хиллари, улыбаюсь и на секунду отворачиваюсь, возвращая самообладание. Пэм это не понравится. Отчасти потому, что мое состояние подчеркивает, насколько эмоционально я вовлечена в эти недоотношения.

Снова поворачиваюсь, чтобы проверить, как там Лия: у нее все хорошо. Кажется, ее зовет работать соседка по парте. Но ведь я хотела, чтобы Гейб и Лия влюбились, беседуя о его десятом дне рождения, или чтобы она рассказала, как строила самую лучшую крепость из лоскутного одеяла, сшитого для нее бабушкой, или как у Лии застряла голова между прутьями стула, как Гейб упал с крыши, потому что старшая сестра ему сказала, что он сможет полететь. Именно такие истории и связывают людей. Все это — примеры эссе, которые студенты писали в прошлом.

А теперь этого никогда не случится из-за Хиллари.

Не знала, что так сильно возненавижу это имя. Я киплю почти от такой же ярости, какую Виктор источает на занятиях каждый день.

С пониманием гляжу на Лию, а она привычно улыбается в ответ. Я с Хиллари еще не закончила. Она разбудила во мне зверя.

Сэм (брат Гейба)

Я уже выхожу из студенческого центра, как замечаю, что в дальнем уголке, за лестницей, почти невидимый, прячется Гейб. Мама надоедает мне тем, чтобы я за ним приглядывал, хоть я и говорю, что у него все нормально. Сажусь напротив.

— Я и не замечал, что здесь есть сиденья.

Он, кажется, меня не видит. Я стучу по столу — он вздрагивает, вытаскивает наушники и глядит на меня.

— Привет, — говорит он, — я тебя не слышал.

— Ну надо же. Говорю, что даже не знал, что ты здесь сидишь.

Он оглядывается, как будто сам не знает, где сидит:

— Должно быть, эти скамейки поставили недавно, но мне нравится, что они в стороне.

Я киваю.

— Как дела?

— Хорошо.

— Чем занимаешься?

— Договорился встретиться с девушкой с писательского мастерства, она будет моим критиком.

— Будешь работать с той цыпочкой, Лией?

— Не-а, с самой приставучей девчонкой в мире. Хотел бы я, чтобы это была Лия.

Я ему верю: он такую мину скорчил. Как назло, во мне поднимает свою уродливую голову старший брат.

— Так она тебе действительно нравится!

Он закатывает глаза.

— Ты с ней уже говорил?

— Нет.

— А я с ней недавно разговаривал.

Мои слова заставляют его насторожиться.

— Что? Что ты ей наговорил, Сэм?

— Ничего, клянусь! — Поднимаю руки в знак капитуляции. Он на меня пристально смотрит:

— Клянешься, что не повел себя как засранец?

— Клянусь.

— Не верю.

— Ну и ладно.

Мы зашли в тупик, но я все равно решаю продолжить:

— Поговори с ней. Она симпатичная.

Он пожимает плечами.

— Ну ты что, почему нет?

— Сам знаешь, почему, — говорит он. Я и на самом деле знаю, но такие причины считаю глупыми, и мне так думать позволительно, потому что я его брат.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, о чем угодно, — предлагает Гейб.

— Как тебе жизнь куратора академической резиденции, или какой там абракадаброй называется твоя должность?

— Нелегко. На днях пришла девушка и увидела, как я плачу над ее заданием по математическому анализу. Я никогда им не занимался, мне хватало алгебры и начал анализа. Поэтому я не смог ей дать никакого совета.

— Тяжело.

— Да уж. Мне жаль ребят, у них ведь поначалу, кроме меня, никого нет, понимаешь? Если бы я не потерял стипендии, им назначили бы кого-нибудь более полезного.

— Универ не назначил бы тебя на эту должность, если бы ты был бесполезным.

— А я вот уверен, что меня назначили из жалости.

— Все равно, — говорю, стараясь за что-нибудь ухватиться, за что угодно, чтобы вытянуть его из спирали жалости к себе, которая уже начинает его затягивать. — Тебе выделили отдельную комнату.

Тут он захихикал.

— Что правда, то правда.

— Отдельная комната — это потрясающе.

Он поднимает брови.

— Я три долгих года терпел ночной пердеж Кейси.

Гейб смеется.

— Не хочешь проводить меня до столовой? — спрашиваю, понимая, что сто лет не ел, а дома еды нет.

— Не-а, мне еще надо встретиться с приставучей девчонкой, забыл?

— А, точно. И как же вышло, что ты оказался с ней в паре?

Он морщит нос.

— Она попросила работать с ней, а я не знал, как отказать. Я был в таком шоке, что меня попросила не Лия, что впал в какой-то ступор.

— И чем же она тебя раздражает?

— Ну, во-первых, она считает, что Португалия находится в Южной Америке.

Я качаю головой и смеюсь:

— Тяжелый случай, брат.

— Жизнь порой — штука тяжелая, — говорит он словно умудренный жизнью старик.

— Да, но… — Я останавливаюсь и гляжу на него, раскиданные по столу книги, складку сосредоточенности на лбу, — не настолько, как ты считаешь. Знаю, ты не любишь, когда я так говорю, может… Я просто писаю против ветра. Не хочу ссориться. Позволяй иногда людям помогать тебе.

Он глядит на меня — на секунду мне кажется, что он вот-вот заплачет.

— Знаю, — выговаривает он наконец.

— Хорошо, что знаешь.

— Правда знаю. Потому и решил ходить к психотерапевту.

— Молодец, — говорю, немного удивившись. Но понимаю, что его на это подбили родители. Не успев увековечить памятный момент, ловлю взгляд девушки с очень широкой и явно фальшивой улыбкой.

— Я так понимаю, это твоя партнерша, — говорю, мотнув в ее сторону подбородком.

— Да, — говорит он, опуская плечи, — как это ни печально.

Я тут же убегаю, едва взмахнув рукой над плечом. Я не в настроении знакомиться с самой приставучей девчонкой в мире.

Фрэнк (доставщик китайской еды)

С заказами что-то не так. Два человека из двух разных комнат одного общежития сделали два совершенно одинаковых заказа. Приходится остановиться, чтобы позвонить Лин и уточнить: она вечно путается. Больше нельзя ставить ее в смену вечером по воскресеньям, это точно.

Я сам обзваниваю обе комнаты. Может, тот человек, чей заказ неверно поняли, заберет его. По крайней мере, он будет знать, что я здесь и заказ в пути. Ненавижу разворачиваться и ехать обратно в ресторан, но это тоже часть моей работы.

Стою в холле и жду уже лет сто, пытаясь не выглядеть воришкой. У меня разрывается телефон. Такое ощущение, что сегодня все решили отдохнуть, а у меня завтра в девять лабораторная работа, и завалить ее никак нельзя. У меня по предмету «отлично», не хочется испортить баллы.

Наконец двери обоих лифтов открываются, из одного выходит девушка, из другого — парень.

— Доставка? — спрашиваю я, беря в руки сумки.

Они подходят и моргают друг на друга.

— Может быть такое, что вы заказали одинаковую еду?

— Лапша с кунжутом и курицей, на гарнир жареные клецки? — спрашивает девушка, переводя взгляд с меня на парня.

— Да, — говорит паренек так тихо, что больше похоже на вздох.

— Серьезно? — спрашиваю.

Он кивает, а она улыбается.

— И вы не вместе? — продолжаю смущенно. — Раньше никогда такого не случалось. Может, в этом нет ничего особенного, но я уже шесть лет работаю доставщиком в семейном ресторане и клянусь вам: такого не бывало никогда.

— Нет, — говорит девушка. Наверно, она сегодня неразговорчива. — Не вместе. Но я рада, что у нас получилось побить ваш статистический рекорд.

— Круто. Просто хочу сказать, что вы могли бы заказать большую порцию клецков за меньшие деньги и получить при этом больше штук.

На это они оба улыбаются.

— Клецки лишними не бывают, — говорит девушка.

Я отдаю им заказы, они расплачиваются и оставляют мне приличные чаевые. Уходя, я оглядываюсь через плечо — они глядят друг на друга, дожидаясь лифта.

Марибел (соседка Лии по комнате)

Вечером в воскресенье, проведя все выходные у родителей, возвращаюсь в общежитие, и на меня практически набрасывается Лия.

— Я тоже по тебе скучала, — говорю. Руки теперь заняты не только выстиранным бельем, но и Лией.

— Случилось непоправимое.

— Что? Господи, что случилось? — Готовлюсь к ужасным новостям, стараюсь прокрутить в голове, что могло пойти не так.

— Гейб теперь живет здесь!

— А что в этом плохого?

— Ничего, но я ведь этого не знала. Все время жил! И как я не заметила? Мы ведь выходим на одной остановке. Но я бы и не подумала, что он обитает в этом корпусе. Я догадывалась, что где-то неподалеку.

— Ты же понимаешь, что ничего ужасного тут нет? Жить рядом с предметом обожания не так уж плохо.

— Ужасно не это.

Я вздыхаю и скидываю белье на кровать. Она бросается на свою кровать, а я начинаю убирать вещи.

— Скажи, что тебя тревожит, — говорю я.

— Так вот, я заказала китайскую еду, — начинает Лия.

— А мне оставила?

— В мини-холодильнике остались клецки.

— Вкуснотища.

Она закатывает глаза.

— Приехал доставщик, позвонил мне, и вот какое совпадение: когда я спустилась в холл, из другого лифта вышел Гейб собственной персоной.

— Поразительно.

— Я тоже так подумала, — соглашается она. — Конечно, он так ничего и не сказал, пока доставщик объяснял, что мы заказали одинаковую еду и что раньше такого не случалось. А потом он спросил, вместе ли мы, я даже засмущалась.

Я делаю рукой жест «так себе».

— А потом стало еще хуже.

— Как так?

— Мы вместе ждали лифт и даже смотрели друг на друга, по крайней мере, периодически поглядывали. Я пыталась придумать какую-нибудь тему для разговора…

— Надо было сказать, как тебе понравилось его эссе на прошлой неделе.

— Да, так бы и сделал нормальный человек.

— О нет. А что сделал ненормальный человек?

— Я, дурочка, посмотрела ему в глаза и сказала: «Как китаянка говорю: ты отлично разбираешься в китайской еде».

— Могло быть и хуже, — говорю я.

— Ты бы хоть кому-нибудь как мексиканка сказала, что другой человек отлично разбирается в мексиканской еде?

— Ну… если ставить вопрос так…

Она натягивает на голову капюшон от толстовки и затягивает тесемки, оставляя снаружи только нос.

— Лия, я просто тебя дразню. Все не так уж плохо, — говорю, садясь рядом с нею на кровать. — А он что ответил?

Она ослабляет завязки, чтобы можно было говорить:

— Он просто стоял и глядел на меня, то открывал рот, то закрывал.

— Конечно, лучше было бы похвалить его эссе, но ведь еще не все потеряно. Подумаешь, странно выразилась.

— У меня впервые хватило смелости заговорить с ним, а я взяла и ляпнула! Не нравится мне это. Я бы так никогда не сказала.

— Надо было похвалить эссе, а потом пригласить его вместе поесть.

— Вот почему в такие моменты рядом нет тебя с наставлениями? Почему ты оставляешь меня барахтаться в этом мире в одиночестве?

— У меня нет ответов на эти вопросы.

Она щурится, глядя куда-то вдаль:

— Честно говоря, предложи я ему поесть вместе, это бы плохо закончилось. Не смогла бы рядом с ним вести себя спокойно. В итоге начала бы ему рассказывать о своем семейном древе и что у слова «дно» множественное число — «донья».

— Может, он бы это оценил, — говорю, поглаживая ее по спине.

— Просто мне не надо забывать, что еще есть шанс и необязательно вести себя с ним невозмутимо.

— Ни в коем случае не забывай.

Она снова затягивает капюшон и качает головой.

Шарлотта (бариста)

— Наш лапочка Гейб не забегал на днях? — спрашивает Табита во время затишья. Видно, что ей хочется посплетничать. У меня нет настроения работать, но не знаю, хватит ли меня на разговоры о Гейбе. Она настаивает:

— Я видела его пару раз, но мне этого мало. И подумала, что можно косвенно почувствовать его через тебя.

— Хватит нести ерунду.

— Но он ведь такой милый!

— Мне кажется, с ним что-то не так, — говорю. Не хочется говорить о нем плохое, ведь Табита — человек добрый. Такие люди встречаются редко, и уж тем более — в «Старбакс», но не хочу подавать ей ложную надежду.

— Не может быть! Он такой чудесный.

— Он заходил недели две назад, но вел себя настолько неадекватно, что я подумала: он серьезно накачался наркотиками.

Она пожимает плечами:

— Я не осуждаю наркоманию.

— Было десять утра.

— Может, он просто был сонный.

— Мне раз сорок пришлось его спросить, какой объем кофе ему нужен.

— Перестань бубнить.

— Каждый божий раз, когда приходит, он не может ответить на простейшие вопросы. Прошлый раз он не знал, «суматру» ему надо или «пайк плейс», а до этого — греть выпечку или нет. Надо перестать задавать ему вопросы.

— Просто он неразговорчив. В последнее время я его видела несколько раз, когда здесь была и девушка, Лия. Они всегда стесняются, когда друг друга видят, и чуть-чуть улыбаются. Мы словно наблюдаем, как перед нами расцветает новая любовь.

— Ты что-то слишком засиделась со своими кошками.

— А ты часто стала вести себя как последняя сволочь, — отрезает она.

Я изображаю оскорбленную невинность и кидаю в нее полотенце для паровой трубки.

— Фу, — говорит она, — не надо кидать в меня тряпку с засохшим молоком.

— А вот не надо болтать ерунду о любви между наркоманом и какой-то случайной телкой.

— Я их однозначно шипперю, — говорит Таби, подперев подбородок рукой и уставившись на дверь, словно желая, чтобы они вошли вдвоем.

— Не буду даже спрашивать, — ворчу.

— Например, ты хочешь, чтобы персонажи в сериале были вместе. И ты их шипперишь, хочешь, чтобы у них начались отношения и они жили долго и счастливо.

— Я думала, что ты его шипперишь с собой.

— Ну, естественно, в идеале. Но, насколько понимаю, он влюблен в Лию. Поэтому, если мы не можем обрести счастье вместе, я непременно хочу, чтобы он был счастлив с ней.

— Ладно, Таб, скажи мне честно: ты что, пишешь фанфик о посетителях «Старбакс»?

Она кидает тряпку обратно. Над дверью звенит колокольчик, и мы обе оборачиваемся на звук. Это не Гейб и не Лия.

— Может, стоит начать, — отвечает она с улыбкой. Я закатываю глаза. — Просто они мне нравятся. Нравится, как он на нее смотрит и как она смотрит на него. Мне кажется, у них были бы красивые детишки.

— Ой, Таб, — говорю, качая головой.

— Мне нравится думать, что мы наблюдаем за их жизнями, а они об этом не догадываются. Знаю, может показаться, что мы за ними подглядываем, что это ненормально и убого, но мне от этого приятно. Сейчас у меня в жизни мало радости, так что дай мне наконец порадоваться, что посетители «Стар-бакс» влюбились друг в друга!

— Ужасно, что тебе придется узнать такое от меня, — говорю я, — но вчера я его видела с какой-то телкой с ужасно неестественными, обесцвеченными прядями.

— И ты решила рассказать только сейчас?

— Я только сейчас вспомнила!

— Ну, это предсказуемо, — говорит она и мрачнеет.

— Может, это не то, о чем мы думаем? Вдруг они родственники, — говорю. Честно, не понимаю, зачем защищаю этого недоумка.

Становится людно, и мы теряем нить разговора, но, надо признаться, я периодически думаю о Гейбе с Лией до конца дня.

Дэнни (друг Лии)

Я наблюдаю, как она с друзьями идет по улице от остановки. Сейчас Хеллоуин, и я еле узнал ее с зачесанными и завитыми волосами.

— Азалия! — зову я и быстро шагаю навстречу.

— Дэнни! — кричит она, поднимая руки и слегка пританцовывая.

— Ты точно родом из восьмидесятых, — говорю я.

— Точнее не бывает!

— Да ты ПЬЯНА!

— Только капельку, выпили по рюмашке перед выходом, — говорит она и кивает. — Марибел пообещала, что будет весело, и нам весело!

— Привет, Марибел, я Дэнни, — говорю и пожимаю ей руку.

— Привет.

— О! А это Бьянка, она живет на нашем этаже, — говорит Лия, подпрыгивая на носочках.

— Куда идете? — спрашиваю.

— Марибел ходила в старшую школу с парнем, который живет в доме баскетболистов, ну, или там, где их просто много, — отвечает Бьянка.

— О! Спорим, там живет брат Гейба? — говорю, хлопая в ладоши.

— А, ты про парня, в которого как дура влюбилась Лия? — спрашивает Бьянка. Лия одаривает ее взглядом, способным убить на месте.

— Ты как дура влюбилась в Гейба? — спрашиваю, приподнимая бровь.

Она пожимает плечами:

— Ну, может быть, чуточку.

— Он красавчик, — говорю.

— Да. Но ты прав: он, скорее всего, гей, — говорит Лия, с грустью качая головой.

— Ну, не расстраивайся, цветочек. Он очень милый. С ним стоит хотя бы дружить, если другого не светит, — говорю. Меня зовут друзья. — Мне пора. Давайте завтра встретимся в столовой? Я напишу тебе в обед.

— Да, конечно! — приходит в восторг Лия.

— Круто, круто.

Я машу им рукой через плечо и перехожу улицу.

Кейси (друг Гейба)

Я люблю соседей по дому, правда люблю, но в такие вечера жалею, что мы с Сэмом в этом году не сняли отдельную квартиру: не пришлось бы сидеть на Хеллоуин в доме, полном знакомых и приятелей наших друзей. С ними весело, но мне почему-то не по себе, особенно от изобилия масок в этом году. Не припомню на вечеринках столько людей в масках.

Гейб приходит около одиннадцати. Я ему сказал, что он может привести с собой кого захочет, но, кажется, он растерял всех друзей.

— Что в сумке? — спрашиваю, когда он входит.

— Скорее всего, я здесь сегодня вырублюсь, — говорит он. — Сэм сказал, что он не против…

— Конечно!

Он бежит наверх, а я жду, пока он вернется, чтобы потом сходить за новым пивом. Когда он возвращается, говорю:

— Я думал, ты придешь раньше.

— Я решил вздремнуть, а в итоге проспал пять часов, — отвечает он, пожимая плечами.

— Что за ерунда у тебя в руках?

Конец ознакомительного фрагмента.