Ну разве она не милашка?

Сьюзен Элизабет Филлипс, 2004

Эту девчонку ненавидел весь городок… Она разбивала юношеские сердца, ссорила подружек и многим испортила жизнь. Когда она уехала, городок вздохнул спокойно. И вот теперь – пятнадцать лет спустя – она вернулась! Бывшая лучшая подруга мечтает о мести… Ревнивая соперница плетет интриги… А брошенный поклонник, ныне ставший самым богатым и преуспевающим человеком в городке, – чего хочет он? Это – самое интересное!

Оглавление

Из серии: Просто любовь

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ну разве она не милашка? предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2

— Трясешься? — спросил ненавистный голос. — Если будешь вести себя хорошо, я не побью тебя.

Джорджетт Хейер. «Дьявольское отродье»

Горло сжалось так, что воздух не проходил в легкие. Шугар Бет с трудом сглотнула и, едва ворочая языком, хрипло прокаркала:

— Мистер Берн.

Тонкие неулыбающиеся губы шевельнулись.

— Совершенно верно. Мистер Берн.

Она пыталась отдышаться. Таллула не говорила, что именно он купил Френчменз-Брайд. Впрочем, тетка передавала только те новости, которые считала нужным сообщать племяннице. Прошли годы. Двадцать два. Столько ему было, когда она покончила с его карьерой. Двадцать два. Почти мальчишка.

В те дни он выглядел так смешно со своей фигурой Ихабода Крейна[8]: слишком высокий, слишком тощий, слишком длинные волосы, слишком большой нос, и все в нем слишком эксцентрично для маленького южного городка — внешность, акцент, мировоззрение. Он всегда одевался в черные поношенные свитеры и брюки. С шеи неизменно свисал шелковый шарф. Их у него было несколько: с бахромой, желто-зеленый, а один такой длинный, что доходил до бедер. И в разговоре использовал такие фразы, как «чертовски ужасно», «не будем портачить», а однажды даже: «Кажется, мы маленько сглупили, верно?»

В первую неделю занятий они увидели, как он курит сигарету в шикарном мундштуке из черепахового панциря. Когда же Берн подслушал, как мальчишки шепчутся, что он, должно быть, гей, окинул их надменным взглядом и объявил, что расценивает это как комплимент, поскольку многие великие мира сего были гомосексуалистами.

«Увы, — добавил он, — я приговорен к пожизненной банальной гетеросексуальности. И могу надеяться только, что некоторым из вас повезет больше».

Это привело к первым жалобам родителей.

Но молодой учитель, каким она его помнила, был только бледной тенью представительного мужчины, стоявшего сейчас перед ней. Берн по-прежнему казался странноватым, однако теперь что-то ее в нем тревожило, но что именно, понять было трудно. Его нескладное тело стало мускулистым и подобранным. И хотя он все так же был строен, костлявым его теперь не назовешь. Да и лицо оформилось, и даже клюв, называемый носом, теперь казался патрицианским.

Шугар Бет издали чувствовала запах денег, и этот запах льнул к нему, как сигаретный дым. Раньше его волосы падали до плеч. Теперь же, оставаясь густыми, были тщательно подстрижены и уложены в обманчиво простую прическу кинозвезд и миллионеров. Трудно сказать, был ли их блеск результатом стараний модных стилистов или крепкого здоровья, но одно она знала точно: таких стрижек в городе Парриш, штат Миссисипи, просто не делают.

На нем были свитер в резинку, так и кричавший «Армани», и черные шерстяные брюки в тонкую золотистую полоску. Ничего не скажешь, Ихабод Крейн не только повзрослел, но и научился одеваться, а затем купил этот дом и превратил в нечто чужое и, наверное, безликое.

Ей редко выпадало смотреть на мужчин снизу вверх, особенно при таких высоких каблуках, но сейчас приходилось задирать голову, чтобы смотреть в те высокомерные нефритовые глаза, которые она так хорошо помнила. И старая, полузабытая вражда возродилась с новой силой.

— Никто не сказал мне, что вы здесь живете.

— Неужели? Забавно.

Он не потерял своего британского выговора, хотя она знала, как легко можно подделать выговор. Ее собственный, например, мог становиться северным или южным в зависимости от обстоятельств.

— Заходите.

Он отступил, приглашая ее в ее же дом.

Ей хотелось показать ему средний палец и послать к черту. Но бегство было еще одной роскошью, которую она не могла себе позволить, наряду с истериками и тратой последних денег с кредитки. Пренебрежение, затаившееся в уголках его тонких губ, говорило о том, что он прекрасно понимает, как укололо ее его приглашение. Сознание того, что он ожидает ее бегства, придало решимости расправить плечи и переступить порог… Френчменз-Брайд.

Он изуродовал дом. Достаточно было одного взгляда, чтобы это понять. Еще один чудесный старинный южный дом, погубленный чужеземным мародером.

Только округлая форма холла и винтовая лестница на второй этаж остались неизменными, но он уничтожил прелестные романтические пастели Дидди, выкрасив скругленные стены в цвет черного кофе, а старые резные дубовые панели — в снежно-белый. Режущая глаз абстрактная картина висела на месте другой, которая когда-то доминировала в этом замкнутом пространстве, — портрета самой Шугар Бет в пятилетнем возрасте в изысканном платье из белых кружев с розовыми лентами, сидевшей у модно обутых ножек красавицы матери. Дидди настояла, чтобы художник пририсовал белого карликового пуделя, хотя у них не было не только пуделя, но и вообще собаки, несмотря на все мольбы Шугар Бет. Но мать заявила, что не допустит, чтобы кто-то в доме лизал при всех свои интимные места.

Потертые деревянные полы сменили белые мраморные плиты с серо-коричневыми полосами. Антикварные сундуки исчезли вместе с позолоченным зеркалом Марии Антуанетты и парой обитых золотой парчой стульев. Большую часть пространства занимал сверкающий черный кабинетный рояль. Кабинетный рояль в холле Френчменз-Брайд… Бабке Шугар Бет с ее авангардными вкусами, возможно, понравилась бы подобная экстравагантность, но Дидди наверняка переворачивается в гробу.

— Ну и ну… — Легкий южный акцент Шугар Бет сменился более ярко выраженным, как всегда, когда она оказывалась в невыгодном положении. — На всех вещах прямо-таки выделяется особый отпечаток. Ваш, разумеется.

— В своем доме я волен делать все, что угодно, — отрезал он с высокомерием дворянина, вынужденного беседовать с судомойкой, но она заслужила такое отношение, и как бы ее ни трясло от одного его вида, пора расставить все точки над i. Можно сказать, давно пора.

— Я написала вам письмо с извинениями.

— Да неужели? — обронил он с видом полнейшего равнодушия.

— Оно вернулось. Адресат выбыл.

— Какая жалость.

Он намеревался держать ее в холле до второго пришествия. Да, поделом ей, но она не станет пресмыкаться. Поэтому наскоро избрала компромисс между своим долгом перед ним и обязанностями перед собой.

— Понимаю, слишком поздно, слишком неубедительно. Но какого черта? Раскаяние есть раскаяние.

— Откуда мне знать? Мне не в чем особенно раскаиваться.

— Тогда прислушайтесь к тому, кто пришел и честно попросил прощения. Иногда, мистер Берн, простое «мне очень жаль» — это самое большее, на что способен человек.

— Но иногда и большего недостаточно, не так ли?

Похоже, прощения от него не дождешься, что и неудивительно. В то же время ее извинение не слишком чистосердечно, и поскольку он действительно достоин чистосердечия, моральные принципы требовали, чтобы она вела себя искреннее. Но не здесь. Не стоя в холле как служанка.

— Не возражаете, если я немного огляжусь?

И, не ожидая разрешения, Шугар Бет проплыла мимо него в гостиную.

— Будьте моей гостьей, — протянул он. Каждое слово прямо-таки сочилось сарказмом.

Серо-коричневые стены в тон мраморным вставкам на полу, глубокие кожаные кресла и обтекаемой формы диван были того же самого оттенка, как панели холла. Симметрично расположенная группа из четырех черно-белых фотографий мраморных бюстов висела над камином, который сильно изменился с тех пор, как Шугар Бет жила здесь. Дубовая каминная доска с подпалинами, оставшимися от тех времен, когда Дидди забывала открывать вытяжку, была заменена новой, массивной, в неоклассическом стиле, с тяжелым карнизом и резным основанием, напоминавшим о греческом храме. Будь она в другом доме, вероятно, полюбовалась бы смелым смешением классики и модерна. Но только не во Френчменз-Брайд.

Обернувшись, она увидела, что он так и стоит в дверях. Осанка и поза выдавали бессознательное высокомерие человека, привыкшего быть хозяином положения. Хотя… он всего на четыре года старше ее. Значит, ему сейчас тридцать семь. Когда он был ее учителем, эти четыре года казались непреодолимой пропастью между ними, но теперь… теперь кажутся просто чепухой.

Она вспомнила, каким романтичным считали его «Сивиллы». Но Шугар Бет отказывалась увлечься тем, кто упрямо противился ее заигрываниям.

Наверное, нужно снова извиниться, и на этот раз как следует. Но мешал его обжигавший презрением взгляд в сочетании с гнусным осквернением родного дома.

— Кто знает, возможно, я сделала вам одолжение. На учительское жалованье всего этого никак не купишь. Кстати, поздравляю с выходом книги.

— Вы читали «Последний полустанок»?

И, как всегда, стоило ему надменно вскинуть элегантно изогнутую бровь, как она немедленно ощетинилась:

— Видит Бог, пыталась. Столько заковыристых слов!

— Ничего страшного. Насколько я помню, вы никогда не любили обременять мозги чем-то сложнее модных журналов.

— Да если бы их никто не читал, чертова уйма баб до сих пор разгуливала бы в клетчатом полиэстере. Подумайте только, что за ужасное зрелище, — выпалила она и тут же картинно распахнула глаза: — Ой! Теперь меня выгонят из класса за сквернословие.

К сожалению, время оказалось бессильно улучшить его чувство юмора.

— Подобные меры никогда на вас не действовали, не так ли, Шугар Бет? Да и ваша матушка никогда бы не допустила подобного.

— Ничего не скажешь, у Дидди всегда было твердое мнение насчет того, что для меня хорошо и что плохо, — согласилась она, наклоняя голову ровно настолько, чтобы он увидел фальшивые бриллиантовые серьги. — Знаете, она не разрешила мне участвовать в конкурсе «Мисс Миссисипи». Заявила, что я наверняка выиграю, а она не позволит никакой своей дочери переступить границу этого вульгарного Атлантик-Сити[9]. Мы даже поссорились, но вы же знаете, какая она была, когда вобьет себе что-то в голову.

— О да, помню.

Еще бы не помнить. Именно Дидди добилась его увольнения. Дополнительная причина сложить оружие и попытаться заключить несколько запоздалый мир.

— Мне очень жаль. Правда. То, что я сделала, было непростительно. — Встретить его взгляд оказалось труднее, чем она представляла, но на этот раз она не отступила. — Я сказала матери, что солгала, но к тому времени вред уже был причинен, и вы уехали из города.

— Странно! Не помню, чтобы мамочка пыталась меня разыскать. Непонятно, как эта умная образованная женщина не сумела набрать номер и признаться, что все прощено, что я не… как это она выразилась… опозорил своей профессии, запятнав добродетель ее невинной дочери.

Судя по тому, как были произнесены последние три слова, он прекрасно знал, чем занимались они с Райаном Галантайном на заднем сиденье его красного «камаро».

— Значит, не пыталась. А у меня не хватило мужества сказать отцу правду.

Однако Гриффин все узнал, когда рылся в бумагах жены через несколько месяцев после ее смерти и нашел письмо, написанное Шугар Бет.

— Нужно признать, папочка постарался исправить несправедливость. Только что не дал объявление в газеты, рассказав всем, как я солгала.

— Но к тому времени прошел почти год, так ведь? Немного поздно. Меня уже изгнали в Англию.

Шугар Бет хотела напомнить, что он сумел вернуться в Штаты: судя по обложке, он теперь американский гражданин, — но это будет выглядеть так, словно она оправдывается.

Он шагнул в комнату и направился к стенке, в которой находился встроенный бар. Бар со спиртным в гостиной Дидди Кэри…

— Хотите выпить?

Эти два слова прозвучали не приглашением гостеприимного хозяина, а вкрадчиво произнесенным началом игры в кошки-мышки.

— Я больше не пью.

— Перевоспитались?

— Черт, нет, конечно. Просто не пью.

Она из кожи вон лезла, стараясь сохранить небрежный вид, но удавалось это с трудом.

Он налил на два пальца янтарной жидкости, выглядевшей как очень дорогое выдержанное виски. Она совсем забыла, какие у него огромные руки. Раньше она твердила всякому, кто хотел слушать, что он самый большой слюнтяй в городе, но даже тогда эти руки мясника обличали ее во лжи. Они по-прежнему, казалось, не принадлежали человеку, декламировавшему наизусть сонеты и иногда связывавшему волосы в хвостик черной бархатной ленточкой.

Однажды вечером их компания высыпала из школы довольно поздно и увидела его на игровой площадке с футбольным мячом. Футбол как-то не привился в Паррише, и школьники никогда не видели ничего подобного. Он перекидывал мяч с одного колена на другое, отбивал бедром, голенью, удерживая на весу так долго, что они потеряли счет времени. А потом повел мяч по полю — бегом, во весь опор — и ни разу не потерял. После того случая мнение мальчишек о нем изменилось, и не прошло и недели, как Колина начали приглашать на баскетбольные матчи.

— Трое мужей, Шугар Бет? — Он сжал хрустальный стакан неповоротливыми пальцами мастерового. — Даже для вас это, пожалуй, чересчур.

— Да, время идет, а кое-что в Паррише так и не меняется. Сплетни по-прежнему любимое занятие в этом городе.

Холодный воздух коснулся живота, когда она сунула руки в карманы черной кожаной куртки и развела борта. Короткая леденцово-розовая майка со словом «ЗВЕРЬ», выложенным блестящими стразиками на груди, дюйма на четыре не доходила до пояса брюк. Конечно, она была немного кричащей, но цену снизили до $ 5.99, а Шугар Бет вполне могла позволить себе выглядеть вызывающе.

— Буду очень благодарна, если вы уберете цепь с моей подъездной дорожки.

— Неужели вы способны на благодарность? — Он опустился в кресло, не пригласив ее сесть. — Печальная статистика. Не слишком ли много мужей?

— Вы так думаете?

— О, слухи имеют обыкновение быстро распространяться, — протянул он. — Кажется, мужа номер один вы встретили в колледже, не так ли?

— Даррен Тарп. Всеамериканский любимчик, звезда бейсбола. Одно время играл за «Смелых»[10].

Она довольно ловко изобразила рубящий удар томагавком.

— Впечатляюще. — Он поднес к губам стакан, почти утонувший в его ладони, и холодно усмехнулся. — Я слышал, он ушел от вас к другой женщине. Жаль.

— Ее звали Саманта. В отличие от меня она умудрилась окончить колледж. Но Даррена привлекла вовсе не ее степень. Как оказалось, у нее был природный дар к минету.

Стакан замер на полпути к губам.

Она одарила его ослепительнейшей улыбкой из своего репертуара южной красавицы, той самой, в которой не было ни капли искренности. Немного упражнений, и если бы не стойкое предубеждение матери против Атлантик-Сити, эта улыбка могла бы водрузить на голову Шугар Бет нечто посолиднее, чем корона королевы школьного вечера выпускников.

Но Берн вовсе не собирался позволить ей его обойти.

— И вы отправились в Голливуд с полученными алиментами, не так ли?

— Я заработала каждый доллар.

— Но продюсеры, похоже, не думали осаждать вас предложениями сняться в кино.

— О, как мило с вашей стороны так живо интересоваться моими делами!

— Должно быть, я что-то не так понял. Ваш второй муж был кем-то вроде «Ангела ада»[11]?

— О, это оказалось бы куда более волнующе, но, боюсь, Сай был просто каскадером. На редкость одаренным. И все шло прекрасно до того самого дня, когда он разбился, пытаясь перепрыгнуть на мотоцикле с пирса Санта-Моники на палубу роскошной яхты. Это был фильм о борьбе смелых копов против контрабанды наркотиков, так что я сказала себе, что он умер за правое дело. Впрочем, не то чтобы я иногда не позволяла себе выкурить косячок. Время от времени.

— Да, вы и в средней школе этим грешили.

— Ошибка, ваша честь. Я думала, это просто табак так странно пахнет.

Он не улыбнулся. Чего и ожидать от этой гранитной физиономии!

Она оставила Сая за несколько месяцев до того фатального трюка. Ничего не скажешь, редкостная способность напарываться на лживых ублюдков! Эммет, правда, был исключением, но в день свадьбы ему исполнилось семьдесят, а возраст — верный спутник мудрости.

— Потом вы как-то пропали из виду, — продолжал он.

— Работала в ресторанном бизнесе. Уж-жасно эксклюзивном.

Она начала как хостесса в приличном лос-анджелесском ресторане, но быстро вылетела за стычку с посетителем. Потом подавала коктейли. Когда же потеряла и эту работу, разносила лазанью в дешевом итальянском ресторанчике, откуда перешла в совсем уж дешевую бургерную. Ниже всего она опустилась в тот день, когда обнаружила, что изучает объявление эскортной службы. Именно тогда она наиболее отчетливо осознала, что ей давно пора стать взрослой и самой нести ответственность за свою жизнь.

— И тут вы поймали Эммета Хупера.

— И чтобы услышать это, вам даже не понадобились парришские сплетники.

Ее улыбка успешно скрыла каждую каплю боли, до сих пор точившей сердце.

— Ничего не скажешь, газеты были весьма информативны. И крайне занимательны. Двадцативосьмилетней официантке удалось подцепить семидесятилетнего удалившегося от дел техасского миллионера.

Миллионера, инвестиции которого приказали долго жить еще до того, как он заболел. Эммет был ее лучшим другом, любовником и человеком, который помог ей наконец повзрослеть.

Берн отсалютовал ей стаканом и кивнул. Ну просто копия пресыщенной, но ужасно мужественной модели Гуччи.

— Мои соболезнования.

Плотный ком в горле мешал подобрать подобающе остроумный ответ, но она все же справилась.

— Ценю ваше сочувствие, но когда выходишь замуж за человека такого возраста, вроде как знаешь, чем все должно кончиться.

Презрение в этих нефритовых глазах доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Все лучше, чем жалость.

Она молча проследила, как он скрещивает длинные ноги движением, исполненным тревожащего сочетания мужской силы и кошачьей грации.

— Когда-то мы прозвали вас Герцогом, — призналась она. — Вы это знали?

— Конечно.

— Мы все думали, что вы гей.

— Вы и теперь так думаете?

— И задавала.

— Так оно и было. Собственно говоря, в этом отношении я ничуть не изменился. И горжусь этим.

Интересно, женат ли он? Если нет, все здешние невесты должны выстраиваться у его двери с кокосовыми тортами и запеканками.

Она отошла к камину и постаралась принять уверенный вид.

— Понимаю, что вы едва штанишки не намочили от смеха, когда протягивали цепь, но не зашла ли шутка слишком далеко?

— О нет, я еще до сих пор веселюсь.

По ее мнению, он вряд ли умел развлекаться, разве что поставил себе целью завоевать Индию. И судя по безупречно чистой одежде, вряд ли он собственными руками проделал грязную работу по установке столбиков в цементе, да еще за такое короткое время.

— Полагаете будет несколько неловко, если я вызову полицию?

— Ничуть. Это моя земля.

— А я считала вас таким авторитетом по знанию парришской жизни. Мой отец подарил каретный сарай моей тетке еще в пятидесятых.

— Дом — да. Но не подъездную дорогу. Она все еще часть основного поместья.

Шугар Бет резко выпрямилась:

— Неправда.

— У меня исключительно знающий адвокат, и он уделяет много внимания таким вещам, как границы собственности. — Он поднялся с кресла. — С радостью покажу вам все планы. И если хотите, пришлю копию.

Неужели отец мог сотворить такую глупость? Ну конечно, мог! Гриффин Кэри был крайне скрупулезным в делах фабрики, но на редкость безалаберным там, где речь шла о доме и семье. Да и что взять с человека, имевшего семью и любовницу в одном городке, где все про всех знали?!

— Что вам нужно, мистер Берн? Очевидно, не мои извинения, так что можете все выложить прямо.

— Как что? Мщение, конечно. А что еще, по-вашему?

От этих тихо произнесенных слов по спине прошел озноб.

Она едва удержалась от жадного взгляда в сторону стакана с виски, который он только что отставил. Вот уже пять лет как она не пьет и не собирается все начинать сначала.

— Ничего не скажешь, веселая шуточка. Как вам, должно быть, приятно! И где прикажете ставить машину?

— А вот до этого мне нет никакого дела. Может, кто-то из старых друзей согласится вам помочь?

Момент для истерики был идеальный, но она уже успела забыть, как это делается. И подплыла к нему, чуть покачивая бедрами, хотя кости болели, как у столетней старухи.

— По-моему, вы не совсем связно мыслите. Я уже потеряла трех мужей и один комплект родителей, так что если действительно жаждете возмездия, советую придумать нечто помасштабнее, чем какая-то жалкая подъездная дорожка.

— Бьете на жалость?

Тут он прав. Именно так оно и выглядело, и ей захотелось откусить собственный глупый язык. Но она просто повернулась, подняла воротник куртки и направилась к двери.

— Идите на хрен, мистер Берн. И пропади она пропадом, ваша жалость.

Она едва успела сделать три шага, как почувствовала аромат дорогого одеколона. Сердце гулко стукнуло о ребра, когда он схватил ее за руку и повернул к себе.

— Тогда как насчет такого воздаяния?

Его холодное жесткое лицо напоминало физиономию Даррена Тарпа в тот день, когда он избил ее, но на уме у Колина Берна было насилие несколько иного рода. Прежде чем она успела опомниться, его темная голова опустилась, и он завладел ее губами в беспощадном, безжалостном поцелуе.

Поцелуи… Так много поцелуев. Прикосновение гладкой щеки ее обожающей матери. Сухие поджатые губки тети Таллулы. Сочившиеся сексом ласки Райана. Даррен был мужчиной на солнечные дни, да и целовался паршиво. Пьяные слюнявые поцелуи Сая и ее собственные, пропитанные джином. И поцелуи вереницы мужчин, которые она едва помнила, за исключением того, что все они отдавали отчаянием. Спасение пришло в форме поцелуев Эммета, полных доброты, потребности в ней, страха и в самом конце — смирения.

Последний поцелуй она получила от его дочери Дилайлы, которая обхватила ее за шею и оставила влажный след на щеке: «Я люблю тебя больше всего на свете, моя Шугар Бет».

Но такого поцелуя ей еще не доводилось ощущать. Холодного. Расчетливого. Призванного унизить.

Берн не торопился восстановить справедливость. Он сжимал ее подбородок: не больно, но ровно с такой силой, чтобы заставить приоткрыть рот и впустить его язык. Она не отвечала. Не сопротивлялась.

Ему было все равно.

Она не удивилась, когда его рука легла на ее грудь. Потому что ожидала этого.

Очередное клиническое исследование, словно под ее кожей крылось нечто вроде манекена: плоть и кости, без настоящей души.

Он держал ее грудь в широкой ладони, потирая изгиб большим пальцем. И когда задел сосок, жажда обладания пронзила ее. Не желания: она была слишком опустошена для этого, а он был настроен на месть. Не на секс. Она испытывала неутолимый голод по простой доброте: весьма странное чувство для той, которая так неохотно делилась добротой с окружающими.

За время своего брака с каскадером она многое узнала об уличных драках и грязных приемах и подумывала было укусить Берна или ударить коленкой в пах, но не решилась. Это несправедливо. Он заслужил свое возмездие.

Наконец он отстранился, и на Шугар Бет повеяло легким запахом спиртного.

— Вы утверждали, что я схватил вас за грудь и просунул язык в рот. — Взгляд нефритовых глаз полоснул ее как ножом. — Именно эту ложь вы сочинили для матери. Именно так опозорили меня и лишили работы.

— Именно так, — спокойно кивнула она.

Он провел большим пальцем по ее нижней губе. У другого мужчины это означало бы нежность. Для него это был жест завоевателя.

Она действительно раскаивалась, но все, что у нее еще оставалось, — это немного достоинства, и она умрет, прежде чем позволит себе хоть одну слезу.

Он опустил руку.

— Теперь это правда.

Ее источник душевных сил почти пересох, так что пришлось зачерпнуть с самого дна, чтобы найти в себе волю поднять руку и коснуться его щеки.

— Подумать только, что все это время мне было ненавистно чувствовать себя лгуньей. Спасибо, мистер Берн. Вы очистили мою душу.

Колин ощутил холодок ее ладони и вдруг понял, что последнее слово осталось за ней. Он потрясенно моргнул. Эта встреча должна была закончиться его победой! Оба это знали. И все же она пыталась взять верх!

Он тупо уставился на только что измятые им губы. На вкус она была совсем не такой, какой он ожидал… впрочем, вряд ли он ожидал чего-то, поскольку не планировал свою атаку. И все же подсознательно готовился к коварству, хитрости, мелочности, чудовищному эгоизму, всегда отличавшему Шугар Бет.

Кто прекрасней всех на свете? Я! Я! Я!

И вдруг обнаружил нечто совершенно иное — сильное, решительное и дерзкое. Правда, с последним качеством он был хорошо знаком.

Она опустила руку и ткнула в него указательным пальцем, как дулом пистолета, пустив воображаемую пулю. Правда, перед тем как спустить курок, растянула рот в улыбке опытной куртизанки.

— Надеюсь, еще увидимся, мистер Берн.

И она исчезла.

Он долго стоял не двигаясь. Ее запах — пряностей, секса, упрямства — еще долго держался в воздухе, даже после того, как захлопнулась входная дверь. Омерзительный поцелуй должен был положить этому конец. Но почему-то начал все по новой.

В восемнадцать она была самым прелестным созданием в Паррише. Наблюдая, как она шествует по тротуару к крыльцу парришской школы, он видел воплощенную чувственность: бесконечные ноги, покачивающиеся бедра, подпрыгивающие груди, сияние длинных светлых волос.

У мальчишек глаза на лоб лезли при виде этой красоты, и музыка из их транзисторов становилась саундтреком ее жизни. Билли Оушн умолял ее выйти из снов и сесть в его машину. Бон Джови влюбился с первого взгляда и молил о взаимности. Каттинг Кру был готов умереть сегодня ночью в ее объятиях, Ганс Роузиз, Пойзн, Уайстснейк — их всех удалось ей поставить на колени и заставить умолять о крохах ее благоволения.

И сейчас она была по-прежнему красива. Эти разящие мужчин наповал голубые глаза и идеально симметричные черты лица будут с ней до самой могилы, а облако светлых волос должно бы раскинуться по атласной подушке на развороте «Плейбоя». Исчезла только юная свежесть розы с каплями росы. Она выглядела старше своих тридцати трех. И жестче. Да и похудела тоже. Он заметил натянутые жилы на стройной шее, а запястья, казалось, вот-вот переломятся. Но от нее по-прежнему шла мощная волна сексапильности. Мало того, теперь она была отточеннее и куда более смертоносной. Пусть роза отцвела, но отравленные шипы оставались на месте.

Он снова взял стакан, задумчиво понюхал содержимое. Их встреча вывела его из равновесия гораздо больше, чем следовало бы.

Оглядывая роскошный дом, на покупку которого ушли все его деньги, он вспоминал злорадную ухмылку своего отца, ирландского каменщика, когда пришлось вернуться в Англию после увольнения: «Бежишь домой, с позором поджав хвост? Поделом тебе и твоей мамаше! Вечно нос драли, и чем все кончилось? Что же, по крайней мере хоть теперь возьмешься за честную работу, как все мы».

И только за одно это Колин никогда не простит Шугар Бет Кэри.

Он залпом выпил, но даже вкус виски десятилетней выдержки не смог стереть непреклонный вызов, блестевший в глазах Шугар Бет. И несмотря на оскорбление, нанесенное поцелуем, она все же была уверена, что взяла верх. Колин отставил стакан и стал размышлять, каким образом лучше всего избавить ее от этого убеждения.

Оглавление

Из серии: Просто любовь

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Ну разве она не милашка? предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

8

Герой рассказа Вашингтона Ирвинга «Легенда о сонной лощине», длинный, тощий чудак — школьный учитель.

9

Город, славящийся игорным бизнесом, где проходят ежегодные конкурсы «Мисс Америка».

10

Бейсбольная команда г. Атланты, штат Джорджия.

11

Банда мотоциклистов, одетых в черные куртки с сатанистской символикой и носившихся по дорогам Америки.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я