Опасность тьмы

Сьюзен Хилл, 2006

Полиция Лаффертона не справляется с делом о похищении детей. Каждый житель чувствует себя по-настоящему разбитым. В особенности старший инспектор Саймон Серрэйлер: он не смог раскрыть преступление. В Йоркшире пропадает ребенок, и старший инспектор чувствует себя обязанным помочь местным в поимке похитителя. Может ли это йоркширское похищение быть связано с делом в Лаффертоне? И не начало ли это новой серии преступлений? Сьюзен Хилл, знакомая любителям мистических триллеров по бестселлеру «Женщина в черном», обратилась к детективному жанру. Серия детективов о Саймоне Серрэйлере погружает читателей в завораживающую атмосферу британского пригорода: затянутое серыми облаками небо и похищение ребенка, задевшее струны в сердцах всех жителей. «Опасность тьмы» – мастерское исследование человеческих характеров в стрессовой ситуации.

Тринадцать

— Я в порядке, — сказала Кэт Дирбон. — Я в порядке. Надо бы научиться справляться с мелкими хулиганами типа этого…

Сестра Нокс забрала у нее чашку с чаем, пока она не успела выпасть из трясущихся рук Кэт и оказаться на полу.

Что-то случилось, стоило ей переступить порог Имоджен Хауз, погруженного в ночную тишину. Кости и мускулы в ее ногах как будто начали плавиться, и только вовремя подоспевшая медсестра спасла ее от падения. А теперь она сидела у Пенни Нокс в комнате и чувствовала себя полной дурой.

— Да что же со мной такое, господи?! Я справлялась с вещами гораздо страшнее, чем эта.

— Шок — это странная вещь.

— Но я закаленная.

— Мы разве не все такие? А потом, ни с того ни с сего, нас выбивает из колеи какая-то мелочь. Со мной такое случается. Смерть за смертью, и все мучительные — бывают молодые люди, бывает боль, которую мы не можем контролировать, или чей-то жуткий страх… И я совершенно спокойна. Потом возвращаюсь домой, вижу мертвую мышь на коврике — и я в слезах. Попробуйте на этот раз управиться с чаем.

Рука Кэт стала тверже.

— Что сказала полиция?

Кэт пожала плечами. Какой-то случайный пацан из Дульчи, который стянул у нее телефон, пнул и убежал? Она практически слышала снисходительный вздох Саймона.

— Как Лиззи Джеймсон? — спросила она, ставя свою чашку на место.

Сестра Нокс подняла на нее взгляд. Настольная лампа отбрасывала тень на ее лицо, но Кэт легко умела улавливать мимолетные выражения.

— Паршиво, — сказала Кэт. — Я сейчас пойду проведаю ее. Макс здесь?

— Да, здесь. Он часто ходит в сад… гуляет по нему… сидит на скамейке. Ему понадобится мощная поддержка, когда все закончится, Кэт.

— А он не такой человек, которому просто помогать. Очень упрямый, очень гордый.

— Он зол.

— Как и я. Это первый случай, с которым я столкнулась, и я зла, потому что его можно было предотвратить. Все случаи болезни Крейтцфельдта-Якоба можно было бы предотвратить, все это из-за жадности… из-за чертовых жадных фермеров.

— Фермеры могут быть и не в курсе.

— Не надо быть столь всепрощающей, в данный момент я совсем не настроена на прощение. — Она встала. — И еще я не знаю, что сейчас скажу Максу.

— Да ладно, вы всегда знаете. Это же ваш конек.

— Хм.

В коридоре Кэт ощутила непередаваемую атмосферу хосписа, эту немыслимую, незамутненную неподвижность, которая заставляла ее чувствовать себя вне времени. Такого никогда не могло быть ни в одной больнице — там всегда что-то звенело и лязгало, отовсюду слышались голоса и шаги, все надо было срочно, сейчас. Здесь этого не было. Здесь ничего не имело значения, кроме отдельных пациентов; а им нужно было, чтобы за ними ухаживали, спасали от боли и дискомфорта и внимательно выслушивали то, что они хотят сказать. «В спокойной точке вращенья мира…» ^[2], — всегда вспоминалось Кэт, когда она приходила сюда.

Она открыла дверь в палату Лиззи.

И на долю секунды время остановилось. Макс Джеймсон стоял рядом с постелью, держа руку жены в своих, и смотрел вниз с застывшим выражением недоверия и ужаса на лице. Сестра, стоявшая напротив Лиззи, взглянула на Кэт, и по выражению ее глаз все стало понятно. Здесь царили глубочайшие тишина и неподвижность. Комната превратилась в холст, люди застыли, а глаза мертвой женщины — все еще открытые, но уже пустые — смотрели в потолок.

А потом картина рассыпалась, разлетелась на тысячу осколков, и они своими острыми краями разрезали тишину, когда Макс Джейсон издал звук, который Кэт слышала только несколько раз в своей жизни. В этом диком вое смешались боль и скорбь, ярость и страх. А потом он пронесся мимо Кэт, оттолкнув ее, и побежал прочь из комнаты, вниз по коридору и в холл, и его рыданья тянулись вслед за ним, словно кровавый след по полу.

Кэт подошла к постели и осторожно накрыла рукой глаза Лиззи. В них уже был тот самый взгляд, хорошо знакомый Кэт — странный, глубокий и отстраненный взгляд мертвеца, погрузившегося в особый сон, который уносил его далеко за пределы досягаемости. Но, освободившись от груза борьбы и страха, Лиззи снова стала очень красивой и помолодела на несколько лет; как будто бы в момент смерти время для нее начало двигаться вспять.

— Бедная девочка.

— Это было тяжело для них обоих.

— Жестокое испытание.

— Я боюсь за него, доктор Дирбон. Я сегодня наблюдала за ним. У него внутри будто бьет горячий ключ, и он держал крышку закрытой только ради нее.

— Я схожу проведать его. — Кэт подняла руки Лиззи и осторожно положила одну поверх другой. — Но не сегодня. — Она развернулась к двери. — На сегодня с меня хватит.

Единственное, что она могла сделать, чтобы не потерять концентрацию и доехать до дома без происшествий, — это открыть окно и включить ночные новости.

«Полиция Северного Йоркшира арестовала тридцативосьмилетнюю женщину в связи с похищением шестилетней девочки, Эми Садден, неподалеку от ее дома в поселке Газеринг Бридж. Женщину доставили в больницу Скарборо, где старший следователь по этому делу, старший суперинтендант полиции северного округа, пообщался с репортерами».

Кэт свернула на съезд. Здесь почти не было машин, так что она могла сбавить скорость, не вызывая ни у кого раздражения.

Из приемника зазвучал голос с сильным йоркширским акцентом, который говорил в обычной роботизированной официальной манере:

— Я хотел бы подтвердить, что сегодня днем офицеры полиции Северного Йоркшира начали преследование машины, направляющейся в сторону побережья, и что шестилетняя девочка была найдена в багажнике этой машины сразу после того, как та была брошена на проселочной дороге у скал в нескольких милях к северу от Скарборо. Девочку на «Скорой помощи» доставили в больницу Скорборо, где она прошла медицинское обследование. Несмотря на шок и сильное обезвоживание, она почти не пострадала, так как не получила серьезных травм, и через пару дней она сможет отправиться домой. Я также могу подтвердить, что полиция организовала преследование и впоследствии арестовала водителя машины, и этим вечером тридцативосьмилетняя женщина была отправлена под стражу. Это все, что я могу сказать на текущий момент.

— Суперинтендант, можете ли вы прокомментировать полученную нами информацию о том, что обвинения также могут быть предъявлены в связи с исчезновением двух маленьких мальчиков, одного в Северном Йоркшире и второго на юге Англии?

— Прошу меня извинить, на текущий момент мне нечего больше сказать.

— Можете ли вы подтвердить, что старший офицер полиции другого региона работает с вами в связи с этими двумя делами о предполагаемом похищении?

— Нет, не могу.

Кэт выключила радио и быстрее поехала домой.

В их загородном доме все еще горел свет, но на кухне никого не было. Сверху она услышала, как ее старший сын громко воет жутким голосом.

— Я не знал, что так получится, извини, папа, я не знал…

Кэт уронила свою сумку и бросилась наверх.

— Что происходит?

Крис, Сэм и Феликс были в ванной комнате, Феликс лежал в ванне.

— Мама, я не виноват, не виноват, я не знал, что…

— Сэм, замолкни. Прекрати ныть. Чем дальше ты продолжаешь, тем больше я злюсь, так что просто замолкни.

Крис очень редко говорил с детьми настолько резко.

— Что случилось?

— Сэм думал, что маркерной ручкой у него получится сделать Феликсу отличные татуировки, и теперь я никак не могу отмыть эту хрень.

Кэт села на ящик для белья и расхохоталась.

— Забавная сторона этой истории уже давно перестала меня смешить. Феликс, хватит извиваться.

— Ты ничего не добьешься, как бы ни тер, Крис, оно просто должно сойти само. Сэм, а тебе стоило сначала подумать. Боже мой, уже так поздно? Где Ханна?

— Спит. Это мужские проблемы.

Крис впервые за все время посмотрел на Кэт.

— Привет.

— Привет. Я бы не отказалась от бокала вина.

— Боже, а мы тут возимся, как выводок щенят.

— А вот снаружи бродят голодные волки.

— Что случилось?

— Потом расскажу.

Кэт забрала своего младшего сына из ванны.

— У него пальцы стали морщинистыми, — сказал Сэм. — Как у пришельца.

— Откуда ты знаешь?

— Я все знаю о пришельцах.

— Наверное, потому что ты один из них.

Сэм весело прыснул.

Через двадцать минут дети заснули и Кэт пошла на поиски бокала вина, которого на кухне так и не нашлось. Зато там лежал на диване Крис.

— Спят?

— Да. — Она пихнула его. — Убери ноги.

Крис открыл глаза.

— Так не может больше продолжаться, — сказал он. — Я хочу виски.

Кэт знала, что обижаться бесполезно. На Криса в последнее время часто нападало такое настроение. Ей казалось, что она знает, как с этим справляться.

— Я чертовски зол.

— Сэм просто не подумал. Это не конец света.

— Не на Сэма, хотя он уже слишком взрослый, чтобы быть настолько глупым, ему нужно начинать время от времени думать. Но я злюсь не из-за этого, а, черт возьми, из-за всего! У меня сегодня был просто отвратный день: три экстренных вызова, потом я должен был заполнить кучу бумажек, а еще сходить на встречу с Фондом первичного медико-санитарного обслуживания, на которой должна была быть ты. Я пришел домой, ожидая, что ты вернешься в течение часа, а ты пропала на полночи. Ну зато я сказал Фонду, что ни я, ни ты не будем выходить на ночные дежурства и что это же касается половины врачей общей практики в нашем округе. Пусть платят втридорога врачам из агентств, может, это приведет их в чувство.

— Что ты сделал? Крис, ты, может быть, и не готов выходить на ночные дежурства, тем более сейчас, когда с нами заключили новый контракт — это твое дело, — но мне кажется, ты неправ. Почему наши пациенты должны страдать из-за того, что ты и твои приятели хотите набрать какие-то политические очки?

— Пациенты не будут страдать.

— Ну я продолжу выходить на ночные дежурства так же, как и всегда.

— Ладно, так где ты была?

— Не надо так делать, Крис, — просто игнорировать, что я сказала, и менять тему разговора, это чертовски снисходительно. Завтра я ясно дам понять людям из Фонда, что абсолютно все сказанное тобою относится только к тебе, а не ко мне.

— Таким образом раскалывая врачей на два лагеря. Это мне очень поможет, спасибо.

— Не будь ребенком! — Она встала. Вино, которое она выпила слишком быстро, ударило ей в голову, словно молотком, и она покачнулась от усталости. — Мне нужно поспать.

— Ты так и не сказала, где ты была.

— У меня отобрали телефон и сбили с ног в подъезде в Дульчи, после чего врачи из «Скорой» нашли пациента, на вызов которого я приехала, мертвым на унитазе. Потом я поехала в хоспис, и там при мне умерла Лиззи Джеймсон, а Макс убежал в ночь с безумными криками. Потом я поехала домой. И по пути услышала в новостях, что полиция Северного Йоркшира кого-то арестовала — причем женщину, господи! Она похитила маленькую девочку, и она может быть ответственна и за Дэвида Ангуса тоже… Слишком много для одной ночи.

Она поднялась наверх, села на край кровати и начала всхлипывать. Через секунду Крис был уже рядом с ней.

— Боже, мне так жаль… Прости меня, я свинья.

— Да.

— Нам это все не нужно. — Он крепко обнял ее. — Никому из нас этого всего не нужно. Просто представь нас никому и ничем не обязанными.

— Пожалуйста, — сказала Кэт, — пожалуйста, не надо сейчас про Австралию. Я сейчас правда к этому не готова.

— Ну что-то должно произойти, Кэт. Большие изменения.

— Боже…

— Слушай, пригласи няню на воскресенье. Я хочу провести где-нибудь вечер вместе. Я хочу нормально поговорить. Сможешь?

— Я не хочу портить приятный ужин разговорами про Австралию, — промямлила Кэт. — У меня нет сил раздеться.

— Да! Ты посмотри на себя… посмотри на нас. Ты пришла домой после того, как тебя ограбили в каком-то вшивом спальном районе, я весь день сражался с бюрократами, вместо того чтобы лечить пациентов, а потом поссорился с детьми из-за того, что был уставшим и раздраженным… Почему так? Как мы до этого докатились?

Она была на грани того, чтобы заснуть прямо в одежде, но после этой речи Кэт выпрямилась, словно через ее мозг и тело пропустили электричество.

— Почему ты кричишь на меня? Мы так не делаем, Крис, мы не кричим.

— Вот именно! Вот именно.

— Тогда не будет тянуть с этим до какого-то неопределенного момента, когда сядем за стол в ресторане. Теперь я не усну, пока мы не закроем вопрос. И это касается не только выхода на ночные дежурства.

— Нет. Тут гораздо больше всего. Я пытался найти для себя какие-то решения…

— Не обсуждая это со мной?

— Мы никогда не остаемся вдвоем достаточно надолго.

— Что за чушь!

У нее было чувство, что ее со всех сторон атакует отвратительное существо, пляшущее вокруг нее злобный, издевательский танец. И после этого она с ужасом осознала, что именно это случилось с Карин МакКафферти: вот она бежит домой, чтобы сообщить мужу о том, что ее снимки чисты, что рак ушел, а вот она уже стоит лицом к лицу с человеком, который бросает ее, чтобы уехать жить с другой женщиной в Нью-Йорке.

— Она даже не моложе, — сказала она вслух. — Я не знаю, почему это было бы лучше, но было бы. Но она старше. Женщина, старше ее, бог ты мой!

Крис смотрел на нее непонимающим взглядом.

— Карин МакКафферти, — уныло пояснила она. — От нее так ушел Майк.

— Какое это имеет отношение вообще к чему-либо?

— А разве не имеет?

Повисла пауза, после которой Крис закрыл глаза.

— О господи. — Он взял ее руки в свои. — Все это имеет отношение только к тому, что я устал, и мне тошно, и я выгорел почти дотла. Это имеет отношение ко мне, к тому, что я больше не хочу этим заниматься. Я не хочу быть тем, кем сейчас являюсь.

— Кем именно? Мужем? Отцом?

— Нет, конечно, не мужем и не отцом. Врачом общей практики. Я больше не хочу быть врачом общей практики.

— Но ты доктор до мозга костей, ты…

— Я не сказал «доктором». Я сказал — врачом общей практики. Вот этого с меня хватит. Ты до сих пор это любишь. А я начинаю это ненавидеть, а когда я это не ненавижу, я это презираю. Профессия изменилась, меня доводит бюрократия… но дело не только в этом… Я не хочу этим больше заниматься. Если я продолжу, я стану плохим доктором.

— Нам нужен отпуск, вот и все.

— Нет, не все. У нас был отпуск, и я не почувствовал себя лучше. Слушай, я не готов обсуждать эту гигантскую проблему сейчас, посреди ночи, когда мы оба валимся с ног.

— Чего ты на самом деле хочешь?

— Переквалифицироваться… ну в каком-то смысле. Я хочу вернуться к психиатрии.

— Мне кажется, я сейчас расплачусь. Или меня вырвет.

— Шок?

— Облегчение. Не Австралия, не другая женщина.

— Насчет Австралии я сдался, а какая другая женщина меня такого возьмет? — Он направился в ванную. — А что это за история с арестованной женщиной?

Примечания

2

Томас Стернз Элиот. «Четыре квартета» (1936–1942)