Сезон прогулок босиком

Сьюзен Мэллери, 2012

В морском воздухе Ежевичного острова витают старые тайны, любовные потрясения и шанс начать все сначала. Добро пожаловать на Ежевичный остров. Неважно, как вы здесь оказались; приплыли на пароме или проехали тысячу километров на машине, – это идеальное место, чтобы расслабиться и никуда не спешить. Здесь местные жители и гости острова собирают сладкую ежевику, проводят время за хорошей книгой и наслаждаются видами на шумный океан, в котором каждый день тонет солнце. Ежевичный остров (Blackberry Island) расположился недалеко от Сиэтла. Он был открыт в 1792 году Джорджем Ванкувером, капитаном британского флота, который исследовал залив Пьюджет-Саунд. Американские поселенцы, прибывшие на остров в 1848 году, назвали остров в честь фруктовых кустарников, которые росли повсеместно. Первоначальное название Ежевичного острова – остров Перьев (Feather Island). В 1889 году население острова увеличилось вдвое. Именно тогда были построены башни «Три сестры», о которых пойдет речь во второй книге цикла. Индустрия туризма сегодня остается основной отраслью Ежевичного острова. «Сезон прогулок босиком» – первая книга цикла «Ежевичный остров». Это история возвращения домой Мишель. Она может показаться сильной и независимой женщиной, но, как известно, за любой броней скрывается то, что мы бережно храним и защищаем. В душе она все еще раненая девочка, сбежавшая из дома много лет назад. Вернувшись на Ежевичный остров, Мишель предстоит продолжить дело матери, – управлять местным отелем. Но старые обиды мешают ей преодолеть разрушительное прошлое, от которого она бежала. А пока… отель «Ежевичный остров» встречает новых гостей. Сезон прогулок босиком открыт. «Сьюзен Мэллери – новая королева романтической прозы». – (Walmart) Booklist «В этом романе автор бестселлеров Сьюзен Мэллери раскрывает портреты женщин, создавая пронзительную историю о прощении, дружбе и семье». – Library Journal

Глава 7

Мишель сидела за столом, положив пальцы на клавиатуру. Нет, конечно, она знала, как открыть программы; просто ей не хотелось этого делать.

Ситуация была хреновая. Иногда Мишель гадала, каково это — быть человеком, который может просто все бросить и преспокойно отбыть в голубую даль. Жить с другим характером, плюнуть на все, не переживать. Вот только пофигизм не решил бы проблему. Это ее отель. Мысли о нем поддерживали ее в опасных командировках. Мысли о том, что она вернется домой. А если в доме полный бардак — все исправит и наведет порядок.

Пальцы забегали по клавишам; она сосредоточенно собирала информацию. Мишель привыкла к электронным таблицам, графикам и схемам. В армии она занималась поставками продовольствия. Решала, что заказать, и направляла заказанный провиант по точкам. Выправить финансовое положение отеля — мелочь по сравнению с той логистикой: ей приходилось размещать и кормить тысячи солдат на другой стороне земного шара.

Она быстро просмотрела налоговые декларации за предыдущий год и поморщилась: одни убытки. Конечно, платить меньше налогов на вполне законных основаниях классно, но у Мишель сжалось сердце, когда она увидела, сколько денег потерял отель. Единственным утешением было то, что убытки означали меньшую просроченную задолженность по налогам.

Мишель распечатала налоговые декларации и перешла к другим вещам. Чековый реестр. Ожидаемые поступления и платежи. Она обнаружила, что за эти десять лет, пока Мишель отсутствовала, мать приобрела не одну, не две, а целых три новые машины. Последняя, BMW Convertible стоимостью за семьдесят с лишним тысяч баксов, была изъята.

Порывшись в ящиках стола, Мишель обнаружила под коробками со скрепками неоплаченные счета. Потом добавила аккуратный лист платежей, написанный рукой Карли.

Создав новую электронную таблицу, она стала вносить информацию — что поступало и что тратилось. Она подвела баланс чековой книжки, потом повторила процедуру, потому что цифры вызвали у нее сомнения. Взглянула на бронирование и увидела, что оно много недель даже не приближалось к тем процентам, которые требовал банк.

Через два часа она встала и, хромая, медленно прошлась по кабинету. Кровообращение восстановилось, и это вызвало боль в бедре. Оттуда она разливалась по всему телу. Но душа болела еще сильнее.

Мишель всегда была папиной дочкой. Даже в раннем детстве она знала, что отец любит ее больше, чем Бренду. Она принимала его любовь, его обожание и понимала, что только он стоит между ней и матерью. А Бренда в лучшем случае была к ней равнодушна, но часто злилась на нее и критиковала.

Иногда Мишель задумывалась, не обижало ли это Бренду. И не вымещала ли Бренда свою обиду на дочери. Невозможно было понять, насколько поступки матери были результатом обстоятельств, а насколько их диктовал ее сволочной характер.

Мишель не помнила, когда она впервые узнала, что отцу пришлось жениться на матери. Она родилась через семь месяцев после свадьбы. Если Мишель с отцом любили их отель, любили остров, то Бренда чувствовала себя здесь словно в ловушке. Никаких поездок в Европу — отель ведь надолго не оставишь. Никакого летнего отпуска — это самая запарка. Никаких поездок в выходные. Отель отнимал все время.

Мать кричала, что Мишель с отцом — эгоисты и думают только о себе. Семилетняя Мишель была маленькой, но решительной спорщицей: «Если мы такие эгоисты, тогда почему ты всегда делаешь все по-своему?»

На этот вопрос у матери никогда не находилось ответа.

Когда муж бросил Бренду, она страшно оскорбилась, но по нему не скучала. Он бросил их обеих — и Мишель была просто убита. Его дезертирство не только доказало, что он не любил ее больше всего в жизни, но и оставило ее во власти матери.

В то время Мишель ожидала, что мать тоже сбежит с острова, но Бренда не сбежала. Вместо этого уехала сама Мишель. Глядя теперь на финансовую математику, свое наследство, она подумала, что Бренда по-своему одержала над ней верх: неудачное решение там, нелепая покупка тут… По отдельности они казались случайными, но все вместе стали катастрофой.

Она посмотрела отчеты о заработной плате. В «Боинге» меньше обслуги, чем у них. В отеле всего тридцать номеров, но семь горничных. И какого черта держать сотрудницу, приветствующую гостей на стойке регистрации? Непонятно, почему одним Бренда платила слишком много, а другим недостаточно. Дамарис не получала прибавку уже шесть лет. Это плохо. Но у Карли финансовая ситуация была еще хуже.

Мишель смотрела на чек за полмесяца. Карли не платила за комнаты и получала два раза в день бесплатную еду, но даже при этом ее жалованье нельзя было назвать хотя бы минимальным. У нее ребенок. Медстраховку Бренда зажала. Значит, Карли приходилось платить за это из своего кармана, не говоря уж про одежду, обувь и все прочее для ребенка.

Мишель понимала, что ей нужно радоваться, раз эта женщина живет практически в нищете, но на деле испытывала смущение и, пожалуй, даже некоторую вину.

Ей хотелось обвинить во всем мать. Та получила отель в доверительное управление и должна была заботиться о нем. Но Мишель понимала, что виновата она сама. Это она уехала, долго не возвращалась и никогда не требовала отчета. И вот теперь получила две закладные, угрозу ареста собственности за неуплату долгов и список предписаний и требований, от которых у нее ползли по спине мурашки.

В дверь постучали.

— Войдите, — рявкнула она, не поднимая головы.

— Ты орешь так, как будто до сих пор в армии.

В кабинет вошла Дамарис. В руке повариха держала поднос.

— Я принесла тебе ланч. Не думаю, что ты сама вспомнишь о нем.

Мишель взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что уже почти три.

— Ты всегда так задерживаешься?

— Иногда да. Иногда нет. — Повариха поставила поднос на стол, потом села на стул. — Мне нужно было заказать мясо и продукты.

— Когда ты обычно уходишь домой?

— Ну, в два или полтретьего. — Дамарис пожала плечами.

Мишель мысленно посчитала. Она знала, что Дамарис приходит в ресторан к шести утра. Они открываются в семь, и потом она готовит ланч.

— После моего отъезда ты ни разу не получала прибавку.

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

У Мишель зашевелилось подозрение, что мать делала так нарочно, пытаясь разорить отель. Ей хотелось спросить об этом Дамарис, но она сомневалась, что та сможет ей ответить.

— Я прибавлю тебе жалованье. За три месяца. — Она назвала сумму. — Так будет лучше?

Дамарис кивнула.

— Ты всегда была хорошей девочкой. И ты ни в чем не виновата.

— Ты о чем? Об отеле?

— Я слышу, что говорят люди. Они не получают зарплату. Чеки не обналичить, потому что на счете отеля недостаточно средств. Но тебя никто не винит.

Мишель взглянула на поднос. Дамарис приготовила для нее сэндвич с ростбифом. Ее любимый. Еще там лежали чипсы, немного салата и молочно-шоколадный коктейль.

Она зачерпнула полную ложку взбитых сливок.

— Спасибо.

— Кто-то ведь должен заботиться о тебе. Ты кожа да кости. Ни один мужчина на тебя не посмотрит.

Впервые после возвращения домой Мишель рассмеялась:

— Не думаю, что мужчины сейчас моя самая большая проблема.

— Мужчина может тебе помочь.

Мишель подумала, что для начала ей бы помогла ночь без кошмаров, чтобы не просыпаться в холодном поту, но ничего не сказала. Такие слова лишь испугают Дамарис.

Повариха ткнула пальцем в разложенные на столе бумаги.

— Что, все плохо?

— Я пока еще не поняла. — Мишель сунула соломинку в молочный коктейль. — Как ты думаешь, моя мать нарочно довела все до такого состояния?

— Не знаю. Она была не из тех, кто придерживается плана. Думаю, это, скорее всего, вышло само собой.

— А что Карли? Она приносила пользу отелю или нет?

Дамарис пожала плечами:

— Я ужасно не люблю ее, но не думаю, что она делала что-либо во вред.

Не совсем то, что надеялась услышать Мишель. Низкое жалованье Карли вызвало у нее подозрения, а давний конфликт — желание указать ей на дверь. Договориться с банком было непросто, но еще убедительнее был тот факт, что Карли даже не умела работать на компьютере. Ее аккуратные записи это подтверждали.

Если Карли не тырила деньги, значит, все это дело рук Бренды.

— Карли давно тут работает? — спросила Мишель.

— Практически с твоего отъезда. Она появилась неожиданно. Беременная. Бренда дала ей одну из комнат. Когда родилась Габби, она перебралась в хозяйские апартаменты, а Бренда заняла две спальни на втором этаже.

Мишель хотелось спросить, что случилось с Алленом. Раз Карли была беременной и одинокой, то он, вероятно, слинял. Но почему?

— Постояльцам она нравится, — проворчала Дамарис. — Она хорошо ладит с ними, но для меня она не босс.

Мишель усмехнулась:

— А ты кто тогда? Генерал?

Дамарис засмеялась, но тут же помрачнела:

— Ты собираешься ее уволить?

«Если бы мои желания что-то значили», — подумала Мишель.

— Не сегодня.

— Но скоро?

— Тебе так хочется, чтобы она ушла отсюда?

— Мне неприятно, что она строит из себя босса.

— Теперь я твой босс.

— Хорошо. Мне это нравится. — Дамарис встала и обошла вокруг стола. — Обними меня. Я иду домой.

Мишель встала и тут же поморщилась: ее ожгло огнем, и она едва не потеряла равновесие.

— Что случилось?

— Ничего. Мое бедро.

— Разве у тебя нет никаких обезболивающих?

— Мне как-то не хочется. — Лучше уж она выпьет.

Дамарис уперлась руками в бедра.

— Ты всегда была упрямой. Это у тебя от твоего отца. Прими что-нибудь. Я подожду.

Решимость сверкала за стеклами ее очков, и Мишель поняла, что ей не победить в этой битве характеров. К тому же, когда она вернется в свой номер в мотеле, действие пилюли закончится и она сможет выпить столько, сколько захочет.

— Ладно, — пробормотала она, затем протянула руку к рюкзаку. Вытащила флакончик и проглотила пилюлю. — Довольна?

— Конечно.

Мишель «промариновала» Карли два дня. Они хотя и работали в одном здании, но, казалось, наловчились избегать друг друга.

Карли то думала собирать вещи, то молилась, чтобы Мишель позволила ей остаться. При этом она делала вид, что все в порядке, и Габби, вероятно, даже не замечала тревогу матери.

Энн договорилась с ней, что придет в четверг позже, и Карли заменила ее в сувенирной лавке на время ланча. Несколько посетителей смотрели книги; девочка-подросток с матерью вздыхали над куклами. Карли постучала по чайнику, проверяя, нет ли в нем трещин, и завернула его.

— Надеюсь, он понравится вашему другу, — сказала она, отдавая его женщине средних лет. — Он красивый.

— Я тоже так думаю, — ответила покупательница. — Приятного вам дня.

Карли помахала ей, повернулась и чуть не врезалась в Мишель — та незаметно вошла в лавку. Она тут же отскочила назад и оперлась о прилавок, чтобы не упасть.

— У тебя найдется минута? — спросила Мишель.

Карли оглянулась на покупателей.

— Я не должна оставлять их одних.

Мишель кивнула на нишу возле подсобки.

— Давай сядем там?

Карли кивнула. Из ниши был виден кассовый аппарат, и она заметит, если кто-то из посетителей захочет заплатить за покупку.

Она направилась к подсобке. Мишель шла медленнее, неровной походкой; вероятно, бедро ее беспокоило. Карли хотела спросить ее о самочувствии, но не стала. Насколько она понимала, ее вот-вот уволят. Снова. Проявлять сочувствие перед лицом этого означало потерять ту крупицу силы, которая в ней осталась.

Она еще не решила: то ли просить, чтобы Мишель ее оставила, то ли с достоинством принять свою участь. Два вечера она сидела над своим банковским балансом, но это не обеспечило ей надежный тыл, а в газетах Сиэтла не оказалось приемлемых предложений работы.

Прислонившись к дверному косяку, Карли заметила, что Мишель выглядела еще более усталой, чем в день приезда. Вокруг ее рта залегли морщины усталости и боли, под глазами темные круги, а кожа приобрела серый цвет. Длинные волосы висели сосульками, брюки карго едва не спадали с тощих бедер.

Мишель схватилась за стену.

— Может, ты сядешь? — спросила Карли и тут же рассердилась на себя за такой вопрос.

— Все нормально. — Мишель тряхнула головой.

О ней можно было бы сказать много всего, но слово «нормально» там бы не фигурировало. Карли напомнила себе: сейчас не время думать о том, что когда-то Мишель была ее лучшей в мире подругой. Что они росли вместе и дружили, пока их не разлучило безобразное происшествие. Но ей все же хотелось поговорить с бывшей подругой обо всем, что с ними было, найти какие-то компромиссы. Залечить старые язвы и получить какой-то позитив, подумала она с тоской.

— Ты не тырила.

Мишель объявила это буднично, будто говорила о погоде. У Карли дернулась голова, словно от пощечины. Все теплые чувства испарились, их сменили злость и мысли о том, что она полная идиотка, раз ожидала чего-то близкого к дружбе от сидевшей перед ней женщины.

— Я подозревала тебя, но поняла, что ошиблась, — продолжала Мишель. — Я просмотрела все банковские выписки и лицевые счета за последние три года и не нашла ничего подозрительного.

Если бы у Карли была хоть малейшая надежда прожить без этой работы, она бы немедленно встала и ушла. Просто повернулась бы и исчезла в голубой дали, возможно, двинув перед этим Мишель по роже.

— Какая жалость, — фыркнула Карли. — Конечно, если бы я оказалась воровкой, тебя бы это порадовало.

— Радости мне не хватает, ты права. Я разочарована. Я бы с удовольствием тебя уволила.

— Но ты и так меня уволила.

— А ты не ушла.

— Я не была уверена, что ты сказала это всерьез. — Карли ненавидела признавать правду.

— Я хотела этого, — резко сказала Мишель. — Но не могу себе позволить такую роскошь.

— Как это понимать?

Мишель внимательно посмотрела на нее.

— Как хочешь, так и понимай.

— Ладно.

— Не знаю, почему я должна тебе доверять.

— Если речь идет об отеле, ты можешь на меня положиться. Я проработала тут почти десять лет. И по-своему люблю это место. Если этого тебе недостаточно, добавлю, что я не ворую. Это тоже чего-то стоит.

Мишель вскинула брови:

— То есть вот твоя позиция?

— Я это заслужила.

Мишель на секунду закрыла свои зеленые глаза, потом открыла. В них мелькали эмоции. Она думала о чем-то — явно невеселом.

— Отель на пороге катастрофы. Финансовой. Мы идем ко дну. Два дня назад я была в банке. Все очень плохо.

Карли немного подумала.

— Ничего не понимаю. У нас была очень благополучная зима. Много постояльцев, с учетом сезона. Когда я оплачивала счета, в банке были деньги.

— Их недостаточно. Два кредита подточили бюджет. Десять лет назад не было ни одного. — Мишель сказала это резко, словно ножом полоснула.

— Ремонт, — еле слышно проговорила Карли, понимая, что он стоил целое состояние.

— Ты подтолкнула на это мою мать.

— Что? Нет. Это была ее идея. Мы стали чинить крышу, а за крышей последовали по нарастающей и другие планы. — В основном потому, что Бренда закрутила любовь с подрядчиком. Она придумывала все новые заказы, чтобы удержать его.

— Конечно. Ты все спихиваешь на покойницу.

Карли выпрямилась.

— Можешь сколько угодно переписывать историю, но факты остаются фактами, — сказала она и скрестила на груди руки. — Ремонт затеяла твоя мать. Это она захотела построить сувенирную лавку и расширить ресторан. Если тебе нужны доказательства, могу показать документы. Она делала наброски, писала комментарии. Это были ее идеи. На ее месте я бы потратила деньги на ремонт ванных комнат.

Заметив, что покупатели подошли ближе к ним, она понизила голос.

— Если бы ты соблаговолила хоть раз приехать сюда, ты бы увидела это сама.

— Не грузи меня этим, — отрезала Мишель. — Поверь, со мной лучше не драться. Я не такая, как когда-то. Я раздавлю тебя как муху.

Несмотря на напряженность между ними и серьезность момента, Карли рассмеялась.

— Да что ты говоришь? Ты угрожаешь мне физически? Ты служила в армии, а не в ЦРУ. Ты не можешь убить меня спичечным коробком, так что успокойся. Ходишь не быстрее девяностолетней старухи, и у тебя явно все болит. Но это так в твоем духе. Делать не думая. Ты все такая же импульсивная.

— А ты по-прежнему меня достаешь.

— Сука.

— От суки слышу. — Уголок рта Мишель дернулся, словно она сдерживала улыбку.

В эту наносекунду Карли ощутила прежнюю связь между ними. Но на лицо Мишель тут же вернулась прежняя жесткость.

— Я все-таки считаю тебя виноватой. Мы с тобой враги.

— Если это позволит тебе спокойно спать по ночам, считай как угодно. Я мать-одиночка с девятилетней дочкой, на моем счету в банке тысяча шестьсот долларов. Осложнить мне жизнь легко. Если тебе это нужно для того, чтобы почувствовать собственную важность, я не смогу тебя остановить.

У Мишель сжались челюсти.

— Тогда в твоих интересах держать при себе то, что я сейчас скажу.

— Ладно.

Мишель отвела взгляд. На секунду у нее поникли плечи, будто она почти сдалась. Карли ждала, не понимая, то ли это реальное проявление слабости, то ли притворство, чтобы обмануть ее. Мгновение прошло, прежде чем она успела это понять, и она затаила дыхание.

— Финансовая ситуация отеля просто отчаянная, — начала Мишель и рассказала о просроченных платежах по кредитам и угрозе ареста собственности за неуплату долгов.

«Вот и новая причина не спать по ночам», — мрачно подумала Карли. Новость ужаснула ее, но все-таки не слишком удивила.

— Она никогда не говорила ни слова. Даже не намекала. Четыре месяца назад мы смотрели каталоги французского постельного белья.

— Надеюсь, вы ничего не заказали? — спросила Мишель.

— Нет. Но могли. — Карли обвела глазами сувенирную лавку. — Как только она могла так поступать? Какая безответственность! Я просто удивляюсь. Это так на нее похоже. Так похоже.

К удивлению и покорности судьбе присоединился гнев. Гнев на Бренду. Казалось, она так любила Габби, а девочка по ее вине оказалась в такой ситуации.

Карли с Брендой так часто говорили о будущем. Как Карли станет партнером и обретет финансовую стабильность. Отель не сделает ее богатой, однако у нее будут лежать деньги в банке, она накопит на колледж для Габби и раз в шесть-семь лет сможет себе позволить покупку автомобиля с пробегом, но в приличном состоянии.

— Я заботилась о ней, — пробормотала Карли скорее для себя. — Я была рядом, когда она заболела. — Она взглянула на Мишель. — Я была рядом, когда она умирала.

Как и ожидалось, в лице Мишель ничего не дрогнуло.

— Она наколола нас обеих. Ты хочешь сохранить работу?

— Да.

— А я хочу сохранить отель. Банк выдвинул условия. Погасить актуальные платежи по кредитам. Летом отель должен заполняться больше чем на восемьдесят пять процентов. То есть двадцать шесть номеров в любую неделю. — Мишель замялась. — И еще одно условие. Они хотят, чтобы ты продолжала работать.

Смысл сказанного медленно дошел до Карли.

— И ты не можешь меня уволить?

— Довольна?

— Я заслужила это.

— Какого дьявола ты заслужила? Стоило мне уехать, как ты пролезла сюда, охмурила мою мать и высосала досуха отель.

Карли сердито сверкнула глазами.

— Ты говоришь чушь и сама это понимаешь. Я никуда не пролезала. Я работала тут практически бесплатно по десять-двенадцать часов в день. Заботилась обо всех гостях. При мне повторное бронирование выросло на шестьдесят процентов. Думаешь, люди возвращались к нам из-за твоей матери? Нет, благодаря мне.

— Ты не святая.

Карли нахмурилась:

— Я была здесь и работала не покладая рук. В отличие от тебя.

У Мишель вспыхнули щеки.

— Я защищала нашу страну. Получила ранение.

— Ты пряталась. Тебе не хватало храбрости вернуться сюда. Ты держалась подальше от отеля, потому что так было проще.

— А что же ты? — спросила Мишель, не опровергая слов Карли. — Если все было так тяжело, если тебе приходилось столько работать, почему ты не уволилась?

— Потому что она обещала мне, что я получу долю в отеле. Что я заработала право на это.

Несколько секунд Мишель пристально смотрела на нее.

— Она не могла тебе это дать, — спокойно сказала она.

— Об этом я узнала совсем недавно. — И эта ложь просто ошеломила ее.

— Ведь я говорила тебе, что отель мой. Давно. Когда мы были детьми.

— Я думала, что ты просто хвасталась.

— Может, если бы ты поверила мне, ничего этого не случилось бы.

— Что ты хочешь этим сказать? — рассердилась Карли. — Что отель попал в тяжелое положение по моей вине? Ты меня не слушаешь.

Звякнул дверной колокольчик. Она повернулась и увидела, что все ушли, так ничего и не купив в это утро.

— Я хочу, чтобы ты осталась, — сказала ей Мишель. — Мы заключим контракт. Это даст тебе гарантии.

Карли была только «за».

— Я хочу остаться в той же квартире. Это единственный дом, какой знает Габби.

— Хорошо. — Мишель скривила губы.

Карли отчаянно хотелось потребовать еще и прибавку, но раз отель был в таком тяжелом положении, что Мишель была вынуждена оставить ее на какое-то время, о дополнительных деньгах не могло быть и речи. Но все равно теперь она начнет копить еще усерднее и заранее продумает план действий. Когда контракт закончится, она будет готова к переменам.

— Спасибо, что ты заботилась о Бренде. В конце.

Эти слова были такими же неожиданными, как и известие о финансовых делах отеля. Карли заморгала:

— Не за что…

— Уверена, для нее это было лучше, чем мое присутствие. В конце концов, ты была для нее как любимая дочь, она часто упоминала об этом в своих имейлах.

«Служи и оправдывайся, — мрачно подумала Карли. — Мишель научилась брать тебя за глотку».

— Я не собираюсь извиняться за то, что заботилась об умирающей, — огрызнулась она. — Искажай как тебе нравится, я знаю, что случилось. Если это так тебя волнует, надо было приехать домой. Или вообще не уезжать. Конечно, тебе не пришлось бы сбегать и записываться в армию, если бы ты не трахнулась с моим женихом за два дня до нашей свадьбы. С учетом того, что ты была подружкой невесты, это стало некоторым шоком для всех нас.

— Особенно для тебя, — фыркнула Мишель. — Ты знала, что он за тип и что сделал. Почему ты вышла за него?

— Я была беременна. Без особого выбора. Мне не хотелось стать матерью-одиночкой. — Она невесело засмеялась. — Хотя это не слишком помогло.

Она подошла к прилавку и повернулась к Мишель. Стоять с ней рядом не хотелось.

— Но я не понимаю одного. Ты даже не извинилась передо мной за то, что трахнулась с ним. Даже не извинилась. А еще считалась моей подругой.

— Ты тоже.

— А что я сделала?

Мишель смерила ее долгим взглядом.

— Ничего, пожалуй, не считая твоей избирательной памяти.

Она явно за что-то злилась на нее, но Карли не могла понять за что. Ее саму предали два человека, которым она так доверяла. И теперь бывшая подруга говорит о какой-то избирательной памяти.

— Мне жаль, что моя мать лгала тебе насчет отеля.

Карли открыла рот, потом закрыла.

— Ладно, что уж теперь, — осторожно пробормотала она, не уверенная, что это не провокация.

— Я серьезно. Отель никогда ей не принадлежал, а она тебя обманывала, чтобы держать при себе. Нас с тобой это не удивляет, но все-таки так делать нехорошо.

— Спасибо.

Мишель кивнула.

— Он оставил его тебе в доверительном управлении? — спросила Карли.

— До моих двадцати пяти. Бренда фактически стала тогда хозяйкой. Лучше бы он сам остался, — сказала она, глядя на потолок. — Он не дал мне выбора.

Карли хотела напомнить, что в те же месяцы сама потеряла мать с такими же ужасными последствиями, но не стала портить их очень хрупкое перемирие.

— Я останусь, — сказала она Мишель. — И с радостью подпишу контракт.

— На два года?

Это было намного больше, чем она ожидала. Проработают ли они вместе два года? Она сомневалась. Но готова была попробовать.

Она кивнула.

— Я дам тебе прибавку, — сказала Мишель. — Сначала немного, но как только у нас улучшатся дела с финансами, получишь еще.

Карли притворилась, что верит ей.

— О’кей.

— Не веришь?

— Я слышала это и раньше.

— Я не Бренда.

— А я не такая, как ты думаешь, но это не убеждает тебя, и ты мне все равно не доверяешь.

Удивительно, но Мишель улыбнулась.

— Намек понят. Так и запишем. — Улыбка исчезла. — Ты откусишь мне голову, но я должна спросить тебя об этом. Что с домом твоего отца? Разве тебе не лучше было бы жить там, а не в отеле?

— Дом я продала. Это была идея Аллена. — Новоиспеченный супруг убедил ее, что для их растущей семьи понадобится что-то побольше. Она, как дура, согласилась с его планом — сначала продать дом, а уж потом искать что-то другое.

— Он свинтил со всеми деньгами через два дня после того, как мы закрыли депонирование. Забрал все до пенни. Банковский счет был общим, в совместной собственности. Копы погладили меня по головке и сказали, что я скоро найду себе другого мужа, но теперь должна быть умнее.

Она слегка вскинула подбородок, словно ожидая удара.

— Мне очень жаль.

— И все? Ты обошлась без насмешек? Без удара ниже пояса?

— У меня сегодня выходной по этой части. — Мишель оттолкнулась от стены и захромала к ней. На лицо ее снова вернулись серый цвет и усталость. — Нам надо поговорить насчет отеля. Кто будет тут работать. Мне хотелось бы сделать это завтра.

— Конечно. О, кстати, пару дней назад я говорила с супружеской парой. Психологами. Они хотят проводить тут что-то вроде семинаров. Консультации по вопросам семьи. Они хотят бронировать три номера в неделю, со вторника по четверг, все лето. Я проверила бронирование, и у нас есть свободные комнаты. Я хотела поговорить с тобой об этом, прежде чем дать им ответ.

— Передай, что нет никаких проблем. Деньги нам нужны.

— Сегодня позвоню им. — Она помолчала и нерешительно добавила: — Может, тебе нужно принять что-нибудь?

— Так плохо выгляжу, да? Все будет нормально. У меня все болит и будет болеть еще долго.

— Хочешь поговорить об этом?

— О чем?

— О чем угодно.

— С тобой? — Она засмеялась. — Нет.

— Если передумаешь…

— Нет, не передумаю. Даже если ты серьезно, у тебя ничего не получится. — Смех оборвался. — Карли, я не объект для сочувствия. Я твой босс. Если ты будешь помнить об этом, мы нормально поладим.

Она повернулась и, хромая, вышла на улицу.

Карли глядела ей вслед, разрываясь между горькой обидой, приправленной гневом, и раздражавшим ее сочувствием. Она злилась на Мишель и на несправедливую ситуацию, но все понимала. Мишель действительно была ее боссом. Тот факт, что они когда-то дружили, уже не имел значения.

А через что прошла Мишель — Карли чувствовала, что не сможет и представить себе, насколько это ужасно. Но даже если понять это невозможно, чуточку сочувствия все равно не помешает.

Она вздохнула. Кого она обманывает? Конечно, это будет тяжело и обидно. Но это не означало, что она не станет пытаться.