Метро 2033: Край земли-2. Огонь и пепел

Сурен Цормудян, 2018

«Метро 2033» – Дмитрия Глуховского – культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж – полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают Вселенную «Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности на Земле, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду! Череда бедствий, ворвавшихся в райский уголок на краю земли, никак не собирается оставить в покое горстку выживших, долгие годы старающихся не потерять человеческий облик. Эхо давно минувшей войны и ее мрачная тень обволакивают разум людей, готовых сойтись в беспощадной схватке и завершить то, что не довело до конца оружие массового уничтожения много лет назад. И успокоившаяся было стихия Камчатки готовится к самой внушительной демонстрации своей мощи, перед которой меркнет всё… Всё, кроме разума и гуманизма.

Глава 2. Сложные вопросы

Здание было не столь велико, как казарма. Но много ли места надо для трех человек?

Окна предстояло заделать к зиме. Либо раздобыть стекла для них, что в перемолотом ударными волнами Петропавловске было маловероятным. Антонио был очень рад, что из их нового дома открывался прекрасный вид на Авачинский вулкан, который стал вдвое ближе, чем раньше. Первым делом Квалья выбрал место для себя и там же стал монтировать телескоп. Это было достаточно просторное помещение в левом от входа торце здания. Михаил и Оливия не мешали ему и не просили заняться чем-то другим. Здание, которое, похоже, было каким-то придорожным кафе когда-то, с несколькими гостиничными номерами на втором этаже, больших усилий по уборке внутренних помещений не требовало. Это уже до них сделали американцы. Похоже, кто-то из них хотел обустроить здесь бар, но их ферма еще не способна была давать достаточно ресурсов, чтоб производить не только пищу, но и алкоголь. Рядом с их новым домом, на вершине холма, имелась ровная площадка и здесь, похоже, американцы упражнялись в стрельбе. Судя по количеству гильз и отметинам от пуль на бетонных блоках с мишенями, недостатка в оружии и боеприпасах к нему беженцы с алеутских островов не испытывали, что навевало на Крашенинникова мрачные мысли. Ближе к вечеру, они поработали над своим новым жилищем достаточно, чтобы заслужить сегодня спокойный сон и оставить остальные труды для нового дня. Да и Оливии не терпелось спуститься вниз по склону, в американскую общину и познакомиться со своими соотечественниками.

Михаил не горел желанием общаться с новыми соседями, справедливо полагая, что он уже сказал достаточно в беседе с шерифом. Но и оставлять Оливию одну, пусть даже и с ее соплеменниками, он не желал.

Они вышли из нового жилища, и Квалья присоединился к ним. Солнце уже касалось вершины той сопки, на которой они недавно прятались от цунами. Поразительно, как расстояние способно изменить до неузнаваемости местность, в которой они прожили столько лет, и которая теперь была где-то там, далеко, за водами Авачинской бухты.

— Посмотри, Миша, как мило, — улыбнулась Собески. — Они все собрались у костра.

Оливия немного ошиблась. Костер был не один, поскольку собралось около двух сотен человек, или даже больше. Люди общались между собой, что-то грели на огне, кто-то играл на банджо, и ему аккомпанировала губная гармошка и гитара. К своему неудовольствию, Крашенинников заметил, что на доме шерифа теперь не один флаг, а два. Вторым флагом было желтое полотнище с изображением скрученной в пружину гремучей змеи в центре и надписью под ней: — Don’t tread on me^[1].

Неторопливым шагом к ним шел Карл.

— Хай. Я как раз шел к вам. Хотел пригласить на наше вечернее собрание. Люди хотят узнать о вас больше. И у них очень много вопросов.

— У меня тоже вопрос, Карл, — произнес Михаил. — Прямо сейчас.

— Конечно, сэр. Я слушаю.

— Что это? — Крашенинников указал на желтое полотнище со змеей.

— Ах, это? — шериф усмехнулся, на мгновение обернувшись. — Это флаг Кристофера Гадсдена. Один из первых флагов моей страны. Еще времен войны за независимость.

— Вам мало одного флага? — Михаил хмуро смотрел на американца.

— Знаете, в гораздо позднее время, этот флаг часто использовался как символ разногласий с действующей властью. В данном случае он символизирует то, что находящиеся здесь люди никак не представляют интересы госдепартамента, Пентагона или ЦРУ. Мы простые американцы.

— И вы думаете, что этот Гадсденовский флаг поможет? Что люди с того берега поймут, что он символизирует?

— Если не поймут, я постараюсь объяснить. Надеюсь, с вашей помощью. Но флаг Соединенных Штатов со своего офиса я не сниму. А теперь идемте со мной. Пора всем познакомиться.

Разговоры начали стихать, когда вулканологи приблизились к поселенцам. Умолкли банджо и губные гармошки. Взоры обратились к новичкам. И во взглядах этих Крашенинников видел разное. Подозрительность, недоверие, враждебность, любопытство. Но не только это. Кто-то смотрел приветливо, с теплотой и даже радостно. Встреча новых, живых и вполне цивилизованных с виду людей, очевидно, не могла не радовать.

— Присаживайтесь. — Шериф указал на большое бревно, лежащее с противоположной от поселенцев стороны в нескольких метрах от центрального костра. Бревно находилось чуть выше по склону и все беженцы с Алеутских островов без труда смогут видеть своих новых знакомых. Сам Карл повернулся лицом к своим соплеменникам.

— Мои собратья американцы^[2]! Жители Нью Хоуп! Как вам всем уже известно, в нашей общине появились неожиданные гости…

— Они назвали свое поселение «Новая надежда»? — шепнул Квалья. — Тогда быть может, мы назовем наш новый дом «Возвращение джедая»? Хотя нет… «Империя наносит ответный удар»! Точно!

Крашенинников прикрыл лицо ладонью:

— Черт тебя дери, Тони, не вздумай меня сейчас смешить.

— Хотя, я думаю, будет не совсем корректно называть этих людей гостями здесь, — продолжал шериф. — Эти люди много лет прожили в данном регионе. Они знают его гораздо лучше нас. Более того. Один из них родился здесь. Вырос в городе, который здесь был когда-то, и работал здесь. Это, — он указал на Крашенинникова, — русский, Михаил Крашен-никонофф…

— О, великий Зевс, ткни в этого сбирро^[3] молнией, — простонал Квалья, морщась от произношения фамилии его друга.

— Тони, угомонись уже, — прошептал Михаил. — На Камчатке не бывает молний^[4]. И Зевс греческий бог, а не римский.

— Неаполь все же греки основали…

— Помолчите вы оба, — шикнула на них Оливия.

Тем временем шериф продолжал свое вступление:

— Волею судьбы, здесь оказался гражданин Италии. Антонио Квалья. Вот он.

— Всем привет! — махнул рукой Тони.

— Но самым неожиданным, конечно, является то, что среди наших новых друзей…

— А почему мы должны быть уверены, что это друзья, Карл?! — крикнул кто-то из толпы.

Шериф окинул всех взглядом и, сдвинув свою шляпу на затылок, кивнул:

— Так. Быть может, сначала договорю я, потом свое слово скажут эти трое людей и уже после этого вы начнете задавать вопросы? Как вам такая гениальная мысль, черт возьми?

Большая часть поселенцев одобрительно закивала.

— Замечательно, — снова кивнул шериф. — И лично тебе, Гувер, я докладываю, что у нас американская демократия, а не сборище хиппи на Вудстоке! Так что если еще раз посмеешь меня перебить, я быстро надеру тебе зад! Итак. Это — миссис Оливия Собески. И она из Монтаны. Она гражданка Соединенных Штатов Америки. — Риггз повернулся к ней: — Прошу вас, миссис Собески.

— Что? — она поднялась, и растерянно посмотрела на шерифа. — Что мне говорить?

— Расскажите, как вы здесь оказались. Как выживали. Расскажите об этом месте. Прошу, не волнуйтесь. Перед вами ваши соотечественники и им будет интересно вас выслушать.

— Привет… Здравствуйте друзья… Я — Оливия… — начала сбивчиво говорить Собески, при этом робко улыбаясь и до сих пор с трудом веря, что перед ней действительно ее живые соотечественники.

* * *

Мотыльки и комары тихо бились о стекло большой масляной лампы, будто им настолько вся эта жизнь осточертела, что они решили самоаннигилироваться в пламени, к которому не подпускало это подлое стекло.

Андрей Жаров поднял воспаленные от недосыпания и нервозности глаза на вошедших. Цой впустил вперед себя клуб табачного дыма и переступил порог. За ним вошел Горин.

— Пятнадцать человек от Вилючинска и пятнадцать от Приморского будут на причале, на рассвете. С оружием и боеприпасами, естественно, — сказал Женя.

— Итого тридцать? А чего так мало? — развел руками в возмущении Андрей.

— Потому что мы не можем забрать все автоматические оружие из общин, Жар, — ответил Цой. — Или ты забыл? Вместе с нами — тридцать три человека.

— А Никита?

Женя и Александр переглянулись.

— Это не лучшая мысль, втягивать его в эту историю, — сказал Горин. — Ты и это забыл? Он утром уезжает в Рыбачий. Какие-то железяки там хотят собрать для ремонта жилищ. Нам бы Сапрыкина подключить.

— Да пошел он к черту! — бросил Андрей.

— Жар, он профессиональный диверсант…

— Да старый он пень! Пенсионер!

— Он нужен нам, Жар!

Андрей поморщился, мотая головой:

— Слушайте, да он нас на хрен пошлет и откажется. А я не буду перед ним унижаться и просить. Ясно?

— Тебя никто и не заставляет, — пожал плечами Цой, покусывая мундштук трубки. — А чего это ты там пишешь?

Андрей отложил перо и взглянул на только что заполненный черными строчками текста лист бумаги:

— Да уже написал, собственно. Это воззвание к нашему народу. Речь, которая должна вдохновить людей на освободительную войну.

— Черт возьми, Андрей, ты вообще о чем?! — воскликнул Горин. — Какая освободительная война?! Нас что, захватили и оккупировали?!

— Жень, ты что, идиот? Ты флаг видел?

— А ну, дай почитать, — Цой взял листок и уставился в текст, попыхивая трубкой. Чем больше он вчитывался в написанное его другом, тем более хмурился и мрачнел. — Что за… Вековечный враг? Убийцы наших отцов и матерей? Рабовладельцы? Орды иноземных варваров?! Андрей, да ты в своем уме?!

— А что не так?! — крикнул мгновенно вскипевший Андрей. — С чем ты, чтоб тебя, не согласен?!

— Орды варваров?! Какие орды, Андрей?! Я человек двадцать насчитал! Может тридцать! И среди них, между прочим, дети! Это они убийцы отцов и матерей?!

— Из них вырастут убийцы!

— С чего ты вообще это взял?! Ты хоть понимаешь, что наши люди верят нам?! — негодовал Цой. — Понимаешь это?!

— Разумеется!

— И если перед нашими людьми выступить с такой речью, то они в нее поверят! Поверят в этот кошмар! И все, назад пути не будет, если ты зарядишь их ненавистью, как ружье патронами!

— Назад пути не стало в тот день, когда лопнул вон тот мяч! — Жаров указал рукой на тот самый спортивный снаряд, который хранился как реликвия в их «тронном зале» уже долгие годы, напоминая о дне, когда они, еще будучи детьми, играли в «квадрат» на школьной площадке.

— И ты хочешь вернуться в тот день?! В ту войну?! Ты хочешь продолжить тот ужас, который когда-то начали какие-то скоты?! Нельзя выступать с такой речью перед народом, Андрей! — Александр взмахнул листком бумаги. — Нельзя! Женька! А ты что молчишь?! Или ты согласен с ним?!

Цой всучил Горину бумагу, и Женя пробежался взглядом по тексту:

— М-да, Андрюха, это явный перебор. Не хватает слов про святую землю, крестовый поход и про смерть неверным.

— Да вы охренели оба что ли?

— Ты погоди, Жар. Не кипятись. Мне вам обоим есть что сказать. Сейчас главная проблема в том, что в их поселении Крашенинников. Машину мы все разглядели, не так ли? В свою очередь, проблема не в Крашенинникове, как таковом, а в водородной бомбе…

— Вот, вот оно! — вскинул руки Цой. — Вы вдумайтесь только! Мы поспешили! Погорячились! Даже если вы это не признаете, то я признаю! Мы погорячились и совершили ошибку, изгнав этих вулканологов отсюда. И с чем мы столкнулись в итоге?! А с тем, что нам теперь любой ценой надо вернуть Крашенинникова и забрать у него бомбу! Так вот и с этими американцами горячиться нельзя! Нельзя спешить и действовать на эмоциях!

— Саня, я согласен с тобой, в общем-то. Но дай договорю, — поднял ладонь Женя. — Итак. Миша у них. И Миша нам нужен. Завтра мы не атаковать должны американцев, а выйти на контакт и попробовать вернуть его обратно. В конце концов, здесь их дом, который они неплохо обжили за столько-то лет. Мы вернем все их имущество и даже больше. Отменим приговор, извинимся, все что угодно, лишь бы заполучить Крашенинникова, а вместе с ним и бомбу. А вот когда у нас будет бомба, то эти американцы вообще не проблема. Они никак не смогут угрожать нам, если у нас будет эта бомба.

— И что, пусть они живут на нашей земле, так что ли?! — рявкнул Жаров.

— Слушай, Андрей, земли у нас много, а людей мало. Но это ладно. Я ведь думаю, что не от хорошей жизни они сюда пришли. Когда мы были в походе и искали того зверя далеко в сопках, то на западе, за горой Вилюй, видели, что с природой что-то странное творится. У нас тут, быть может, один из немногих, если не единственный, оазисов, пригодных для нормальной жизни и земледелия.

— Им здесь не место, Гора!

— Я тебе еще раз говорю, не в этом дело сейчас. Наша главная цель — Крашенинников. Заполучим его, значит, заполучим бомбу. А с таким оружием, нам и воевать ни с кем не придется. У нас будет ядерная монополия.

Андрей задумчиво уставился в потолок, размышляя над словами Горина. Все же ему пришлось признать, что здравое зерно в них имелось. Поднявшись со стула, они принялся расхаживать по помещению и остановился у окна.

— Ладно. Может ты и прав. С речью пока повременим и будоражить людей не будем, до поры до времени. А завтра попробуем провести что-то вроде переговоров.

— Тогда нам точно понадобится Сапрыкин, — произнес Александр.

— Зачем? — не оборачиваясь и глядя в окно, спросил Андрей.

— Он знает английский язык. Нам ведь нужен переводчик, не так ли?

— Возьмем Рому Мухомора. Он тоже знает.

— Рома восстанавливает свой дом. Все-таки у него внуки малые. Двое. А дочка третьего ждет. И мужа она, кстати, во время землетрясения потеряла. Он никуда не поедет. Мобилизацию мы ведь не объявляли и берем пока самых надежных и неболтливых. Нам нужен Сапрыкин.

— На кой черт тебе этот старик? — обернулся Жаров.

— Этот старик, по сути, сделал из нас тех, кто мы есть теперь. Не надо о нем так, Андрей.

Жаров скривился и снова отвернулся к окну:

— Я его уговаривать не буду.

— Предоставь это мне, — сказал Цой и торопливо запихал в карман куртки несколько листков бумаги, в том числе и ту ужасную речь, которую написал Андрей.

— Как знаешь. Только не забудь поспать сегодня. Завтра трудный день нас ждет. Я, пожалуй, тут переночую. — Жаров отошел к стоящему в углу топчану и улегся на него. — Лампу погасите, как будете уходить.

Уже через несколько минут Цой и Горин стояли на улице, перед школой.

— Жень, тебе не кажется, что Андрея начинает уже здорово заносить? Он теряет контроль над собой.

— Просто у него свое собственное мнение, — пожал плечами Горин.

— Это уже не мнение, Жень! Тут уже патология!

— Саня, я теперь с тобой не соглашусь. Тебя не тревожит, что поблизости американцы?

— Конечно, тревожит. Но меня вообще бы тревожила группа людей, оказавшихся поблизости и о которых мы ничего не знаем. И не важно, чьи это были бы граждане. Но… Когда я детей увидел. Все как-то по-другому восприниматься стало, понимаешь? Тут разобраться надо.

— Вот завтра и разберемся. Надеюсь. Ты, Саня, не забывай, что сейчас главная проблема, это бомба.

* * *

Оливии нужно было совсем немного времени, чтобы преодолеть мешавшую ей поначалу растерянность и робость. Сейчас она уже говорила уверенно и ярко, рассказывая своим соотечественникам о том, кем она была в Америке, и кем был ее отец. О том, как она оказалась на Камчатке и о своей работе. О том страшном дне и временах и событиях, наступивших после. Казалось, она хочет охватить все эти годы, не оставляя никаких мелочей. Михаил заметил, что Оливия при всем при этом старалась обходить острые углы и даже не упомянула о своем не очень положительном отношении к приморскому квартету. Она пыталась быть объективной и честной и в то же время избегала любых мелочей, которые так или иначе могли создать негативный образ общин на другом берегу Авачинской бухты.

Уже который раз Оливия заставила Михаила восхищаться ею. Первоначальные опасения о том, какую именно оценку даст она местным жителям, были напрасны. Собески рассказала, как им, пережившим крушение вертолета, оказали помощь. Не забыла упомянуть о том, что за все годы после избавления от банд, никто не пытался напасть на них или ограбить. Но главную проблему никак не обойти и не сгладить. Ее не замолчать и не скрыть. Их изгнали из-за того, что она американка. А это ломало самое идиллическое представление о нравах местных, какое только могло быть.

Собески смолкла после долгого монолога, и по толпе прокатился шелест тихих голосов. Поселенцы обсуждали все, что только что услышали. Оливия вернулась к бревну и села рядом с Михаилом. Теперь она снова выглядела какой-то растерянной, как в самом начале своей речи.

— Боже я, кажется, все испортила… Я что-то не то сказала, — прошептала она, глядя на то, с каким волнением люди по другую сторону от костра что-то обсуждают.

— Что ты, милая. Ты молодец. Ты была на высоте, и я горжусь тобой! — Михаил приобнял ее за плечо.

— Ну что ж, мы благодарны вам, миссис Собески, за ваш исчерпывающий и весьма познавательный рассказ, — громко провозгласил шериф. — Теперь, я думаю, настала очередь выслушать то, что поведает нам Михаил. Прошу сэр…

Крашенинников поднялся и сделал несколько шагов вперед.

— Как хорошо, что про меня все забыли, — улыбнулся Квалья. — Но если вдруг и мне придется говорить, то я скажу: «Привет, я Энтони и я алкоголик».

— Перестань, — вздохнула Собески.

— Я Михаил Крашенинников. Можете называть меня просто Миша или Майкл. Так вам будет проще. Я вулканолог и уроженец города Петропавловска-Камчатского, который находился когда-то здесь, на этом месте, — заговорил Михаил, обращаясь к поселенцам. — Мне, признаться, не очень понятно, что я могу вам еще сказать, особенно после того замечательного рассказа, что вы услышали от Оливии. Собственно мне нечего добавить к ее рассказу.

— И все-таки, Миша, мы все с нетерпением хотим выслушать вас, — произнес шериф. — Попробуйте рассказать то, что сейчас очень волнует всех нас. Насколько те люди, находясь в плену ложных представлений об американцах, могут быть опасны для нас?

— А этот Карл очень даже не прост, — шепнул Оливии Антонио. — Похоже, он хочет подвести нас к тому разговору, что у нас состоялся с ним днем. И если ты помнишь, на некоторые его вопросы мы отвечать отказались. А теперь нам придется отказать толпе? И что же будет после? Мне кажется, чертовски хитер этот шериф…

— Опасны ли для вас те люди? Опасны ли для вас мои соотечественники? — вздохнул Крашенинников. — Это очень сложный вопрос. И уж поверьте, я не хочу лжесвидетельствовать…

— Ну, так ответь, черт возьми, прямо! Да или нет?! — раздался возглас из толпы.

— Да с чего ты решил, что этот русский будет говорить нам правду?! — выкрикнул кто-то еще.

Толпа загудела.

— Погодите… Погодите, дайте мне сказать… — растерянно развел руками Михаил, но его, похоже, никто не слышал.

— Тише! — заорал шериф. — Тише я сказал!

Тут же над толпой стал возвышаться поднявшийся Рон Джонсон.

— Ну-ка успокойтесь все! — как раскаты грома, обрушились на всех слова Джонсона.

Это помогло, и толпа заметно стихла.

— Послушайте, именно правду я и хочу говорить. Но правда в первую очередь требует понимания. Ее недостаточно просто принять, как религиозную догму! То же самое и в отрицании правды! Без попыток понять ее, она ничего не стоит, хотя именно правда и есть одна из высочайших ценностей!

— Говори без этой патетики и философии! Говори проще! — снова выкрики из толпы.

— Проще?! — нахмурился Михаил. — Ну, тогда первое, что вы должны уяснить, так это то, что нельзя на сложные вопросы давать простые ответы! Простые ответы на сложные вопросы порождают экстремизм, терроризм, расизм! Я думаю, здесь следует напомнить, что сто лет назад германский народ пребывал в очень тяжелом положении! И вот они задавались вопросами: а почему так? Это были сложные вопросы, потому что на их положение влияла сумма разных факторов. Но пришел Гитлер и дал им простые ответы. Очень простые! А ведь большинству людей легче, когда ответ прост как рецепт яичницы с беконом! И потому они поверили, когда он дал им простой ответ — во всем виноваты евреи и коммунисты! А когда ни тех, ни других в Германии не осталось, он убедил их наброситься с жадностью голодного зверя на соседние страны! А вспомните террористические атаки! Они обрушивались на нас, на вас и на многие государства мира! Какая сила заставляла тысячи людей становиться убийцами невинных гражданских?! Какая сила заставляла становиться террористов смертниками?! Сила очень простых и даже примитивных ответов на очень сложные вопросы! И эти ответы им готовили их вербовщики и фальшивые проповедники! Почему мир не справедлив?! А потому что вон те люди виноваты в этом. Все без исключения! Но если ты убьешь хотя бы десяток из них, то обретешь рай! Все просто! А какие ответы были удобнее для нас, о феномене терроризма? Самые простые, конечно же! Они ненавидят нас и убивают, потому что мусульмане! И ложь накладывалась на ложь, образуя гигантскую пирамиду лжи, раздавившую весь мир! Простые ответы вели тысячи средневековых людей в ужасные, кровавые крестовые походы. И люди убивали в них и умирали в них за простые ответы, которые скармливали им как ветхозаветную чечевичную похлебку! Так что простых ответов я вам не дам! Если я скажу, что люди на той стороне не представляют угрозы для вашего поселения, я не буду до конца честен. Если же я скажу, что те люди все же представляют угрозу, то вы сразу решите, что там враг. Что там злодеи и террористы! Но ведь и это не верно! Там живут хорошие люди! Но они, как и вы, вышли из другого мира. Из мира, где в любом уголке планеты каждый, обладавший контролем над средствами информации, а по сути, орудиями пропаганды, плел свою сложную паутину лжи, сотканную из прямых нитей простых и примитивных ответов. Но когда в том мире не осталось свободного от этих паутин пространства, кто-то зажег спичку и все вспыхнуло. А теперь большинство из тех, кто пережил тот всепожирающий огонь, думают, что спичку зажег кто-то с другого берега. Конечно, вы и они разные, в силу того, что в различных событиях и условиях шло построение нации. Но насколько вы разные, настолько и одинаковые. Хотя бы в части имеющихся предубеждений, стереотипов и страхов по отношению друг другу.

— Так что нам делать, черт возьми?! — закричали из толпы.

— Если бы у меня были готовые рецепты, я бы их дал! У меня нет готового ответа на вопрос — что делать! Но я убежден в одном, конфликта между вашей общиной и людьми с того берега необходимо избежать любой ценой!

— Да он голову нам морочит! Это все уловки!

— Где уловки, он вроде правильные вещи говорит!

— Это чтоб усыпить нашу бдительность!

Шум снова начал наполнять толпу. В ней все-таки были те, кто прислушивался к словам Михаила. Но, похоже, подавляющее большинство действительно хотело простых ответов и ничего более. Но шум длился недолго. Из толпы поднялся человек, и Крашенинников узнал его. Это был Марк Моусли.

— Сколько там человек? Сколько у них оружия?! Есть ли тяжелая техника?! — выкрикнул он. — Это ведь очень простые вопросы и мудрить с ответами тут не надо, верно?!

Михаил медленно повернул голову и уставился на шерифа. Тот сидел на пеньке, глядя куда-то в сторону, и задумчиво покусывал соломинку. Но Крашенинников все же заметил едва уловимую ухмылку в уголках его губ. Теперь Михаил не сомневался, что Карл специально разыгрывал спектакль с этим Моусли и они заодно. Очень просто было отказаться отвечать на этот вопрос, когда они втроем сидели перед шерифом и добродушным Джонсоном. Но теперь придется отказаться отвечать на этот вопрос перед сотнями людей. И те ждали ответ, поскольку шум сразу притих, после того как Моусли громко объявил то, что так интересовало Карла, а теперь и всех.

Михаил казался совершенно растерянным. Он взглянул на Оливию и Антонио, что сидели позади, на бревне. В глазах Собески читалось отчаяние. Она прекрасно понимала, в каком положении оказался ее возлюбленный. Он мог бы солгать, но это шло вразрез с выбранной им линией поведения и желанием предотвратить войну. Он мог бы сказать правду, и это делало бы его предателем. А что будет, когда он откажется отвечать перед этой толпой? Антонио просто мотал головой. Он был всецело на стороне Михаила и дал понять, что он в этой ситуации отказался бы отвечать. Квалья понимал, что именно такой ответ его друг видел сейчас единственно правильным.

— Я на такие вопросы отвечать не намерен! — громко заявил Крашенинников, и толпа буквально взорвалась. Люди вскакивали с мест, и в его адрес сыпались проклятия и угрозы. Конечно, было много и таких, кто не был одержим паранойей обоюдной ненависти. Но они вели себя куда спокойней. Именно поэтому, громче всех были сторонники агрессивных действий. Именно поэтому, казалось, что их абсолютное большинство. Голоса разума, как правило, всегда тонут в таких бурях…

Михаил взял за руки Оливию и Антонио.

— Идем домой. И поскорей.

Видя, что они уходят, толпа зашумела еще больше и отдельные группы начинали выдвигаться из нее, чтобы догнать. Рон Джонсон быстрым шагом подошел к шерифу.

— Не сработало, Карл. А ведь я тебя предупреждал.

— Как же мне не нравится, когда ты меня предупреждаешь и оказываешься прав, — сказал Риггз, выплевывая соломинку и тяжело вздохнув.

— Что дальше, Карл? Ты позволишь толпе линчевать их?

Шериф смерил здоровяка многозначительным взглядом и покачал головой:

— Держись рядом, иначе они линчуют меня.

Риггз встал между уходящими вулканологами и толпой поселенцев:

— А ну тихо! Я сказал, тихо!

— В чем дело, Карл?! Останови их! Верни их и заставь ответить на этот вопрос! Он не ответил! — кричали из толпы.

— А что вы, собственно, ждали?! Поставьте себя на место этого русского и скажите мне, стали бы вы сами отвечать на такой вопрос?!

— Значит, его надо пытать! — выкрикнул кто-то. — Эй, Джонсон! Тебя же учили делать это профессионально!

— Знаешь, приятель, я что-то подзабыл, как это делается! — лицо Рона скривилось в угрожающей ухмылке. — Что если перед тем, как начать их пытать, я потренируюсь на тебе?!

— Эй, Карл! Но на том берегу русские!

— Ты бы предпочел, чтоб там были какие-нибудь афганцы, северные корейцы или кто? Ты в России, болван! А о том, что на том берегу есть люди, мы подозревали, да еще и знали и раньше! Что изменилось вдруг?!

— Но надо что-то делать!

— Что, например? Загнать их в резервацию? Подарить им отравленные оспой одеяла?

— Какого черта ты несешь, Карл?!

— Это вы, какого черта тут орете! Ничего не произошло! А этот русский был с нами честен! И он не желает, чтоб мы конфликтовали!

— Но он не ответил на вопрос!

— Точно так же поступил бы и я!

— А что если они нападут?!

— Значит, мы будем защищаться!

— И все?! Лучшая защита — это нападение! Мы должны ударить первыми!

— Черт тебя дери, Гувер! Что-то мне подсказывает, что если русские и нападут на нас, то только потому, что среди нас есть такой кретин, как ты!

— А ты просто трус! — заорал розовощекий морщинистый Гувер.

Карл громко хмыкнул. Затем расстегнул пояс с двумя револьверными кобурами и опустил на траву. Сверху положил свою шляпу.

— Ну что ж, смельчак, подойди сюда и скажи мне это в лицо, — спокойно сказал шериф. — И вообще. Кто из вас, крикунов, считает, что рожденный славной землей штата одинокой звезды^[5], Карл Монтгомери Риггз, является трусом, пусть сейчас же выйдет сюда и покажет, насколько он смелее меня!

Эмоции в толпе вдруг резко поутихли и кто-то осторожно произнес:

— Эй, он же имел в виду, что ты русских боишься…

— Да это вы обделались от страха! Одного русского мы только что видели и что?! Он похож на дьявола?! Единственное, чего я боюсь — это человеческое скудоумие, которое не знает границ и ему не нужны въездные визы! Большинство бед человеческой расы от этого скудоумия! Посмотрите на себя! Орете и беснуетесь, как толпа линчевателей! Мы прошли все вместе через невиданные испытания! Мы преодолели тяжелейший путь! Смогли бы мы это сделать, если бы вы были такими же, накачавшими себя страхом и ненавистью идиотами в самом начале нашего пути?! Если сюда придут русские, мы будем с ними разговаривать! Если нападут, мы дадим достойный отпор! Но мы сможем разговаривать хотя бы потому, что в том доме поселились люди, которые свободно владеют и нашим языком и языком местных. И мы сможем дать отпор, если прекратим истерики и вернем в наши ряды единство и здравый смысл! Верните в свои бошки рассудок, черт возьми! Он нам всем сейчас нужен! Он нам нужен всегда! Это первое правило выживания!

* * *

— Чертов лицемер, — зло выдавил сквозь зубы Крашенинников, выглянув в окно.

То, что толпа остановилась, его нисколько не радовало. Сейчас, когда они оказались в этом поселении, он чувствовал себя будто на вулкане, который в ближайшие дни, а может и часы, непременно должен извергнуть из своих недр миллионы тонн серы и пепла.

— Мне кажется, эта штука нам не поможет, — вздохнул Антонио, вертя в руках арбалет.

— Да уж. Здесь нужна штука посерьезней. — Взгляд Михаила скользнул мимо американских беженцев и их домов куда-то вдаль и остановился на далеком полукруглом холме.

— Посмотри-ка, Миша. Этот Кинг-Конг направляется сюда, — сказал Квалья…

Рон Джонсон неторопливо поднялся по склону к зданию, в котором обосновались вулканологи. За спиной у него был чем-то набитый походный рюкзак, в руках штурмовая винтовка. Остановившись у отремонтированной минувшим днем двери, он постучал в нее.

— Чего тебе надо? — крикнул, высунувшись из окна, Крашенинников.

— Ребята, откройте, — улыбнулся, как ни в чем не бывало, здоровяк.

— Или что?

— Да ничего, — Джонсон пожал плечами. — Меня Карл попросил пожить с вами, какое-то время. Для вашей же безопасности. Здание достаточно большое и я не буду вас стеснять.

— Ты точно не будешь нас стеснять, если пойдешь сейчас же к черту.

— Это грубо, Миша, — скривился Рон.

— Грубо?! Fuck you asshole! Вот это грубо! Ты думаешь, я не понял, что это все был спектакль, подготовленный этим твоим шерифом?!

— Послушай, Миша, люди напуганы. Им будет спокойней, и вы будете в безопасности, если я поселюсь здесь.

— Миша, впусти его, пусть останется, — сказала Оливия. — В самом деле, так будет лучше для всех. Особенно для нас.

— Милая, ты что, не понимаешь, что Карл приставил к нам надзирателя? «Большой брат следит за тобой!» — помнишь такую книгу?!^[6]

— Миша, ничего серьезней арбалета у нас все равно нет, — поддержал Оливию Квалья.

Хмурясь и понимая, что с таким положением дел придется все же смириться, Крашенинников посмотрел на Джонсона.

— Ладно. Останешься при одном условии. Я собирался заколотить все окна на первом этаже. И большую часть окон на втором. Если ты мне поможешь, и мы справимся до полуночи, ты останешься. Если нет, тебе тут делать нечего.

— Заколачивать окна? Какого черта, Майкл?

— Так, все, проваливай…

— Окей, окей! — поднял руки Джонсон. — Я пойду за досками, ладно? Вещи только оставлю.

После того как Михаил открыл дверь, Рон поставил свой рюкзак на пол и отправился за обещанными досками, повесив оружие за спиной. Закрыв за ним дверь, Крашенинников тут же распахнул рюкзак и начал досмотр вещей Джонсона.

— Миша, какого черта ты делаешь? — возмутилась Собески.

— То же, что и они. Они ведь обыскивали нашу машину, не так ли?

— Но это аморально, Миша.

— Я знаю, дорогая.

— Там есть что-нибудь интересное? — спросил Антонио. — Быть может, журналы для одержимых сексом подростков? Ну, или одиноких итальянцев?

— Нет, брат мой. Тут, похоже, только предметы одежды и все.

Михаил вдруг вытянул что-то большое и красное.

Оливия подошла ближе:

— Что это?

— Похоже, это полотенце.

— Такое огромное?

— Так ведь и Джонсон не маленький, — засмеялся Квалья.

Крашенинников поднял взгляд на друга и ухмыльнулся:

— Тони, надеюсь, ты не забыл взять свои краски, когда мы покидали казарму?

— Нет. Они со мной. А что?

Скомкав большое красное полотенце, Михаил швырнул его своему итальянскому другу.

— Пока спрячь это. Хочу, чтоб ты помог мне дать симметричный ответ этим американцам.

— Поверить не могу! — воскликнула Оливия. — Ты воруешь полотенце, Майкл?!

— Дорогая. Я вообще полон сюрпризов…

* * *

Несмотря на поздний час, голоса и смех в угловой квартире первого этажа дома на улице Кронштадтской не утихали. Сырость и свет масляных ламп привлекали туда мошкару, но и это не мешало общению.

— Выдумал, небось, байку эту, дядя Женя?! — смеялся Борис Хан, отпивая хвойный чай.

— Нет, я на полном серьезе, — мотнул головой Сапрыкин. — И это совершенно не выдуманная история. Тот полковник на самом деле заминировал входную калитку на своей даче и уехал в отпуск куда-то на материк. И вот приезжает он через полтора месяца и пошел к себе на дачу. А о мине-ловушке забыл напрочь. Тогда ему руку и изуродовало.

— Грешно смеяться, конечно, — вздохнула Жанна, — но как, черт возьми, он мог о таком забыть? Пьяный был?

— Вот чего не знаю, того не знаю, красавица. Но факт остается фактом. Сам себя взорвал. Но ведь это еще не все. После развала СССР, этот бывший политический комиссар отправился в Москву, в какую-то новоявленную демократическую организацию, и заявил, что его искалечил коммунистический режим и КГБ. И ему поверили, стали выплачивать пенсию и сделали каким-то заслуженным деятелем демократии и борьбы с тоталитаризмом.

— И что, никто даже не проверил, как на самом деле он покалечился? — удивился другой брат Жанны — Митя.

— Нет. А зачем? Он говорил то, что было нужно. Его версия была в тренде. Зачем правда, если из нее нельзя сделать сенсацию? Так и происходила у нас смена политической парадигмы. А может и не только у нас. Правду ведь надо найти, перепроверить. Столько лишних телодвижений. Вранье удобней, потому что проще. Это как реферат написать. В старинные времена надо было сходить в библиотеку. Изучить материал. Систематизировать его. Кропотливо и аккуратно написать свой реферат, основываясь на изученном материале и полученных знаниях. А потом пришла пора всяких там интернетов. Никуда ходить не надо. Ничего писать не надо. Скачай реферат, распечатай, вставь свое имя и все. Его даже читать нет необходимости.

— Да мы с Митей понятия не имеем, что такое реферат, — улыбнулся Борис. — Нам было лет шесть или восемь, когда случилось это…

— Зато Жанна должна помнить. Кстати, это не конец истории про того полковника. Вы помните банду Скрипача?

— О, да, — вздохнул Митя.

— Конечно, — закивали Жанна и Борис.

— Так вот, Скрипач тот был родным сыном этого полковника. Вот такая «замечательная» семейка.

После этих слов Сапрыкин вдруг поднял ладонь и бросил взгляд в сторону окна. Затем осторожно взял одну из ламп и медленно двинулся к чернеющему в стене проему, жестом велев своим гостям продолжить разговор.

Семейство ительменов поняло все без лишних слов, и тут же речь зашла об охоте, рыбалке и планах на ближайшие дни.

Подойдя к окну, Евгений Анатольевич резко вытянул руки. В одной лампа, в другой пистолет. Тут же за окном кто-то охнул и послышался звук падающего тела.

— Твою мать…

— Саня, это ты? Хорошо, что пришел. Я как раз подумывал о том, чтоб рассказать тебе о такой штуке, как ДВЕРЬ!

— Слышь, да помоги уже! — послышался голос Цоя.

Сапрыкин отложил лампу и оружие. Свесившись из окна, он протянул Александру руки и помог забраться в квартиру.

— Может уже объяснишь, что за странную моду взял приморский квартет, лазать ко мне через окно?

— У тебя во дворе, у входа в подъезд, люди у костра сидят, болтают. Не хотел светиться лишний раз.

— И с чего такая конспирация? Да и вообще, Саня, что у тебя за вид? Тебя что, пинали?

— Я разбился…

— Чего?

— На мотоцикле, говорю, разбился. Дай воды попить.

Евгений Анатольевич взял пустую кружку и налил туда из фляги родниковую воду.

— Держи. Должен заметить, что выглядишь как живой.

— Очень смешно, твою мать! Я же не насмерть разбился!

— Кто бы мог подумать… Так что стряслось?

Александр с жадностью выпил воду, словно только что вернулся из долгих скитаний по великой пустыне.

— Медведь.

— Медведь? — переспросил Сапрыкин. — А дальше мы сами должны догадаться?

— Я ехал в Вилючинск. И вдруг медведь посреди дороги. Огромный! Я руль вправо и полетел кувырком.

— Так он напал на тебя? — встревожилась Жанна.

— Да, как бы… вроде и не напал… Убежал в сопки, похоже.

— Уж не наша ли это старая знакомая, — сказала Жанна, взглянув на Сапрыкина.

— Большая зверюга была, говоришь? — нахмурился Евгений Анатольевич.

— Очень. Да не в этом дело. Нам твоя помощь завтра нужна.

— Знаешь что, Саня, ты меня извини, конечно. Но после сегодняшнего визита Жарова, который, между прочим, тоже ко мне в окно влез, я не очень горю желанием вам помогать.

— Да Жар вообще с катушек съехал, — поморщился Александр. — В том и беда. Он войну объявить хочет.

— Войну? Это кому, интересно? Как император Калигула, морскому богу Посейдону? Отправит всех на берег и заставит тыкать копьями в Авачинскую бухту?

— Да ты о чем вообще? Он американцам хочет войну объявить.

Сапрыкин посмотрел на Цоя снисходительным взглядом пожилого психиатра:

— Американцам?

— Да, — кивнул Александр.

— Войну?

— Да.

— Здесь?

— Да… Чего ты ухмыляешься вообще? Это смешно, по-твоему?

— Саня, каким американцам?

— Как это, каким? Американским американцам, разумеется.

Евгений Анатольевич вздохнул, качая головой.

— Слушай, Саня, вы какой-то тайник с наркотой нашли, оставшийся от банд, и упоролись что ли?

— Дядя Женя, я знаю, ты, конечно, любишь пошутить. Но сейчас я ухмылочку-то с твоего лица сотру. На том берегу, в двадцати километрах от твоего дома, на севере Петропавловска, живут американцы.

Сапрыкин прошелся по комнате и уселся за стол.

— Это тебе Жаров рассказал что ли?

— Нет. Я сам их видел. Своими глазами, — категорично ответил Цой. — У тебя есть карта?

— Саня, моя квартира минут двадцать была под водой. На дне Тихого океана. У меня здесь ничего нет.

Жанна положила ладонь на плечо одного из братьев:

— Митя, сгоняй за картой. Покрупнее. Чтоб Петропавловск-Камчатский с пригородами в деталях.

— Я понял, — Дмитрий Хан кивнул и направился к выходу.

— Митя, еще лист бумаги и карандаш захвати, — окликнул его Сапрыкин.

— Сделаю! Я мигом!

Когда он покинул квартиру, Евгений Анатольевич внимательно взглянул на Цоя:

— Ну, теперь давай рассказывай в деталях.

— Короче, отправились мы, значит, Крашенинникова искать…

— Вашу ж мать! — воскликнул Сапрыкин. — Какого черта вам еще от него надо?! Вам мало, что вы прогнали их?! Что теперь?!

Александр вздохнул, морщась, и извлек из внутреннего кармана куртки несколько листов бумаги.

— На, читай. — Он бросил их на стол.

— Что это?

— Несколько недостающих страниц того самого «Протокола-О». Ты читай, читай.

Придвинув ближе лампу, Сапрыкин принялся изучать документ. Поначалу казалось, что делает он это через силу. С великой неохотой и борясь со скукой. Но с каждым абзацем выражение его лица менялось. А когда взгляд пробежал по заключительным строкам, по лицу Сапрыкина стало ясно, что все куда серьезней, чем даже в странном известии, что принес Александр Цой.

— Крашенинников? Один из тех, кто должен… Бомба?! Так вот о чем сегодня днем спрашивал Андрей? Об этой бомбе?

— А ты будто не знал? — усмехнулся Цой.

— Я не знал, черт тебя дери! Я ничего не знал об этой части протокола!

— Серьезно? — Александр изобразил удивление.

— Саня, ты меня плохо слышал? Ты думаешь, если я кубик Рубика умею собирать, то мне известны все тайны цивилизации?

— Да ладно тебе, не кипятись. Но это не самое стремное, кстати. Мы увидели поселок. Километрах в четырех от берега. Между двух пологих сопок. Там я насчитал двадцать или тридцать человек. И на одном из занятых ими зданий висит американский флаг. И там же стояла машина Крашенинникова. Он теперь у американцев. И, как ты уже заметил, он хранитель водородной бомбы.

Сапрыкин опустил голову и принялся массировать виски пальцами:

— Твою мать… Ну, приехали… Объект «Качели-1»… Двенадцать мегатонн…

— Так ты с нами, дядя Женя? — спросил Цой.

— Так вот, значит, откуда неизвестный труп и американская форменная куртка… Погоди, а что вы решили?

— Ну, Андрей хочет на них напасть. Даже вот такое обращение к народу написал, — Александр вынул еще один лист бумаги и положил перед Евгением Анатольевичем.

— Да вы охренели совсем?! — воскликнул Сапрыкин, прочитав и этот текст.

— Мы? — удивился Цой. — Это не я писал. У меня не такой красивый почерк.

— Но вы позволили Жарову это написать!

— Так у нас равные голоса, дядя Женя!

— Равные?! В последние дни я слышу только его! Может потому, что он кричит громче?! Так равные ли у вас теперь голоса?!

— Я что-то не понял, — теперь со стула поднялся Цой. — Ты это к чему клонишь? Хочешь Андрея отстранить от власти? И это в тот момент, когда мы узнали, что поблизости находится поселение американцев? И это при том, что мы не имеем понятия о планах этих американцев, об их численности и оружии? Ты хоть понимаешь, что разброд и шатания начнутся в народе?

— А ты, Гора и Вишневский в состоянии удерживать баланс и повлиять на Андрея, чтоб он не наломал дров? И есть ли у вас резервные планы? Что вы решили?

— Мы решили уболтать Крашенинникова вернуться, — развел руками Цой. — Нельзя чтоб он и бомба достались американцам.

— Но будет очень здорово, что она, бомба эта, достанется Андрею? Это в его-то нынешнем состоянии? А что если Крашенинников откажется?

— Да я не знаю, Анатольевич! Эта ситуация свалилась на нас внезапно, как то чертово цунами! Потому ты нам и нужен! И не только как переводчик, но и как… Как… Ну как башковитый чувак!

— Переводчиком я не буду.

— Почему?!

— Не факт что вы встретитесь с Крашенинниковым. Но если вы пойдете на переговоры с американцами, то они не должны знать, что кто-то из нас владеет английским языком. Возможно, никто из американцев не знает русского языка. Тогда они пригласят на переговоры Михаила. Это понятно?

— Черт! — радостно воскликнул Александр. — Ну я же говорил, что ты нам нужен! С ходу такая толковая идея! А что, если он что-то не то будет переводить? Ну, типа в своих интересах?

— Я почешу ухо и кашляну. А если все, вообще, из-под контроля выйдет, то тогда уже сам буду переводить.

В квартиру Сапрыкина вернулся Дмитрий Хан. Он разложил на столе карту, и Цой тут же показал место, где они видели американский флаг. Сапрыкин отметил его карандашом.

— Ладно. Я с вами, — сказал он.

— Отлично! — хлопнул ладонями Цой. — Слушай, а можно переночевать у тебя? А то мотоцикл мой разбит. Чинить надо. А там, на дороге, медведь этот…

— Саня, оглянись. Где ты тут ночевать собрался? Видишь, бардак какой?

— Ладно, — вздохнул Александр. — Тогда пойду к Рубахе. У него дом вроде не пострадал от цунами. Мы за тобой на рассвете заедем и в Приморский. На завод. К тральщику.

— Хорошо, хорошо, — покивал Сапрыкин, изучая карту. — Проваливай.

Цой направился сначала к двери, но развернулся и покинул квартиру через окно.

Дождавшись, когда на улице стихнут удаляющиеся шаги Цоя, Евгений Анатольевич взглянул на Жанну.

— Ребята, мне нужна ваша помощь.

— Конечно. Что нужно сделать?

— Смотрите сюда. — Он обвел карандашом какую-то возвышенность на карте. — Если бы у вас была машина, вы к рассвету добрались бы сюда?

— Машина? — Жанна задумчиво потерла ладонью шею. — Если в Елизово вот здесь и здесь сохранились мосты, то вполне возможно.

— Судя по всему, вулканологи без особых проблем менее чем за сутки добрались до Петропавловска на машине, которая движется вопреки здравому смыслу. Я же дам вам отлично сохранившийся японский внедорожник. Жанна, на ТЕХ САМЫХ складах, в северном ангаре, стоит эта машина. Я ей пользовался пару месяцев назад. Так что колеса за это время едва ли сдулись и аккумулятор не должен был разрядиться. Бак полный. Прямо сейчас мы с вами пойдем туда. Я возьму кое-какое оружие и если что не так, то помогу оживить автомобиль. Дальше, вы без промедления едете вот в это место. Тут несколько холмов. Ваша задача состоит в следующем. Надо убедиться, что там нет никаких секретных постов американцев. Делайте все тихо. Если там американцы, ничего не предпринимайте, а возвращайтесь ко мне, если, по вашим оценкам, успеете до рассвета. Если же нет, то займите ближайшую безопасную высоту, с которой видно вот это место и вот этот участок бухты. Когда увидите тральщик, то зажжете там дымовую шашку. Ее я вам тоже дам. Это будет сигнал, что нужный вам район занят американцами. Но, не думаю, что они там есть. Едва ли они ждут какого-то нападения и вообще, какого-то контакта с нами в ближайшие дни. Хотя, конечно, неизвестно, что могли наговорить им вулканологи в порыве злости за свое изгнание. Итак. Если все чисто, займите там позиции и ждите. Завтра, когда мы будем разговаривать, внимательно наблюдайте за нами. Начнется заваруха, прикроете наш отход. Но, предупреждаю сразу. Не смейте стрелять на поражение до тех пор, пока не увидите, что я стреляю на поражение. Либо стреляйте, если я убит. Ясно?

— Да, — коротко ответила Жанна.

— Дальше. Митя, ты чистый лист бумаги принес?

— Конечно. Держи, дядя Женя.

— Спасибо. Итак, — Сапрыкин начал аккуратно выводить текст латинскими буквами. — Митя, тебе очень важная задача.

— Я слушаю.

— Хорошо, что слушаешь. Я положу это письмо в пластиковую бутылку. Вот здесь, рядом с вашими позициями, еще одна возвышенность. На ней должны быть деревья. Когда вы увидите от меня сигнал, ты должен будешь, не таясь, встать на вершине и демонстративно прибить пластиковую бутылку к дереву. Запомни, тебя должно быть видно с места ведения переговоров. Ясно?

— Ясно. А что за сигнал?

— Я опущусь на правое колено и начну возиться со шнурком своего левого ботинка. Если прибить не к чему, то найди заблаговременно палку покрупнее, присобачь к ней бутылку с письмом и воткни на вершине. Это очень важно.

Жанна взглянула на руки Евгения Анатольевича и заметила, как он волнуется. Это было видно по тому, как он давил на карандаш и какими резкими движениями выписывал буквы латинского алфавита. Ее легкая ладонь опустилась на руку Сапрыкина.

— Дядя Женя, не волнуйся. Ты можешь рассчитывать на меня и братьев. Как и всегда.

Он приподнял взгляд своих серых глаз и улыбнулся:

— Спасибо, дочка. И помните. Здесь, на краю земли, мы находимся быть может в последнем сохранившемся уголке того мира, который еще помним. Если что-то пойдет не так и если мы облажаемся, то и ему может прийти конец.

Примечания

1

Не наступай на меня. Не дави на меня (англ.).

2

В оригинале эта довольно известная фраза звучит так: «mi fellow americans».

3

Сбирро — жаргонное название полицейского в Италии.

4

Грозы на Камчатке все-таки бывают. Но это крайне редкое и необычное явление в данном регионе.

5

«Штат одинокой звезды» — Техас.

6

Имеется в виду роман Джорджа Оруэлла «1984».