Место, где я могу всё

Стэн Ив

Вы – тот или та, кто прочтет эту книгу. Добро пожаловать. Сейчас вы видите моё пространство, мою песочницу, мой мир. Место, где я могу все. И здесь я буду делать все, что мне захочется. Для чего? Не хочу раскрывать все карты сразу. Ваша следующая остановка – пролог этого небольшого сборника. Вам многое станет понятнее.

Счет до бесконечности

Привет. Я не вижу тебя. И вряд ли услышу, но… привет. Посмотри на меня хоть ты. Я вон там, в углу лежу, скрючившись от боли. Близко подходить не нужно, возле меня, наверное, очень воняет. За мной не убирают, а сам я уже давно не могу о себе позаботиться. Поэтому остается только лежать и… считать бесконечность до того момента, когда закончится эта ненавистная боль. Позвать на помощь я тоже уже не могу, силы оставили меня… а может, необратимые процессы отняли у меня и голос. Ты можешь только догадываться, что со мной.

Возможно, сейчас мимо тебя бледным призраком проплывет сгорбленная фигура. Это моя жена. Единственная, кого не останавливает тошнотворный запах моих испражнений. Теперь она тоже лечится в этой больнице. Когда я заболел, она, в переживаниях, сожгла свою нервную систему. Да, это жена, а не мама. Волосы седые не от старости, моей любимой супруге всего 35. Теперь она лечится здесь, и знает лишь одну дорогу: от своей палаты к моей, в другом отделении. Ей не мешают. Она умрет, если у нее отнимут возможность проделывать этот путь.

Я не знаю, зачем мой организм борется, цепляясь за эту соломинку, гниющую с каждой минутой. Он уже не спрашивает моего мнения, продолжая жить. Я давно больше не хозяин сам себе.

Расскажи о себе. Это ты, наверное, тот, кто был против того, чтобы я освободился от мучений? Это ты хотел, чтобы я медленно и в страданиях умирал на этой больничной койке, окруженный собственными миазмами? Это ты хотел, чтобы моя супруга также медленно угасла, убитая горем? Это ты с важным видом указал, что это божья воля и это мой крест? Я не выбирал такого бога, почему он вмешался? И почему ты вмешался?

Подойди, ведь ты все-таки можешь ходить. Я постараюсь напрячься, и расслышать тебя. Скажи мне: за что? За что ты обрек меня на всё это, проголосовав против эвтаназии? Чем я тебя обидел, и такие, как я? Чем обидели тебя дети, женщины, ведь не думаешь же ты, что на такие страдания обречены лишь мужчины?

Посмотри на меня. Попробуй посмотреть на себя моими глазами. На этой гребаной кровати, которая насквозь пропахла мной, можешь оказаться ты. Может оказаться твой самый близкий человек. Поверь: это еще страшнее. И он глазами будет умолять тебя отпустить его. Дать ему право закрыть, наконец, глаза. Нам очень больно закрывать глаза — знаешь?

Мы лежим и смотрим на вас: милосердных, толерантных. Тех, кто считает, что на всё воля божья, влегкую приписывая себе право распоряжаться этой болью.

Представь, что твой гуманизм — это моя боль. И попробуй провести с ним хотя бы одну ночь. Подойди к зеркалу с утра, посмотри на свое отражение и скажи: «Я хотел как лучше».

Посмотри на меня еще раз. Поверь мне:

Ты себе не поверишь.