Под Куполом

Стивен Кинг, 2009

Потрясающая история о маленьком городке, который настигла БОЛЬШАЯ БЕДА. Однажды его, вместе со всеми обитателями, накрыло таинственным невидимым куполом, не позволяющим ни покинуть город, ни попасть туда извне. Что теперь будет в городке? Что произойдет с его жителями? Ведь когда над человеком не довлеет ни закон, ни страх наказания – слишком тонкая грань отделяет его от превращения в жестокого зверя. Кто переступит эту грань, а кто – нет?

Сумасшествие, безумие и оцепенение сердца

1

Пугало Джо не встал рано; он допоздна бодрствовал. Точнее, всю ночь не ложился.

Джозеф Макклэтчи, тринадцати лет от роду, также известный под прозвищами Король гиков и Скелет, проживал в доме 19 по Фабричной улице. При росте шесть футов два дюйма и весе сто пятьдесят фунтов он действительно выглядел как скелет. И отличался блестящим умом. Джо учился в восьмом классе только по одной причине: его родители считали, что незачем ребенку «перемахивать через ступеньки».

Джо не возражал. Его друзья (для костлявого тринадцатилетнего гения друзей у него было на удивление много) учились вместе с ним. Особых усилий учеба не требовала, а компьютеров вокруг хватало. В Мэне они были практически у всех учеников средней школы. Некоторые из самых интересных сайтов, разумеется, блокировались, но у Джо не уходило много времени на устранение этих мелких препятствий. И он с радостью делился полученной информацией с лучшими друзьями, в том числе с бесстрашными скейтерами Норри Кэлверт и Бенни Дрейком (Бенни особенно нравилось бродить по сайту «Блондинки в белых трусиках» в часы, отведенные на самостоятельные занятия). Щедрость в дележе информацией отчасти объясняла популярность Джо, но не полностью: подростки просто находили его клевым. Наклейка на его школьном рюкзаке, возможно, служила более верным объяснением. Она гласила «БОРИСЬ С ВЛАСТЬЮ»^[50].

Учился Джо только на пятерки, надежно, а иногда блестяще играл на месте центрового в сборной школы по баскетболу (для семиклассника — удивительное достижение), не терялся и на футбольном поле. Умел тренькать на пианино, а двумя годами раньше выиграл второй приз на ежегодном городском рождественском конкурсе талантов, исполнив уморительно смешной танец под песню Гретхен Уилсон «Деревенская женщина». Взрослые аплодировали и визжали от смеха. Лисса Джеймисон, главный городской библиотекарь, сказала, что этим он мог бы зарабатывать на жизнь, если б хотел, но превращение в Наполеона Динамита^[51] не входило в планы Джо.

— Все подстроено, — мрачно заявил Сэм Макклэтчи, вертя в руках полученную сыном медаль за второе место. И скорее всего говорил правду; первое место тогда занял Дуги Твитчел, брат третьего члена городского управления. Твитч жонглировал шестью булавами, исполняя при этом «Лунную реку».

Джо не волновало — подстроено что-то или нет. К танцам он интерес потерял, как терял ко многим занятиям, которые более-менее осваивал. Даже его любовь к баскетболу — в пятом классе он считал ее вечной — начала увядать.

Не отпускала только страсть к Интернету, электронной галактике бесконечных возможностей.

Он мечтал, не посвящая в это даже родителей, стать президентом Соединенных Штатов. Возможно, иногда думал Джо, я исполню что-нибудь эдакое из «Наполеона Динамита» на моей инаугурации. Этот вздор останется на «ю-тьюб» до скончания веков.

Всю первую ночь после водворения Купола Джо провел в Интернете. Генератора в доме Макклэтчи не было, но полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла не обращать на это никакого внимания. Кроме того, он располагал пятью запасными аккумуляторами. Ранее Джо убедил семь или восемь членов неформального компьютерного клуба также держать под рукой запасные аккумуляторы, и он знал, где взять заряженную батарею, если б возникла такая необходимость. Но чужие аккумуляторы могли ему и не понадобиться. В школе стоял офигенный генератор, и Джо полагал, что сможет без проблем зарядить севшую аккумуляторную батарею. Мистер Оллнат, уборщик, конечно же, позволил бы ему подключить ее к генератору. Мистеру Оллнату тоже нравился сайт «Блондинки в белых трусиках». Не говоря уже о музыке кантри, которую стараниями Пугала Джо он мог скачивать бесплатно.

В первую ночь появления Купола Джон сильно напряг беспроводную связь, переходя от блога к блогу с проворностью лягушки, прыгающей по горячим камням. Каждый блог выглядел страшнее предыдущего. При минимуме фактов теории заговора расцветали пышным цветом. Джо соглашался с родителями, которые говорили про самых заумных теоретиков заговора, живших в Интернете, что те носят «шапочки из фольги»^[52], но он верил и в другое: если видишь кучу лошадиного дерьма, значит, где-то рядом есть и пони.

Когда День Купола плавно перетек в день второй, все блогеры пришли к одной мысли: пони в данном конкретном случае не террористы, не пришельцы из космоса, не Великий Ктулху, но старый добрый военно-промышленный комплекс. Подробности варьировались от сайта к сайту, но три основополагающие версии присутствовали на каждом. Первая — Купол возник в результате безжалостного эксперимента, в котором жителям Честерс-Милла была уготована роль подопытных кроликов. Вторая — что-то случилось, и эксперимент вышел из-под контроля («Как в фильме “Мгла”», — написал один из блогеров). Третья — это вовсе не эксперимент, а хладнокровно созданный предлог для оправдания войны с врагами Америки. «И МЫ ПОБЕДИМ! — писал пользователь яЖЕговорил87. — Поскольку это новое оружие, КТО СМОЖЕТ УСТОЯТЬ ПРОТИВ НАС? Друзья мои, МЫ СТАЛИ НОВОАНГЛИЙСКИМИ ПАТРИОТАМИ^[53] ВСЕХ НАЦИЙ!!!»

Джо не знал, соответствует ли действительности хоть одна из предлагаемых версий. По большому счету его это не волновало. Что волновало, так явно выраженный общий знаменатель — в данном случае Государство.

Пришла пора для демонстрации, возглавить которую, естественно, собирался он. Не в городе, само собой, а на шоссе номер 119, где они смогли бы противостоять Государству. Конечно, поначалу к нему присоединятся только его друзья, но потом число протестующих возрастет. Джо в этом не сомневался. Государство, возможно, по-прежнему не подпускало прессу к Куполу, но даже в тринадцать лет Джо хватало ума, чтобы понять: этот момент не являлся критическим. Потому что под военной формой находились люди, и за бесстрастными лицами, по крайней мере некоторыми, — работающие мозги. В целом военные принимали сторону Государства, но целое состояло из индивидуумов, и среди них могли быть тайные блогеры. Они обязательно сообщат о происходящем, а кто-то, возможно, снабдит отчеты фотографиями, сделанными с помощью мобильников: Джо Макклэтчи и его друзья с плакатами: «ДОЛОЙ СЕКРЕТНОСТЬ, ОСТАНОВИТЕ ЭКСПЕРИМЕНТ, ОСВОБОДИТЕ ЧЕСТЕРС-МИЛЛ» и т. д. и т. п.

— Нужны плакаты и в городе, — пробормотал он. Но и тут не увидел проблемы. Принтеры были у всех его друзей. И велосипеды.

Пугало Джо начал рассылать электронные письма с рассветом. В самом скором времени он намеревался оседлать велосипед и поехать к Бенни Дрейку, чтобы заручиться его поддержкой. Может, и к Норри Кэлверт. Обычно члены команды Джо по уик-эндам просыпались поздно, но он предполагал, что в это утро весь город поднимется рано. Несомненно, очень скоро Государство отсечет Интернет, как отсекло телефоны, но пока Сеть была оружием Джо, оружием народа.

Пришло время вступить в борьбу с властью.

2

— А теперь, парни, поднимите руки. — Питер Рэндолф стоял перед новыми рекрутами, усталый, с мешками под глазами, но переполненный радостью. Травянисто-зеленый патрульный автомобиль чифа дожидался на парковке, заправленный бензином и готовый к выезду. Теперь его автомобиль.

Новые рекруты — в официальном донесении членам управления Рэндолф намеревался назвать их экстренно назначенными помощниками — послушно подняли руки. Перед ним стояли пятеро, но один был не парнем, а крепкого сложения молодой женщиной, безработной парикмахершей и подружкой Картера Тибодо. Звали ее Джорджия Ру. Младший предложил разбавить их компанию женщиной, чтобы все были счастливы, и Большой Джим тут же ухватился за эту идею. Рэндолф поначалу возражал, но сдался, едва Большой Джим одарил нового чифа зверской улыбкой.

И, принимая присягу (в присутствии нескольких штатных сотрудников), он не мог не признать, что новички выглядели неплохо. Младший в сравнении с прошлым летом похудел на несколько фунтов и не тянул на линейного нападающего школьной команды, но все равно весил никак не меньше ста девяносто фунтов, и остальные, даже девушка, выглядели настоящими силачами.

Они стояли, повторяя за Питером слова присяги, фразу за фразой, Младший — крайним слева, рядом со своим другом Френки Дилессепсом, потом Тибодо и эта Ру; Мелвин Сирлс — с другого края. Сирлс тупо улыбался, словно собрался на окружную ярмарку. Рэндолф быстренько стер бы с его лица улыбочку, если бы мог три недели помуштровать всю эту компанию (черт, даже одну неделю!), но такой возможности никто ему не дал.

Только в одном он не уступил Большому Джиму — в вопросе о стрелковом оружии. Ренни просил за них, утверждал, что они — «уравновешенные, богобоязненные молодые люди», предлагал сам снабдить новобранцев оружием.

Рэндолф покачал головой.

— Ситуация слишком неопределенная. Давайте посмотрим, как у них пойдет служба.

— Если одному из них достанется, пока ты будешь смотреть…

— Никому не достанется, Большой Джим. — Рэндолф надеялся, что правота будет на его стороне. — Это Честерс-Милл. Будь мы в Нью-Йорке, все шло бы по-другому.

3

— И я буду, прилагая все силы, служить людям этого города и защищать их, — диктовал Рэндолф.

Они все повторили, без запинки, как ученики воскресной школы в родительский день. Даже тупо лыбящийся Сирлс. И выглядели они хорошо. Без оружия — пока, — но по крайней мере с рациями. И дубинками. Стейси Моггин (которой тоже предстояло патрулировать улицы) нашла форменные рубашки для всех, кроме Картера Тибодо. Для него не смогли подобрать ничего подходящего из-за слишком уж широких плеч, но он неплохо смотрелся и в обычной синей рубашке, в которой пришел из дома. Не форменной, но чистой. И серебристый жетон, пришпиленный над левым карманом, сообщал тем, кто его видел, все, что требовалось сообщить.

Возможно, от принятого городским управлением решения и будет толк.

— И да поможет мне Бог, — произнес Рэндолф.

— И да поможет мне Бог, — повторили они.

Краем глаза Рэндолф увидел, как открылась дверь. Большой Джим. Он присоединился к Генри Моррисону, страдающему астмой Джорджу Фредерику, Фреду Дентону и Джекки Уэттингтон (на ее лице отражалось сомнение), стоящим в глубине большой комнаты. Рэндолф знал, что Ренни пришел, чтобы посмотреть, как его сын будет принимать присягу. Он испытывал некоторую неловкость из-за того, что отказался выдать новичкам оружие (отказ в чем-либо Большому Джиму, конечно же, мог отразиться на будущем Рэндолфа), и новый чиф сымпровизировал главным образом ради второго члена городского управления.

— И я ни перед кем, на хрен, не буду прогибаться.

— И я ни перед кем, на хрен, не буду прогибаться! — повторили они. С энтузиазмом. Теперь улыбались все. Полные сил. Готовые к выходу на улицы.

Большой Джим кивнул, подняв руки с вскинутыми кверху большими пальцами, несмотря на бранное слово. Рэндолф расправил плечи, не подозревая о том, что эту клятву — И я ни перед кем, на хрен, не буду прогибаться — он сдержать не сумеет.

4

Когда Джулия Шамуэй заглянула в «Эглантерию», большинство пришедших на завтрак уже отбыли в церковь или на городскую площадь, где спонтанно организовался дискуссионный клуб. Часы показывали девять. Из обслуживающего персонала остался только Барби; Доди Сандерс и Энджи Маккейн не появились, что никого не удивило. Роуз ушла в «Мир еды». Энсон отправился с ней. Барби надеялся, что они вернутся, нагруженные продуктами, но поверил бы в это, лишь увидев добычу.

— Мы закрыты до ленча, — предупредил он, — но есть кофе.

— И булочка с корицей? — с надеждой спросила Джулия.

Барби покачал головой:

— Роза их не пекла. Стараемся максимально снизить расход пропана.

— Разумно. Тогда только кофе.

Он принес кофейник, налил.

— Ты выглядишь усталой.

— Барби, этим утром все выглядят усталыми. И испуганными до смерти.

— Как продвигается газета?

— Я надеялась закончить к десяти утра, но теперь, похоже, успею только к трем. Первый специальный выпуск «Демократа» с ноль третьего года, когда Престил-Стрим вышел из берегов.

— Возникли производственные проблемы?

— Их нет и не должно быть, если мой генератор будет работать. Просто захотелось пойти в продуктовый магазин и посмотреть: появится ли толпа? Отметить в статье и это, если появится. К несчастью, Пит Фримен оказался в городе, и он уже у магазина, чтобы сделать фотографии.

Барби слово «толпа» не понравилось:

— Господи, надеюсь, люди будут вести себя как должно.

— Будут; мы, в конце концов, в Милле — не в Нью-Йорке.

Барби сомневался, что в критической ситуации городские мыши так уж сильно отличались от деревенских, но предпочел держать рот на замке. Она знала местных куда лучше, чем он.

А Джулия словно прочитала его мысли:

— Разумеется, я могу ошибаться. Поэтому и послала Пита. — Она огляделась. Несколько человек сидели у прилавка в передней части зала, добивали яичницу и кофе, и, разумеется, за большим столом у дальней стены — базарным столом, по терминологии янки — старики пережевывали случившееся и обсуждали, что могло случиться еще. В центральной же части ресторана находились только она и Барби. — Хочу тебе кое-что сказать. — Джулия понизила голос. — Перестань мельтешить, как Вилли-официант^[54], и сядь.

Барби сел, налил кофе и себе. Со дна кофейника, так что напиток по вкусу напоминал дизельное топливо… но зато именно на дне кофейника оставался кофеин.

Джулия сунула руку в карман платья, достала мобильник, пододвинула к Барби:

— Твой Кокс позвонил в семь утра. Догадываюсь, что и ему в эту ночь выспаться не удалось. Попросил дать его тебе. Он не знает, что у тебя есть свой.

Барби к мобильнику не прикоснулся:

— Если он уже ждет отчета, то сильно переоценивает мои возможности.

— Кокс этого не говорил. Сказал другое. Если ему понадобится поговорить с тобой, он хочет сразу тебя найти.

Барби протянул руку к мобильнику и пододвинул его к ней. Она взяла телефон, на лице удивления не отразилось.

— Кокс также сказал, что ты должен позвонить ему в пять пополудни, если до этого он сам не позвонит тебе. Он будет располагать самой свежей информацией. Нужен тебе номер с таким странным зональным кодом?

Барби вздохнул:

— Естественно.

Она записала номер на салфетке; маленькие, аккуратные циферки.

— Я думаю, военные хотят что-то попробовать.

— А что именно?

— Он не сказал. Но я почувствовала, что пока рассматриваются несколько вариантов.

— Само собой. Что еще у тебя за душой?

— С чего ты взял?

— Почувствовал. — Он улыбнулся.

— Ладно, счетчик Гейгера.

— Я думал о том, чтобы поговорить об этом с Элом Тиммонсом. — Эл работал уборщиком в муниципалитете и постоянно бывал в «Эглантерии». Барби с ним ладил.

Джулия покачала головой:

— Нет? Почему нет?

— Попробуй догадаться, кто дал Элу беспроцентную ссуду, чтобы младший сын Эла мог поехать учиться в «Херитидж крисчен»^[55] в Алабаме?

— Джим Ренни?

— Совершенно верно. А теперь давай перейдем к двойной игре, где очки удваиваются. Догадайся, кому принадлежит закладная на плужный снегоочиститель «Фишер», которым пользуется Эл?

— Думаю, тоже Джиму Ренни.

— Правильно. А поскольку ты — собачье дерьмо, которое второй член управления еще не счистил со своего ботинка, то не стоит тебе обращаться к людям, которые у него в долгу, эта идея не из лучших. — Она наклонилась над столом. — Но так уж вышло, что я знаю, у кого был полный комплект ключей от нашего королевства: муниципалитета, больницы, Центра здоровья, школ, что ни назови.

— У кого?

— У нашего покойного начальника полиции. И так уж вышло, у меня теплые отношения с его женой… вдовой. Она не питает любви к Джиму Ренни. Плюс она может хранить секрет, если кто-то убедит ее, что хранить его необходимо.

— Джулия, тело ее мужа еще не остыло.

Она подумала о маленьком мрачном «Похоронном бюро Боуи» и скорчила гримасу печали и отвращения.

— Может, и нет, но оно, вероятно, уже холоднее комнатной температуры. Я, однако, понимаю, о чем ты, и аплодирую твоему состраданию. Но… — Джулия сжала его руку. Барби это удивило, но отрицательных эмоций не вызвало. — Обстоятельства необычные. И даже с разбитым сердцем Бренда Перкинс это поймет. У тебя есть работа, которую нужно сделать. Я смогу ее в этом убедить. Ты тайный агент.

— Тайный агент, — повторил Барби, и внезапно в голове промелькнули два неприятных образа-воспоминания: спортивный зал в Фаллудже и плачущий иракец, голый, не считая размотавшейся куфии. Тот день и тот спортивный зал напрочь отбили у него желание быть тайным агентом. И все-таки здесь он им стал.

— Так я…

Это октябрьское утро выдалось теплым, и, хотя дверь закрыли (люди могли только выходить, но не входить), окна были распахнуты. Некоторые смотрели на Главную улицу, и оттуда донесся металлический удар и вопль боли. За ними последовали возмущенные крики.

Барби и Джулия переглянулись поверх чашек с кофе. На лицах обоих читалось удивление и предчувствие дурного.

Началось, прямо сейчас, подумал Барби. Он знал, что грешил против истины, — началось вчера, когда появился Купол, — но одновременно чувствовал, что мысль его правильная.

Люди, сидевшие за прилавком, уже бежали к двери. Барби поднялся, чтобы последовать за ними. Встала и Джулия.

Дальше по улице, в северном конце городской площади, начал бить колокол в шпиле Первой Конгрегациональной церкви, созывая верующих на службу.

5

Ренни-младший пребывал в прекрасном расположении духа. В это утро не ощущалось и намека на головную боль, и завтрак уютно устроился в желудке. Он даже думал, что сможет съесть и ленч. Это радовало. В последнее время отношения с едой у него не ладились. Зачастую Младшего мутило от одного взгляда на что-то съестное. Но не этим утром. Оладьи и бекон пошли отлично.

Если это Апокалипсис, думал Младший, ему следовало наступить раньше.

Каждого экстренно назначенного помощника поставили в пару к штатному патрульному. Младший получил в напарники Фредди Дентона и полагал, что и тут вытянул счастливый билет. Дентона, лысеющего, но крепкого пятидесятилетнего мужчину, знали как человека, строго следующего всем инструкциям… правда, с исключениями. Когда Младший играл в школе в футбол, Дентон занимал пост президента клуба поддержки «Диких котов» и, по слухам, никогда не штрафовал бывших футболистов. За всех Младший говорить не мог, но знал, что однажды Фредди отпустил Френки Дилессепса, и сам дважды слышал от строгого копа: «На этот раз я штрафовать тебя не буду, но сбрось скорость». Напарницей Младшего могла бы оказаться и Уэттингтон, которая, возможно, уже начала думать о том, чтобы наконец-то допустить какого-нибудь парня в свои трусы. Сиськи у нее что надо, но тут можно было нарваться на какую-нибудь неприятность. И ему не понравился холодный взгляд, которым она наградила Младшего, когда он и Фредди проходили мимо, направляясь на улицу.

В кладовой найдется местечко и для тебя, Джекки, если будешь колебать мне мозги, подумал он и рассмеялся. Господи, как же приятно ощущать на лице теплый солнечный свет! Когда еще ему было так хорошо?

Фредди повернулся к нему:

— Увидел что-то смешное, Младший?

— Да нет. Просто мне везет. Вот и все.

Их работа — во всяком случае, в это утро — заключалась в пешем патрулировании Главной улицы («Чтобы обозначить наше присутствие», — объяснил Рэндолф), сначала по одной стороне, потом по другой. Чистое удовольствие, учитывая мягкое октябрьское солнышко.

Они проходили мимо магазина «Бензин и бакалея», когда оттуда донеслись голоса. Один — Джонни Карвера — управляющего и одного из владельцев этой лавочки. Второй говоривший словно набил рот кашей, поэтому Младший не мог разобрать ни слова, но Фредди Дентон закатил глаза.

— Сэм Вердро, чтоб мне сдохнуть. Черт! И еще нет половины десятого.

— Кто такой Сэм Вердро? — спросил Младший.

Губы Фредди сжались в белую полоску, которую Младший помнил с футбольных дней. Это означало: Твою мать, мы проигрываем. Или: Твою мать, это нам совсем ни к чему.

— Ты не знаком с лучшими людьми Милла, Младший. Сейчас будешь представлен.

— Я знаю, что уже десятый час, Сэмми, — слышался голос Карвера, — и я вижу, что у тебя есть деньги, но вино тебе все равно не продам. Ни этим утром, ни днем, ни вечером. Вероятно, и завтра тоже, пока не закончится вся эта история. Приказ Рэндолфа. Он — наш новый начальник полиции.

— Какой, на хрен, начальник! — донесся голос, но каша по-прежнему мешала этому человеку говорить, так что Младшему послышалось: Каухой наухрен наусалник. — Питу Рэндолфу только подтирать задницу Герцогу Перкинсу.

— Герцог мертв, а Рэндолф говорит, спиртное не продавать. Извини, Сэм.

— Только одну бутылку «Ти-берд»! — завопил Сэм. — Тока аудну бутыулку «Ти-берд». — Мне надо. И я могу заплатить. Продай. Сколько лет я у тебя покупаю?

— Черт! — Хотя в голосе Джонни звучало отвращение, он уже поворачивался к длинному, во всю стену, стеллажу с пивом и вином, когда Младший и Фредди вошли в магазин. Вероятно, Карвер решил, что одна бутылка «Ти-берд» — невысокая цена, если в результате удалось бы выпроводить из магазина старого пьяницу. Между тем несколько покупателей с интересом наблюдали за развитием событий, ожидая, каким будет исход.

На стеллаже был прикреплен лист бумаги с надписью от руки: «ПРОДАЖА АЛКОГОЛЯ ЗАПРЕЩЕНА ДО ПОСЛЕДУЮЩЕГО РАСПОРЯЖЕНИЯ». Никаких исключений текст не предполагал, и тем не менее этот слабак уже тянулся за бутылкой в средней части стеллажа. Именно там стояло дешевое вино. Младший служил в полиции менее двух часов, но понимал, что это плохая идея. Если бы Карвер уступил требованию алкоголика с грязными спутанными волосами, другие, более респектабельные покупатели потребовали бы тех же привилегий.

Фредди Дентон, судя по всему, думал так же.

— Не делай этого! — велел он Джонни Карверу. Повернулся к Вердро, который смотрел на него красными глазами крота, вокруг которого загорелись кусты. — Я не знаю, хватит ли оставшихся у тебя в мозгу живых клеток, чтобы прочитать эту надпись, но я знаю, что ты слышал этого человека: сегодня никакого спиртного. А теперь вали на свежий воздух. Ты и так здесь все провонял.

— Не могу этого сделать, патрульный. — Сэм выпрямился во все свои пять с половиной футов, одетый в грязные штаны из прочной хлопчатобумажной ткани, футболку с надписью «Лед Зеппелин» и старые шлепанцы со стоптанными задниками. А волосы выглядели так, словно в последний раз их постригли в тот год, когда Буш Второй пользовался доверием избирателей. — У меня есть права. Свободная страна. Так и написано в Конституции независимости.

— Конституция в Милле отменена, — вмешался Младший, совершенно не представляя себе, что произносит пророческие слова. — Так что ноги в руки и свалил отсюда. — Господи, какой же он ощущал кайф! Меньше чем за день прошел путь от тоски и отчаяния до восторга и эйфории!

— Но…

Сэм не сдвинулся с места, его нижняя губа дрожала, он пытался найти какие-то аргументы. Младший с отвращением, но и зачарованно наблюдал, как увлажняются глаза этого старого козла. Сэм вытянул перед собой руки, которые тряслись куда сильнее, чем губы. У него оставался лишь довод, который так трудно озвучить при зрителях. Но, не имея другого выхода, Сэм озвучил:

— Мне действительно нужно выпить, Джонни. Без шуток. Только чуть-чуть, чтобы остановить дрожь. Я эту бутылку растяну. И я не собираюсь поднимать шум. Клянусь именем матери. Я просто пойду домой. — Домом Сэму служила лачуга, стоявшая посреди пустого двора, на котором вразброс валялись части автомобилей.

— Может, мне действительно… — начал Джонни Карвер.

Фредди его проигнорировал.

— Бухло, ты никогда в жизни не мог растянуть бутылку.

— Не называй меня так! — воскликнул Сэм Вердро. Слезы покатились по щекам.

— У тебя расстегнута ширинка, старик, — вновь встрял Младший, а когда Сэм посмотрел вниз, провел пальцем по его обвисшей коже под подбородком. А потом ущипнул за нос. Фокус уровня начальной школы, но не потерявший своей прелести. Младший даже повторил фразу, которая обычно звучала в такой момент: — Попался, замарашка!

Фредди Дентон рассмеялся. Как и пара зрителей. Даже Джонни Карвер улыбнулся, хотя, судя по его виду, не так уж ему этого и хотелось.

— Убирайся отсюда, Бухло, — процедил Фредди. — Денек выдался хороший. Ты же не хочешь провести его в камере.

Но что-то — может, прозвище Бухло, может, ущипленный нос, может, и первое и второе — возбудило остатки ярости, которая так завораживала и пугала дружков Сэма, когда тот сорока годами раньше валил деревья на канадской стороне Меримаши^[56]. Руки и губы перестали дрожать, по крайней мере временно. Глаза полыхнули, не отрываясь от Младшего. Из горла вырвался некий пренебрежительный звук. Когда он заговорил, каша изо рта исчезла.

— Пошел на хрен, малыш. Ты не коп, да и футболистом был паршивеньким. Как я слышал, не смог даже пробиться в команду третьесортного колледжа. — Его взгляд сместился на патрульного Дентона. — И ты, помощник шерифа Дог^[57]. В воскресенье закон разрешает продавать спиртное с девяти утра. Принят в семидесятых, и на этом разговор закончен. — Он повернулся к Джонни Карверу. Улыбка сползла с лица Джонни, и покупатели притихли. — У меня есть деньги, которые ходят в этой стране, и я беру то, что мое.

Сэм двинулся вокруг прилавка. Младший ухватил его сзади за футболку и штаны, развернул и погнал к входной двери.

— Эй! — Ноги Сэма едва успевали касаться навощенных половиц. — Убери руки! Убери свои гребаные руки…

За дверью, внизу лестницы, Младший держал старика перед собой. Легкого, как мешок с перьями. И, Господи, он пердел! Пу-пу-пу, как чертов автомат!

У тротуара стоял грузовой автофургон Коротышки Нормана. С надписью на борту «ПОКУПКА-ПРОДАЖА МЕБЕЛИ. ЛУЧШИЕ ЦЕНЫ НА АНТИКВАРИАТ». Коротышка — рядом с ним, стоит разинув рот. Младший не колебался ни секунды. Головой вперед вогнал старого пьяницу в борт грузовика. Тонкий металл мелодично выдал: боннг!

Младший и не подумал, что мог убить этого вонючего козла, пока Бухло не рухнул как подкошенный, наполовину на тротуар, наполовину в придорожную канаву. Но требовалось нечто большее, чем удар головой в борт старого автофургона, чтобы убить Сэма Вердро. Или чтобы заткнуть ему рот. Он вскрикнул. Потом начал плакать. Поднялся на колени. Кровь лилась на лицо из рваной раны на голове. Он вытер какую-то ее часть, изумленно посмотрел на руку, вытянул ее перед собой. Кровь капала с пальцев.

Движение по тротуару прекратилось полностью, словно кто-то объявил о начале игры «Замри». Пешеходы, раскрыв глаза, смотрели на коленопреклоненного мужчину, держащего в руке пригоршню крови.

— Я подам в суд на весь этот гребаный город за жестокость полицейских! — провопил Сэм. — И Я ВЫИГРАЮ!

Фредди спустился со ступенек, ведущих в магазин, встал рядом с Младшим.

Тот развернулся к Дентону:

— Давайте же, говорите.

— Говорить что?

— Что я зашел слишком далеко.

— Черта с два! Ты же слышал, что сказал Пит: ни перед кем не прогибаться. Напарник, мы так и поступаем.

Напарник! От радости сердце Младшего чуть не выпрыгнуло из груди.

— Вы не можете выбрасывать меня из магазина, когда у меня есть деньги! — бушевал Сэм. — Вы не можете меня бить! Я — американский гражданин! Я еще увижу вас в суде!

— Удачи тебе в этом, — усмехнулся Фредди. — Суд в Касл-Роке, и, насколько мне известно, дорога туда закрыта. Он рывком поднял старика на ноги. Из носа Сэма тоже шла кровь, и на футболке нарисовалось красное пятно. Фредди завел ему руку за спину, снял с ремня пластиковые наручники (Надо заполучить такие, восхищенно подумал Младший), мгновением позже защелкнул их на запястьях Сэма. Оглядел свидетелей, стоявших на тротуаре и сгрудившихся у двери магазина «Бензин и бакалея».

— Этот человек арестован за нарушение общественного порядка, за вмешательство в действия сотрудников полиции и за попытку нападения на них! — объявил он трубным голосом, который Младший помнил по футбольным играм. Доносящийся с трибун, голос этот всегда его раздражал. Теперь он с наслаждением внимал ему.

Наверное, взрослею, подумал Младший.

— Он также арестован за нарушение запрета на продажу спиртного, введенного чифом Рэндолфом. Взгляните на него! — Фредди тряхнул Сэма. Капли крови летели во все стороны с лица и грязных волос старика. — У нас кризисная ситуация, но в городе новый шериф, и он намерен удержать ее под контролем. Привыкайте к этому, сживайтесь с этим, учитесь вести себя соответственно. Таков мой совет. Следуйте ему, и у вас не возникнет никаких проблем. А попытаетесь возражать, тогда… — Он указал на руки Сэма, сцепленные наручниками у него за спиной.

Два или три человека зааплодировали. Для Ренни-младшего звуки эти стали глотком холодной воды в жаркий день. А потом, когда Фредди повел окровавленного старика по улице, Младший почувствовал на себе чей-то взгляд. Физически почувствовал, словно чьи-то пальцы забарабанили по его шее и затылку. Он повернулся и увидел Дейла Барбару. Стоящего рядом с издателем газеты и сверлящего его холодным взглядом. Барбару, от которого ему крепко досталось на парковке. От которого крепко досталось всем троим, прежде чем численное превосходство дало о себе знать и склонило чашу весов в их пользу.

Благостные мысли Младшего начали уходить. Он буквально чувствовал, как они вылетают из головы, словно птицы. Или летучие мыши с колокольни.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

— У меня есть вопрос получше, — ответила ему Джулия Шамуэй, губы которой кривила ее знаменитая улыбка. — Что делаешь ты, избивая человека, который весит в четыре раза меньше тебя и в три раза старше?

Младший не нашелся с ответом. Почувствовал, как кровь прилила к лицу, чтобы выплеснуться румянцем на щеках. Внезапно он увидел эту суку из газеты в кладовой дома Маккейнов, в компании Энджи и Доди. И Барбары тоже. Может, лежащего на этой суке из газеты, словно занимаясь с ней гимнастикой под одеялом.

Фредди пришел на помощь Младшему. Заговорил спокойно. С каменным лицом копа, знающего, что почем.

— Все вопросы о действиях полиции следует задавать нашему новому чифу. А пока вам неплохо бы помнить, что на какое-то время жители города предоставлены сами себе. Иногда, если люди предоставлены сами себе, приходится преподать им урок.

— Иногда, если люди предоставлены сами себе, они совершают поступки, о которых потом сожалеют, — ответила Джулия. — Обычно, когда начинается расследование.

Уголки рта Фредди опустились. Он повел Сэма по тротуару.

Младший задержал взгляд на Барбаре.

— Думай, что говоришь, когда я рядом. И что делаешь. — Он прикоснулся к сверкающему новенькому жетону. — Перкинс мертв, и теперь я — закон.

— Младший, ты неважно выглядишь, — произнес в ответ Барбара. — Не заболел?

Младший посмотрел на него широко открытыми глазами. Потом повернулся и зашагал вслед за напарником. Сжав кулаки.

6

В периоды кризиса люди пытаются держаться за то, что им близко и знакомо, чтобы найти в этом успокоение. Вышесказанное справедливо и для религии, и для семьи. В это утро верующих Честерс-Милла не ждали сюрпризы; в Конго Пайпер Либби вселяла надежду, в Христе Святом Искупителе Лестер Коггинс грозил адским огнем. В обе церкви народу набилось под завязку.

Пайпер построила проповедь на Евангелии от Иоанна: Заповедь новую даю Я вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга. Она сказала тем, кто заполнил скамьи Конго, что молитва важна в период кризиса — утешение молитвы, сила молитвы, — но не менее важно помогать друг другу, полагаться друг на друга и любить друг друга.

— Господь испытывает нас тем, чего мы не понимаем. Иногда болезнью. Иногда неожиданной смертью близкого. — Она сочувственно посмотрела на Бренду Перкинс, которая сидела, склонив голову и сцепив руки на коленях, прикрытых черным платьем. — А теперь это какой-то необъяснимый барьер, который отрезал нас от остального мира. Мы не понимаем, что это, но мы также не понимаем болезнь, боль или смерть хороших людей. Мы спрашиваем Бога — почему? И в Ветхом Завете есть ответ, который он дал Иову: «Ты был здесь, когда Я создал этот мир?» В Новом — и более светлом — Завете это ответ, который Иисус дал своим ученикам: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас». Вот что мы должны делать сегодня и каждый день, пока не исчезнет этот барьер: любить друг друга. Помогать друг другу. И ждать, пока испытание закончится, как всегда заканчиваются испытания Божьи.

Лестер Коггинс взял цитату из Книги Чисел (части Библии, не славящейся оптимизмом): Если вы не сделаете так, то согрешите перед Господом, и испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас.

Как Пайпер, Лестер упомянул концепцию испытания — церковный хит во всех случаях полной мутни в истории — но основную мысль своей проповеди связал с болезнетворностью греха. С тем, как Бог борется с болезнями, выдавливая их Своими Пальцами, точно так же, как человек выдавливает причиняющий беспокойство прыщ, пока гной не выходит, будто святой «Колгейт».

Даже при ярком свете этого прекрасного октябрьского утра Лестера по-прежнему не отпускала мысль, что город наказывается за его грех, а потому проповедь звучала на диво красноречиво и убедительно. У многих на глаза навернулись слезы, а крики «Да, Господи!» слышались по всей церкви. Если Лестера охватывало такое вдохновение, иной раз его посещали новые идеи, даже во время проповеди. Такое случилось с ним и в то утро, и он озвучил свое озарение тут же, не взяв паузу на обдумывание. Не требовалась ему пауза на обдумывание. Некоторые мысли являлись ему слишком яркими, слишком сверкающими, чтобы противоречить истине.

— Этим днем я собираюсь пойти туда, где Сто девятнадцатое шоссе ударяется в таинственные врата Господа.

— Да, Иисус! — воскликнула плачущая женщина. Другие захлопали и приветственно вскинули руки.

— Полагаю, в два часа. Я собираюсь упасть на колени на том пастбище, да, и вознести молитву Богу с просьбой убрать это препятствие.

На этот раз крики Да, Господь! Да, Иисус! и Бог это знает! прозвучали еще громче.

— Но сначала… — Лестер поднял руку, которой в темноте ночи бичевал голую спину. — Сначала я хочу помолиться о грехе, который привел к такой боли, и к такой печали, и к такой беде! Если я приду один, Бог, возможно, не услышит меня. Если я приду с двумя, тремя и даже с пятью, Бог, возможно, все равно не услышит меня. Вы можете мне помочь.

Они могли. Они помогут. Все они теперь держались за руки, раскачивались из стороны в сторону, одержимые желанием помочь Лестеру донести его слово до Бога.

— Но если вы все придете туда… если мы помолимся, встав в круг на Божьей траве, под Божьим синим небом… на глазах у солдат, которые, говорят, охраняют творение праведной руки Божьей… Если вы все придете туда, если мы все помолимся вместе, тогда, возможно, мы сможем добраться до корня этого греха, сможем вытащить его на свет божий, чтобы он умер, и сотворить чудо во имя Господа нашего! ВЫ ПРИДЕТЕ? ВЫ ПРЕКЛОНИТЕ КОЛЕНИ ВМЕСТЕ СО МНОЙ?

Разумеется, они пообещали прийти. Разумеется, они пообещали преклонить колени. Людям нравится встречаться, чтобы вознести молитву Богу и в хорошие времена, и в плохие. И когда оркестр заиграл «Что предопределяет мой Бог, то правильно» (в тональности си, Лестер — соло-гитара), они запели так, что едва не снесли крышу.

На проповеди присутствовал и Джим Ренни; он помог для акции Лестера организовать автомобильный пул.

7

ДОЛОЙ СЕКРЕТНОСТЬ!

ОСВОБОДИТЕ ЧЕСТЕРС-МИЛЛ!

ВЫХОДИТЕ НА ДЕМОНСТРАЦИЮ!!!

ГДЕ? На пастбище молочной фермы Динсмора на шоссе номер 119 (Чтобы посмотреть на СГОРЕВШИЙ ЛЕСОВОЗ и ВОЕННЫХ АГЕНТОВ УГНЕТЕНИЯ)!

КОГДА? 14.00 по ВВУ (Восточному времени угнетения)!

КТО? ТЫ сам и каждый друг, которого ты сможешь привести! Скажи им, МЫ ХОТИМ РАССКАЗАТЬ НАШУ ИСТОРИЮ ПРЕССЕ! Скажи им, МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ, КТО СДЕЛАЛ ЭТО С НАМИ! И ПОЧЕМУ!

Прежде всего скажи им, что МЫ ХОТИМ ВЫЙТИ!

Это НАШ ГОРОД! Мы должны за него бороться!

МЫ ДОЛЖНЫ ВЕРНУТЬ ЕГО!

Какие-то плакаты будут, но принесите свои (и помните, ругань приводит к обратному результату).

ПОБОРЕМСЯ С ВЛАСТЬЮ!

ПРИЖМЕМ ГОСУДАРСТВО!

Комитет освобождения Честерс-Милла

8

Если бы в городе нашелся хоть один человек, который придерживался ницшеанского принципа: «Что не убивает — делает нас сильнее», — то речь могла идти только о Ромео Берпи, энергичном и жуликоватом, ходящем с коком Элвиса и в остроконечных туфлях. Имя он получил стараниями романтичной франко-американской матери, фамилию — от сурового янки-отца, экономного до безобразия. Ромео пережил детство безжалостных насмешек — иной раз и побоев, — чтобы стать самым богатым человеком в городе. (Пожалуй… нет. Большой Джим был самым богатым человеком города, но большую часть своего богатства ему приходилось скрывать.) Ромми принадлежал самый большой и прибыльный независимый универсальный магазин штата. В восьмидесятых годах потенциальные кредиторы твердили ему: полнейшее безумие — указывать в названии такую некрасивую фамилию, как Берпи. Ромми возражал, что эта фамилия нисколько ему не повредит, раз «семена Берпи» дают буйные всходы. И теперь самым ходовым летним товаром в его магазине были футболки с надписью «ВЫПЬЕМ “СЛЕРПИ”^[58] В “БЕРПИ”». Позор вам, лишенные воображения банкиры!

Он добился успеха по большому счету потому, что хватался за любой шанс обогатиться. В то воскресенье — около десяти утра, вскоре после того, как Сэма Бухло отвели в кутузку, — у Берпи появился очередной такой шанс. Они всегда появлялись, если не хлопать ушами.

Ромео наблюдал за подростками, расклеивающими плакаты, скомпонованные на компьютере и выглядевшие очень профессионально. Подростки — в большинстве на велосипедах, парочка на скейтбордах — работали добросовестно, обклеивая всю Главную улицу. Протестная демонстрация на 119-м. Ромео задался вопросом, чья это идея.

Он остановил одного подростка и спросил.

— Идея моя, — ответил Джо Макклэтчи.

— Не заливаешь?

— Не заливаю, будьте уверены.

Ромми дал подростку пятерку, игнорируя его протесты, просто глубоко затолкал в задний карман джинсов. За такую информацию стоило и заплатить. Ромми подумал, что на задуманную подростком демонстрацию люди придут. Им не терпелось выразить страх, раздражение, праведный гнев.

Вскоре после разговора с Пугалом Джо Ромео услышал, как люди говорят о молитвенном митинге, который собрался провести пастор Коггинс. В то самое богоугодное время, в том самом богоугодном месте.

Конечно же, знак свыше. Указывающий, что есть возможность кое-что продать.

Ромео вошел в магазин; торговля шла вяло. В это воскресенье люди шли за покупками в «Мир еды» или в «Бензин и бакалею». И в малом количестве. В большинстве своем или отправлялись в церковь, или сидели дома, смотрели новости. Тоби Мэннинг, находясь за кассовым аппаратом, не отрывал глаз от экрана портативного, на батарейках, телевизора, настроенного на канал Си-эн-эн.

— Выключай эту крякалку и закрой кассовый аппарат.

— Правда, мистер Берпи?

— Да. Вытащи из кладовой большой тент. Пусть Лили поможет тебе.

— Тент для «Последней летней чумовой распродажи»?

— Именно. Мы должны поставить его на пастбище, где рухнул самолет Чака Томпсона.

— На поле Олдена Динсмора? А если он попросит денег за его использование?

— Тогда мы ему заплатим. — Ромео уже провел прикидочные расчеты. Его универмаг продавал все, в том числе и продукты со скидкой, и на текущий момент в морозильнике лежало порядка тысячи упаковок сосисок «Хэппи бой». Он купил их в штаб-квартире компании «Хэппи бой» в Род-Айленде (компания уже приказала долго жить — в ее продукции обнаружился какой-то микроб, слава Богу, не E. coli^[59]), собираясь продать туристам и местным жителям, планирующим пикники на Четвертое июля. Продажи не оправдали его ожиданий из-за чертовой рецессии, но Ромми упрямо держался за эти сосиски, как обезьяна — за орех. И теперь, возможно…

Подавать их надо на маленьких садовых палочках с Тайваня, думал он. Их у меня еще миллион. И назвать как-нибудь вычурно, что-то вроде «Сосиска-вертолет. Еще у него на складе лежали сто коробок порошка для приготовления лимонада «Ямми-Тамми», тоже приобретенных со скидкой, но не продававшихся.

— И надо будет взять все жаровни «Синий носорог». — Теперь его мозги щелкали, как костяшки на счетах, и Ромео это очень нравилось.

Тони тоже начал оживляться.

— Что вы задумали, мистер Берпи?

Ромми продолжил инвентаризацию всего того, что намеревался списать в убытки. Детские вертушки на палочке… бенгальские огни, оставшиеся после Четвертого июля… засохшие леденцы, которые он приберегал для Хэллоуина…

— Тоби, — он повернулся к своему кассиру, — мы собираемся устроить самый большой пикник, который только видел этот город. Пошевеливайся. Нам нужно многое успеть.

9

Расти сопровождал доктора Хаскела на больничном обходе, когда затрещала рация, которую, по настоянию Линды, он держал в кармане.

Ее голос доносился издалека, но звучал четко:

— Расти, я все-таки должна пойти на службу. Рэндолф говорит, что сегодня днем весь город соберется на Сто девятнадцатом у барьера… кто-то на молитвенный митинг, кто-то на демонстрацию. Ромео Берпи собирается поставить тент и продавать хот-доги, так что вечером жди притока больных с пищевыми отравлениями.

Расти застонал.

— Мне придется отвести девочек к Марте. — Голос Линды звучал виновато и встревоженно. Ей не хотелось уходить от детей, но другого выхода она не видела. — Я объясню Марте, что произошло с Джанни.

— Хорошо. — Расти знал, что Линда останется дома, если он ей скажет… и добьется лишь того, что она снова начнет волноваться. Именно в тот момент, когда тревога медленно сходит на нет. А если у Купола соберется толпа, Линда действительно может помочь.

— Спасибо, — услышал он. — Спасибо за понимание.

— Только отправь с девочками и Одри. Ты помнишь, что сказал Хаскел.

Доктор Рон Хаскел — Великий и Ужасный Волшебник Оз — в то утро высоко поднялся в глазах Эвереттов. В глазах Расти поднялся высоко с момента возникновения кризиса. Он такого не ожидал, но оценил по достоинству. А по мешкам под глазами и опустившимся уголкам рта видел, что доктору Хаскелу приходится платить сейчас высокую цену. По возрасту Волшебник уже не годился для медицинских кризисов. Ему бы спать и спать в комнате отдыха на третьем этаже. Но помимо Джинни Томлинсон и Твитча, только Расти и Волшебник могли держать оборону. Честерс-Миллу не повезло и в том, что Купол свалился на него в самом начале погожего уик-энда, когда все медики, которые могли уехать из города, это сделали.

Хаскел, пусть его возраст и приближался к семидесяти, оставался в больнице до одиннадцати вечера, когда Расти практически вытолкал его за дверь, и вернулся к семи утра, до того как Расти и Линда привезли дочерей, захватив с собой и Одри, причем собака в больнице повела себя очень спокойно. Джуди и Джанель шагали по обе стороны большого золотистого ретривера, держась за шерсть для поддержания духа. Джанель выглядела испуганной до смерти.

— Почему собака? — спросил Хаскел, кивнул после того, как Расти ввел его в курс дела, и повернулся к Джанель: — Давай разбираться с тобой, цыпленок.

— Будет больно? — Джанель не ожидала ничего хорошего.

— Нет, конечно, и я дам тебе конфетку после того, как загляну в твои глаза.

По завершении осмотра взрослые оставили девочек и собаку в комнате, а сами вышли в коридор. Доктор Хаскел ссутулился, его волосы за ночь, казалось, еще поседели.

— Твой диагноз, Расти? — спросил Хаскел.

— Малый эпилептический припадок. Я думал: причина в волнении и тревоге, но Одри подвывала уже не один месяц.

— Правильно. Мы начнем с заронтина. Ты согласен?

— Да. — Расти тронул вопрос старого доктора. Он начал сожалеть о многих своих словах и мыслях касательно Хаскела.

— И держим собаку при ней, так?

— Точно.

— С ней все будет в порядке, Рон? — спросила Линда. Тогда она еще не собиралась на работу, хотела провести день с девочками.

— Она и сейчас в полном порядке, — ответил Хаскел. — Многие дети страдают малыми эпилептическими припадками. У большинства такое случается раз или два. У других чаще, в течение нескольких лет, но потом припадки исчезают. Крайне редко остаются последствия.

На лице Линды отразилось облегчение. Расти надеялся, что ей никогда не придется узнать другое, о чем Хаскел умолчал: вместо того чтобы найти выход из неврологического кустарника, некоторые несчастливые дети забредали в густой лес, к генерализованным припадкам. А такие припадки могли причинить вред. Они могли убить.

И теперь, когда утренний обход (только полдесятка пациентов, одна новая мама, родившая без осложнений) подходил к концу и Расти надеялся выпить чашку кофе перед тем, как пойти в Центр здоровья, этот звонок от Линды.

— Я уверена, Марта возьмет и Одри.

— Хорошо. Ты получишь рацию в полиции, когда заступишь на смену, так?

— Да, конечно.

— Тогда отдай свою личную рацию Марте. Договорись о канале связи. Если что-то случится с Джанель, я сразу прибегу.

— Хорошо. Спасибо, милый. А может, ты выберешься во второй половине дня на Сто девятнадцатое?

Расти обдумывал вопрос, когда увидел Дуги Твитчела, идущего по коридору. За ухом торчала сигарета, как обычно, он шагал с таким видом, будто плевать на все хотел, но Расти заметил тревогу в его глазах.

— Возможно, смогу вырваться на часок. Но не обещаю.

— Понимаю. Но мне так хочется увидеть тебя.

— А мне тебя. Будь осторожна. И предупреди народ, что есть хот-доги опасно. Берпи, возможно, держал их в морозилке десять тысяч лет.

— Это ты про его стейки из мамонтятины? Конец связи, милый. Буду тебя ждать.

Расти засунул рацию в карман белого халата и повернулся к Твитчу:

— Что случилось? И убери сигарету из-за уха. Это больница.

Твитч вытащил сигарету, посмотрел на нее:

— Я собирался выкурить ее на улице, у склада.

— Не самая лучшая идея, — покачал головой Расти. — Там хранятся запасы пропана.

— С этим я к тебе и пришел. Большинства контейнеров нет.

— Бред какой-то. Они же огромные. Не могу вспомнить, сколько пропана в каждом, наверное, галлонов восемьсот.

— И что ты хочешь этим сказать? Я забыл заглянуть за дверь?

Расти принялся растирать виски:

— Если у них — кем бы они ни были — уйдет больше трех или четырех дней на снятие этого силового поля, нам потребуется много сжиженного газа.

— Скажи мне что-нибудь такое, чего я не знаю. По описи, что висит на двери, на складе должно быть семь контейнеров, а их только два. — Он сунул сигарету в карман белого халата. — Я проверил второй склад, чтобы убедиться, что контейнеры не переставили туда…

— Зачем это кому-то делать?

— Не знаю, о Великий. В любом случае в другом складе лежит все самое необходимое для больницы: всякое садовое дерьмо. Все инструменты, внесенные в опись на месте, за исключением гребучего опрыскивателя.

Опрыскиватель Расти не волновал, в отличие от пропана.

— Ладно, если припрет, добудем что-нибудь из городских запасов.

— Тогда тебе придется сцепиться с Ренни.

— «Кэтрин Рассел» — единственное место, куда он может обратиться, если у него прихватит сердце. Поэтому сомневаюсь, что Ренни решится на конфликт со мной. Слушай, смогу я вырваться на часок во второй половине дня?

— Это решать Волшебнику. Он сейчас главный.

— Где он?

— Спит в комнате отдыха. Храпит безумно. Хочешь его разбудить?

— Нет, пусть спит. И я больше не собираюсь звать его Волшебником. С учетом того, как Хаскел работал после появления этой хрени, думаю, он такого имени не заслуживает.

— Как скажешь, сэнсэй. Ты вышел на новый уровень просветления.

— Отвали, кузнечик, — фыркнул Расти.

10

Теперь посмотрите сюда; посмотрите очень внимательно.

Два сорок пополудни еще одного великолепного осеннего дня в Честерс-Милле. Если бы прессу не держали в отдалении, репортеры попали бы на фотографические небеса. И не только потому, что пламенеют деревья. Большинство жителей оказавшегося в заточении города собрались на пастбище Олдена Динсмора. Олден заключил с Ромми Берпи сделку по аренде куска площади: шестьсот долларов. Оба счастливы: фермер — потому, что сумел раскрутить бизнесмена на приличную сумму, ведь изначально тот предлагал двести долларов; Берпи — потому, что, если б его прижали, согласился бы отдать и тысячу.

С протестующих и восславляющих Иисуса Олден не собрал ни цента. Но это не означало, что они не принесли дохода; фермер Динсмор родился ночью, но отнюдь не предыдущей. Узнав о грядущих событиях, он превратил в автостоянку большой участок пастбища к северу от того места, куда днем раньше упали обломки самолета Чака Томпсона, и расставил на стратегически важных позициях жену (Шелли), старшего сына (Олли; вы помните Олли) и наемного рабочего (Мануэля Ортегу, не янки и не обладателя зеленой карты, но умеющего произнести «ага» не хуже других). Олден брал с каждого автомобиля по пять долларов, целое состояние для владельца мелкой молочной фермы, которому последние два года удавалось лишь каким-то чудом выцарапывать ее из загребущих рук Кейхоул-банка. Некоторые ворчали из-за высокой цены, но немногие — ведь за парковку на Фрайбургской ярмарке приходилось платить больше, да и выбора у них не было, если не хочешь оставить автомобиль на одной из обочин, уже заставленных машинами, а потом полмили идти до центра событий.

И какое странное и многообразное предлагалось зрелище! Цирк на три арены, и во всех звездных ролях — обыкновенные жители Милла.

Когда Барби прибывает с Роуз и Энсом Уилером (ресторан вновь закрылся, откроется на ужин — только холодные сандвичи, ничего поджаренного на гриле), они смотрят на действо разинув рты. Джулия Шамуэй и Пит Фримен фотографируют. Джулия отрывается от своего занятия, чтобы подарить Барби обаятельную, но сдержанную улыбку.

— То еще шоу, что скажешь?

Барби широко улыбается:

— Да уж.

На первой арене этого цирка выступают горожане, откликнувшиеся на постеры, которые развесили Пугало Джо и его команда. Протестующих оказалось немало, почти две сотни, и шестьдесят плакатов, которые заготовили подростки (самый популярный: ВЫПУСТИТЕ НАС, ЧЕРТ ПОБЕРИ!), моментально разошлись по рукам. К счастью, многие люди принесли свои плакаты. Джо ставит выше других плакат с прутьями тюремной решетки поверх карты Честерс-Милла. Лисса Джеймисон не просто держит его в руках, но агрессивно вскидывает и опускает. Здесь и Джек Эванс, бледный и мрачный. Его плакат — коллаж из фотографий женщины, которая днем раньше истекла кровью. КТО УБИЛ МОЮ ЖЕНУ? — кричит плакат. Пугало Джо жалеет Джека… но плакат завораживает! Для прессы так вообще радости полные штаны.

Джо организовал из протестующих большой круг, который вращается перед Куполом. Сам Купол со стороны Честерс-Милла очерчен цепочкой дохлых птиц (со стороны Моттона солдаты тушки подобрали). Круг позволяет всем людям Джо — так он о них думает — продемонстрировать свой плакат часовым, которые непоколебимо (и как же это раздражает!) стоят спиной к городу. Джо также раздал отпечатанные речевки. Он написал их с Норри Кэлверт, скейт-идолом Бенни Дрейка. Не говоря уж о том, что на своем «блитце» она гоняет на полной скорости, речевки Норри сочиняет простые, но емкие. Одна — Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Честерс-Милл к свободе лети!.. Другая — Это сделали вы! Это сделали вы! Признавайтесь теперь, это сделали вы!.. Но пусть и с неохотой, Джо наложил вето на еще один шедевр Норри: Кончайте врать выдумки ради, пустите нас к прессе, сучьи бляди!.. «Мы должны соблюдать политкорректность», — объяснил он ей. Гадая при этом, не слишком ли молода Норри Кэлверт для поцелуев. И поработает ли она язычком, если он ее поцелует. Джо никогда не целовался с девушкой, но, если уж им суждено умереть, как голодающим насекомым, накрытым пластмассовой чашей, ему, наверное, стоит попробовать, пока еще есть время.

На второй арене располагается молельный круг пастора Коггинса. Там действительно обращались к Богу. И, подав прекрасный пример церковного перемирия, к хору Святого Искупителя присоединились с десяток мужчин и женщин из хора Конго. Они поют: «Могучая твердыня — наш Бог», — и немало горожан, которые не посещают церковь Святого Искупителя, но знают слова, им подпевают. Голоса поднимаются к безоблачному синему небу вместе с пронзительными призывами Лестера. Молельный круг поддерживает их криками Аминь! и Аллилуйя!, которые в нужные моменты вплетаются в пение и выскальзывают из него (хотя до полной гармонии, само собой, далеко), и продолжает расширяться по мере того, как другие горожане присоединяются к нему и падают на колени. Плакаты они временно откладывают в сторону, чтобы, взявшись за руки, вместе поднимать их в молитве. Солдаты повернулись к ним спиной; возможно, что Бог — нет.

Но центральная арена этого цирка — самая большая и самая безбашенная. Ромео Берпи поставил тент для «Последней летней чумовой распродажи» достаточно далеко от Купола и в шестидесяти футах к востоку от молельного круга, выбрав место с учетом направления легкого ветерка. Он хочет, чтобы дымок, поднимающийся над рядом переносных грилей, щекотал ноздри и тем, кто протестует, и тем, кто молится. Его лепта в религиозную составляющую этого дня — указание Тоби Мэннингу выключить проигрыватель, из которого на предельной громкости льется песня Джеймса Макмертри о жизни в маленьком городке. Она не сочетается с «Как велик Ты» и «Разве ты не идешь к Иисусу?». А вот торговля идет отлично и пойдет только лучше. Ромео в этом уверен. От хот-догов — оттаивающих в процессе жарки — потом, возможно, у кого-то прихватит живот, но под теплым послеполуденным солнышком пахнут они идеально, как на окружной ярмарке, а не во время обеда в тюрьме.

Дети бегают вокруг, размахивая вертушками на палочке и угрожая поджечь сено Динсмора бенгальскими огнями, оставшимися от Четвертого июля. Пустые бумажные стаканчики из-под приготовленного из порошка лимонада (ужасного на вкус) или из-под наскоро сваренного кофе (еще более ужасного) валяются как попало. Позже Ромео велит Тоби Мэннингу заплатить какому-нибудь мальчишке, может, одному из сыновей Динсмора, десять баксов, чтобы тот собрал мусор. Это очень важно — уважение к городу, в котором живешь. Но пока внимание Ромео полностью сосредоточено на временном кассовом аппарате, роль которого выполняет картонная коробка из-под туалетной бумаги «Шарман». Он берет зелененькие и возвращает сдачу серебром: так в Америке всегда делается бизнес, сладенькие. Хот-дог стоит у него четыре бакса, и чтоб Берпи провалиться на этом самом месте, если люди не платят такие деньги. По его расчетам, к закату в коробке будет лежать как минимум три «штуки», а то и гораздо больше.

И посмотрите! Это же Расти Эверетт! Сумел-таки вырваться из Центра здоровья! Молодец! Теперь он даже жалеет, что не заехал за девочками. Вид такого количества людей, хорошо проводящих время, мог бы развеять их страхи… но, возможно, переизбыток эмоций Джанни ни к чему.

Он замечает Линду в тот самый момент, когда она замечает его и начинает неистово махать руками, чуть ли не подпрыгивая на месте. С волосами, забранными в тугие косички — с такой прической она практически всегда ходит на работу, — Линда выглядит, как девушка из школьной группы поддержки спортивной команды. Она стоит рядом с сестрой Твитча Роуз и молодым мужчиной, который работает в ресторане поваром блюд быстрого приготовления. Расти удивлен — он думал, что Барбара покинул город. У того возникли трения с Большим Джимом Ренни, как слышал Расти, из-за потасовки у бара. Сам Расти не работал в тот день, когда ее участники заглянули в Центр здоровья, чтобы их там подлатали. А вообще ему частенько приходилось штопать посетителей «Дипперса».

Он обнимает жену, целует ее в губы, потом Роуз в щечку. Пожимает руку повару, их знакомят.

— Посмотрите на эти хот-доги, — стонет Расти. — Господи!

— Да уж, вам пора готовить судна, док, — кивает Барби, и все смеются. Это удивительно — смех в такой ситуации, но смеются не только они… и, святый Боже, почему нет? Если вы не можете смеяться, когда все плохо — смеяться и устраивать небольшой праздник, — тогда вам лучше умереть или желать себе смерти.

— Так забавно, — говорит Роуз, не подозревая, как скоро забава эта оборвется.

Мимо проплывает фрисби. Роуз выхватывает его из воздуха и бросает Бенни Дрейку. Тот подпрыгивает, чтобы поймать его, потом поворачивается, чтобы бросить Норри Кэлверт. Та ловит фрисби за спиной — выпендривается.

Молельный круг молится. Сводный хор, спевшись по полной программе, переходит к признанному лидеру хит-парадов всех времен и народов — церковной песне «Вперед, Христово воинство».

Девочка не старше Джуди пробегает мимо молящихся, юбка обвивает пухлые коленки, в одной руке бенгальский огонь, в другой — бумажный стаканчик с этим отвратительным лимонадом.

Протестующие ходят по расширяющемуся кругу, скандируя: «Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Честерс-Милл к свободе лети!»

Пушистые облака с темными брюшками наплывают со стороны Моттона… и разделяются, приблизившись к солдатам и огибая Купол с двух сторон. Небо над головами остается безоблачным, безупречно синим. На поле Динсмора есть люди, которые следят за этими облаками и гадают: когда же теперь над Честерс-Миллом прольется дождь, но вслух никто ничего не говорит.

— Интересно, будем ли мы все еще развлекаться в следующее воскресенье, — размышляет вслух Барби.

Линда Эверетт смотрит на него. Дружелюбия во взгляде нет.

— Вы же не думаете, что и через неделю…

Роуз прерывает ее:

— Посмотрите туда. Ох, зря мальчишка так быстро едет… он же перевернется. Терпеть не могу эти квадроциклы.

Они смотрят на маленький вездеход с четырьмя огромными колесами, наблюдают, как он по диагонали пересекает поле. Направляется не к ним, но определенно к Куполу. На очень большой скорости. Солдаты слышат приближающийся рев двигателя, некоторые наконец поворачиваются.

— Господи, не дай ему врезаться! — стонет Линда Эверетт.

Рори Динсмор не врезается в Купол. Лучше б врезался.

11

Идея — что простуда. Рано или поздно кто-нибудь обязательно ее подхватит. Эту Объединенный комитет начальников штабов уже подхватил; ее обсасывали на нескольких заседаниях, на которых присутствовал прежний босс Барби, полковник Джеймс Оу Кокс. Эта идея не могла не осенить и кого-то из жителей Милла, и, наверное, не стоило удивляться, что им стал Рори Динсмор, который умом намного превосходил всех Динсморов («Я не знаю, откуда у него такое», — сказала Шелли Динсмор, когда Рори принес домой первый табель с круглыми пятерками… и в голосе звучала скорее тревога, чем гордость). Если б Рори жил в городе — или если бы у него был компьютер, но увы, — то, несомненно, вошел бы в компанию Джо Макклэтчи по прозвищу Пугало.

Рори запретили посещение ярмарки/молитвенного митинга/демонстрации; вместо того чтобы есть сомнительные хот-доги или помогать парковать автомобили, отец велел ему остаться дома и накормить коров. А после этого смазать соски каждой бальзамом, чего Рори терпеть не мог. «Когда же соски будут чистыми и блестящими, — добавил отец, — ты можешь подмести коровники и уложить тюки сена».

Его наказали за то, что вчера, хотя отец однозначно это запретил, он близко подошел к Куполу. И даже, прости Господи, постучал по нему. Обращение к матери (обычно это срабатывало) в данном случае результата не принесло.

— Ты мог погибнуть, — ответила ему Шелли. — Кроме того, отец говорил, что ты сболтнул лишнего.

— Только назвал им фамилию повара, — запротестовал Рори и за это схлопотал от отца очередной подзатыльник.

Олли наблюдал за происходящим с самодовольной улыбкой, говорившей о том, что решение родителей он одобряет.

— Ты слишком умен, — сказал Рори отец. — Это тебе только во вред.

Укрывшись за спиной отца, Олли показал младшему брату язык. Шелли, однако, это увидела… и теперь подзатыльник, уже от нее, получил Олли. Но она не лишила того удовольствий и шумихи ярмарки, спонтанно возникшей на их поле.

— И не вздумай прикасаться к этой самоходной телеге. — Олден указал на квадроцикл, стоявший между коровниками номер один и номер два. — Если тебе понадобится перенести сено, тащи на себе. Нарастишь мышцы.

Вскоре после этого туповатые Динсморы отбыли, направившись через поле к тенту Ромео. А самого умного оставили с вилами и банкой бальзама «Бэг балм», большущей, как цветочный горшок.

Рори принялся за работу, мрачный как туча, однако делал все добросовестно. Из-за острого ума он иной раз наживал себе неприятности, но сыном был хорошим, и мысль о том, чтобы с прохладцей отнестись к порученным делам, даже не пришла ему в голову. Поначалу в голову вообще не приходили никакие мысли. Эта пустота иногда становилась весьма плодородной почвой, из которой вырастали самые яркие сны и самые интересные идеи (как хорошие, так и особенно плохие), сначала проклевывались, а потом расцветали пышным цветом. Но всегда присутствовала цепочка ассоциаций.

Когда Рори начал подметать центральный проход коровника номер один (ненавистную смазку вымени он оставил на потом, решив, что сделает это в самую последнюю очередь), до его ушей донеслось «поп-пах-пом». Так могли звучать только взрывающиеся шутихи. Грохот этот отдаленно напоминал выстрелы. Рори подумал об отцовском карабине, «винчестере», который стоял в стенном шкафу в прихожей. Мальчикам строго-настрого запрещалось прикасаться к нему без присмотра отца — они стреляли из «винчестера» по мишеням или в охотничий сезон, — но стенной шкаф не запирался, а патроны лежали на верхней полке.

Тут и сверкнула та самая идея. Рори подумал: Я смогу пробить дырку в этой штуковине. Может, взорву ее. И перед его мысленным взором появился яркий и четкий образ: спичка, поднесенная к надутому воздушному шарику.

Он выронил щетку и побежал к дому. Как и многие умные люди (особенно умные дети), он руководствовался озарением, а не расчетом. Если бы такая идея (что вряд ли) пришла в голову его старшему брату, Олли подумал бы: Раз уж самолет не смог прошибить барьер или лесовоз, мчащийся на полной скорости, неужели это по силам пуле? Он мог даже взглянуть на ситуацию с иного угла: Меня уже наказали за непослушание, а это непослушание равносильно прежнему, возведенному в девятую степень.

Но… нет, Олли до такого бы не додумался. Математические способности Олли давали слабину на простом умножении.

Рори, с другой стороны, уже решал алгебраические задачи на уровне колледжа и не испытывал никаких сложностей. Если бы его спросили, как пуля сможет добиться того, что оказалось не по зубам лесовозу и самолету, он бы ответил, что ударное воздействие пули «Винчестер-элит-ХР3»^[60] будет куда как выше. И логика в этом была. Во-первых, пуля движется с большей скоростью. Во-вторых, ударное воздействие концентрируется в наконечнике пули, весящей 180 гранов^[61]. Рори не сомневался, что это сработает. Воспринимал сие, как изящное алгебраическое уравнение.

Рори видел свою улыбающуюся (но скромную) физиономию на первой странице «Ю-эс-эй тудэй»; видел, как у него берет интервью Брайан Уильямс из «Вечерних новостей»; видел себя сидящим на украшенной цветами платформе во время парада, устроенного в его честь, в окружении участниц конкурса красоты (или в платьях, не закрывающих плечи, или вообще в купальниках): он приветственно машет рукой, а воздух наполнен конфетти. Ему предстояло стать «МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ СПАС ЧЕСТЕРС-МИЛЛ».

Он вытащил «винчестер» из шкафа, встал на табуретку, схватил коробку «ХР3». Вставил в казенную часть два патрона (второй — на всякий пожарный), потом выбежал из дома, держа оружие над головой, словно торжествующий повстанец (но — надо отдать ему должное — поставив «винчестер» на предохранитель, это он сделал автоматически, даже не подумав). Ключ от квадроцикла «ямаха», к которому ему запретили подходить, висел на гвоздике в коровнике номер один. Зажав брелок ключа в зубах, Рори привязал «винчестер» позади сиденья квадроцикла парой эластичных тросов. Задался вопросом: а не будет ли грохота при разрыве Купола? Может, стоило взять ушные затычки с верхней полки в стенном шкафу? Но конечно же, возвращаться за ними не стал. Ни на секунду не мог отложить задуманное.

Так случается со всеми блестящими идеями.

На квадроцикле объехал коровник номер два, сбросил скорость, чтобы оглядеть собравшуюся на пастбище толпу. Пусть и охваченный волнением, он понял, что не стоит ехать к тому месту, где Купол перекрывал шоссе (и где на Куполе остались темные пятна от столкновений с самолетом и лесовозом, похожие на потеки грязи на немытом оконном стекле). Кто-нибудь мог остановить его до того, как он разбил бы Купол. И тогда, вместо того чтобы стать «МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ СПАС ЧЕСТЕРС-МИЛЛ», он закончил бы этот день «МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ ЦЕЛЫЙ ГОД СМАЗЫВАЛ КОРОВАМ ВЫМЯ». Да, и первую неделю ему пришлось бы проделывать это на корточках: на высеченной от души заднице он бы сидеть не смог. И все лавры от его блестящей идеи достались бы кому-то еще.

Поэтому поехал он по диагонали, чтобы добраться до Купола примерно в пятистах ярдах от тента, остановившись у ямок в сене. Ямки, Рори это знал, образовались от падения погибших птиц. Он увидел, как солдаты, охранявшие эту часть периметра, оглянулись на приближающийся рев квадроцикла. Услышал крики тревоги, донесшиеся со стороны радующейся-и-молящейся толпы. Тут же смолкло пение.

И что хуже всего, его отец замахал грязной кепкой с надписью «Джон Дир» и заорал:

— Рори, черт бы тебя подрал, остановись!

Но Рори зашел слишком далеко, чтобы остановиться, и — хороший сын или нет — не хотел останавливаться. Квадроцикл одним колесом зацепил бугорок, и Рори взлетел с сиденья, но крепко держась за руль руками и хохоча как безумный. Свою кепку с той же надписью «Джон Дир» он развернул козырьком назад, но не помнил, когда это сделал. Квадроцикл сильно накренился, потом решил выпрямиться. Рори уже почти добрался до места, и один из солдат в полевой форме тоже кричал, чтобы он остановился.

Рори тормознул «ямаху», и так резко, что едва не перелетел через руль. Он забыл поставить эту хреновину на нейтралку, и квадроцикл прыгнул вперед и ударился о Купол, прежде чем замереть. Рори услышал, как заскрежетал металл и зазвенели осколки вдребезги разбитой фары.

Солдаты, испугавшись, что квадроцикл их раздавит (глаз, который не видит никакой преграды, которая может остановить накатывающее транспортное средство, вызывает резкую и быструю реакцию), раздались в обе стороны. Они оставили широкую брешь в человеческом периметре и избавили Рори от необходимости просить их расступиться, чтобы никого не повредило возможным разрывом Купола. Он стремился стать героем, но не хотел, чтобы в результате кто-то погиб или получил ранение.

И Рори понимал, что надо торопиться. К тому месту, где он остановился, ближе всех находились люди на автомобильной стоянке и толпящиеся у тента «Летней чумовой распродажи». Они уже на полной скорости бежали к нему. Среди них — отец и брат, оба кричали, требуя, чтобы он не делал того, что собрался сделать.

Рори рывком освободил «винчестер» от эластичных тросов, прижал приклад к плечу, прицелился в невидимый барьер над тремя дохлыми воробьями, на высоте пяти футов.

— Нет, парень, плохая идея! — прокричал один из солдат.

Рори пропустил его слова мимо ушей, потому что знал — идея хорошая. Расстояние до людей, бегущих с автомобильной стоянки и от тента, значительно сократилось. Кто-то — Лестер Коггинс, который бегал гораздо лучше, чем играл на гитаре — прокричал:

— Во имя Господа, не делай этого!

Рори нажал на спусковой крючок. Нет, только попытался нажать. «Винчестер» стоял на предохранителе. Мальчик оглянулся и увидел, как высокий священник из церкви святого-какого-то пробежал мимо его краснолицего запыхавшегося отца. Подол рубашки Лестера, выбившийся из-под ремня, трепало воздухом. Мчался проповедник с широко раскрытыми глазами. Чуть отставал от него повар из «Эглантерии». Пробежать им оставалось какие-то шестьдесят футов, и преподобный, похоже, включил пятую передачу.

Рори сдвинул рычажок предохранителя.

— Нет, мальчик, нет! — вновь прокричал солдат по другую сторону Купола, одновременно присев и раскинув руки.

Рори не обратил внимания на его слова. С блестящими идеями это обычное дело. Он выстрелил.

Выстрел, и в этом Рори не повезло, получился идеальный. Пуля полетела к Куполу перпендикулярно, отразилась от него и вернулась по той же траектории, как резиновый мячик, привязанный к нитке. Сразу Рори боли не почувствовал, но огромное полотнище ослепительно яркого света заполнило голову, когда меньший из двух фрагментов пули вышиб ему левый глаз и проник в мозг. Кровь хлынула фонтаном, потом побежала между пальцами, когда он рухнул на колени, закрыв лицо руками.

12

— Я ослеп! Я ослеп! — кричал мальчик, и Лестер тут же подумал о строках из Писания, на которые опустился его палец: Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца. — Я ослеп! Я ослеп!

Лестер отвел руки мальчика и увидел красную развороченную глазницу. Остатки глаза сползали по щеке Рори. Когда тот поднял голову к Лестеру, они плюхнулись в траву.

Лестер успел лишь на мгновение прижать ребенка к груди, как подскочил отец и вырвал мальчика. Священник не возражал: все правильно, так и должно быть. Лестер согрешил и молил Бога указать ему путь. Указание он получил, ответ ему дали. Теперь он знал, как поступить с грехами, в которые завлек его Джеймс Ренни.

Ослепший ребенок указал ему путь.

Примечания

50

«Борись с властью» — хит американской хип-хоп-группы «Паблик энеми».

51

Наполеон Динамит — герой одноименного американского фильма, старшеклассник.

52

Некоторые верят, что шапочки из нескольких слоев фольги защищают мозг от «зомбирования».

53

«Новоанглийские патриоты» — профессиональная футбольная команда. В первом десятилетии XXI в. несколько раз становилась чемпионом США.

54

Имеется в виду герой рекламного ролика.

55

«Херитидж крисчен» — частный университет, готовящий священников.

56

Имеется в виду пограничный район между штатом Мэн и канадской провинцией Нью-Брансуик.

57

Дог — герой мультфильмов и телевизионного мультсериала.

58

«Слерпи» — детский фруктовый напиток.

59

E. coli — опасная кишечная палочка.

60

Разрывная пуля с пластиковым наконечником, совсем не бронебойная.

61

1 гран = 0,0648 г; соответственно 180 гранов = 11,664 г.