Полукровки

Стивен Грэм Джонс, 2016

Финалист премий Shirley Jackson Award, Bram Stoker Award, This Is Horror Award, Locus Awards и Grand Prix de l`Imaginaire. Лучшая книга года по версиям TOR.COM и BOOK RIOT. Это история о взрослении необычного мальчика, чья семья живет на обочине общества и борется за выживание во враждебном мире, который их избегает и боится. Он аутсайдер, как и его тетя и дядя, нищий полукровка. Ему предстоит решить, кем же он в итоге станет, что в нем возьмет верх. Его жизнь – вечный побег, на шаг впереди закона и людей с вилами и факелами. Вот-вот все изменится, и старые семейные байки, которые мальчик считал сказками, окажутся правдой, кровавой и зубастой… «Одновременно и волчья пробежка по лесу семейной истории, и богатое собрание старых и новых знаний о вервольфах». – Кристофер Бьюлман «Словно Холден Колдфилд попадает в классический фильм ужасов». – Kirkus «Ты помнишь, как хотел стать вервольфом?» – Джош Малерман

Глава 2

Рай вервольфов

— Я хочу… укусить тебя… в шею, — говорит вампир, поднимаясь на цыпочки, чтобы еще раз увидеть себя в зеркале.

— Нет, нет, нет, нет, — третий раз повторяет вампирский дядя. — Высосать твою кровь. Вот что делают вампиры. Они сосут твою кровь.

— А что тогда делают вервольфы?

— Например, покупают сестре приличный костюм, — говорит вампирская тетя, пытаясь протиснуться в узкую ванную, чтобы поправить одежду.

Сегодня она медсестра. Вся в белом.

Вампирский дядя в резиновой маске вервольфа, на его нагой безволосой груди синим фломастером написано «ШОКОЛАДНЫЙ ВОЛЧИК».

Это Флорида, здесь так влажно, что на отбойниках растет мягкий зеленый пух. Они остановились по дороге из Арканзаса из-за океана, не из-за «Эль Камино». «Эль Камино», наверное, мог бы ехать и дальше. Вампиру сейчас восемь лет. Его дядя говорит — лучший возраст для Хеллоуина, хотя и для всех остальных возрастов это тоже верно.

Хеллоуин — единственный день в году, когда вервольфы ходят в церковь.

Чтобы попасть туда, им приходится ехать через окраины города. Тротуары уже полны мумий, зомби, ковбоев и пиратов.

— Они тоже в церковь?

— В другую, — отвечает вампирский дядя.

Вампирский дядя сидит на пассажирском кресле в своей маске, и когда каждый третий солдат или принцесса смотрят на длинный четырехдверный проползающий мимо «Кэприс» ^[4], он наполовину высовывается из окна, рычит и щелкает когтями.

— Из-за тебя нас выволокут из машины, — говорит вампирская тетя.

— Не в эту ночь, сестричка по рваным укусам, — отвечает вампирский дядя.

На заднем сиденье вампир хочет улыбнуться, но чувствует белый грим на лице, запекшийся, словно скорлупа или засохшая глина, и понимает, что он треснет.

Да и вообще, вампиры кусают в шею. Им незачем улыбаться.

Он засыпает, как только они проезжают город, просыпается на волосатых руках дяди, не осознает, что это длинные перчатки, пока не вспоминает, что сегодня за ночь. Они даже не шли по тропе среди деревьев, просто следовали за теткой, она тут бывала много лет назад. Ее белый костюм почти светится.

— Кто показал тебе это место? — спрашивает вампирский дядя.

Вампирская тетя не отвечает, просто продолжает идти.

Вервольфы не боятся темноты. Даже одетые как призрачные медсестры.

Но люди могут испугаться.

Вампир под своим гримом все еще человек. Он будет им до двенадцати или тринадцати — и, может, останется им навсегда, если не обратится, как говорит его тетя. Тут не угадаешь.

Вампир жует свои пластиковые клыки и пытается смотреть вперед. Теперь они поднимаются по холму. Его лицо разваливается на куски.

Он больше не хочет быть вампиром. Это не как в комиксах. Он даже почти не может вспомнить комиксов.

Через десять, двадцать или тридцать минут его тетя останавливается, поднимает нос и нюхает воздух. Прямо над ним точно так же поступает вампирский дядя.

— Скажи мне, что это не тот, кто я думаю, — говорит дядя.

— У тебя нюховая галлюцинация, — отвечает тетка. — Он никогда не покидает Арканзас.

— Покинул бы ради своего «Эль Камино», — говорит дядя. Вампир понимает, что он хотел бы плюнуть, но из-за маски не может.

Эта церковь на отшибе. Они там не первые. Там нет ни огня, ни света, даже поляны, честно говоря. Но во тьме шныряют тени. Одна из них проскальзывает мимо вампирского дяди, и дядя поставил было вампира на землю, как большую шахматную фигуру, но тетя оглядывается, отрицательно качает головой в медицинской шапочке.

— Но… — начинает было вампирский дядя с зарождающимся в горле скулежом.

Призрак медсестры смотрит на него, повернув к нему безликое лицо, и дядя снова берет вампира на руки.

— Это всего лишь Хеллоуин… — говорит дядя.

— Хеллоуин будет тогда, когда я скажу, что это Хеллоуин, — говорит тетя и протягивает руку, как училка в школе, чтобы взять у тебя указку. Они должны следовать за ней вокруг пахучего пруда, мимо выворотней с корнями, воздетыми в воздух. К центру поляны, которая не поляна. К почти провалившемуся внутрь прицепу вроде того, который водит вампирский дядя.

Этот старый и ржавый. Зарос кустами и оплетен вьющимися растениями.

На приборной панели, где ставится картинка, когда картинка есть, находится то, ради чего они здесь.

Волчья голова в желтом круге.

Это священное место.

Вампир устраивается на руках у дяди так, чтобы смотреть по сторонам на всю движуху в темноте. Ощущение, что вокруг повсюду шепот. Он звучит улыбчиво. Пахнет оскалом.

Это та ночь, когда на звонки в полицию насчет вервольфов ответа не будет. Ночь, когда вервольфы встречаются, видят друг друга.

Вампир ощущает, как мыщцы дяди начинают затвердевать как сталь.

В тетку тычется носом стоящий на четырех, но доходящий ей едва до ребер ее бывший. Вампир видит это по его волосам. И по глазам.

— Великолепно, — говорит вампирский дядя, ставя его на землю без разрешения вампирской тетки.

Вампир нашаривает петли его пояса.

— Все хорошо, — говорит им через плечо вампирская тетя.

Ее бывший тычется мокрым носом ей в руку. Все тело его идет волнами от напряжения. Он выглядит как человек в костюме, наклонившийся на слишком длинных ногах. Только это его лучший костюм. И лучшая маска. Самая живая. С длинной дергающейся мордой. И теми же глазами.

— Рыжий, — говорит вампирская тетя, как вы бы сказали «привет». Но это не привет. Это предостережение, насколько понимает вампир. Потому что нельзя доверять тому, кто меняет облик и не возвращается.

Они прожили бы счастливо лет десять-пятнадцать, нашли бы место, где хватило бы простора, чтобы бегать и есть.

Вампирская тетка говорит, что это эгоизм, тупость, быть все время волком — не рай, и по ночам она порой плачет из-за этого, по всем умершим, полупревратившись. По всем, убегавшим с пулей в боку как с жемчужиной, сделанной из лавы. По всем, застывшим у забора с пестрой кошкой в зубах, странным образом привлеченных желтым светом окна. Иногда по ночам тетя плачет по всем этим оволчившимся вервольфам, брыкающимся во сне, когда в их памяти просыпаются странные запахи: соуса для барбекю, мела бильярдного стола, освежителя воздуха.

Не сны, кошмары. Прошлое, которого они не могут вспомнить. Личность, которой они не узнают.

Ее бывший тоже ничего не может ей об этом рассказать, как понимает вампир. Горло вервольфа не приспособлено для человеческой речи. Слов не выговоришь. Слишком многое надо объяснить.

Но они могут скалиться. Рычать.

— Он знает. Он помнит, — говорит вампирская тетя достаточно громко, чтобы вампирский дядя точно услышал.

— Поезд давно ушел, — говорит вампирский дядя. — И давно уже не такой скорый в любом случае.

— Тс-с-с, — говорит тетя. — На сей раз все будет хорошо. — Ладонь ее до сих пор гладит бархатный нос мужа. Но когда через мгновение он щелкает зубами, она уже прижимает руку к груди, оскалившись.

— Идиот, — говорит вампирский дядя, шагнув вперед, и когда вампир поднимает взгляд, дядя уже снял резиновую маску.

Но волчья морда остается. И уши.

Дядя даже не ждет конца превращения. Он налетает на бывшего мужа сестры, и это безумие, клубок, схватка в эту самую святую из ночей, щелканье зубов и рычанье, и длинные выплески крови, а остальные, пришедшие в церковь, стоят на своих двоих, смотрят и ждут — двое из них люди, обнаженные — и что навсегда останется в памяти вампира, это образ тети в костюме медсестры. Она делает шаг прочь от схватки, но тянется к ним, прижимая другую руку ко рту.

— Вот теперь Хеллоуин, — говорит вампир, но про себя.

После этого все закружилось. Быстрее чем прежде.

Вампирская тетя, все еще почти во всем своем развевающемся костюме медсестры, но уже на четырех, ее острые опасные убийственные клыки вцепились в воротник на затылке вампира, и хотя ему восемь лет, они так быстро бегут сквозь деревья, что лицо вампира трескается на сотню осколков, на тысячу.

Это не имеет значения для тети, когда она обращается снова, снова завязывает свой больничный халат, отвернувшись в тень, лицом к длинному туннелю.

Вернувшись через город, она резко останавливается перед последним домом, над крыльцом которого горят огни, объясняет вампиру, что он должен здесь делать, затем выуживает бумажный пакет из-под бургера, вытряхивает мусор. Открывает пакет, заставляет взять его.

— Постучи, — говорит она ему, показывая ему жестом на тротуар.

На полпути к дому вампир слышит, как она плачет в машине, но не оборачивается.

— О, нет, берегите шею, — слишком высоким голосом говорит покачивающаяся на ногах женщина, открывшая на стук.

Вампир держит свой бумажный пакет и ждет, что будет дальше.

Примечания

4

Chevrolet Caprice — американский полноразмерный автомобиль, выпускавшийся подразделением корпорации GM Chevrolet как модель с 1966 по 1996 год.