Единственная

Стефани Лоуренс, 2004

Чарлз Сент-Остелл возвращается домой с наполеоновских войн, куда ушел когда-то двадцатилетним юношей. Слишком много лет вдали от родины, слишком много сражений за плечами – теперь он хочет лишь одного: жениться и обрести тихое семейное счастье. Однако возвращение к мирной жизни не обещает быть легким. Во-первых, на пути Чарлза встает французский шпион – неуловимый, безликий и смертельно опасный. А во-вторых, единственная женщина, которую он хотел бы назвать своей женой, – его первая любовь Пенелопа, леди Селборн, – знать не желает «подлого соблазнителя», который обесчестил и бросил ее девять лет назад, и вообще отказывается выходить замуж. Две задачи, две миссии – обезвредить шпиона и вернуть себе любовь Пенелопы. И Чарлз не уверен, какая из них труднее…

Глава 4

— Мои извинения. Я думал, что ты преувеличиваешь.

Взгляд, брошенный на него Пенни, было несложно истолковать. Ничего не ответив, она вновь принялась пересчитывать десятки коробочек для пилюль, выстроившихся на полках в старом тайнике, скрытом за стенной панелью в хозяйской спальне Уоллингем-Холла.

Она была права: наличие такой коллекции трудно объяснить. Ряды великолепных образцов ювелирного и живописного искусства переливались, сверкали, манили. Интересно, понимает ли Пенни, что даже шпионам не платят так много, чтобы приобрести подобные сокровища. Работа Гренвилла столько не стоила.

Он огляделся, мысленно располагая каморку площадью шесть футов на двенадцать в стенах старого дома. Они приехали в середине утра, готовые отвлечь Николаса обсуждением дел поместья, если он окажется дома и они не смогут от него отделаться. Он действительно был дома, но сидел в библиотеке. И поскольку Пенни пока еще оставалась здесь хозяйкой, можно было не объявлять о ее приезде, да и о Чарлзе тоже: слуги знали его так же хорошо, как слуги Эбби знали Пенни. Поэтому они беспрепятственно поднялись наверх, прямо в хозяйскую спальню и в эту скрытую комнату.

Крошечное окно, прорезанное почти под потолком, пропускало немного света. Сами стены были сложены из камня. Как во многих подобных тайниках, имелась и вторая дверь, узкая, деревянная, в стене, напротив главного входа. В замке торчал старый ключ. Потайной ход. Путь к спасению для католических священников, когда-то скрывавшихся тут.

Они закрыли дверь в хозяйскую спальню, но оставили панель на петлях широко открытой.

Внезапно Чарлз услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Пенни, ничего не подозревая, продолжала считать. Чарлз, скорее ведомый инстинктом, чем истинной тревогой, подошел к порогу тайника. Николас пока еще не был здесь хозяином и поэтому не пользовался этой спальней. Однако шел прямо сюда.

Чарлз тихо выругался, схватился за край панели и наглухо ее задвинул. Пенни оглянулась, выпрямилась, но, к счастью, не издала ни звука, услышав щелчок.

Он смотрел на нее; она уставилась на него. За панелью раздавались шаги.

Если Николас не живет в этой комнате, почему же пришел сюда?

Чарлз схватил Пенни за руку, потянул к маленькой двери и поспешно повернул ключ, пытаясь не шуметь. Но пришлось применить силу: замок давно заржавел. Дверь взвизгнула и приотворилась как раз в тот момент, когда послышалось слабое жужжание механизма панели.

Панель открылась. Ее замок скрывался в резной каминной доске, и очень немногие знали о его существо — вании.

Чарлз ударил плечом в узкую дверь и, бесцеремонно вытолкав Пенни, последовал за ней. И еще успел быстро и бесшумно закрыть дверь, сунул ключ в скважину, повернул и услышал, как задвинулся засов.

Как раз в тот момент, когда петли панели скрипнули.

Они затаили дыхание. Николас ступил в тайник и остановился.

Пенни зажмурилась. Приоткрыла глаза. Никакой разницы. Кромешная тьма.

Коридор… или то, где они стояли, был узким, пыльным и пропах плесенью. От стены, к которой толкнул ее Чарлз, веяло ледяным холодом. Здесь мог свободно поместиться только один человек, и сейчас они были тесно прижаты друг к другу. Пенни слышала собственное дыхание: быстрое, неровное. Смятение одолевало ее, колкие иголки озноба прошли по спине. Близость Чарлза волновала ее, непроглядный мрак пугал. Но тут Чарлз нашел ее руку и ободряюще сжал. Пенни громко сглотнула, борясь с унизительным порывом вцепиться в него. Зарыться лицом в надежное тепло.

Чарлз переступил с ноги на ногу и, выпустив ее руку, припал плечом к стене. Ноги Пенни ослабли. Мысленно выругавшись, она выпрямилась. По полу протянулся лучик света. Пенни моргнула раз, другой и облегченно вздохнула, поняв, что Чарлз просто вынул ключ из скважины.

Он пошевелился. Свет исчез: снова воцарилась абсолютная тьма. Чарлз прижался глазом к скважине.

Пенни прикусила губу, стараясь не думать о том, что их окружает. Паутина, камешки, гора пыли, насекомые и… а вдруг тут мыши? Брр…

Чарлз осторожно поднялся. Снова сжал ее руку, погладил и провел вверх, до плеча. Подался к ней. Его дыхание пошевелило прядку ее волос. Пенни вздрогнула.

— Он не видел нас. Изучает коробочки для пилюль. Не похоже, что он быстро уйдет, — прошептал Чарлз и едва слышно добавил: — Посмотрим, куда ведет этот коридор.

Она едва успела поймать полу его сюртука. Чарлз, полуобернувшись, разжал ее пальцы, но не выпустил руки. Наоборот, прижал к груди. Поймал вторую руку и сделал то же самое. Теперь она стояла, хоть и позади, но очень близко к нему.

— Теперь продвигаемся очень медленно, — выдохнул он, откинув голову. — Держись за меня. Думаю, чуть подальше есть лестница.

Откуда ему знать? Неужели действительно что-то видит? Да ведь здесь темно, как в чистилище!

Ну уж нет, она не выпустит его! Ни за что.

Он оказался прав. Лестница действительно была. Они прошли всего несколько шагов, когда она ощутила, что Чарлз ступил вниз. Он спустился еще на одну ступеньку и выждал, пока она нащупает край лестницы и сделает первый шаг. Медленно, очень медленно они продолжали спускаться. Его прикосновения искушали ее… воспламеняли кровь. И хотя воздух становился все холоднее, Пенни изнемогала от жара.

Лестница оказалась длинной, узкой и очень крутой. Шершавые необработанные камни задевали за локти, цеплялись за юбки. Чарлз поднял руки, развел в стороны, и через мгновение длинные призрачные пальцы ласково провели по щеке.

Пенни подскочила, мужественно проглотив визг.

— Всего лишь паутина, — шепнул он.

— Всего лишь? Где паутина, там и пауки!

— Они не тронут тебя, если ты их не тронешь.

— Но…

Они уничтожили кучу паутины. Судя по всему, пауки в ярости.

Пенни вздрогнула и услышала слабый звук. Царапанье…

— Ой! Крысы! Я слышу!

— Вздор, — отмахнулся он, увлекая ее за собой. — Здесь нет еды.

Она уставилась туда, где, по ее предположениям, должна быть его голова. Неужели крысы настолько разумны?

— Мы почти пришли, — пробормотал он.

— Куда именно?

— Не уверен, но на всякий случай говори потише.

Они добрались до подножия лестницы. Следующий его шаг был настолько широк, что она неохотно отняла руки. Правда, чем дальше от него, тем безопаснее. Но все же…

Пенни перевела дыхание и попыталась ощупать стены. Все такой же камень. Они оказались в крохотной, чуть больше лестничной площадки каморке. Трудно сказать, что было за ней, но она почувствовала, что выход близко: здесь воздух был совсем другим: прохладный и влажный, пахнувший землей и гнилыми листьями.

— Здесь еще одна дверь, — сообщил Чарлз, тоже пошарив по стенам.

— Замок очень старый, но нам повезло: ключ от верхней двери подходит.

Он вставил ключ в скважину и попытался открыть. Замок не поддавался, и Чарлз пробормотал:

— Не так-то это легко.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем осыпаемый приглушенными проклятиями замок со стоном открылся.

Чарлз поднял задвижку, налег плечом на дверь раз, другой. Дверь с трудом поддалась. Чарлз высунул голову и осмотрелся, но, кажется, ничего не поняв, поспешил уступить место подошедшей Пенни.

— Это не боковой двор?

— Да-а, — пораженно протянула она и, высунув руку, сорвала листик, болтавшийся у двери.

— Это плющ, покрывающий западную стену.

Она попыталась открыть дверь шире, но ничего не вышло. Оказалось, что ее подпирает груда земли и листьев.

Чарлз тяжело вздохнул.

— Отойди.

Пришлось немало потрудиться, прежде чем она выскользнула на солнечный свет.

— Не отходи далеко, — прошептал он, когда она протискивалась мимо.

Наконец ему удалось последовать за ней. Радостно вдыхая свежий воздух, он подошел к ней, и они вместе стали изучать стену и дверь. Даже теперь, приоткрытая и заваленная кучей листьев, она была почти незаметна. От посторонних глаз ее скрывала густая занавесь разросшегося плюща.

— Она прорезана во внешней стене, верно? Я даже не подозревала о ее существовании.

— Если мы приведем все в порядок, разровняем листья и землю и поправим плющ, никто ничего не увидит.

Вернувшись к двери, он взял ключ, толкнул створку, повернул ключ в скважине, сунул его в карман, после чего носком сапога закидал дверь листьями и землей. Отступил, оглядел плющ, коснулся лозы раз, другой, расправил листья, и дверь исчезла.

Чарлз довольно усмехнулся и направился к ошеломленной Пенни.

— Поразительно! Интересно, знал ли об этом Гренвилл?

— Вряд ли, — покачал головой Чарлз. — Замки не открывались много лет.

Пенни подняла голову. В хозяйской спальне не было окон, выходивших во двор. И слава Богу.

— Послушай, неужели Николас все еще там?

Он проследил за направлением ее взгляда.

— Как бы там ни было, думаю, нам следует нанести ему визит.

— Хмм… я и сама об этом подумала.

Вечно очертя голову несется навстречу опасности…

Но вслух он ничего не сказал.

— Ты изложил ему суть своей миссии. Николас явно не хотел, чтобы я оставалась в Эбби, где могу свободно встречаться и говорить с тобой, хотя до сих пор был просто счастлив, что я оставила его одного. Так что, может, стоит его немного подразнить?

— Но каким образом?

— Если ты собираешься побольше узнать о контрабандистах этого побережья, набор превосходных карт должен очень пригодиться, верно?

— Как тебе известно, я знаю этот участок побережья лучше собственной ладони. К чему мне какие-то карты?

— Но ведь Николас-то этого не знает, — улыбнулась она.

— Неплохая идея, — решил Чарлз, подумав. — Признайся, что у тебя на уме.

— Ну… очевидно, во время завтрака мы с тобой разговорились, и я, стремясь помочь тебе, предложила набор весьма подробных карт, хранящихся в папиной библиотеке. Сегодня мы приехали за ними.

— Превосходно.

Он был вполне искренен и уже видел, как обыграть эту сцену, чтобы нагнать на Николаса страху. Пусть потрясется немного!

Пенни кивнула.

— Пойдем, — оживилась она, подбирая юбки.

— Постой! — велел он и, когда она обернулась, коротко добавил: — Паутина.

Пенни недоуменно подняла брови, но, приглядевшись к нему, охнула:

— Ой, а я и не заметила!

Подступив ближе, она стала обирать паутинное кружево с его волос и плеч, потом обошла кругом. Он ощущал легкие прикосновения то тут, то там и терпеливо ждал, пока она оказалась лицом к лицу с ним. Совсем близко и все же избегая взгляда. Собрала последние волокна паутины с его лба и наспех оглядела еще раз.

— Ну вот, все!

— Теперь твоя очередь.

Ее глаза блеснули. Расширились.

— Если отыщешь на мне паука, я в жизни никуда с тобой не пойду.

Чарлз рассмеялся. Поднял длинную серую прядь с ее левого уха. На миг встретился с ней глазами.

— Если и найду, все равно не скажу.

Он стал медленно обходить ее, стряхивая тонкие волокна с бархата амазонки.

— Почему женщины так боятся пауков? Подумаешь, какие-то мелкие насекомые. Гораздо меньше тебя.

— У них восемь ног.

Неоспоримый факт. И что тут такого?

Но он решил не настаивать. Все равно ничего не докажет.

Липучую паутину удалось снять не скоро. Все это время она стояла молча и неподвижно.

Пенни старалась дышать ровно, игнорируя волны жара, накатывавшие при каждом его прикосновении. Все это чушь: она почти не чувствует его пальцы через слои бархата и батиста. Всего лишь мимолетное надавливание, и… все же она ощущала его всем своим существом.

Безмозглая, бесстыдная чепуха. Даже если он и желает ее… до сих пор… все равно, это единственная дорога, по которой она отказывается следовать за ним: слишком высока цена. Чересчур высока. Ее взбудораженные чувства должны просто угаснуть. Омертветь.

Его пальцы тронули ее плечо. Раз, другой, третий. Руку и грудь пронзила огненная стрела. Обручем стиснула и без того сжатые легкие.

Очевидно, ее чувства еще не омертвели.

Она молча наблюдала, как он снимает очередную длинную нить с ее плеча… воротника… груди…

Мысли о том, как он когда-то сжимал эту грудь, ярко вспыхнули в мозгу. Она вздрогнула, ощутила зов своей плоти, закрыла глаза и помолилась о том, чтобы он отнес эту дрожь за счет боязни пауков.

Когда она снова подняла веки, он стоял перед ней. Она ничего не смогла прочесть на его лице, пока он снимал последние тонкие волокна с жакета, а потом, присев, стал осматривать юбку.

Наконец, он поднялся. Пенни облегченно вздохнула, но тут же затаила дыхание, когда он поднял руку.

— Стой смирно.

Она застыла, пока он легко дотронулся кончиками пальцев до ее виска, где прилип остаток паутины. Другой рукой он осторожно выпутал последнюю тонкую прядь, застрявшую за ухом.

Их взгляды встретились. Его — полуночно-синий, острый, уверенный. Ее — серо-голубой, встревоженный, нерешительный. Его руки все еще были подняты: еще чуть-чуть, и ладони сожмут ее лицо.

— Ну… ну вот и все, — пробормотал он.

Пенни глубоко вздохнула и поспешно отвернулась.

— Если быстро добраться до садовой калитки, покажется, что мы только приехали, — смущенно пояснила она, стыдясь, что даже после стольких лет все еще не может скрыть свою реакцию на него.

Он молча шагал рядом. Хорошо, что хотя бы не подсмеивается над ней!

Оказалось, что она все правильно рассчитала: как только они подошли к парадному входу со стороны конюшен, Николас как раз спустился вниз.

— Доброе утро, Николас, — поздоровалась она.

— Пенелопа! — кивнул он, глядя, однако, на Чарлза. Тот приветливо улыбнулся:

— Доброе утро, Арбри.

— Лостуител.

Напряженная пауза.

— Я предложила Чарлзу воспользоваться папиными картами, — жизнерадостно объявила она: все, что угодно, лишь бы поскорее покончить с этой дуэлью взглядов. — Мы как раз приехали за ними. Они в библиотеке — мы вас не потре — вожим.

Чарлз скрыл улыбку при таком обороте речи: она уже успела встревожить Николаса, да еще как! Он просто хорошо прятал свои эмоции.

— Карты? — переспросил Николас и нерешительно пробормотал: — Какие именно?

— Карты местности, — бросила на ходу Пенни. Как и надеялся Чарлз, Николас последовал за ними.

Широко распахнув двойные двери, Пенни вплыла в библиотеку.

— У папы были прекрасные подробные карты, где обозначены каждый ручеек, каждая бухточка по всему этому побережью. Просто бесценная находка для тех, кто хочет тщательно исследовать эти места.

Она направилась к книжному шкафу в самом конце длинной комнаты.

— По-моему, они где-то здесь.

Николас растерянно наблюдал, как она, присев на корточки, изучает огромные фолианты на нижней полке. Чарлз держался в стороне, всматриваясь в его лицо. Похоже, Николас научился скрывать мысли, что же до реакций… ему не повезло. Аристократические черты бледного лица оставались абсолютно бесстрастными, и все же глаза и руки выдавали его, да еще как!

Пальцы неустанно перебирали звенья часовой цепочки, глаза растерянно бегали.

Наконец он не выдержал и обратился к Чарлзу:

— Насколько я понял, существуют доказательства того, что здешние контрабандисты передавали врагу какие-то секреты?

Чарлз растянул губы в хищной улыбке.

— Я послан сюда специально, чтобы их добыть. С их помощью мы проследим нити, ведущие к изменнику.

Это игра его воображения, или бледное лицо Николаса побелело еще больше?

Николас опустил глаза и нахмурился.

— Если подлинных доказательств нет… вполне возможно, что вы ищете ветра в поле?

Улыбка Чарлза стала поистине зловещей.

— Уайтхолл ожидает от своих служащих точности и аккуратности. Только после того, как я потрясу каждое дерево и переверну каждый камень, можно наверняка сказать, так ли это. Если и тогда я не найду никаких улик, то с уверенностью заключу, что в полученной информации не было ни капли правды.

— Вот они! — обрадовалась Пенни, стаскивая с полки толстенный фолиант. Едва не шатаясь под его тяжестью, она отнесла атлас карт на стол и открыла. Мужчины подошли ближе. — Видите?

Пенни кончиком пальца провела по тонким линиям подробной, начерченной от руки карты.

— Здесь не забыта ни одна деталь. Ни один залив. Ни одна бухточка.

Она взглянула на Чарлза, явно обрадованная тем, что смогла найти для него столь ценное подспорье.

— С этими картами можно быть уверенным, что не пропустишь ни одного из мест высадки.

— Превосходно!

Чарлз подвинул атлас к себе, закрыл и поднял со стола.

— Спасибо. Это и в самом деле очень поможет.

Губы Николаса вытянулись в тонкую нить. Чарлз отчетливо чувствовал его досаду. Для чужака, пытающегося установить связи с местными контрабандистами, эти карты — просто дар божий. Николас имел доступ к библиотеке, но понятия не имел о картах. И вот теперь именно Чарлз, которого он так опасался, преспокойно их уносит!

Неожиданно Николас шагнул к стеклянной витрине с коробочками для пилюль.

— Пенелопа, коллекция вашего отца остается точно такой же, какой я помню ее с детства. Удивительно, что он не добавил к ней ни одного экспоната.

Пенни решила подыграть ему.

— Сама не знаю, почему он перестал собирать коробочки для пилюль, — вздохнула она и, обогнув стол, подошла к витрине.

— Но вы правы… последнюю он купил много лет назад.

Пенни провела пальцем по стеклу, задумчиво рассматривая коробочки для пилюль, аккуратно разложенные на белом атласе. Возле каждой стояла карточка, надписанная разборчивым почерком отца.

Чарлз бесшумно подступил к ней.

— Возможно, коробочки для пилюль просто ему надоели.

Николас неприкрыто следил за ними, прислушиваясь к каждому слову. Столь жадное внимание было для Чарлза самым явным доказательством его вины. Не было и речи о том, что Николас может оказаться совершенно ни при чем: этот человек явно замешан в незаконных делишках и теперь стремится любой ценой помешать Чарлзу найти необходимые доказательства.

— Возможно, — пробормотала Пенни ему в тон, поворачиваясь к Николасу. — Теперь, когда мы нашли карты, обещаю больше вас не беспокоить, Николас.

Тот недоуменно моргнул, но, тут же встряхнувшись, пробормотал:

— Как… ах да… вы, разумеется, останетесь на чай. Чего-нибудь освежительного?

— Нет-нет, — отмахнулась Пенни. — Спасибо, но мы опаздываем. Едва успеваем в Эбби к обеду. Там уже наверняка накрывают стол.

Она вопросительно взглянула на Чарлза. Тот улыбнулся: одобрительно, с легкой примесью коварства, вполне достаточного, чтобы уколоть Николаса. И это ему удалось, судя по тому, как последний поджал губы и холодно поклонился. Чарлз и Пенелопа рука об руку покинули дом.

Они как раз успели в Эбби к обеду. Конюхи Чарлза выбежали во двор. Пенни поспешно скользнула вниз, чтобы избежать прикосновений Чарлза, вручила поводья конюху и вместе с хозяином направилась по некрутому склону газона к дому.

— Все прошло как по маслу! — воскликнула она, наслаждаясь радостным возбуждением, певшим в венах. По пути домой они не разговаривали. Только обменивались торжествующими улыбками и со смехом подгоняли коней, мчась быстрее ветра.

— Похоже, Николасу будет сегодня о чем подумать, — заметил Чарлз, сунув под мышку атлас с картами.

— Он и без того расстроился из-за карт, а тут тебя еще и осенило спросить насчет коробочек для пилюль. Он жадно ловил каждое слово.

— Надеюсь, нам повезло и он решит, что ты, а следовательно, и я ничего не знаем о коробочках для пилюль, хранящихся в тайнике.

Пенни нахмурилась.

— Почему тебе хочется, чтобы он считал именно так?

— Потому что они — доказательство, неопровержимое доказательство того, что существовали многолетние, пока еще необъяснимые, но тайные отношения между французами и мужчинами вашей семьи. Я предпочел бы, чтобы пока все оставалось как есть и враги до самого конца ни о чем не заподозрили.

— Многолетние? — медленно повторила Пенни.

Чарлз, не задумываясь, кивнул:

— В этом нет ни малейших сомнений. Ты сосчитала коробочки для пилюль: сколько их всего?

— Шестьдесят четыре.

— Если предположить, что за каждое донесение было уплачено такой коробочкой, а я проверял: большая часть изготовлена французскими ювелирами, — и учесть, сколько времени требуется, чтобы передать ценные сведения, понадобится не менее тридцати лет, чтобы собрать шестьдесят четыре коробочки для пилюль.

— Вот как, — обронила она. Откровения Чарлза омрачили день: словно черное облако заслонило солнце.

— Ты все еще хочешь мне помочь?

Она подняла голову и наткнулась на изучающий взгляд Чарлза. В темно-синих глазах светились понимание и сочувствие.

— Да, — вздохнула она. — Придется.

Объяснения не требовались.

Чарлз кивнул, и они направились к боковому входу под низко нависавшими ветвями старых дубов.

Несмотря на факты, подтверждающие измену не только Гренвилла, но и отца, успех, хоть и крошечный, как ни странно, воодушевил Пенни.

Этим утром впервые за бог знает сколько времени она смогла разделить страхи и опасения с тем, кому доверяла. С тем, кто понимал ее. Суметь хотя бы открыть кому-то свои мысли… это уже нечто вроде катарсиса.

Мало того. Едва она исповедалась Чарлзу, с ее плеч упала огромная тяжесть, которую ей приходилось нести так давно… И теперь Пенни была твердо уверена: какой бы горькой ни оказалась правда, Элайна, сводные сестры и сама она будут в безопасности. Что бы там ни происходило дальше, окончательные события помогут смягчить раненую фамильную гордость.

Еще два дня назад она была растеряна и несчастна. Теперь же смело могла смотреть в будущее. И все потому, что объединилась с Чарлзом.

Она повернулась к нему.

Он поймал ее взгляд. Поднял бровь:

— Что?

Ей вдруг захотелось отвернуться, но она не отвела глаз.

— Похоже, я сделала правильный выбор, признавшись тебе.

Пролетел миг… другой… третий… он по-прежнему не позволил ей отвести взгляд.

Поймал ее за руку, помедлил, подождал, не отстранится ли она, и мягко привлек ее к себе. Все ближе и ближе.

И, нагнув голову, поцеловал.

А вот этого она никак не предполагала. Дыхание перехватило, сердце замерло, в голове не осталось ни единой мысли… но ведь он целовал ее и раньше. Даже лишенная притока воздуха и способности думать, она узнала это ощущение: прикосновение его губ к своим.

И с жадностью упивалась этим ощущением. Прихлынувшими воспоминаниями. Нашла поддержку и ободрение в знакомых, столько лет не испытываемых чувствах.

Ее несла теплая волна, захлестывая наслаждением, окутывая восторгом.

И тут… что-то изменилось.

Он вдруг оказался еще ближе, чуть изогнул шею, и то, что было простым поцелуем, стало чем-то большим. Гораздо большим. Куда сложнее, запутаннее, бесконечно более чувственным. Его губы искушали, соблазняли, звали, голодные, но не алчные, ни в малейшей степени не пугающие. Он пил нектар с ее губ, будто в жизни не пробовал ничего восхитительнее. Чарлз всегда умел целоваться, но сейчас… словно ощущал каждое встревоженное биение ее сердца, чувствовал и понимал взрыв желания, завладевшего ею против воли, наполнившего душу. И Пенни ответила на поцелуй: положила свободную руку на его плечо и прижалась губами к его губам. Она не хотела… но оказалась не в силах противостоять… не столько ему, сколько себе. Ах, как давно она не целовала мужчину, и не только потому, что он побуждал ее хотеть и брать предложенное.

Всего лишь поцелуй… по крайней мере так казалось. Нет причин раскрывать губы и впускать его внутрь, как тогда…

Неспешная ласка его языка, казалось, растопила каждую косточку ее тела. И то, что последовало дальше, вне всякого сомнения, показало, что за годы, прошедшие с их последней встречи, он приобрел немалый опыт.

Губы, языки и жаркое, влажное наслаждение; у нее кружилась голова, когда она смаковала давно забытый восторг. И не нужно упрекать себя и искать оправдания…

Когда он неохотно поднял голову, она едва не заплакала, хотя по-прежнему задыхалась, сердце колотилось где-то в горле, рука по-прежнему сжимала его руку, другая стискивала лацкан сюртука. И Пенни бессильно обмякла.

Один поцелуй — и он способен довести ее почти до обморока, состояния, когда ничто в мире больше не имело значения, кроме них обоих и того, что они в этот момент испытывали.

Пенни прерывисто вздохнула и подняла на него робкий взгляд:

— Почему ты сделал это?

Чарлз ответил не сразу.

— Потому что хотел. Хотел с той минуты, когда снова тебя увидел.

Она пристально всматривалась в него. Нет. Он не лжет. Не притворяется. Не пытается уклониться. Простые слова содержат простую истину.

Пенни смущенно откашлялась и отстранилась, отчетливо сознавая, какая бездна чувственности таится в нем… и в ней тоже. В этом вся ее беда: желание, так легко загоравшееся между ними, принадлежало не ему одному.

Но Пенни глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.

— Не слишком мудро с нашей стороны.

Он пожал плечами типично галльским жестом. И хотя позволил ей отступить, однако руки не выпустил.

— А когда это нас можно было посчитать мудрыми?

Весьма точное замечание; впрочем, отвечать не было необходимости.

Не дождавшись ответа, он повел ее к дому: атлас отцовских карт под мышкой, ее ладонь в его ладони.