Куадро. Часть 1

Степ Рэй

Жить без возможности любить, быть искусственно лишенным этого прекрасного чувства, не понимать его… Главный герой этого романа ощутил на себе бессмысленность такой жизни. Догадываясь, кто сделал его таким, он отправляется на поиски злодея. Не осознавая всей широты возможных проблем, знакомится со вселенной зла, которая берет своё начало с простого кода «Куадро».

Глава III

Тайна

Сегодня порт был по—особенному гостеприимным — принимал гостей, которые занимали места в комфортабельных каютах речных теплоходов. Прохладный весенний ветер развевал крученые волосы Марины, которая, сидя на лавке, наблюдала за пассажирами. Провожая взглядом проходящих мимо людей, она вспоминала те драгоценные минуты наших встреч, которые заставляли биться чаще ее сердце. Слезы медленно стекали с ее лица и мгновенно высыхали под прохладным ветром. Разглядывая пассажиров, которые поднимались на борт, она обратила внимание на маленькую девочку, которая, держа небольшую куклу в одной руке, другой держалась за папу, а папа, в свою очередь, держал маму. Легкая улыбка появилась на заплаканном лице девушки. Молодая пара с ребенком поднялась на борт и исчезла в непрерывном потоке пассажиров.

«Счастливая пара, интересно, сколько они заплатили за свое счастье, какая им была объявлена цена? — задавала себе вопросы Марина, рассматривая то одну пару, то другую. — Они ведь не просто так это получили? В наше время — это дорогое удовольствие. Возможно, они нашли отлаженный механизм счастья? Все просчитали и выполнили все как надо. О Боже, почему так сложно в этом мире! Почему столько препятствий на пути к счастью, и далеко не каждый может его найти. Далеко не каждый».

— Вы Марина? — прозвучал женский голос где—то рядом.

Обернувшись, девушка увидела женщину средних лет, которая подойдя, присела рядом.

— Здравствуйте. Меня зовут Инна, я работаю в той же больнице, что и вы, в 16—й клинической.

— Добрый день, — попыталась Марина по—быстрому привести себя в порядок, поправляя волосы. — А вы в каком отделении работаете?

— В неврологическом, — смотрела женщина куда—то вдаль, не обращая внимания на пассажиров, которые толпились вокруг.

— Странно, я многих там знаю. Вас я не помню, — посмотрела Марина на неё оценивающим взглядом.

— Я около двух лет работаю в этом отделении, но вас тоже не помню.

— А я сама недавно закончила медицинский. Но все же вы меня знаете, а я вас нет.

— Знаю я вас не из больницы, знаю потому, что просто знаю, — повернулась Инна к Марине с натянутой улыбкой.

— Прекрасный ответ, — попыталась понять Марина, в чем суть разговора.

— Спасибо. Я знаю вашего парня, и мне известно все, что он от вас скрывает, и прекрасно знаю, что и вам все это известно. Вы знаете его тайну, знаете его всего, только прикидываетесь, что ничего не знаете. И прикидываешься ты неплохо, актриса из тебя ничего.

— Кто ты такая? — резко спросила её Марина.

— Я знаю, что Гачрок тебя послал к нему, чтобы ты за ним следила и давала ему отчет.

— Не вздумай становиться у меня на пути! — поднялась Марина со скамьи. — Ты ничего не знаешь, я люблю его и я умру, если его не будет со мной.

— Так ты решила и его с собой забрать?

— В чем здесь твой интерес? Ты что влюбилась в него, как и все остальные, с кем он общался?

— Оставь его и умри, и умрешь ты человеком, а не безликим бессердечным существом.

— А какой мне смысл умирать, если я могу жить. Лучше быть живым псом, чем мертвым львом.

— Мне тебя жаль, скоро все поменяется, наступают дни, которые перевернут историю и нашу, и их, — Инна поднялась и направилась к выходу.

— Не вздумай ему хоть что—то сказать, иначе я тебя убью, — вдогонку прокричала Марина.

— Он сам обо всем узнает. Но если он узнает, что у тебя на стороне еще и роман, он тебя возненавидит, — не оборачиваясь, ответила Инна.

Не встречал я человека, который так красиво мог бы просить прощения, как моя девушка. Она лучше меня знала психологию отношений, а особенно психологию мужчин. Умоляя меня принять её такой, какая она есть, и простить её очередную выходку, она стояла передо мной на коленях. Марина готова была смириться с тем, что заставляло её так страдать, лишь бы я был с ней рядом. И плюс ко всему я чувствовал свою вину за наши неоформленные отношения, так как это я был инициатором первых встреч. Обняв её после этой трогательной сцены, мы продолжили наши отношения. После каждой похожей разборки наступают дни, когда все хорошо, но только до поры до времени.

— Мне неудобно перед твоей мамой. Я ведь за это время, пока мы вместе, ни разу так и не приходил к вам в гости, — поднимались мы по ступенькам на пятый этаж, так как лифт в очередной раз был сломан.

— Она не обижается на тебя. Она знает, что ты очень занятой человек, — держала Марина меня за руку. — Тем более она много о тебе наслышана, — прижалась она к моей руке.

— В общем, ты подготовила почву для встречи. А твоя мама вкусно готовит? — улыбнулся я своей шутке.

— Что за глупость ты спрашиваешь? Вот попробуешь и потом мне все расскажешь. Мне всегда нравилось, как мама готовит.

Мама Марины встретила меня как своего будущего зятя: приготовила всяких вкусностей, салатов разных, гарниров, мяса, украсила стол цветами, салфетками, даже шарики на люстру прицепила. До сих пор не могу понять, зачем шарики было вешать…

— Сыночек, присаживайся и будь как дома, — подвинула она ко мне стул после нескольких очередей поцелуев. — Марина мне много хорошего о вас рассказывала: о том, что вы хороший преподаватель, что вас собираются повысить.

— Нет—нет, она ошибается. Меня не собираются повышать. Она, наверное, неправильно поняла, взглянул я подозрительно на Марину. — У нас был разговор с ректором, но не о повышении, а о простых рабочих вопросах, — присел я за стол.

— Я уверенна, что таких трудолюбивых как ты, повышение не заставит себя долго ждать, — получил я ещё один скользящий поцелуй. — Бери все, что видишь, и ешь сколько угодно. Это всё для тебя.

— Тамара Борисовна, я столько не съем, — осматривал я стол, ломившийся от еды.

— Ты худенький, тебе нужно больше кушать. Я знаю, что ты живешь сам, а мужчинам сложно организовать свое питание. Поэтому наминай, наминай и не вздумай стесняться.

Тамара Борисовна была невысокой полненькой женщиной. В свои пятьдесят пять лет она неплохо выглядела, если не считать, что периодически её прихватывала спина. Пока я с ней общался, Марина практически не вмешивалась, будто давала возможность своей матери меня прибрать к рукам. Все эти намеки на жизнь вместе, конечно меня раздражали, но я культурно держал себя в руках. Было реально все вкусно, даже более чем, но чувство тревоги я не мог заесть. Мне очень захотелось, чтобы кто—то позвонил мне, чтобы я смог выйти и немного отдышаться. И как только я об этом подумал, так оно и случилось — позвонил мне неизвестный номер:

— Я прошу прощения, но мне звонят, — кланяясь, вышел я в коридор.

— Алло, — первым заговорил я.

— Выйдите, пожалуйста, в подъезд, — странный незнакомый голос заговорил со мной.

— Кто это звонит, — что—то затрепетало у меня внутри.

— Сейчас это не имеет никакого значения.

— Просто выйдите в подъезд.

Договорив, незнакомец положил трубку.

Выйдя из квартиры, я направился вниз к лестничной площадке, осматриваясь по сторонам. Я обратил внимание на похожую визитку, которую содрал в своем подъезде пару дней назад, где был написан номер телефона адвоката, но на этой не было телефона. Найдя свой бумажник, в который я положил ту визитку, я достал её. На ней был номер, который я сразу набрал.

— Я ждал вашего звонка, мистер Клаус, — первым заговорил неизвестный. — Не люблю много говорить, скажу только одно: спуститесь на любой этаж и вызовите лифт, дождитесь его и входите.

— Но лифт не работает, — пытался я с ним поспорить.

— Пусть это будет не вашей проблемой, — положил он трубку.

Оказавшись на третьем этаже, я вызвал лифт, который мгновенно открыл свои двери. Зайдя в лифт, который давно мечтал, чтобы в нем сделали уборку, я решил не нажимать никаких кнопок, а просто ждать. И как только двери закрылись, со мной заговорил знакомый голос из лифтового динамика:

— Ты мне всегда нравился, мистер Клаус.

— Гачрок?

— Давно не общались мы с тобой. Пришло время немного поговорить.

— Говори, — решил я не затягивать наш разговор.

— Поднимись на пятый этаж, и там поговорим.

Пока я поднимался, мне снова позвонил тот же номер. В трубке играла неизвестная мелодия, и, как только я её начал слушать, все вокруг начало меняться — цвета, освещение. Грязь, которая была на стенах лифта, ушла, и стало чисто; шум, который создавал старый лифт, ушел, воцарилась тишина, порядок и чистая музыка. Когда двери лифта открылись, я вышел и направился к квартире, из которой только что вышел. Двери были закрыты. Недолго думая, я стал звонить в дверь. Дверь открылась, и я увидел незнакомого на первый взгляд мужчину в домашнем халате:

— Добро пожаловать, мистер Клаус, в мою скромную обитель, — освободив мне путь, отошел он в сторону.

Я молча вошел в квартиру, осматриваясь по сторонам. Так как квартира мамы Марины была совсем другая, я немного растерялся. Большая с белыми стенами комната, посреди которой стоял небольшой черный журнальный столик и диван. На стене уютно разместилось небольшое зеркало, в отражении которого я увидел себя, что меня сильно взбудоражило.

— Присаживайтесь. Добро пожаловать в мою скромную обитель, — жестом указал он мне на диван.

— А вы, Гачрок, оказывается не такой старый, — смотрел я на стройного мужчину, примерно лет сорока.

— Я считал, что вы удивитесь, когда я вам открыл дверь, а вы уже, я вижу, ничему не удивляетесь, — улыбался он.

— Как у вас получается так затуманивать сознание человека, ведь всего этого на самом деле нет, — присел я на диван, удерживая телефон возле уха.

— Чего именно?

— Вы знаете, о чем я. Обо всем этом, якобы сверхъестественном, — окинул я взглядом всю комнату. — Какие вы методы применяете для этого? Как вы мой разум затуманиваете, и есть ли на самом деле то, что я сейчас вижу?

— Это на самом деле несложно, — присел он рядом. — Мозг человека устроен так, что он может переходить из одного измерения в другое. Видеть одно и не видеть другое, слышать не реальные звуки, а совсем другие, не существующие на самом деле, но для этого нужны определенные знания. Научиться понимать, как работает мозг, и что нужно для его переключения, может каждый человек. Но люди сейчас очень ленивы и привязаны к земному, чудеса их пугают. Если им показать чудо, вот, к примеру, как то, что вы видите сейчас, мистер Клаус, то они сойдут с ума. Родные им не поверят, отдадут в психлечебницу и т. п. Люди стали слишком приземленными, им ничего такого не нужно — а нужен им хороший бизнес, дом, семья, простое земное счастье. А ведь так жить скучно, потому что все в этом мире непостоянно. Сгнивает все скопом в последний день, и ничего как бы и не было. А я сейчас занят тем, чтобы найти способ остановить время, и я его нашел. Жить вне времени на самом деле несложно. Здесь я могу быть стариком, юношей или младенцем, кем захочу, тем и буду. Но есть один минус — я не могу находиться в вашем временном отрезке во плоти. Но я могу делать все, что хочу в вашем времени при помощи других людей, и моя основная цель — полная власть над временем. Власти хотят все люди. О ней пишут книги, снимают фильмы, мультфильмы, это как наркотик для людей, и неважно, сколько они за это платят. Главное, что она у них есть. Тот, кто ее попробовал, уже не сможет без нее. Так и я живу. А почему бы и нет. И тебе ее дам, потому что ты достоин этого. Помоги мне, и я верну тебе все, и дам тебе власть, которой ты даже не видел, дам тебе любовь, которой ничто не помешает, даже смерть, потому что она для тебя уже не будет иметь никакого значения. Потому что моя цель — полная остановка времени. И только так я смогу быть рядом с вами, потому что я достоин управлять всем этим миром. У меня есть для этого достаточно знаний. Пока я сижу здесь, работа идет медленно, но когда я буду с вами, то смогу помочь всем научиться управлять своим разумом, и тогда мы сможем создать армию, которой будет под силу взять под свою власть все видимое и невидимое.

Я не мог слушать его без улыбки. Это было реально сложно, так как невозможно было принимать его слова всерьез, зная, что он тот еще хитрец.

— А вы, мистер Гачрок, умеете рассказать, — повернулся я к нему. — Вы писателем не хотите стать? Я не прочь почитать ваши истории. Попробуйте. Вы настоящий прямо спаситель мира, я смотрю. Время никто не может остановить. Бог наложил как проклятье на этот мир временные рамки, и теперь ничего не изменить. На то у Него была наверняка своя причина. А вы, мистер Гачрок, хитрец, потому что мне говорите одно, а другим другое, чтобы все мы работали на вас. И я знаю, что вам нужно: вам нужен смех, удовольствие, забавы, потому что вы радуетесь тому, что приносит людям горести и печали. Обещаете и даете, но взамен забираете что—то важное: одному дали деньги, но забрали радость, другому — власть, но забрали жизнь. Вы умеете убеждать, я знаю, потому что на своей шкуре это испытал. А разгадать ребус времени я вам не дам, потому что там, где мы, вам не место. Вы хитрец, я об этом помню и вам не верю. И ваших людей я найду, всех найду, и вы останетесь один в своем временном отрезке и будете жить вечно без дела, без забав, без наживы. И это будет вам наказанием.

— Смелый парень, — вставая, подошел Гачрок к зеркалу.

— Сейчас у меня нет страха за свою жизнь, поэтому говорю вам все, что думаю, — поднялся я с дивана, решительно глядя ему в глаза.

Швырнув телефон в зеркало, в которое смотрел Гачрок, я мгновенно исчез. Недолго продолжал лететь телефон по своей траектории, он вдруг остановился у самого зеркала. Не спеша, Гачрок подошел к телефону, который завис, находясь в режиме полета, взял его, положил в карман и прошептал:

— Не люблю разбитые зеркала…

Открыв глаза, я понял, что лежу на полу этого грязного лифта. Сложно было подняться, так как я ощущал сильную боль практически во всем теле. Преодолев её, я подошел к панели с кнопками и нажал кнопку «аварийное открытие двери», но лифт никак не отреагировал. Понажимав все кнопки, я понял, что мне придётся собственноручно открывать дверь или кричать во все горло, чтобы мне смогли помочь. Предприняв жалкие попытки открыть дверь, я услышал какой—то треск в верхней части лифта. Через некоторое время этот звук повторился, и как только я его услышал, лифт начал стремительное движение вниз. Я почувствовал, что нахожусь в свободном падении. Понимая свое безвыходное положение, я подумал, будь что будет. Лифт резко остановился на первом этаже, что бросило меня на пол, и тут же открылась дверь. Лежа на спине и смотря на тусклый свет, я ощутил свою беспомощность. Надо мной поиздевались и выбросили, а в конце, судя по всему, так как я не оказался где—то в подвале, решили все—таки помиловать. Чувствуя себя жалким созданием, я поднялся, и, хромая, вышел из лифта.

— Что—то Ромы долго нет, — заговорила Тамара Борисовна, глядя на дочь. — Странно все это.

— А я, мам, — рассматривала Марина вилку, — ничему уже не удивляюсь. — У него такое часто бывает, не обращай внимания.

— Доченька, я тебя люблю, знай это, очень сильно, поэтому пойми меня правильно, — пододвинулась она со стулом ближе к дочери. — Ты прекрасно знаешь, что мы с твоим отцом приютили тебя, подарили тебе семью. Петя о тебе заботился до конца своих дней. Для меня ты также очень дорога, несмотря на то, что ты неродная мне дочь, и пока я жива, я тоже буду заботиться о тебе. Но ты всем обязана тому, кто спас тебя. Я знаю, что между вами есть отношения.

— Не напоминай мне об этом, мам, — отвернулась она в сторону, закрывая глаза, в которых появились слезы.

— Ты должна помнить, что ты живешь только благодаря ему. Твое сердце очень слабо, и, если он заметит, что ты привязалась к нему, тебя не станет. А ты ведь сама говорила, что лучше быть живым псом, чем мертвым львом. Поэтому прошу тебя, не становись на его пути. Выполняй все, что он говорит, и живи.

— Мне невыносимо с ним спать, — повернулась она к своей матери, — и вообще рядом находиться. Я готова лучше умереть, чем терпеть его лицо, которое при каждой нашей встрече меняется. Он ведь каждую нашу встречу в разных телах, и я чувствую себя проституткой, которая спит каждый день с другим. Если об этом узнает Рома — это повергнет его в шок. И не потому, что он меня любит, а потому, что он другого мнения обо мне, как о честной и порядочной девушке, которая его любит и верна ему. Носить это в себе невыносимо, — горько заплакала она.

— Доченька… — обняла её мать. — Я уверена, что все наладится. Держись.