Лунный свет. Позволь мне остаться

Стелла Фракта

Молодой странствующий архитектор гостит в старинном замке и невольно становится частью странной игры замковых обитателей. Беда в том, что даже узнав тайны старого графа и высокомерной незнакомки, архитектор не может уйти.Приквел к циклу произведений по Вселенной Расщепленной Звезды.

II — Монстры страшнее меня

Я не пересекался с графом в светлое время суток. Он не выходил из своих покоев, работая в кабинете, или же отлучался по делам — это я усвоил с первых дней пребывания в замке. Я был предоставлен сам себе, и подобное положение вещей меня устраивало. Учтивая вежливость хозяина была бы в тягость и ему, и мне, ибо я всегда мог найти занятие по душе, не прибегая при этом ни к чьей помощи. Обширная библиотека была в моем полном распоряжении, а бессчетное множество комнат и галерей ожидало знакомства с их внутренним убранством.

Впрочем, не только предметы интерьера могли заинтересовать странствующего архитектора, гостившего в замке, затерянном среди горных кряжей, и потому причин для скуки не было. Не спеша прохаживаясь между высокими стеллажами библиотеки, я отмечал про себя разнообразие графских предпочтений: классика лирических жанров, медицинские энциклопедии, книги по алхимии, мировым религиям и оккультизму… и даже произведения совсем мне неизвестных авторов.

Я остановился напротив полок с редкими изданиями, и переплеты запестрели витиеватыми заголовками. Да, владыка умеет подбирать вещи, стоящие внимания путешественника, чего только не повидавшего. Вот раннее флорентийское издание «Божественной комедии», на плотной бумаге, а вот «О дилетантизме», притаившаяся на пятой полке слева от «Великолепия Солнца» в соседстве с одним из очень старых изданий библии…

С первого взгляда кажется, что все они расставлены хаотично, но впечатление обманчиво. В расположении книг была какая-то закономерность, и я невольно стал анализировать цвет, форму, авторов и заголовки.

Еще немного, и мне казалось, что я близок к разгадке, но до моего слуха донеслись шаги — то был молодой цыган Йонас, прислуживающий графу, из табора, обосновавшегося у ворот. Он был единственным, кто переступал замковый порог, вопреки настороженному, полному благоговейного ужаса, отношению его родни к хозяину владений.

Я так и не смекнул, почему цыгане, пусть и с прямой материальной выгодой — граф платил за услуги Йонаса и поставляемую провизию, пока я был в замке, — продолжали пребывать на территории крепости, пугая друг друга суеверными байками о владыке Владане, превращающемся в дикого зверя. Как я ни старался разговорить Йонаса, я получал сдержанные комментарии: якобы, должен был и сам догадаться, в чем состоит кошмарная сущность графа.

«Сомневаюсь, что здесь обитают монстры страшнее меня», — рассуждал я мысленно, пожимая плечами. Каждый раз, когда я приближался к цветастой кибитке, я натыкался лишь на очередное многозначное молчание.

Уж я-то знал наверняка. Меня — иллюзиониста и фокусника, чудовище в маске, прославленного изощренными представлениями, — сложно было переплюнуть. Своей нечеловеческой смекалкой и талантом создания жутких иллюзий я снискал успех, в недавнем прошлом даже получил должность придворного архитектора и тайного советника восточных правителей…

Я создавал прекрасные дворцы с тайными ходами и механизмами, я устранял врагов властителей, я убивал, устраивая кровавые спектакли под восторженные визги знати и подданных.

Я, после всех своих странствий, после всего, что мне пришлось пережить, убедился, что подобных мне нет, принял свое бремя. Я смирился, что я никто иной как чудовище — с трепетной душой, вероятно, уже умершей от отсутствия света, — уродливый монстр, мрачный удел которого быть в тени.

Здесь, в восточной Европе, позорно бежав после очередного на меня покушения, в очередной раз обманувшись иллюзией власти, не прихватив с собой ничего, кроме небольшого свертка вещей и скрипки (погибшей в погоне от стрелы преследователей), я был никому не известен. Я представился странствующим архитектором (я не лгал). Я пытался постичь законы вселенной, я никогда не опускал руки.

Да, судьба жестоко насмехнулась надо мной, подарив бесценный дар ума и таланта, но отобрав человеческий облик. Все, кто видел меня без маски (да и в маске я был не очень привлекателен) падали в обморок или убегали прочь. Они называли меня живым мертвецом… Они были не так далеки от истины.

С ранней юности я делал из этого представление — мне ничего не оставалось, как использовать в свою пользу то, что отравляло мне жизнь.

Как говорится, если ты не можешь это победить, возглавь это.

Сквозь мрачные думы дымки воспоминаний я, все же, на слух следил за передвижениями цыгана по нижнему ярусу, где находились кладовые и кухня — он всего лишь подготавливал продукты к ужину, ежедневной рутиной дополнявшему каждый мой день пребывания в замке. Граф гостеприимно распоряжался накрывать на стол, но сам, на удивление, ничего никогда не ел, и даже чудное золотое Токайское из погреба ни разу не пригубил.

Я уже почти привык к графским причудам. Даже к тому, как он был поглощен долгими и увлекательными рассказами о моем прошлом — к двадцатитрехлетнему возрасту я успел пересечь Европу, море и ближний восток, заглянув в индийские провинции, проделав длинный путь, — и игрой на графской скрипке, предоставленной во временное пользование.

Скрипка была прекрасна. Работа легендарного итальянского мастера начала восемнадцатого века, пульсирующее под ладонями дерево, острые и отзывчивые струны… Ради такого инструмента можно было бы и убить.

Впрочем, пока я был гостем, я мог беспрепятственно пользоваться инструментом в любое время — скрипка и сейчас покорно ожидала в отведенной мне комнате.

Преодолев желание прервать свои библиотечные исследования закономерностей в организации фолиантов при мысли о скрипке, я почти до самой ночи задержался в кабинете графа.