Ритм наших сердец

Стелла Так, 2020

Музыка для Саммер – вся жизнь. Девушка невероятно талантлива. Однако никто не подозревает, что она тайно пишет мелодии для песен своего брата-близнеца Ксандера, скандального диджея. Скоро состоится знаменитый музыкальный фестиваль, но без помощи сестры Ксандеру не победить. Поэтому, когда Саммер ссорится с единственным близким другом, а жизнь с матерью становится просто невыносимой, она соглашается приехать к брату в Нью-Йорк. Они записывают новый хит, и Саммер знакомится с главным конкурентом своего брата – Габриэлем. Парень нервирует ее своим обаянием, наглостью и тем, что никогда не упускает возможности пофлиртовать с первой встречной. Но, проводя много времени вместе, эти двое становятся ближе. Девушка понимает, что чувствует к нему намного больше, чем просто симпатию. Но можно ли довериться Габриэлю и не остаться с разбитым сердцем?

5

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да.

На самом деле нет, но отступать было уже поздно. Мы с Итаном стояли у выхода на посадку, когда объявили мой рейс.

— Ты не обязана этого делать.

Он не коснулся меня, просто спрятал руки в карманы и с напряженным выражением лица уставился на улицу.

— Знаю, — отозвалась я, наблюдая, как мимо нас один за другим проносятся самолеты.

Со времени инцидента на прошлой неделе напряженная тишина между нами стала почти нормой. Никто из нас не осмеливался смотреть другому в глаза. Мы кружили друг вокруг друга, словно два неловких пингвина, но все равно топтались на месте.

Снова объявили мой рейс, отчего мы оба вздрогнули.

— Итак… — начал он, переступая с ноги на ногу.

— Да… — произнесла я, повторяя его движение. Боже, из нас получились бы два отличных пингвина.

Итан вздохнул и провел рукой по волосам. Потом повернулся ко мне и устало улыбнулся. Под его глазами залегли тени. Они не исчезли после прошедшей ночи, и мы оба знали, что в этом виноват не алкоголь.

— Хорошо, Саммер, — тихо сказал он и, прежде чем я успела продолжить, заключил меня в крепкие объятия и зарылся носом в изгиб моей шеи. — Я приеду к тебе в гости. Обещаю, — прошептал он.

Некоторое время я колебалась, но потом закрыла глаза и сжала его в объятиях так крепко, как только могла.

— Буду с нетерпением ждать этого, — прошептала я в ответ, чувствуя, как дрожат руки Итана у меня на спине.

— Прости, — проговорил он, отстранился от меня и исчез в толпе.

Я неподвижно уставилась ему вслед, ощущая себя самым отвратительным человеком во всем мире.

— И ты меня прости, — прошептала я, — за все.

Потом медленно добрела до очереди на рейс до Нью-Йорка и протянула посадочный талон довольно задерганной стюардессе. Она лишь торопливо махнула мне рукой. Пока я проходила по телескопическому трапу в самолет, слушала, как каблуки моих туфель стучат в такт ударам сердца. Когда искала свое место — как шелестят моя юбка до колен и простая белая блузка. В салоне уже скопилось столько народу, что, казалось, он вскоре лопнет по швам. К счастью, я забронировала билет в первый класс.

Полет займет почти пять часов, и я испытаю истинное удовольствие, когда наконец выберусь из этого тесного, шумного жестяного ящика. Хотя я и не особо боюсь летать, но от давления на уши у меня немного кружится голова, и я на несколько часов остаюсь дезориентированной. Увы, мои слуховые проходы самые настоящие стервозные недотроги.

Сложная девушка со сложными чувствами и сложными ушами.

Наконец я нашла свое место. Здесь, в первом классе, имелось всего два кресла в ряду, и у прохода уже кто-то сидел. Судя по всему, это был парень, но я не сумела разглядеть его лицо под кепкой и черным капюшоном над ней. Просто гигантские наушники почти герметично закрывали его голову. И, к сожалению, он так раскинул свои длинные ноги, что мне пришлось бы перелезть через него, чтобы занять свое место.

— Извините, — сказала я, — вы не позволите мне пройти?

Парень даже не пошевелился, и когда я попыталась заглянуть ему в лицо, увидела, что он еще и в темных очках, так что из-под кепки выглядывал только бледный подбородок. Что это? Подражание «Людям в черном»? Или он боится, что будет блестеть на солнце? Меня бы это не беспокоило, пропусти он меня.

— Мне нужно пройти, — произнесла я громче, но на самом деле можно было не тратить слова. Музыка в его наушниках звучала так громко, что, скорее всего, он уже давно потерял слух.

— Извините, мисс, мы скоро взлетаем. Пожалуйста, присядьте и пристегнитесь, — попросила стюардесса, глядя на меня так, будто я сорвала план полета.

— Конечно, — согласилась я, делая шаг к молодому человеку и похлопывая его по плечу. Он наконец отреагировал, вяло повернув голову в мою сторону. — Мне. Нужно. Пройти! — громко проговорила я, указывая на его ноги.

На секунду показалось, что я заметила черную бровь, которая насмешливо приподнялась, прежде чем парень медленно притянул к себе ноги. Я фыркнула и поспешно протиснулась мимо него. При этом за что-то зацепилась каблуком туфли, потеряла равновесие и ударилась плечом о его грудь. Молниеносно обвив руками мою талию, он поймал меня и поддержал, пока я хватала ртом воздух.

— Вам действительно нужно пристегнуться, мисс, — нетерпеливо прошипела стюардесса.

Я зло покосилась сначала на нее, потом на парня, который с явным удовольствием давился смехом. Высокомерная задница. Неловко плюхнувшись на свое сиденье, я запихнула под него сумочку и пристегнулась. Полет еще не начался, а я уже начала нервничать.

Стюардесса наконец отошла от нас, и когда самолет взлетел, я достала из кармана телефон и выбрала «Сонату для фортепиано № 14» Бетховена. Парень рядом со мной больше не двигался. Я хотела бы игнорировать его так же, как он игнорировал меня, только вот его музыка играла настолько громко, что полностью заглушала мою. Она заставляла сиденье буквально вибрировать. Но громкость — это полдела. Песня спотыкалась от одной дисгармонии к другой, и каждый пронзительный звук заставлял меня съеживаться. Что за хлам он слушает?

Я поджала губы и решила отрешиться от происходящего. Я спокойный человек. Оммм… Я не кричу на незнакомцев только потому, что их музыка насилует уши. Оммм… Я вовсе не представляю, каково будет сунуть его лицом в унитаз. Оммм… Я как раз начала немного расслабляться, когда Бетховена прервала пронзительная электронная мелодия. Ноты были настолько неправильными, что словно иглы вонзились в мой мозг. А-а-а! Вот тут меня понесло! Я вытащила беруши и, не задумываясь, схватила его наушники и сорвала их с головы.

— Может, ты перестанешь насиловать мои уши?

Он повернул голову, и я почувствовала на себе его взгляд. Затем парень наклонился ко мне. Я инстинктивно вздрогнула, когда его пальцы сомкнулись на моих. Они оказались длинными и тонкими, как у пианиста. Сосед ловко выхватил у меня наушники и дважды постучал по левой части.

Тотчас же музыка стала тише.

— Лучше? — насмешливо поинтересовался он, и уголки его рта дернулись. Его голос звучал невероятно грубо и хрипло, словно парень выкурил три пачки сигарет. Тем не менее в нем было нечто такое, отчего у меня по спине побежали мурашки.

— Да, — выдавила я.

Еще на секунду задержав на мне взгляд, сосед снова надел наушники и со скучающим выражением лица отвернулся.

Черт возьми! Что не так с этим парнем? Демонстративно глядя в окно, я проклинала пять часов полета, которые мне все еще предстояли.

Лучше?

Пффф. Засунь куда подальше свое лучше.

Испытывая головную боль, я закрыла глаза и снова потерялась в фортепианной сонате Бетховена. Пульсация отражалась в моем теле, заставляя клетки вибрировать, а пальцы слегка подергиваться. Меня охватила невероятная тоска по игре на пианино. С тех пор, как между мной и Итаном произошел тот разговор, мне стало трудно погрузиться в музыку. У меня появилось непроходящее ощущение, что все, что я играю, звучит неправильно. Так было всегда. Когда что-то выводило меня из равновесия, мелодия внутри меня звучала так, будто ее играют на расстроенном инструменте. Я вздохнула, еще более напряженно вслушиваясь в сонату, но шум от парня рядом со мной продолжал пробиваться сквозь музыку. Он снова сделал громче?

К счастью, он, по-видимому, включил что-то другое, и сейчас звуки стали глуше. Играл какой-то сумасшедший и навязчивый бит, напоминающий пульс дикого животного. Сама того не желая, я навострила уши и начала слушать его музыку вместо своей.

Интересно, что это за композиция? Каждый звук пульсировал в моей груди, как второе сердцебиение. Вибрация ощущалась, словно легкое дрожание кресла. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как мелодия горячей волной прокатывается по мне, только чтобы медленно отступить назад, освобождая при этом Бетховена. Микс казался ужасно сумбурным и вызывал у меня мурашки по коже.

Что-то зашевелилось у меня в мозгу и начало жить собственной жизнью. Звуки росли, кружились друг вокруг друга, соединялись, чтобы сформировать свободно плавающие звуковые структуры, и наконец слились воедино, чтобы сформировать мелодию. Это все. Я открыла глаза и стала рыться в сумочке. Нашла бумагу с ручкой и записала первые аккорды того мотива, который заставлял танцевать мои клетки. Смелым и энергичным почерком вывела абсолютно беспорядочные ноты, и только я знала, что из этого получится в конце. Но дело даже не в этом, гораздо важнее то, что я успела уловить то, что слышала и чувствовала прежде, чем оно исчезло. Как обычно, я полностью отключилась, испытывая эйфорию, когда писала музыку, нота за нотой, строчка за строчкой. Черные значки наполнили белый лист дикой жизнью.

— Будет звучать лучше, если ты добавишь сюда проигрыш, — вывел меня из транса хриплый голос.

Испытывая почти физическую боль, я подняла глаза и оказалась в реальности. Тонкий палец лег на мой музыкальный лист и постучал по определенному месту.

— Поставь сюда проигрыш и сделай это на пятьдесят ударов в минуту быстрее, — произнес голос, отчего у меня по спине пробежали мурашки, и я съежилась.

— Это не сработает, — фыркнула я слишком резко.

Парень хмыкнул.

— И все же, — просто сказал он и встал.

Я озадаченно уставилась на его спину. Мой сосед действительно оказался высоким и очень стройным, почти что худым. Я успела обратить внимание на низко сидящие на его бедрах джинсы, а затем он закинул рюкзак на плечо и ушел…

Я испугалась, осознав, что мы приземлились. Когда это произошло? Сколько я сочиняла? В следующее мгновение передо мной снова появилась стюардесса и кровожадно мне улыбнулась.

— Мы приземлились, мисс. Прошу вас выйти.

— Я… да, конечно.

Торопливо запихнув бумажку и ручку обратно в сумку, я на ватных ногах покинула самолет. Я шла последней. Судя по всему, парень сидел до последнего, наблюдая, как я пишу.

Должно быть, он с самого начала смотрел на бумагу и вместе со мной читал записи, иначе никогда бы не разобрался в моих запутанных каракулях. Эта мысль снова заставила меня вздрогнуть и задуматься, хорошо это или плохо.

Обычно, когда я сочиняла, люди никогда не находились так близко ко мне. Итан считал, что, уходя в свой музыкальный мир, я становлюсь колючей, словно еж, и что лучше держаться от меня подальше, если ты хоть сколько-нибудь ценишь свои конечности.

Впрочем, парня это, похоже, мало впечатлило. Так что он либо до смерти глуп, либо досадно высокомерен. Или все вместе, потому что он даже поправил меня.

«Поставь сюда проигрыш».

Я возмущенно фыркнула. Что за урод!

На выходе из самолета я сразу же прищурилась из-за палящего солнца Нью-Йорка. С берега дул соленый ветер, даруя немного прохлады. Я испытала острую необходимость выпить кофе, чтобы стимулировать кровообращение, да и желудок мой уже невесело урчал. В Аризоне было раннее утро, а здесь, в Нью-Йорке, с учетом разницы во времени, минуло три часа дня.

Вздохнув, я спустилась по трапу и начала осматриваться в лабиринте аэропорта имени Джона Ф. Кеннеди. Толпа толкала меня туда-сюда, и я ощутила легкий приступ клаустрофобии, когда забирала свой багаж. Чтобы выудить его, пришлось едва ли не драться. Я поспешно уклонилась от старушки, которая использовала свою трость как дубинку, и в процессе почти наткнулась на семью, где родители держали детей на поводке, будто собак. «Никогда больше не буду летать», — с раздражением поклялась я себе, когда наконец сняла свой синий чемодан с конвейерной ленты.

— Берегись, блондиночка, — рявкнул какой-то парень и с такой силой толкнул меня в сторону, что я почти упала. Я отчаянно взмахнула руками и схватилась за стоящего поблизости человека, который, к счастью, удержал меня.

— Спасибо, — вздохнула я и подняла взгляд.

Серые, отливающие сталью глаза встретились с моими. Насмешливая улыбка искривила рот, верхняя губа которого выглядела чуть полнее нижней.

— Подумай о проигрыше, — прошептал на ухо сосед из самолета, поднимая меня на ноги.

При этом моя ладонь каким-то образом оказалась на его руке, и я ощутила не слишком накачанные, но достаточно четко выраженные мышцы. От моего прикосновения они дернулись, как будто я ударила парня током. Большие наушники лежали у него на шее, и пока в моих ушах продолжал звучать грубый голос, он отстранился и непринужденно исчез в толпе.

Почему-то у меня сердце буквально выпрыгивало из груди.

— Идиот, — пробормотала я парню вслед и крепче схватила ручку чемодана. Если альтернативой Итану являются такие типы, я предпочла бы остаться со своим лучшим другом.

Я как могла пробиралась сквозь толпу к выходу. Турникет буквально выплюнул меня в вестибюле, и я покрутилась вокруг своей оси, совершенно дезориентированная. Где Ксандер? Внутри меня разлился обжигающий жар, ведь мы не договорились о месте встречи, а мой брат так же, как и я, имел проблемы с ориентацией в пространстве.

Я остановилась и сделала глубокий вдох, ощущая, как на меня обрушиваются бесчисленные звуки, образы и запахи. Дрожащими пальцами я отыскала в кармане беруши. Но как раз когда вытащила их, по залу разнесся пронзительный свист, заставивший меня вздрогнуть. Взгляд тут же упал на светловолосого парня, который, широко ухмыляясь, поднял гигантский плакат. В этот миг я поняла, что зря приехала в Нью-Йорк. Люди вокруг уже остановились, посмотрели сначала на моего брата, потом на плакат и разразились громким хохотом. Я почувствовала, как мои щеки наливаются румянцем, и почти бегом бросилась к брату.

— Ради бога, Ксандер. Пожалуйста, скажи мне, что держишь не мою фотографию в двухлетнем возрасте в костюме пчелы, на которой написано «Сэм-Сэм, жужжи к своему брату».

— Вот и моя пчелка, — совершенно бесстыдно воскликнул Ксандер, взяв в одну руку несуразный плакат, а другой притянув меня к себе. Как он умудрялся одновременно гладить меня по волосам и подмигивать хихикающим девушкам, осталось для меня загадкой.

— Ксандер, — я оттолкнула от себя близнеца, — перестань меня смущать!

— О, я тоже скучал по тебе, моя милая, — заявил он. — Дай полюбоваться на тебя. Мне только кажется или ты выросла? И это настоящие или ты что-то запихнула в лифчик?

— Ксандер, — прошипела я, толкая его в плечо.

В ответ он театрально фыркнул.

— Моя маленькая пчелка превратилась в женщину.

Застонав, я подавила порыв спрятать лицо руками.

— Я совсем забыла, как ты раздражаешь.

— А я — как весело тебя дразнить.

Мы посмотрели друг на друга и звонко рассмеялись.

— Рад, что ты здесь, Саммер, — сказал Ксандер, когда мы снова обнялись, и поцеловал меня в кончик носа.

Улыбаясь, я потянула его за украшенное серебряными кольцами ухо.

— Рада, что могу быть с тобой.

Ксандер лучезарно улыбнулся мне, и его светло-карие глаза заблестели.

— Всегда. Я даже прибрался, — гордо похвастался он, убирая волосы со лба. А потом поднял мой чемодан и направился к подземной парковке.

— Ты же в курсе, что класть посуду в раковину не считается уборкой, верно? — поддразнила я, когда мы спустились на лифте, наконец сбегая от толпы в аэропорту. Головная боль сразу утихла, и я с облегчением следовала за братом до его машины. Но стоило ему остановиться, и я замерла как вкопанная.

— Что это, черт возьми? — ужаснулась я, указывая на автомобиль перед нами.

На щеках Ксандера показались ямочки, когда он нажал на брелок сигнализации. Монстр перед нами моргнул и бесшумно поднял крышку багажника, очень напоминая при этом акулу на колесах.

— Это, моя маленькая невежественная провинциалочка, «Ламборгини».

— На этой штуке действительно можно ездить или она просто компенсирует маленький член? — скептически осведомилась я.

Брат фыркнул и бросил мой чемодан в багажник.

— Во мне нет ничего маленького, Саммер.

— Но я видела фотографии, на которых все выглядит несколько иначе.

Он закатил глаза.

— Залезай, и узнаешь, на что способна эта малышка.

Я с большой неохотой подошла к автомобилю. Двери состояли преимущественно из стекла и поднимались вверх. Кузов лежал так низко на дороге, что я не села, а скорее вползла в салон и тут же утонула в кремовой коже. Мой брат весело прыгнул за руль, и дверцы как по волшебству закрылись. Стоило ему завести двигатель, и у меня завибрировало все тело.

— Готова? — невинно поинтересовался братец.

— Не особенно. — Смущенная, я вцепилась пальцами в ремень.

Дьявольское выражение промелькнуло на лице Ксандера, когда он включил передачу и вдавил педаль газа. Машина рычала и прыгала, как пантера. Я взвизгнула. Через мгновение позади нас взревел еще один двигатель. Глаза моего брата метнулись к зеркалу заднего вида, и он помрачнел.

— Черт возьми, что здесь делает Блейзон? — проворчал Ксандер.

Кто? Где? Стремительно дернув головой, я чуть не получила сердечный приступ, потому что мимо нас промчалась такая же претенциозная машина. Только иссиня-черного цвета, и музыка в ней звучала так громко, что парковка буквально содрогалась от нее. Мы поравнялись на короткую секунду, и за рулем я заметила своего «очаровательного» соседа из самолета.

— Высокомерная задница, — прошипел Ксандер и так резко ускорился, что у меня закружилась голова. Второй парень вызывающе прогудел и пролетел мимо нас. — Если говорить о тех, у кого маленький, то ты видела его сейчас, — проворчал мой брат, но, слава богу, сбавил скорость. Я с облегчением выдохнула.

— Кто это? — спросила я, надеясь, что у меня не дрожит голос. Хотя это было больше вызвано стилем вождения Ксандера, чем неожиданной встречей с человеком, который сидел рядом со мной в самолете.

Мой брат закатил глаза, визжа шинами, выскочил из-за следующего поворота и беспрепятственно влился в городское движение.

— Габриэль Блейзон. Диджей, известный под ником 2g4u^[4]. В настоящее время портит чарты своим шумом.

Габриэль Блейзон, значит. От одного звука его имени волоски на моих руках встали дыбом. Я быстро встряхнулась и с содроганием подумала о музыке, которую он слушал в самолете. Самый настоящий мусор. Если у него нет ничего лучше, то Ксандеру нет нужды беспокоиться. Только одна мелодия все еще эхом раздавалась в моей голове.

— Он тоже будет играть на фестивале «Зажигай»? — поинтересовалась я.

— К сожалению, да, — ответил Ксандер. — И его музыка сейчас продается лучше моей. Но для этого здесь ты. Вместе мы напишем песню о том, как у Габриэля Блейзона никогда не получится вытащить себя из высокомерной задницы, — усмехнулся брат, и хорошее настроение снова вернулось к нему. — Я подумал, что сначала мы оставим твои вещи в квартире, перекусим, а затем займемся мозговым штурмом. У нас, к сожалению, нет даже двух недель до того, как песня должна быть готова.

— Нет проблем, думаю, у меня уже есть идея, — призналась я.

То, что Габриэль Блейзон сыграл в этом немаловажную роль, Ксандеру знать не стоило. И Габриэлю Блейзону тоже.

— Ого, прекрасно! — Ксандер посмотрел на меня. — Я так рад, что ты здесь, Сэм-Сэм.

— Да, — улыбнулась я бурной радости брата и снова утонула в мягкой коже, — я тоже.

Примечания

4

2g4u (англ. too good for you) — слишком хорош для тебя.