Неуютная ферма

Стелла Гиббонс, 1932

Классика английской литературы ХХ века. Изысканная, элегантная и бесконечно ироничная пародия на «провинциальный» британский роман, читая которую можно провести немало забавных параллелей с произведениями Эмили Бронте, Томаса Харди и прочих великих прозаиков XIX – начала ХХ вв. Религиозные снобы и раздираемые тайными страстями юные (и не очень) девицы… Деревенские ловеласы и эксцентричные кумушки… Потрясающая коллекция колоритных и нелепых персонажей, немыслимых ситуаций и невероятных диалогов, которая не оставит равнодушным ни одного истинного ценителя английского юмора!..

Глава 2

Тем не менее утром Флора, как и намеревалась, написала все четыре письма. Миссис Смайли ей не помогала, потому что уехала в трущобы Мейфэра за бюстгальтером нового фасона, который увидела из окна автомобиля в витрине еврейской лавчонки. К тому же она искренне не одобряла намерения Флоры и не собиралась подсказывать ей даже одно вкрадчивое словечко.

— Подумай, во что ты превратишься! — воскликнула миссис Смайли за завтраком. — Неужто тебе и вправду не хочется себя чем-нибудь занять?

— Я рассчитываю годам так к пятидесяти трем написать роман не хуже «Доводов рассудка»^[7], только, конечно, про наше время. Так что следующие тридцать лет я буду собирать материал. Если кто-нибудь спросит: «Чем ты занимаешься?», я отвечу: «Собираю материал». И никто не сможет возразить. Тем более что это будет чистая правда.

Миссис Смайли с молчаливым неодобрением отпила глоток кофе.

— Если хочешь знать, — продолжала Флора, — у меня много общего с мисс Остен. Она любила, чтобы все вокруг было опрятно, мило и аккуратно. Понимаешь, Мэри, — тут Флора даже подняла палец, — все обязательно должно быть опрятно, мило и аккуратно, это главный залог счастья. Я ненавижу все гадкое.

— Я тоже! — с жаром подхватила миссис Смайли. — И я уверена, ты станешь гадкой, если поживешь со своими захолустными родственниками.

— Ты меня не переубедишь, — сказала Флора. — В конце концов, если я не уживусь в Шотландии, Южном Кенсингтоне или Суссексе, я всегда могу вернуться в Лондон, благородно признать свое поражение и выучиться какой-нибудь профессии, как ты советуешь. И все-таки я убеждена, что куда забавнее поселиться с кем-нибудь из жутких родственников. К тому же там я наверняка найду материал для будущего романа, а заодно сумею уладить какие-нибудь семейные неприятности.

— Фи! У тебя комплекс Флоренс Найтингейл! — возмутилась миссис Смайли.

— Вовсе нет, и ты это отлично знаешь. В целом я людей не люблю; их так сложно понять. Но у меня аккуратный ум, и всякий беспорядок в чужих делах меня раздражает. К тому же беспорядок — это некультурно.

Последнее слово, как всегда, закончило спор, ибо подруги были единодушны в отвращении к тому, что называли «некультурностью» — этот расплывчатый термин обе, к взаимному удовольствию, понимали одинаково, и для них он был исполнен самого глубокого смысла.

Затем миссис Смайли вышла — ее лицо светилось тем отрешенным выражением, какое бывает у коллекционера, напавшего на след ценного экспоната, — а Флора засела за письма.

В следующий час вкрадчивые фразы лились с ее пера легко и свободно, поскольку язык у Флоры был подвешен отлично, и она с большим удовольствием меняла слог, приноравливая его к характеру адресата.

Письмо тетке в Уэртинг было дерзко-веселым, но с легким налетом безыскусного горя девочки-школьницы, потерявшей самых близких людей. К шотландскому дядюшке-холостяку Флора обращалась девически непосредственно и лишь самую чуточку игриво, давая понять, что она, по сути, бедная маленькая сиротка, к родственнице в Южном Кенсингтоне — с достоинством, скорбно, но деловито.

Раздумывая, какой стиль выбрать для неизвестных дальних родственников в Суссексе, Флора внезапно обратила внимание, до чего же чудной у них адрес:

Миссис Юдифь Скоткраддер

Ферма «Кручина»

Воплинг^[8], Суссекс

Однако она напомнила себе, что Суссекс, что ни говори, совершенно особый мир, и, если принять сам факт, что люди живут на ферме в Суссексе, остальному можно не удивляться. В сельской местности бедствия случаются куда чаще, чем в городе, так что, естественно, это отражается и в названиях.

И все же Флора не могла подыскать нужный тон, так что в конце концов (был уже час дня, и она порядком устала) просто описала свое положение и попросила ответить как можно скорее, чтобы ей меньше терзаться неопределенностью.

Миссис Смайли вернулась в четверть второго и увидела, что подруга сидит в кресле, закрыв глаза, осунувшаяся и зеленая, а на коленях у нее лежат четыре запечатанных конверта.

— Флора! Что с тобой? Тебе нездоровится? Животик снова пошаливает? — с тревогой воскликнула миссис Смайли.

— Нет, я вполне здорова, просто меня мутит от написанного. — При этих словах она оживилась и выпрямилась в кресле. — Знаешь, Мэри, просто страшно, что у меня получается писать так гадко и притом так удачно. Все мои письма — литературные творения, за исключением, возможно, последнего. Из них так и сочится елей.

— Сегодня, — проговорила миссис Смайли, направляясь в столовую, — мы поедем в синематограф. Отдай письма Снеллеру, он отправит.

— Нет, я сама, — ревниво ответила Флора. — Ты купила бюстгальтер, дорогая?

Лицо миссис Смайли омрачилось.

— Нет. Это оказался фасон «Венера», выпущенный братьями Уорбер^[9] в тридцать восьмом; спереди три эластичные вставки, а не две, как я надеялась, а такой у меня в коллекции уже есть. Из авто я не разглядела; он был сложен, и одна вставка загнулась, отсюда и моя ошибка.

— А две вставки лучше?

— Разумеется, Флора. Двухвставочные бюстгальтеры исключительно редки. Я намеревалась купить такой, но, разумеется, ничего не вышло.

— Не огорчайся, мой ангел. Какой чудесный рейнвейн! Выпей до дна и сразу развеселишься.

По пути в «Родопиду»^[10], большой вестминстерский синематограф, Флора отправила письма.

За следующие два дня не пришло ни одного ответа, и миссис Смайли выразила надежду, что родственники не ответят вообще. Она сказала:

— От всей души надеюсь, что если кто-нибудь и ответит, то не твои родные из Суссекса. Уж больно эти имена и названия пугают, какие-то они допотопные…

Флора согласилась, что имена и впрямь не обнадеживают.

— Если окажется, что на ферме «Кручина» у меня есть троюродные братья, сыновья кузины Юдифь, и кого-нибудь из них зовут Рувим или Сиф, я туда не поеду.

— Почему?

— Потому что любвеобильных юнцов, живущих на ферме, всегда зовут Рувим или Сиф, и они совершенно несносные. Не забудь, что моя кузина — Юдифь. Наверняка муж у нее Амос, а если так, это типичная ферма, а ты знаешь, какие они…

Миссис Смайли проговорила мрачно:

— Надеюсь, ванна там есть…

— Тьфу на тебя, Мэри! — воскликнула Флора, бледнея. — Конечно, есть! Пусть это и Суссекс, но все-таки…

— Посмотрим, — ответила ее подруга. — И (если все-таки решишь туда ехать) обязательно телеграфируй мне, есть ли там кузен по имени Рувим или Сиф и не надо ли прислать тебе резиновые боты. У них наверняка грязь непролазная.

Флора сказала, что непременно телеграфирует.

* * *

Надежды миссис Смайли не оправдались. На третий день, то есть в пятницу, с утренней почтой пришли четыре письма для Флоры, одно из них — в самом дешевом желтом конверте, подписанное таким корявым и безграмотным почерком, что почтальон еле-еле его расшифровал. Кроме того, конверт был грязен. На штемпеле стояло «Воплинг».

— Вот видишь, видишь! — воскликнула миссис Смайли, когда во время завтрака Флора показала ей свои сокровища. — Какой кошмар!

— Подожди, я сперва прочту другие письма, а это оставлю напоследок. И помолчи, пожалуйста. Я хочу узнать, что пишет тетя Гвен.

Тетя Гвен, выразив племяннице соболезнования и напомнив, что нужно стиснуть зубы и не выходить из игры («Вечно эти игры!» — пробормотала Флора), сообщила, что будет очень рада ее принять. Флору ждет настоящий семейный уют и множество интересных занятий. Она ведь согласится иногда немного помочь с собаками? Воздух в Уэртинге бодрящий, а среди соседей много молодежи. Дом всегда полон народом, Флора никогда не будет скучать в одиночестве. Пегги, которая сейчас страшно увлечена школьными походами, охотно потеснится, и Флора сможет жить с ней в одной комнате.

Флора с легкой дрожью отвращения протянула письмо миссис Смайли, но эта справедливая женщина не только не поддержала ее чувства, но и сказала твердо:

— По-моему, очень доброе письмо. Добрее и быть не может. Ты же не рассчитывала, что хоть кто-нибудь из родственников предложит тебе дом по твоему вкусу?

— Я не могу жить ни с кем в одной комнате, — объявила Флора, — так что тетю Гвен вычеркиваем. А вот письмо от мистера Маккорни, отцовского кузена из Пертшира.

Мистера Маккорни письмо от племянницы потрясло настолько, что вернулась его «старая болячка» и он два дня пролежал пластом. Старик выражал надежду, что это извиняет задержку с ответом. Разумеется, он будет счастлив приютить Флору под своим кровом, если она захочет сложить там белые крылышки своей юности («Душка-старичок!» — проворковала Флора), но опасается, что ей будет скучновато. Все здешнее общество состоит из него самого (да и он частенько лежит со «старой болячкой»), лакея и экономки, которая стара и туга на ухо. До ближайшей деревни семь миль, что тоже можно расценить как недостаток. Зато если Флора любит птиц, она сможет в свое удовольствие наблюдать за их жизнью на болотах, которые с трех сторон окружают дом. А сейчас он, к сожалению, вынужден закончить письмо, поскольку вновь вернулась «старая болячка», однако целует Флору и остается ее любящим дядюшкой.

Флора и миссис Смайли переглянулись и мотнули головами.

— Вот видишь, видишь! — повторила миссис Смайли. — Никакого просвета. Лучше тебе остаться со мной, выучиться и пойти на работу.

Однако Флора уже читала третье письмо. Мамина кенсингтонская кузина писала, что будет очень рада принять ее у себя, но есть некоторое затруднение со спальней. Быть может, Флору устроит большой чердак, где по вторникам собирается общество «Звезда Востока на Западе», а по пятницам Лига спиритических исследований. Тетушка выражала надежду, что Флора не скептик, ибо на чердаке иногда происходят паранормальные явления, а любой скептицизм разрушит атмосферу, в которой Лиге удавалось так успешно общаться с гостями из иного мира. Ничего, если в уголке чердака останется жить попугай? Он там вырос, а в его годы опасно менять обстановку.

— Как видишь, там мне тоже предлагают одну комнату на двоих, — сказала Флора. — Я не против паранормальных явлений, но с попугаем жить не согласна.

— Так открывай же конверт из Воплинга, — проговорила миссис Смайли, обходя стол и вставая у Флоры за плечом.

Последнее письмо было написано крупным корявым почерком на дешевой линованной бумаге.

Дорогая племянница!

Так, значит, ты решила стребовать то, что твое по праву. Что ж, последние двадцать лет я ждала, когда дочь Роберта Поста даст о себе знать.

Дитя, мой муж некогда причинил твоему отцу большое зло. Если ты приедешь к нам, я всемерно постараюсь его загладить, только не спрашивай, о чем речь. Я нема как могила.

Может, мы не похожи на других, но Скоткраддеры живут в «Кручине», сколько она стоит, и мы постараемся принять дочь Роберта Поста как можно лучше.

Дитя, дитя, если ты впрямь приедешь в этот обреченный дом, что тебя спасет? Быть может, ты сумеешь помочь нам, когда пробьет наш час.

Твоя любящая тетка

Ю. Скоткраддер.

Необычайное послание очень взволновало и Флору, и миссис Смайли. Обе согласились, что в этом в целом негативном письме есть один плюс: оно умалчивало о необходимости делить с кем-нибудь комнату.

— И в нем нет ничего о наблюдениях за птицами на болотах и тому подобном, — добавила миссис Смайли. — Интересно все-таки, какое зло причинил ее супружник твоему отцу. Он когда-нибудь упоминал о мистере Скоткраддере?

— Нет. Мы со Скоткраддерами в родстве через мамину старшую сестру, Аду Мрак. Юдифь — ее дочь, а значит, приходится мне кузиной, а не теткой. Она запуталась, что меня нисколько не удивляет. Тамошняя обстановка явно не способствует ясности ума. Так вот, мама терпеть не могла Аду Мрак, потому что та обожала сельскую местность и носила экстравагантные шляпки. В конце концов она вышла за суссекского фермера по фамилии Скоткраддер. Наверное, теперь кузина Юдифь — хозяйка фермы. Может, ее мужа угнали с соседской фермы во время разбойничьего племенного набега, и ему пришлось взять ее фамилию. Или она тоже вышла замуж за Скоткраддера. Интересно, что сталось с тетей Адой? Она на пятнадцать лет старше мамы, так что если еще жива, то должна быть совсем старой.

— Ты ее когда-нибудь видела?

— Нет, по счастью. Я никого из них не видела. Адрес нашелся у мамы в записной книжке — она посылала им открытки на Рождество.

— Что ж, — сказала миссис Смайли. — По всему видно, что место жуткое, но не так, как другие. Оно кошмарное и загадочное, а те просто кошмарные. Если ты все-таки решила ехать к родственникам, а не остаться со мной, то, по-моему, тебе лучше выбрать Суссекс. Тебе там очень скоро надоест, а когда ты поймешь, каково это — жить с родственниками, ты примчишься сюда и поступишь на работу.

Флора сочла за лучшее не отвечать на последнее замечание.

— Да, Мэри, наверное, я поеду в Суссекс. Мне очень интересно, что там «мое по праву». Неужели деньги? Или маленький домик? Это было бы даже лучше. Ладно, приеду — узнаю. Как по-твоему, когда мне трогаться в путь? Сегодня пятница. Может, во вторник после ленча?

— Совершенно незачем срываться с места так скоро. В конце концов, тебе некуда спешить. Вряд ли ты выдержишь там больше трех дней, так не все ли равно, когда ехать? Тебе что, не терпится туда попасть?

— Я хочу получить то, что мое по праву, — ответила Флора. — Наверное, это какие-нибудь просроченные закладные, но, если они мои, я хочу их забрать. А теперь иди, Мэри, я собираюсь написать этим добрым людям, и мне надо сосредоточиться.

Флора никогда не могла понять, как составляются железнодорожные расписания, а гордость не позволяла ей обратиться за советом к Снеллеру или миссис Смайли, поэтому она попросила кузину Юдифь любезно сообщить, какие поезда ходят в Воплинг, в какое время они приходят, а также кто ее встретит и на чем.

Правда, в романах о сельской жизни никто никого на вокзале не встречает, кроме как с низкой (или, наоборот, благородной) целью опередить других членов семьи, но Флора подумала, что надо прививать Скоткраддерам культурные привычки. Поэтому она написала твердо: «Обязательно сообщите мне, какие поезда ходят до Воплинга и какой из них вы встретите», — и с чувством исполненного долга запечатала конверт и отдала Снеллеру, чтобы тот поскорее его отправил.

В следующие два дня Флора и миссис Смайли чудесно проводили время.

Утром они катались на коньках с Чарлзом, Бикки и еще одним из «пионеров, о пионеров» — тот носил прозвище Фьют и приехал в отпуск с озера Танганьика. Хотя они с Бикки отчаянно ревновали друг к другу, отчего испытывали ужасные душевные муки, миссис Смайли отлично их выдрессировала, так что они не смели вздыхать, а серьезно выслушали, каждый в свой черед, как она волнуется за «пионера, о пионера» Гуфи, который собрался в Китай и от которого уже десять дней не было ни слуху ни духу.

— Боюсь, бедняжка огорчен, — говорила миссис Смайли, и все понимали: она опасается, что Гуфи от неразделенной страсти покончил с собой. Бикки и Фьют, по собственному опыту знавшие, что так оно, вероятно, и есть, отвечали: «Брось, Мэри, какие пустяки!» — и заметно приободрялись при мысли о терзаниях Гуфи.

Во второй половине дня они отправлялись полетать на аэроплане, или в зоопарк, или на концерт, а вечерами ходили в гости; точнее, миссис Смайли и двое «пионеров, о пионеров» ходили в гости, где новые молодые люди влюблялись в миссис Смайли, а Флора, которая, как мы знаем, ненавидела шумных сборищ, ужинала с умными мужчинами. То был ее любимый способ проводить вечера, ибо так она могла сколько угодно пускать пыль в глаза и говорить о себе.

К пятичасовому чаю в понедельник ответного письма все еще не было, и Флора думала, что придется отложить поездку, однако с вечерней почтой пришла мятая открытка. Флора читала ее, вернувшись из ресторана, где пускала пыль в глаза и говорила о себе, когда вошла миссис Смайли — ей прискучило в гостях.

— Тут есть расписание поездов, моя драгоценная? — спросила миссис Смайли. — Фу, до чего грязная открытка. Неужто Скоткраддеры не могли найти чистой?

— Про поезда тут ничего нет, — сдержано ответила Флора. — Я разобрала только какие-то незнакомые цитаты, наверное, из Библии. И еще очередное заверение, что Скоткраддеры живут на ферме «Кручина», сколько она стоит, хотя зачем мне это пишут — ума не приложу.

— Только не говори, что там стоит подпись «Сиф» или «Рувим»! — в страхе воскликнула миссис Смайли.

— Там вообще нет подписи. Думаю, это от кого-то из членов семьи, кто не рад моему приезду. В цитатах, кроме прочего, упоминаются аспиды. Я бы предпочла расписание поездов, но, полагаю, нелогично ожидать такого внимания к мелочам от обреченного суссекского семейства. Ладно, Мэри, я поеду завтра после ленча, как и собиралась. С утра предупрежу их телеграммой.

— Ты полетишь?

— Нет. Ближайшая посадочная станция в Брайтоне. К тому же мне надо экономить деньги. Вы со Снеллером составите мне маршрут; для меня самой это слишком утомительно.

— Конечно, милая, — сказала миссис Смайли огорченно — ей жаль было расставаться с подругой. — И все-таки лучше бы ты осталась здесь.

Флора бросила открытку в камин, однако ее решимость осталась неколебимой.

На следующее утро миссис Смайли искала в расписании поезд до Воплинга, а ее горничная, Рианта, укладывала Флоре чемоданы.

Даже миссис Смайли не сумела отыскать в расписании ничего утешительного — оно выглядело еще путанее обычного. С тех пор как авиационное сообщение и отличные дороги перетянули к себе три четверти пассажиров, оставшиеся железнодорожные компании впали в черную тоску, которая читалась даже между строк их расписаний.

Имелся некий поезд, отходящий от Лондонского моста в половине второго. Это был медленный поезд, следующий со всеми остановками. В три он приходил в Бодягшир. Там пассажиры пересаживались на другой поезд, тоже медленный и следующий со всеми остановками. В шесть он приходил в Пивтаун, и дальше уже ни о каких пересадках речи не шло. В расписании стояла лишь одна издевательская строчка «Воплинг (см. Пивтаун)» без каких-либо объяснений.

Итак, Флора решила ехать в Пивтаун, а там будь что будет.

— Наверное, Сиф встретит тебя в бричке, — заметила миссис Смайли за ленчем (они решили поесть раньше обычного, чтобы успеть на поезд).

Настроение у обеих было печальное. Флора глядела в окно на Ламбет, на хорошенькие домики, залитые бледным солнечным светом, и думала, что отказывается от компании миссис Смайли, полетов и ужинов в ресторане ради суровой жизни на ферме «Кручина» и общества некультурных Скоткраддеров.

— Какая бричка?! — огрызнулась она на ни в чем не повинную подругу. — Откуда в Суссексе брички? Ты вообще что-нибудь читаешь, кроме «Хауссман-Хаффниц о бюстгальтерах»? Нет, если Сиф меня встретит, то на тарантасе или в телеге.

— Я все-таки надеюсь, что его зовут не Сиф, — с жаром проговорила миссис Смайли. — А если все-таки Сиф, телеграфируй мне немедленно, и насчет резиновых ботов тоже.

Авто уже стояло у дверей, так что Флора поднялась из-за стола и поправила шляпку на золотисто-каштановых волосах.

— Непременно телеграфирую, хотя не вижу, какой в этом прок, — сказала она.

На душе у нее было тоскливо, а мысль, что она отправляется в эту нелепую поездку исключительно из собственного упрямства, еще добавляла горечи.

— Конечно, будет прок. Я тебе сразу пришлю все нужное.

— Что нужное?

— Подходящую одежду и модные журналы для поднятия настроения.

— А Чарлз приедет на вокзал? — спросила Флора, когда они усаживались в авто.

— Сказал, что, может, и приедет. А что?

— Да так, не знаю… Он мне нравится. Такой забавный…

Поездка через Ламбет не ознаменовалась никакими происшествиями, за исключением одного: Флора показала миссис Смайли, что на месте старого полицейского участка на Кэролайн-Плейс теперь открылся цветочный магазин под названием «Орхидеи лимитед».

Автомобиль доставил их на вокзал, где уже стоял поезд. Тут же стояли Чарлз (с букетом цветов) и Бикки с Фьютом, страшно довольные, что Флора уезжает и миссис Смайли (как они горячо надеялись) будет проводить в их обществе больше времени.

«Поразительно, как любовь сдирает всякие остатки вежливости, которой человечество за годы эволюции с такими усилиями обзавелось, — подумала Флора, глядя из вагонного окна на лица Бикки и Фьюта. — Сказать им, что завтра с Онтарио возвращается Мигг? Нет, лучше не буду. Это был бы чистый садизм».

Поезд тронулся.

— До свидания, дорогая! — крикнула миссис Смайли.

— До свидания! — Чарлз в последнюю секунду сунул Флоре нарциссы, про которые чуть не забыл. — Не забудь мне телефонировать, если станет совсем тошно, и тогда я увезу тебя на «Скорой победе II»!

— Не забуду, Чарлз! Спасибо тебе огромное. Хотя я уверена, что мне там будет весело и вовсе не тошно.

— До свидания! — крикнули Бикки и Фьют, лицемерно изображая на лицах некое подобие огорчения.

— До свидания! Не забывайте кормить попугая! — выкрикнула Флора, которую, как всякую культурную путешественницу, утомляли долгие прощания.

— Какого попугая?! — завопили они с быстро удаляющегося перрона — ровно как и было задумано.

Однако ответ уже потребовал чрезмерного напряжения сил. Флора ограничилась тем, что пробормотала «Да какого хотите» и последний раз ласково помахала миссис Смайли, затем села, устроилась поудобнее и раскрыла модный журнал.

Примечания

7

«Доводы рассудка» — последний роман Джейн Остен.

8

Все названия городов, распложенных поблизости от фермы «Кручина», вымышленные.

9

Намек на название «Корсетной компании братьев Уорнер». В 1914 г. они приобрели патент на бюстгальтер (который в то время не имел чашечек и не поддерживал, а придавливал грудь в соответствии с модой на мальчишескую фигуру).

10

Родопида — имя гетеры, упомянутой у Геродота. Кинотеатр, как и многое другое в романе, вымышленный; его название отражает тенденцию давать кинотеатрам античные имена.