Олень в галстуке. Часть первая

Стас Арт

Молодой человек или мальчик неизвестного возраста отправляется в невероятное, нет, не в невероятное… в сумасбродное путешествие, ибо ум сбрести то и дело собирается, пока спутница всё время улыбается, птица издевается, олень переодевается и всюду всё меняется.

ПРОГУЛКА ПЕРИННО-КОЖАНАЯ

В итоге мы всё же отправились на прогулку вместе. Соколу, разумеется, приходилось нарезать пятаки вокруг нас, ведь так медленно лететь он не мог, а находиться рядом, судя по всему, хотелось. А может он просто остерегался особенно отдаляться от Елены, так как существенно напроказничал на каких-либо чужих огородах неподалёку. Когда я внутренне сформулировал такое заключение сокол вдруг спикировал вниз и стал парить со скоростью ходьбы, поравнявшись с нами. Я уже не особенно задавался вопросом, как такое возможно, ибо априори уже было ясно — это очередное, что мой ум откажется принимать. Вот я и не стал с ним согласовывать сей раз ничего. Летит и летит. В конце концов, не мешает же.

— Куда идём мы с соколом? — весело завела Елена. — Большой — большой секрет! И не расскажем мы о нём…

— О, дааааа! — прохрипел сокол.

— О, нет, дурында, — поправила его волшебница.

— О, блин, — прозвучало у меня в голове.

— О, нас снова четверо, — заметила Елена.

— ОоОоОо, — захрипел сокол, примерно как Борис Николаевич.

— Нет! — оборвала Елена. — Давайте споём вместе! Что-нибудь… настоящее!

Я ощутил головокружение, за которым последовала очередная мощная остановка внутреннего диалога, в ушах аж зазвенело, а осознание настоящего момента и его острота возросли многократно.

— Тро-о-ое! Нас снова тро-о-о-е. А что тако-о-ое? Нас снова тро-о-ое! — вдруг стала напевать Елена, пародируя Корнелюка.

И вот эту песню она, сокол и я напевали довольно фальшивым, но весёлым трио, пока шли по пустынной местности. Сокол и так хрипел, но, судя по всему, дохрипелся, и голос его пропал.

— У него бывает, — спокойно сказала Елена. — Ты еще не видел что с ним было, когда он Михаила Круга пел. Мне потом еще долго пришлось ему объяснять, какие песни более менее безобидны, а какие засоряют мозги и вводят в заблуждение. Эта птица невероятно мудра, но вот ума у него не так много. Однако, он ему и не особенно нужен.

Сокол как-то странно посмотрел на волшебницу, и далее мы шли — летели какое-то время в полном молчании. Я отметил, что пальмы сегодня с желтыми листьями. Где, блин, такое еще увидишь? Пальмы зимой уже были, а осенние пальмы в принципе экспонат довольно самостоятельный. Так они ж ещё и осыпались местами, оказывается. Видимо, осень в пустыне.

Пошел дождь, и сокол не знал куда деваться, но Елена достала из рюкзака какое-то невиданное приспособление, похожее на маленькую клетку — дождевик, и далее сокола несли наподобие попугайчика в квадратной такой коробочке, в которой были окошки из того же материала.

Уже вечерело и запах от совокупности всех происходящих вокруг элементов стоял просто чудеснейший. Капли дождя падали на голову, лоб, стекали по лицу и проходили через губы, подчеркивая свежесть настоящего момента еще и вкусом прекраснейшей воды, словно из родника — такой изумительный водопад дарило небо мира Елены.

Отовсюду доносились гармоничные звуки малоизвестных мне насекомых и при этом не было ни одного паразита или другого комара, который бы меня кусал. Сокол сладко похрапывал, а мы всё шли и шли. Солнце уже полностью зашло, и на небе появились какие-то сюрреалистические оттенки слияния цветов, словно кто-то разлил набор акварелей.

— Сокол, подъём! Зацени какое небо! — осмелился я произнести вслух.

— Киэ-э-Э-э-Э… — раздался словно стон какой-то вымотавшейся старушки из домика сокола в руке Елены.

— Ой, лучше его пока не трогай, — заботливо проворчала Елена, — очевидно же, уморился пернатый.

— Ладно, — тут же согласился я, — а далеко нам еще идти?

— А я откуда знаю? Ты же нас ведешь. Ты и скажи, — вдруг заявила Елена.

В целом, я бы мог снова потерять сознание или что-то подобное, но уже надоело, в самом деле. Спорить и возражать тоже не было никакого желания, да и сил, ведь прошли мы уже огромное количество километров и я бы вообще, с радостью присел, если б было куда. А тут еще заявляют, что это, оказывается, я их веду, а не иду за компанию смотреть, как Елена показывает соколу чужие огороды.

В итоге я просто как пьяный указываю пальцем, причем средним, в первом попавшемся направлении и заявляю, что идти нам еще двадцать семь минут.

Перинно-кожаная делегация принимает курс и направляется в сторону, указанную самым длинным пальцем, вооружившись факелом, который был извлечен из рюкзака волшебницы и поручен нести себя хозяину той же руки, что и задала направление.

Ум со своими мыслями не мешает мне, и я продолжаю наслаждаться уже ночным небом, невероятно красивыми и крупными белыми звёздами и периодически мелькающими черточками, вспышками и другими явлениями, которые завораживают. Было сухо и тепло. Спустя около получаса мы оказались у земель, покрытых различными кустарниками, деревьями и зарослями. Удивительно, но, видимо, благодаря ярчайшим звёздам, их было видно довольно отчетливо.

— Вот и чужие огороды, — радостно провозгласила Елена и начала весело прыгать на месте, вновь как маленькая девочка. Видимо позабыв, что в руке спящий обладатель клюва и перьев.

— Ка-а-ар!!! — бодро и уверенно раздалось из укрытия и сокол воспарил ввысь из этого приспособления, которое явно не являлось клеткой, а другого слова я подобрать не мог. Пожалуй, переноски. Да, с криком «Ка-а-ар!!!» сокол вылетел из своей переноски.

Я же при этом был ошарашен вовсе не от того, что сокол издал звук какой-то вороны, а от того, что у меня случилось яркое дежавю, но я не мог вспомнить, где уже было что-либо подобное. Елена бросила переноску на песок и продолжила прыгать уже с чистой совестью. Мне вообще, было невероятно весело и просто невероятно. В какой-то момент как бы незаметно протиснулся мой рассудок:

— А почему они чужие, Елена? Я не вижу здесь чьих-либо владений.

— Ты, главное, ему об этом не говори, — серьёзным тоном прошептала мне она, подставив ладошку, чтобы сокол не слышал. — А то если он это просечет, то всё пропало: заявит что, мол, не может он с не чужих огородов плоды таскать.

— А это вообще, разве огороды? — удивлялся я, пока мы шли вдоль этих, скорее, полей, чем огородов.

— Разумеется, нет, — продолжала шептать она и с серьёзным видом приложила палец к губам. — Но об этом тоже цыц.

Тем временем счастью сокола не было предела — он то и дело пикировал к какому-нибудь дереву или растению, цепляя оттуда плод, и сразу резво да гордо взмывал вверх, чаще всего роняя плод или большую его часть тут же, оставляя в клюве совсем ничего, либо крошки, которые небрежно разбрасывал по местности, как ребёнок погремушки во все стороны, издавая смешные хриплые звуки.

Было видно, что ему важны сам процесс и ощущения. Я бы даже сказал, что он глубоко погрузился в образ некоего такого брутального птеродактиля — расхитителя, если бы мог допустить, что у птиц, как и у людей, могут быть образы самих себя. Впрочем, как и то, что ныне существуют ко всему прочему еще и птеродактили, а тем более — птеродактили-расхитители. Но, в любом случае, на ум, под наблюдение сего резвящегося шизокрыла, приходил именно такой образ, скорее всего именно от этого ум и помалкивал по большей части, куря в сторонке.

— Присядь, отдохни, — нежно сказал мне Елена, указывая на откуда-то, наконец, взявшийся на нашем пути пенёк.

Я бросил свой рюкзак и, почти в бессилии, рухнул на круглую точку, как пачка денег на дно ящика следователя. Разумеется, российского следователя.

Неумолимые звуки, доносящиеся с «огорода», сквозь усталость продолжали наполнять некоторого рода сошедшей с любого ума энергией, а точнее на никакой ум не заходящей, и намекать на нечто невообразимое, заманивая и меня самого поближе познакомиться с местностью, как бы подтягивая к себе невидимыми, но ощутимыми приятными веревочками.

Елена устроилась на другом пне, который находился рядом, и протянула мне откуда-то появившийся плосковатый круглый камень с выгравированным рисунком, похожим на молнию со лба Гарри Поттера.

— Это Соулу, — сказала она, — поможет тебе восстановить силы. Можешь, держа её, представить солнышко, которое рядом, а себя аккумулятором, который от него подзаряжается. Сделав так, я вскоре ощутил плавный и постепенный приток энергии.

— Мне периодически как-то не по себе от того, что можно вот так безвозмездно получать энергию от рун, — выдал я. — Я опасаюсь каких-то зависимостей или расплаты, которые придется за это понести.

— Четвертый, четвертый, прием! На связи второй, — заговорила быстро и по-военному Елена, глядя в пространство над моей головой.

— Ты же не опасаешься, когда пьешь сок или ешь свои любимые помидоры, — говорила она уже мне в глаза, опустив взгляд, — что за полученные от них энергию и вкусовые прелести ты понесешь расплату или наказание? Или, может, ты и в этих случаях, когда употребляешь пищу, представляешь что-то вроде армии праведных помидоров-убийц и бананов-варваров, надвигающихся на тебя с фронта, чтобы спросить за все фрукто-овощные «грехи»? По флангам набегают огурцы и петрушка с вилами, с неба начинает сыпаться зубастая гречка, и затем ты вдруг слышишь не самый приятный, мягко говоря, аромат, потому что это зловещий горох замыкает тебя с тыла?

— Ну, конечно же нет. Наверное… — замялся я, смутившись.

— Ну, вот так же вряд ли и какая-нибудь ромашка из твоего чая явится в одеяниях официанта, чтобы выставить тебе счёт, — продолжала она уничтожать Черного. — Или, допустим, лотос, переодевшись в сотрудника ГИБДД, выпрыгнет посреди дороги с вегетарианской колбасой в руках вместо жезла, чтобы перехватить у тебя энергии, которую ты иногда так стремишься потерять — разумеется, неосознанно.

— Рунам достаточно твоей благодарности и внимания, так же, как овощам и всему остальному, — заключила она. — Всё есть инструменты Создателя, при этом ты и сам — создатель, и я, и сокол — и мы все едины.

— Да если бы помидоры и все эти другие продукты или руны могли бы тебе ответить на подобные твои размышления, — не унималась Елена, — ты вообще можешь себе представить выражение лиц этих овощей и прочего? Да они бы смотрели на тебя, как телезрители на сборную России по футболу! Хотя нет, это даже здесь слишком. Пожалуй, как Папа Карло на бревно, которое вдруг заполыхало страхом и с визгами сбежало из рук родного отца, отказываясь принимать его безусловную любовь, ибо стало уверено, что придется расплачиваться за плотницкие работы!

Я был уничтожен. Ну или не я, что-то во мне явно было уничтожено. Я вежливо улыбнулся, поблагодарил за объяснения и, резко ощутив, что должен срочно поглотить бананов или еще чего сладкого, схватил рюкзак, встал и спешно покрался в зону растительности, которую сверху курировал веселящийся сокол, нарезая там самые невероятные траектории и издавая самые разнообразные звуки. Елена понимающе провожала меня взглядом.

Я понятия не имел, какие фрукты могу найти, и есть ли они там вообще. Судя по соколу и его поведению, там определенно было что-то стоящее внимания. Прогуливаясь вглубь этой местности, я был действительно удивлён разнообразием доселе мной невиданных растений, деревьев и, самое главное — плодов, их было великое множество, самых разных форм и цветов. Бананов не было, но разнообразие и новизна всего остального не дали мне впасть в отчаяние, и я срывал и клал в рюкзак круглых, овальных и колючих красавцев, сколько туда могло влезть, в этот раз стараясь более-менее рассчитать всё так, чтобы рюкзак не порвался.

Вдруг начались растения, на которых я увидел какие-то светящиеся ростки, напоминающие горох, как если бы он был фосфорным. Они были ярко-желтыми с оттенком салатового. Приблизившись к одному, я воспринял что-то вроде мелодии, которая доносится как бы изнутри ростка. Это явление вместе с тем, что он еще и сам ярко светился, поразило меня.

Вдруг моя рука сорвала росток и забросила в рот, я начал его жевать. Вкус был изумительным, и правда напоминал сладкий горох. Только не из оливье, а с огорода. Также прослеживались нотки ванили. Точно описать сложно, но было невероятно вкусно. Мне стало очень весело, и я начал срывать ростки один за другим и жевать их, весело прыгая от растения к растению в приподнятом настроении. Мне было так хорошо, что я буквально забылся и танцевал во вневременье среди всей этой растительности, поедая светящиеся штучки.

В какой-то момент до меня дошло, что мое поведение, если посмотреть на него со стороны, смахивает на поведение сокола в той картине, что я наблюдал накануне. Кстати, где он?

Я стал искать путь назад к пенькам и Елене, который оказался довольно длинным, и, примерно через час выйдя там же, где и зашел, я увидел поникшего сокола, грустно облокотившегося на пенёк, на котором всё также сидела волшебница, лапки его были оттопырены и вид у него был какой-то грустный. Я ощутил между прочим, что тоже устал и хочу снова рухнуть на пень, но в итоге даже не сел на него, а облокотился спиной так же, как и сокол.

— А вот это как раз отличный пример злоупотребления энергией, — весело заявила Елена.

— Баланс — вот что вам, судя по всему, обоим, нужно усвоить, — заключила она, глядя на нас с соколом, симметрично расположенных страдальцев, опирающихся каждый на свой пень, словно преподаватель на сидящих за однотипными партами уставших учеников.

В момент, когда она закончила фразу, мы с соколом дружно икнули.

Я посмотрел на сокола и у меня создалось впечатление, что он, если бы мог, сейчас с удовольствием поднял крыло, заострив его кончик вверх, словно указательный палец, и крикнул бы: «Официант, водки мне!»

Но это всего лишь моя фантазия, ведь официантов в округе явно не было, как не было видно и тех, кто хоть теоретически мог бы для сокола их сыграть — всяких грызунов, койотов и так далее. Для меня главное, что не было набегающих с фронтов и флангов овощей и, конечно же, гороха, в частности. Однако в момент, когда я это представлял, сокол как-то странно покосился на меня.

— Елена… — начал я говорить, услышав свой голос как будто со стороны и поняв, что скорее мычу, чем говорю, — выходит, что расплата существует.

— Так кто и кому платит-то? — засмеялась она. — Говорю же — всё дело в балансе, в чувстве меры. Всё может быть и во благо, и во вред. Смотря как это использовать. Творец создал множество различных вещей, в том числе и растения Силы, а с какой целью и с какими намерениями их использовать — выбор каждого. Если ради кайфа и удовольствия — конечно же, наступит зависимость, инверсия и ничего хорошего из этого не последует. Какими были ваши мотивы, когда вы с соколом объедались неизвестными плодами на огороде?

— Елена, но это же не… — пытался я закончить возражение.

— Да знаю я, что это не огород, — быстро зашептала она, поставив ладошку, чтобы сокол не слышал. — Объясняла же: не порть малину птице.

Я посмотрел на сокола. Он не производил впечатления того, кому была еще интересна какая-либо малина. Хотя, он же ещё придет в себя, после отдыха, подумал я.

— Ну, мы же не знали, — начал я, как пьяный, устало отвечать на поставленный вопрос. — Нам было любопытно, понравился эффект.

— Ради эффекта вы занялись самым настоящим огородным чревоугодием, вот и подумай, с позиции баланса, каким должно было быть следствие?

Я вновь мотнул головой в сторону сокола и окинул взглядом ту часть себя, которую мог видеть, затем вновь посмотрел на Елену:

— Таким, — заключил я.

— Так и да! — радостно подтвердила она. — Теперь будете знать, что всякие финтифлюшечки, дающие силу сразу после употребления, бесконтрольно кушать без обоснованной на то причины не стоит, иначе зря растратишь энергию и получишь неизвестное состояние. Впрочем, многих это не останавливает, и они впадают в зависимость — тогда человек перестает развиваться, потому что любой конструктивный рост подменяется инверсией. Вместо того, чтобы достигать свою энергию самостоятельно, он начинает подменяет её энергией растений, в итоге получая фигу — конкретную деградацию, понимаешь?

— Кажется, понимаю, — мычал я. — Но ведь чай, кофе — тоже дают определенную силу. Получается, их тоже нельзя употреблять?

Сокол, как и я, вопрошающе глядел на Елену.

— А ты изучи внимательно, что происходит с теми, кто регулярно употребляет их. Они определенно впадают в зависимость, ничем не отличающуюся от наркотической, различается лишь сила эффекта, и, соответственно, сила зависимости. То же самое можно отнести и к рунам — если ты будешь стремиться использовать их энергию вместо своей — это приведет к тем же последствиям.

— А причем тут тогда огурцы, помидоры и горох? — спросил я. — Они же не дают силы.

— Они дают тебе энергию, — продолжала она, — это тоже сила. Однако, назначение еды и атрибутов Силы всё же различное. Если первое изначально предназначено для восполнения тобой энергии, то второе предназначено совершенно не для её восполнения — в этом и есть их главное различие.

Тем не менее, если ты начнешь бесконтрольно уничтожать и горох или там, твои любимые бананы, то и за этим будут последствия, но расплачиваться всегда ты будешь сам перед собой, ну или, в крайнем случае, перед ремонтной мастерской рюкзаков. А в случае гороха — перед кишечником, — подмигнув правым глазом, хихикнула она. — Желудочно-кишечный тракт, кстати, тоже приведёт всё к балансу, ведь вследствие переедания ты затратишь гораздо больше энергии на переваривание, а значит, в итоге потеряешь, потому что перебрал.

— К тому же, я приводила тебе пример с атакующей едой в ответ на твой неуместный страх расплаты, наказания извне, а не в контексте обсуждения непосредственно энергетического обмена. Ты же вскочил и, сломя голову, понесся в «огород», — продолжала объяснять мне она, покосившись на сокола, — не доведя тему разговора до разумного завершения. Как итог ты, услышав, что нет никакого наказания извне, стал бездумно развлекаться, без учета того, что можешь себе подкинуть свинью и сам.

Она закончила объяснения и улыбнулась. Вроде бы, нам с соколом стало всё более-менее понятно. А… этот, вообще, смотрю, уже дрыхнет, подёргивая лапкой во сне.

Я снова посмотрел на Елену, и мое сердце чуть не выпрыгнуло в «огород»: у неё были заостренные уши, как у эльфа, при этом выражение лица как у Альберта Энштейна на знаменитой фотографии с высунутым языком, а в обеих руках по помидору, у каждого из которых была гримаса как у хэллоуинской тыквы, и они дуэтом издавали весьма устрашающее клокотание:

— Бе-бе-бе-бе-бе-бе, — верещали помидоры.

— Бу-ууууу, — пугала меня Елена, приближаясь со зловещими овощами в руках.

Я автоматически посмотрел на сокола, в искренней надежде, что он уже проснулся и предпримет хоть что-нибудь, но когда повернул голову, то увидел, что сокол, бодрее бодрых, с клоунским носом на клюве и поднятыми вверх и в стороны крыльями, сверлит меня взглядом и, кажется, собирается зашипеть, но…

— Ка-а-а-ар!!! — заорал он так, что у меня зазвенело ушах и вся картинка поплыла перед глазами.

Я очнулся, тяжело дыша, от того, что Елена трясла меня за плечи и била по щекам. Было душно.

— Вы проспали пару часов, уже светает. Можно возвращаться назад, — сказала Елена, слава Богу без помидоров в руках, высунутого языка и эльфийских ушей.

Я быстро перевёл взгляд на сокола — тот лишь стоял на пне и смотрел на меня с повернутой набок головой. «Ну, хоть так» — подумал я.

В поисках еды, которую можно съесть без особых последствий, я начал шарить в рюкзаке и перебирать всё то, что насобирал вчера. Благо, с собой был швейцарских ножик, иначе я бы ни за что не вскрыл большую часть из того, что там было. Вроде, ничего не светилось и не издавало звуков: сейчас меньше всего хотелось бы услышать металлику из какого-нибудь апельсина или увидеть манго, из которого вылетают красные сердечки.

Один из плодов с огромными шипами напомнил мне дуриан — самый вонючий король фруктов знакомого мира. Каково же было мое восхищение, когда я обнаружил, что по вкусу это он и есть, самый идеальный, который только можно представить — идеальный баланс вкусов лука и мороженого. При этом он совершенно не вонял, как стадо орков.

Я закрыл глаза и наслаждался каждым кусочком, замечая, как и сокол успевает отщипывать, поначалу делая это как можно незаметнее. Он подлетал и отлетал, почему-то предполагая, что раз я этого не вижу, то и не слышу, а затем, просто забив на всё, расположился на моем колене и стал брутально клевать сей райский плод.

Елена вдруг взяла и достала из своего рюкзака бананы.

— Так у тебя были бананы?! — спросил я вопиюще-мычащей интонацией, с набитым ртом. — А почему мне не сказала?!

— Так ты и не спрашивал, — спокойно бросила она.

Мы с соколом вопросительно переглянулись.

Следует отметить, что за столь непродолжительное время сна я изрядно набрался сил. Видимо сон на свежем воздухе и в таком необыкновенном месте восстановил гораздо быстрее. А может, Елена дополнительно подкладывала мне руну Соулу, пока я спал. Самое главное, что не зубастые помидоры.

Дорога обратно прошла бодро и весело. Сокол в этот раз не нарезал круги вокруг нас, поддерживая караван, а решил проявить мудрость и по прямой сиганул в сторону дома, стартовав с каким-то нелепым и смешным продолговатым визгом, который затихал по мере его отдаления: вне всяких сомнений, он уже точно запомнил локацию огорода со светящимися ништяками и прочей вкуснятиной.

По прибытию на базу, во внутренний дворик обители Елены, она тут же отправилась мыть посуду, а я сразу собрался дорваться до бананов, которые мог уже сорвать сам, но что-то внутри остановило мой пыл. Я подумал, что пора пересмотреть свои привычки на тему потребления: порванный рюкзак, упадок сил, сбитая чистота осознания и другие случаи, всплывшие в памяти — всё это же не спроста, а в результате моих ошибок. И вместо привычных шести-восьми бананов я взял парочку, съел один не спеша. А второй захомячил сокол, пикируя с востока на запад вдоль межкустового пространства, он перехватил его на лету, как только я подчистил кожуру и был таков.

Тогда я выдержал паузу, убедился, что всё ещё голоден, после чего уверенно и спокойно съел второй.

— Вам повторить? — спросил я у сокола.

Сокол промолчал. Видимо, воздержался.

Я почувствовал себя гораздо лучше от двух очень медленно и осознанно съеденных бананов, чем в те разы, когда уничтожал сверх полдюжины, да и удовольствия получил гораздо больше, концентрируясь на бесконечной палитре вкусовых качеств, которую можно в полной мере ощутить, лишь пребывая в моменте. Можно сказать, что я погружался во вкус словно в целую банановую галактику, вселенные сладких, глубоких планет и океанов объемного наслаждения, которые различали тысячи рецепторов — всё это было таким живым и волшебным…

— Как же я раньше не замечал такого чуда? — подумал я вслух, и вздохнул, ощутив невероятно красочно теперь и свой вдох, как прохладный шелковый поток наиприятнейшего воздуха, наполняющего энергией и силой, а выдох — как более теплый, согревающий и окутывающий пространство, несущий облегчение и очищение.

— Как же я раньше не замечал такого богатства? — вновь сказал я вслух с искренним изумлением.

И меня озарило: эврика, вот оно! Вот то, о чем говорят все духовные учителя и ищущие, которые описывают прелесть настоящего момента в безмолвии. Все те, кто ищут свободы и счастье. Вот оно где! В бесконечном вкусе банана, в невероятной глубине сладкого воздуха. В прикосновении к изумительно-гладкому клюву сокола, хоть я его и не осмеливался трогать. В каждом прикосновении. В каждом запахе. В каждом звуке. В каждом слове. В каждом чувстве. Всегда. Везде. Во всём…

И да, верно говорят — это всегда рядом и бесконечно просто, но я ни за что не стану отрицать и того, что это бесконечно сложно. Сколько лет у меня ушло, просто чтобы хотяь иногда начать по-настоящему ощущать то, что всегда было ближе рук? И нет, это не нос. Это вообще всё. Это сама жизнь. Это прекрасная птица, весело верещащая в огороде бесконечного изобилия светящейся прелести, пернатый ребёнок любви.

Пошел дождь. Ощутив его прикосновение как нечто гораздо лучшее, чем самый сильный экстаз, который когда-либо переживал в жизни, я в полном забвении ума и полной осознанности духа начал танцевать. Я никогда не умел танцевать, но это было неважно, в этот момент я делал это идеально, потому что сам являлся этим моментом.

Сокол так вдохновился моим примером, что тоже пытался пуститься в пляс, но не учел разницу в наших поверхностях и свалился с ветки. Это не остановило его, и он начал творить нечто уже на Земле, кружась вокруг своей оси, то закидывая голову клювом вверх и лапкой вперёд, а крыльями назад и внутрь, то с наклонами головы вперёд, растопыривая крылья вверх, оттягивая лапку назад.

Елена, судя по всему, несла нам какой-то чай, потому наш танец прервал звук подноса и кучи посуды, выпавших из её рук сразу, как она вошла в межкустовое пространство. И первая мысль за долгое время внутренней тишины появилась в моем сознании: «Наконец-то, теперь я и сам ошеломил мастера Е».

Кто бы сомневался, вскоре она пустилась в танец вместе с нами, и в этот раз, чтобы не испортить момент, мы не стали петь ни Корнелюка, ни Укупника. Фоново я понимал, что хоть, наверное, ещё недостаточно осознан и готов к тому, чтобы сохранить это состояние навсегда, следует насладиться им по максимуму, пока оно есть, уж точно празднуя как минимум новую вершину осознания, ласково шепчущую о том, что я на верном пути.

***

Вечером, отправившись в отель, я решил пройти все расстояние пешком, растягивая удовольствие от пейзажей. Бездонное пастельно-серо-синее небо с объемными пепельными облаками, которые подсвечивала нежно Луна и проступающие ярко-белые звёзды, сводило с ума и опьяняло душу. Ветер дул очень бережно, обволакивая кожу и ощущался ресницами: ни хладен, ни тёпл, а просто изумителен. Каждый раз думаешь, Боже, никогда еще мгновения такого не было, да вот вновь и вновь находится новое, другое, но такое же прекрасное или лучше… А всё дело лишь в остановленном внутреннем диалоге, всего-то навсего.

Как рад же я вам, небо и земля!

И ум молчит. Глубок момент, ох, уф…

И отражает добрые, прекрасные края

Ох, этот глянцевый, ах, соколиный клюв.