Анхен и Мари. Прима-балерина

Станислава Бер, 2021

Разве не достойна Анхен посещать театры? Она, наконец, уступает ухаживанию господина Самолётова и принимает приглашение. И вот, в роскоши Императорского театра раздаётся выстрел. Прямо на сцене убита балерина. Не подумайте плохого – убийцу искать не нужно. Преступница не прячется за кулисами. Она стреляет и падает замертво там же, на сцене. Мари, сестра-близнец Анхен, тоже падает, но не замертво, слава Богу, а в обморок. А вот Анхен и господину Самолётову некогда разлёживаться. Им предстоит распутать клубок тайн и интриг, сложившихся в уважаемом культурном заведении столицы Российской империи. Лавина вопросов обрушивается на следствие. Почему стреляла прима-балерина? И кто отравил её саму? Громкое преступление будоражит общественность. Обер-полицмейстер обещает спустить с сыщиков сто шкур, если они не найдут ответы на все вопросы. Хорошо, что Анхен обладает особым даром. Она видит воспоминание людей, прикоснувшись к руке. Это помогает ей вывести преступников на чистую воду.

Мама, я влюблён!

Вечер отчаянно испортился, как только господин Самолётов проводил барышень Ростоцких до дома. Сыпал дождь вперемежку со снегом. Колючие капли барабанили по крыше служебного экипажа. Воздух стал сырым и вязким. Однако Иван Филаретович не замечал скверной погоды.

— Что за напасть, — вслух сказал он и вздохнул.

Это должен был быть самый прекрасный вечер в его жизни. Он выкроил из скромного семейного бюджета средства на билеты в театр, чтобы провести его с Анхен и её сестрой, а не расследовать очередное убийство. Но вмешался проклятый случай.

Иван Филаретович опять вздохнул. Он ненавидел эти случаи и, вообще, игры с судьбой. Ненавидел казино, рулетку, игроков, кутил и любителей испытать удачу. Были на то причины.

— Мерзавец, — прорычал делопроизводитель, сжал кулаки, и клуб пара вырвался из его рта.

Ненавидел, да. А всё из-за батюшки, спустившего и своё, и матушкино состояние. Наследие двух старинных дворянских родов пошло прахом. А всё почему? Потому что Филарет Самолётов так верил в судьбу, в удачу, в счастливый случай, что в одну ночь проиграл всё в карты. Всё проиграл: и матушкино наследство, и образование сына — Иван собирался получить диплом университета, но окончил только первый курс юридического факультета, и здоровье дочери, и будущее их семьи. Не задумываясь, всё поставил на кон, проиграл и пустил себе пулю в лоб.

Поэтому Иван Филаретович и пошёл служить в полицию. Искать виновных, искоренять злачные места, вершить справедливость было ему по сердцу. Да и жалованье платили хорошее, грех жаловаться. В их положении деньги играли роль.

— Тпру-у-у! Приехали, барин.

Возница остановил лошадей у ворот дома с мезонином. Иван Филаретович поднял воротник суконного пальто, надел шляпу, вышел из экипажа, крикнул"Спасибо, любезный!"и понёсся к калитке горчичного цвета. Впрочем, в такую погоду и в такое время цвет едва угадывался. Дом был старый. Казалось, он колыхался и скрипел при порывистом ветре. Да и на том спасибо. Дядя Ивана Филаретовича, матушкин брат, пустил их жить в опустевший дедов дом, когда случилось несчастье — приставы описали всё имущество семьи.

— Вы нынче поздно, Иван Филаретович, — заметила матушка из гостиной. — Неужто спектакль так поздно закончился?

— Нет, он даже не успел начаться. Сестрица спит уже? — спросил хороший сын и брат.

Господин Самолётов в сенях снял пальто и шляпу, стряхнув с них капли. Подошёл к матушке и поцеловал ей руку.

— Почивает. Умаялась за день. Как же это? Со спектаклем-то?

— Вот так. Занавес, и сразу двойное убийство, — сказал Иван Филаретович, усаживаясь у стола.

Он расстегнул тугой ворот рубашки, развязал галстук-бабочку и положил его рядом.

— Шутить изволите, — усомнилась матушка.

— Какие тут шутки. До ночи мы рыскали по театру, словно гончие в осеннюю охоту.

— Но что произошло? Толком сказывайте, — потребовала матушка и тоже уселась за стол.

— В начале пролога прямо на сцене на глазах у изумлённой публики прима Пичугина застрелила балерину Черникину. И вся недолга, — сказал делопроизводитель, приподнял брови и поджал пухлые губы.

Матушка округлила глаза и тяжело задышала. Схватила веер со стола и принялась обмахивать себя. Словно на светском рауте или званом вечере, на которые давно их не зовут.

— Какие страсти творятся! — только и сказала она.

Однако госпожа Самолётова сделана была из крутого теста. Хоть ей многое пришлось пережить на своём веку, падать в обмороки она не собиралась. И вообще она многое ещё могла и хотела.

— Я тут коротала вечер за пасьянсом и решила, что мы будем делать дальше, — сказала после паузы матушка. — Решила окончательно.

— В каком смысле? — спросил господин Самолётов.

— Вы, Иван Филаретович, должны вернуть то, что принадлежит мне по праву рождения, — сказала матушка и приподняла подбородок.

Сын посмотрел на неё, округлив глаза.

— Я про имение, — разъяснила, наконец, матушка. — Оно принадлежало мне по праву наследия. И батюшка Ваш не мог его проиграть. Вы должны подать прошение в суд. Мы должны вернуть наши земли обратно.

— Как же я сделаю сие? — спросил ошарашенный сын.

— Я интересовалась сим вопросом у сведущих людей. Сие возможно, — сказала матушка с таким нажимом, будто всё уже решено.

— Я не слышал, — сказал Иван Филаретович.

— Ещё в 1753 году императрица Елизавета Петровна подписала указ, даровавший замужним женщинам контроль над имуществом. Стало быть, Филарет, упокой Господь его душу, не в праве был ставить имение на кон. Ясно? — строго спросила она, как будто это сын, а не муж проиграл её состояние.

— Ну, не знаю, матушка…, — начал было Иван Филаретович.

— Тут и знать нечего. Отвоюем землю, я в имении фабрику открою — как дед мой раньше делал, а батюшка твой разорил потом. И заживём лучше прежнего.

Господин Самолётов встал.

— И переедем в деревню?! — спросил он в ужасе.

— Вы, ежели не хотите, можете в городе оставаться. Коли по нраву Вам, служите в полиции, дело Ваше. А сестре Вашей каково? — грозно спросила мать.

— Да, я совсем забыл. Сестрице ведь доктора прописали свежий воздух. Как я мог запамятовать? — устыдился Иван Филаретович.

Он сел обратно на стул.

— Да, дело даже не в службе полиции. Дело в другом, — сказал Иван Филаретович, понижая голос.

— В чём же? — спросила матушка.

— Я влюблён, — тихо ответил сын.

— Ты… что? — переспросила матушка.

— Я влюблён, — повторил он чуть громче.

— Что ты там шепчешь, не пойму?

— Влюблён, как мальчишка! По самую макушку влюбился, сил нет, — закричал Иван Филаретович, краснея.

— Зачем так кричать, в толк не возьму, — спокойно сказала матушка. — В кого влюблён-то?

Господин Самолётов тоже успокоился.

— В коллегу. Я Вам уже про неё сказывал. Художница наша. Анна Николаевна Ростоцкая. Знаете, она какая? Она… она… Она — для меня самая настоящая загадка. С ней… с ней… С ней никогда не знаешь, что будет дальше.

— Девица свободна? — задала практичный вопрос матушка.

— Не замужем, это точно, — закивал Иван Филаретович.

Матушка встала, подошла к сыну, словно королева к странствующему рыцарю. Иван Филаретович, почувствовав торжественность момента, тоже хотел встать. Однако матушка положила руку ему на плечо, словно меч.

— Коли любите, женитесь, Иван Филаретович! В чём затруднение, сын мой? — спросила она.

— Вы меня благословляете, матушка?

— Это ещё рано. Имение матушке верните и женитесь себе с миром.