От парадоксов к теории 2.0

Станислав Пчелинцев, 2021

Предлагаемая вниманию читателей работа развивает концепцию автора, изложенную в книге «От парадоксов к теории», выпущенной в издательстве ИТРК в 2017 году. Системное мышление с опорой на инженерный подход позволяет проанализировать вкратце сложившуюся в России социально-экономическую ситуацию, сформулировать единую общегосударственную цель для всех социальных страт российского общества. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся общественными науками. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Введение

В качестве краткого введения в историю вопроса, я предлагаю выдержку из реферата Е.А. Лазуркиной «Постэкономическое общество в работах В.Л. Иноземцева»:

«В понятии постэкономического общества интегрируются все важнейшие элементы глубинных преобразований современной социально-экономической деятельности, к которым, так или иначе, апеллируют представители самых разных футурологических школ.

Между тем фактически никто из зарубежных социологов не использовал в своих теоретических конструкциях понятия постэкономического общества для обозначения будущего социального состояния.

Этот термин появлялся в работах Г. Кана — известный американский футуролог Г. Кан впервые употребил термин “постэкономическое общество” в докладе 1960-х годов в Гудзоновском институте в Нью-Йорке, (см.: Kahn, H. Forces for Change in the Final Third of the Twentieth Century, — N.Y., 1970) и Д. Белла (см.: Белл, Д. Грядущее постиндустриальное общество, — М., 1999, с. 56–58.), относящихся к периоду становления постиндустриальной теории, когда её понятийный аппарат только ещё формировался, но то были эпизоды, не получившие впоследствии сколько-нибудь заметного развития.

В значительной мере это объясняется, на наш взгляд, спецификой английского языка, в котором слово economy обозначает все формы производственной и хозяйственной деятельности, — становится ли таковая основанием для товарного обмена или остаётся ограниченной натуральным (и даже домашним) хозяйством, достигает ли народно-хозяйственного масштаба или не выходит за пределы отдельных замкнутых общностей.

Напротив, в русском языке всегда было принято разделять “экономику” и “хозяйство”, подразумевая, что первое понятие является более узким и относится к самоорганизующимся системам товарно-рыночного типа, тогда как второе обозначает любую производственную деятельность человека вообще.

Англоязычные авторы применяют понятие “экономика” (economy) для обозначения любой хозяйственной деятельности, что отражается, например, в термине “домашнее хозяйство” (household economy). Отсутствие термина, оттеняющего ограниченное значение понятия economy, и объясняет явное предубеждение против идеи постэкономического (post-economic) общества. Всё это препятствует адекватному восприятию и широкому использованию понятия “постэкономическое общество” в западной социологической теории, становящейся в последние годы почти исключительно англоязычной.

Справедливости ради необходимо отметить, что, несмотря на скептическое отношение к идее постэкономизма, западные исследователи часто говорят о капитализме как об экономическом строе. <…> Более того, многие исследователи говорят о доиндустриальных и постиндустриальных производственных отношениях как о неэкономических (non-economic). Поэтому можно надеяться, что с дальнейшим развитием постиндустриальных тенденций понятие постэкономического общества получит более широкое распространение (см.: Иноземцев, В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы, — М., 2000, с. 31–35)».

И далее: «Основные черты постэкономического общества. Подчеркнём ещё раз, что под постэкономическим обществом понимаем такой тип социального устройства, при котором хозяйственная деятельность человека становится всё более интенсивной и комплексной, однако не определяется более его материальными интересами, не задаётся традиционно понимаемой целесообразностью. В настоящее время невозможно дать детальное описание основных характеристик нового социума, зарождающегося в недрах развитых западных обществ. <…> Оставаясь на прочном фундаменте науки, сегодня нельзя заглянуть в будущее настолько далеко, чтобы уверенно говорить о важнейших принципах функционирования нового общества»^[2].

К сожалению, история вопроса о постэкономическом социальном устройстве общества с позиции стоящей на прочном фундаменте науки закончилась, таким образом, так и не успев начаться. В последних работах и В.Л. Иноземцева «Несовременная страна: Россия в мире XXI века», и в совместной работе В.Л. Иноземцева и Н.А. Кричевского «Экономика здравого смысла», и в работе Н.А. Кричевского «Наследие противоречий: истоки русского экономического характера» (при всей её неоспоримой ценности) даже упоминание о постэкономическом устройстве общества уже отсутствует.

Поскольку «основные характеристики нового социума, зарождающегося в недрах развитых западных обществ», ни Г. Кан, ни Д. Белл нам не сообщили, а самим нам «нельзя заглянуть в будущее настолько далеко», нам нельзя и «уверенно говорить о важнейших принципах функционирования нового общества».

А что нам можно и нужно? На этот вопрос в своей последней книге В.Л. Иноземцев отвечает так: «Сегодня нужно исходить из того, что в новейшей европейской истории отклонения от демократического пути развития, хотя и встречаются часто, всегда остаются временными. Более того, история корпоративистских режимов (в отличие, замечу, от коммунистических) характеризуется тем, что, зацикленные на принципе вождизма, они никогда не переживали ухода своего основателя (причём даже в тех случаях, когда такой уход не был связан с каким-либо военным поражением и полным разрушением существующей политической системы). Поэтому сегодня не стоит пытаться “демонтировать” ретроградный и недемократический российский режим; его просто следует пытаться “пережить” — а когда это случится, окружающему Россию миру следует не повторить ошибок, допущенных в 1920-е и в 1990-е годы, и максимально инкорпорировать в свои структуры несовременную страну — потому что только такими методами её можно приобщить к современности»^[3].

Нечто подобное происходило в СССР ещё до «перестройки». Появилось много статей и книг, в которых «доказывалась» необходимость перехода на копирование зарубежной вычислительной техники, поскольку мы отставали, были «несовременными». Да, изначально было небольшое отставание, но копирование чужой техники ещё больше увеличило это отставание, а последующий переход на закупку зарубежной компьютерной техники почти уже лишил Россию информационной безопасности. Почти ли? Вот что пишет всемирно известный специалист в области информационных технологий Эндрю Таненбаум по поводу угрозы информационной безопасности: «…в последние годы возникла новая угроза. Посторонние лица могут иногда взять на себя управление чьими-нибудь домашними компьютерами (используя вирусы и другие средства) и превратить их в зомби (zombies), моментально выполняющих приказания посторонних лиц. Часто зомби используются для рассылки спама, поэтому истинный инициатор спам-атаки не может быть отслежен»^[4]. И далее:

«Постоянно в новостях появляются сообщения о вирусах, червях и прочих проблемах. При таком положении дел можно задать два простых и вполне логичных вопроса:

1. А нельзя ли создать защищенную компьютерную систему?

2. Если да, то почему она до сих пор не создана?

Ответ на первый вопрос в целом будет положительным. О том, как можно создать защищенную систему, известно уже несколько десятилетий. Например, у системы MULTICS, разработанной в 60-х годах, защищенность была одной из главных задач, и она вполне успешно решена. <…>. У Microsoft есть защищенная операционная система (Fandrich et al., 2006), но она не выводит её на рынок»^[5].

Как видим, информационная безопасность имеет одностороннюю направленность, а именно: надежная собственная защита Microsoft и возможно каких-либо избранных пользователей в США и «открытое общество» и максимальная открытость информационного пространства для остального мира, на который информационная безопасность не распространяется. Можно не сомневаться, что за время, прошедшее с момента опубликования Таненбаумом книги, оба эти направления получили дальнейшее развитие.

Всё это результат копирования, европейничанья и игры в поддавки Западу российской прозападной элиты. С информационной безопасностью в мире сложилась ситуация, которую можно описать любимой поговоркой сплетниц, слегка, её перифразировав: «по секрету всему свету, но сначала интернету».

Могут ли жители экватора скопировать жизнь жителей полярного круга и переодеться в унты и шубы, а жители полярного круга скопировать жизнь жителей экватора и переодеться, соответственно, в шорты или набедренные повязки, став более «современными»? У каждого народа свои условия жизни, — географические, исторические, ресурсные, свои соседи и границы и, соответственно, своя современность, своя действительность. Эти условия накладывают определённые ограничения в эндогенной (внутренней) логике на естественную скорость развития или деградации любого народа. В экзогенной (внешней или навязанной) логике эти ограничения ещё более жёсткие. Увеличение скорости развития требует дополнительных ресурсов и помощи. Соответственно, изъятие ресурсов, как «экономическая помощь» или «борьба всех против всех за ресурсы», ведёт к ускорению деградации любого народа, как и любой системы.

На Земле в реальности, как совокупности действительностей, и высоком проценте виртуальности (возможности и искусственно создаваемой неопределённости) сложилась уникальная ситуация непогрешимости (истинности) экономизма, воспроизводящая на протяжении тысячелетий «борьбу всех против всех» и медленно и потому незаметно ведущая всё человечество, всю её первобытную «современность», а не только Россию, к гибели.

Но в эндогенной логике развития самогó «непогрешимого» экономизма этого не видно. Поэтому любая критика, высказанная, например, в работах «Критика экономизма» Петера Ульриха, «Экономика в будущем» Александра Каспара, «Экономика будущего» Е.Н. Улитиной, трудах современных российских авторов Сергея Глазьева, Михаила Делягина, Валентина Катасонова и многих других, воспринимается, с позиции экономизма, как голос народа или как глас вопиющего в пустыне.

Вопиющий в пустыне свой голос отдал,

За того, кто пустыню на чипы продал.

Людей и песка теперь нет и в помине.

ИИ — истукан лишь замер на мине.

Автор четверостишия неизвестен, но комментировать придется мне, раз я вспомнил и привёл как цитату. Искусственный интеллект (ИИ), как и любое другое изобретение, начиная с простых стрел, копий, катапульт и заканчивая современными сверх-, гипер — и прочими «коронавирусами», создается и/или используется, прежде всего, как оружие массового поражения (ОМП). А поскольку деградирующий человек, по своим психофизическим параметрам, не успевает уже управлять постоянно развивающимся вооружением, созрела и необходимость передать это управление в «железные руки» искусственного интеллекта. Здесь, можно уже говорить ещё об одном виде сингулярности — сингулярности вооружения, как следствии воинствующего экономизма, но об этом ниже.

Тот факт, что воинствующий экономизм не является продуктом самой России, а навязан ей Западом в процессе «осовременивания» России, как болезнь, которую ещё в позапрошлом веке Н.Я. Данилевский обозначил как «европейничанье», и которая стала уже хронической, — в эндогенной логике экономизма не осознаётся даже сильными экономистами. Примеров можно привести много, но вернусь к последней работе В.Л. Иноземцева: «Мир ХХI века распадается на часть, в которой производятся образы будущего, и на часть, где они потребляются, — при этом первая получает в своё распоряжение источник своего рода неограниченного богатства, воссоздать которое на глобальной периферии исключительно сложно. В такой ситуации рецепции, в которых Россия была столь искусной, резко теряют в своей значимости, а для самостоятельного развития с учетом истории ХХ столетия не остается ни сил, ни средств, ни опыта»^[6].

Что касается рецепций или по меткому выражению Данилевского «европейничанья», то в этом и Европа или точнее «коллективный Запад» искусен не менее России. Но если для России это болезнь, хотя и трудно излечиваемая, то для коллективного Запада это обычное нормальное состояние, что и ведёт к медленному «закату Европы», читай коллективного Запада, или той части, «где производятся образы будущего»: «Это уже конец демократии. Если в мире истин всё решает доказательство, то в мире фактов решающую роль играет успех. Успех означает триумф одного потока существования над другими. Жизнь утвердила себя. Мечты усовершенствователей мира становятся инструментами в руках властных натур. На позднем этапе демократии ярко проявляются расовые черты, которые подавляют и осмеивают идеалы, отбрасывая их в пропасть. Так было в египетских Фивах, в Риме, в Китае, но ни в одной другой цивилизации стремление к власти не принимало таких непримиримых форм. Мысли и тем самым действия масс находятся под жёстким контролем. Поэтому и только поэтому человек находится в двойном рабстве, будучи читателем и избирателем, в то время как партии становятся послушными свитами немногих личностей, на которых уже ложится первая тень цезаризма. <…> Но сегодня власть, как когда-то в Риме, перемещается из парламентов в частные круги, а выборы неминуемо низводятся до уровня комедии. Всё решают деньги в интересах тех, у кого они есть, а процесс выборов превращается в игру с заранее предрешенным исходом, в инсценировку самоопределения народа. И если первоначально выборы были революцией в законных формах, то теперь эти формы исчерпали себя и люди “выбирают” свою судьбу привычными средствами кровавого насилия, когда политика денег становится для них невыносимой. С помощью денег демократия уничтожает самое себя после того, как деньги уничтожили дух. <…> Народ устаёт от денежной экономики вплоть до отвращения»^[7]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Лазуркина, Е.А. Постэкономическое общество в работах В. Л. Иноземцева: реферат. — М.: МИИТ, 2006. — С. 8–11; URL-ссылка: https://www.bestreferat.ru/referat-171699.html

3

Иноземцев, В.Л. Несовременная страна: Россия в мире XXI века. — М.: Альпина Паблишер, 2019. — С. 111.

4

Таненбаум Эндрю. Современные операционные системы. — СПб., 2012. — С. 712.

5

Указ. соч. — С. 730.

6

Иноземцев, В.Л. Несовременная страна: Россия в мире ХХI века. — М.: Альпина Паблишер, 2018. — С. 338.

7

Шпенглер, О. Закат Европы. — М., 2019. — Т. 2. — С. 591–592.