Камень. Книга шестая

Станислав Николаевич Минин, 2023

Продолжение приключений Алексея Пожарского в столице Российской Империи.В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

Глава 4

Подготовка к поездке в Кремль на совет рода у нас в особняке началась с самого раннего утра и продолжилась до одиннадцати часов дня. Отец сегодня выглядел вполне прилично: он вчера, как и обещал, после той бутылки красного сухого больше алкоголя не пил, не употреблял он и в бане, как и после нее. Они с Прохором и Иваном звали париться и меня, но я отказался и провел вечер в обществе Сашки Петрова и Виктории, которая сразу же по приезде передала мне привет от генерала Орлова.

— Вика, скажи Василию Ивановичу, что я его сам наберу. А то у меня, сама понимаешь, пока вообще ничего не ясно.

— Передам, — кивнула она. — Пойду-ка я Прохора найду, а то он своей Решетовой давно не звонил, надоело уже его, подлеца, прикрывать от Катерины.

Ночь прошла без происшествий, а после завтрака и отъезда Вики в Ясенево, а Сашки на учебу в Суриковку, особняк засуетился: Михеев убежал инструктировать прибывших дворцовых отца и проверять машины кортежа, мы все попали в цепкие руки двух вызванных из Кремля парикмахеров, а после стрижки отец, Прохор и Иван в последний раз решили проверить свои еще вчера приготовленные костюмы, рубашки и галстуки. Заставили и меня заранее продемонстрировать сегодняшний лук:

— А то с тебя, Алексей, станется, — улыбался Прохор. — Так и заявишься в Кремль в том же, в чем таскаешься на учебу, в этих своих джинсах, рубашонке и легкомысленном модном пиджачке без галстука!

— Да я бы вообще туда в спортивном костюме пришел, — отмахнулся я. — Думаю, на результат очередных посиделок Романовых это бы никак не повлияло.

— Ну а вдруг? — Надежды, впрочем, в голосе воспитателя слышно не было. — И не забывай, мы как бы тоже по твоей милости приглашены, вот и можем попасть под горячую руку императора. А так, смотришь, и амнистюшка какая перепадет…

— Прохор, ты вроде большой уже, а в сказки веришь! — улыбался я. — Твоя главная амнистия — это то, что Романовы прекрасно знают, что я за тебя им глотки перегрызу! Так что не переживай, все будет нормально, удар возьму на себя. Кстати, по вашим каналам не слышно, как именно меня собираются раком ставить?

— В смысле, раком ставить? А-а-а, наказывать? — Я кивнул. — Не-а, тишина. Даже Сашка, насколько я понял, ничего не знает. О, а вот и он, можешь сам спросить.

— Чего спросить? — вошедший в гостиную отец критически оглядел мой прикид. — Уже новые шить надо, вон и в плечах чуть жмёт, да и верхнюю пуговицу на пиджаке переставлять надо.

Я и сам заметил, что все костюмы мне становятся малы, даже несмотря на то, что в воскресенье ночью на нервах явно скинул пару-тройку совсем не лишних килограммов. Как еще в августе отметил портной Пожарских, я становлюсь плотнее.

— Так чего там у меня спросить тебе надо было, Алексей?

— Какое наказание мне придумали? Нисколько не сомневаюсь, что это вопрос уже решенный.

— Никак ты о последствиях совета рода задумался? — усмехнулся отец. — Значит, нервы все же не железные.

— Да я так, ради интереса, — пожал я плечами. — Можешь не говорить, пусть будет приятным сюрпризом. И вообще, пошли они все со своим советом рода… — Я начал стягивать галстук.

— Э-э-э, Лешка! — улыбка мигом слетела с лица отца. — Если тебе на меня с Иваном наплевать, хотя бы о Прохоре с Михаилом Николаевичем подумай! Если ты на совет не явишься, я даже представить не берусь всех последствий…

— Ладно-ладно… — я вернул узел галстука на место. — Убедил. Поеду только из сострадания к вам. И из уважения.

— Слава тебе, господи! — отец картинно посмотрел наверх. — А по твоему наказанию я ничего не знаю, все молчат, и брат, и мама, и другие родичи, а государь наш так вообще со мной по телефону разговаривать отказывается. Но ты абсолютно прав, решение уже принято, согласовано и будет оглашено в любом случае, если не случится уж совсем чего-то из ряда вон выходящего. А перед этим, как водится, нам хорошенько потреплют нервы и постараются привить очередной комплекс вины, дабы впредь неповадно было… Ну, ты понял, сынок. Так что внимательно следи за тем, что будет происходить, запоминай и мотай на ус, сам потом в качестве императора так же делать будешь. — Отец жестом остановил меня. — Будешь, поверь мне, не все же время людишек гневом своим до усрачки пугать и морды направо и налево бить, надо для разнообразия учиться и словом убеждать. Ну что, пугает тебя неизвестность в виде итогов совета рода?

— Трепещу, — кивнул я.

— То-то! — продолжал улыбаться отец. — Как там говорится, ожидание смерти хуже самой смерти. Вот государь наш грамотно и создает соответствующее напряжение перед экзекуцией.

— А ты-то сам как к этому всему относишься? — не удержался я от вопроса.

— С раздражением, — поморщился он. — Вернее, бесит это все. У меня, ко всему прочему, есть еще и свои причины для недовольства, но о них мы поговорим как-нибудь в другой раз. Договорились, сынок?

— Договорились. Вопросов больше не имею.

— И постарайся вести себя на совете сдержанно, не поддавайся на провокации государя, который явно захочет продемонстрировать родичам твою «неадекватность».

— Хорошо.

— Вот и славно! — удовлетворенно кивнул отец. — А я пока пойду нашего Колдуна проверю. А то у него ума хватит и в Кремль заявиться в своих неизменных плаще и кепке.

На место экзекуции мы выдвинулись с запасом, в двенадцатом часу дня, и прибыли к Большому кремлёвскому дворцу за пятнадцать минут до назначенного времени, где и были встречены уже дожидавшимся нас дворцовым. Судя по ожидавшей на стоянке «Чайке» с гербами Пожарских, дед Михаил уже был здесь.

Дорога по коридорам дворца не заняла много времени, и вскоре мы оказались в приемной Екатерининского зала, где уже в гордом одиночестве и с озабоченным выражением лица по паркету прохаживался дед Михаил, совершенно при этом не обращая внимания на роскошные интерьеры. Первыми с князем Пожарским поздоровались Прохор с Иваном, а потом и отец, который, понятно, и не подумал приносить князю обещанные извинения прямо здесь, для этого была явно не подходящая обстановка.

— Здравствуй, деда! — Я последним подошел к нему и протянул руку.

— Здравствуй, Алексей. — Он улыбнулся, пожал мою ладонь и, взяв под локоток, отвел меня в сторону. — Как настрой?

— Боевой, — улыбнулся я в ответ.

— Это хорошо, — кивнул он. — Надеюсь, несмотря на это, ты будешь держать себя в руках… на предстоящем мероприятии?

— А что, у меня есть основания… для волнения? — пожал я плечами.

— Алексей, — усмехнулся дед, — ну это же не в мою честь собирается императорский род, и у тебя по любому должны быть основания для волнения. Уверен, от любого из возможных решений ты не будешь в восторге.

— Деда, это уже третий совет рода, на котором я присутствую. Первый был по поводу моего принятия в род, второй затеяли после того, как я нечаянно повредил здоровье императора, а третий собирается по поводу того, что я пытался защитить своих близких. Можно сказать, что я уже привык.

— Это-то меня и пугает, — протянул он. — Слишком я тебя хорошо знаю.

— Деда, я тебя тоже хорошо знаю и уверен, что ты переживаешь гораздо больше меня. Забей!

— Лёшка, ты помнишь, что я сказал в Бутырке, прежде чем уйти с вашей с Сашкой пьянки? — Он прищурился.

— Не помню, но мне передали.

— Так вот, внук, ты уже взрослый, и у тебя есть своя семья, — он показал глазами в сторону отца, — вот пусть это семья тебя и воспитывает. — И только я хотел ему возразить, как дед остановил меня жестом и продолжил: — Это не говорит о том, что я стану тебя меньше любить, или мы не будем общаться. Запомни, Пожарские всегда останутся твоими ближайшими родственниками, и мы будем за тебя переживать, но ты теперь Романов, Лёшка, вот и оставайся им. Не обижаешься?

— Деда, ты же знаешь… — начал я.

— Алексей, — прервал он, — тебе сейчас о другом думать надо. Давай мы все эти разговоры отложим на потом, сейчас не время и не место. — Сейчас он мне напоминал отца, и словами, и выражением лица.

— Давай, — вздохнул я.

***

Совет рода Романовых начался ровно в полдень: перед нами распахнулись двери Екатерининского зала, и двое дворцовых показали жестами, что мы можем входить.

— А где герольды с трубами? — поинтересовался я у отца.

— Будут тебе герольды! — буркнул он. — И трубы будут! Иди давай, менестрель свободы, и веди себя прилично.

В этом зале я еще не был и стал разглядывать его с большим интересом. Впечатления были самыми положительными: не очень большая площадь, длинный стол посередине, светлые стены с потолком, позолоченные люстры, свисающие с потолка, паркет с затейливым рисунком Ордена Святой Екатерины, огромные окна с тяжелыми светлыми портьерами. Одним словом, лепота!

Члены совета рода ожидали за длинным столом, сработанным в общей стилистике зала. Во главе, как и положено, восседал председательствующий император, а в противоположном от нашего входа углу скромно устроились императрица с Виталием Борисовичем Пафнутьевым. Под общим руководством отца мы остановились перед некой воображаемый чертой и дружно поклонялись. С минуту длилось молчание, во время которого члены совета рода нас, как неродных, пристально разглядывали, пока император не заговорил:

— Что ж, пожалуй, начнём, помолясь. А разбираем мы сегодня поведение великого князя Алексея Александровича, который в ночь с воскресенья на понедельник заявился без нашего разрешения в особняк Карамзиных с… дружественным визитом, а также разберем поведение лиц, ответственных за воспитание великого князя. Итак, напомню суть дела. В это воскресенье вечером на телефон великого князя Алексея Александровича с номера княжны Анны Кирилловны Шереметьевы пришло сообщение, с текстом которого вы все знакомы. Несмотря на то, что присутствующий здесь князь Михаил Николаевич Пожарский, временно назначенный мной приглядывать за молодым человеком, отговаривал Алексея Александровича от поездки на место событий, Алексей Александрович в сопровождении господ Белобородова Прохора Петровича и Кузьмина Ивана Олеговича все же направился на место событий, к ресторану «Русская изба», где и ознакомился с известными на тот момент обстоятельствами похищения вышеупомянутый княжны Шереметьевой. Дождавшись приезда Пафнутьева Виталия Борисовича, — император кивнул в сторону фактического главы тайной канцелярии, — Алексей Александрович заставил его сесть в машину и проехать с ним к особняку рода Карамзиных. Хочу отметить, что Виталий Борисович подвергся сильнейшему воздействию со стороны Алексея Александровича и не мог оказывать ему сопротивления. — Стол загудел. — Белобородов и Кузьмин пытались остановить молодого человека, но у них не получилось, причём Кузьмин после этих попыток оказался в бессознательном состоянии. — Стол загудел сильнее, император терпеливо дождался тишины и продолжил: — После отъезда Алексея Александровича господин Белобородов сразу же позвонил мне и предупредил, что его воспитанник направился к Карамзиным со всем нам понятной целью. После этого звонка и учитывая характер Алексея Александровича мною было принято единственно правильное решение в сложившейся ситуации — поддержать возмутительную инициативу молодого человека, чтобы избежать лишних жертв и ненужной роду Романовых огласки, которая неизбежно влекла соответствующие репутационные потери. С результатами уже нашего совместного визита к Карамзиным вы все тоже прекрасно знакомы. У кого-то из членов совета будут вопросы по сути изложенного? — Император оглядел сидящих за столом, те отрицательно помотали головами. — Тот же вопрос к вам. — Он посмотрел в нашу сторону.

— Государь, есть уточнение, — сказал отец.

— Слушаем, — кивнул тот.

— Уважаемый совет, по моему мнению, произошедшее в особняке Карамзиных надо рассматривать еще и в свете событий, которые случились до этого. А начинать надо с покушения на моего сына на границе с Афганистаном, где…

— Совет в курсе всех этих событий, — прервал его император. — И обязательно учтет эти факты в совокупности. Есть еще что-то, Александр Николаевич?

— Пока нет, государь.

— Тогда переходим к разбору происходившего у Карамзиных. Основной претензией, как я уже отметил ранее, является неконтролируемое и возмутительное поведение великого князя Алексея Александровича, который, несмотря на все предупреждения со стороны членов рода Романовых, напал на особняк рода Карамзиных, являющихся родичами его святейшества Святослава. Надеюсь, никому не надо объяснять, к чему могли привести события, развивайся они по неблагоприятному для нас сценарию? — Он опять оглядел стол и не услышал никаких возражений. — Хорошо. Все согласны, что подобное поведение великого князя Алексея Александровича, даже при наличии справедливо указанных Александром Николаевичем смягчающих обстоятельств, является совершенно недопустимым? — Возражений от совета не последовало. — Отлично! А теперь предлагаю начать определение тяжести вины лица, если так можно выразиться, менее виноватого в произошедшем и даже где-то пострадавшего, а именно господина Кузьмина. Иван Олегович, что вы можете сказать в своё оправдание?

— Виноват, ваше императорское величество! — вытянулся тот и замер.

— Понятно… — кивнул император.

Я же мысленно усмехнулся и поставил жирный плюс царственному дедушке: он, похоже, специально не полез в глубь всех обстоятельств произошедшего, не желая подставлять старшего сына и лучшего друга, коим для него являлся князь Пожарский. Хотя, может, это являлось с его стороны очередной хитрой ловушкой…

— Прохор Петрович, — теперь император обращался к моему воспитателю, — что вы можете сказать в своё оправдание?

— Моя вина, ваше императорское величество! — тоже вытянулся тот. — Я не досмотрел, не учёл все обстоятельства и характер великого князя Алексея Александровича, хотя должен был! В произошедшем полностью моя вина, ваше императорское величество!

— И это туда же! — покривился император. — Хотя не будем отрицать очевидных вещей, моя вина в полной мере присутствует тоже, ведь это именно я утверждал кандидатуру господина Белобородова на роль воспитателя малолетнего… тогда еще князя Пожарского. А если учитывать специфический жизненный опыт Прохора Петровича, уважаемые родичи, ожидать какого-то другого результата было бы просто глупо…

Стол загудел от одобрительных возгласов членов совета. И касались они совсем не гипотетической вины главы рода, а как раз-таки одиозности личности моего воспитателя.

— Прошу тишины, — продолжил император. — Я тут перед советом рода ещё раз полистал личное дело господина Белобородова, так вот, среди его неоспоримых достоинств является то, что он всегда неукоснительно выполнял приказы вышестоящего командования, в отличие от того же самого господина Кузьмина. — Царственный дед остро глянул в сторону колдуна. — И, я уверен, Прохор Петрович должен был это качество в полной мере привить и своему воспитаннику, что он, судя по отчётам, несомненно, и сделал. Ведь так, Прохор Петрович?

— Так точно, ваше императорское величество! — продолжал тянуться воспитатель.

— А что нам на это скажет князь Михаил Николаевич Пожарский, который был фактически куратором от Романовых в деле правильного воспитания… князя Пожарского-младшего?

Теперь все взгляды членов совета рода были устремлены на деда Михаила.

— Государь, — он только обозначил стойку смирно, но вот тянуться не стал. — Прохор Петрович к воспитанию… князя Пожарского-младшего относился со всей возможной ответственностью и любовью, и воспитал, я уверен, достойного молодого человека. Да, государь, не буду отрицать, у Алексея Александровича есть проблемы с подчинением, но это скорее особенность характера, которая только в крайних ситуациях является недостатком, во всём же остальном это несомненное достоинство. А все эти… резкие порывы с обострённым чувством справедливости, государь, пройдут только с возрастом, и ничего с этим не поделать. — Дед развёл руками.

— Михаил Николаевич, — хмыкнул император, — присутствующие здесь прекрасно знают о ваших с Алексеем Александровичем тёплых взаимоотношениях. И тем не менее не могли бы поделиться вашим, вне всяких сомнений, авторитетным мнением о действиях нашего с вами внука, касаемо его визита в особняк Карамзиных?

— Государь, вы ставите меня в неудобное положение! — вскинулся Пожарский. — И это прежде всего касается обсуждения предшествующих произошедшему действий рода Романовых.

— Я понял, о чем вы, князь, — кивнул император и пояснил сидящим за столом членам совета: — Я обращался к Михаилу Николаевичу за небольшой консультацией… по отдельным вопросам. И все-таки, Михаил Николаевич, мы вас внимательно слушаем.

— Хорошо, государь. — Дед Михаил глянул на меня и вздохнул. — Я полностью с вами согласен и тоже считаю действия великого князя Алексея Александровича в вышеозначенной ситуации с его визитом в особняк Карамзиных абсолютно недопустимыми.

Как я отнёсся к услышанному? Спокойно, в общем и целом. Мнение деда обо всех моих «подвигах» я знал и без этого, и откровением для меня всё сказанное не стало. А уж про какое-то предательство с его стороны и речи быть не могло!

— Я достаточно ясно выразился, государь?

— Вполне, Михаил Николаевич, — удовлетворенно кивнул император. — Свою вину в произошедшем видите?

— Несомненно, государь. — Дед Михаил опустил голову. — Где-то недоглядел, не наказал вовремя, не додавил…

— Спасибо, Михаил Николаевич. А сейчас нам бы хотелось услышать мнение Александра Николаевича, отца Алексея Александровича, на этот счет.

Тот вздохнул:

— А моё мнение, государь, аналогично мнению глубоко мною уважаемого Михаила Николаевича. Да, подобное поведение Алексея Александровича недопустимо, эти действия могли при неблагоприятном стечении обстоятельств привести к очень серьезным последствиям, в том числе и репутационным. Но меня так же волнует и другой вопрос: что род Романовых сделал для того, чтобы этого не произошло? Мы с вами вполне могли самостоятельно надавить на род Карамзиных, тем самым вынудив патриарха выдать нужную информацию. А что мы с вами сделали? Вызвали Святослава на беседу, на которой тот, кичась своей важностью, раздувал щеки и смеялся нам в лицо! А в конце так обнаглел, что чуть ли не угрожал! А мы, руководствуясь пресловутыми долгосрочными интересами рода, сидели и обтекали! Скажешь не так, отец? — Император сидел с серьёзным лицом и не пожелал отвечать. — Эти твари покушались на Алексея в Афганистане, а потом подожгли особняк Дашковых, а мы терпели! Один из них напал на Алексея у Бутырки, а потом Тагильцев заявился к нему в особняк, а мы снова стерпели! — отец заводился все сильнее. — А Алексей устал терпеть и обтекать, нашел в себе мужество, которого нам с вами так не хватает, пошёл и фактически решил этот вопрос в одиночку, без всяких там рассусоливаний и лишних разговоров, просто потому, что его близким угрожала реальная опасность. И тут я полностью на стороне Алексея! И очень горд тем, что у меня такой сын! — он выдохнул. — И вообще, дорогие родичи, что мы с вами сделали, чтобы стать для Алексея по-настоящему близкими? Теми, ради кого он вот так просто встанет и без лишних разговоров пойдет громить очередной особняк? Что? — отец оглядел сидящих. — Нам же только дай, дай и дай! Алексей даже живёт фактически только на свои деньги и в своем особняке, который он получил после покушения на него Гагариных! Да, выделили мы ему покои в Кремле и в нашем имении, и что? Охрану ему еще навязали, которая обезопасить его не в состоянии, и уже сам Алексей попробовал тут было защитить своего лучшего друга, к чему это все привело, мы с вами так прекрасно знаем, обсуждали на прошлом совете рода! А мы продолжаем на него давить и требовать: дай, дай, дай! На самом деле этот совет рода должен бы проходить в мою честь и только в мою! А вопрос на повестке дня должен быть сформулирован следующим образом: почему великий князь Александр Николаевич является таким хреновым отцом своему сыну и таким хорошим сыном для своего отца? Государь, почему ты вообще что-то с Прохора и с Михаила Николаевича спрашиваешь? Ты с меня должен был спрашивать, почему я тебя тогда послушался и не признал сына сразу же после его рождения?

— Молчать! — рявкнул император и вскочил. — Молчать! — он ударил кулаком по столу.

Отец, не обращая на него никакого внимания, повернулся ко мне:

— Алексей, сынок, прости меня за малодушие! И за те семнадцать с лишним лет, которые мы с тобой потеряли!

— Пошёл вон! — заорал император. — Я с тобой потом разберусь, неблагодарный!

Отец поклонился:

— Уже трепещу, ваше императорское величество! — он подмигнул мне. — Алексей, не наделай глупостей, помни о Прохоре и Михаиле Николаевиче. Честь имею, дорогие родичи!

Отец развернулся и вышел из зала.

Сначала у меня возникло желание уйти вместе с ним, но оставлять воспитателя и деда Михаила здесь одних было нельзя — учитывая нрав царственного деда, ожидать от него можно было чего угодно. Да и интересно было, чем этот балаган закончится…

— Нашелся тут мне моралист! — Император тяжело дышал. — Ишь, голос прорезался… — Он наконец уселся обратно на стул и тяжелым взглядом уставился на меня. — Ну, внучок, теперь хотелось бы услышать, каков твой взгляд на произошедшее.

— Может, мой любимый воспитатель с не менее любимым дедушкой пойдут вслед за отцом? От греха? — Я натянул улыбку. — А то, смотрю, вы не в настроении, ваше императорское величество… Не случилось бы беды…

— Нет уж, внучок. — Было видно, что император сдерживается из последних сил. — Пусть они сами услышат весь цимес твой извращенной логики.

— Договорились, ваше императорское величество. Логика же моя проста и крайне незатейлива. — И оглядел присутствующих родичей. — Если коротко и опуская известные вам факты, то, обнаружив субботним вечером в спальне подарок от Тагильцева, я сдержался и стал наблюдать за тем, как род Романовых устраивает очередную облаву в центре столицы, которая, как это и бывает в последнее время, ни к каким результатам не привела. — Родичи зашумели, а я, не обращая на них никакого внимания, обратился к Пафнутьеву: — Виталий Борисович, ничего личного! — Он встал и поклонился, а Мария Федоровна дернула его за пиджак, чтоб сел. — Ну а когда в воскресенье вечером пришло сообщение от Тагильцева с телефона княжны Шереметьевой, которая здесь вообще была ни при чём, а в машине обнаружились фотографии близких мне девушек, что являлось прямой угрозой, я почувствовал своим долгом самостоятельно разобраться в этой ситуации, раз остальной род Романовых проблему решить не в состоянии.

За столом поднялся гул возмущения, который был прерван императором:

— Мы слушаем вас внимательно, Алексей Александрович.

— Каким образом я мог узнать сведения, позволяющие упростить поиск церковных колдунов? Правильно, добыть их можно было у его святейшества, который из каких-то там своих корпоративных соображений ставил палки в колеса не только тайной канцелярии, но и лично императору. Спрашивать разрешения на проведение акции устрашения Святослава я, естественно, не стал, зная заранее реакцию рода Романовых, и в этой реакции я сегодня лишний раз убедился. Хочу отметить, — я снова оглядел родичей, — когда я собирался ехать к «Русской избе», князь Пожарский меня останавливал, а когда я не стал его слушать, послал меня сопровождать присутствующих здесь Прохора Петровича и Ивана Олеговича. Получается, что они фактически выполняли прямой приказ князя, а не поехали со мной по собственной инициативе, как можно было подумать, услышав описание ситуации со слов государя. А когда я решил от ресторана ехать в особняк Карамзиных, взял с собой Пафнутьева Виталия Борисовича против его воли, как нам ранее тоже говорил государь. Виталий Борисович, приношу свои искренние извинения! — Он опять встал, поклонился и сел обратно. Бабка его уже за пиджак не хватала. — Уважаемые родичи! Хочу и вам принести свои искренние извинения за доставленные неприятности и потраченное на меня время! По сути предъявленных мне претензий могу сказать следующее: если ещё раз сложится подобная ситуация, то действовать подобным образом больше не буду. — Я опять оглядел присутствующих. — Действия мои будут гораздо решительнее и жёстче! — И, дождавшись, когда гул за столом несколько поутихнет, добавил: — Попрошу запомнить, уважаемые родичи, что к моим близким в первую очередь относятся князь Пожарский и господин Белобородов. Учтите это при принятии всех ваших решений. У меня всё.

— Алексей Александрович, — хмыкнул царственный дед, — вы нам что, угрожаете?

— Воспринимаете это как хотите, ваше императорское величество, — пожал плечами я.

— Мы поняли вашу позицию, — кивнул тот. — Ожидайте в приемной, вас вызовут.

Поклонившись, мы с дедом, Прохором и Иваном вышли в приемную. Вскоре к нам присоединился и Виталий Борисович.

— Лёшка, — отвёл меня в сторону дед Михаил, — ты вообще умеешь себя вести скромнее? — Он улыбался.

— Умею, — кивнул я. — И ты это прекрасно знаешь.

— А ты понимаешь, что Николай тебя специально провоцировал, чтобы остальным родичам показать твой сложный характер? — Он фактически слово в слово повторил то, что говорил мне утром отец.

— Конечно, деда. Другим это тоже знать полезно, чтобы уберечься от неприятностей в будущем.

— Ладно, за попытку прикрыть нас с Прохором от гнева императора спасибо! Хотя он и так на нас с твоим воспитателем не злится. И тебе на него злиться не надо, он сейчас не твой дед Николай, а его императорское величество Николай Третий.

— Да мне без разницы, дед он там или император, главное, чтоб ко мне лишний раз не лез.

Характерна была реакция и стоявшей в стороне троицы из тайной канцелярии: если Иван-Колдун в открытую мне улыбался и опять показывал большой палец, то вот Прохор с Виталием Борисовичем были угрюмы. Показав им двоим язык, я подошел к окну и в ожидании «приговора» стал наслаждаться видами внутренней территории Кремля.

***

— И как вам? — раздраженно поинтересовался император у членов совета.

— Я от своего мнения не отказываюсь, — первым решился высказаться великий князь Александр Александрович. — Да, импульсивность и безответственность в действиях Алексея налицо, но он фактически сделал за нас нашу работу. С другой стороны, оставлять подобное без последствий мы тоже не можем. Но они должны быть не такими жёсткими, как ты предлагаешь, Коля.

— Согласен с Сан Санычем, — кивнул великий князь Пётр Александрович.

— Коля, — Это был великий князь Владимир Николаевич, — я поддерживаю братьев. Да и Сашка все правильно про сына говорил. В том, что Алексей таким вырос, есть и наша прямая вина.

— Я смотрю, вам всем на правило попасть очень хочется! — резко встал император, опёрся руками на стол и оглядел родичей. — А о том, что Алексей завтра вытворить может, вы не подумали? Он же прямо сказал, что нисколько не раскаивается и действовать в следующий раз будет ещё жёстче! Да ещё и угрожал тут нам! Вам этого мало?

— Тут он в тебя пошёл, Коля! — ухмыльнулся Сан Саныч. — Яблоко от яблони, как говорится…

За столом раздались смешки

— Опять хотите говорильню устроить? — остался серьезным император.

— Вот-вот… — покивал Пётр Александрович. — Яблоня от яблони.

— Итак, ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы отправить Алексея на перевоспитание в военное училище? — Поднялся лес рук. — Единогласно. Теперь по остальным четверым, которые, как вы уже все поняли, с Алексеем ничего сделать не могут, как и мы, впрочем… Предлагаю ограничиться тем, о чем договорились ранее. Единогласно. Николай, — император обратился к младшему сыну, — вызывай всех на оглашение приговора…

***

— Итак, решение будет следующее. — Император стоял и разглядывал нас четверых. — Господа Белобородов и Кузьмин, — они поклонились, — трое суток домашнего ареста и штраф в размере месячного содержания. Надеюсь, что в дальнейшем вы будете относиться к исполнению ваших обязанностей более добросовестно. — Прохор с Иваном опять поклонялись. — Теперь что касается князя Пожарского. Совет рода Романовых не находит в действиях князя никакой вины, а поэтому прямо сейчас, в присутствии родичей, я хотел бы извиниться перед вами, Михаил Николаевич, за то, что подверг вас унизительной процедуре… допроса.

— Извинения приняты, ваше императорское величество! — Дед с достоинством поклонился.

— Михаил Николаевич, надеюсь, это никоим образом не скажется на взаимоотношениях родов Романовых и Пожарских!

Дед опять поклонился:

— Конечно, ваше императорское величество!

— С отсутствующим здесь великим князем Александром Николаевичем я буду разбираться лично, а сейчас перейдём к великому князю Алексею Александровичу. Алексей Александрович, совет рода решил в качестве наказания и для дальнейшего вашего исправления перевести вас на учёбу из университета в военное училище, курсантом которого вы и так числитесь.

Он это что, серьезно? Напугал ежа голой жопой! Что, нельзя было придумать что-нибудь пооригинальнее училища?

— Алексей Александрович, можете уже что-нибудь сказать по этому поводу. — Царственный дед пристально смотрел на меня.

Я же не выдержал и рассмеялся, заметив, с каким удивлением на меня смотрят не только родичи, но и стоявшие рядом дед Михаил с Прохором и Иваном.

— А вопрос совету можно задать, ваш императорское величество? — давясь от смеха, спросил я.

— Спрашивайте, — невозмутимо ответил он.

— Уважаемые родичи, есть среди вас хоть один, кто проголосовал против продолжения моей учёбы в училище? Если есть, пусть поднимет руку.

— Что ты себе позволяешь, Алексей? — зашипел император.

А я смотрел на родичей за столом, никто из которых так руки и не поднял.

— Что ж… Поправлю только отца, он единственный среди вас, кто не повелся на это очередное шапито, устроенное уже, что характерно, поправленным главой рода.

Я не выдержал и рассмеялся снова.

— Алексей, прекращай истерику! — продолжал шипеть царственный дед.

— А вам, вашей императорское величество, я при всех торжественно обещаю, что вы меня сами из училища до начала сессии заберете и вернёте обратно на учёбу в университет!

— Пошёл вон, щенок! — уже не сдерживаясь, заорал он, вокруг, как и позапрошлой ночью, пошли волнами воздух с огнем. — Сегодня же в казарме ночевать будешь!

— С большим моим удовольствием, дедушка! — Я низко поклонился. — Ариведерчи, дорогие родичи, до новых встреч на советах рода!

В приемной я себя сдерживать не стал и расхохотался, не обращая внимания на смотрящих на меня дворцовых.

Это ж надо было наказание придумать в виде учёбы в военном училище! Это ж как можно будет там развернуться! Мне такие масштабы «на гражданке» и не снились! Вот где можно будет свою неуемную фантазию проявить и лишний раз напомнить обществу о пресловутой репутации Романовых! Ну, дедуля, держись! Вот я душу отведу! Сам не рад будешь принятому решению!

— Прекращай веселиться! — и опять меня под локоть схватил улыбающийся дед Михаил и потащил дальше по коридору. — Быстро уезжаем из Кремля, пока Николай чего-нибудь тут в гневе не устроил.

— Хорошо-хорошо! — Я на ходу вытер выступившие слезы. — Деда, поможешь неопытному военнослужащему шмотки до вечера собрать, а то я на отбой не успею, и дедушка Коля опять прогневается! — Смех накатил на меня с новой силой.

— Конечно, помогу! — Ухмыльнулся идущий рядом дед. — И почему мне кажется, что армия тебя уже вряд ли исправит?

***

— Не знаю, как у вас, дорогие родичи, — великий князь Александр Александрович оглядел сидящих за столом, — но у меня сложилось полное впечатление, что Алексею на наше решение абсолютно наплевать.

Члены совета одобрительно загудели.

— У меня такое же ощущение, — кивнул Пётр Александрович. — Коля, что делать будешь?

— А что я могу? — раздраженно бросил тот. — Вы сами все видели. Я бы его, конечно, при других раскладах услал в какое-нибудь другое военное училище подальше, так толку все равно не будет! А получится ровно то, что он пообещал! Да и с точки зрения безопасности Алексея из Москвы куда-то отпускать нельзя. Вижу только один вариант, надо его срочно женить.

— Чтоб он так же нам в лицо рассмеялся? — вздохнул Александр Александрович.

— Уважаемые родичи! — Император оглядел стол. — Оставим критику в стороне. Ещё раз спрашиваю, у кого есть дельные предложения?

На несколько секунд повисла тишина, а потом Владимир Николаевич сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Да, крепко нас Алексей Александрович за яйца держит…

***

— Геннадий Иванович, голубчик, и как вы мне прикажете вот к этому относиться?

Генерал-лейтенант Ушаков Валерий Кузьмич, начальник училища, тряс какой-то бумагой перед лицом одного из своего заместителей, полковника Удовиченко, который на самом деле был прикомандированным сотрудником тайной канцелярии, и об этом знали не только преподаватели училища, но и его курсанты.

— Я не знаю, Валерий Кузьмич, — пожал плечами полковник. — Никаких дополнительных инструкций по своей линии я пока не получал.

— А о репутации нашего нового курсанта ты слышал? — Генерал продолжал трясти бумагой.

— Безусловно, Валерий Кузьмич, — кивнул тот. — Очень толковый молодой человек, участник боевых действий, орден имеет в свои семнадцать лет…

— Толковый? Орден имеет? Да что ты такое говоришь? — с грустным видом усмехнулся Ушаков. — У нас уже служат два других толковых молодых человека, которые тоже участники боевых действий с орденами. — Генерал сел в рабочее кресло и принялся перечитывать бумагу, присланную из императорской канцелярии в качестве сопроводительного письма к документам из университета. — Геннадий Иванович, я цитирую сопровод: своенравен, конфликтен, противится любому контролю со стороны, резок в высказываниях, обладает недюжинными лидерскими способностями, чинопочитание отсутствует полностью, индивидуальная боевая подготовка на высочайшем уровне, ценности человеческой жизни не признает, склонен к применению насилия, жесток! — Ушаков схватился за голову. — Иваныч, да у нас такую характеристику не каждый осуждённый дисбата имеет! И заметь, сопровод пришел за личной подписью государя нашего, да продлятся годы его благословенного правления, значит, в характеристике ещё и поскромничали! И что ты мне прикажешь с этим новым курсантом с высочайшим уровнем боевой подготовки и презрением к ценности человеческой жизни делать?

— Мне-то откуда знать, Валерий Кузьмич? — вздохнул полковник, прекрасно понимая, что это теперь и его головная боль. — Я, конечно, постараюсь связаться с Пафнутьевым, но ничего не обещаю. Может, и вам стоит государю позвонить для уточнения всех деталей? А еще лучше цесаревичу, раз государь наш лично такие сопроводы на внука подписывает.

— Позвоню, — буркнул генерал. — Ладно, иди готовься к появлению нового курсанта, его императорское высочество должен прибыть вечером…