Впереди Авангарда

Станислав Малозёмов, 2021

Неожиданный взгляд автора на возможное построение коммунизма. Причём не во всём СССР и не к 1980 году, как обещал Никита Сергеевич Хрущёв, а в отдельно взятой провинциальной области. Де ещё и в 1965 году. Да к тому же – не силами нашего могучего государства, а простым мужичком, собравшим для грандиозного дела маленькую компанию из случайных знакомых, которые мгновенно заразились этой благородной фантастической идеей. А, поскольку коммунизм сам по себе – это великая утопия, чистейший сюрреализм, неосуществимая теоретическая гипотеза ошалевших от революционных побед социалистических политиков, то и сюжет о построении коммунизма в захолустном городе Зарайске и в таких же областных деревнях – чистая фантасмагория. Всё в фабуле повести похоже на массовую галлюцинацию. Оказывается, что и сам главный герой, Иван-дурак родом из русской волшебной сказки, что всевозможные помощники в установлении высшей на Земле фазы человеческого развития – персонажи из волшебных сказок – нечистая сила.

Глава шестая

Насильно мил

Консилиум священников — психиатров, а также включённые в него лихой подводный моряк Дмитрич и девчушки из залитого пивом по колено колхоза «ни свет, ни заря» постановил устно, записал в протоколе и на руки Ване дубликат выдал с печатями диспансера и областной зарайской церковной епархии.

«Разрешить больному Лысому Ивану, страдающему легкой формой заболевания «дурь обыкновенная, не отягощенная маразмом» свободно отлучаться из диспансера в любое время суток для построения коммунизма в отдельно взятом населённом пункте.

Справка действительна в течение двенадцати месяцев с 14 июля 1964 года. Главный психиатр и настоятель святого диспансера-храма Василия блаженного Садчикова протоиерей Симеон (в миру Афанасий Ильич Ухтомский)»

— Ты, Ванёк сперва сходи в мужское отделение. Поговори с народом. И компаньона — напарника избери себе. А то и двух. Коммунизм строить — это тебе не девок за титьки щипать. Помощники должны быть морально устойчивые и не умнее тебя. А то не выйдет ни хрена. Вон умники из ЦК не раньше восьмидесятого года всем миром собрались его сколотить. Светлое будущее. А движения — то не видно. А? Не видать коммунистических проблесковых маячков. — Симеон довёл его до двери и вошли они вместе.

— Вот Ване нужны надежные два человека. Будете вместе коммунизм строить.

В колхозе «ни свет, ни заря» вначале. Место подходящее, богом проклятое и забытое. Короче — чистый лист. Ну, беседуйте. А я молиться за вас пойду.

–А ты кто по болезни? — взял его за пуговицу кудрявый худой мужик в трико и майке, надетой навыворот. — Я вот здоров как дитя новорождённое. Кроме радикулита, простатита, камней в почках и постоянного предынфарктного состояния — нет ничего. А мне — то уже почти сорок. Старость без болезней! Это ж всем на зависть, выходит, я живу. Горы сворочу если помогут динамитом да бульдозерами. А коммунизм из чего делать будем?

— Ну, хорошо. Ты, значит, тоже дурак коли сам не допёр. — Иван пожал мужику руку. — Звать как? Чем пробавлялся до дурдома?

— Мухобойский Олег Иваныч. Играл на похоронах на трубе.

— И как же ты маешься без любимого дела тут, в «дурке»? От кого хоронишься? Покойники за тобой гоняются?

— Не! — вскрикнул Олег Иваныч и перекрестился как попало. Неправильно. — Закапывали милиционера одного, который отловил преступника, повязал и на горбу понёс в отделение. Но тот был килограммов за сто, а машин и мотоциклов свободных не было. Ну, мусорок дотащил его до порога, упал и помер. Ему посмертно медаль дали и грамоту почётную. Так вот когда землю в могилу стали горстями кидать, я один сыграл на трубе «мурку». Потому как два подполковника предварительно заставили весь оркестр помянуть сержанта пятью бутылками «московской» А нас всего шестеро. Корешей моих не шибко проняло. А я расстроенный был. Забыл — как на трубе ноту си бемоль брать. Это потому, что жена в меня стул утром метнула и попала. Потому, что ей про меня нашептал кто — то очень паскудную брехню. Вроде как Нинка, соседка, родила от меня близнецов позавчера. А жена Валюха от радости бегать стала по дому и всё в меня кидать. И чего попусту радовалась? Сходила бы к Нинке. Никого она и не собиралась рожать. В огороде копалась. Я ей неделю назад крикнул через забор, что купец Садчиков килограмм золота случайно у неё закопал среди картошки и не забрал, торопился смыться. Так она и ночами копала. Ну, попала Валюха стулом. Он дубовый был и нота си бемоль ушла из памяти на время. Тогда я возле могилы соло сбацал родным и близким покойника «мурку» под стук земли об гроб. Там, в «мурке» этой нотки нет. Си бемоль, блин. Отсидел пятнашку суток и чтобы не привлекать к себе добавочной беды — бегом сюда. По диагнозу я дебил, а по жизни, выходит, дурак обычный.

— Держись меня. — Посоветовал Ваня. — Ещё дурнее станешь. Тогда мы без динамита горы с землёй сравняем. Идешь коммунизм строить со мной?

— Да по мне — хоть социализм развалить, хоть капитализм тут организовать — мило дело. — Трубач сыграл на губах туш.

— Ну да. Ты, может и не дурнее меня, но основательный дурень. Почти эталонный. Ты мне подходишь. Соображаешь, что социализм надо опустошить. Извлечь стройматериалы для коммунизма. Но нам ещё один нужен. — Задумался Иван.

–Колобок, подь сюдой! — Позвал музыкант и от последней койки отделился маленький, лысый и круглый со всех сторон мужичок.

— Грыцько. — подал он руку не Ваньке, а музыканту.

— О! — Вот дурак так дурак! Развеселился Иван. — С кем здоровкаешься? Ты мне тоже дай руку на всякий случай. Я Иван. А ты кто есть такой?

— Я Гриша Лаптев. Колобок — почетное имя. Вишь я какой? За три года круглым стал. В столовой работал поваром. Там отъелся, конечно. Но суть не в том. Я весной выпил три стакана «столичной» после дня трудового и дождался ночи. А тогда в темноте кромешной спёр три здоровенных кастрюли — выварки. Одна с перловым гарниром, другая с салатом из редиски и лука, А в третьей, оказывается, шеф повар коньяк свой прятал и кубинский ром. Зачем именно кастрюли стыбзил понятия не имею. Просто каждый день я обязан что — нибудь украсть. Хоть у себя самого. Болезнь, видно, такая у меня. А кроме кастрюль всё попрятали, сволочи. Так вот… До ворот уже дошкандыбал, а тут сторожа выскочили, и сам шеф с женой. Они дома не ночевали никогда, а жили в его кабинете. Чтобы продрать глаза — и ты уже на работе. Фанатики, если цензурно выразиться.

— Побили? Мусорам сдали? — Пожалел Гришу Лаптева Ванятка, человек жалостливый и к чужим бедам чуткий.

–Да ну! — Гриша потёр ладошки пухлые. — Я ж Колобок. И от дедушки ушел, и от бабушки свалил, да от сторожей. И жил потом в доме для престарелых. У меня там кореш заведует. Но мне тридцать всего. Деды да бабки коситься начали. Ем — то я побольше, чем они всей гурьбой. Вот они меня в «мусорню» точно затолкали бы. Бабки — суровая публика. Ну, корефан рассказал мне про храм — дурдом. Приняли как родного. Написали в бумаге, что я идиот. Койку дали, жратву от пуза. И сказали, чтобы и молился побольше. Грехов — то у меня и без тех кастрюль — на троих хватит…

— Ну, ты отменный дурак. Экстра класса. Как индийский чай «три слона» Подходишь ты нам, да, Олег Иваныч?

— А чего воровать — то будем? — Прошептал Колобок. — Не тырить ничего я больше недели не могу. Болеть начинаю. Понос несёт и сердце ноет.

— Мы втроём коммунизм будем строить. — Ваня похлопал третьего компаньона по плечу. — Наворуешься до чёртиков. Аж тошнить начнёт. Чтобы построить коммунизм, надо сперва аккуратно и благородно, не нарушая Уголовного кодекса, разворовать социализм. Плюс капитализм заграничный ополовинить на деньги да товары. И всё добытое вкладывать в новое светлое общество. Понял? Я сам воровать не буду. Другие задачи есть: бухгалтеров прикармливать, чтобы клевали на наши удочки и писали то, что надо нам и не понятно для ОБХСС.

— А я только на трубе могу. — Опустил глаза Олег Иваныч. — И то без «си — бемоль» пока.

— Ты про музыкальное похоронное творчество забудь на год. — Иван поднял вверх указательный палец. — Будешь ездить по заграницам. Я с Папой Римским и Лизаветой Второй, королевой английской, договорюсь. Это кореша мои. Везде тебе пропуск будет. И там будешь просить всякой материальной помощи для постройки коммунизма в одном колхозе. Потом, скажешь, покажем всем желающим этот коммунизм в богом забытой дыре и поклянёмся всё так же сделать по всему СССР. Буржуи аж зацелуют тебя от радости! И все дадут нам много — много денег и всяких вещей, чтоб мы его по быстрому сварганили, а они его лет за пять развалили. Мечтают. На мечту любые деньги дадут. А мы — то так построим, что ничем его не сломишь. Я знаю как надо. И будем жить в раю на Земле.

— А не пришьют ему статью за вымогательство? — Озаботился Колобок. — А то у него тоже прежних грехов не замолить года за три…

— Вымогательство, это когда ты у жены ночью вымогаешь безответно. — Подбодрил его музыкант. — А у тебя вообще благородное дело. Скромно просить материальную помощь для обездоленных простых людей, чью деревню похоронил потоп. Огромная, вторая после Амазонки река Тобол разлилась и всё, что ниже десяти метров, погребло навечно. Ну, конечно и тырить попутно будешь в Союзе всё, что лежит плохо или стоит хорошо. Воруй и думай, что тоже получаешь чистосердечную материальную помощь для достижения светлого будущего.

— И тогда мы вместе своё дело святое исполним на пятёрку с премией от Червонного — Золотова. Ему коммунизм нужен для потрясения командных верхов куда больше, чем нам. — Иван взбодрился. — Я звоню Папе Римскому, ты летишь к нему, музыкант. Колобок начинает клянчить и тырить всё сначала в небольшом русском городе Ярославле и складывать всё в схроне за Зарайском. Схрон выкопай сам огромный, чтоб всё влезло. А потом расширимся. Ну, а я пошел охмурять бухгалтеров, людей умных. Потому как я дурак и просто обязан свернуть им мозги кренделем.

Переночевали в беспокойных снах. Ивану снилось, что главбух швейной фабрики «большевичка» даст ему только три рубля мелочью и банку консервов «кильки в томатном соусе» из жалости к его нищете. Колобок не спал и думал как он будет из Ярославля перевозить в плацкартном вагоне золото, серебро и драгоценные камни в мешках, чемоданах и ящиках. Музыкант видел Папу Римского в подштанниках и холщовой нательной рубахе. Который ждал его на вокзальной скамейке с пачкой билетов в разные страны и бумагой с адресами и явками самых буржуйских буржуев.

Это была последняя спокойная ночь в жизни трёх отважных борцов за построение коммунизма в залитом по колено пивной лужей колхозе «ни свет, ни заря».

Утром Иван на свежую пустую голову снова изучил бумагу главврача отца

Симеона и не восхитился как вчера. Был в ней изъян, который не даст пути ему к бухгалтерам и подпольным миллионерам, которые тайно творили всё, чего не планировал для прекрасного Зарайска и области «госплан».

— Отец Симеон. — Поймал он возле алтаря главврача. — Вот Вы мне выправили докУмент. Восторгаюсь слогом и мыслью. Но он годен для милиции только. Если бумажку мимо урны брошу или плюну в плакат « слава и почёт рационализаторам». Но в других местах, в бухгалтериях, допустим, попрут в шею. Вот читайте ещё раз.

«Разрешить больному Лысому Ивану, страдающему легкой формой заболевания «дурь обыкновенная, не отягощенная маразмом» свободно отлучаться из диспансера в любое время суток».

Но это же истинная правда! — Удивился Афанасий Ильич. — У тебя дурь выдающаяся в башке. Ни маразма, ни деменции. Сознание ясное, чистое! Аж на просвет сквозь голову видно. Не путаешь ничего, галлюцинаций не наблюдаешь. Ты чего, Вань?

— Ну, ладно, Вам — то я скажу, хоть вы и не врач в натуре. Вот в автобиографии моей Королева Елизавета, Папа римский, Герцог Эдинбургский. Друзья, блин. Это что? И родился я не пойми где, а утром в Лондон полетел, звание эсквайра получил. Заслуженное, между прочим. Начальник британской разведки просил меня построить коммунизм в одиночку, чтобы буржуи потом его уничтожили. Как Вам это? А ночью перед укладкой в храм — дурдом и черти ко мне домой прилетали, ангел мой Димитрий Маслобойников в прошлом, тётка в ступе и с метлой. Яга — зовут её. Советов дала кучу. И коммунизм обещала не позволить никому развалить. Ты, говорит, только построй его, а сохранить обязуюсь лично. Клянусь, говорит, почившим недавно Змеем Горынычем. Это не галлюцинации, не паранойя?

— Не, Ванёк. — Погладил его по сивым кудрям отец Симеон, главврач Афанасий Ильич. — Паранойя у Хрущёва. Навязчивая идея осчастливить советский народ коммунизмом. Работай если хочешь, а бери себе просто так всё, что пожелаешь. Бред! Только ты не говори никому. А у тебя — всё по — настоящему было и есть. Ты же простой дурак. А дуракам всегда везёт. И тебе повезло. Таких людей знаешь! Елизавета Вторая свадьбу тебе организовала. Да плюс такую миссию тебе самые выдающиеся личности доверили исполнить! Коммунизм построить хоть в одной деревне для начала.

Ангела своего встретил, Бабу Ягу. Кому ещё так пофартит? Но насчёт справки ты, увы, прав. А я, как главврач психдиспансера никаких других полномочий дать не в силах. Господь не одобрит. Тебе надо к Червонному — Золотову попасть. Он выпишет тебе бумагу с такими полномочиями, каких и у самого — то нет. Ради торжества коммунизма в Зарайске и области. Он же заслугу постройки коммунизма сразу себе прикарманит. Потому иди и как было, и как будет — всё расскажи. Автобиографию дай ему почитать. Он охренеет! И всё тебе выпишет.

— Я к Бабе Яге быстрее попаду, чем к нему. — Иван поморщился. — Это ж туз бубновый. К нему запись за месяц вперёд.

— Ты в автобиографии не присочинил ничего? — Осторожно спросил протоиерей. — Тесть у тебя натурально Черчилль?

— Ну, в пятый уже раз толкую всем. — Ваня даже рубаху на себе легонько порвал от горла до пупа. — Сел писать, гляжу — ручка в руке золотая. автоматическая. Чернила внутри у неё. И всего семь — восемь минут кто — то быстро начал ручкой по бумаге бегать — водить. Сильный, блин! Я только рот открыл, чтобы спросить — кто про меня такую фантастику сочиняет. А уже, бляха, и написано всё. И роспись моя, главное, в конце.

— Тут всё, как есть на самом деле. — Сказал кто-то прямо в голове моей. — Просто техническая ошибка вышла у Создателя. Случается такое. Он же без передыха всё направляет, распределяет и регулирует. А народа — то миллиарды. Вот он по запарке и затолкал тебя в Зарайск. А папаня и маманя с братовьями — твои. Настоящие. Только батя твой не арматурщик на железобетонном заводе, а король Норвегии Олаф V, а матушка — королева Марта. Братья — принцы. Ну, и ты тоже. Не смотря на территориальную путаницу. Не туда вас заслал.

— Тоже принц? — захохотал я, после чего голос в голове сказал «дурак ты, Иоанн четвертый» и заглох. Вот так и было. Ну, раз он правду сказал, что я дурак, то, стало быть, и остальное не придумал. Да и зачем ему? Это ж наверняка апостол Пётр был или Николай угодник. Думаю так.

Симеон истово перекрестился на все четыре стороны и на лик Христа в серебряном окладе.

–Ты вот что — Отвёл главврач Ваню подальше от всех ликов святых. К притвору. Автобиографию твою литконсультант прочёл и, сто процентов, рассказал главному редактору. А тот Червонному — Золотову. У нас короли да принцы, знакомые Папы римского, ему даже после двух бутылок коньяка не снятся в снах фантстических. — Иди к главному редактору, А он тебя отвезёт к первому секретарю. Всё расскажешь. И нужную бумагу, чтобы ты даже в Белый дом дверь пинком открывал — Червонный тебе со слезами радости напечатает. Ему коммунизм нужен пошибче, чем капиталистам деньги немеренные.

И пошёл Иван — дурак в редакцию, откуда поведёт его прямой путь к самому родному высшему обществу и к светлой цели — построению коммунизма в несчастном колхозе.

— Надо и Колобку с музыкантом ксивы «вездеходы» нарисовать. Втроём — то мы за год управимся вполне. В душе его птицы райские пели. Ну, во — первых, он принц. А во — вторых одному ему на Земле доверили всего за год разместить советских людей в долгожданном и чудесном светлом будущем.