Случаи из жизни Ивана Петровича Домова

Станислав Владимирович Далецкий, 2020

Повесть и цикл рассказов о жизни русского человека прошедшего путь от слесаря в провинциальном городке Сибири до профессора московского университета, со второй половины двадцатого века и до начала двадцать первого. Воспоминания и размышления профессора дают развёрнутую картину жизни в России от советских времен и до глобального демократизма, разрушившего привычный уклад и мораль русского человека. Бытовые зарисовки включают производственные, общественные и любовные отношения людей на протяжении всей жизни персонажа.

В весеннем лесу

Апрельским утром 1956 года Ваня Домов, наскоро проглотив завтрак, состоящий из пшенной каши, бутерброда с маслом и кружки чая с сахаром, выскочил из дома и вприпрыжку зашагал к своим приятелям, жившим недалеко, чтобы вместе придумать развлечения на сегодняшний день. Ваня проживал в небольшом сибирском городке в доме с бабушкой Аней и прабабушкой Дуней, учился в четвёртом классе и с нетерпением ждал летних каникул, до которых оставался лишь месяц надоевшей учёбы.

Страна СССР, в которой жил Ваня, выдержала Великую войну, преодолела послевоенную разруху и нищету, жизнь людей стала налаживаться в скромном достатке, а потому и дети были радостны и довольны.

Учёба Ваню не тяготила и давалась легко, но просиживать полдня за партой, вместо того чтобы заниматься мальчишескими делами, ему надоело, потому он и ждал лета с полной свободой для двенадцатилетнего мальчика, заканчивающего четвёртый год школы.

Сегодня было воскресенье, и потому весь день можно прожить по своему желанию, если взрослые не поручат какое-нибудь задание по хозяйству. С утра поручений от бабушек он не получил и если улизнуть из дома, то и не получит: ищи-свищи ветра в поле или мальчика на улице весенним утром — мало ли что ему придёт в голову и куда занесёт его детская фантазия.

Приятелей своих Ваня завидел издалека — это были братья Фроловы: Вовка и Витька, погодки, учившиеся в третьем и втором классе, и Иванов брат Юрка, проживающий с отцом и матерью напротив Фролят, тоже при отце и матери, причём отец их был капитаном милиции, и потому подрастающие хулиганы с улицы не трогали Фролят и их друзей, опасаясь отца-милиционера.

Приятели Вани и его родной брат Юра жили при обоих родителях, что было большой редкостью после Великой войны, а сам Ваня жил при бабушках, изредка навещая мать, которая после войны вышла замуж за фронтовика, но для этого пришлось ей оставить своего внебрачного сына, потому что бабушка Вани не позволила своей дочери оформить брак с отцом Вани, а почему так случилось, Ваня не интересовался и не переживал, вполне довольный своей жизнью при бабушках.

Солнце грело по-летнему, грязь на улице под солнцем подсыхала быстро, вдоль обочин, где ещё день назад были лужи, теперь появились тропинки, протоптанные жителями, по которым можно было посуху добраться от дома до дома, не увязая в грязи сельской улицы. Хотя городок и был районным центром, но асфальтированных улиц в нём не было, и в распутицу осенью или весной, или в дождливое лето, жители пробирались через непролазную уличную грязь в сапогах: кирзовых или резиновых.

Кирзовые сапоги надел и Ваня, выходя из дома, да и его приятели тоже были в сапогах.

Подойдя вплотную к ребятам, Ваня увидел, что приятели играют в «Захват земли», воспользовавшись подсохшим на солнце пятачком земли перед входными воротами дома его брата Юры. Игра заключалась в следующем: на земле чертится большой круг, который разбивают на сектора равного размера по числу игроков. Стоя на своей земле, игроки по очереди, как укажет жребий, бросали складной ножик так, чтобы он воткнутся в землю стоя: если нож падал, то ход переходил к другому, а если воткнулся, то игрок этим ножом по направлению лезвия отрезал кусок земли у противника, но так, чтобы этот кусок примыкал к его собственной земле и отрезать кусок можно только со своей земли, не прикасаясь к земле неприятеля ни ногами, ни руками. Если нож втыкался раз за разом, то земля неприятеля уменьшалась и уменьшалась до тех пор, пока он хотя бы одной ногой мог стоять на своей земле. Как только кусочек земли оставался меньше, этот неприятель считался побежденным, а оставшиеся продолжали игру до тех пор, пока кто-то один не захватит всю землю в круге. Каждый игрок пользовался своим ножом, а складные ножички были у всех мальчиков лет с семи, потому что без ножа мальчику никак нельзя: срезать ветвь берёзы на удилище, сделать свисток из побега тополя и вообще что-то смастерить по задумке.

У Вани, конечно, тоже был ножичек: с перламутровой рукояткой и шестью перьями — два лезвия, штопор, отвёртка, открывашка для лимонада и шило — полный набор инструментов в одном ножичке.

Когда Ваня подошёл, игра заканчивалась: Юрку братья Фроловы уже вышибли из игры и теперь младший брат побеждал старшего, чем весьма гордился, потому что борьба за первенство в любом деле велась братьями всегда и постоянно.

— Давай, Ванька, начнём игру с начала уже вчетвером, — ты с братом, и мы на пару, — предложил младший Фролёнок, надеясь снова победить, потому что ножичек у него был простой с одним лезвием, но втыкался в землю легко и просто.

— Нет, в захват земли мы ещё наиграемся, а сегодня я предлагаю пойти на ближнее озеро Животное, там в окрестных лесах разорим гнёзда ворон и сорок, которые уже начали нести яйца, у берега лёд уже оттаял, как и по нашей речке и может быть половим гольянов.

Потом в лесу разожжём костёр, сварим яйца, поджарим гольянов и хлеб, поедим как индейцы из книжек Фенимора Купера, которые я недавно прочитал и возвратимся домой к вечеру, — высказал Ваня своё предложение, которое мальчики охотно поддержали.

Поход в лес и на озеро требовал резиновых сапог, чтобы не промочить ноги, потому что кирзовые пропускают воду, и мальчики разбежались по домам, уговорившись встретиться через полчаса на перекрестке улицы, ведущей к окраине городка и далее тропой через лес к ближнему озеру, до которого было не более километра пути.

Ваня забежал в дом, нашёл свои резиновые сапоги, переобулся, потом достал буханку чёрного хлеба и отрезал от неё половину, не спрашивая бабушек, которые ушли на базар, надеясь что-то прикупить из еды у крестьян, приехавших из окрестных деревень, чтобы продать яйца, молоко, хлеб что-то ещё и крестьянские поделки, воспользовавшись весенним погожим днём в преддверии весенних полевых работ, которые навалятся на колхозников лишь только прогреется земля.

Ещё два года назад Ване приходилось часами простаивать в очереди за хлебом и бабушки не разрешили бы ему отрезать полбуханки, а сейчас он сделал это без спроса и не ожидал упрёка.

Слушая радио из чёрного круглого репродуктора, висевшего на стене в комнате, Ваня знал, что началось освоение целины, был собран в прошлом году хороший урожай, а потому хлеба в магазинах стало больше и его можно было купить свободно и почти без очереди, а крестьяне начали привозить на рынок муку для продажи и именно за мукой пошли бабушки, чтобы на Пасху, до которой оставалась неделя, напечь плюшек и другой сдобы.

Прихватив коробок спичек, Ваня сунул хлеб и спички за пазуху телогрейки, которую тоже надел для похода в лес, и выбежал из дома, закрыв дверь лишь на защёлку — так делали и бабушки, и соседи, уходя из дома и не опасаясь, что кто-то посторонний залезет в дом.

Друзья уже крутились на перекрёстке, и мальчики гурьбой пошли вдоль улицы к лесу, который виднелся за крайними домами, вплотную примыкая к огородам. Вообще-то это был не лес, а молодая берёзовая поросль, не выше двух-трёх мальчишеских ростов, потому что весь лес в округе вырубили в годы войны на дрова и эти берёзы были ровесниками мальчиков.

За крайними домами улица превращалась в тропу, ведущую в глубь леса. Молодые берёзки стояли ещё без листвы, лишь почки набухли. Под берёзками лежала пожухшая прошлогодняя листва, шурша под ногами мальчиков, которые свернули с тропинки, на которой уже пробивалась зелёная травка, и шли лесом, поскольку прошлогодняя колея от телег наполнилась талой водой и идти по ней даже в резиновых сапогах было неудобно.

На прогретых полянках, кое-где из-под прошлогодней листвы пробились подснежники, которые белыми чашечками тянулись к солнцу. Рядом с ними, но в тени, виднелись лесные фиолетовые цветочки на толстых мохнатых стеблях — эти цветочки назывались медунками за сладковатый привкус, если их сорвать и разжевать, чем ребята непременно и занялись, но не сбавляя хода: сахара в семьях не хватало, а конфеты дети видели лишь в новогодних подарках, где кроме конфет обязательно были и мандарины — сладкая мечта сибирских мальчишек и девчонок.

На пути встретился муравейник, возле которого ребята остановились на несколько минут, чтобы посмотреть на муравьиные хлопоты.

Муравейник был под берёзой на бугорке, уже прогрелся на солнце и муравьи, открыв ходы вглубь муравьиной кучи, деловито суетились, поднося веточки для ремонта своего жилища, которое обветшало за долгую зиму, придавленное тяжестью глубокого снега.

— Пойдём быстрее к озеру, там есть много муравейников, и мы попробуем муравьиную кислоту, — поторопил Ваня своих спутников, взмахивая небольшим сачком, который он прихватил из дома, надеясь им наловить гольянов на озере, так же, как как он ловил их в городской речушке, на которой лёд всплыл на середине, освободив оттаявшие отмели, где гольяны мелькали стайками и их можно было поддеть сачком и выбросить на берег.

Озеро, куда направились ребята, славилось тем, что гольяны были гораздо крупнее, чем в других озёрах и на речке, именно поэтому Ваня и затеял поход, чтобы наловить крупных гольянов и завтра в школе похвалиться перед товарищами.

Тёплый весенний ветерок раскачивал вершины берёзок, воздух был напоен весенним ароматом прелых листьев и распускающихся жёлтых и серых серёжек ольхи и тальника, кусты которых росли в низинах, где вода. Изредка пролетали первые бабочки-крапивницы, иногда деловито жужжал шмель, усаживаясь на медуницу, но ребята, не отвлекаясь по сторонам, двигались к озеру, которое уже виднелось впереди за прозрачным берёзовым леском.

Минуты спустя, четверо мальчиков уже стояли на берегу озера, вглядываясь в открывшуюся перед ними просторную равнину.

Озеро, совсем круглое, было покрыто льдом, всплывшим посередине, освободив берега, вдоль которых над чистой водой летали чайки, что-то выкрикивая на своём птичьем языке.

Круг озера был размером с километр, за озером была пустошь, а за ней виднелся лес, до которого было километра два и ребята не решились идти так далеко. Справа от озера лес примыкал почти к берегу, оставляя свободную поляну, на которую и направились ребята: идти недалеко, и лес и озеро рядом.

Миновав эту поляну, ребята углубились в лес, чтобы там развести костёр и полазить по берёзам, добираясь до вороньих гнёзд, виднеющихся чёрными пятнами издалека, сквозь прозрачность весеннего леса, не успевшего обзавестись листвой.

Но глубь леса оказалась болотом, заполненным водой и льдом, и потому ребята вернулись на опушку, где на сухом месте решили устроить привал: и сухо, и тепло, и за хворостом для костра далеко ходить не надо.

Каждый занялся делом по душе: Фролята, достав ножи, стали делать надрезы на берёзах, чтобы попить берёзового сока, Юра начал собирать хворост для костра, а Ваня, взяв сачок, направился к озеру, чтобы наловить гольянов, если это удастся. Гольян, маленькая рыбка типа пескаря, размером с палец подростка, но очень вкусная, потому что гольян родственник сига — так ему объяснил когда-то сосед-рыбак, что летом ездил на это самое озеро, ставил сети и иногда привозил очень крупных карасей, размером с руку и таких карасей нигде в округе больше не водилось.

Подойдя к озеру, Ваня увидел полосу чистой воды, за ней шелестел жёлтый камыш, а за камышом на всём просторе озера лежал лёд, который казался рыхлым и зеленовато отблескивал в лучах апрельского солнца, которое поднялось на вершину небосвода и заливало жаркими лучами озерную глыбу льда, и лед плавился и было слышно, как он потрескивает и покряхтывает — судя по всему до полного освобождения озера от ледяного покрова оставалось несколько дней.

Вдоль полосы чистой воды кипела жизнь. На кочках, покрытых прошлогодней травой, копошились синицы, выискивая оживших жучков-паучков, изредка, с писком, пробегали полевые мыши, чибисы, подняв хохолки, расхаживали по лужам, выискивая пропитание, а над ними носились чайки издавая стоны, и кружили вороны, в надежде поживиться зазевавшейся мышью или лягушкой, которые вылезли на кочки и раздувая щёки издавали трели, призывая всю живность порадоваться наступившей весне.

Гольянов на мелководье Ваня не обнаружил и пошёл вдоль берега, не теряя надежды на улов. На пути встретился ручей, который с тихим журчанием струился из той лощины, где ребята устроили привал. В устье ручья мелькали стайки гольянов, которые сквозь толщу воды казались ещё крупнее — чуть не с ладонь мальчика.

Ваня зашёл в воду по обрез резиновых сапог, поставил сачок и замер неподвижно. Стайка гольянов подплыла под сачок, и резким движением Ваня подрезал сачок из воды: в нём трепыхались три гольяна, размером с мужской палец, а остальные успели выскочить из ловушки. С уловом Ваня вышел на берег, вытряхнул гольянов из сачка в маленькую лужицу, и пошёл обратно в воду, чтобы повторить рыбалку.

На этот раз ему удалось поймать лишь одного гольяна, которого он выбросил на берег, чтобы не ходить туда-сюда: выбрасывая сачок, он зачерпнул немного воды в правый сапог, и теперь мокрая портянка неприятно холодила ногу.

Поймав ещё штук десять гольянов, Ваня решил отнести рыбок к привалу, чтобы похвастать уловом и позвать брата на рыбалку: пусть он загоняет рыбёшек на отмель, а сам Ваня будет их отлавливать сачком.

Его друзья на опушке леса занимались своими делами, а чем именно, издалека не разобрать.

Ваня пошёл к друзьям вдоль ручья, что вытекал из большой лужи рядом с привалом.

Ручеёк, совсем маленький, журчал по прошлогодней траве, и когда мальчик подошёл к луже, он увидел, как несколько гольянов метнулись от него прочь к другому берегу.

— Вот в чём дело, — обрадовался Ваня, — гольяны поднялись по ручью из озера, когда этот ручей был наполнен талой водой, а сейчас ручеёк обмелел, и гольяны останутся в луже, пока она совсем не пересохнет — надо их выловить, чтобы не пропали зря.

Брат Юра охотно откликнулся на призыв Вани выловить гольянов из лужи. Он уже насобирал достаточно хвороста, чтобы зажечь костёр и был рад заняться другим делом.

Берёзовый лес здесь, куда не добрались заготовщики дров, состоял из старых берёз десятиметровой вышины, за зиму от них обломилось много сучьев и поэтому заготовка хвороста для костра не требовала много времени.

Фролята похвалили Ваню за улов, но продолжали заниматься добычей берёзового сока. Они насверлили дырочек в берёзовой коре, и из них начал вытекать берёзовый сок, который братья слизывали с коры, поскольку никто не догадался взять какую-нибудь посудину для сбора сока — не было и котелка для ухи из гольянов и для варки яиц, если удастся их раздобыть из вороньих гнёзд, что чернели на берёзах вдали.

Но насчёт берёзового сока Фролята догадались использовать носовые платки, которые были у всех мальчиков, потому что учителя в школе частенько проверяли наличие носовых платков, приучая школьников к личной чистоте. Платки эти были, конечно, самодельные, вырезанные из старых простыней, которые уже невозможно починить заплатками. Платками пользовались лишь при простуде или порезав палец, но здесь, в лесу братья засовывали уголок платка в прорезь коры берёзы и сок, стекая вниз, намокал платок, который оставалось лишь вынуть и отжать сок прямо в рот, откинув голову назад.

Ваня тоже решил испить сока — на солнце ему захотелось пить, а пить из лесной лужи он не стал, предпочитая берёзовый сок. Взяв свой платок из кармана, он всунул его уголок в дырочку, прорезанную Фролятами на соседней берёзе, и минут через пять уже отжимал мокрый платок, с удовольствием глотая сладковатую жидкость.

Повторив такое несколько раз, он пошёл в лес с Юрой, чтобы попытаться набрать вороньих яиц, если они были в гнёздах. Первое гнездо оказалось неподалеку от лагеря, и Ваня полез вверх по берёзе, дотянувшись до нижнего сучка и далее, как по лестнице, пошагал вверх, опираясь на сучки. Воронье гнездо оказалось на самой верхней развилке, где берёза утончалась, и взрослый человек не смог бы там удержаться, но мальчик двенадцати лет мог без опаски находиться наверху. Заглянув в гнездо, Ваня обнаружил там два яйца: зелёные с бурыми пятнами раза в три меньше куриных. Впрочем, Ваня ещё в прошлом году успешно разорял птичьи гнёзда и прекрасно знал, какое яйцо несёт та или иная птица — у него скопилась целая коллекция птичьих яиц, которые он хранил в картонных коробках из-под обуви, подложив вату на дно.

Взяв яйца, мальчик положил их в кепку, которую снял с головы, закусил кепку зубами, поскольку руки цеплялись за сучья, и собрался спускаться вниз, сначала оглянувшись по сторонам. Берёза эта стояла на полянке в отдалении от леса, была выше лесных берёз и с неё открывался вид далеко вокруг. На юг, за озером, было видно ещё такое же озеро, на запад за полем и лесом тоже виднелось озеро подо льдом, на север тянулся лесок, где были ребята, а за лесом виднелась дорога, за которой тоже было озеро.

Городок Вани находился в Западной Сибири, на равнине, где озёра заполнили все низменности, и это место можно было называть страной озёр. Крупная река Иртыш находилась где-то далеко на востоке, километров за сто от этих мест, но самой реки Ваня ещё не видел никогда. В этом году мать обещала устроить его в пионерский лагерь на берегу Иртыша, и Ваня надеялся увидеть и реку, и большие города при поездке в лагерь.

На восток, за лесом, виднелись дома городка, будто рядом, поскольку лес в том направлении был молодой берёзовой порослью.

Мальчику стало радостно и захотелось напеть пионерскую песню про «Родной край»:

То берёзка, то рябина,

Куст ракиты над рекой,

Край родной навек любимый,

Где найдешь ещё такой?

Но во рту была кепка с вороньими яйцами, и петь не получилось.

Насмотревшись на просторы родного края, Ваня осторожно спустился с берёзы вниз и показал брату два вороньих яйца, в то время как вороны с криками носились над мальчиками, оплакивая разорение своего гнезда. Конечно, ворона — вредная птица: ворует цыплят, разоряет гнёзда мелких пташек, выклевывает огурцы в огородах — не зря её зовут серым разбойником, но даже ворона горюет по своему гнезду, если оно разорено мальчишками.

Ваня залез ещё в три вороньих гнезда, набрав в них восемь яиц, и решил, что хватит, потому что варить яйца всё равно не в чем, а в коллекции дома у него вороньих яиц несколько и разных оттенков.

Братья направились к своему лагерю вдоль кромки болота, которое оказалось в соседнем лесу и ещё не полностью освободилось ото льда.

Из глубины болота раздавались крики сороки, и Ваня решил проверить, нет ли там сорочьего гнезда — для разнообразия ему хотелось разорить и сороку. Осторожно ступая по хрупкому льду, Ваня пробрался в заросли тальника, где виднелось круглое сорочье гнездо, которое в отличие от вороньих было с крышей. Сунув руку в лаз, мальчик забрал три яйца, которые были схожи по цвету с вороньими, но чуть меньше по размеру. Держа яйца в руке, Ваня пошёл вон из болота, вглядываясь в лёд, чтобы не провалиться.

В некоторых местах лёд был прозрачен и подо льдом или в самом льду виднелись лягушки. Некоторые лежали белыми брюшками вверх. Выбравшегося из болота мальчика на берегу встретили такие же лягушки, но ожившие и уже издававшие переливчатые трели, которые означали лягушачьи песни навстречу весне.

— Вот, возьми сорочьи яйца, — сказал Ваня брату. — Видел на болоте лягушек, замёрзших во льду, а здесь на берегу такие же лягушки уже живые и поют? — Как же так, лягушки замерзают осенью, лежат всю зиму во льду, а по весне оживают и поют как ни в чём не бывало. У нас, зимой, сосед дядя Вася замёрз — шёл из деревни, вьюга началась, он сбился с пути, замёрз насмерть, и оживить нельзя. А лягушки сами оживают. Почему им можно оживать, а людям нельзя?

— Потому что человек большой и тёплый, а лягушка маленькая, и холодная, и дядя Вася, что замёрз в лесу, говорят, был пьяным, лёг на снег и замёрз, — возразил Юрий, взяв сорочьи яйца.

— Нет, дядя Вася замёрз потому, что потерял в пургу свою шапку, и он не был пьяным, а почему лягушки оживают, я не знаю: надо будет спросить об этом учительницу, — ответил Ваня своему брату, и они пошли к привалу, где Фролята, упившись берёзовым соком, начинали зажигать костёр, ломая ветки хвороста и укладывая их в кучку.

Сложив кучку хвороста, Вовка сорвал пучок сухой травы, подложил его под хворост и, чиркнув спичкой, поджог траву. Сухой хворост быстро принялся огнём, кучка была большая и прямо на сухой траве, огонь костра перекинулся на траву и лёгкий ветерок погнал пал к лесу, грозя устроить лесной пожар. Ребята испугались и начали тушить пожар, затаптывая огонь сапогами и скоро им удалось сбить пламя, от которого на полянке осталась выжженная проплешина.

— Повезло нам, что удалось погасить огонь, иначе пришлось бы убегать прочь, чтобы не наказали за поджог леса, пусть и нечаянно, а за нечаянно бьют отчаянно, — обрадовался Фролов старший, который и затеял разжигать костёр.

— Эх ты, вредитель, — укорил Ваня своего товарища, — сначала надо было вырвать сухую траву и уже потом, на голом месте разжигать костёр.

— Ладно, не будем ссориться, — продолжил наставлять Ваня своих младших спутников, — это и я виноват, что не уследил за вами. Костёр уже прогорел, пока мы боролись с пожаром, и разжигать его снова пока не будем, а пойдем ловить гольянов в этой луже, из которой течёт ручеёк в озеро.

Ребята согласились со старшим, обрадованные победой над огнём, и все пошли к луже с гольянами. Рыбёшки метнулись прочь к другому берегу лужи, и ребята, выстроившись в ряд, погнали гольянов на мелководье, громко шлёпая сапогами по воде.

Деваться рыбкам было некуда, и скоро вся стайка рыбок оказалась на берегу, трепыхаясь в мокрой траве, из которой их доставали цепкие мальчишеские руки.

Собрав гольянов, которых оказалось более сорока штук, ребята снова занялись костром, который весело загудел огнём через несколько минут на месте выжженной травы.

— Пора нам перекусить в походе тем, что добыли, — сказал Ваня, — а добыли мы гольянов, птичьи яйца и хлеб, что принесли из дома. Давайте жарить гольянов на костре — должно получиться вкусно, хотя в походах, как пишется в книжках про американских индейцев, надо рыбу и зверей есть сырыми, чтобы не привлекать внимание бледнолицых врагов дымом костра. Но здесь врагов нет, и будем жарить гольянов.

— Как же их жарить, если нет ни сковородок, ни котелков, чтобы сварить уху, — спросил Витька, младший из братьев Фроловых.

— Да, не догадался я прихватить какую-нибудь посудину из дома, а ведь в сарайке валяется чугунная сковородка с отбитым краем, которую я не успел сдать старьёвщику, чтобы получить копеек 15 и купить у него воздушный шарик, — огорчился Ваня, — но будем жарить рыбок над огнём, насаживая их на прутики, я покажу как это надо делать.

С этими словами Ваня подошёл к ближней берёзе, срезал перочинным ножом ветку, очистил её от коры, потом взял трепыхающегося гольяна, вспорол брюшко, выдавил внутренности, насадил рыбку на прутик под жабры и сунул её в огонь. Минуту спустя рыбёшка начала скрючиваться от огня, потом обгорели плавники и хвост, и Ваня, посчитав рыбку вполне подходящей, вынул прутик из огня, снял рыбёшку и обжигая губы, откусил её по самую голову. Рыбка оказалась запечённой, но без соли совсем пресной.

— Эх, даже соли я не догадался прихватить из дома, собираясь в спешке, — укорил мальчик самого себя, не стыдясь товарищей. — Придётся всем нам есть рыбок без соли.

— У меня есть соль, — вскликнул младший брат Фролов. — Я всегда ношу в кармане спичечный коробок с солью, потому что люблю есть хлеб с постным маслом и посыпанный солью.

Витька вскочил от костра, побежал к берёзе, на которую повесил свою фуфайку, в которой было жарко на солнце, и достав из кармана коробок с солью и ломоть хлеба, что прихватил в дорогу, вернулся к костру, где его ожидали друзья, порядком изголодавшиеся, поскольку солнце уже катилось вниз с вершины неба и время обеда давно прошло.

Ваня показал ребятам как срезать и чистить от коры прутья тальника, которые лучше подходили для жарки рыбы. Ребята нарезали прутьев, начистили рыбок от внутренностей, поскольку у всех были ножички, и скоро четвёрка друзей столпилась вокруг костра, на котором каждый жарил свою рыбку, посыпав немного соли в брюшко и потом, поджарив рыбку, снимал её с прутка и жадно поедал вместе с головой, которая оказалась тоже вкусной.

Через полчаса с рыбками было покончено — каждому пришлось по двенадцать рыбок, потому что улов разделили поровну, чтобы без обиды и старшинства.

— Теперь попробуем испечь на костре птичьи яйца, — предложил Ваня, и достав вороньи и сорочьи яйца из своей кепки, куда сложил свою добычу, начал осторожно закатывать яйца на горячие угли, что оставались от догоравшего костра, куда перестали добавлять сухие ветки. Два яйца лопнули от огня, но жар углей не позволил им расколоться и через минуту мальчик палочкой выкатил яйца из костра, посчитав, что они испеклись.

— Моя бабушка варит куриные яйца прямо под крышкой самовара и не более трех минут, а ведь куриные яйца раза в три больше вороньих, — пояснил он своим младшим спутникам.

Ваня бросил горячие яйца в лужу с чистой водой, достал одно, очистил немного от кожуры и подцепив яйцо ножичком, попробовал на вкус: он ещё никогда не ел птичьих яиц и не знал их вкуса, который оказался почти как у куриных яиц, только белок был как студень и не белый, а тёмный.

Друзья тоже последовали примеру Вани, и с яйцами было покончено, как и с рыбками.

Витька подбросил в костёр веток, чтобы огонь разгорелся вновь, достал свой ломоть хлеба, отломил кусок, наколол его на прут, как до этих рыбёшек, и стал поджаривать хлеб над огнём. Потом кусок жареного хлеба он посыпал солью и с удовольствием съел, похваливая вкус чёрного хлеба, пропахшего дымом костра.

Ребята тоже попробовали печёного хлеба, пока не наелись окончательно. От сытости им захотелось пить, и все попили холодной чистой воды из лужи, в которой совсем недавно ловили гольянов.

— Моя учительница говорила, что пить воду из лужи нельзя, можно заболеть, — предостерёг старший Фролов своих товарищей, на что Ваня возразил: — Это в городе нельзя пить из лужи, потому что вода там грязная, все помои из домов выливаются в канаву, а здесь вода от растаявшего снега, и она чистая. Из болота тоже пить нельзя, но из лужи можно.

Обед и солнце разморили мальчиков, и они улеглись на солнцепёке, подстелив на сухую траву фуфайки, которые носили с осени и до весны.

Ваня лёг на спину и смотрел в прозрачную голубизну неба. Высоко-высоко пролетел клин каких-то птиц, спешивших на север, что означало окончательный приход весны без возврата морозов и снегов — так ему говорила бабушка.

Неподалёку, на берегу села стайка скворцов, которые напели свои песни и полетели дальше в город, где на огородах снег сошёл уже давно и можно было поживиться червячками и букашками, ожившими после зимы. Синички с чёрной грудкой тинькали в зарослях тальника: они, напротив, улетели из города, где прожили всю зиму возле людей, потому что в городе можно было прожить легче, чем в голодном и пустом лесу.

Лёгкий южный ветерок доносил запахи пробуждающегося после долгой зимы леса, над озером носились и кричали чайки и чибисы, в небе над головой прошуршала стайка уток, перелетающих на другое озеро, в болоте и на озере раздавались лягушачьи трели, рядом порхала бабочка, и Ваня задремал в счастливой неге, довольный приходом весны и этим походом в лес со своими друзьями.

Ребята понежились с часок времени под тёплым солнцем, по которому соскучились за зиму, пока мальчишеская непоседливость не погнала их на поиски новых впечатлений и развлечений.

Витька поймал лягушку, вставил ей в зад соломину и надул словно мячик, отчего сильно развеселился.

— Смотри, бородавки пойдут по рукам от этой лягушки, — предостерёг его Ваня.

— Не пойдут, — возразил Витька. Это от жабы бывают бородавки, а от зелёных лягушек нет, — так мне отец говорил.

— Теперь пойду к озеру ловить мышей, что бегают между кочками — надо принести мышек нашему коту, который успел за зиму переловить всех мышей в подполе. Кот — это зверь, а зверю надо кушать мясо, которое и мы, люди, редко едим. И мальчик ушёл к озеру, взяв с собой обломок берёзовой ветки, которым надеялся побить мышек для своего кота.

Вовка пытался сачком выловить из лужи оставшихся в ней нескольких гольянов, но одному не удавалось загнать рыбёшек на отмель, и они умело проскальзывали мимо сачка.

Юрка сделал себе свисток из ветки тальника, для чего отрезал своим ножичком прут нужной палец толщиной, отрезал прут, с мужской палец толщиной и длиной с тот же палец, сделал в этом куске надрез, потом легким постукиванием ручкой ножа по коре, отделил её целиком от деревяшки, снял, сделал в деревяшке углубление и вырезы, надел кору назад, предварительно послюнявив и подув в прорезь. Свисток получился на славу и издал сильный переливчатый звук, заставив Фролят отвлечься от своих дел.

Ваня, увидев вдали под берёзой муравьиную кучу, вспомнил, что обещал ребятам угостить их муравьиной кислотой, и отрезав ветку тальника, очистил её от коры, облизал и подойдя к муравейнику, положил веточку сверху, слегка двигая. Муравьи облепили ветку, что грозила разрушить их жилище, и Ваня, отряхнув ветку от муравьёв, попробовал лизнуть. Ветка оказалась пронзительно кислого вкуса от муравьиного сока. Ребята вслед за Ваней тоже попробовали муравьиного сока, морщась от кислоты, что сводила скулы.

Солнце начало быстро клониться к закату, часов у ребят не было, потому что наручные часы считались роскошью и были не у каждого мужчины, не то, что у мальчиков. Правда, бабушка Вани обещалась купить ему часы, если он закончит класс на отлично и похоже было, что ему удастся это сделать. Бабушка Вани была учительницей младших классов, но вышла на пенсию год назад и продолжала работать библиотекарем в школе-семилетке, что позволило ей получать зарплату библиотекаря и половину пенсии — а это было больше, чем зарплата учителя.

Ребята собрались в обратный путь, чтобы засветло вернуться домой, пока их не хватились родные. Апрельский день сильно прибавился к короткому зимнему дню, но играть засветло ребятам полагалось возле дома, чтобы по первому зову загнать их в дом.

Надев фуфайки, поскольку от ледяного озера уже потягивало холодом, ребята двинулись в обратный путь той же дорогой, где за тёплый день сильно прибавилось подснежников, а на самой дороге пробилась зелень травы.

Все были довольны проведённым в лесу днём, и ребята на ходу обсуждали ловлю рыбы, костёр, свой обед и разную всячину, что приходила мальчикам в голову.

Юрка посвистывал в свой свисток, словно судья на футболе, в который играли городские команды на стадионе прошлым летом и будут играть по выходным дням, лишь только на стадионе вырастет трава.

Солнце краем задело горизонт, когда ребята добрались до своей улицы и разошлись по домам: никто их не хватился и не искал, потому что мальчики 10-12 лет считались уже вполне самостоятельными и ответственными за свои поступки, а преступлений против детей в их городке никогда не было и не предполагалось. Худшее, что могло произойти — это утонуть в речке, как случилось однажды с девочкой в прошлом году, но до сезона купания было ещё далеко и купаться можно было после того случая лишь в нескольких местах и под надзором взрослых.

Ванины бабушки сидели на лавочке возле ворот, отдыхая после забот воскресного дня и обсуждая уличные слухи с соседями, которые тоже, на исходе дня, вышли на улицу и расселись на лавочки, которые были возле каждого дома.

— Где тебя носило весь день, даже обедать не пришёл? — С притворной строгостью спросила бабушка, для которой внук был не только обузой, доставшейся от дочери, но и предметом гордости за школьные успехи Вани.

— С ребятами ходили на озеро, разоряли вороньи гнёзда и ловили гольянов, потом разожгли костёр и жарили гольянов и вороньи яйца, — объяснил Ваня своё отсутствие в течение дня, на что бабушка укорила внука: — Надо было сказать мне, что собираетесь в лес, а то мы уже волноваться начали, что нигде тебя нет поблизости, даже в кино денег на билет не просил.

— Это кино я уже видел, потому и не просил денег на билет, а в лесу гораздо интереснее, чем здесь на улице болтаться, — возразил Ваня.

— Иди в дом, там на столе тебя ждет кружка молока и ломоть белого хлеба на ужин. Этот хлеб мы купили на базаре у колхозников, ещё купили белой муки и через неделю на Пасху будем печь пироги и плюшки, — закончила бабушка воспитание внука и продолжила беседу со своей матерью, прабабушкой Вани, которая лузгала семечки подсолнуха во всё время разговора.

Про Пасху мальчик знал, что это бог, которого нет, воскрес и что-то ещё, но плюшки любил и потому с радостью пошёл в дом, чтобы поужинать молоком с хлебом. Гольяны и яйца ворон конечно насытили ребят, но белый хлеб с молоком был гораздо вкуснее лесной добычи.

На дворе солнце закатывалось за горизонт, в доме наступили сумерки, и Ване пришлось зажечь керосиновую лампу, чтобы не ужинать в потёмках.

После ужина, мальчик достал с полки книгу про индейцев Фенимора Купера и продолжил увлекательное чтение этой книги, что взял в библиотеке. Он и поход на озеро затеял потому, что уже прочитал две книги про лесную жизнь индейцев в Америке, и ему захотелось испытать эти приключения на себе. Поход в лес оказался удачным, и Ваня решил повторить такие вылазки летом: главное в лесных походах — это найти себе пропитание, а не нести еду из дома — про такое написано в книгах об индейцах.

Через полчаса или больше, когда за окном совсем стемнело, возвратились бабушки с уличных посиделок, расстелили свои кровати для ночного сна, причём кровать в комнате была лишь у бабушки Ани, а прабабушка Дуня спала на большом сундуке, что стоял на кухне у двери, но зимой, в холода, прабабушка спала на лежанке русской печи.

У Вани тоже не было своей кровати, и он спал на раскладушке в комнате рядом с бабушкой, потому что места в комнате для кровати не было. В доме была ещё маленькая комната, но там жила двоюродная сестра Вани, ученица десятого класса. Она приехала из Москвы, погостить у бабушки летом и решила остаться здесь, чтобы закончить среднюю школу — так ей понравилось в этом небольшом городке, чего Ваня совсем не понимал: как можно променять красивую жизнь в Москве, что показывают в новостях кино, на их простую жизнь в городке. Эта сестра, Наташа, считалась уже взрослой и потому ещё не объявилась на ночь со своих девчачьих дел.

Бабушки и внук улеглись, оставив на кухне, зажжённой керосиновую лампу, но убавив фитилёк, чтобы Наташа, войдя в дом, не бродила в темноте и не будила спящих.

Ваня лёг на свою раскладушку, вспоминая события минувшего дня, который ему очень и очень понравился путешествием в весенний лес около озера и незаметно уснул вполне довольный своей жизнью.