Гонки на черепахах

Станислав Бах, 2012

Увлекательный роман о приключениях спортсменов-джиперов, гонщиков по бездорожью.

Фраза

Из окутанного мраком прошлого Волошина было известно, что родился и вырос он на севере России, в Архангельске. Эмма говорила, что он познакомился с ее бабушкой в конце Второй мировой войны в Словакии. Затем, уже в мирное время, после нескольких попыток встретиться с ней, оказался в лагере на Соловках. Стал диссидентом, а потом ему удалось бежать из Советского Союза, и он, опасаясь преследования КГБ, долгое время скрывался в Западной Африке. Дед обладал энциклопедическими знаниями, владел почти всеми известными профессиями и рисовал с фотографической точностью. При этом он постоянно давал окружающим советы и критиковал их способности, особенно умственные. Единственный человек, который мог рассчитывать на поблажку, была Эмма. Но иногда доставалось и ей.

Стив вспомнил, как еще в колледже кто-то принес диск с «Заводным апельсином» Стэнли Кубрика, как таинственным шепотом ему сообщили, что этот английский фильм, снятый по английской книге, прогремел по всему миру, но в Англии был запрещен. Такой рекламы было достаточно, чтобы за неделю фильм посмотрели все, после чего в оборот пошел роман.

А через две недели malltshiki уже вовсю вставляли в свою речь необычные русские слова. Преподаватели забили тревогу, но садистские наклонности и прочие достоинства Алекса, главного героя книги, ни у кого не стали предметом подражания. Зато филологическое увлечение продлилось довольно долго, и, исчерпав лексикон «Апельсина», ребята начали отыскивать в словарях другие фонетические шедевры и с удовольствием обучать им друг друга. Юзат, то есть девчонкам, ни роман, ни фильм категорически не нравился, но и они могли выдать что-нибудь типа «всплеск» или «шоссе», произнести которые можно было только после многочасовой тренировки. А лидером популярности долгое время был такой перл, как «достопримечательность».

Эмму хватило на первые двадцать страниц романа, но она единственная в колледже говорила по-русски и быстро стала верховным арбитром в бесконечных спорах на тему «нет-такого-слова».

Понятно, что всевозможная химическая абракадабра, вроде амидопропиленгликольхлорида, не котировалась ввиду исключительно узкоспециального применения, а бесконечные пра-пра-пра-внучки-бабушки считались не более чем курьезом.

— Дед, скажи какое-нибудь русское длинное слово, — как-то попросила Эмма.

— Гниль, — сразу ответил старик.

— Это, по-твоему, длинное? Пять букв.

— Ты же не просила слово с большим количеством букв, ты сказала: «длинное».

— А какая разница?

— В слове «гниль» между первой и последней буквами поместился Нил. Правда, ты вряд ли знаешь, что это такое.

Эмма начала злиться.

— Я знаю. Это большая река с крокодилами. В Африке. Ты ее переплыл, когда за тобой была погоня. Теперь можешь сказать слово с большим количеством букв?

— Сколько букв тебе нужно?

— Много. Все.

— Много или все? — бесстрастным тоном переспросил дед.

— В русском языке сколько?

— Было сорок три. Но коммунисты десять букв убили.

— Как убили? — удивилась Эмма. — А, понятно. Ты знаешь слово, в котором тридцать три буквы?

— Дай подумать.

— Долго?

— Гиппопотомонстросескиппедалофобия, — выдал старик.

— Дед, ну хватит! Нет такого слова.

— Не буду с тобой спорить.

— Ты знаешь нормальное слово?

— Я сказал, что не буду с тобой спорить. Слово такое есть, но оно тебе не нужно.

— И что же оно значит?

— Боязнь длинных слов. Можно считать заболеванием, а можно — психической аномалией. Тебе это не грозит, а вот мне становится плохо, когда ты пытаешься произнести что-нибудь длиннее слова «груша».

— Две груши. Баклажан. Чертополох, — выдала Эмма.

— Браво! Беру свои слова обратно. — Дед картинно развел руками.

— Я тебе все равно не верю.

— Посмотри в энциклопедии.

— Посмотрю. А почему ты сказал, что мне это не нужно?

— Потому что умная женщина — это так же противоестественно, как женщина-штангист. Воля, сила и ум — мужские качества.

— А женщины, кстати, сейчас занимаются и штангой, и боксом, — возразила Эмма.

— Ну тогда им осталось взять в жены мужчину — художественного гимнаста и научить его рожать детей.

Эмма прыснула со смеху. Дед посмотрел на нее и улыбнулся.

— Значит, по-твоему, умных женщин нет? — спросила Эмма.

— Конечно есть. Я даже одну видел по телевизору. Ее возили в бронированной машине. Как же ее звали… Мэгги… Мэгги Тэтчер!

— Дед, ты — динозавр!

— Назови великую изобретательницу, композиторшу и художницу, — предложил дед. — Даже слов таких нет.

— Это — искусство. Совсем другое дело, — ответила Эмма.

— Таких слов нет, потому что ими некого называть. Как нет ни балерины, ни кормилицы мужского рода. — Дед говорил уже мягче. — Вот скажи мне, почему чемпионка мира по шахматам едва ли войдет в сотню лучших шахматистов мира? — продолжал он.

— Тебя все равно не переспоришь. — Эмма вздохнула.

— Вот! — многозначительно произнес дед.

— А твоя жена, значит, была дурой?

— Дура — это грубо. К тому же для женщин они были вовсе не глупые.

— Они — это жены? А сколько их у тебя было?

— В разное время по-разному. Когда три, а когда… да не буду же я их считать! Это неуважительно.

— У тебя что, было несколько сразу?

— Да, в разных странах. Мне приходилось много путешествовать. Возить с собой семью было невозможно. А однажды мне подарили гарем.

— На день рождения? — съязвила Эмма.

— Нет, — спокойно ответил старик. — После победы над фулани. Это такое племя.

— И ты согласился?

— Конечно, они были такие славные… — Дед улыбнулся. — Потом, от подарка вождя отказываться опасно. Меня бы подвергли принудительному ультравысокотемпературному водогрязелактопарафинолечению. Кстати, вот тебе еще пара слов-гигантов.

— Чему подвергли?

— Меня бы сварили в молоке с воском и десятком острых специй и съели бы на ужин.

— О боже, — ужаснулась Эмма, но любопытство оказалось сильней. — А за что он сделал такой подарок?

— Я ему создал национальную валюту. Если проще, нарисовал казначейские векселя, деньги.

— Что значит нарисовал? Образцы?

— Оригиналы.

— Все? — Эмма представила объем работы и помотала головой.

— Да, за два года. Вождь на эти деньги купил оружие и выиграл войну.

— И за это — гарем? — спросила она, не очень понимая, много это или мало.

— Я его сам об этом попросил.

— Ты?!

— Вождь по случаю победы набрал новый гарем, а шаман уговаривал его принести в жертву старый. Хотя какой он старый, некоторым было… Впрочем, они и сами не знали, сколько им было.

— В жертву? Это что, убить? В двадцатом веке?

— Это здесь был двадцатый, а там — каменный, — ответил дед.

Эмма помолчала, свыкаясь с этой мыслью.

— Ну да, и потом, они же дикари, язычники, — рассуждала она. — Нет, все равно в голове не укладывается.

— А то, что за несколько лет до этого цивилизованные христиане принесли в жертву сотню миллионов человек, это укладывается? А потом еще начали готовиться к третьей мировой.

— Так у меня что, пол-Африки двоюродных братьев? — У Эммы округлились глаза.

— Стоп, дальше табу, — отрезал дед.

Эмма вздохнула.

— Дед, а бабушка знала про гарем?

— Да.

— И не развелась с тобой?

— Мы с ней не были женаты. Кстати, ты на нее похожа.

— Да-а? Говорят, она была красивая… — Эмма радостно улыбнулась.

— Я имел в виду, что ты — такая же болтливая.

— Дед, ну почему ты так всех ненавидишь?

Старик нахмурился.

— Архангелогородская одиннадцатиклассница инкриминировала человеконенавистничество восьмидесятичетырехлетнему берегослоновокостийскому фальшивомонетчику, страдающему благоприобретенной гиппопотомонстросескиппедалофобией.

Услышав это, Эмма забыла свои обиды.

— Дед, умоляю, можешь повторить? Только медленно.

Три дня в колледже все, включая преподавателей, переписывали друг у друга фразу, в которой на десять слов пришлось более двухсот букв. А произнести ее могла только Эмма, и то по бумажке и проглотив при этом десяток букв. Тем не менее ее об этом постоянно просили и слушали с таким вниманием, будто это был сам Достоевский.

— Дед, а почему ты назвал меня архангелогородской, и так далее? — спросила как-то Эмма. — Я же здесь родилась.

Дед ответил далеко не сразу.

— Я не знаю, как тебе это удалось, но ты, ни разу не побывав в России, выросла гораздо более русской, чем те, кто приезжает оттуда сейчас.

— Дед… — только и смогла вымолвить Эмма. Это была самая высокая похвала, которую она слышала от старика.

Стив сел за компьютер и набрал в поисковике «Russia». Ссылок было много, и он листал страницы сайтов, толком не зная, что ищет.

Его взгляд задержался на фразе: «Самое холодное обитаемое место на Земле — деревня Оймякон, Северо-Восточная Сибирь. Там была зарегистрирована температура минус семьдесят один градус по Цельсию». До него не сразу дошло значение слова «обитаемое». Стиву вдруг стало холодно, и он сделал большой глоток. «В России — девять часовых поясов». Стив перечитал последний абзац и подлил еще.

«Границы: Норвегия, Финляндия, Эстония, Беларусь, Латвия, Литва, Польша, Украина, Грузия, Азербайджан, Казахстан, Китай, Монголия, Китай, Северная Корея». Стив глотнул еще. Как это, Норвегия и одновременно Корея? И почему Китай два раза? И что это за довесок между Польшей и Литвой? Еще одна Россия? Он сделал несколько движений мышкой. Так, Калининград… Там жил философ Кант. Он что — тоже русский? «Морская граница с США и Японией». Может, и с Англией граница есть? Так, дальше. «Национальная валюта — рубль. В одном рубле — сто копеек». Стив поймал себя на мысли, что не удивился бы, если бы в рубле была 71 копейка.

Интересно, а что за люди там? Ответы на этот вопрос были невероятно противоречивы, но Стив все же смог сделать два важных вывода: первый — что если ночевать в гостинице, то был шанс остаться в живых, и второй — что поиски приключений его этого шанса точно лишат. Шанс существенно возрастал, если путешественник хоть немного говорил по-русски.

Отец Патрика помог Стиву решить вопрос с визой. Самолет вылетал в пятницу утром, обратный — в понедельник вечером.

Все свободное время до вылета Стив либо учил русский, либо шарил по Интернету. Закачав в телефон лингафонный курс русского языка и просмотрев десяток взятых у Эммы русских фильмов с английскими субтитрами, Стив быстро восстановил былые знания и вскоре начал понимать и даже составлять простейшие фразы по-русски.

Альтернативных вариантов ночлега найти он так и не смог, зато начал представлять себе образ жизни русских туземцев. Получалось, что они спали на камине, при помощи плетеной обуви ели капустный суп, ездили в санях, запряженных тремя белыми медведями, и стреляли друг в друга из автоматов Калашникова. А по вечерам те, кому удалось уцелеть, ходили в баню, где избивали друг друга ветками березы, соревновались в количестве выпитой водки и играли в шахматы. Компьютеры и Интернет в России отсутствовали, но были таинственные подземные города, в которых особая каста ракетчиков строила космические корабли и боевые межконтинентальные ракеты.

Стив обзвонил чуть ли не всех, кто был в памяти его телефона, но знакомых в России ни у кого не оказалось.

В университете он подошел к знакомому профессору и, ни на что не надеясь, попросил совета. Профессора ничуть не удивила причина, по которой Стив не мог воспользоваться гостиницей, он немного подумал и сказал:

— Попробуй найти какой-нибудь туристический клуб в Санкт-Петербурге, может, они тебя возьмут в поход, и ты переночуешь в палатке.

Стив даже расстроился, что такое простое решение не приходило ему в голову.

— А вы там были? — спросил Стив.

— Нет, — ответил профессор. — И это одна из немногих вещей, о которых я очень жалею.

Найдя в англо-русском словаре несколько ключевых слов, Стив, к своему удивлению, получил массу ссылок на русские сайты. Попытки перевести содержание обычно чаще всего приводили к хаотичному набору слов, и Стив блуждал по непонятным ссылкам в поисках всего, что связано с туризмом. Его внимание привлекла фотография лесной поляны, на которой стояли несколько джипов на больших колесах, а из палатки высовывалась бородатая, грязная, но добродушная физиономия туземца. Наверное, какая-нибудь секта, скрывающаяся в лесах, решил Стив. В углу фотографии был адрес электронной почты.

Стив написал короткое письмо, пропустил его через программу-переводчик, набрался духа и отправил.

На следующее утро на другой планете, а на самом деле на другой окраине той же старушки Европы, человек, почему-то выбравший себе имя Гид, в третий раз перечитывал электронное послание от человека, именующего себя Горностаем.

«Получил очень забавное письмо. Не знаю, кто он такой и почему обратился ко мне. Если интересно, ответь сам.

Горностай».

Дальше шел следующий текст:

«Джентльмены.

На пятница я имею хожу летать в Россия через Легкие Полеты полет Лондон — Санкт-Петербург. Я бы люблю брать часть любой поход через Русский лес на ноги или машина. Я готов за любой вид от спящий место но гостиница. Палатка лагерь бы быть лучший один. Пожалуйста послать твой состояния и цены.

С лучший награды, Стив Блекфилд

Сент-Олбанс

Хартфордшир

Англия».

Стив просидел в Интернете до глубокой ночи, а утром, подойдя к компьютеру, увидел в углу экрана небольшой почтовый конвертик. Стив открыл письмо. Ему пришел ответ из России, в котором на вполне приличном английском некий Гид предлагал ему тур либо на российском армейском внедорожнике, либо на плавающем вездеходе, с полным пансионом на базе «Утесово» недалеко от Санкт-Петербурга, ночлегом в русской избе и трансфером от аэропорта до базы на вертолете.

Стоимость тура показалась несколько высокой, но, когда он увидел фотографию вездехода, финансовый вопрос перестал его волновать. Из густой травы выглядывало приземистое чудовище из космического боевика на огромных лапах-колесах, в котором, словно в обычном кабриолете, сидела миловидная девушка, небрежно держась за руль одной рукой. В письме предлагалось заполнить заявку, и была еще просьба писать по-английски и не пользоваться компьютерными переводчиками.

Стив быстро заполнил поля заявки и подтвердил, что согласен с условиями и ценой. В какой-то момент он подумал, что это — хорошо замаскированная западня, уж больно быстро и гладко все получалось, но он прогнал эту мысль, отправил заявку по сети и решил распечатать копию.

Старенький струйный Epson привычно зажужжал, листок уже почти выполз наружу, но принтер вдруг остановился, тревожно моргая красным индикатором. На экране компьютера появилось сообщение «Paper jam». Стив открыл крышку принтера. Лист был абсолютно целым, без складок, он просто почему-то остановился на самом выходе. Заявка была напечатана полностью, только в нижнем углу, в графе «Длительность тура», чернила смазались.