За полчаса до конца детства

Софья Самокиш, 2023

Насте скоро шестнадцать, но она не стремится стать взрослой. Искренне верящая в добро и в Бога девочка не хочет быть похожей на сверстниц, чей главный интерес – свидания и развлечения. Она мечтает сохранить свой чистый внутренний мир и полюбить лишь однажды с первого взгляда (но непременно – на всю жизнь). Однако поездка в летний лагерь поставит под сомнение ее идеалы и заставит столкнуться с самыми разными проявлениями человеческих чувств. Сможет ли Настя пройти испытание не только завистью, ревностью, гордыней, но и первой любовью?

ГЛАВА 2. Парень для Светы

2 июня

Вечерняя служба идет своим чередом. В храме многолюдно. Завтра Троица. Федя ещё стоит и ждёт своей очереди на исповедь, а я уже отстрелялась и решила присоединиться к Лиде, Свете и Наташе — тоже из компании «своих». Они исповедовались самыми первыми и ушли отдохнуть на первый этаж, в комнатку сторожа.

Я спускаюсь по лестнице, вхожу в полутьму гардероба. Окон здесь нет, и кроме крохотной лампочки на потолке каморку освещают только свет из открытой двери в трапезную, голубое мерцание компьютера да настольная лампа. На экране монитора отображаются виды с камер наблюдения над входом и на заднем дворе, а в кресле сидит с книгой охранник Юра.

Юра — совершенно не типичный охранник, какого можно увидеть в торговом центре или офисе. Да и как можно быть типичным охранником, если ты работаешь в храме? Высокий и худой мужчина средних лет с небольшой бородой, с добрыми, но серьёзными глазами, вечно с книжкой в руках — некоторые по ошибке принимают его за священника. На поясе у Юры висит солидная связка ключей ото всех помещений — он с ней никогда не расстается и хранит с таким трепетом, что поневоле ощущаешь уважение к человеку, который каждое утро отпирает двери церкви, клироса и алтаря. Ведь дело не в том, что он может и не отпереть — важно, что именно он и отпирает. Впрочем, и не впустить Юра может, если кто-то придет в неподобающем виде и не с тем настроем. Хорошо помню, как однажды он стоял на входе в храм, преграждая дорогу молодому хорошо одетому парню, который громко матерился и кричал непристойности. Тот так и не прорвался…

Проходя мимо сторожа, я вспоминаю вчерашних девиц из троллейбуса и думаю, как бы он взглянул на них? Пустил бы в храм в обтягивающих джинсах и топах, если бы вдруг каким-то невероятным образом их занесло сюда? Или, озадаченно качая головой, стал бы рыться в корзине с платками, чтобы вытащить оттуда самые большие палантины и завязать один в качестве юбки, а второй набросить на плечи?.. Впрочем, на Федьку-то в штанах он не ругается! Хотя у неё штаны широкие и бесформенные, почти как юбка.

Подняв глаза от книги, Юра улыбается, увидев меня — всех «своих» он хорошо знает, как и мы его.

— Что, уже служба закончилась? — спрашивает он, и его наивно-искренний тон как будто не допускает возможности даже предположить, что я могла уйти из храма просто так. И мне почему-то становится совестно — ведь именно это я и сделала. Но тут же находится оправдание, которое я и озвучиваю сторожу:

— Я только схожу девочек позову, а то они ушли и пропали!

Юра смотрит на меня проницательным взглядом и точно видит, что его вопрос попал в цель, вызвав нужные чувства! Он удовлетворенно кивает и снова обращает взгляд к книге. А я прохожу дальше в коридор, ведущий в его маленькую комнатку, которую уже давно следовало бы переименовать из сторожки в девичью — Юры там почти никогда нет, зато очень часто толчёмся мы, особенно во время праздничных трапез после служб.

Скрипнув дверью, я оглядываю открывшееся мне собрание. Лида и Наташа заняли кровать и развалились на ней, скомкав всё одеяло. А Света угнездилась на диванчике.

— О, Настя, ты вовремя! — говорит мне Наташа. — Света тут как раз собралась нам на жизнь пожаловаться.

«Картина Репина “Приплыли”, — мрачно констатирую я. — И как же теперь прервать поток жалоб и вернуть их обратно на службу?»

— И нечего смеяться! — Света негодующе смотрит на Наташу. — Между прочим, у меня действительно в жизни есть проблема.

— Ну, так рассказывай. Авось все вместе чего и подскажем, — радушно приглашает Наташа.

Света вздыхает:

— Парень меня один достал. Звонит всё время, отношения предлагает.

Свете пятнадцать лет. Меня всегда удивляет её хрипловатый голос, словно она не девушка, а футбольный фанат, отболевший за любимую команду. Да и угловатыми чертами лица она напоминает мальчишку, а курносый нос и тонкие губы усиливают сходство с парнем. От девочки у неё только волнистые волосы до пояса.

— Ну и что? По телефону ведь, — с завистливым равнодушием возражает десятилетняя Лидочка. Я улыбаюсь её словам: забавно наблюдать, как маленькие дети уверенно разбираются в отношениях старших.

— Пока по телефону, а потом? — от волнения Света начинает говорить на полтона выше. — Он живёт со мной в одном дворе! Как теперь из дома выходить — а если проходу не даст, приставать будет?

Я включаюсь в обсуждение, не давая девочке уходить далеко от темы:

— И что ты ему отвечаешь?

— Чо-чо… — пожимает она плечами. — Говорю, чтоб не лез, потому что у меня парень есть. И что, если он узнает, то голову ему оторвёт!

— Неужели поверил? — Наташа скептически приподнимает бровь.

— Да как тебе сказать… По идее, да, но… Нет, он в принципе поверил, что у меня должен быть парень. Я же красивая! — невозмутимо произносит Света.

Это заявление звучит так безапелляционно, что с ним никто не спорит.

— А что тогда?

— А то, что он моего парня никогда не видел и не слышал! Боюсь, скоро перестанет мне верить и очной ставки потребует! И чо тогда делать? — голос Светы снова повышается.

Да, тут есть, над чем подумать: ситуация сложная. А я в который раз убеждаюсь, что отношения с парнями в нашем возрасте приносят больше проблем, чем радости. Все эти заморочки совершенно не похожи на те возвышенные прекрасные чувства, которых я жду для себя.

— Насть? — вдруг резко включается в разговор Наташа. — Ты здесь?

Я настороженно смотрю на девочку. Её тон мне не нравится. Тринадцатилетняя Наташа с детства за словом в карман не лезет. Она занимается в театральной студии и вообще всегда очень бойкая и решительная. В её интонации уже слышен звон оригинального и острого решения проблемы.

— Тут я, тут, — отвечаю я, опускаясь на диван рядом со Светой. Но наша будущая артистка уже с головой ушла в придуманный ею сценарий.

— По телефону достаёт, говоришь? — затейница обводит нас глазами, и я понимаю, что для объявления своего плана ей требуется всеобщее внимание.

— Ага, и смски дурацкие пишет! По ночам! — жалуется Света.

Наташа коварно прищуривается.

— А давайте-ка мы ему тоже позвоним! — произносит она, прокашливается и вдруг сипит до неузнаваемости изменённым голосом: — Слышь ты! Будешь ещё к моей Свете приставать, пожалеешь!

Мы удивлённо переглядываемся и одновременно начинаем хохотать, поняв неожиданный план Наташи. Для неё разыграть такое представление — раз плюнуть, а нам — удовольствие посмотреть.

— Давай сюда его номер! — потирает руки Наташа. — Скоро от него тебе одна память останется!

— Да на фига мне такая память… — бурчит Света, ещё не проникшаяся гениальностью идеи. Она неуверенно протягивает Наташе телефон, но потом включается в игру и оставляет трубку себе:

— Погоди, давай-ка я сама сначала! — с довольной улыбкой нажимает она на «вызов». — Алло, Сережа? — раздается её хрипловатый голос. Я не могу отделаться от мысли, что с таким голосом удобно ходить по подворотням и требовать с людей деньги, употребляя только узкоспециальные фразы: «Ты, че, а? Да ты слышь, не?»

— А я вот тут с друзьями сижу, да-а… — продолжает девочка, включая максимально развязную интонацию. — Про тебя вспомнили, да-а… А то ты не верил, что Дима существует. Так можешь с ним сам поговорить, он не против!

Наташа некстати закашливается. Света сбивается и замолкает. Тогда трубку у неё выхватывает Лида и говорит неожиданным басом:

— Привет, Ромео!

Мы замираем от восторга, вслушиваясь в разговор.

— Да ты кто такой вообще? — скептически звучит на том конце провода. Я не верю своим ушам — десятилетнюю Лидочку сразу приняли за взрослого парня!

— Ну, допустим, Колян, — невозмутимо отвечает Лида, перехватив поудобнее телефон, и откидывается на подушку.

Услышав это заявление, мы покатываемся от смеха. Видимо, это слышно на другом конце провода, потому что Сережа позволяет себе усомниться:

— Что-то не похоже, что ты Колян…

Серьезность его тона делает наш хохот ещё громче. Купился!

— Чего ржёте-то? У вас там, что, одна мелюзга? — пытается нахальничать парень.

От этой глупости Лида окончательно смелеет. Она надсаживает связки и продолжает ещё более басовито:

— Да ты вообще понял, что сказал, а? Ты на кого, пакетик, шелестишь? Вконец, что ли, нюх потерял?

Услышав это, Светка не выдерживает и выскакивает в коридор. Едва успев закрыть дверь, она разражается таким гомерическим хохотом, что я начинаю опасаться за её физическое и душевное здоровье.

Тем временем прокашлявшаяся Наташа по-пацански цокает языком и жестом требует трубку себе. Как же без неё — это ведь её авантюра.

— Слышь! — баритонит она. — Ты про Светку всё понял?

Как ни странно, её голос звучит выше, чем Лидочкин. Однако она тоже очень похожа на среднестатистического парня.

— А это ещё кто?

— Допустим, Вован.

— Да у вас там полный набор! — сомнение в трубке сменяется возмущением.

Наташа что-то бубнит в ответ, но не получает реакции. Она смотрит на экран и разочарованно резюмирует, всё ещё не выходя из роли:

— Бабло кончилось…

В этот момент я уже смеюсь в голос. Дальнейшее воспринимается вполуха. В дверь просовывается голова Светы, успевшей перевести дух:

— Требую продолжение банкета! У кого на телефоне деньги есть? Давайте ещё позвоним!

— У меня нет, — тут же отмахивается Наташа.

— А у меня телефона с собой нет.

— А сходить в банкомат закинуть деньги — не?..

Я примерно предполагаю, сколько может продлиться разговор с Серёжей, и поэтому искренне жалею ту из нас, которая согласится отдать на растерзание Свете свой телефон.

— Тоже мне! Друзья называются! Да ну вас всех! — обижается Света.

— Обижаться — грех… — смиренно произносит Лидочка, после чего Светка тут же меняет настроение — причём, совершенно искренне — принимает раскаивающийся вид и извиняется.

— Ну, так и что? Играем дальше? — ставит вопрос ребром Наташа.

— Без вариантов! Если мы сейчас же с этим не закончим, то он ещё сильнее ко мне приставать начнёт! — от волнения Светин голос берёт неимоверную высоту. — Дима-то с ним так и не поговорил!

— Какой Дима? — непонимающе хмурится наша артистка.

— Я представила своего парня Димой. А из вас пока никто им не назвался.

— А я, между прочим, не экстрасенс! — картинно восклицает Наташа. — Нельзя было сказать, как надо представиться? Вот и что теперь делать? Мой-то голос он уже запомнил! Я не смогу быть твоим Димой… Тьфу! — в сердцах бросает она.

Девочки несколько раз одновременно хлопают глазами, глядя друг на друга, потом им в головы приходит одна и та же светлая идея, и все трое переводят взгляд на меня. Но взгляды у них совершенно разные. Наташа смотрит с ехидным прищуром, как будто прикидывает, подойду ли я на роль в её спектакле. Света — просяще-умоляюще, как кот из «Шрека». А Лида — просто радостно и заинтересованно, потому что ей, видимо, очень хочется послушать, как мне удастся изменить голос под мальчика… Что?

— Что?! — спрашиваю я уже вслух. — Не-ет… Я с самого начала молчала, и я не собираюсь принимать участие в вашей авантюре! — категорически отказываюсь я и даже собираюсь встать и сейчас же уйти.

Тут в бой вступает Света. Она садится на краешек дивана и жалобно смотрит на меня. Когда она огорчается, её губы складываются бантиком так выразительно, что кажется, будто она вот-вот заплачет — не хватает последней капли.

— На-асть, — тянет она. «Нууу, добром это не кончится…» — думаю я…

Света то давила на жалость, слезно прося заступиться за неё, бедную и несчастную. То вспоминала мой диплом из музыкальной школы, говоря, что мне, как человеку с хорошим слухом, ничего не стоит изменить голос. В итоге я соглашаюсь.

К этому моменту Лида уже возвращается из ближайшего магазина, положив на Светин телефон пятьсот рублей. И я понимаю, что за эти пятьсот рублей Света может долго висеть на проводе у Серёжи, придумывая, что «Дима» в туалете или где-нибудь ещё, и взывать в это время к моей совести жестами, мимикой и шёпотом. Дешевле согласиться.

— Ты хотел поговорить с Димой? — торжествующим тоном наконец произносит Света. Я сжимаю кулаки и уныло думаю про себя: «Уж лучше бы стояла в храме. Будешь теперь знать, как от службы увиливать!» После недолгого ответа Света передает мне телефон с какими-то милыми напутствиями вроде «Сделай его! Ты сможешь!»

— Алло… Я бы хотел поговорить с тобой, — я честно попыталась! Я была даже почти уверена, что голос у меня получится. Но он вышел хуже, чем у десятилетней Лидочки! Только отступать уже некуда.

— А ты ещё кто?

— Дима, кто ж ещё… — тихо бубню я, совсем не похоже на Диму. Девочки сидят рядом, затаив дыхание. — С каких это пор ты заваливаешь тупыми смсками и звонками мою Свету, хотел бы я знать?

— Хотел? Или хотела́? — насмешливо переспрашивают из телефона.

В первую очередь я пугаюсь. А уже потом злюсь на саму себя за то, что не могу помочь Свете. И тогда меня начинает нести на волнах импровизации!

…Когда Феодора, отстояв очередь на исповедь, с радостно-заинтересованной улыбкой заходит к нам в комнату — видно, мои вопли слышны из гардероба, — я сижу на кровати и ору в трубку:

— Тебе знакомо слово мутация? У меня, может быть, ломка ещё не закончилась, вот хожу как дискант недоделанный, людей пугаю! А ты не смей ничего говорить про мой голос!

— Мутация? — хихикают в трубке.

Света торжествующе выхватывает у меня телефон.

— Видишь, какой Дима умный! Он убил тебя одним словом! Ты не знаешь всего его интеллекта! — словно горох сыплет, тараторит она. — Он… он вообще!

— А что здесь происходит? — как можно спокойнее спрашивает Феодора, оглядывая нас. Она проходит в угол комнаты, на всякий случай обходя меня подальше, садится в кресло и кладет рюкзак на пол. Света сбрасывает вызов и опускает руку с телефоном.

Я глубоко вздыхаю и обращаюсь к ней с виноватым видом:

— Вот видишь! А ты говорила — музыкальное образование… Да Лида справилась лучше меня!

— Да ладно! Зато ты его интеллектом убила! — весело заключает Света. — А ещё у нас есть Федя! — неожиданно добавляет она.

Я сочувственно смотрю на подругу.

— Чего ты хочешь от меня, женщина? — в своей обычной манере спрашивает Федя, произнося эту фразу с таким удивлением и неудовольствием, что любому должно стать ясно, что она не намерена участвовать ни в каких сомнительных мероприятиях. Но Света умеет уговаривать.

А я понимаю, что не хочу участвовать во второй части нашего «Мерлезонского балета», встаю с кровати и поправляю измявшееся платье.

— Пойду все-таки на службе постою, — объясняю я девочкам. — Долго там до Помазания, Федь?

— Да нет. Ещё полчасика, наверное.

— Позови нас, как начнётся! — просит Наташа. Я киваю, вешаю на плечо летнюю тканевую сумку и выхожу в полутёмный храмовый гардероб.

— Ну, что, конопатая, долгое это дело — подружек дозываться? — улыбается сторож, всё так же сидя с книгой у монитора. — Вон и вторая за вами пришла!

— Федя-то? — рассеяно переспрашиваю я, и тут в комнате, откуда я только что вышла, раздается очередной взрыв хохота. Юра неодобрительно качает головой. И, хотя причина веселья ему неведома, я чувствую необходимость оправдаться:

— Вытащишь их, как же… Лучше сама обратно на службу пойду. Авось хороший пример подействует.

— А вот это правильно, — соглашается он.

Чем кончилась эта история, я так и не знаю. Но с тех пор Света ни разу не заикалась о том, чтобы кто-то из нас изображал её парня. Или наше представление с первого раза возымело нужный эффект, или, наоборот, мы слишком плохо сыграли свои роли, и поэтому Света не просила повторить спектакль «на бис», но больше на своих озабоченных соседей она не жаловалась. И я была рада этому. Нелепая ситуация вместо хохота стала вызывать смущение, сквозь призму которого, как сквозь пыльное стекло, детали были уже едва различимы. И только укоризненные глаза охранника помнились всё так же ясно.