Правитель Пустоты. Проклятый бог

Софья Маркелова, 2022

Третья книга цикла "Правитель Пустоты". Третий Бархан пал, унеся с собой жизни тысяч хетай-ра. И пусть Лантее удалось отстоять свою невиновность перед Советом Пяти Барханов, но она все еще обязана исполнить волю матриархов и отправиться с Мансом и Ашархом в восточные земли во главе посольства. Судьба пустынного народа отныне в их руках, и только заключение военного союза с альвами способно помешать планам империи Ис. Но прежде чем путники окажутся под сенью Могучего Леса, им предстоит сперва пересечь пустыни Асвен, где среди бескрайних дюн можно повстречать не только грозные самумы и дивные миражи, но и тысячелетние руины, погребенные под слоем песка и таящие в себе опасные секреты. Содержит нецензурную брань.

Глава вторая.

Восточный оплот пустынного народа

Сигридский переворот в Четвертом Бархане или же, как принято называть его в официальных источниках, Сацгианская резня, не имеет никакого отношения к нападению ингур, что бы ни твердили жрецы и глашатаи. Это есть ни что иное, как массовое убийство, одобренное нашей владычицей в личных целях и ей же тщательно сокрытое от народа.

Персона, приближенная к матриарху Первого Бархана Иамес Офобат. Анонимное донесение

Оазис Добрая Земля делегация покидала рано утром и в достаточно пасмурном настроении. Никому не давали покоя мысли о произошедшем бое и его кровавой развязке. То, что случилось прошлым вечером на арене, казалось дурным предзнаменованием для всего дальнейшего странствия: ведь если путь начинался с кровопролития, то что же ждало посольство дальше? Все члены отряда невольно задавались этим вопросом на протяжении долгой томительной ночи.

Бесславная гибель Тайшина произвела на остальных работников плантации неизгладимое впечатление. Не то чтобы бывший каторжник пользовался в народе особенной любовью — его ценили лишь за жестокие и непременно победные бои, а как на товарища на него смотрели с осторожностью. Но все равно расправа над Тайшином вызвала недобрый ропот среди работников оазиса. Чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, Лантея в тот же вечер приказала Оцарио и Мансу все средства, вырученные на ставках с победы Виека, отдать в руки Делуриону. По ее указанию, деньги должны были отправить родственникам покойного.

Подобное изъятие особенно расстроило Оцарио, который уже прикарманил себе проценты за работу и расставаться с ними не имел никакого желания, но все же подчинился воле посла, когда и Манс отдал свой крупный выигрыш Делуриону. Но даже это не слишком-то расположило работников плантации к посольству. Хетай-ра с опаской поглядывали на хладнокровного Виека, который, казалось, ни в чем не раскаивался, и никаких угрызений совести не испытывал. Растущее напряжении заставило Лантею вместе со всеми ее спутниками сняться с места как можно раньше — солнце еще даже не думало показываться над горизонтом, и путники усаживались на ездовых пауков в кромешном мраке, подгоняемые стылым дыханием ночного воздуха.

На фоне всех этих происшествий Лантея даже совсем позабыла о пополнении запасов провизии и амброзии, которые планировала закупить на выданные дорожные деньги в оазисе. К ее счастью, Оцарио, оказавшийся на удивление дальновидным и расчетливым интендантом, перед отъездом предприимчиво успел договориться о наполнении опустевших бурдюков свежей водой. Конечно, отдавала она явным болотным запахом, но в пустынях капризничать не приходилось. Такого рода неожиданная помощь в делах посольства невольно заставила девушку проникнуться к Оцарио искренней благодарностью, и она откровенно смягчилась в своем отношении к чудаковатому торговцу. Через несколько часов, проведенных в дороге, к Лантее подъехал Ашарх. Двигался он верхом на сольпуге еще достаточно неумело: дерганая поступь паука указывала на то, что профессор слишком резко управлял иглами наездника, причиняя животному боль. С трудом подстроившись под темп езды Лантеи, Аш устало выдохнул и отбросил со лба пряди волос, выбившиеся из косы. Маневр перестроения потребовал от него слишком много сил.

— Послушай, Тея, — вкрадчиво начал преподаватель. — Уверен, ты, как и я, полночи думала над увиденным вчера.

Лантея усмехнулась себе под нос. Она все ждала, когда кто-нибудь из отряда захочет начать с ней этот непростой разговор. И первее всех, конечно, оказался ее верный спутник.

— Он так безжалостно расправился на арене с Тайшином, будто это был вовсе не простой работник, а его кровный враг, которого он полжизни преследовал! — продолжал Ашарх. — С чего такая неоправданная жестокость? Он мог его пощадить, когда обезоружил, но предпочел убить… Даже никакая угроза наказания, осуждения или всеобщего порицания его не остановила.

— Потому что никто не станет его наказывать. И он это знает, — ответила Лантея, смотря вдаль.

— С чего бы это такая неуязвимость перед законом? Может, кто-то и готов считать это лишь актом самозащиты, но не я. Он убил безоружного, прикрываясь какими-то своими принципами.

— Он носит титул Первого меча своего Бархана. Таким, как он, законы не писаны.

Ашарх замолчал, прикрыл рот, совершенно позабыв, что он хотел еще добавить, и лишь через десяток секунд все же решил уточнить:

— Ты это знала с самого начала?

— Не совсем. Манс сегодня перед отбытием сказал, что разглядел на мече Виека гравировку с титулом. Так что я тоже ни о чем не догадывалась до сегодняшнего дня.

— Я так понимаю, что этот титул дается не за красивые глаза. И именно поэтому Виек так хладнокровно убивает других?

— Он мастерски владеет клинком, тут не поспоришь. И мастерски лишает жизни, пользуясь своими преференциями в качестве Первого меча. Главное, чтобы это не повредило отряду, остальное не суть важно.

— Похоже, Иамес не мелочилась, отправляя с тобой своих подчиненных.

— Лучший воин Первого Бархана оказался в моем отряде — тут даже не на что жаловаться, — усмехнулась девушка, ниже натягивая свой капюшон.

— А ты не боишься, что он отправлен сюда вовсе не для твоей защиты, а?

Предположение профессора на миг сбило Лантею с толку. Но она почти сразу же искривила губы в улыбке и окинула собеседника насмешливым взглядом.

— Ты теперь всюду будешь искать возможные заговоры?

— Моя теория вполне жизнеспособна! — не сдавался Аш. — Иамес всегда вела свои собственные игры. Вдруг этот союз с альвами кажется ей не таким уж и выгодным, и она просто собирается от тебя тихо избавиться в дороге руками Первого меча, а? Он явно годится для такой работы!

— Тогда ей достаточно было бы еще на Совете подделать против меня улики и выдвинуть какие-нибудь нелепые обвинения, лишив права голоса до конца жизни. К чему такие сложности с подготовкой посольства, караваном, сопровождением? Нет, Аш. Если тут и присутствует какой-то умысел, то он не так прост. Но я больше склоняюсь к тому, что его и вовсе нет.

— Воля, конечно, твоя. Но я бы постарался тихонько сбагрить этого Виека где-нибудь по пути, например, в Четвертом Бархане. Как говорят у меня на родине, от греха подальше…

Слова Ашарха лишь заставили Лантею еще шире улыбнуться, будто искреннее беспокойство спутника ее откровенно забавляло, хоть сам профессор ничего смешного во всей этой ситуации не видел. Более того, он сразу же после беседы с девушкой еще и поделился своими опасениями с Мансом, но тот отреагировал довольно спокойно:

— Если сестра не видит в нем угрозы для себя и для всего отряда, то и нам волноваться не стоит. Убийство противника на арене — не причина для подозрений. Может быть, будь я там, я поступил бы точно так же.

Чуть успокоившись от слов друга, профессор стал реже поглядывать в сторону молчаливого Виека, спокойно ехавшего бок о бок со своей супругой. А уже после полудня, когда от невыносимого солнечного жара весь отряд спрятался на время под крышей возведенного из песка укрытия, Оцарио первым попытался ослабить напряжение, царившее в умах его спутников.

— Вот и хорошо, что Добрая Земля осталась позади. Мне, знаете, как-то не по себе от всех этих осуждающих взглядов было, — протянул он, жадно припадая к своей фляге с водой и делая несколько глотков. Практически сразу же он закашлялся и стал неистово плеваться. — О!.. Какая дрянь!.. Отвратительно!

Торговец отфыркивался еще пару секунд, а после демонстративно отбросил свою флягу подальше. Манс настороженно принюхался к своей баклажке, которую последний раз пополнял в оазисе, и тоже весь сморщился, как сушеная слива. Стойкий запах тины резко ударил в нос.

— Сырой ее пить не стоит, — вынес юноша вердикт. — Хотя я не уверен, что и горячей она сгодится к питью. Кажется, этот их пруд в оазисе уже скоро превратится в болото.

— У нас есть старые запасы, еще из Первого Бархана. Их должно как раз хватить на пару дней, — сказала Лантея и указала на один из бурдюков, лежавших в стороне.

— Похоже, оазис Добрая Земля оказался не таким уж и добрым местом по отношению к нам. Даже их вода для нас непригодна, — попытался пошутить Оцарио, нервно поправляя свой тюрбан. На удивление, его неловкое замечание вызвало на губах Эрмины слабую улыбку.

— А мне там понравилось, — произнесла она. — Бои были жаркими. Противники стойкими. Угощение сладким. Что еще нужно?.. Я хорошо отдохнула, отвела душу на арене. Быть может, все закончилось не очень радостно, но что поделать. Такова жизнь. Чтобы один мог забрать себе венец победителя, кто-то другой должен его лишиться.

— Но ведь Тайшин лишился не просто победы. Он утратил жизнь, — едва слышно сказал Оцарио, не сводя взгляд с Эрмины. Все вокруг сразу же как-то притихли, и отчего-то в воздухе повисла мучительная неловкость.

— Он сам сделал этот выбор, когда обнажил оружие. Он был готов убить ради того, чтобы устранить противника и занять его место. Потому и получил в ответ лишь то, чего добивался.

— Это досада проигравшего. Его пыл остыл бы так же быстро, как и разгорелся, — не согласился Оцарио. — На такого рода дружеской арене, где участники лишь пробуют свои силы, нет места жестокому кровопролитию. Здесь не война, а мирное соревнование.

Со стороны Манса раздалось тихое одобрительное мычание.

— Вы можете думать, что хотите. — Эрмина резко подняла подбородок, окидывая сидевших перед ней спутников огорченным взглядом. — Но я не считаю, что мой муж в чем-то виноват.

Ее супруг мгновенно оказался рядом и приобнял женщину за плечи, будто укрывая от всего мира своими объятьями. Его суровое лицо, исчерченное глубокими морщинами, не выражало ничего, кроме холодности и спокойствия.

— Пожалуйста, не донимайте ее этими обвинениями. Это я убил Тайшина. Если вам хочется высказать кому-то претензии, то пусть это буду я, — угрюмо произнес Виек, исподлобья оглядывая отряд. Его темный взгляд особенно задержался на после, которая молча наблюдала за разыгрывавшейся сценой. Прищурившись, Лантея не отвела глаза и медленно подалась вперед.

— Что значат наши пустые претензии для Первого меча Бархана? — задала она риторический вопрос. — Ты волен убить, кого пожелаешь, и тебе никто слова не скажет, не так ли? Любому действию можно найти какое угодно оправдание, а у тебя на все случаи есть одно универсальное, и оно достаточно весомое — это титул, подчеркивающий уровень твоего мастерства, и степень доверия к тебе матриарха Иамес. С такой силой бороться бессмысленно.

— Я ни с кем не собираюсь здесь бороться, посол. — Виек слегка склонил голову, но выражение его лица не изменилось.

— Конечно. И с тобой никто не будет. Иначе рискует оказаться с грудью, насквозь пробитой мечом. — Лантея лениво двинула пальцами, будто подводя итог этому спору. — В любом случае я лишь желала, чтобы Эрмина поучаствовала в боях. У нее так горели глаза, что с моей стороны было бы кощунством не пустить ее на арену. Все затевалось не ради пролитой крови и самоутверждения за чужой счет, а ради хорошо проведенного времени.

— Я знаю это, посол! — сразу же воскликнула Эрмина, вытягиваясь, будто проглотила жердь. — Это действительно было важно для меня…

— Это главное, — сухо произнесла Лантея, приняв до крайности равнодушный вид и махнув кистью.

От того, что ее прервали, Эрмина даже не смутилась и не обиделась. Кажется, она и вовсе этого не заметила. Ее словно что-то терзало изнутри, и она продолжила говорить, проглатывая слова:

— Понимаете, я ведь всю свою молодость провела на аренах такого рода. Билась до разбитых суставов где-то на задворках тупиковых улиц, пыталась стать сильнее и подняться как можно выше среди местных чемпионов. И с Виеком мы впервые познакомились именно на боях. Еще до того, как он заимел свой титул и стал лучшим мечником Первого Бархана. Тогда он был простым солдатом, искавшим приключений себе на шею на таких вот аренах, как и я…

Все молчали, слушая сбивчивый монолог Эрмины.

— Я лишь не хочу терять осколки этих воспоминаний о своем прошлом, которые храню глубоко в сердце. И каждый раз, когда судьба вновь приводит меня на арену, я будто возвращаюсь туда, на двадцать лет назад, на глухие улицы своего полиса, где крепость кулака могла решить все твои проблемы, а победа становилась самым желанным из благ…

— Тс-с, — наконец остановил жену Виек, положив палец ей на губы, — не надо больше. Ты сама не своя. В произошедшем нет твой вины, Эрмина. Успокойся.

Он притянул женщину к себе, отворачивая ее от остального отряда, не желая, чтобы группа видела ее такой — расчувствовавшейся и растерянной.

— Это ведь часть меня, — глядя в лицо супругу, тихо прошептала Эрмина, широко распахнув глаза. — Такая же, как и ты. Я просто не хочу ее забывать, не хочу терять это чувство в пучине мирских забот. Неужели я так много прошу?..

— Нет. Ты просишь самую малость. Но прошлое всегда должно оставаться прошлым. Если ты будешь жаждать лишь его воскрешения, то ты потеряешь свое будущее.

Виек мягко заключил лицо жены в ладони и ласково поцеловал ее. Никто даже не мог поверить, что этот суровый с виду воин был способен на такую нежность. И почему-то весь остальной отряд поскорее отвел глаза, смущенно прячась за глубокими капюшонами, отворачиваясь в сторону и прикрывая веки, будто было что-то необозримо постыдное в подглядывании за этим моментом, полным интимности и нераздельной сокровенности двух любящих сердец.

Еще два дня небольшой караван рассекал песчаные волны, следуя на восток под палящим зноем солнца. Первое время после отъезда из оазиса Добрая Земля общение в отряде не особенно ладилось: все по-прежнему косо поглядывали в сторону Виека, хмуро ехавшего в полном молчании позади, и Эрмины, во всех вопросах отчаянно защищавшей своего супруга. Конечно же, в сплочении коллектива решающую роль сыграл Оцарио, оказавшийся не в меру говорливым спутником, для которого напряженная тишина была хуже горькой полыни. Он в обязательном порядке старался за день как минимум несколько часов проводить с каждым из членов группы в бесцельных беседах, постепенно налаживая общение и убивая время. Хотя отдельным хетай-ра эта компания была не по душе, но все стоически терпели, осознавая, что от языкастого товарища никуда не сбежать и не спрятаться. И постепенно лед напряженного безмолвия в отряде таял.

Оцарио любил хвастаться своими редкими товарами, которые большинство членов делегации себе под нос называли не иначе как «безделушками». Он мог подолгу и в красках описывать, где и как они были им найдены или у кого выменяны. После всех подобных разговоров обычно наступала фаза торговли: он старательно уговаривал купить некоторые из его товаров, хотя те, по большей части, особенной ценности не представляли. Это были резные деревянные обломки, разбитые украшения, погнутые металлические детали, потертые камешки и ракушки. Из-за близости Пятого Бархана к морю и границам Залмар-Афи на берега залива течение часто приносило фрагменты старинных кораблей, различный мусор и диковинки, поднятые со дна. Из-за гор многие птицы прилетали с блестящими вещицами, украшая ими свои гнезда. Младший сын матриарха Васпии занимался как раз тем, что искал эти любопытные для хетай-ра артефакты чужих цивилизаций и продавал их с удивительной искусностью. Это была его страсть.

Уже на второй день после отбытия из оазиса Эрмина стала наивной жертвой его странного обаяния и владелицей гнилого шнурка с нанизанными на него ракушками. Когда она осознала, что ее попросту заговорили и всунули совершенно бесполезную вещь, было уже поздно: Оцарио гордо ответил, что возвращать деньги за покупку не намерен, поскольку никаких дефектов в своем товаре на видит. Виек со свойственной ему суровостью собирался учинить мгновенную расправу над мошенником, желая его проучить, но жена все же остановила мужа и примирительно повязала ракушки на запястье, решив приспособить их под браслет и позднее заменить шнурок. Хрупкое подобие мира было восстановлено, однако, с этого момента все стали в один голос отказываться смотреть на товары Оцарио, что его весьма расстраивало.

Благодаря полноценному дневному освещению, вновь появившемуся в его жизни, Ашарх наконец смог достать со дна своей сумки старинные карты пустынь, схему Гиртариона и книгу про город-колыбель, которые он украл из библиотеки Третьего Бархана еще до нападения на полис и обрушения города. Уникальные свитки долгое время без дела были спрятаны профессором за пазухой, перекладывались с места на место в сумках, пережили немало испытаний, но теперь было достаточно времени на их изучение. Отныне большую часть дня профессор, расположившись на шкурах, постеленных поверх спины сольпуги, исследовал доставшиеся ему материалы и делал заметки во время длинных переходов. Когда Лантея и Манс впервые застали его за этим занятием на одном из привалов и опознали в пергаменте бесценные свитки, то их изумлению и одновременно с тем негодованию не было предела. С одной стороны, Аш их бессовестно выкрал, воспользовавшись доверием правящей семьи, но, с другой стороны, теперь это было все, что осталось от великой библиотеки матриарха Третьего Бархана. Случайная кража спасла древние бумаги от уничтожения и забытья. Поэтому Лантея, смирившись с ситуацией, все же согласилась помочь своему спутнику перевести записи из книги, чтобы эти сведения не пропали даром. Только так она могла почтить память своего разрушенного города и своих предков, многие столетия собиравших дворцовую библиотеку.

За все прошедшие дни окружающий рельеф абсолютно не менялся: пустыни тянулись во все стороны бесконечными желтоватыми складками песка, и ничто не могло разбавить эту однообразную картину — не было ни рек, ни источников, ни даже намека на какую-либо зеленую растительность. К концу четвертого дня с начала путешествия сухой паек приелся всем членам группы без исключения, и Эрмину, не дожидаясь заката, попросили сходить на охоту. Женщина и сама была рада размять ноги, поэтому без пререканий согласилась. С ней высказал желание отправиться Виек, на что Оцарио сразу же неуместно пошутил про «сладость любовных объятий под ночным небом» и получил за это резкий и жесткий удар под дых. Завязалась короткая потасовка, мужчин с трудом разняли, и супружеская пара быстрее отправилась охотиться, пока Виек вновь не вышел из себя. Отношения между торговцем и гвардейцем не заладились еще с того момента, как Оцарио продал его жене нить с ракушками, но никто и подумать не мог, что они действительно решат подраться из-за глупой шутки.

Пока возмущавшемуся Оцарио Лантея в компании брата и профессора помогала промывать и обрабатывать разбитый в пылу драки нос, Эрмина и Виек неподалеку от лагеря сумели отыскать гнездовье диких хохлаток. Через час они вернулись с добычей: помимо нескольких крупных иссиня-черных яиц, хетай-ра принесли обратно к лагерю и тушку птицы, которой не удалось улизнуть от охотников. Ужин получился знатным. После сухой рыбы и приевшегося мха сочное мясо таяло во рту, и хорошее расположение духа снизошло на всю группу, как манна небесная. Благодарности от всех членов отряда посыпались на головы охотников щедрым потоком, заставив Эрмину раскраснеться от удовольствия. Она призналась, что всегда любила выслеживать и ловить животных в пустынях во время редких вылазок на поверхность. Среди песков добычу или опасность можно было заметить издалека, в темных же коридорах Диких тоннелей приходилось охотиться, опираясь лишь на слух, хотя, по словам Эрмины, это было куда интереснее, ведь опасность пьянила ее и будоражила кровь. В этом Лантея с ней невольно согласилась, поскольку и сама имела богатый опыт охоты во мраке запутанных подземных лабиринтов и прекрасно понимала те чувства, что дарило выслеживание добычи в абсолютной темноте, где не было места сомнениям и страху.

Под вечер пятого дня с момента начала странствия караван приехал в район пустынь, где должен был располагаться восточный оплот хетай-ра в пустынях, Четвертый Бархан. В слабом звездном свете путники по мере своего продвижения вглубь территорий одну за другой различали каменные остовы старинных сардоб, указывавших на местонахождение полиса. Для путешественников, никогда ранее не бывавших в этом городе, наверняка, найти главный вход было практически невозможно без чужой помощи. Но к счастью, из отряда посла в Четвертом Бархане уже бывал Оцарио, и не он один, и потому до нужного места группа добралась достаточно быстро.

Солнце давно уже село, оставив после себя лишь крупицы стремительно ускользавшего тепла, путники устали и замерзли — всем хотелось поскорее войти в город и добраться до положенных им кроватей, поэтому сольпуг подгоняли нещадно. Входом в Четвертый Бархан служил огромный валун, глубоко врытый в песок. С какого-то ракурса даже можно было назвать это полноценной скалой, если бы камень не имел гладкую цельную структуру без малейших трещин и сколов, как яйцо. С первого взгляда могло показаться, что ничего примечательного, кроме размеров, в валуне не было, но даже камни порой хранят свои секреты. Стоило Оцарио одним из первых спешиться и прислонить к гладкой отшлифованной поверхности ладонь, воззвав к Эван’Лин, как песчаник под его пальцами дрогнул, рождая в глубине булыжника низкий гул. Через полминуты, когда вся группа уже слезла с ездовых пауков и окружила торговца, толща песка на их глазах медленно расступилась, открывая черный зев прохода. В чреве дыры можно было рассмотреть лишь длинную прямую как стрела рампу, уводившую в непроглядную темноту.

— А с пауками что будем делать? Отпустим? — спросил Манс, оглядывая спутников.

— Зачем? — удивилась Эрмина. — Здесь дальше по коридору должны быть стойла. Отведем их туда пока что, если найдутся свободные места.

— Сейчас все торговцы с караванами должны держать путь в Первый Бархан, чтобы успеть посетить ярмарку до окончания Совета. Готов поспорить, все загоны будут пусты! — поделился предположениями Оцарио, забираясь обратно на спину своей сольпуги и направляя ее вперед.

Остальные путешественники последовали его примеру и скорее ступили в скрытый проход. Через несколько метров им повстречались стражники, несшие свой дозор в небольших нишах по бокам коридора. Они окинули новоприбывших суровыми внимательными взглядами, но после того, как Лантея представилась и объяснила цель прибытия, спокойно пропустили гостей дальше. Достаточно широкий и прямой тоннель под углом уходил вниз, а редкие фонарики бросали слабый свет на старинные иероглифы и барельефы, высеченные на каменных стенах. Вскоре путники отыскали отдельный зал с пустующими стойлами, где и оставили покрытых пылью и песком сольпуг у скучавшего смотрителя, забрав с собой лишь часть сумок и баулов.

Через какое-то время дорога вывела группу к подземной пещере, где и располагался сам город. На первый взгляд Ашарху показалось, что Четвертый Бархан был гораздо меньше по своим размерам, чем Первый и даже Третий, и вскоре он в этом убедился. Здесь были низкие потолки, а весь полис представлял собой пару-тройку небольших залов, заполненных маленькими приземистыми домиками с потемневшими стенами. Ни изящных лестниц, ни живописных водоемов — лишь суровая простота небольшого провинциального города, отдаленного от центра пустынь. Даже дворец совершенно ничем не выделялся на фоне остальных строений. Скромное двухэтажное здание, затерявшееся среди идентичных серовато-желтых домов, Ашарх ни за что в жизни не принял бы за обитель матриарха, настолько невыразительной была его архитектура.

Почти четверть часа группа ждала в приемном зале дворца, когда же их соблаговолят встретить. Все были уже довольно уставшими, но, прежде чем думать об отдыхе, следовало переговорить о делах с местными представителями власти и добиться достойного размещения на ночлег. Когда изучение изъеденных временем и прикрытых полинявшими гобеленами стен отряду уже окончательно опротивело, откуда-то со стороны внутренних помещений наконец вышла широкоплечая миловидная женщина.

— Слуги мне доложили, что прибыло некое посольство из Первого Бархана. Надо полагать, это вы? — негромко и с нотками легкого недовольства в голосе спросила женщина. Судя по ее небрежному внешнему виду, одевалась хетай-ра в явной спешке, и сообщение прислужников, вполне возможно, застало ее уже в кровати.

— Я посол от Совета Пяти Барханов, Лантея Анакорит, сестра нового матриарха Третьего Бархана Мерионы Анакорит, — важно представилась девушка, чуть задрав подбородок. — Позвольте поинтересоваться, с кем имею честь разговаривать?

Похоже, несколько высокомерный тон Лантеи не понравился этой хетай-ра, и она, прищурившись, надменно произнесла:

— Меня зовут Наудитэль Сацгиан, я кузина матриарха Сигриды.

— Вы ее сейчас замещаете?

— Да. Пока она отсутствует на Совете, я выполняю обязанности управляющего. А что вам надо?

— Замечательно. Значит, именно вы мне и требуетесь. — Лантея заложила руки за спину и расправила плечи, на которых лежала тяжелая цепь коллара. — Мы направлены из Первого Бархана на восток. Наш путь пролегает через Четвертый Бархан, здесь же, по указанию матриарха Сигриды, нам должны выделить сопровождающего от города и позволить пополнить запасы продовольствия для дальнейшей дороги.

На лице Наудитэль отразилась неприкрытая неприязнь, неясно чем вызванная.

— Думаю, это какая-то ошибка. Мы никого не ждали.

— Вам не приходило письмо от Совета? — удивилась Лантея. — Мы выехали из Первого Бархана пять дней назад, почтовый орел давно бы добрался! Тем более что песчаных бурь не было!

— Насколько мне известно, никаких новостей последнее время не поступало. Я прикажу привести управляющего птичником, спросим у него, — процедила Наудитэль и поморщилась. — И я прошу вас, говорите тише. Моя маленькая дочь спит на втором этаже. Мы с кормилицей и так с трудом ее сегодня уложили. Она чутко спит, и ваш звонкий голос может ее разбудить!

Женщина быстро обернулась к двум стражникам, стоявшим возле дверей, негромко окликнула их по именам и послала за смотрителем. Один из воинов кивнул и бесшумно удалился из помещения, а второй остался нести свой дозор.

Пока все ожидали его возвращения, Лантея обменялась недоумевающими взглядами с Мансом и Оцарио, которые внимательно прислушивались к разговору и так же, как и девушка не могли понять, что происходило. Через несколько минут в зал стремительным шагом вошел отправленный на поиски страж, а следом за ним семенил пожилой мужчина в кожаной жилетке, все плечи которой пестрели пятнами свежего и подсохшего птичьего помета.

— Смотритель Агло, сегодня приходили какие-нибудь письма из Первого Бархана? — Наудитэль свысока обратилась к старику, пощипывавшему свою жидкую бородку.

— Нет же. Вы утром только изволили интересоваться. Не прилетали птицы уже дня три, я же говорил вам, — немного заикаясь пробормотал Агло, смотря в пол. — Одна богиня ведает, где они все запропастились. Может, там буря какая в пустынях прошла, не знаю я. Не было никого.

Манс незаметно ткнул локтем в бок сестру и многозначительно поднял брови.

— Помнишь, ты говорила, что исчезновение птиц в Третьем Бархане было связано с нападением? — едва слышно прошептал юноша на ухо девушке. — Неужели здесь тоже самое?

— Не знаю. Если это так, то за городом, вероятно, следят ифриты, — тихо проговорила Лантея и поморщилась.

— Может, стоит рассказать им?

— Что-то мне подсказывает, что нас в этом полисе скорее примут за сумасшедших, чем поверят словам об имперцах. Судя по всему, этот Бархан еще ничего не слышал о недавних событиях, Сигрида отсутствует, а официальных распоряжений от Иамес не поступало…

— Мы вам не мешаем? — довольно невежливо привлекла внимание гостей Наудитэль, уже закончившая беседовать с Агло и отпустившая его обратно в птичник.

— Я слышала все, что сказал ваш смотритель, — холодно отозвалась Лантея, хмуря белые брови.

— Ну, сами тогда видите, писем не было.

— Это значит, что сопровождающего нам не выделят? — проницательно заметил Оцарио, выглядывая из-за плеча посла.

— Без прямых указаний матриарха Сигриды я ничего делать не стану, — упрямо заявила женщина.

— Но, надеюсь, хотя бы на такую малость, как достойный ночлег и пополнение запасов продовольствия и воды мы можем здесь рассчитывать?

— Я, конечно, посмотрю, что можно сделать, посол, но вообще-то у нас здесь не постоялый двор. — В голосе ее слышалась желчность, хотя требования Лантеи трудно было назваться чрезмерно завышенными. Наудитэль демонстративно бросила пристальный взгляд на коллар девушки, словно пытаясь на глаз определить его подлинность, и тут уже не выдержал Оцарио, которого подобный прием во дворце не привел в хорошее расположение духа.

— Как вы обращаетесь с послом и ее свитой? Это же возмутительно!

Где-то на втором этаже скромного дворца начал истошно кричать младенец, и звук его голоса эхом сразу же разнесло по всем залам и коридорам пустынного здания. Как отметила про себя Лантея, слышимость тут и правда оказалась на удивление хорошей. Лицо Наудитэль, имевшее до этого довольно скучающий вид, в тот же миг исказилось в пренебрежительно-злобной гримасе.

— Что вы от меня еще хотите? И так уже разбудили мою дочь! Хотя я просила вести себя потише! — прошипела она. — Ночь на дворе! А вы тут заявились со своими желаниями и претензиями!

— Такой прием можно было ожидать только в хлеву, но никак не во дворце!

— Здесь вам не Первый Бархан! Изысками не блещем! — практически выплюнула Наудитэль.

На ступенях боковой лестницы, ведущей на верхний этаж, послышался топот ног, и в зале оказалось несколько женщин. Судя по всему, нянек и кормилиц.

— Простите нас… — сбивчиво залебезили они, кланяясь. — Вы знаете, что она не уснет без звука вашего голоса… Она плачет без устали!..

— Я сейчас поднимусь! — кратко ответила женщинам Наудитэль, уже совершенно не обращая внимания на притихшее посольство.

— Да что же это за наглость такая?!.. — возмутился Оцарио, выступая вперед. — Вы нас ни во что не ставите!

Лантея оперативно схватила торговца за рукав и увлекла его за собой к выходу из зала, махнув кистью, чтобы остальные следовали за ней. Ничего не понимающая группа, бестолково переглядываясь и беззвучно шевеля губами, подобно рыбам, выброшенным на берег, молча вышла из дворца следом за послом. Двери оглушительно захлопнулись, но из здания все еще был слышен визгливый плач разбуженного ребенка и причитания его матери, спешившей вслед за няньками к своему младенцу.

— Постойте, Лантея! — Оцарио высвободил свой рукав и, активно жестикулируя, обернулся к девушке. — Она не имеет права так с нами разговаривать! Я вернусь и потребую соблюдения приличий и должного к нам отношения!

— Стой. — Манс остановил торговца, уперев ему ладонь в грудь. — Ты ничего не добьешься, только разозлишь ее еще сильнее, и нас попросту выставят из города как смутьянов. Здесь правит род Сацгиан, ее слово имеет больший вес.

— Верно. Конечно, все это до безумия нелепо, но ничего не поделать. Без Сигриды здесь царит полная неразбериха. — Лантея пожала плечами. — Ночевать во дворце после такого скандала, конечно, нет никакого желания.

— Устроимся на ночлег в городе, — предложил Манс. — Утром докупим на рынке припасов и спокойно поедем дальше. Не будем трепать себе нервы с этой стервой.

— А что делать с указом матриарха Сигриды? — все еще переживал Оцарио. — Она ведь четко приказала из Четвертого Бархана уехать вместе с назначенным в ее письме подчиненным!

— Письмо не дошло, сопровождающего нам не выдали. — Лантея развела руками. — Как по мне, так даже лучше: иначе пришлось бы искать дополнительного паука или ехать вдвоем на одной сольпуге, а это замедлило бы нас.

— Не думаю, что мы тут в силах что-то исправить, — протянул Манс.

Лантея хмыкнула себе под нос.

— Вот именно. Так что остановимся сегодня на постоялом дворе, а утром поскорее отбудем.

В конце концов Оцарио успокоился и взял себя в руки, хоть и пообещал больше никогда в жизни не наведываться во дворец Четвертого Бархана, пока там обитала Наудитэль Сацгиан с ее беспокойным младенцем. Эрмина и Виек все это время откровенно посмеивались, наблюдая за недовольством торговца и слушая после его жалобы по поводу того, что эту ночь ему предстояло провести на жесткой кровати постоялого двора, а не на шелковых простынях в роскошной опочивальне из-за скверного характера зарвавшейся кузины матриарха Сигриды. Им было все равно, где ночевать: закаленные тяготами службы воины спокойно бы согласились лежать как под открытым небом пустынь, так и под сводами богатого дворца.

Время близилось к полуночи, полис готовился ко сну, и запозднившимся путникам нелегко было найти себе где-нибудь приют. Большинство постоялых дворов запиралось на ночь, но для обаятельного и красноречивого Оцарио, как оказалось, были открыты многие двери в Четвертом Бархане и не только. Скромное заведение на окраине города под название «Милосердие» любезно пустило уставший отряд под свою крышу. Его хозяйка — обаятельная, хитрая и достаточно цепкая, не упускающая своей выгоды, женщина средних лет, несмотря на дружеские отношения с Оцарио, все равно затребовала немыслимую для постоя сумму за свое беспокойство в ночной час, и, так как особенного выбора у делегации не оставалось, Лантее пришлось потратиться, попрощавшись с солидным количеством выданных казначейством Первого Бархана дорожных денег.

Две соседние комнаты были отданы в полнейшее распоряжение посольства до самого утра. Иных постояльцев, как успел выяснить Оцарио, практически не было — только несколько путников снимали номера где-то на верхних этажах дома. Для позднего ужина хозяйка расщедрилась только на холодные закуски и пару пузатых кувшинов с пряным компотом из фиников. Выставив все на стойку в зале на первом этаже, она уже собиралась было исчезнуть, но Оцарио довольно обиженным тоном воскликнул:

— Шантия, неужели в твоих закромах не отыскалось ничего поприличнее для таких важных гостей?

— Уже за полночь, — не преминула напомнить старому знакомому хозяйка. — У меня все кухари давно ушли по домам. Что осталось в погребе, то и подала.

— Мы весь день пеклись на солнце, вымотались до предела, и ты хочешь, чтобы я давился сейчас сухим мхом? Готов поклясться Многоликой Матерью, что раньше в «Милосердии» потчевали куда лучше!

По лестнице со второго этажа на шум голосов спустился Виек в сопровождение Эрмины. Они успели услышать последние слова беседы, и гвардеец сразу же спросил:

— Что плохого в сухом мхе? Это тоже достойная пища.

— Не для меня! — Оцарио обернулся к воину. — Я и так пять дней его жевал на привалах. Надоело! Хочу хотя бы в городе отведать горячей и вкусной пищи.

Понемногу на первый этаж подтянулась вся группа, приманенная приятными слуху разговорами о еде. Дорожные сумки были разложены в комнатах, спальные места распределены, и теперь путники рассчитывали на милосердие хозяйки одноименного заведения и хотя бы подобие сытного ужина перед сном.

— За дополнительную плату, так и быть, соглашусь сама постоять у очага, — ворчливо ответила Шантия, упирая руки в бока. — Но на кулинарные изыски можешь не рассчитывать, Оцарио!

— Ты и так уже содрала с нас тройную сумму за постой! Еще и за нормальный ужин доплачивать? — вовсю негодовал торговец, потрясая зажатым кулаком.

— А кто виноват, что вы явились в неурочное время? — пробормотала хозяйка себе под нос. Она достала откуда-то мокрую тряпку и принялась лениво протирать стойку. — Ну, готовить или нет?

Оцарио обернулся к группе в поисках моральной поддержки. Отыскав взглядом Лантею, подпиравшую плечом дверной проем возле лестницы, он почти умоляюще попросил:

— Давайте поедим что-то приличное!..

— Выданные мне на расходы деньги не бесконечные, — строго сообщила Лантея, скрещивая руки на груди.

— Это последний островок безмятежности на пути к альвам. Вероятнее всего, у нас уже больше не будет возможности где-нибудь хорошенько выпить и посидеть, — задумчиво щелкнув бусинами своих четок, произнес Манс, примостившийся на скамье возле стены.

— Вот именно! — воскликнул Оцарио, хлопнув себя ладонью по круглому выпиравшему животу.

— Тогда почему бы вам не заплатить за этот роскошный ужин, которого вы так жаждете, из собственного кармана? — поинтересовалась девушка, переводя взгляд с брата на торговца и обратно.

Не то чтобы Лантея жадничала, к тому же эти деньги и вовсе были не ее личными сбережениями, но и впустую тратить казенные средства на излишества, без которых вполне можно было обойтись, ей несколько претило. Путь предстоял дальний, и мало ли на что еще могли понадобиться стеклянные монетки, тем более что не стоило отметать и траты на обратную дорогу — быть может, не весь отряд бы вернулся в Первый Бархан после окончания миссии, но остальным они бы непременно пригодились.

Однако, как выяснилось, никто в целой делегации не мог похвастаться туго набитым кошельком для оплаты ужина. У Ашарха и Манса давно уже почти не было собственных средств, еще с того дня, как большая часть их имущества пропала вместе со сгинувшим Третьим Барханом. Эрмина и Виек смущенно признались, что отправились в путешествие без жалованья, практически не захватив с собой денег, поскольку рассчитывали на казенное содержание, а Оцарио, выпятив губу, заявил об убыточности своей торговли, хотя ему все равно никто особенно не поверил.

Несмотря на богатые дары, которые караван вез в восточные земли, на звучные титулы участников экспедиции и туго набитую казенными деньгами мошну, в целом это было одно из самых бедных посольств, которое когда-либо видел свет.

Закатив глаза, девушка расплатилась за ужин с Шантией, решив для себя, что после пяти дней непростого пути она и ее спутники все же заслужили немного себя побаловать. Ловко подхватив одну крупную монету и горсть мелких семи-дин из рук посла, хозяйка в тот же миг исчезла на кухне. А через полчаса на стол в обеденном зале Шантия уже принесла целый поднос различных ароматных, пышущих паром блюд и расставила их перед дорогими гостями. И пусть кушанья эти были просты, но после мха и сухой соленой рыбы любая горячая еда казалась милостью.

— Это чудесно! Просто чудесно! — не уставал повторять Оцарио, пока разливал по тонкостенным пиалам травяную настойку и расставлял их перед своими спутниками.

После первого глотка обжигавшего горло алкоголя все заметно оживились, через стол потянулись руки: кто-то вылавливал маринованные грибы из плошки, Манс разламывал горячие лепешки и раздавал их товарищам, а Виек накладывал в тарелку жене куски свежеиспеченного пирога из перетертой с водорослями рыбы.

— Не боишься, что твое посольство сегодня напьется, а завтра с утра не сможет никуда выехать? — украдкой спросил у сидевшей с краю Лантеи профессор, пощелкивая костяными щипчиками и пытаясь поймать ускользавший от него по тарелке маринованный гриб.

— Если всего бояться, то так можно и забыть, как нужно жить. Мы все тут взрослые люди и хетай-ра, и я искренне надеюсь, что все понимают, что такое мера и самоконтроль.

— Я бы на это не рассчитывал, — усмехнулся Ашарх. — Взгляни хотя бы на одного Оцарио, он же по сути своей капризный ребенок. Чуть что не по его воле — и все, сразу же скандал! Мне кажется, он будет делать лишь то, что ему хочется. И если он решит напиться или сотворить какую-нибудь глупость, то вряд ли его кто-то здесь сумеет переубедить.

— Не думай за других, Аш. Если что-то случится, то тогда и будем решать возникшие проблемы. А пока просто отдыхай и наслаждайся этим вечером. Другого такого может уже и не быть, как правильно сказал Манс. — Последнюю фразу Лантея пробормотала себе уже практически под нос, занятая тем, что потрошила крупную жареную рыбу, едва помещавшуюся в тарелку перед ней. Вытаскивая оттуда косточки и периодически поднимая пиалу для очередного глотка, она все больше и больше пьянела. И в скором времени все происходившее за столом стало для нее несущественным и каким-то весьма отдаленным.

— Между прочим, я бы не назвал Оцарио таким уж ребенком! — поделился своими мыслями с другом Манс, который сидел по правую руку от профессора и прекрасно слышал весь разговор.

— Это еще почему? — спросил Аш, поворачиваясь в сторону юноши.

Постоянно поправляя свои сильно отросшие кудрявые волосы, то и дело спадавшие ему на глаза, Манс ударился в объяснения:

— Он мне рассказывал, что последние годы довольно много путешествовал по пустыням. Побывал во всех Барханах и большинстве оазисов, представляешь? Может, сперва и кажется, что торговец-то из него не самый успешный, но на деле это предприятие с редкостями и прочими безделушками пользуется большой популярностью в полисах, судя по всему. Он целые караваны возит с одного конца пустынь на другой!

— Слушай, ну, мало ли что тебе этот болтун наговорил, — усомнился Ашарх, жуя гриб. — Если он так уж красноречив, как вы с Лантеей не устаете мне рассказывать, то ему ничего не стоило наврать о своих успешных делах. Да кто в здравом уме вообще будет покупать какие-то обломки и всякий мусор в Барханах?

— А вот тут ты не прав, — расплылся в широкой улыбке уже достаточно захмелевший Манс. — У него в каждом полисе располагается своя торговая лавка. Значит, наверное, дело прибыльное, раз у него есть средства все это содержать!

— Неужели его товар пользуется популярностью?

— В Третьем Бархане я заглядывал как-то в его лавку. Там вообще много чего было на продажу, но зеваки ходили туда поглазеть в основном на экзотику, которую он с берега тащил. Это сейчас, после твоих уроков, я понимаю, что на прилавке лежали дерево и металл, но тогда, когда я только туда пришел, эти материалы казались для меня необъяснимой диковинкой, хоть покупать я это так и не рискнул. Может, другим подобная экзотика нравится, и на этом он и делает такие хорошие деньги?

Удивленно вскинув брови, Аш отер губы салфеткой и откинулся на спинку каменной скамьи, укрытой шкурами. Он пару секунд обдумывал услышанное, а после спросил:

— Если он весь из себя такой удачливый и богатый торговец, то зачем ему оставлять сейчас свое дело и отправляться Залмар знает куда с рискованной миссией?

— Хочет наладить торговые контакты с альвами, — пожал плечами Манс, делая глоток настойки. — Либо же закупиться на востоке новыми диковинками для Барханов.

— Надеюсь, что это все же взвешенный поступок здравомыслящего мужчины, а не очередной каприз неуравновешенного болтуна, которому просто стукнуло в голову развлечься, и потому он оказался тут.

— Почему тебя это так волнует?

— Потому что мы все тут одна команда. Это опасное путешествие, а непредсказуемое поведение даже одного из членов отряда может привести к плохим последствиям. А я не хочу, чтобы Лантея потеряла контроль над ситуацией и над своими подчиненными. Ей и так нелегко сейчас.

— Ты слишком много думаешь, Аш, — протянул Манс. — Ах, как же ты много думаешь! Честное слово, порой мне кажется, что все твои проблемы только из-за того, что ты забиваешь себе голову пустыми опасениями и нервничаешь, нервничаешь в бесцельной попытке развеять их.

Наполнив пиалу профессора крепкой настойкой до самого края, Манс бесцеремонно сунул ее в руки друга и заставил опустошить до дна. После этой процедуры Ашарха и правда немного отпустило волнение, потихоньку рассеялись все важные и не очень важные мысли, и в голове воцарилась блаженная пустота. Она была оглушающе прекрасна, будто томная нега, не позволявшая никаким тревогам взять власть над разумом. Правда и ее вскоре заволокло пеленой бессвязной чепухи, в которую превратилось все дальнейшее застолье. Громкие разговоры, чужой задорный смех, отдельные картинки различных блюд перед глазами — все замелькало и смешалось в единый клубок хаоса, чтобы после Аш провалился в мучительный ночной кошмар.

***

Он из последних сил бежал по мрачному лесу, освещенному робким блеском звезд. Стылая земля, укрытая тонким слоем первого снега, холодила босые ноги, но Ашарха это не волновало. Его затравленный взгляд был обращен вперед, в темные глубины бесконечного леса, где скрывалось что-то жуткое и очень голодное.

Кажется, однажды он уже бывал здесь, уже встречался с этой пугающей силой. Но это было так давно, что воспоминания угасли и рассеялись в памяти, как пыль.

Ашарх оглянулся. Чрево чащи исчезало во мраке, как будто его и не существовало ранее. Мысли казались тягучей патокой, смешанной с отчаянием и ужасом. И все, что оставалось делать мужчине, так это спешить вперед, подгоняемому сжимавшимся пространством, не в силах разорвать липкую паутину страха, опутавшую его. Густую тишину ночи нарушало лишь хриплое дыхание Ашарха, а ноги его становились тяжелее с каждым шагом. Кровь билась в висках испуганной птицей, но однообразная череда деревьев все не заканчивалась.

Он резко замер на месте, неожиданно вспомнив, что должен это сделать.

Лес сразу же обнажил островок свободной от деревьев почвы, будто только и ждал, когда беглец остановится. Ашарх внимательно вглядывался в вязкую темноту леса перед ним, и лишь отзвуки колотящегося сердца были слышны в этом царстве мрака.

Что-то скрывалось в ветвях все это время. Едва уловимый привкус забытых воспоминаний на корне языка подсказал Ашарху, что это было, и он в тот же миг дернулся, в ужасе раскрыв глаза, не в силах отвести их от зрелища, которое ему предстало уже не в первый раз.

Прямо на него надвигалась Пустота. Плавно и неспешно величественная хозяйка шла по своим угодьям, вбирая в ненасытное нутро все преграды на пути, обволакивая лес непроглядной серостью тишины. Волны непреодолимого страха расходились от нее во все стороны. Крошечная поляна уже была заключена в кольцо Пустоты, и Ашарх замер в последнем пятне света. Он лишь беспомощно глядел на надвигавшуюся охотницу, загнавшую свою добычу. Все повторялось в точности, как и в прошлый раз.

Сначала он перестал чувствовать ноги, словно их никогда и не существовало, после исчезло громкое биение испуганного сердца, и, наконец, Ашарха полностью обволокла безграничная вечная Пустота.

Все уже было предначертано.

***

Утро началось с головной боли, которая сдавливала виски тугим обручем. Не сразу профессор сумел понял, что проснулся он все же не от нее, а от грубых толчков в плечо — Манс хмурой тенью нависал на другом и пытался заставить его распахнуть глаза.

— Какого хрена?.. — не слишком изысканно выразился Ашарх, отрывая голову от подушки.

— Вставай давай. Пора в дорогу.

— У меня нет сил…

Профессор уронил голову обратно и хотел было завернуться в одеяло, но Манс уже куда жестче ткнул его кулаком в бок.

— У всех нет сил. Пили все вчера одинаково. Но Лантея велела уже собираться.

— Проклятье… — пробормотал профессор, поворачиваясь на спину и раскидывая руки в сторону. — Голова ноет. Еще этот кошмар… Кажется, я его уже видел когда-то.

— Что за кошмар? — Манс отошел к своей кровати и принялся застегивать ремни на сумках и затягивать ворот баулов с вещами. Он был уже готов отправляться, а вот остальные еще только приходили в себя: Виек сидел с потерянным видом на кровати в одном исподнем, держась пальцами за виски, а Оцарио, перегнувшись через изголовье, жадно пил воду прямо из кувшина, стоявшего на тумбе. Вид у всех был довольно непрезентабельным и изможденным, хотя, насколько профессору подсказывала память, за ужином выпили не так уж и много. Либо настойка хозяйки оказалась крепче, чем предполагалось, либо же Ашарха подводили его воспоминания.

— Будто я бегу по заснеженному лесу, а за мной охотится какая-то тварь… Нет, не тварь. Скорее, сущность. Она бесплотная и очень голодная. А еще опасная. Я это чувствую так ясно, что дух захватывает. И я изо всех сил пытаюсь от нее спастись, но это бесполезно — она все равно настигает меня, и я даже не умираю, а как будто бы просто перестаю существовать…

— Я как-то слышал, один мыслитель сказал, что в наших снах отражаются наши глубинные страхи, — произнес Манс, закидывая на плечо ремень дорожной сумки. — Ты можешь даже не понимать до конца, чего ты на самом деле боишься, но в твоих кошмарах оно обретет форму и будет возвращаться вновь и вновь… Конечно, я не знаток душ и советчик из меня посредственный, но все же подумай: может, нужно совершить что-то странное, глупое или нелогичное, чтобы эта сущность ушла? Вдруг тебе стоит вовсе не бежать от нее, а, наоборот, повернуться лицом и шагнуть навстречу, а?

— Позволить охотнику себя схватить?

— Нет. Принять его как равного, добровольно примкнуть к его охоте. Чтобы ты перестал быть жертвой, а стал еще одним ловцом.

Ашарх хмыкнул, запоминая слова друга. Было в них что-то здравое, как подсказывала ему интуиция. Если старый кошмар неожиданно пожелал бы еще раз вернуться, что профессор уже был готов к этой встрече.

— Одевайся давай, хватит валяться. Лантея сказала, что будет всех ждать внизу, — напоследок поторопил спутника Манс, а после повторил эту же фразу на изегоне для остальных:

— Lanteya farh irete. Vo-shend!

— Gu-zhan, — негромко откликнулся Виек, по-прежнему держась за голову.

Оцарио же в ответ только что-то неясно пробурчал и упал обратно на кровать, закрыв лицо своим коралловым тюрбаном. Чувство меры, о котором еще вечером рассуждала Лантея, судя по всему, мало кому здесь было знакомо.

Пожалуй, из всего отряда одна девушка как раз и держалась чуть лучше остальных. Лантея хоть и была бледна лицом, а под глазами у нее залегли тени, но она проснулась раньше всех и даже договорилась с хозяйкой постоялого двора о легком завтраке. Правда ее усилий не оценили.

— Простите, посол, но я не голодная, — с трудом сдерживая рвотные позывы, сказал Эрмина, отсаживаясь от обеденного стола подальше.

— Мне лишь компот! — попросил Оцарио, отодвигая от себя тарелку.

В итоге завтракать сели только Лантея и Манс, еще Виек ради приличия пожевал несколько кусочков лишайниковой лепешки, но большинство еды осталось нетронутой. Все были вялыми, угрюмыми и то и дело хватались либо за болевшую голову, либо за баклажку с водой. За покупками на рынок отправили Оцарио, как самого деловитого, и Манса, как того, кто мог проследить, чтобы торговец не сильно увлекся тратой казенных денег.

Когда запасы были пополнены, посольство в полном составе выдвинулось в путь, покинув Четвертый Бархан, оказавшийся не самым гостеприимным городом. Заплатив за передержку сольпуг, Лантея не преминула поинтересоваться у смотрителя, далеко ли было от этого полиса до моря.

— До моря-то? Да нет, тут все совсем рядом! — благодушно ответил сухопарый старичок, закрывая дверцы опустевших загонов.

— Если по прямой на восток поедем, то скоро доберемся? — спросила у него девушка.

— Прямо на восток не надо. Забирайте чуть южнее. К заходу солнца должны доехать.

Лантея кинула смотрителю семи-дин в благодарность на ответ и ловко вскочила на спину своей сольпуги, скомандовав отряду двигаться на выход из полиса.

Удобнее устроившись на смирных пауках, группа направилась в слабоосвещенный тоннель и вскоре уже покинула территорию города, вновь оказавшись посреди высоких барханов и дюн, где мерцало бессчетное количество песчинок, кружившихся под светом солнца в потоках воздуха.

— Так значит, мы действительно поедем к морю? — Восторженный голос Манса неожиданно прозвучал из-за спины Лантеи, заставив девушку невольно вздрогнуть. Брат ехал следом, с комфортом расположившись на своем пауке и подложив под спину упругие кожаные баулы.

— Просто немного скорректируем направление на юг, чтобы этим вечером заночевать у моря, а утром двинемся вдоль берега на восток. Не думаю, что несерьезная смена курса нам повредит.

— Надеюсь, это все не из-за одной моей прихоти? — настороженно спросил юноша.

— А даже если и так, неужели я не имею права увести свой собственный отряд в том направлении, которое кажется мне удачнее? — с хитрецой во взгляде поинтересовалась Лантея у брата.

Он несколько напрягся, коснулся иглы наездника в голове сольпуги и через пару секунд поравнялся с пауком сестры.

— Ты не хуже меня осознаешь важность всего этого предприятия. Наши желания не должны идти в счет, когда на кону стоит судьба всех Барханов…

Серьезный вид Манса вынудил Лантею продолжить игру, хоть она уже с трудом сдерживала улыбку, так и норовившую искривить губы.

— Разве я не могу порадовать своего дорогого брата хоть раз в жизни и показать ему бескрайнюю морскую гладь, которую он так желает увидеть собственными глазами?

— Не можешь! Я лишь случайно обмолвился о море: это не больше чем блажь, каприз, который ничего не стоит! А наша миссия священна, ее никак нельзя загубить!.. — воодушевленно вещал юноша, поднявшись на локте и буравя строгим взглядом сестру.

— Я все это знаю, — не выдержала девушка и легко засмеялась. В ее голубых глазах заплясали озорные искры, и Манс в тот же миг облегченно выдохнул.

— Мне лишь показалось, что из двух практически одинаковых путей, лучше выбрать тот, что будет проходить по побережью. Во времени мы почти не потеряем, и прежний курс сохраним, — добавила Лантея. — На пески насмотрелись уже вдоволь, пора бы нам всем увидеть по дороге и кусочек моря. Вряд ли когда-нибудь еще выпадет подобный шанс.

— Ладно, я доверяю твоим словам. Не буду допытываться, правда это или нет. Буду просто верить, что так оно и есть, как ты говоришь, — ворчливо протянул юноша, махнув рукой.

К говорящим неторопливо пристроился Ашарх, поведя свою сольпугу в сторону, и Лантее пришлось перейти на залмарский язык, чтобы ее спутник тоже мог уловить суть их разговора:

— Изначально я и вовсе думала, что мы хотя бы на день задержимся в Четвертом Бархане, придем в себя, познакомимся с новым сопровождающим. Но все изменилось, освободился заложенный в планы день, и я решила несколько часов из него отвести под корректировку маршрута.

— В Четвертом Бархане и правда творится не пойми что… — согласился профессор.

Манс хмыкнул.

— Вот и я о чем. Совсем не такого приема я ожидал во дворце матриарха, тем более от какой-то кузины — благородной крови в ней с наперсток, а важности — на десятерых хватит.

— После Сигридского переворота многое изменилось в Четвертом Бархане, — пустилась в неторопливые размышления Лантея, накручивая на палец прядь алых волос, выбившуюся из-под капюшона плаща. — Род Сацгиан в свое время был могущественным и богатым, они активно расширяли собственные подземные территории и использовали их для промысла. Все излишки вывозились для продажи в другие полисы, динамично развивалась торговля — Бархан столетиями купался в деньгах. И это далеко не всех устраивало в пустынях.

— Я знаю эти слухи про переворот, — Манс кивнул.

— Что еще за слухи? — сразу же поинтересовался Ашарх.

— В народе говорят, что распространяемая версия с нападением ингур — откровенная ложь, а в действительности весь род Сацгиан тогда вырезали подручные Иамес, оставив трон для малышки Сигриды, чтобы из нее можно было воспитать в будущем достойную и послушную правительницу.

— Говорить такое вслух опасно, — предупредила брата девушка, чуть понизив голос и стрельнув глазами в сторону Виека и Эрмины, ехавших на отдалении. — Но в любом случае, что бы ни твердила молва и что бы ни заявляла сама Иамес, род Сацгиан уже почти четверть века находится в упадке, а Четвертый Бархан стал лишь затерянным полисом вдалеке от центра пустынь, обреченным на медленное угасание. Сигрида только взошла на престол, и от ее поведения сейчас зависит слишком многое — будущее города, его постепенное возрождение или же скорейший упадок… А подобные оставшиеся у нее дальние родственники, как эта кузина Наудитэль, будут лишь мешать ее становлению.

— Если оно вообще состоится, — приглушенно сказал юноша. — Судя по тому, что мы вчера услышали, за этим Барханом вполне могут наблюдать ифриты.

— Это лишь мое предположение, Манс. Я не уверена, что пропажа почтовых орлов, как в Третьем Бархане, так и здесь, действительно связана с имперцами. Даже на Совете мою гипотезу восприняли прохладно, тем более что никаких доказательств нет.

— Таких совпадений не бывает, — произнес профессор.

— Вот именно! Даже Аш это понимает! За нашим Барханом следили долго и обстоятельно, к этому штурму готовились долгие месяцы. И теперь та же участь ждет и этот город. Пока что ифриты лишь отлавливают птиц, расшифровывают сообщения, следят за жизнью внутри, но скоро они нападут, и Четвертый Бархан будет стерт с лица земли, как и наш полис. Мы не должны допустить этого.

Манс крепко схватился пальцами за колкую щетину своей сольпуги и сжал кулак.

— Это зависит не от нас, — возразила Лантея. — Вопрос лишь в рассудительности Совета и в том, как скоро новости о судьбе Третьего Бархана достигнут нужных ушей. Потому я и не стала ничего говорить этой пустоголовой Наудитэль — она бы рассмеялась мне в лицо и сочла идиоткой.

— Не могу поверить, что ты просто оставила это на самотек, — удивился Аш. — Та Лантея, которую я знаю, поставила бы весь полис на уши, лишь бы доказать свою правоту и не повторить то, что случилось в Третьем Бархане!

— Может, та Лантея, которую ты знал, давно уже перестала быть недальновидной и незрелой девчушкой, действующей опрометчиво и сгоряча, а? Не думал над этим?

— Значит, теперь ты все делаешь вдумчиво, да? — Ашарх даже приподнял брови.

— Пытаюсь, Аш. — Лантея с небывалым интересом принялась рассматривать свои ногти на руках. — Поэтому я решила действовать через канцелярию Четвертого Бархана и уже утром, пока вы все спали, отправила им с посыльным длинное и обстоятельное письмо с рекомендациями по улучшению обороны города, с описанием нашего печального опыта и прочими предупреждениями. Надеюсь, канцлер оценит мой труд и начнет действовать в обход Наудитэль.

Манс фыркнул, растянув губы в улыбке.

— Я знал, что не все так просто! — в свою очередь усмехнулся профессор.

— Тогда почему бы в добавок к этому нам не послать еще и птицу в Первый Бархан? — Манс скосил глаза себе за спину, где в клетках мирно почивали почтовые орлы. — Мы сумеем предупредить Сигриду и Иамес о творящемся в городе. Они всяко сделают больше канцлера.

— Попытаться можно… Но особенно все равно ни на что не рассчитывайте. Канцлер, матриархи… Все они пока что выглядят просто как кучка неумелых детей перед лицом великой опасности.

Пока Лантея, примостив на коленке кусок пергамента, выводила на нем иероглифы, Манс достал из клетки одну из птиц и снял с нее кожаный клобук с помощью Ашарха. Вскоре орел взмыл в голубые небеса, раскинув в стороны свои легкие крылья, и течение воздушных потоков понесло его в сторону Первого Бархана. На его лапке был футляр с посланием, в котором сообщалось, что отряд успешно добрался до Четвертого Бархана и выдвинулся дальше, а также там имелось известие для матриарха Сигриды, чтобы она обеспокоилась странным исчезновением почтовых птиц в своем полисе.

На закате путешественники, поднявшись на вершину очередной дюны, узрели вдалеке, как безмятежный желтый океан песка соединялся с бескрайней голубой гладью. Ровная поверхность моря тянулась туда, где единственной границей между водой и небом становилась алеющая полоса засыпавшего солнца. Волны мягко накатывали на отлогий берег, тянулись языками пены к песчаным валам и увлекали за собой в черную пучину гладкие камни.

С невольным восхищением любуясь красотой необузданной дикой природы, от которой веяло первозданной грозной силой, отряд замер на самой границе, будто не решаясь шагнуть из душной песчаной темницы к дышавшему свежестью и прохладой побережью.

— Я никогда не видела ничего изумительнее… — прошептала Эрмина. В ее широко распахнутых глазах плескался истинный восторг.

— Я тоже, — едва слышно признался ей Виек. Но при этом он не отводил свой взгляд от жены.

Впереди всей группы неподвижно замер Манс. Отсеченный от остального мира завесой собственных чувств, он безмолвно смотрел, как пенными волнами морщинилась водная гладь. Он хотел сказать многое, но ни в своем родном языке, ни в залмарском он не мог подобрать определения, которые сумели бы в полной степени выразить величие наблюдаемой им картины. И потому он молчал, не желая портить момент пустыми словесными восхищениями.

Бросив пауков в стороне от берега, весь отряд, как завороженный, поспешил к манившей прохладой влаге. Оставшееся до кромки воды расстояние они преодолели за считанные минуты, на ходу избавляясь от тяжелых плащей и сапог, чтобы быстрее подставить лицо соленым брызгам волн и зарыться пальцами ног в мокрый песок.

— Аш… Море так красиво, — едва слышно признался другу Манс, когда прохладная вода впервые коснулась его голых щиколоток. — Только ради него одного можно было уйти из Бархана и отправиться в такой дальний путь.

— Ты прав. — Ашарх довольно щурился от яркого света заходившего солнца, отражавшегося от водной поверхности. — Похоже, сегодня я осознал странную истину: если и есть на свете что-то неизменное и неповторимое во все времена, то это только звездное небо и морская гладь. И когда одно из них отражается в другом, то только так и рождается вечность.

Волны набегали на песок белой плотной пеной, принося с собой маленьких трусливых крабов, сколотые ракушки и пучки водорослей. У берега вода казалась удивительно теплой, но стоило зайти немного глубже, как ледяные потоки обволакивали тело, даря желанную прохладу.

Все еще продолжая иногда рассеянно озираться по сторонам и пытаясь всей своей сутью принять окружавшее его великолепие, Манс, раздевшись до исподнего, одним из первых поплыл на глубину. Он отчаянно боролся с волнами, рывками подныривая под них, вспарывая водную гладь сильными гребками. В то время как не умевший плавать профессор с трудом держался на воде и откровенно боялся заходить в воду глубже, чем по грудь, его друг бесстрашно исследовал пределы своих возможностей, сражаясь со стихией. Волны, подобно тяжелому покрывалу, легко накрывали пловца с головой и сразу же утягивали за собой в синюю пучину, но Манс каждый раз выныривал на поверхность и с восторгом делал новый вздох, наполняя грудь воздухом.

В какой-то момент Ашарха только чудом не унесло в открытое море, легко подхватив течением. Он нахлебался соленой воды, и только вовремя подоспевший Манс, который схватил его за руку и вытащил на мелководье, спас профессора от страшной участи. После этого Аш довольно решительно закончил водные процедуры и ушел обсыхать на солнце, не желая больше рисковать. Устроившись на теплом песке, он с наслаждением потянулся и окинул взглядом пляж, выискивая остальных членов группы.

Лантея бесстрашно плавала в одиночестве дальше всех, практически не видная с побережья, — лишь красная макушка выглядывала из воды. Видимо, ее, как и Манса, не пугали ни глубина, ни течение. Когда девушка уставала, она переворачивалась на спину и давала рукам отдохнуть, а в остальное время мерно и неторопливо рассекала волны, с наслаждением чувствуя, как работает каждая мышца в теле.

По берегу недалеко от Ашарха бродил совершенно счастливый Оцарио: он упоенно подбирал все ракушки, мелкие камешки и морские звезды, которые попадались ему на пути. Для всего отряда было очевидным, что скоро ассортимент безделушек их торговца редкостями обновится, а это означало новые попытки с его стороны продать что-нибудь бесполезное своим спутникам.

Эрмина и Виек же, казалось, достигли абсолютной гармонии. Они долго сидели вдвоем на мелководье в отдалении от всех, взявшись за руки и тихо беседуя. После женщина ушла купаться, а ее супруг вернулся к сумкам, брошенным на пляже. Он достал тонкий костяной стилус и крошечный стеклянный флакон с чернилами, вновь взявшись что-то рисовать на куске пергамента. Это уже входило у него в привычку — все свободное время уделять этой кропотливой работе. Сидевший рядом Ашарх осторожно заглянул в свиток через плечо Виека и с нескрываемым удивлением увидел очень хороший набросок. Четкие синие линии, выведенные уверенной рукой, образовывали элегантный эскиз портрета Эрмины. Хетай-ра, изображенная на нем, вполоборота смотрела на зрителя, слегка искривив пухлые губы в нежной улыбке. Художник словно любовался каждой чертой жены, обводя стилусом контуры лица.

Скорее почувствовав, чем заметив, что за его работой наблюдают, Виек повернулся к Ашу. Преподаватель на секунду смутился, что его застали за этим подглядыванием, но глаза отводить не стал, а только показал пальцем на рисунок и изобразил беззвучные аплодисменты. Сказать он ничего не мог, поэтому решил выразить свое восхищение таким образом. Воин смерил чужака долгим и внимательным взглядом, как бы мысленно сомневаясь, стоило ли вообще принимать эту похвалу, но после все же кивнул и неожиданно протянул Ашарху несколько свитков из своей сумки. На них оказались портреты других членов группы, в том числе и профессора. Он был изображен задумчивым и каким-то отрешенным, а еще заматеревшим, словно все перенесенные за последние месяцы тяготы отразились на его лице глубокими тенями и бороздами. Сильно выделялся старый шрам на лбу, как будто гораздо заметнее стал сломанный и чуть смещенный вбок нос, щетина подчеркивала впалые щеки и делала лицо куда уже. Неужели он действительно так сильно изменился внешне с того самого момента, как покинул Италан?

Аш долго рассматривал рисунки, а после вернул их Виеку со сдержанной улыбкой, все еще размышляя над тем, как много всего произошло в его жизни за такой короткий срок. И если казалось, что Лантею эти трудности только закалили, то о себе преподаватель не мог такого сказать. Раньше каждый его день был копией предыдущего, а теперь, просыпаясь по утрам, профессор не мог быть заранее уверен, что уже к обеду не будет арестован, отравлен или и вовсе убит. С одной стороны, это добавляло жизни пикантный привкус, но, с другой стороны, когда это путешествие бы закончилось, то он знал, что уже не сумеет вернуться к прежнему существованию. Да, он стал осторожнее, научился разбираться в людях, и не только в них, знал, как выжить там, где, казалось бы, не было никаких шансов на выживание. Но одновременно с этим он разочаровался в мире и тех, кто его населял: опыт научил, что обычные залмарцы, верующие Светоча и изолированные веками хетай-ра представляли собой, по сути, одних и тех же существ, погрязших в интригах и желавших лишь подставить ближнего своего. Но один вопрос терзал Ашарха сильнее всего: а разве был он сам теперь лучше тех, кого осуждал? Ведь и на его руках несмываемым пятном проступала чужая кровь, а на душе — совершенные грехи.

Близость моря пьянила всех без исключения членов отряда лучше самой крепкой травяной настойки. Порывистый ветер играл волосами и одеждой, соленые брызги застывали на коже блестящими каплями, и в самом этом прибрежном воздухе, свежем и бодрящем, чудилась какая-то необычайная легкость и свобода. Понемногу, пока солнце окончательно не спряталось за линией горизонта, путники отмылись от вездесущего песка, постирали одежду, а на ночь Виек, как и прежде, возвел уютную юрту, где вся группа укрылась от сильных порывов ветра, летевших со стороны берега. Сольпуги вели себя спокойно, хоть близость воды в естественных условиях и заставила бы их испуганно попрятаться по норам или сбежать подальше, но иглы Эрмины угнетали сознание пауков, приглушая их инстинкты, и животные безбоязненно дремали на небольшом отдалении от лагеря, за всю ночь даже не сдвинувшись с места.

Едва только забрезжил рассвет, как отряд выдвинулся в путь. К всеобщей досаде, после вечернего купания белоснежная кожа подземных жителей обгорела и уже утром имела ровный ярко-красный цвет, а мелкая соль, оставшаяся на одежде после стирки, лишь разъедала эти обширные ожоги и причиняла всем хетай-ра немыслимую боль. Ашарх оказался единственным, чью смуглую кожу южанина загар не взял, но жесткая побелевшая ткань доставляла дискомфорт и ему, заставляя то и дело чесаться и ерзать на спине паука. В таких суровых условиях отряд еще несколько дней шел вдоль побережья, вечерами купаясь в теплых водах и пытаясь выловить на ужин местную диковинную рыбу, морских ежей, крабов и моллюсков. Во время одной из стоянок Манс заметил в воде, на некотором отдалении от пляжа, пару странных плавающих объектов. Он сразу же обратил на это внимание своих спутников, но никто из хетай-ра, в силу своего слабого дневного зрения, не смог разглядеть, что это такое. Лантея даже хотела подплыть ближе и рассмотреть то появлявшиеся, то исчезавшие над волнами точки, но Ашарх вовремя успел остановить ее, схватив за запястье.

— Я знаю, что это. Не стоит заходить сейчас в воду, — предупредил спутницу профессор.

— Ты правда видишь на таком расстоянии? — усомнился Манс, приставляя ладонь козырьком ко лбу и вглядываясь в поверхность воды. — Это что-то живое?

— Это водяники, — хмуро сообщил Аш, отпуская руку Лантеи.

— Не уверен, что слыхал о чем-то подобном, — сказал юноша, а сестра поддержала его кивком.

Преподаватель звучно зацокал языком, не сводя взгляд с линии горизонта.

— Неудивительно. Сейчас повстречать их можно нечасто. Они похожи на людей, но лишь отдаленно, и не все до конца принимают истину, что это совершенно иные создания по своей природе, выходцы морей, отличные от нас во всех отношениях… Когда-то давно они владели собственной магией, но лишились ее. И теперь водяники, по сути, превратились в диких необузданных хищников, населяющих моря и топящих всех неугодных им.

— Значит, это их головы торчат из воды? Они смотрят на нас? — с содроганием спросила Лантея.

— Любопытствуют, как и всегда, что творится на суше, недоступной для них.

Крутившийся неподалеку Оцарио нетерпеливо дернул Манса за рукав.

— О чем вы говорите?.. Что такое там, в море? Это какие-то обломки? — зачастил он.

Юноша перешел на родной язык и кратко пересказал слова Ашарха для остальных членов группы.

— А! — сразу же воскликнул Оцарио, стоило ему услышать про водяников. — В нашем море, у Пятого Бархана, тоже такие плавают. Никогда не видел их вблизи, но старики называют их «стражами моря» и говорят ни в коем случае не приближаться, иначе утащат под воду.

И уже куда тише, практически себе нос, торговец добавил:

— Эх, жаль… Я надеялся, что там какие-нибудь руины или обломки…

— Что в них такого опасного? — поинтересовалась у профессора Лантея, не обращая внимания на бормотание Оцарио. — Если, по твоим же словам, когда-то они владели магией, то эти водяники должны быть разумны. Разве нет?

— О, они действительно вполне себе разумны. У них даже есть собственный бог, из-за которого мой народ лишился своей магии, — очень мрачно сообщил Аш, скрещивая руки на груди.

— Почему тогда нельзя наладить с ними контакт?

— Водяники живут большими племенами и презирают всех существ с суши. Когда-то с ними можно было договориться, но теперь они уничтожают всех осмелившихся заплыть в их владения. Между прочим, именно поэтому в Залмар-Афи больше не строят корабли для мореходства — водяники безжалостно топят их и грабят.

После рассказа профессора все впали в некоторое уныние, и отряд уже в молчании продолжил свой путь. Больше купаться в море ни у кого особенного желания не возникало, хоть зной по-прежнему давил на голову, и от него не спасали ни тюрбаны, ни капюшоны, ни платки. Хетай-ра теперь заходили в воду только по пояс, чтобы ополоснуться и постоянно внимательно наблюдали за горизонтом. Иногда водяники вновь появлялись у поверхности, но близко к чужакам не подплывали, а просто безмолвно следили за группой, сопровождая их долгими часами.