Монумент. Сборник рассказов

Софья Андреевна Мироедова

Сборник объединяет странные и смешные, иногда нелепые или пугающие фантастические новеллы. Каждая из них основана на решениях выдуманных задач и результатах мысленных экспериментов.К рассказам не стоит относиться слишком серьезно, это своего рода писательское баловство. Точно такими же стали и иллюстрации, нарисованные автором к этому сборнику – лаконичными композициями с легкой руки.

Вариативность

Деление

— Это твое, то есть ваше, дело, — сказал Мо, забирая со стойки свой миндальный латте.

— Слушай, не нужно драматизировать! Ты же знаешь, мы не хотим тебя обидеть, так уж вышло… — Ом, опустив глаза, размешивали сахар в своем зеленом чае.

— Как знаешь, — Мо направился к выходу из кофейни.

— Мо, постой! — схватив за плечо, Ом силой усадили его на ближайший стул. — Давай все обсудим, нельзя просто игнорировать этого «слона» между нами.

— Ладно, — Мо угрюмо уставился в свой кофе.

— Ну хватит, посмотри на нас! Мы что, о многом просим?

Мо поднял взгляд, его передернуло. Эти три глаза разных цветов и удлинившийся рот Ома пугали его. Конечно, все нормальные люди приходили в щенячий восторг, видя первые намеки на деление, но Мо даже мысль об этом приводила в ужас. Они с Омом еще в самом начале их отдельных жизней заключили пакт, что не позволят друг другу скатиться до такой банальщины. Им хорошо жилось вдвоем, зачем было все усложнять? Они были идеальной парой: Мо — прагматик с научным складом ума и Ом — поклонник средневековой литературы, оба любили красное и джаз и прекрасно помнили, что случилось с их другой половиной. Тот стал делиться в каких-то совсем уж неприличных количествах. Теперь его потомков было человек двадцать, хотя с момента первого деления прошло всего восемь лет! Как только у них здоровья хватает!

— Что ты от меня хочешь? — наконец, выдавил из себя Мо, уставившись в средний глаз Ома. Этот голубой глаз с коричневым пятнышком был тем немногим, что еще осталось от его друга, с которым они провели последние тринадцать лет вместе.

— Давай спокойно все обсудим, — развели руками Ом. Все три их глаза моргали одновременно, а из-за начавшего деление горла голос раздавался с эхом. — Смотри, мы набросали план перестановки: можно разделить гостиную и оборудовать ее под наши спальни, а тебе достанется кабинет и можешь забрать нашу студию. Ты же понимаешь, первые пару лет мы точно не будем знать, какая работа теперь нам по душе.

— Ты… точнее, вы в своем уме? Какая к черту гостиная? Ты с ума сошел, тьфу, сошли, тьфу, вы? Может теперь позовете меня выбирать новые шмотки для делящихся: посмотрите, какие миленькие четыре рукавчика! Ом, да как ты мог?

Ом набрали полную грудь воздуха и медленно начали:

— Мо, ты знаешь, что мы этого не планировали. Это вышло случайно, но что ты предлагаешь, может быть ампутацию?

— О, а когда-то ампутация тебя ничуть не пугала. Сколько красноречивых выступлений я помню на этих твоих светских раутах. Ты разве что листовки расклеивать не начал. Как там, «ампутация — залог здорового общества»? А теперь…, — Мо махнул рукой и отвернулся.

— Черт, Мо, мы уже миллион раз говорили, что это произошло случайно! Кого нам винить? Да, так бывает. Когда начинаешь делиться, уже понимаешь, что обратной дороги нет — вас двое. Вы оба личности. Ампутация — это бы обычное убийство.

— Ну да, теперь это убийство!

— Кого бы ты выбрал? Кто из нас теперь Ом? — три глаза метнули в Мо холодный упрек.

— С меня хватит, — вскочил со стула Мо, чуть не опрокинув свой кофе. — Я иду домой.

— Ты правда уйдешь вот так? Посреди разговора?

— Что-то мне больше не хочется в кино, — ядовито процедил Мо. — Мне и этой драмы вполне достаточно.

— Мо?!

— Идите без меня…

Мо упал в серую прохладу города. Моросил дождь, небо хмуро готовилось к вечеру. Он, меряя большими шагами улицу, пошел в сторону дома. Ему необходимо было посидеть в одиночестве и все обдумать. Ом точно не вернется в ближайшее время — теперь он приходил поздно. Точнее, они. Что за бред, как Мо должен их называть? Они уже придумали себе новые имена? Разделят ничтожное «Ом» и станут «О» и «М»? Ведь это сейчас так модно! Когда делились Мо и Ом еще можно было понять, их прошлое общее имя, «Мом» легко разбилось на два без лишнего пафоса. О и М, тоже мне семейка! Неужели они думают, что ему, Мо, ярому противнику деления, обожающему свою митос-фри тусовку, захочется быть в их компании третьим лишним? Конечно, родственников не выбирают, но кто знает, что за фрукты выйдут из Ома? Он и сам довольно эксцентричная личность со своим искусством и литературой, но двое таких! Мо не выдержит этого — его прагматичный ум, главное, что досталось ему в наследство от Мома, не справлялся даже с перспективой такой угрозы, что и говорить о реальном положении дел.

Моросящий дождь сменился проливным, ботинки промокли, пальто начало тяжелеть. Мо этого не замечал, он нервно кусал губы и угрюмо водил нижней челюстью, бросая на прохожих высокомерные взгляды. Вот он один, и никто теперь ему не нужен, он — личность! Не то что эти ничтожества. Посмотрите на себя: парочка почти разделившихся чудил с общим мизинцем милуются под зонтиком, или, вон, треногое чудовище ковыляет с беззаботными улыбками на двух глупых рожах! Это еще что, вон под навесом прячется целое семейство уродцев — интересно, как можно жить впятером, еще и покупая новую одежду внезапно решившемуся на деление шестому, наверное, спасаются обносками…

Желчь ненависти выплескивалась на незнакомцев из прищуренных, острых глаз Мо. Только вот где-то глубоко в сознании копошилось и не давало покоя маленькое «но» — то самое, что постоянно возвращало его мыслями к их с Омом общему предку. Ведь когда-то они были единым целым, сложной, интересной персоной. Он помнил, как они появились — мгновение, когда в тот момент еще Мом осознал свою двойственность, понял, что любит и майонез, и йогурт, что может с одинаковой страстью читать и научные статьи, и мелодраматические опусы. Ом был его второй половиной, лучшим другом и партнером во всех делах, главным человеком в жизни, теперь предавшим его. Да, это было предательством! В то же время, как Мо мог ненавидеть его? Ведь Ом не собирался уходить, он предлагал продолжить их счастливую жизнь вместе, просто теперь втроем… Но разве Мо виноват, что не был готов к такому повороту? Разве он не жертва обстоятельств?

Поворот за поворотом серые и бурые здания, будто появлявшиеся в результате очередного неудачного деления, наконец, привели Мо к их дому. Он поднялся на третий этаж, дрожащими руками открыл и, войдя, с размаху захлопнул дверь. Квартира была холодной и пустой. Конечно, она была заставлена мебелью, увешана картинами, и задекорирована бархатными шторами, но при всем этом была опустошенной. Мо казалось, что он стоял посреди поля битвы, где повсюду выкорчеванными пнями валялись стопки книг и разорванными снарядами чернела разбросанная одежда.

Разве он мог справиться с этим предательством? Сможет ли быть один? Эти вопросы рвали его изнутри. Необходимость остаться или уйти раскалывала сознание на тысячу мелких частей. Мо бросил на вешалку пальто и прошел мимо большого зеркала в изысканной раме в гостиную, которую Ом собирался разделить. Интересно подумать, как! Между окнами, наискосок или… или… — Мо резким прыжком вернулся к зеркалу и уставился на свое отражение. На него смотрело искаженное удивлением и ужасом его собственное лицо. В левом глазу, посередине зеленой радужки с коричневым пятном начал отделяться второй зрачок.

20 января 2020 года

Бегство

Солнечный свет пробивался сквозь узкие витражные окна бара, освещая клубы висящей в воздухе пыли. Бутылки за стойкой сияли теплым мозаичным светом. В разноцветных лучах возник темный силуэт. Нестройной походкой сутулый мужчина прошел между пустыми столиками с поднятыми вверх ногами стульями к бару. За стойкой молодая женщина в открытом топе с плечами, испещренными татуировками, протирала бокалы. Гость, едва не промахнувшись, приземлился на высокий стул и неопределенно покрутил пальцем.

— Не рановато ли? — подняла бровь молодая барменша.

— Мне никогда не рано, — икнул мужчина и вытер губы тыльной стороной руки. — То есть, не поздно… В общем, что у вас тут?

— Все перед тобой, — кивнула девушка на светящиеся бутылки с пестрыми этикетками.

— Не, — резко мотнул головой гость, отчего потерял равновесие и чуть не свалился на пол. — Я имею в виду, где это я?

— О-о, что, уже не первое сегодня? — саркастически подметила татуированная красотка. Ее черные волосы были сплетены в тугие блестящие косы, гладкая кожа цвета кофе с молоком сияла на свету.

— Нет, ни сегодня, ни вчера, и вообще! — мужчина уронил голову на руки. — Устал я…

— Заметно, — она поставила натертый стакан перед посетителем. — Желаешь аперитив или сразу сделаешь выбор?

— Погоди, милая, — мужчина задержал дыхание, постучал по груди кулаком. — Все, — выдохнул он, — кажется, прошло…

— Может, водички?

— Давай! — гость повернулся вполоборота и осмотрел бар. Помещение было выкрашено в зеленый цвет, стены были разрисованы граффити, кое-где висели картины и зеркала в широких рамах, по углам в глиняных кадках стояли комнатные пальмы. — Так, где это я сегодня?

— А что ты заказывал?

— Ох, дорогая, если бы я только помнил! — он облокотился на стойку и запрокинул голову, рассматривая бутылки.

— Что бы ты там ни отведал, сегодня ты в гостях у сатаны. Жара снаружи адская даже для местных, — девушка начала протирать бар, меряя взглядом гостя.

— Жара, холод, я уже и забыл, что это, — на мужчине были шорты, футболка и плотная джинсовая куртка. Он отпил из стакана воды. — Поесть тут у тебя можно?

— У нас нет кухни, — змеи с татуировок укоризненно посмотрели на посетителя с юной женской груди. — Но я могу состряпать чего-нибудь по-быстрому. Я и сама собиралась пообедать. Залить лапши?

— Да, сгодится…

Через пять минут девушка вернулась за стойку с двумя тарелками корейской лапши. Одну поставила перед гостем, вторую взяла в руки.

— Ешь, может, полегчает.

— Ты очень добра, — мужчина принялся накручивать лапшу на вилку.

— Ты что, правда не помнишь, куда попал?

— Абсолютно, — в голосе мужчины не было и намека на иронию. — Я, знаешь, пью уже полгода, стараюсь не останавливаться, чтобы… Понимаешь, чтобы ублюдки меня не поймали…

— Бежишь, значит? — девушка жевала лапшу и смотрела на посетителя. На вид ему было чуть за пятьдесят, годился ей в отцы. Седина отвоевала довольно большую территорию у иссиня-черных волос, лицо было сухим и доброжелательным, щеки тронула недельная щетина.

— Вроде того, — мужчина в два глотка выпил бульон и стал ковырять вермишель, кудрявившуюся на дне тарелки.

— Как ты умудряешься оставаться в своем уме? Лично я после первого путешествия решила завязать.

— Ишь, — гость метнул в барменшу тяжелый взгляд. — Зачем же ты тут работаешь?

— Люблю истории, — улыбнулась девушка. — Почти все, кто возвращается, не могут удержаться, чтобы не поделиться. Захватывает это, конечно.

— А чего сама не пьешь тогда?

— Как по мне, чертовщина какая-то! — она отставила тарелку.

— Да почему же чертовщина? — после лапши мужчине явно стало лучше. Он указал пальцем на одну из бутылок за стойкой. — Вот, дай-ка мне ту.

— Бангкок? — спросила девушка, посмотрев на стену с напитками.

— Да, давай Бангкок!

— Вот, — она сняла бутылку и протянула ее гостю.

— Смотри, — он начал водить пальцем по этикетке. — «Незабываемые приключения обеспечены», это, понятно, почти на каждой так пишут. Но про Бангкок не врут! Я там был раз пятнадцать. На настоящее длительное путешествие, конечно, не хватает денег, но вот на жидкую телепортацию накопить несложно. Всегда стараюсь выпить побольше, чтобы задержаться дольше. Последний раз получилось аж на сутки! Первые часов шесть я, конечно, никак не мог оклематься, все как во сне, зато потом — сказка! Не город, а кино. А какие женщины! В общем, это того стоит. Или вон, — он вернул бутылку девушке и указал на другую. — Каир! Сумасшедшее местечко! У них там сохранились музеи начала двадцатого века, и в то же время новые технологии процветают как в двадцать первом в Японии. А Япония! Боже, детка, ты что, правда не пьешь?

— Один раз выпила «Рим», был у нас по акции. Глотнула всего на пару часов. Попала прямо к Колизею, в такую толпу, жуть! Эти телетуристы повсюду, то появляются, то исчезают, ад кромешный! Короче, я все эти два часа потратила на то, чтобы выбраться из толпы. А потом хоп, обратно в родной бар. Толку от таких путешествий?

— Да, тут ты, конечно, права, — грустно покивал мужчина. — Я на эти напитки все свои деньги спустил. От меня жена ушла с детьми и, в общем… Напортачил я, законники за мной пришли… Что мне оставалось? У меня был загашник с парой бутылок, я их с собой прихватил. Причем вспомнить не могу, откуда я стартовал… То ли из дома, то ли из бара ближайшего… Отшибло напрочь…

— Ты что, реально уже полгода от бутылки не отходишь?

— Да, где-то так. Тут мне осталось… — гость поднял брови и посмотрел на циферблат над баром. — По моим расчетам, часов пять, не больше. Так что через три-четыре часа возьму бутылочку и уговорю ее в один глоток. Как и не было меня.

— Слушай, — девушка облокотилась на стойку и змеи на плечах изогнулись, — а что ты такого натворил, что так стремительно бежишь теперь?

— Вот, в чем дело, — мужчина выпрямился, потер нос. — Не помню я!

— Ты прикалываешься? — улыбнулась уголком рта маленькая девочка в теле татуированной женщины.

— Никак нет, — седой посетитель развел руками и широко улыбнулся.

— Так может, ерунда какая?

— А если нет? Ну его, уж лучше дальше бежать…

— Ты что, миллионер? Деньги не кончаются?

— Кончились уже два месяца назад, — тень улыбки блуждала по морщинистому лицу мужчины.

— Так как же ты продолжаешь? — поднялась со стула девушка.

— Вот, через четыре часа узнаешь!

— Ну, ладно! — подмигнула она гостю.

К вечеру бар заполнился желающими совершить незабываемое путешествие. Приходили одинокие туристы, хлопали по рюмочке и исчезали, возвращаясь через полчаса кто с восторгом, кто синяком. Приходили парочки, одновременно выпивали залпом по бокалу и, мерцая, растворялись в воздухе, чтобы вернуться растрепанными и хихикающими. Гость все это время сидел в углу и рассматривал посетителей. Когда начало подходить его время, он подошел к стойке, махнул барменше.

— Меня не проведешь, деньги вперед! — прищурилась на него девушка.

— Нет проблем, хотел спросить, уверена ли ты, что не дашь путешествиям еще один шанс?

— После твоего рассказа пропали последние сомнения, — она налила молодому парню, севшему рядом с мужчиной, и поставила руку с бутылкой на стойку.

— Надеюсь, ты еще передумаешь! — мужчина, как ни в чем не бывало, взял стакан с напитком из-под носа у юноши и опрокинул его себе в рот, пока тот любовался татуированной грудью красавицы за баром.

— Ты ку-ку?! — изумленно крикнула девушка.

— Маловато, конечно, но что поделать! — развел руками незадачливый путешественник и испарился.

— Блин, это была моя получка! — вскочил опомнившийся молодой человек.

— Не плачь, налью тебе еще одну, — огрызнулась на него барменша и плеснула тому полпорции «Паттайи».

Мужчина оказался посреди оживленной, подозрительно знакомой улицы, ничего общего не имевшей с Таиландом. Видимо, паленая бутылка попалась. Он провел рукой по седеющим волосам, почувствовал нагими коленями холод поздней осени и огляделся в поисках бара — у него было не больше пятнадцати минут.

— Да вот же, родимый! — обрадовался путешественник, увидев до боли знакомый фасад любимого паба. Тот открылся рядом с домом, когда мужчина был еще молод и полон надежд. Он поежился, посмотрел налево, потом направо и перешел дорогу.

Не успел беглец подойти к бару, как к нему подбежал полицейский и схватил за плечо:

— Господин Калинин! Наконец-то я вас нашел! — сказал он запыхавшись.

— Я не… — начал было отпираться мужчина.

— Вот, ваш штраф за парковку, — полицейский, отдуваясь, протянул ему бумажку. — Хорошо бы оплатить до конца года.

— Что? — Калинин изумленно посмотрел на служителя закона.

— Да-да, у вас есть еще шесть месяцев, не переживайте, пени пока не начисляются.

— Так вы поэтому устроили мне облаву в мае? — припомнил мужчина начало своего путешествия.

— Нет, я просто выписал вам штраф, а вы взяли и исчезли. Машину, конечно, пришлось эвакуировать.

Калинин обескуражено попытался восстановить цепочку событий, но не смог. Пока он стоял в одиночестве посреди улицы родного города и размышлял, последовательность восстановилась сама. Растерянный мужчина исчез с тротуара и появился на секунду в баре, услышав смех знакомой девушки. Потом еще на мгновение возник на берегу моря, проводив последний луч заходящего солнца. Затем мелькнул на ступеньках промозглого переулка, призраком прорисовался в толпе на большом переходе, моргнул в людной подземке и на пустынном поле. Так еще несколько сот раз, пока не вернулся на скованную морозом улицу родного города рядом с дверями любимого паба.

— Пожалуй, надо сделать перерыв, — сказал вслух Калинин, ухватившись за фонарь, чтобы не потерять равновесия.

16 февраля 2020 года

Белая полоса

У Шорина была белая полоса. Он носил ее в левом внутреннем кармане джинсовой куртки, но никому не показывал. Белая полоса была его тайным оружием. Придя домой вечером, он любил положить ее на столе рядом со скромным ужином и любоваться, пока разделывался с очередной порцией макарон. Шорин старался не использовать ее почем зря, но иногда все же приходилось доставать ее на людях. Хорошо, что окружающие не замечали ее скрытых свойств.

Он нашёл ее случайно, дождливым осенним вечером пробираясь сквозь ветер и холод к парадной своего дома. Сначала решил, что это просто потрёпанный шнурок. Приглядевшись, понял, что нашёл золотую жилу. Она не приносила ему богатств, зато отлично справлялась с экономией скромных средств. По обстоятельствам белая полоса становилась то клейкой лентой, то пластинкой жвачки, то недостающей клавишей фортепиано, то веревкой, а как-то раз даже приняла вид рулона туалетной бумаги.

Короче, белая полоса то и дело выручала его: то по мелочи, а иной раз и по-крупному.

Как-то вечером Шорин решил пересчитать свои активы, и обнаружил, что от нищеты его отделяли 10 дней оплаченной аренды. Он не мог позволить себе остаться без средств к существованию. С присущим ему духом авантюризма он стал перебирать в голове варианты. Тогда-то ему и закралась опасная мысль, пустить в оборот свою белую полосу. Нет, вы не подумайте, Шорин не хотел с ней расставаться: учитывая расчеты, он должен был остаться и с полосой, и при деньгах. Нужно было всего лишь найти простачка. К счастью, поиски не были долгими.

Уже на следующий день Шорин, сжимая в кулаке свое сокровище, сидел за стойкой маленького безлюдного бара на углу его улицы. Входная дверь хлопнула, повеяло холодком. Вошел сутулый тип в рябом сером пальто и черной шапке, натянутой до самого носа. Шорин понял — его клиент.

— Петр? — спросил он вошедшего.

— Да, — мужчина пошел в сторону Шорина.

— Рад знакомству!

— Да, — слабая худая ладонь пожала протянутую руку. Щеки вновь вошедшего были такими же щербатыми, как материя пальто, глаза блекло смотрели из-под шапки. — Расскажите подробнее, что она может?

— Все, что сможете придумать, — Шорин подвинул гостю стул. — Может, и больше.

— Пиво, виски, ром, крепче? — спросила грузная барменша, возникнув по ту сторону стойки.

— Пиво, светлое, пожалуйста, — чуть слышно ответил мужчина.

— Нету у нас. Один сорт, стаут. Будете?

— Давайте, — он мял узловатыми пальцами салфетку.

Женщина кинула на стойку бирдекель и стала наполнять кружку темным напитком. Струйка журчала медленно, испытывая терпение Шорина. Он чувствовал шероховатую полосу в своей вспотевшей ладони и старался не показывать нервозности.

— Что было у вас? — мужчина, не снимая шапки, ерзал на стуле рядом.

— Разное было, — процедил Шорин. Он метнул взгляд в барменшу, и клиент понимающе закивал.

Та неторопливо вытерла салфеткой капли, пролившиеся на кружку, и поставила пиво на стойку рядом с танцующими пальцами гостя. Потом пристально посмотрела на Шорина и уплыла на другой конец бара, листать журнал.

— Полоска всякое творит, что понадобится, — пожал плечами авантюрист, когда женщина скрылась из виду.

— Например, что? — мелкие жадные огоньки бегали в глубоких тенях глазниц клиента.

— Например, на той неделе я разгружал составы, — Шорин отпил из своего бокала виски. — Я, знаете, всякой работой занимаюсь, какая подвернется.

Собеседник кивнул. Пена медленно опадала с темного пива в кружке перед ним.

— Так вот, ящик попался какой-то дурной, поломанный что ли он был…, — обладатель сокровища гипнотизировал таящее пивное облако. — В общем, порезался я, насквозь почти. Вот прямо тут, — Шорин оставил полосу, осторожно вынул руку из кармана и ткнул в середину второй ладони пальцем. — Товарищи уже бросились звонить в скорую. Понятное дело, я отмахнулся и пошел в сортир. Там достал полосу, замотал ей рану и пошел работать, — он развел руками и спрятал их обратно в куртку. — Когда вечером пришел домой, снял повязку, смотрю, а раны как не бывало!

— Да ну? — мужчина поправил шапку, открыв удивленные редкие брови и загоревшиеся голубые глаза. — А еще?

— Еще? Хм, — Шорин картинно задумался. Потом покивал и продолжил: — вот, месяц назад. Я на своей тарантайке заехал на улицу с односторонним движением, да попал «против шерсти», бывает, знаешь, — хохотнул он и глотнул виски. — Все этот идиотский навигатор вечно путает карты! То, говорит, дорога, а ее нет, то вот двухстороннее, а там уже третий год за это штраф. Короче, опустил я стекло, высунулся из машины да и размотал полосу вперёд. Ну и дал по газам. Теперь-то было можно. Выехал на другую улицу, вышел и смотал обратно. Вот такие дела!

— Покажете? — спросил мужчина, расстегивая пальто.

— Да не вопрос! — Шорин закивал и полез в карман за своим богатством. — Вот она.

Клиент раскрыл глаза, уставившись на обычный обрезок белой материи.

— Пусть она сделает что-нибудь, — не сводя с нее глаз, потребовал рябой мужчина.

— Ладно. Вот сейчас она прикидывается салфеткой, потому что мы тут с вами выпиваем. Ну, например, вот, — Шорин вытащил одной рукой ремень из брюк и положил на стол. Затем встал, из-под освободившегося пояса показалось темное белье. Полоса тут же удлинилась, отрастила пряжку и обрела форму ремня. — Видите?

— Невероятно! — мужчина не спускал глаз с белого аксессуара, его пальцы без остановки сплетались и расплетались.

— То-то и оно! — Шорин свернул полосу и убрал во внутренний карман. Потом вдел обычный ремень в брюки и застегнул его.

— А еще?

— Еще? — все шло по плану, но нужно было выказать некоторую степень недовольства. — Ну, еще так еще, — пожал плечами Шорин и обратился к барменше: — Нась, выключи-ка свет?

Нася что-то буркнула, поднялась из-за стола, за которым читала журнал и, хрустнув шеей, пошла в сторону выключателя. Через несколько секунд бар погрузился во тьму.

Шорин снова достал полосу и одним резким движением расправил ее, словно заправский ковбой, выпускающий лассо. Полоса в его руке застыла длинной галогенной лампой, осветив во мраке помещения обескураженное лицо рябого мужчины. Тот в восторге захлопал в ладоши. Шорина это растрогало, но отступать он не собирался.

— Так что, берешь? — спросил он, посветив в глаза клиенту.

— Конечно, конечно, беру! — тот перешел на фальцет и зашелестел бумажками под стойкой.

— Сорок косых, да? — удостоверился Шорин. — Ну-ка, посчитай на столе!

Мужчина положил деньги на стойку и начал перекладывать банкноты, считая вслух. Лампа в руках Шорина стала ультрафиолетовой, подсветив водяные знаки на купюрах, что привело покупателя в еще больший восторг. Бегая глазами с денег на лампу и обратно, он сбился, а когда хотел начать заново, свет внезапно погас. В кромешной тьме что-то загрохотало, вскрикнула Нася, и размаху хлопнула входная дверь. Через пару секунд барменша включила свет. В баре не было ни Шорина, ни его волшебной белой полосы, ни пачки банкнот, лежавшей перед покупателем.

Петр вздохнул, встал из-за стойки, вынул телефон и начал набирать чей-то номер. Грузная барменша застыла в дверях. Посетитель с разочарованным лицом беспокойно начал оправдываться перед кем-то по телефону. Когда он вышел в холод морозного вечера, Нася поспешно закрыла за ним дверь на запор и по привычке стала молиться.

Шорин, запыхавшись, влетел на третий этаж, распахнул дверь своей квартиры и ввалился внутрь. После диверсии в баре он дворами побежал домой. Сделал приличный крюк, чтобы запутать следы и через полчаса сидел, тяжело дыша, в своей маленькой кухне. Казалось, план удался. Петр был приезжим и вряд ли стал бы его искать. Судя по словам одного из парней со склада, он был провинциальным подкаблучником, приехавшим с женой в столицу, отметить ее юбилей. Такие люди редко вставали на тропу войны — это Шорин знал по опыту, ведь он был аферистом со стажем. Да и сумма была смехотворной, чтобы тратить время на поиски шарлатана.

Он отдышался, выпил стакан воды и полез в карман за своим сокровищем. На ладони, освещенной тусклым желтым светом, лежал черный скомканный обрывок. Шорин положил его на стол, разгладил. Перед ним была его полоса, но теперь она стала черной. Он вздохнул и пошел ставить воду под макароны.

Со стороны могло показаться, будто Шорин расстроился, но это было далеко от реального положения вещей. Будучи по жизни находчивым малым, почерневшей полосе он быстро нашёл применение: стал выбрасывать в неё всякий хлам, как в чёрную дыру. Среди пропавших в бездонной прорези оказался вчерашний мусор, пара штрафов за стоянку, лишний болт, оставшийся после починки машины, и товарищ по цеху, отдавивший ему ногу, пролезая без очереди за зарплатой.

5 февраля 2020 года

Печень

Салин смотрел в небо, высокое голубое весеннее небо. Надо же, ни единого облачка! Потом на его фоне появилось лицо, через секунду еще одно. Вскоре над Салиным нависал десяток искаженных ужасом лиц. Небо исчезло из поля зрения, перед глазами потемнело. Салин знал, что виновато сердце. Наконец-то, он уже устал от всех этих утренних пробежек.

— Так, операция прошла замечательно, вы как новенький, — сказал доктор, убирая стетоскоп. — Затянули вы, конечно, со сменой сердца, но это не смертельно!

— Ох, доктор, я и сам не рад! Два сердца за сто лет, это теперь непозволительная роскошь. Уж я и кардио делал, и в саунах засиживался, но никак было его не посадить! Кто же виноват, что у меня такая хорошая наследственность.

— Ну вы придумали, кардио! Не мелите чепухи, ешьте побольше жирного, и дело в шляпе. Пока можете быть спокойны, ваши показатели всего на одно сердце ниже нормы. Обычно за век меняют от трех до пяти, так что вы легко отделались. Одевайтесь!

— Спасибо, доктор, вы меня успокоили! — Салин спрыгнул с кушетки и начал застегивать рубашку.

Врач вернулся за письменный стол и стал листать карту здорового:

— Смотрю, у вас пониженное содержание алкоголя в крови, давно пропускали по маленькой?

— Что вы, — засуетился Салин, пальцы никак не могли найти петлю для очередной пуговицы. — Буквально накануне инфаркта выпили с женой бутылку Каберне!

— Этого для ваших лет мало, — доктор нахмурил брови, приложил пальцы ко рту, будто деля столбиком в уме. — Знаете, поменять два сердца в сравнении с пристрастием к трезвости — это цветочки, господин Салин. Постарайтесь в ближайшее время налечь на спиртное. Выпишу вам назидательный рецепт.

— Конечно, доктор! Простите, я не знал, был уверен, что бутылки вина в день достаточно, чтобы не дать печени выйти, так сказать, за рамки.

— Ммм, — неопределенно промычал доктор, качая головой. — Вот, — он взял бланк и начал заполнять его, — выписываю вам пару бутылок… что вы предпочитаете? — доктор посмотрел на пациента поверх очков.

— Кроме вина и пива?

— Разумеется, — пристальный взгляд буравил Салина.

— Тогда, пожалуй, текилу или, скажем, красный ром… — тот уже влез в брюки и старался не глядя застегнуть ремень, руки немного дрожали.

— Кхм, я бы рекомендовал самогон или хотя бы водку, но как знаете. Ром, значит, ром, — доктор перевел взгляд на рецепт и уверенным росчерком выписал две бесплатные бутылки. — Можете получить в аптеке при больнице.

— Спасибо, доктор! — Салин взял рецепт, кивнул и быстро засеменил к выходу.

— Вы там со здоровым образом жизни поосторожнее, — бросил доктор закрывающейся двери.

Салин, обливаясь потом, спускался по ступенькам на первый этаж, он знал, что полезнее ездить на эскалаторе, но так разнервничался, что не мог спокойно стоять на месте. Он, как и все нормальные люди, ненавидел больницы. Они внушали ему ужас. Салин был бы счастлив, если бы после инфаркта ему просто дали умереть — едва ли он сможет перенести еще одну операцию по замене органов и остаться в своем уме.

Забежав в аптеку, Салин сунул мрачной аптекарше свой рецепт и, стараясь не смотреть в глаза хмурой женщине за окошком, стал бегать взглядом по витрине.

— Опять, трезвенник, — процедила сотрудница аптеки. — Ась, выдай-ка тут по рецептику. Я пойду на обед.

Другая женщина в белом неспешно приняла рецепт от сменщицы и вразвалочку пошла в холодильную комнату. Стены в аптеке были прозрачными, и Салин видел, как она потянулась к шкафу с алкоголем, встав на цыпочки. Ее грузное тело приняло такую грациозную, даже изящную позу, что Салин невольно засмотрелся. Стоило аптекарше приземлиться обратно с двумя бутылками рома, прижатыми к широкой груди, как романтика момента улетучилась, и он смущенно отвел глаза.

— Ром вам? — голос женщины оказался неожиданно приятным, а интонация доброжелательной.

— Да, пожалуйста, — кивнул Салин, дежурно улыбнувшись.

— Надеюсь, ничего серьезного? — ответила она на его улыбку.

— Нет, нет, что вы! Просто профилактика.

— Аккуратнее, регенерация печени — это вам не шутки! У моего мужа отросла вторая и пришлось ее вырезать! А все потому, что забыли взять в поездку запас спиртного. Представляете, были в Сиднее, а они там совсем не пьют, еще и корректирующих гены прививок детям не ставят! Изверги!

— Да что вы! — деланно удивился Салин. Он-то был в Австралии, и очень уж ему там понравилось. Особенно невероятным ему показалась их короткая продолжительность жизни — всего 90 лет. Где-то в глубине души Салин ужасно им завидовал. Его вторая сотня подходила к концу, и он уже просто не знал, чем себя занять.

— Да-да, нарочно не придумаешь! Вот, — протянула аптекарша коричневый пакет с двумя звякнувшими бутылками в окошко, — берегите себя!

Салин благодарно кивнул, взял покупку, бережно прижал ее к новому сердцу и уже не спеша покинул аптеку. Мысли путались: он думал об увеличивавшейся печени, об Австралии, о жене, которая была почти на 50 лет младше его, а уже сносила пятое сердце, о ее навязчивой идее сменить как можно больше органов, чтобы избежать любого риска болезни. Хотя никто уже не помнил, что такое «болезнь». Разумеется, операции, прививки и анализы были постоянными спутниками их жизней. Это были обычные превентивные меры: кому захочется подхватить ужасные заразы прошлого или, не приведи Боже начать стареть. Но был здесь какой-то подвох. Салин это чувствовал, но не понимал, как его нащупать.

Улица кипела от мчащихся воздушных экипажей и едущих на скоростных траволаторах людей. Салин в полном одиночестве медленно шел по выделенной для пешеходов узкой тропинке посреди проезжей части. Он чувствовал биение нового сердца, слышал мелодичный шум сияющего огнями города, в бутылках, которые он прижимал к груди, беззаботно плескался ром — вечер обещал быть по-настоящему чудесным. Только нужно было заскочить за Шардоне для супруги и, может, захватить пару ведер жирной курочки в ресторане на углу. Доктор похвалил бы такой список покупок.

Внезапно Салина одолела невыносимая усталость, что он сел прямо посреди пешеходной дорожки и умер. Потому что ужасно устал жить.

20 января 2020 года

Сектор вариативности

— Не пугайся, но, кажется, я начинаю сходить с ума, — супруга стояла за высоким кухонным баром и наливала в чашки свежесваренный кофе.

— Почему? — спросил муж, сев на высокий барный стул и обхватив холодными пальцами нагретый фарфор, испещренный мелким голубым рисунком.

— Наш ковер, с ним что-то не так, — она кивнула на дверь в гостиную. — Ты ничего не замечал?

— Хм, вроде нет, — он глотнул крепкого кофе. — Мне он нравится, по-моему, отличная покупка!

— Да, — кивнула жена, сев рядом. — Шикарный ковер, но, знаешь, я начинаю там видеть всякое, в узорах…

— Лица? — улыбнулся муж. — В детстве я постоянно рассматривал бабушкин ковер на стене, ох, сколько же там было рож!

— Нет, — нахмурилась она. — Я вижу параллельные миры. Ну, то есть, нельзя сказать прямо «вижу», это какое-то другое зрение, понимаешь? Как, когда смотришь на стерео картинки, изображение можно разглядеть только под определенным углом, и специальным образом скосив глаза.

— А, да, у нас в школе был парень с целой книжкой таких картинок! — оживился супруг.

— Вот тут что-то похожее, — она заглянула в чашку. — Только там не картинки, а другие реальности. Как будто я вижу наш мир, но немного смещенный в тех или иных точках. Все такое же, но моментами несколько иначе. Не знаю, — жена мотнула головой, — сложно объяснить.

— Покажешь? — муж встал со стула и остановился на полпути в гостиную.

— Да.

Они сели на диван и уставились на ковер. Он был широким, почти квадратным. Ворс был бархатистым и темно-синим. Между островками узоров пролегали золотые речки ткацких плетений. По краям шел восточный орнамент, окаймленный бахромой. Посередине был гипнотический круглый рисунок из красных вытянутых лепестков, уменьшавшихся к центру.

Супруги долго выбирали ковер, который подошел бы к интерьеру гостиной. Они обошли все магазины в городе и почти утратили надежду, когда под вечер случайно заметили этот шедевр в лавке рядом с домом. Он был сложен изнанкой наружу. Только яркая прядь бахромы выбилась из складок и привлекла внимание жены. Муж попросил хозяина развернуть ковер. Как только они увидели глубокую синеву арабского орнамента, влюбились в него без памяти и тут же забрали домой.

— Ничего не вижу, — прервал воспоминания супруги муж. — Ковер как ковер, даже рож не вижу.

— Совсем ничего? — рассеянно спросила женщина, рассматривая узоры под ногами.

— Совсем, — он пожал плечами и поднялся с дивана.

— Подожди, — вскочила супруга. — Вот здесь! — она обошла ковер слева и встала напротив окна. — Первый раз я увидела смещение здесь, — тонкий палец с аккуратным маникюром указал в верхний угол кругового орнамента.

— Ну, не знаю, — супруг скрестил руки, подошел и глянул на ковер. — Ничего я не вижу.

— Ладно, — жена с трудом отвела глаза от таинственного зрелища. — Наверное, заработалась.

— Еще бы! — муж обнял ее за плечи. — Сколько тебе статей заказали?

— Двадцать…

— А сколько ты уже сделала?

— Пятнадцать, у меня еще два дня, — вздохнула она.

— Ты просто устала, — он прижал ее к груди и поцеловал в лоб. — Переключись ненадолго. Посмотри кино или книжку почитай, что ли, ладно?

— Да, эту допишу и отдохну, — кивнула жена и чмокнула его в щеку.

— Вот и правильно, а то я уже начинаю переживать!

— Не надо, — супруга улыбнулась и пошла в кабинет.

К вечеру еще две статьи были окончены. Она потянулась, посмотрела на часы — было время ужина. Поморгала глазами и покрутила головой, чтобы немного расслабиться, и направилась на поиски мужа.

Тот стоял в вечернем сумраке гостиной, уперев руки в бока и глядя на ковер.

— Милый, ты в порядке? — она подошла к супругу и обняла его за талию.

— Угу, — едва слышно прогудел он.

— Что ужинать будем? Есть предложения? — жена заглянула ему в лицо. Он был сосредоточен.

— Кажется, я тоже это вижу, — муж провел рукой по щетинистому подбородку. — Как будто параллельные вселенные, да?

— Да, — жена изумленно покосилась на ковер, «смещение» было на месте. — Как ты увидел?

— Не знаю, случайно, краем глаза, когда шел отлить.

— И я! Просто раз и попалось на глаза!

— Очень странно, смотри, — он указал на ковер, — такое ощущение, что эти «лепестки» раскрывают каждый свою реальность.

— Ну да, причем те, что ближе друг к другу, очень похожи между собой.

— Да, в центре вообще почти идентичные, — муж водил узловатым пальцем в воздухе. — А по краям расходятся.

— Да, становится все меньше сходства.

— Думаю, на нашем ковре только часть вариативности. Какой-то сектор, наверняка есть и другие, где можно рассмотреть больше реальностей.

— Может даже есть те, что совсем непохожи на нашу! С другими законами физики, например!

— Может…

— Думаешь, можно туда попасть, или это просто трансляция? — спросила жена.

— Возможно, если сильно-сильно сосредоточиться, смотреть долго, не теряя концентрации, то получится, — задумчиво проговорил муж.

— Давай, попробуем?

— Смотрим на тот, третий слева, идет? — он указал на красный лепесток с синим контуром.

— На этот? — супруга прошла по ковру и пошлепала по нужному месту ногой.

— Да! — сосредоточенно кивнул муж.

— Договорились.

Они встали слева от ковра, лицом к окну. Снаружи лился холодный вечерний свет, едва выхватывавший из опустившейся темноты интерьер гостиной. Муж взял в свою горячую руку холодную ладонь жены, и они стали смотреть. Так прошло несколько минут. Перед глазами начали появляться грани реальностей, они раскрывались перед ними спиралью лепестков пышного пиона. Свет замерцал, центр области, куда были направлены их взгляды, начал пульсировать. Супруги вздрогнули в один момент, как будто оба увидели сон о падении и проснулись.

— Ой, — жена помотала головой. — Что-то меня замутило.

— Да уж, ну и ковер мы подобрали, — муж массировал веки.

— Теперь уж точно нужно отдохнуть!

— Да, давай поужинаем.

— Пасту готовить или закажем что-нибудь?

— Закажем, неохота готовить.

— Пиццу или китайскую?

— Я за пиццу для разнообразия.

— Отлично! Тогда ты заказывай, а я налью чай, хочется взбодриться!

— Уже иду! — муж вышел из гостиной, взял телефон, открыл сайт ресторана и начал набирать заказ. Оплатил покупку и направился на кухню, выпить с супругой чай.

Жена стояла возле стола и растерянно смотрела на чашки из сервиза, подаренного ее бабушкой им на свадьбу. Она тщательно помыла фарфор после утреннего кофе и налила в них чай. Теперь перед ней сияли глянцем две чашки, испещренные мелким розовым рисунком.

14 марта 2020 года

Первая линия

Муж сосредоточенно вел их маленькую красную машину, жена, открыв окно настежь, наслаждалась прохладой летнего утра. Солнце едва встало и еще не успело раскалить воздух и расплавить тротуары. Муж и жена молчали — они почти всегда молчали в машине, даже если не было музыки или навязчивых радиобесед.

— А вот и вокзал, — кивнул в сторону большого серого здания муж.

— Можно припарковаться прямо возле входа? — потянулась жена.

Ответом было неразборчивое утвердительное мычание. Они оба еще не успели толком проснуться. Поезд был ранним, но, выйдя из машины, они сразу услышали звонкое приветствие ее младшей сестры:

— Кого я вижу!

— О, ты уже здесь, — жена, поправив платье и, закинув сумку на плечо, пошла в ее сторону. — Взяла такси?

— Да, утром в субботу тарифы снижены вдвое. Видимо, все отсыпаются после бурной ночи.

Муж открыл багажник и легко подхватил маленький чемодан:

— С какой стороны вход?

— По-моему, справа, — кивнула жена.

Они втроем двинулись к вокзалу. Часы на здании показывали пять минут шестого, людей на площади было немного, но все они двигались в одном с ними направлении.

— Неужели все едут туда же? — удивлялась Младшая, разглядывая пассажиров, направляющихся к регистрации на рейс. — Неудивительно, что так сложно было купить билеты!

— Видимо, жара доконала не только вас, — улыбнулся муж. Старшая сестра чмокнула его в щеку и игриво ткнула локтем в бок.

— Мы охладимся и сразу обратно! — сказала она, забирая у него чемодан.

Возле стойки регистрации муж крепко обнял ее, немного приподняв, и поцеловал в лоб. Она обвила его руками и заглянула в глаза:

— Не скучай, нас не будет всего неделю!

— Аккуратнее там, — он еще раз прижал ее хрупкое тело к груди.

Поезд тронулся. Жена послала воздушный поцелуй быстро удаляющемуся перрону. Муж махал ей вслед, пока поезд не скрылся из виду. Потом достал из портсигара самокрутку, закурил, и быстрыми большими шагами направился к выходу с вокзала, чтобы укрыться в прохладе кондиционированной машины, пока воздух не раскалился до предела.

Путь занял три часа. С каждой минутой небо становилось темнее. Сначала появились легкие, почти прозрачные облачка. Потом они постепенно выросли в массивных фантастических существ, сменившихся небесными снежными горами. На подъезде к границе города солнечные лучи уже с трудом прорезали себе дорогу на землю, зажигаясь узкими всполохами на стыках седеющих туч. Перед конечной станцией сестры переоделись по погоде, переложили зонты в ручную кладь и открыли карту, чтобы посмотреть, как добраться до их отеля.

— Вот мы и дома! — сказала Старшая, вдохнув влажный наэлектризованный воздух.

— Дома, да не совсем, — съехидничала Младшая.

— Не придирайся, кто теперь может похвастаться одним единственным «домом»?

Они взялись за руки, раскрыли широкий прозрачный зонт и вышли в начинающийся дождь.

Город был почти таким, каким они запомнили его, учась в Университете: парадным, задекорированным рельефами, портиками и балюстрадами, но по-прежнему безнадежно серым. Кое-что изменилось: казалось, в городе остались только туристы — повсюду сновали экскурсионные группы, ездили двухэтажные автобусы с «дворниками» на всех окнах для лучшего обзора, на каждом углу стояли ларьки с зонтами и дождевиками.

— Пешком? — задорно предложила Младшая.

— А как же иначе! — Старшая шлепнула ногой в высоком резиновом сапоге по ближайшей луже.

Улицы становились темнее и уже. Ближе к первой линии проходы между домами стали совсем узенькими, сестры едва не касались стен плечами, а зонт пришлось сменить на дождевики. Ливень тем временем усиливался. В центре города рядом с вокзалом обычно шел легкий грибной дождик, иногда даже выглядывало солнце. Глубже в город поток усиливался, почти переходя в шторм: порывы ветра рвали зонты, срывали с голов прохожих капюшоны и путали волосы; водостоки непрерывно извергали мощные струи воды, которая не успевала уходить под землю и затапливала тротуары. За две-три улицы до первой линии машинам был запрещен въезд — постояльцы отелей вынуждены были пробираться пешком, рискуя промокнуть до нитки и намочить весь багаж. Температура падала до 10 градусов по Цельсию, дождь становился ледяным.

Сестры знали, куда едут: их чемоданы были замотаны непромокаемой пленкой, плащи под дождевиками были застегнуты под ворот, у сапог были силиконовые резинки на голенях, чтобы вода не заливалась внутрь. Даже при таком уровне подготовки обе девушки промерзли до костей, пока добирались до точки назначения.

— Говоришь, пятнадцатый дом? — прикрывая дождевиком карту, прокричала Старшая.

— Да, — Младшая озиралась по сторонам, щурясь от мелких капель, разбивающихся о капюшон и заливающих глаза. — Вроде вон там, — она кивнула в сторону, не вынимая заледеневших рук из карманов.

— Наконец-то! А то я уже насквозь!

— Тоже мне, хваленые дождевики, — пробурчала под нос Младшая.

Лобби было ярко освещено теплым домашним светом. Отель был небольшим и уютным. В гостиной за рецепцией был камин с двумя креслами, на стенах висели голландские натюрморты. Менеджер поприветствовал их, выдал ключи от номера и проводил до лифта.

— Первым делом выпьем горячего чая! — сказала Младшая, пока они поднимались на свой этаж.

— Нет уж, я предпочту бокал вина, — обветренной рукой Старшая стерла капли с покрасневшего носа. — А то, и пару…

— Черт нас дернул взять номер в первой линии!

— Ну, знаешь, если не останавливаться в первой линии, то зачем в принципе сюда ехать?

— Не поспоришь, — кивнула Младшая, растирая замерзшие ладони. — Как думаешь, отель с отоплением?

— На сайте было написано о максимальном комфорте на контрасте с погодой за окном. Кажется, в этот перечень входил и обогреватель.

Номер оказался в конце коридора. За двумя парами ног осталась дорожка мокрых следов и небольшая лужица под дверью «11А». Сестры поставили чемоданы, сняли сапоги, скинули дождевики и оставили все сушиться рядом с дверью. Номер был просторной студией с собственной кухней, ванной и балконом. На столе они увидели бутылку красного вина с приветственной открыткой. В комнате стоял полумрак, шторы были задернуты, горел камин — видимо, отель действительно заботился о комфорте постояльцев.

— А вот и горячий прием! — Старшая весело схватила бутылку, взяв со стола и штопор, и плюхнулась в кресло возле горящего камина.

— Из горла или достать бокалы? — Младшая остановилась рядом, скрестив руки на груди.

— Раз уж мы в этом городе в первой линии, бокалы обязательны! — сестра уже открывала вино. — Готово!

Они стояли перед сомкнутыми шторами, из-за окна доносились раскаты грома, дождь бил о карниз, временами срываясь на оконные стекла. Младшая держала бокалы, старшая аккуратно наполнила оба и вернула полупустую бутылку на стол. Взявшись рукой за бархатную штору, спросила:

— Готова?

— Как пионер! — Младшая легко звякнула бокалами.

Шторы распахнулись, затем Старшая открыла балконные двери, и сестры оказались лицом к лицу с грозой.

Ветер ударил в лица, разметал волосы. Дождь погрузил девушек в свои колкие ледяные объятия, гром оглушил, молнии ослепили. Но вид, представший перед ними, затмил весь этот парад. Это была гроза — настоящая гроза, стихия, завязавшая небо узлом. В части города, раскинувшейся под центром бури, давно никто не жил. Здания повело от дождя, парадная отделка посыпалась, скульптуры и памятники треснули. Молнии поджигали деревья, которые тут же тушил ливень, оставляя от них лишь обожженные остовы; электрические разряды били в крыши и крушили шпили. Дома и улицы было видно не дальше, чем на пятьсот метров — остальное скрывала стена дождя. Исследовательские группы, отправляющиеся в центр бури, рассказывали, что там не осталось почти ничего — все разрушено и затоплено, передвигаться пешком уже невозможно. Ситуацию спасали лишь наспех построенные водопроводы, уводящие излишек воды в ближайшие поселения. Чернеющая туча расползалась над старым городом, как капля туши, упавшая в стакан воды, грозя разрастись и захватить все вокруг.

Конец ознакомительного фрагмента.