Любить как своего

София Устинова, 2021

Я строила грандиозные планы. Казалось всё будет только протяни руку, но в тридцать жизнь сделала крутой поворот. Такой, что на подобном вираже большинство бы сломалось… И что самое страшное, я бы никогда не подумала, что можно и потерять, и обрести одновременно! Что потеряв самое дорогое, что было, мне придётся меняться самой! Но это случилось! И вот моя совершенно неоднозначная трагично-счастливая история!

Глава 5

Виктория

Я вновь вернулась в перинатальное отделение, но Светлаковой до сих пор не было, медсестры на посту тоже. Я бесцельно подождала хоть кого-нибудь, но не выдержав, поспешила на работу, где уже рвал и метал шеф.

Выговор мне влепили суровый.

— Это первое и последнее предупреждение! — значимо понизил голос Дмитрий Сергеевич. — Мы еле выкрутились, благо в твоём кабинете порядок, и заказчику вполне хватило того, что у тебя там было набросками…

— Он был в моём кабинете? — в свою очередь вскинула брови я.

— Не дождался нас, пошёл искать, — пробормотал шеф, досадливо помотав головой. — Мы с Василием копошились на твоём столе и в компьютере…

— Странно, что не нашли, папка была на верхнем поддоне, и в компе проект прямо на рабочем столе! — хмуро пожевала губу я, уже мыслями в деле.

— Вот и разберись, что да как, — усталым жестом отправил меня прочь шеф, тоже погружаясь в другие проблемы.

Да и у меня их было столько, что голова дымилась.

Несмотря на угрозу Дмитрия Сергеевича, уже на следующий день приехала в больницу опять, но с решительной мыслью, что нужно заканчивать с этим делом быстрее.

— Что значит уехала в командировку? — следуя за медсестрой, шла по коридору я.

Новость о том, что Светлаковой нет в больнице, стало для меня неприятной неожиданностью.

— На конференцию, — услужливо поправила меня девушка, не сбиваясь с шага.

— И когда вернётся? — нетерпеливо продолжила допрос я.

— Обычно такие мероприятия длятся не больше недели, но лучше не у меня уточнять, а у секретаря зав отделением, — шаблоны отозвалась медсестра.

— Это уже ни в какие рамки, — высказала своё недовольство я. — И почему я не могу оставить заявление вам?

— Потому что я не знаю нюансов этой процедуры.

— Тогда, может, мне тогда лучше к главврачу обратиться?

— Дело ваше, а теперь простите, мне нужно заняться своей работой, — без толики вины отозвалась девушка, почему-то меня этим пристыдив. Сразу ощутила себя прилипалой, мешающей жизненно важной миссии порядочного человека.

— У меня тоже есть работа, но вместо этого… я вечно околачиваюсь здесь, пытаясь решить дело в которое и не собиралась ввязываться! — отчеканила я, уже теряя терпение.

— Не переживайте, — ничуть не смутилась девушка, — и заявление всегда успеете написать, — повела плечом.

— Просто хотелось бы как можно быстрее, — парировала я, радуясь, что ещё не всё потеряно, — хочу со здоровой головой заниматься своим делом.

— Так занимаетесь! — фыркнула медсестра, словно я загонялась с проблемами, которые не были таковыми. — А теперь простите, — вновь пробормотала.

Я только сейчас осознала, что вместе с девушкой оказалась в светлом помещении, разделённом наполовину застеклённой стеной.

— К сожалению, вам туда не нельзя, — медсестра виновато кивнула, проходя в дверь между комнатами.

Не знаю, зачем… но я подошла к окну, с удивлением взирая на просторное помещение с большим количеством маленьких люлек-капсул из прозрачного стеклопластика на высоких ножках и на колёсиках.

Не все были заняты, но всё равно казалось, что малышей в этом отделении много! Словно лаборатория младенцев!

Они были такие… беспомощные, такие крошечные, хрупкие, беззащитные…

Стало не по себе!

Вроде нужно было уйти, но я не могла. Точно приклеенная стояла и смотрела… как медсестра прохаживалась между рядами люлек, поправляя то маску, то капельницу, то изучая данные пиликающих приборов.

Это больно! Не физически, а душевно. Знать, что есть больные дети и видеть их воочию — разные вещи. И сейчас — перед лицом реальности, осознала, как это неправильно, что так…

И это невозможно видеть!

А когда девушка подошла к очередной прозрачной постельке, где на мой взгляд лежал один из самых крохотных младенцев, под маской искусственного дыхания, и казался каким-то нереальным существом, затаила дыхание.

Не знаю почему.

Но его вид меня завораживал. Такой крошечный, тощий, словно новорождённый котёнок.

— Это ваш племянник, — словно зная, что я смотрю на них, улыбнулась медсестра, кивнув младенца.

Её голос звучал точно бульканья из-под воды.

Но сработал выстрелом над самым ухом!

Он?!

Я уставилась на него во все глаза, пытаясь понять, что чувствую в этот момент: благоговейный страх, удивление, отвращение, интерес, восхищение, отторжение…

Но ответа не находила. Скорее всего, я просто продолжала недоумевать, как возможно… чтобы такие беспомощные детки страдали и болели? Как это допускал бог, если он существовал? Почему природа так наказывала нас! И как… из этого человечка потом вырастет взрослый и крепкий! Мужчина!

Магия…

Нечто за гранью понимания, потому что малыш слишком уж казался нежизнеспособным, невероятно хрупким, немощным.

Так и стояла, смотрела, боясь дышать.

Медсестра убрала капельницу, которая ему была введена, проверила данные на мониторе, вписала что-то…

— Правда они хорошенькие?

Из текущих мысли меня неожиданно выдернул голос девочки.

Я с недоумением покосилась в сторону — рядом со мной на стуле, который не пойми откуда взялся, стояла малышка, крепко прижимая к груди небольшого светлого медвежонка. Она, как я, прислонилась лбом к разделительному стеклу, и во все глаза жадно следила за происходящим в комнате с младенцами.

— А ты не слишком мала, чтобы здесь быть? — нарочито строго брякнула я, озадаченная неуместным появлением девочки и нашим странным разговором.

Малышка на меня покосилась с какой-то взрослой задумчивостью, даже прощающим упрёком:

— Нет, конечно, я уже взрослая! И скоро это будет моей работой. Поэтому смотрю. Учусь! — деловым тоном заявила, подтверждая слова частыми кивками.

Важность малышки нелепо смотрелась в совокупности с невинным обликом и мягкой игрушкой, которою она так крепко обнимала, словно это была её неотъемлемая часть.

— Ого, — опешила я, с уважением посмотрев на девочку.

Навид ей было не больше пяти. Худенькая, бледная, с невероятно длинными, тёмными волосами, водопадом ниспадающим до талии.

Кукольно красивая…

Будто из другого мира… ангелочек!

И только белая пижама ясно говорила о том, что девочка — пациент больницы, просто из другого отделения.

— Хочешь стать врачом? — зачем-то уточнила я.

— Конечно, — опять кивнула девочка. — Хочу работать с детьми. Особенно спасать вот таких маленьких…

Её целеустремлённость меня, честно сказать, покорила.

Уважаю людей, которые знают, чего хотят от жизни.

Просто, казалось, что в таком юном возрасте, иметь такую глобальную и ясную цель, это что-то невероятное.

— Там ваш малыш? — кивнула девочка на разделительное окно.

Меня в очередной раз покоряет её прямолинейность.

— Нет, — на автомате брякнула и я, и тотчас поправилась: — Да, — тихо, на выдохе, путаясь в мыслях.

— Странная вы, — пожала плечами девочка, — и да, и нет, — пожевала губу и подытожила: — Какая же вы мама, если ещё не определились ваш малыш или нет?

— А тебя точно не будут искать? — Вместо ответа на неудобный вопрос перешла в наступление я, продолжая смотреть в разделительное окно на сына Алины и Дениса.

— А зачем меня искать? — фыркнула легкомысленно малышка. — Я здесь, — пожала плечами, — я никуда не денусь, — похлопала удивительно длинными, тёмными ресницами.

Я даже немного растерялась такой непосредственности.

Не успела задать следующий вопрос, входная дверь в наше помещение распахнулась и на пороге застыл мужчина лет сорока — сорока пяти. Видный, симпатичный и очень… хмурый.

— Вот ты где, — шумно выдохнул мужчина, совершенно не походя на врача. Скорее как взволнованный родитель.

— Папа! — радостно взвизгнула малышка, лучась как солнце и подтверждая мою догадку.

— Нюта, — нарочито строго понизил голос мужчина и стремительно вошёл к нам, — нельзя же так… Я уже всё отделение обежал в поисках тебя. Сколько можно нарушать больничный режим? — приблизился к девочке, но на лице не было злости, скорее деланная хмурость, которой очень старался хоть как-то пристыдить дочь.

— Папочка, — опять похлопала ресничками малышка, невинным ангелочком, крепко-крепко прижимая несчастного мишку к груди, — мне было жутко скучно в палате одной, вот я и пришла посмотреть на малышей, — и так сердечно, чисто, искренне улыбнулась, что даже я хмыкнула, принимая отговорку.

— Ты не развлекаться сюда приехала! — строго напомнил родитель.

— Знаю, а ты не волноваться! — парировала с удивительной заумностью малышка. — Ты же знаешь, я никуда не денусь. Я люблю здесь бывать, — она вновь повернулась к разделительному окну. — Они такие хорошенькие. Правда? Правда? — Частила и мишку к окну приложив, уверенная на все сто, что никто не думал по-другому.

Несмотря на всю мрачность, и казалось бы несвойственную ему улыбчивость, мужчина смягчился.

Даже его холодные глаза, стали не такими ледяными как были в начале. Скорее удивительно нежными, светлыми, как летнее небо, на котором сияет солнце.

— Ладно, миссис будущий врач, — сдаваясь, проворчал он. — Нам пора.

Ступил впритык к дочери, ловким движением подцепил её, усаживая себе на руку и прижимая к себе. Она с готовностью обвила его за шею одной рукой, другой по-прежнему обнимая мишку, и с любовью чмокнула папу в щёчку:

— Я так рада, что ты пришёл. Мне сегодня обещали последний курс. Скоро поедем домой, — продолжала сиять своей невероятной улыбкой малышка.

— Да, знаю, медвежонок. Поэтому и пришёл — тебя поддержать.

— А потом опять на работу? — девочка заметно взгрустнула.

— Ну ты же знаешь, как это необходимо для нас. Но я к тебе ещё раз приеду вечером, — носом побурил-пощекотал шею девочки, и она заразительно засмеялась, пытаясь увернуться от странной и в то же время милой ласки отца.

Никогда не видела такой нежности к ребёнку.

И сама никогда не испытывал ничего подобного. Родители меня любили, но не так чтобы излучать столько чувств и топить нежностью. Это скорее испытывала и получала Алина.

Не скажу, что я от этого страдала, но глядя, как отец, может искренне и трепетно любить дочь, я действительно озадачилась.

Не пыталась примерить шкуру на себя, но осознала — не всем женщинам даётся инстинкт материнства, и редким мужчинам — тот самый, который отвечает за привязанность и желание оберегать своё чадо. Огромное сердце… И, видимо, я сейчас вижу мужчину именно этого редкого вида.

— Извините, — это для моих ушей бросил незнакомец. Чуть шаблонно, скорее так, чтобы показать своё воспитание и повиниться за сцену с дочерью. — Пошли, нас уже ищут, — а это уже малышке, шагая к выходу.

— Пока, — помахала мне девочка. Я на автомате ответила, к удивлению ощутив на губах улыбку. Они ушли, а я ещё несколько секунд зависала в прострации, а только вырвалась из паутины мыслей, вновь повернулась к разделительному окну.