Личная жизнь дирижера С.

Соня Орешниковая, 2023

Соня дирижирует хором, ее муж – полицейский. Однажды она приходит домой и застает незнакомого гостя, который играет в преферанс с ее мужем. Подвыпивший муж, уже успев выиграть немного денег, ставит на кон свою жену. И проигрывает ее гостю. Но гость говорит, что достоверными являются только нотариально подписанные бумаги и Соня ничего ему не должна. Однако у Сони своя игра и она уезжает вместе с гостем. Карты, деньги, два ствола, немного предательства, юмор и, конечно, любовь! Комментарий Редакции: Говорят, если не повезет в игре, точно повезет в любви. Но что, если любовь и есть игра? Можно ли любовь выиграть?

Глава 2

Дом у Шальнова был небольшой. Ничего кричащего, никаких башенок. Он был построен на деревенский манер: с летней верандой и небольшими сенями, в которых располагалась полка для обуви. А я ожидала увидеть варварское великолепие.

Участок перед домом, хоть и был просторным, явно не тянул на гектар. Сосны, ели, березы. Никакого ландшафтного дизайна. Внутри дома все было просто, оттого уютно. Никакого хай-тека, голого паркета, черных квадратов и красных клякс на стенах. В небольшом холле — только встроенный зеркальный шкаф.

Шальнов хотел помочь мне снять плащ, но меня вдруг взбесила его галантность.

— Сама справлюсь, — буркнула я.

— Ты феминистка?

— Нет.

— Тогда, может быть, я уберу твой плащ в шкаф?

Я молча протянула ему плащ.

— Если любопытничаешь, можешь посмотреть дом.

Я ничего не ответила, но полюбопытничала.

Кухня, спальня, кабинет. Совмещенный санузел находился в подвале, рядом с бойлерной. Все просто и просторно. Мне понравилось. А вот сама ситуация мне нравилась все меньше и меньше.

Шальнова я обнаружила в кухне. Он бросил пиджак на спинку стула и открыл холодильник.

— Сейчас закину в микроволновку котлеты. И сварю глинтвейн. Ты хочешь глинтвейн?

— Хочу.

— Полюбопытничала?

У меня заныло под ложечкой. Что происходит? Я, образно выражаясь, нахожусь в стане врага. Значит, врага нужно бить. Этот враг сломал мне жизнь, между прочим. Ведь я совершено себе не представляла, как начну жить завтра. А завтра приближалось. Я тоскливо взглянула на настенные часы.

— Уж полночь близится…

— Что?

— Скоро полночь, говорю.

— А Германа не будет, — Шальнов принялся насвистывать. — Так как тебе мой дом?

Я смотрела, как Шальнов готовит глинтвейн и наполнялась ненавистью. Такое чувство, что он готовил не глинтвейн, а меня.

— Ты что, строишь из себя простого парня? — не удержалась я от язвительности.

— А я и есть простой парень, — спокойно ответил Шальнов. Вывести его из себя было достаточно сложно, а я уже завелась.

— А чем именно вы занимаетесь, юрист Сергей Павлович? В какой нише занимаете место?

Шальнов медленно повернулся и воззрился на меня в крайнем удивлении.

— Всем понемногу.

От былой откровенности не осталось и следа. Занятно. Я уселась на стул, положив ногу на ногу.

— Ясно. Значит, приспосабливаетесь к жизни, как ящерица, — заключила я, рассматривая интерьер.

— Совершенно верно, — согласился Шальнов.

— Приспособленец, значит, — констатировала я.

— Разве это плохо? — мирно поинтересовался Шальнов.

— А не боишься, что скажут, будто дела у Шальнова хреново идут? Дом маленький, дизайна нет.

— Мне совершенно плевать на мнение других людей, — пожал он плечами. — К тому же, я не так богат, как ты думаешь. Скорее, хорошо знаком в определенных кругах, скажем так, но на жизнь хватает, еще и остается.

— А! Кто бы сомневался, что тебе плевать на других людей, — хмыкнула я, вновь оглядывая кухню. — Уютненько тут. Женщина помогала?

— Я никого к себе не приглашаю.

— Почему?

— Зачем? Для этого есть рестораны, бары, клубы.

— Отели, — поддела я.

— Проституток не снимаю, если ты об этом.

— Женщины к тебе и без того липнут. К тебе и твоему состоянию. И все они — продажные дуры. Так?

Шальнов искоса взглянул на меня.

— Все мы продажны. Главное, угадать с ценой.

Я сжала кулаки.

— Ты — циник!

— Согласен, — кивнул Шальнов.

— Тебе что, совершенно все безразлично? — в яростном бессилии спросила я.

— Не все.

Шальнов внимательно посмотрел на меня и вполне по-человечески улыбнулся. Это было неожиданно и обезоруживающе. Я растерялась.

— В какую игру ты со мной играешь? — спросил он.

— Я не игрок.

— Да и я не игрок. Идея сыграть в преферанс принадлежала твоему мужу. Если ты об этом.

— Я не об этом, — с досадой сказала я.

— Ладно. — Шальнов пожал плечами.

— Я тебя совершенно не знаю, — брякнула я. — И ты мне не нравишься.

Шальнов усмехнулся.

— Жаль. Потому что ты мне очень даже нравишься. Ты забавная.

— Забавная? — оскорбилась я. — Что я, обезьянка? Или котенок?.. Ворюга!

— Не понял.

— Все ты понимаешь! — разозлилась я. — Тебе от самого себя не тошно?

— С чего бы? — искренне удивился Шальнов. — Если ты по поводу моего бизнеса, то сразу скажу, что любой бизнес изначально строится на финансовых махинациях. Тут как в мире животных: пищевая взаимоцепочка.

Я внимательно посмотрела на Шальнова и догадалась: издевается. Я так и спросила:

— Ты издеваешься?

Он хохотнул и развел руками.

— Немного.

— Говоришь ты убедительно, чувствуется практика.

Шальнов засмеялся и покачал головой.

— Надеюсь, больше мы не будем возвращаться к этому разговору? Ну, если только ты не попросишь дать тебе несколько уроков.

— Мне кажется, ты водишь меня за нос.

— Ты права. Тебе кажется.

— Ох уж эти мне бизнесмены… С дурами мы добрые, с ворами — трудолюбивые, честные граждане, с быдлом — быдло, так?

— Так. А что тебе опять не нравится? Думаешь, если интеллигентно разговаривать с быдлом — это хорошие манеры?

— Зачем с ним вообще разговаривать?

— А ты не лишена снобизма, — засмеялся Шальнов.

— Я не снобка, — возмутилась я. — Ты меня провоцируешь некорректными вопросами!

— Ах, Софья… Софья как вас там?

Я смерила его взглядом, но ответила:

— Викторовна.

— Ах, Софья Викторовна, и чем я вам так не нравлюсь?

— Ты сломал мне жизнь.

— Вот как. — Шальнов стал серьезным. — А до этого тебя все устраивало?

— Да.

— И когда пьяный муж пытался вызывать сатану, ты не испугалась?

— Нет. Это было даже забавно.

— Ты чудная.

— Чудная. Забавная. Обезьянка, одним словом.

— Глинтвейн готов. — Шальнов улыбнулся. — Тебе просто нужно прийти в себя. Поесть. И немножко напиться.

— Глинтвейном? Да еще и в твоей компании? — презрительно уточнила я.

Шальнов поставил передо мной бокал и сел напротив.

— Пистолет отдай, — вспомнила я.

— Я отдам его твоему мужу, когда он протрезвеет.

Я вздохнула. Задержав на лице Шальнова взгляд, с надеждой спросила:

— Я тебя не раздражаю?

— Нисколько.

— И ничем тебя не обидела?

— Я привык, что люди меня ненавидят.

— Валять ваньку — это твоя стратегия?

— Съешь, пожалуйста, хотя бы одну котлету. Она вкусная. Куриная.

— Покупная, конечно?

— Конечно, покупная.

Я с подозрением посмотрела на Шальнова.

— Что ж ты за человек такой… Прибить бы тебя, — проворчала я, но котлету съела и глинтвейн выпила.

Шальнов ограничился только глинтвейном, чем снова меня насторожил.

— Отравить меня хочешь?

— Я не голоден.

Я протянула ему бокал, на дне которого осталось немного глинтвейна и продекламировала:

— Отведай и ты из моего кубка.

— Ты что, уже пьяна? — изумился он.

— Я сегодня вечером выпила. Немножко. У меня сегодня был важный концерт.

— Рома сказал, ты дирижируешь хором в музыкальном колледже?

— Да. А Рома даже не приехал. Было ужасно обидно… А потом он меня еще и в карты проиграл. — Я икнула.

— Ты не похожа на дирижера.

— Конечно. Я же похожа на обезьянку.

Шальнов засмеялся. А на меня вновь напало чувство ненависти. Как я могу так мило вести беседы с этим человеком? Я повертела в руках бокал, сдерживаясь, и спокойно спросила:

— Зачем ты это сделал?

— Что? О чем ты?

— Рома поставил меня на кон, а ты согласился. Вот я и спрашиваю: зачем ты согласился?

— Поставил на кон, — поморщился Шальнов. — Ты читаешь какие-то дрянные книжки, Софья Викторовна. Советую тебе обновить библиотеку.

— Я читаю много и в разных жанрах.

— Избавься, пожалуйста, от этой уголовной лексики.

— Ты мне так зубы заговариваешь?

— Опять… — Он махнул рукой. — Забудь ты все это. Словно ничего и не было. Твой муж просто был пьян. А я согласился, чтобы твой муж от меня отстал. Не усложняй. Лучше выпей еще бокальчик и иди спать.

— Да, пожалуй, я выпью еще бокальчик. Так и быть, налей мне.

— Ты как, не дуреешь, когда пьяна? — не удержался Шальнов, чтобы съязвить.

— Да пошел ты, — рявкнула я. — Рома схватил свой табельный пистолет, тебе это невдомек? Это уже не шутки. От этого просто так не отмахнешься.

— Успокойся, пистолет не был заряжен. Ты просто в таких вещах не разбираешься. Рома просто хотел тебя напугать.

Шальнов протянул мне бокал с глинтвейном.

— Тем не менее… Это ничего особенно не меняет, — прошептала я. — Мой муж хотел напугать меня пистолетом. Это все. Это — конец. — Я махом выпила содержимое бокала. — Наверное, он вжился в роль. Обычно так в фильмах бывает. Карты. И пистолет. Так сработало подсознание.

— Ты сейчас пытаешься своего мужа оправдать? — поинтересовался Шальнов.

— А ты с какой целью интересуешься?

Шальнов хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ты от мужа — полицейского понахваталась этой блатной лексики?

Мы немного помолчали. Шальнов закурил. Он даже принес из холла мою сумочку и протянул мне.

— Ты же только дамские куришь?

— Премного благодарна, — пробормотала я.

Мы покурили в молчании и Шальнов встал.

— Ну, что, пора спать. Как видишь, ничего страшного не случилось. Ты больше напридумывала. Утром помиришься с мужем и все будет, как прежде.

— А я, может быть, не хочу, как прежде…

— Это тоже неплохо. У меня будет шанс.

— Какой шанс?

— Хочу посмотреть, как ты дирижируешь.

— И только — то?

Шальнов тихо засмеялся.

— А это уже от тебя зависит.

— Да пошел ты, — фыркнула я.

Шальнов засмеялся громче, а потом замолчал и сказал тихо и серьезно:

— Знаешь, скажу тебе честно. Мне было интересно сыграть ту партию с твоим мужем. Ты понимаешь, о чем я? Мне была приятна сама мысль, что я смогу получить тебя в качестве трофея. Это так, фантазии, конечно, не нужно меня бить и называть подонком. Но я тебя выиграл. Пусть в карты, чисто символически, но это чертовски приятно.

— Все-таки зря ты пил глинтвейн на голодный желудок, — покачала я головой.

На этот раз Шальнов засмеялся беззвучно. Даже глаза прикрыл. Я ни за что не подам виду, что мне приятно такое слышать. Что у меня даже мурашки по коже пробежали…

… Шальнов уступил мне свою кровать, а сам устроился на диване в своем кабинете. После душа, закутавшись в большое махровое полотенце, я не удержалась и увидев, что дверь в кабинете нараспашку, полюбопытствовала.

Шальнов не постелил себе. Он лежал на диване все в той же одежде, подложив руки под голову, разглядывая потолок. Я кашлянула.

— Что-нибудь нужно? — не меняя позы, спросил он.

— Нет… — Я переступила с ноги на ногу. — Вот, зашла предупредить: я во сне могу кричать или смеяться. В зависимости от того, какой сон вижу…

Шальнов, наконец, бросил разглядывать потолок, и задумчиво посмотрел на меня. Я смутилась и спросила первое, что пришло в голову:

— Что там на потолке?

— Ровным счетом ничего интересного, — невозмутимо ответил он.

— Ну, я спать.

Шальнов ничего не ответил и снова принялся разглядывать потолок.

— А вы джентльмен, братец Лис, — пробормотала я и на цыпочках юркнула в спальню.