160 шагов до тебя

Соль Решетникоф, 2022

Из Ташкента в Италию, 15 лет прошло, а в душе Ассоль так и осталась чужачкой. Всё наперекосяк. Любимый бросил без причины. С бабушкой поссорилась и не успела помириться перед её смертью. Выкидыш. Нелюбимый муж что-то мутит и затягивает в долги. Родная кондитерская, с запахом ванили и шоколада, больше не дольче вита. Но судьбе всё мало, она подсовывает воровку, сумасшедшего, полицию и мафию. Ассоль больше не знает: за что держаться? Лишь чудо может вернуть веру…Основано на реальных событиях.

Глава 6. Возвращение Аньки, или Энн

Я уже поставила ногу на лестницу, чтобы подняться на чердак, как вдруг раздался телефонный звонок. Постояв и подумав, я решила проигнорировать его и продолжила взбираться. Но телефон не сдавался. Может, это Делла Сета по поручению пропавшего клиента желает возобновить сделку?

Я живо спустилась и с нетерпением ответила. Энн набросилась на меня взволнованно-сердитым контральто:

— Фасолина, совсем обалдела? Где ты? Уже гости начинают собираться. Мой супруг, именинник, вот-вот с друзьями нагрянет. Костюм ему карнавальный все выходные искала. Или передумала помогать с коктейлями?

— Аччиденти!^[9] Энн, прости. Появились неотложные дела. И потом у меня даже нет маски. Уверена, что ты легко найдешь мне замену. — Сегодня я была настроена копаться в старых вещах и ностальгировать.

— Нисколько не сомневалась в плохом влиянии твоего муженька, даже теперь, когда ты с ним в разводе, — выпалила подруга.

— Мы не в разводе. Я просто взяла паузу… — Мне не хотелось ссориться с ней из-за пустяка, поэтому я удержала свои эмоции в узде.

— Теперь, когда судьба свела нас снова, ты так просто от меня не отделаешься. Надень что-нибудь поприличней и дуй сюда. Черт с ним, с карнавальным прикидом! — приказала Энн.

Иногда мне кажется, что в одной из прошлых жизней она была моей мамой или старшей сестрой. Может, это оттого, что Анька переходила со мной из одного важного этапа жизни в другой, несмотря на временные расставания. А, может, я все еще не привыкла, что после своего американского периода жизни она превратилась в сноба, не упуская любой возможности покомандовать мною.

1995 год, Рим, Италия

Я протискивалась сквозь поток спешащих горожан, которые фыркали и толкались всякий раз, когда я тупила, вспоминая, как мне пройти к железнодорожному вокзалу. А ведь он находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от посольства, где я оформляла документы на отказ от прежнего гражданства. Данный факт еще раз подтверждал, что ориентация на местности была одной из моих слабых сторон.

У светофора кто-то коснулся моего плеча и изумленно спросил:

— Фасолина?

Я обернулась. Анька! Первая красавица и модница класса, моя лучшая школьная подруга. Сразу узнала ее по глазам олененка Бэмби, которые здорово маскировали искушенный взгляд, и улыбке а-ля Кейт Мосс со знакомой щербинкой между передними зубами.

— Анька! Сколько лет, сколько зим!

Мы застыли в объятиях посреди улицы, на проходе, и не обращали внимания на то, что люди вокруг наперебой отправляли нас по одному неприличному адресу.

— Ну надо же! Что ты тут делаешь?

Она уверенно откинула волосы назад, поправила лямку сумки Фенди через плечо и важно сказала:

— Вот, еду к мужу. Во Флоренцию. Кстати, с легкой руки Умберто меня все зовут теперь Энн. А то Анька да Анька.

Я с восхищением взглянула на нее и удивилась:

— Энн? Необычно! А Умберто — это кто?

— Мой муж. Он родом из Рима, но работает во Флоренции. Врач-кардиолог.

— Да ну?! Ты ведь в Америку уезжала?

— Да, было дело. Даже марафон в Нью-Йорке пробежала.

— Узнаю мою Аньку. Что в голову взбредет, то и сделает! — Я дотронулась до ее руки, не веря, что передо мной в самом центре Рима стоит моя школьная подруга.

— Короче, стартовала одна, а финишировала рука об руку с темноволосым красавцем по имени Умберто. — Она снова поправила волосы, будто невзначай демонстрируя обручальное кольцо на безымянном пальце ее левой руки, а на указательном — еще одно с большим бриллиантом.

— Могу понять этого итальянца! — я любовалась Аней, будто моделью сошедшей со страниц журнала Вог.

Она ухмыльнулась:

— Представляешь, задумалась, какой у меня каденс^[10], сто шестьдесят или сто семьдесят? А он сзади так неожиданно бросил мне: “Сто шестьдесят, ваш каденс сто шестьдесят”.

— Даже если я понятия не имею, что такое каденс, но звучит все равно сказочно! — Я взволновалась так, будто это случилось со мной.

— Ну, он-то на ста восьмидесяти бегает, хотя и роста немаленького, — новая для меня Анька показала уровень сантиметров на десять выше своей макушки. После небольшой паузы она спросила:

— А что ты? Замужем?

— Да, тоже итальяно веро^[11], — смутилась я, ибо предчувствовала ее вопрос.

— Так ты нашла своего Леонардо?! — брови Энн сложились домиком.

Мне хотелось провалиться сквозь землю, спрятать подальше все неудачи, которые я встретила на своем пути, но язык был моим тайным врагом и не оставил времени на размышление:

— Нет. Вернее, да. Но он пропал.

— Это уже интересно. Слушай, а давай доберемся до Флоренции и засядем в каком-нибудь милом местечке, — предложила она. — Расскажешь свою жизнь с того момента, как ты уехала к бабке.

И мы зашли в бар “И фрари делла Лоджа”, который в последствии станет нашим неизменным местом встреч по пятницам, и принялись листать в памяти страницы школьных лет. Я напомнила ей одно наше нелепое детское приключение. Мы решили забраться на черешневое дерево нашего соседа и так увлеклись, что не заметили дядю Степу, который поджидал нас внизу в широких семейных трусах, резиновых сапогах, бандане пирата и с винтовкой наготове. В ответ на наш громкий, заливистый смех посетители бара бросали заинтересованные взгляды, и мы смолкли. Но в какой-то момент подруга стала серьезной и, помешав коктейль трубочкой, спросила:

— А помнишь ту цыганку-бродяжку?

— Воровку, что назвала меня бандюгой? Как же забыть!

— До сих пор не пойму, как тебя угораздило? — Она утопила трубочкой ломтик апельсина в спритце и бросила на меня многозначительный взгляд.

Когда я забывала об этом случае в своей биографии, она ни раз освежала мне память.

Это случилось осенью, когда нам с Анькой было где-то по одиннадцать. Мы возвращались с ней со школы домой по центральной улице города, которую в народе называли ташкентским Бродвеем. За спиной болтались рюкзаки, мы шуршали первыми желтыми листьями и ели мороженое. Я крутила в руках зонт в руках и громко смеялась над жестами подруги, которая пародировала математичку, пока не обратила внимание на двух цыганок, шедших прямо на нас, впереди которых вприпрыжку бежал чумазый мальчишка.

Подруга скомандовала мне:

— Тихо!

Не знаю, что ее насторожило, ибо она мало чего боялась. В отличие от меня.

— Подумаешь! — нарочито громко сказала я, все еще пребывая в дурашливом настроении. — Что они нам сделают?

Цыганки не сводили с нас глаз. Анька отвечала им дерзким взглядом, я же всерьез испугалась, ибо не далее как этим утром баба Нюра рассказала, что в нашем районе пропала десятилетняя девочка. Ушла в школу, да так и не вернулась.

Мальчишка не отрывал взгляд от тающего в моей руке мороженого и, неожиданно выхватив его у меня, убежал. Анька бросилась за ним. Женщины перекинулись между собой словами на непонятном языке и оцепили меня. Я схватила зонт, зажмурилась, и принялась размахивать им.

В какой-то момент мой удар пришелся по чему-то жесткому, и, когда я открыла глаза, заметила, как на правой брови пожилой женщины выступили капли крови. Анька привела за шкирку плачущего цыганенька с запачканным мороженным ртом.

— Бандюга! Да мы сейчас в милицию заявим! — крикнула с акцентом та, что помоложе, и схватила меня за руку.

Как раз в этот момент откуда-то появились люди и окружили нас. Вот только, где они были раньше и почему осуждающе смотрят на нас, вместо того, чтобы помочь?

Анька отпустила ребенка, молодая женщина ослабила хватку и крикнула:

— Вы — свидетели! Она первая на моего сыночка руку подняла!

Я вырвалась из плена, открыла рот, чтобы возразить, но Анька сделала знак тикать, мы припустили через дорогу, чтобы успеть на троллейбус, который только что подъехал к остановке. Расталкивая людей, заскочили внутрь, и уже через несколько секунд водитель закрыл двери, не дождавшись бегущих цыган.

Со словами “благодарю тебя, Господи!”, я зареклась впредь появляться на Бродвее. В городе-миллионнике десятки других дорог, на которых мы вряд ли с ними когда-либо пересеклись бы.

Спустя пару-тройку дней мы все же встретились. Анька в тот день не пришла в школу, и я после занятий направилась к ней, чтобы передать домашнее задание. Я заметила, как пожилая цыганка шла по другой стороне дороги.

«Прибавлю шагу и спрячусь где-нибудь поблизости! Но где?» — пробормотала я, соображая, в каком магазине надежнее скрыться. Холод опустился из живота в ноги, коленки дрожали, а голова вообще отказывалась работать.

Уже через несколько мгновений я почувствовала, как кто-то схватил меня сзади за капюшон ветровки и голос с акцентом велел:

— Постой, бандюга! Я не сделаю тебе больно.

Я замерла, ожидая худшего. Женщина изловчилась, вцепилась в мое запястье так, чтобы видеть мою ладонь и нараспев произнесла:

— Лет через шесть ты уедешь за границу и встретишь его, сына попрошайки. Но не сразу выйдешь за него. Нет. Будете любить друг друга. А вот мама твоя…

— Оставьте меня! — я заорала, что есть мочи.

Я вопила, но цыганка удерживала меня:

— Не ори! А вот твоей маме, ей кто-то заговор на смерть сделал. Но я могу помочь. Детьми клянусь!

— Тетя, нет у нас денег! — я попробовала вырваться, по щекам покатились слезы, но та крепко держала меня за руку и не сводила с меня глаз:

— Не нужны мне твои деньги! У мамы ведь есть кое-что. Ее здоровье стоит намного больше, чем те побрякушки. Понимаешь? Тогда она будет жить.

«Мама будет жить».

Откуда ей было знать, что пару месяцев назад у моего друга и одноклассника от страшной болезни умерла мама? Он так отчаянно плакал на похоронах, что я вцепилась в хрупкую руку своей мамы, а ночью не спала до самого рассвета, часто подходила к открытой двери родительской спальни, чтобы послушать, дышит ли она.

Следующим утром я залезла под матрас, где мать хранила семейные ценности. Сережки, кольцо и цепочка с жемчужным кулоном должны были потом отойти мне, но я ими пожертвовала в тот день.

Когда я рассказала все Аньке, та накинулась на меня:

— Блин, дурында! Что сразу ко мне не зашла? Придумали бы что-то.

— А что бы ты придумала? Там целая шайка. Они гипнозом людей обворовывают. Нет, люди им сами все приносят.

— Ты сомневаешься, что я их найду? — с вызовом бросила подруга.

Я махнула на все это рукой. “Откупились!” — повторила слова отца на свой безутешный плач.

Через несколько дней к нам в дверь позвонила Анька с какими-то двумя парнями из старших классов и протянула мне эту цепочку с жемчугом. Сережек и кольца уже не было:

— Напела, что продала! А ты, Фасолина, держи этот кулон с жемчугом. Знаешь, это ведь камень семейного счастья. Береги его!

Родители прожили еще шесть лет. Не думаю, что цыганка имеет к этому какое-либо отношение. А тот кулон я до сих пор ношу, хотя моя семейная жизнь сейчас проходит очередной неблагоприятный период.

Я замолкла, а Энн, подозвав официанта, заказала нам еще по коктейлю.

Это помогло мне встрепенуться и даже иронизировать:

— Здесь коктейлем не отделаешься. Чтобы поведать тебе о том, что произошло, надо что-то посолиднее.

— Солька, ты же меня знаешь!

Она подняла руку, и официант со жгучими черными глазами, улыбаясь, приблизился к нам.

— Что я могу для вас сделать?

— Посоветуйте какое-нибудь деликатное вино, подходящее для длительной беседы.

— Тем, кто не любит торопиться и предпочитает раскрывать вкус вина медленно, я советую благородный и многогранный Гевюрцтраминер.

Энн загадочно улыбнулась и кивнула:

— Отлично! И что-нибудь в качестве сопровождения.

— Хорошо, сделаю сырную нарезку и тарталетки с паштетом из гусиной печени, самый лучший в нашем регионе! — официант не сводил с Энн глаз. Будто чувствовал, кто здесь кого угощает.

Когда он удалился, подруга, потирая руки, нетерпеливо произнесла:

— Ну? И как бабушка убедила тебя уехать с ней?

Примечания

9

Итальянский. “Accidenti!” — “Черт!”, “Тьфу ты!”

10

Каденс — это частота, с которой бегун касается ногами поверхности земли во время бега. Величина измеряется в количестве шагов в минуту.

11

Итальянский. “Italiano vero” — “Настоящий итальянец”.