Хендерсон – король дождя

Сол Беллоу

«Хендерсон – король дождя». Об этом романе Генри Миллер сказал: «Я только мечтать могу так писать». Этим романом восхищались Курт Воннегут и Джозеф Хеллер. Этот роман критики единодушно признают одним из лучших американских произведений ХХ века. Рок-музыканты посвящали ему песни, он лег в основу либретто популярной рок-оперы, а также одной из серий культовых «Секретных материалов». Но чем же так заворожила и литературоведов, и писателей, и самых обычных читателей история стареющего миллионера Юджина Хендерсона, сбежавшего от привычной жизни в Африку и сделавшегося королем дождя в маленьком бедном племени?

VI

Над резервуаром роилась мошкара. Вода меняла цвет: попеременно становилась то желтой, то зеленой, то красно-коричневой.

— Вы не можете трогать тех тварей, — сказал я Айтело. — Но что, если в деревне появится незнакомец и сделает это за вас? — Я понимал, что не успокоюсь, пока не разберусь с лягушками и не избавлю арневи от беды.

По неписаным законам племени принц не имел права давать разрешение на уничтожение живых существ, но я понял: и он, и все остальные будут рады, если я стану их благодетелем.

Айтело уклонился от ответа. Только тяжело вздохнул, повторяя одно и то же:

— Исключительно трудное время, исключительно трудное.

— Доверьтесь мне, принц.

Арневи питаются в основном молоком, и падеж скота означал для них голод. Они не едят мяса, за исключением тех случаев, когда корова подыхает естественной смертью, но и этот ритуал считается почти людоедством.

Мы пошли к моему жилищу, вернее, к дому Айтело и Мталбы. Мне хотелось привести себя в порядок перед тем, как меня представят королеве. По пути я прочитал принцу небольшую лекцию.

— Вам известно, почему римляне победили иудеев? Потому что те не могли сражаться в субботу. Похожая ситуация и у вас. Что вы предпочитаете — сохранить жизнь себе и коровам или же сохранить верность отжившему обычаю? Лично я выбрал бы жизнь — хотя бы для того, чтобы ввести в обиход новые обычаи. Зачем гибнуть из-за каких-то земноводных?

Принц внимательно выслушал меня.

— Гм… интересно. Чрезвычайно интересно.

Мы подошли к дому, который отвели для нас с Ромилеем. Слепленный из глины, с конусообразной крышей, он стоял на площадке у дворца.

Мы трое вошли. Внутри было светло, прохладно и пусто. Я и Айтело присели на низкие скамьи перевести дух, а Ромилей принялся разбирать наши нехитрые пожитки.

Закопченные шесты, уложенные на расстоянии метра друг от друга, с настилом из тростника и пальмовых листьев, похожих на китовый ус, образовывали потолок. Настал самый жаркий час дня, воздух совершенно застыл, и потому запах растительности, доносившийся сверху, был особенно приятен. Я едва не валился с ног от усталости и не мог отделаться от мыслей о водоеме и лягушках. Не было сил даже выпить, хотя я запасся полудюжиной фляг с виски.

Айтело прервал молчание. «Из вежливости», — подумал я, но через пару минут понял, что ошибся.

— Я учился в Малинди. Замечательный город, на редкость замечательный.

Позже я узнал, что Малинди когда-то служил портом для китобойных судов, ходивших вдоль восточного побережья, был средоточием арабской работорговли. Айтело начал говорить о своих скитаниях по тем местам. Он путешествовал со своим другом Дафу, который стал вождем племени варири. Оба плавали по Красному морю на каких-то старых корытах, работали на строительстве железной дороги, которую до Первой мировой турки прокладывали к Медине. Я немного знаком с тем периодом истории Среднего Востока, поскольку моя маман выступала горячей защитницей армян, подвергшихся массовой резне со стороны турок.

Я немало читал о Лоуренсе Аравийском и узнал, как распространены на Среднем Востоке американские просветительские учреждения. Многие турки и даже сам Энвер-паша учились в американских школах. Каким образом полученные там знания подвигли их развязывать войны, плести заговоры и истреблять другие народы — осталось тайной за семью печатями.

Что до Айтело, сына вождя малочисленного скотоводческого племени, затерявшегося на плато Хинчагара, тот посещал школу при христианской миссии где-то в Сирии. Такое же образование получил его друг в племени варири. Оба вернулись на родину, в глухомань.

— Наверное, это было интересно — посмотреть, как обстоят дела в мире, — сказал я.

Айтело улыбался, но сидел в какой-то напряженной позе — широко расставив колени и опершись одной рукой о землю. Я догадался: что-то должно произойти. Пережитое, запавшее мне в память и душу, — долгий пеший поход, ржание зебр по ночам, то восходящее, то нисходящее, как музыкальные гаммы, солнце, переменчивые цвета тропиков, скот и плачущие люди, водоем с лягушками — все вокруг находилось в состоянии неустойчивого равновесия.

— Принц, — спросил я, — что вы собираетесь делать?

— У нас есть правило. Каждый гость должен выдержать схватку. Таков ритуал знакомства.

— Чудное правило… — Я колебался, не зная, как быть. — Не могли бы вы на этот раз отменить или по крайней мере отложить состязание? Я страшно устал. Надо набраться сил.

— Нет, — возразил он. — Гость пришел, должен бороться. Всегда.

— Понимаю. Вы, должно быть, чемпион по борьбе?

Ответ на этот вопрос я знал, поскольку видел его могучее телосложение. Потому он и встречал меня, потому вошел в хижину вместе со мной. Потому так радовалась предстоящему зрелищу ребятня.

— Ваше высочество, я готов сдаться без боя. Вы человек недюжинной силы, а я уже постарел для спорта…

Но тот, обхватив меня за шею, начал гнуть к земле.

— Не надо, принц, пожалуйста, не надо!

Ромилей не отреагировал на мой умоляющий взгляд.

Айтело продолжал давить. С головы у меня свалился пробковый шлем с зашитыми в подкладку паспортом и деньгами. Он уже сел на меня верхом, а я лежал на животе, уткнувшись носом в песок, и беспомощно дрыгал ногами. Руки меня не слушались, были как связаны.

— Ну же, — твердил Айтело, — сопротивляйтесь, сэр!

— Я стараюсь, ваше высочество, но при всем к вам уважении…

Принц сполз на пол. Подсунув под меня ногу, как рычагом перевернул меня на спину и тяжело задышал мне в лицо.

— В чем дело? Боритесь, Хендерсон!

— Ваше высочество, я десантник-диверсант. Если б вы знали, как нас муштровали в Кэмп-Блендинге. Нас учили убивать, а не заниматься спортивной борьбой. Со мной лучше не драться один на один. Я знаю сотни приемов одолеть врага. Могу порвать ему пасть, ткнув в нее палец. Могу сломать ему руку. Могу выдавить глаза. Конечно, я стараюсь избегать стычек и вообще принципиальный противник насилия. Когда крупно повздорю с кем-нибудь, дело каждый раз кончается самым плачевным образом. — Песок забивался мне в нос. Я задыхался. — Давайте избежим драки. Мы же цивилизованные люди. Лучше поберечь силы для борьбы с погаными земноводными.

Айтело не отпускал меня. Тогда я знаком дал понять, что хочу сказать что-то очень важное.

— Ваше высочество…

Айтело снял руку с моего горла. Я не оживился, чего он, видимо, ожидал, не запрыгал от радости. Я всего лишь вытер лицо куском темно-синей материи, висевшей на веревке. Итак, пора познакомиться с Айтело. На пути с северо-востока Африки до Малой Азии и обратно он повидал, естественно, немало слабаков, слюнтяев. Судя по выражению его лица, он решил — я из этой категории. Что есть, то есть. Я нередко бываю в подавленном состоянии из-за моих проблем и внутреннего голоса, который неизвестно чего хочет. И вообще смотрю на многие явления в мире как на лекарственные средства, которые то улучшают, то ухудшают состояние. Сейчас я вообще рукой за сердце схватился. Как это сделал умирающий маркиз де Монткалм, командующий французской армией во время Семилетней войны с англичанами. Его ранило в бою, и он скончался на поле фермера.

Итак, я стал грузным и малоподвижным, хотя когда-то был легким и ловким для своих лет. До сорока лет я увлекался теннисом и метался по корту, как молодой кентавр, слал длинные драйвы и обрушивал на соперника мощнейшие смэши. От моих ударов ломались ракетки, мячи рвали сетку, буравили площадки. Однажды я поставил рекорд: выиграл подряд пять тысяч сетов за сезон.

Не всегда я был такой печальный и медлительный…

— Принц, полагаю, вас никто ни разу не победил?

— Да, это так. Победитель всегда я.

Глаза у него блестели. Еще бы, ткнул меня мордой в песок и сделал вывод: я рослый, но беспомощный, грозный с виду, но не представляющий угрозы — как тотемный столб или галапагосская черепаха.

«Как мне вернуть уважение?» — поразмыслил я и решил: нужен второй тур состязания.

Я скинул футболку и сказал:

— Ваше высочество, в спорте дают три попытки на то, чтобы выполнить упражнение. Предлагаю повторить схватку.

Ромилей не реагировал на мой вызов, так же как не реагировал, когда Айтело сказал, что надо знакомиться.

Принц не заставил упрашивать себя. Он вскочил со скамьи и занял классическую стойку: присел и выставил вперед руки. Я сделал то же самое. И мы закружили по хижине.

Мы по очереди попытались сделать захват ниже пояса, но ни мне, ни ему прием не удался. Видя, как перекатываются плечевые мышцы моего противника, я решил немедля использовать преимущество в весе, иначе могу потерять голову и пустить в ход какой-нибудь опасный прием из числа тех, которым нас обучали в Кэмп-Блендинге. Поэтому я припомнил простейшую технику: напружинил мышцы брюшного пояса, с разбегу ударил Айтело животом (с наколкой «Френсис»). Одновременно подножка, сильный толчок обеими руками в грудь соперника — и тот рухнул навзничь. Я навалился на него всем телом и стукнул головой об пол. Айтело затих. Я сел на него верхом и коленями придавил раскинутые руки к земле, поздравляя себя с тем, что не пришлось прибегнуть к приемам, опасным для жизни.

Должен признаться, что фактор неожиданности (или везения) был на моей стороне, и с этой точки зрения я выиграл бой не вполне честно.

Я встал и помог подняться Айтело. Он был до того рассержен, что переменился в лице, но не сказал ни единого слова. Снял блузу и зеленый шарф с пояса и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

Начался второй раунд схватки. Мы снова принялись кружить по хижине. Я старался держаться на ногах как можно крепче, так как ноги — мое слабое место. Даже хожу иногда с большим трудом, тащусь, как пахотная лошадь, напрягая грудь, живот, спину, шею. Айтело сообразил, что не должен дать мне использовать мое преимущество в весе. Я стоял в настороженном ожидании, выставив локти, как краб выставляет клешни. Вдруг Айтело одним прыжком подскочил ко мне и правой рукой обхватил меня за горло. Не помню, как профессиональные борцы называют этот прием. Другой, свободной рукой он мог измолотить мне лицо, но это было против правил. Рывком он попытался повалить меня на спину, но я упал плашмя, сильно ударившись. Мне даже показалось, будто грудная клетка раскололась надвое. Кроме того, очень пострадал мой нос. Было ощущение, что косточка и хрящ превратились в сплошное месиво. Тем не менее несколько извилин в мозгу остались целыми и я сохранил способность мыслить, что само по себе немаловажно. После того памятного утра с нулевой температурой, когда я колол дрова, а отлетевшее с колоды поленце стукнуло меня по носу и я подумал: «Момент истины: правда является человеку вместе с ударом судьбы», — я научился извлекать пользу из неприятностей такого рода. Это умение и пригодилось сейчас. Только мысль мелькнула другая, весьма странная: «Прекрасно помню час, что грубо потревожил покой моей души».

Между тем усевшийся верхом на мою спину Айтело начал сжимать колени. В глазах у меня мутилось, кровь стыла в жилах. И тем не менее большими пальцами обеих рук мне удалось надавить на внешние стороны выше его коленей, там находится мышца, которую анатомы называют приводящей. Ноги его распрямились, захват ослаб. Пользуясь моментом, я изогнулся, схватил Айтело за волосы и стащил с себя. Затем сунул руки за пояс его штанов, приподнял его и изо всех сил бросил на пол. Бедному принцу стало нечем дышать.

Полагаю, он уверился в своей победе, как только увидел меня, рослого, но стареющего, обливающегося потом, с большим животом и печальными глазами. Не стоит строго судить его за эту уверенность.

И вот теперь, когда бой кончился, я почти пожалел, что победителем вышел не он. Достаточно было видеть, как Айтело летел на пол, даже не летел, а низвергался, как какой-нибудь предмет низвергается в Ниагарский водопад. Надо было видеть его лицо.

Я не мог злорадствовать, увидев, как грохнулся Айтело, — так, что на нас едва не обрушилась крыша хижины. У меня закололо сердце, и все же я для верности сел на него, распластанного на полу. Не сделай я этого, принц счел бы себя оскорбленным.

Нет. Айтело не мог устоять перед моей мускулатурой, моим костяком, уступал мне силой духа.

Кроме всего прочего, я всегда был первоклассным драчуном. Еще подростком затевал драки с кем попало.

— Ваше высочество, не принимайте случившееся близко к сердцу.

Айтело закрыл лицо руками и даже не пытался встать. Мне хотелось утешить его, но на ум приходило только то, что могла бы сказать Лили: «Плоть — всего лишь мясо и кости, гордыня — грех, а смирение — добродетель», и так далее.

Я испытывал глубокую жалость к поверженному сопернику и ко всему его племени. Мало того что арневи страдали от засухи и лягушек, тут еще невесть откуда является какой-то Хендерсон и дважды кладет на обе лопатки члена королевской фамилии.

Тем временем принц стал на колени и посыпал голову песком. Потом взял мою ногу в грязном башмаке, поставил себе на голову и зарыдал громче, чем та девица, что шла впереди плачущей толпы, встречавшей нас с Ромилеем.

Должен сказать, что Айтело плакал не только из-за того, что потерпел поражение, — он испытывал глубокое душевное потрясение. Я старался снять ногу с головы несчастного, но тот держал ее крепко и повторял раз за разом: «Ах, мистер Хендерсон, теперь я вас узнал! Да, сэр, узнал!»

— Нет, ваше высочество, не знаете, но сейчас узнаете. Сказать, что наделило меня физической силой? Горе и горечь. Я ворочал валуны, мешал бетон, колол дрова, чистил свинарник — ничто не радовало меня. Потому и сила у меня несчастливая. Поверьте, как борец я вам не чета.

Я лукавил, потому что, как ни старался, никогда не знал проигрыша ни в игре, ни в споре, ни в драке. Партии в шашки с моими детьми превращались в поддавки. Не знаю, почему их пухлые губки дрожали от обиды (Господи, как же они возненавидят меня, когда вырастут!). Сделав неверный ход, я восклицал: «Сдаюсь!»

Я не до конца понимал, что чувствует соперник, пока тот не обнял меня и, уткнувшись головой мне в плечо, не сказал: «Теперь мы друзья». Эти слова поразили меня в самое сердце, наполнили его неизбывной тоской и благодарностью.

— Принц, я горжусь вашей дружбой. Для меня это большая честь! — Я покраснел, думая об одержанной победе, но все равно старался преуменьшить ее значение. — Просто на моей стороне — огромный опыт. Вам такой и не снился.

— Теперь я вас знаю, сэр. Да, знаю, — сказал он.