170 дней. Дневник мамы, потерявшей ребенка

Сойка Светлая, 2023

Этот дневник я начала писать спустя 1,5 месяца после того, как с нами случилась страшное горе. Мы навсегда потеряли своего единственного ребенка. Наша девочка, которой было всего 11 лет, вышла из окна нашей квартиры холодной мартовской ночью 2022 года.Я дала себе полгода – 170 дней, чтобы за этот срок попытаться выжить и не сойти с ума. Я писала каждый день о том, что происходило с нами – о тяжелых моментах печали и горя и о кратких мгновениях радости и надежды. Так я пыталась ответить на вопрос – возможно ли выжить после такого?…

Эта книга посвящается моей девочке, моей Соне.

Мы будем помнить ее светлым и добрым Ангелом, который делал нас самыми счастливыми родителями целых 11 лет.

Моему мужу, Саше, без которого я бы не имела мужества жить.

________

Этот дневник я начала писать спустя 1,5 месяца после того, как с нами случилась страшное горе. Мы навсегда потеряли своего единственного ребенка. Наша девочка, которой было всего 11 лет, вышла из окна нашей квартиры холодной мартовской ночью 2022 года. Я дала себе полгода — 170 дней, чтобы за этот срок попытаться выжить и не сойти с ума. Я писала каждый день о том, что происходило с нами — о тяжелых моментах печали и горя и о кратких мгновениях радости и надежды. Так я пыталась ответить на вопрос — возможно ли выжить после такого?…

__________

Обложка книги Сойка Светлая

25 апреля 2022

Арифметика

Сегодня 25 апреля. Прошло 54 дня с той ночи. Полтора месяца страшного сна, от которого мы никак не можем проснуться.

Несколько дней назад я побывала первый раз в жизни у психолога. Клинического психолога. Я не очень хорошо помню подробности нашей встречи. Мы много плакали. Я и Саша, мой муж.

И после этой встречи я поняла, что если не сделать что-то сейчас, то завтра может просто не быть. И я решила, что буду вести дневник. Дневник, сроком на 170 дней моей жизни.

К концу этого срока, я либо найду свой путь или, возможно, решу начать новую жизнь, либо позволю себе уйти.

Я позволю себе уйти, как это сделала моя маленькая девочка.

Я часто представляю, как ее душа выпорхнула из окна нашей квартиры на 11 этаже. Как маленькая птичка. Ее тело упало вниз, на лёд и осталось лежать там. Такое же прекрасное, как и всегда, когда она спала. Наш маленький сонный ангел. Наша Соня. Наверное, ее душа была уже очень далеко от этого места.

Она делала нас счастливыми 4 444 дня — 11 лет, 4 месяца, 2 дня и 1 час и 45 минут.

12 октября, ровно через 170 дней, ей бы исполнилось 12 лет.

У меня есть 170 дней, чтобы понять, зачем это произошло, и стоит ли теперь продолжать этот пустой путь без неё.

26 апреля 2022

День 1. Выбор, который нужно уважать

Первый раз мы с Сашей, отцом Сони, побывали у клинического психолога буквально несколько дней назад. Этого приема мы ждали очень долго, запись у специалиста была на недели вперёд.

Это оказалась очень спокойная и очень молодая высокая девушка-брюнетка. Она говорила так тихо, что мне приходилось наклонятся, чтобы услышать ее. В основном она молчала и слушала. Среди немногих слов, что она сказала, была такая фраза: «Это был ее выбор. И вы должны будете принять и уважать этот ее выбор.»

Я никогда не думала о том, что то, что с нами произошло можно расценить как «выбор». Выбор? Это был выбор?.. Я была так обескуражена этим, что неконтролируемо из меня просто выпал вопрос: «Отчего же я не могу сделать такой же выбор?..» Психолог чуть смутилась, но нашлась с ответом: «Она была ещё ребёнком, и ее психика ещё не была сформирована.»

И потом я много раз пыталась подступиться к этой новой для меня мысли. Выбор… ее детская, не сформированная психика сделала свой выбор. Который я должна буду принять и даже, уважать… Смогу ли я принять этот страшный выбор души моей доброй, веселой, нежной и ласковой девочки? Смогу ли уважать его?

Может быть, у меня это получится, если я смогу прочувствовать то, что чувствовала она? Что будет, если испытывать те же эмоции достаточно долго — страх, боль, отчуждение, одиночество? И главное, огромное, давящее каменной плитой, чувство вины и злости на саму себя за то, что как бы она не старалась, она никогда не сможет стать «такой как надо». Может быть, если я пройду по этому трудному пути достаточно долго, я пойму ее выбор, и приму его?

Последние полгода ее жизни были, наверное, особенно сложные.

Новые ребята в школе, друзья, которые отвернулись, а лучшая подруга была вынуждена переехать, так как ее мама умерла от рака. Новые строгие учителя, которые ставили по двойке каждый день, ранние месячные. И конечно, нервные срывы мамы-перфекционистки…

И вот так, с сентября по март, 6 месяцев, она жила в этом стрессе. И Бог знает, что ещё творилось в ее душе, она не хотела ни о чем рассказывать, предпочитая проводить время в телефоне…

Теперь моя очередь. В ее день рождения, в октябре, будет как раз 6 месяцев — 170 дней. Время, которое я дала самой себе, чтобы понять и принять ее выбор.

27 апреля 2022

День 2. Мои сокровища

Дня три назад я достала Сонины расчески. Я никак не решалась их просто очистить от волос. Я просто не могла…

У меня сохранены все ее молочные зубки (я притворялась Зубной феей до последнего, подменяя выпавший зубик подарком). У меня есть ее бирочка из роддома и даже экпресс-тест на беременность с единственными двумя полосками за всю мою жизнь… Поэтому, я просто не могла выбросить и ее волоски.

Я собрала их все пинцетом, выпрямила утюжком и скрепила в одну небольшую рыженькую порядочку. А Саша принёс по моей просьбе милый футлярчик, в который мы эту порядочку положили. И теперь футляр с «волосами цвета мёда», так мы объясняли Соне сложный цвет ее волос, лежит на прикроватном столике, по соседству с живой медовой розой, которую Саша приносит снова, как только предыдущая завянет.

Я выбрала несколько самых любимых фотографий Сони, а Саша их распечатал в фотосалоне. Как раз пришёл заказ с прекрасными душевными открытками от чудесной художницы Елены Баренбаум. На ее рисунках живет милая рыженькая девочка. И когда я ее увидела, я сразу эти открытки заказала, ведь она так похожа на Соню. И теперь мы с Сашей прикрепили эти фото и открытки к пробковому панно. И получился уютный уголок памяти. Я каждый вечер перед сном разговариваю с Соней. На прикроватном столике стоит розочка, ночник, Сонин дневник из детства и ее письма Деду Морозу, футлярчик с прядкой ее волос, и ее очки, новый календарик, где я буду отмечать каждый из своих 170 намеченных дней и вот теперь ещё панно с ее фотографиями и открытками.

Девочка с волосами цвета мёда, которая пахла как медовая Роза…

28 апреля 2022

День 3. Вам письмо

Месяц назад мне сделали операцию на колене. Сейчас я хожу с костылями.

Ещё в октябре я пошла на свою первую, и вероятно, последнюю, тренировку по карате. Соня занималась карате, и я решила тоже попробовать, чтобы «быть в теме». И сразу же, на первой же своей тренировке, я порвала две связки и повредила мениск.

Месяц хромала, думала, само заживет, но потом все же сделала МРТ.

Врач посмотрел снимок, и сразу направил на операцию. Но я все не решалась. Ведь тогда я бы выпала из «спортивного режима». Да и вообще, стала бы, хоть и на время, немощной обузой. И вот, за неделю до того мартовского ужасного дня, когда Соня ушла, Саша настоял на том, чтобы мы сходили и подали заявку на получение квоты на операцию. Ответ пришёл как раз через неделю. Когда уже было плевать на свое здоровье. Но Саша настоял, чтобы я согласилась на операцию.

Я надеялась тогда, что мне будут проводить общий наркоз. Я где-то читала о том, что у некоторых людей во время наркоза останавливается сердце и случается клиническая смерть. И некоторым везёт пережить Околсмертный Опыт во время клинической смерти. Я очень надеялась испытать этот опыт и, возможно, так мне удастся увидеть Соню? Ну или хотя бы умереть. Чтобы встретить ее там, дома.

В день, когда нужно было ехать в больницу я торопилась, потому что не успевала. Собирала вещи — вот зубная щетка… вот зубная паста… Так, стоп… Эту пасту я заберу. А чем будет чистить зубы Саша? Одной рукой сушу голову феном, второй рукой лезу в шкафчик за новой упаковкой зубной пасты. Открываю упаковку, все так же одной рукой, достаю новую пасту. Продолжаю сушить голову. Коробку из-под пасты выкину позже. И тут случайно я вижу на краешке коробки еле заметную надпись «Вам письмо!»

«Хммм… так инструкцию к зубной пасте ещё никто не называл», — думаю я про себя. Коробка лежит на краю раковины, какое-то время я не думаю об этом, но потом рука сама тянется к ней… Достаю эту бумажку. Нет, это не инструкция… Это правда письмо!

Начинаю читать. Сначала мне кажется, что это какая-то совместная с производителем зубной пасты благотворительная акция. «Не буду читать… Ну кому я сейчас могу помочь?… Я и себе-то помочь не могу…» Снова на мгновение откладываю эту небольшую бумажку в сторону. «Нет, я прочту! Вдруг я смогу кому-то помочь, кому ещё МОЖНО помочь»

Читаю дальше. А дальше я стояла, сушила голову, читала это письмо и плакала… Потому, что это письмо было действительно для меня… Для всех нас…

Его стоит полностью перепечатать, чтобы понять это:

«Письмо N 179.

Солнечное прохладное утро я встречаю списком планов. Чай остывает в кружке, пока я думаю, как успеть и одно и другое. И ничего не произошло, но какой-то холод начинает разливаться по спине. А потом приходит сообщение на телефон. И солнечный день сразу уходит на задний план, лишается всех своих красок. Это потеря и горе одновременно. Минуту назад я был самым счастливым человеком, полным энергии и желаний. А теперь изо всех сил пытаюсь повернуть время обратно. И протестую всем сердцем против того, что случилось.

Раньше я многие вещи делал неверно. Да и сейчас продолжаю делать. Но кое-что я начал принимать. Вместо того, чтобы пытаться как можно быстрее убежать от огорчения и горя, прийти из не нормы в норму, нужно дать этому состоянию быть. Признать его. Отнестись с уважением. Потому что так тоже бывает, нельзя ждать только хороших новостей. И это и есть жизнь. Раз нам повезло родиться, нужно принять неотвратимость того, что когда-то придётся уйти. Мы сопротивляемся изо всех сил этому. И поэтому напоминание о горе будет возвращаться снова и снова, пока не удастся признать его и прожить вдумчиво и не спеша. Четыре года назад, столкнувшись с самой большой потерей в своей жизни, мне нужно было одновременно делать много вещей. Заботиться о близких, успевать работать, быть в контакте и защищать старших детей от свалившегося горя. И я принял решение: ничего не чувствовать в тот момент. Собрать волю и силы, чтобы справиться. А эмоции и слёзы упаковать где-то внутри себя в такую прочную коробочку и не открывать ее. Потому что нужно было быть сильным, давать опору, бороться за жизнь. Наверное, мне это удалось. Сохранить привычный порядок вещей, как будто ничего не происходит. Сжатыми пальцами, выгоревшими чувствами, рациональностью и дисциплиной. Закрыться было относительно легко. Теперь понятно, где искать ключ, чтобы открыться.

Нам с детства твердили, что нужно быть сильным и стойким, особенно, если ты мужчина. Уметь принимать удары, держать себя в руках. Быть в хорошем настроении и не грустить. И вообще, если что-то происходило непоправимое, взрослые делали вид что ничего не случилось. Все в порядке. Давайте не будем этого касаться и вспоминать. Такое ощущение, что мы сами себе стесняемся признаться, что сила — есть только как обратная сторона слабости. Как сахару стать сладким помогает соль, так и несчастье помогает счастью наполниться радостью. Но я жил в той модели долго. Чтобы справиться с чем-то, нужно просто сильнее напрячься и держать удар. А потом быстро переключиться на хорошее, и как можно скорее выходить из зоны турбулентности. И только сейчас понимаю, что нет смысла бежать. Печаль будет следовать за тобой, как привязанная. Нужно обернуться и посмотреть ей в глаза. И лучше один раз принять реальность, чем всю жизнь прятаться.

Поэтому сегодня я разрешаю себе чувствовать все. Слезу, которая катится по нижнему веку. Последнюю встречу перед потерей, ценность которой понимаю только сейчас. Желание и готовность с кем-то об этом поговорить, не сворачиваясь в клубок как ёж. И поблагодарить жизнь за то, что свела меня с этим удивительным человеком. Ком застрял в горле. Мне нужно идти, меня ждут. Но самое главное для меня сегодня — произнести все буквы этого предложения. Медленно и отчетливо, признавая и чувствуя все. Мне больно. Значит я живой.

Чувствую, помню, благодарю. И у меня достаточно сил, чтобы быть сегодня слабым.»

Кстати, мои ожидания не оправдались.

Общего наркоза не было. Была спинальная анестезия и легкое успокоительное. Никакой остановки сердца, никакой клинической смерти, и никакой долгожданной встречи… Я бы очень расстроилась этому, если бы не это письмо. Эта зубная паста лежала и ждала, когда ее откроют больше месяца. Мы всегда покупаем несколько штук с запасом…

Сегодня Саша купил новую пасту, и я снова открыла коробочку в надежде найти там новое послание. И я его нашла:) И в этот раз я с любопытным ожиданием раскрыла его и внимательно прочитала. И мне снова есть и над чем подумать:)

29 апреля 2022

День 4. Мамы разные нужны

Моя мама сейчас очень поддерживает меня.

Мы переписываемся, а когда много чего хочется сказать, то подолгу разговариваем по телефону.

Такие близкие и тесные отношения с мамой — новое для меня. До этой трагедии мы почти не общались. У меня было много обид на неё. У нас не получалось наладить отношения, выяснить что-то в задушевных разговорах, потому что мама и я — мы обе очень вспыльчивы. Мама не терпит критику. И при малейшем намеке на нее, мама тут же взрывается. Но сейчас все иначе… Мы учимся говорить. И слушать. И прощать.

Вчера я сказала своей маме, что она была плохой матерью. Вот так прямо и сказала — «Ты была плохой матерью»…

Удивительно, как много всего мы выносим из детства, и потом тащим это тяжелым мешком через всю жизнь. Сначала я призналась психологу, а потом вот и маме, что до какого-то возраста думала, что я приемная. Мне, наверное, было лет 6-7. И вот такие мысли блуждали в моей голове: «Раз они не любят своего ребёнка, значит он чужой? Приёмный? Наверное, так и есть…» Потом я стала сомневаться в этом — зачем же им этот приемный ребёнок, ведь он им не нужен? Так я в итоге приняла тот факт, что моя мама действительно меня родила. Просто я не очень любимый, и как будто не очень нужный ребёнок. Совсем раннее детство всплывает в памяти тяжелыми, горькими воспоминаниями обиды и страха.

Я не любила бывать в детском саду. То ли мы переезжали часто, то ли по другим причинам, но я часто меняла детские сады. И, почему-то, попадала в группы, где дети были старше.

Это были уже сформировавшиеся детские коллективы со своими лидерами, зависимыми подчиненными, как сейчас бы сказали, «шестерками», и отверженными. Если хотел «жить спокойно», то необходимо было выполнять приказы вожака, как сейчас помню, дочери главной воспитательницы, избалованной и подлой девочки, такой же как ее мать. Мама этой девочки могла раздеть ребенка догола и поставить перед всей группой, в наказание за непослушание. Дети смеялись, показывая пальцем на этого бедолагу. Со временем некоторые дети начали страдать психосоматическми недугами, у кого-то проявился вдруг энурез или экзема, помню один мальчик начал заикаться.

Но вместо того, чтобы помочь ребенку, обсудив с его родителями проблему, и предложив помощь врачей или детских психологов, эта воспитательница, увидев мокрое пятно, могла выволочь ребенка из кровати и заставить его стирать намоченную простынь, при этом оскорбляя его перед всей группой. И она и ее дочь, кажется получали явное удовольствие от унижения тех, кто слабее. Настоящая детская «дедовщина». Откажешься делать то, что приказывают, станешь центром насмешек и унижений — пятилетняя садистка шла к своей матери и жаловалась на этого ребенка, рассказывала о нем откровенную неправду. Мать безоговорочно верила своей дочери. И тогда этого ребенка ждало очередное унизительное наказание. Так постепенно эти двое ломали волю и характер маленьких людей еще в возрасте 4-5 лет. Помню, первое разочарование, когда единственная девочка в саду, тихая и податливая, с которой я хоть немного общалась, в итоге тоже отвернулась от меня под этим давлением.

Когда я стала постарше, меня перевели в другой детский сад. Там было намного лучше. Там были очень хорошие воспитатели. Они явно любили детей и мне нравилось проводить с ними время. Я была очень самостоятельным ребенком: сама просыпалась, сама собиралась, и сама шла в детский сад. Но вот заплетаться толком я еще не умела. И я хорошо помню одну девушку-воспитателя, которая каждый день заплетала мне красивые косы. Такие нежные, добрые руки, такая хорошая энергия.

В следующем детском саду я помню была одна девочка. Очень странная девочка. Помню, как она заставляла меня раздеваться в туалете. Но и об этом я не могла рассказать родителям. Потому что знала, что они все равно не поверят и вместо поддержки я получу осуждение.

Детство запомнилось мне каким-то почти животным, неосознанным страхом за свою жизнь. Несколько раз я, к сожалению, встречала больных психически мужчин, которые, так сказать… испытывали не здоровое влечение к маленьким детям. Один из таких случаев произошёл, когда мне было лет 6. И это происходило в метре от моих родителей. Меня посадил к себе на колени старый извращенец, накрыл одеялом, а под этим одеялом, на глазах у родителей, в этот же момент разговаривая с ними, делал то, что хотел. И я так боялась родителям что-то сказать. Помню, я как будто окаменела. Было очень больно и страшно. Но я молчала.

А потом, вспоминая этот кошмар, мне иногда казалось, что они все видели и даже понимали, что происходит, просто, как всегда, их больше волновало «А что о нас подумают?!» Я рассказала об этом случае спустя 20 лет. Но родители мне не поверили…

В нашей семье никогда никто никого не обнимал, никогда не говорили слов «я люблю тебя». Мама часто кричала на меня, и даже могла ударить. При том, что я была отличница. До сих пор помню этот безумный взгляд и перекошенное от злости и ненависти лицо моей мамы, когда она бросалась, чтобы ударить меня. Почти всегда на помощь мне успевал папа, держал ее, а я видела эту злость в ее глазах…

Характер у меня был сложный. Упрямый, да. Наверное, маме было не легко со мной. Возможно, она боялась за меня, поэтому, когда я стала старше, мама тайком читала мои личные дневники. Нельзя было ходить в гости. И приглашать в гости друзей тоже было нельзя. Гулять? — Только когда сделаны все уроки и выполнены все домашние обязанности. Чтобы погулять раз в неделю на выходных, нужно было трудиться всю неделю.

Когда отменили школьную форму, стало сложнее, потому что носить было нечего. Несколько лет подряд я ходила в одном и том же. Рукава блузки уже стали так коротки, и чтобы этого не было видно, я надевала сверху старый джемпер. А потом научилась шить, сшила себе юбку и носила ее с папиным свитером. И так весь учебный год я ходила в том, что сшила сама или нашла в старом шкафу.

На день рождения мне обычно дарили ботинки. Так как день рождения мой в конце осени, то раз в год мне покупали осенние или зимние ботинки, совмещая приятное с полезным — вот и подарок на День рождения. Праздников на День рождения мне не устраивали. Торт, свечи, шарики, подарки… — ничего этого не было. Когда я была еще маленькой, то в день моего рождения обычно устраивали застолье для взрослых. Они выпивали, ели, это был просто повод для них собраться и отметить.

Вспоминая свои школьные будни, всплывает в памяти, что это был постоянный стресс. Ожидание пятерок в дневнике и осуждающий взгляд, если там больше четверок. А уж о тройках и речи быть не могло.

Не дай бог, я заболею! Мама лечила меня самыми жесткими и болезненными методами — то ноги в кипяток заставит засунуть, то дышать над кастрюлей с горячей жижей, то горло намажет жутким люголем — смесь йода и спирта. Да так, что после этого действительно начинает болеть горло и становится невозможно глотать. Мне даже иногда казалось, что она испытывает удовольствие от этого «лечения». Ну а пока нет температуры 37.6, в школу! Плохо себя чувствуешь? Температура не большая, значит иди! Поэтому иногда я шла в школьный медпункт и там добрая сестра измеряла мне температуру и разрешала уйти с уроков. Домой я не шла, сидела в Школьной библиотеке, пока не кончатся уроки.

Но во всем этом было хорошее! Да, ходить никуда было нельзя. Кроме библиотеки! Это было мое спасение! Я ходила в городскую библиотеку почти каждый день. Так я полюбила читать! И когда я читала дома, меня никто не дергал. И чтение стало моим миром. Я полюбила Бунина и Тургенева, Толстого, Достоевского, Набокова, Гранина, Лермонтова и Чехова.

А ночью в тайне я слушала радио! Моя любимая радиостанция была Maximum. И я слушала русский и зарубежный рок пока не засыпала. Radiohead, Snow Patrol, Placebo, Coldplay, Moby, REM, Rolling Stones, U2, Duran Duran.. Мумий Тролль, Земфира, Смысловые галлюцинации, Би-2, Чичерина, Ночные снайперы.

Книги и музыка. Это то, что не давало погружаться в глубокую депрессию и давало надежду, что однажды я смогу убежать, забыть это тяжелое время сверхконтроля, недоверия, критики. А пока нужно было жить в этом, «нужно пережить это, перетерпеть».

Мы никогда ни о чем не разговаривали с мамой. Она много и часто была не довольна. Она могла не разговаривать со мной несколько дней, так «наказывая» меня. Когда они ссорились с папой, то я была «почтальоном». Это когда родители после ссоры расходятся по разным комнатам. И когда одному из них приспичит что-то, то он, а чаще она, подзывает тебя и говорит: «Иди, скажи этому, что…» Ты идёшь к папе, передаёшь послание, он в свою очередь тоже что-то передаёт: «Ах так, ну тогда передай этой…» и вот так и ходишь с посланиями туда-сюда.

Просить о чем-то, спрашивать разрешения о чем-либо было бесполезно. Ответ всегда был один: «НЕТ!» — «Почему нет?» — «Потому, что я так сказала!» Вот и вся дискуссия…

Все эти детские обиды и страхи я и вывалила маме… Так долго я держала это все в себе. Оказывается, эта детская боль никуда не ушла… Заодно сказала, что из-за всего этого, я с детства боялась иметь семью и не хотела детей. Потому что мне казалось, что женщины, которых я видела, как будто родили этих детей для галочки. Чтобы никто ничего не подумал, не сказал. Чтобы все как у людей. А кто этот маленький человечек и что у него в душе, в сердце? Плевать! Разговаривать с ним? Зачем? Кормлю, одеваю и пусть спасибо скажет! Мужей своих эти женщины тоже не любили, впрочем, это было взаимно.

В итоге я видела глубоко несчастных людей, которые по непонятным, чаще всего и для себя самих причинам, зачем-то женятся и рожают детей… И все эти несчастные люди ссорятся, страдают, ненавидят друг друга, обвиняя: «Всю жизнь ты мне сломал!» и потом по 5-6 раз на аборты бегают… Это и есть семейное счастье?..

Ещё вспомнила прочитанную мной много лет назад книгу Некрасова «Материнская любовь» о том, что матери своей «любовью» калечат душу своего ребёнка, убивают в нем личность. Они требуют, контролируют, критикуют, манипулируют, ожидают. И при все этом живут в полной уверенности, что это вот такая «сильная любовь».

Мама грустно на это сказала: «А я ведь тоже не особо любовью одаряла мужа, и да, не готова была к осознанному материнству». На это я ей ответила, что знаю об этом… Ведь я в этом жила много лет.

По привычке, мама попыталась спихнуть все на своего строгого отца, моего дедушку. Якобы из-за его трудного характера она стала такая жёсткая, критикующая, бескомпромиссная, грубая.

Тогда я спросила ее:

— Так поэтому ты стала такой мамой? Из-за своего отца?

— Ну да…

— Я вот тоже из-за своей мамы, то есть, из-за тебя, стала делать многие вещи: говорила дочке что люблю ее по 100 раз на дню, обнимала ещё так часто, как могла. Доверяла ей полностью, не лезла никогда в ее телефон (до той ужасной ночи), разговаривала с ней часами, отвечала на все ее вопросы (даже на очень неудобные), разрешала гулять сколько и когда хочет. Приглашала ее друзей к нам домой, покупала ей подарки, готовила красивые праздники, старалась делать сюрпризы, занималась с ней рисунком, выбирала кружки по ее желанию и поощряла ее успехи. Помня ужасы государственных детсадов, все детство Соня проводила в частных детских садиках. И я без колебаний забирала ее, если мне не нравился воспитатель или Соне было не комфортно среди детей в группе. Очень уж хорошо я помнила, как это больно и страшно — быть совсем одному, когда тебя некому защитить, некому помочь. Мы с Сашей устраивали ей каждый год дни рождения с шарами, подарками, праздниками для друзей. Если Соня говорила, что чувствует себя не важно, я всегда верила ей, не хотела, чтобы она шла в садик или в школу при малейшем недомогании и оставляла ее дома. Извинялась всегда, когда срывалась или была не права. Старалась договариваться с ней, выслушивая ее желания и часто соглашалась с ее доводами. Не дулась на неё сутками.

И все это именно из-за того, что у меня была вот такая Мама… Больше всего на свете я не хотела быть как моя мама.

Но и этого всего оказалось недостаточно! И все равно я напортачила… Потому что как бы я не пыталась, моя натура Сталина периодически проявлялась: «Расстрелять!» я очень критична и требовательна к себе. Но и к близким тоже. И пока я с этим справляюсь не очень успешно…

Моя мама на это грустно сказала: «Да… а я вот ничего этого не делала… Растёт и растёт себе там ребёнок, главное, чтобы учился хорошо…»

Тогда я не сдержалась:

«На месте Сони должна была быть я много лет назад! Это было невыносимо! Это я хотела умереть, лишь бы только не жить… вот так… Только сил и смелости не хватало… И до сих пор я не чувствую, что достойна любви и не верю, что могу любить сама. Почему так?!»

Я вспомнила, как однажды порезала себе вены. Вспомнила, как пыталась уйти из дома. Настолько невыносимой мне казалась жизнь рядом со своей мамой. В итоге я смогла «сбежать» из своей домашней тюрьмы. Но я так и не смогла стать нормальным, уверенным в себе, счастливым, добрым человеком. Не могла стать хорошей женой. Не смогла стать хорошей матерью. Неужели моей бедной девочке было так же плохо рядом со мной? Даже намного хуже, раз она все же сделала это?…

Соня смогла «сбежать» по-своему…

Надеюсь там, где она сейчас, тепло, светло и очень радостно. А главное, там одна любовь повсюду. Ее душа заслуживает этого — быть счастливой, радостной и любимой.

Я сказала так много. И все эти слова были полны такой детской обиды и горечи. Мама выслушала меня. Не стала возмущенно оправдываться, постепенно переходя в нападение, как это бывало раньше. Она не бросила трубку, не назвала меня «неблагодарной эгоисткой». Хотя все эти слова можно расценить как неблагодарный эгоизм…

Только Богу известно, как ей было тяжело со мной. И что происходило в ее душе, в ее сознании, пока она много лет пыталась сдерживать мою злую, упертую натуру, только ей одной известно…

В конце нашего разговора, Мама сказала: «Я очень тебя люблю и крепко обнимаю!» Это было странно и так необычно услышать от нее эти слова…

30 апреля 2022

День 5. Маленькими шагами

Сегодня мы были на второй встрече с психологом. Психолога зовут Анна.

Очень была хорошая встреча. Мы про столько всего успели поговорить!

Анна не берет денег за свою помощь. Она работает раз в неделю в социальном центре помощи. И там не принято проводить частные приемы. Но сразу после первой же нашей встречи, узнав об этом, мне стало неловко. Анна помогает нам. И мы можем, а главное, хотим ей помочь. Но чем же я могу ей помочь? Такая разбитая, хромая и печальная? Но я вдруг вспомнила, что все же могу предложить Анне то, что ей может помочь в ее работе. Это так здорово, я очень рада, что угадала! И ей очень понравились визитки, которые я сделала для неё! К следующей нашей встрече мы с Сашей уже привезём ей напечатанные 100 штук визиток. Анна рассказала, что уже 4 года пытается сделать персональные визитки, но все не то и не так. А тут она увидела один из вариантов и сразу сказала: «Вот! Вот эта!» Нам понравился один и тот же вариант. Я всегда очень рада, когда нам с клиентом нравится один и тот же вариант. Это значит, что я хорошо поняла этого человека, его вкусы, его характер, его образ себя. Тоже, наверное, в каком-то смысле, психология… И я поняла, что она очень довольна. Раз она не берет денег за приём, я рада, что хоть как-то могу ее отблагодарить.

Сегодня Анна рассказала нам о том, что ещё один ребёнок 11-ти лет выпрыгнул из окна три дня назад… И эта девочка тоже состояла в подобной социальной группе. Анна попросила меня найти ссылку на эту группу. Видимо, эта информация пригодится психологам, и соцработникам из центра, в котором работает Анна.

Как же это страшно, как страшно…почему эти невинные и наивные человечки идут в эту темноту, даже не оглядываясь?..

А ещё Анна предложила мне приходить к ней чаще и без Саши. Я засомневалась, ведь я ничего от Саши не скрываю, и я могу про все говорить при нем. Но она подметила кое-какие мои внутренние сложности, над которыми нужно работать глубже и индивидуально.

Ну хорошо… К тому же, Саша очень стал настаивать, чтобы я согласилась на эту помощь. Ведь речь шла о том, что во мне, как сказала Анна, очень большое чувство вины. А оно, в свою очередь вызвано тем, что я не даю себе право на ошибку. Мне кажется, что я должна быть идеальной. Но я никогда не стану такой. И поэтому моему чувству вины не будет конца, ведь я так ошиблась, и теперь это не исправить. Но что бы я ни делала, как бы не пыталась дотянуться до поставленной планки, согласно моим представлениям о мире, я все равно никогда не буду достойна любви и уважения. Меня не за что любить. И сама я любить не умею. Все так. Но возможно ли изменить это представление? Ведь эта жизненная философия складывалась у меня годами, даже десятилетиями, подкрепленная личным опытом.

Анна сказала, что нужно будет исследовать мое детство и мои взаимоотношения с матерью. Я скептически отнеслась к этому. Не хочу жаловаться на свою маму постороннему человеку, хоть и психологу. Еще вчера я впервые высказала маме по телефону свои обиды с такой силой, даже со злостью, что мне до сих пор немного стыдно за себя. Но Анна объяснила, что этот процесс не нужно считать пустыми жалобами. Это будет работа над собой, которая должна ослабить комплекс «удачника» (к чему я стремлюсь) и «неудачника» (кем себя считаю) во мне. Это поможет мне стать более терпимой, спокойной, и не делить мир на чёрное и белое. Ух ты, неужели это возможно? Сашу эта возможность точно очень обрадовала!

P.S. Вернувшись от психолога я не села работать как планировала, а просто отдохнула, выбрала Сонины фото для нашего уголка памяти, потом даже позанималась на фортепиано. А потом я решилась, и первый раз за месяц сделала несколько маленьких шагов без костылей. Так радостно просто ходить!

Физические раны затягиваются. Организм такой умный и сильный, он восстанавливается со временем. Может ли излечиться душа от такой боли?

Когда я делаю эти неуверенные, но самостоятельные шаги, я чувствую, что у меня есть надежда. Нужно время, терпение и… смысл, чтобы было желание продолжать.

1 мая 2022

День 6. Две Сони

1 мая, день труда. Выходной.

Пью кофе и смотрю на Сонины фотографии, обнимаю Соню-единорожку.

У Сони всегда была любимая игрушка, с которой она засыпала в обнимку. Сначала Саша подарил совсем еще маленькой Соне, ей было всего пару месяцев, милого ушастого зайку. Зайка просто лежал рядом с ней в ее кроватке. Ей нравился этот зайка и она всегда хватала маленькой ручкой за его белый хвостик, так и держала его, пока спала.

Потом, когда Соня стала постарше, подарили ей мишку Басю. Мишка через пару лет истерся, пришлось даже несколько раз его зашивать. Из мишки буквально начал «сыпаться песок». Его наполнитель, который используется в игрушках-антистресс, стал потихоньку покидать его тельце, и он «худел» на глазах.

А пару лет назад мы с Сашей случайно увидели эту розовую игрушку в магазине, и Саша купил ее. Привезли эту мяконькую единорожку Соне. Она была очень рада!

У меня есть привычка давать имена неодушевленным предметам, которые «живут» у нас дома. Даже наше авто имеет имя. И даже техника в доме. Мы с Соней даже скрепковыдергиватель назвали Валерой:)

И вот мы спрашиваем Соню, как она назовёт своего нового «питомца»? Она подумала и сказала: «Соня». — «Как, тоже Соня?» — «Да.»

Так у нас стало 2 Сони — Соня — хороший маленький человек, и Соня — розовая единорожка. Она спала с ней в обнимку, не выпуская ночью из рук. В каждую поездку она брала с собой эту Соню. Соня была всегда с ней.

И теперь Соня-единорожка спит со мной, и я так же обнимаю ее всю ночь, как это делала Соня-хороший маленький человек. Соня-единорожка ездила с нами сразу после произошедшего в санаторий, в который нас отправили друзья, и мы жили там 4 дня. Она ездила с нами к моим родителям в Краснодарский край, чтобы поддержать их сразу после случившегося. Она уже давно нуждается в мыльной ванне, но я никак не могу ее «искупать»… Ведь ее обнимала моя Соня 2 месяца назад..

Мне стало казаться, что Соне-единорожке нужен друг или даже Мама. И я заказала в интернет-магазине такую же игрушку, но побольше. Теперь большая единорожка обнимает маленькую Соню днём. А я пока не могу перестать обнимать ее ночью…

2 мая 2022

День 7. Жить долго и счастливо

Каждое утро я смотрю в то самое окно на кухне, из которого, как птичка, вылетела душа моей Сони. Сегодня ночью, в 1:45 будет ровно 2 месяца, как ее душа вернулась домой.

Каждый день, я смотрю в это окно на небо. Радуюсь, когда вижу лазурно-голубое небо и солнце, и красивые облака, все стараюсь разглядеть в них что-то. Опускаю вниз глаза… И вижу стройку детского садика, которая длится вот уже 12-ый год.

Рядом стоит новая школа, которую тоже давно не могут закончить. Но недостроенный садик всегда выглядел очень тоскливо, безысходно. Здание стояло недостроенным несколько лет, и только последние полгода за него взялись и, видимо, решили все-таки достроить.

Мы с Соней часто смотрели в это окно, и я говорила ей: «Буся, смотри, какие они молодцы! Они трудятся!»

В любую погоду, с утра до позднего вечера. В выходные и праздники шла работа на стройке.

— Даа… они молодцы… — отвечала Соня.

А иногда она первая подходила к окну и спрашивала меня:

— Мам, они трудятся?

— Да, Соня, смотри, трудятся! Они молодцы! Пойдём и мы с тобой тоже трудиться!

И мы шли трудиться… Я возвращалась к своим грандиозным целям и задачам, Соня — к нелюбимой математике…

Ей так тяжело давалась учеба… И с каждым днём я чувствовала ее угасающий интерес и мотивацию к этой сложной, непонятной цели — учеба в школе, «зарабатывание» оценок…

Мне это было совершенно не понятно, почему у неё нет этого азарта, этого упрямого желания сделать, решить, быть лучше кого-то другого, выиграть, победить, доказать, проявить упорство, хотя бы ради того, чтобы похвастаться!.. Амбиции и упрямый азарт… Казалось, ей было чуждо все это…

Когда-то давно, несколько лет назад, когда Соня ещё была маленькая и ещё не ходила в школу, я заинтересовалась направлением, которое совмещает в себе астрологию и психологию — Дизайном Человека (Human Design).

О нем мне рассказала моя двоюродная сестра, которая пыталась понять себя, найти свой путь, потому что чувствовала себя несчастной, как будто в западне разрушительных отношений и постоянного ощущения себя жертвой.

И меня увлекло это учение. Ведь оно обещало мне раскрыть в самой себе сильные стороны и принять слабые. Я надеялась, что оно поможет открыть в самой себе глубинный смысл этих «слабых» сторон, ведь эти слабости могут стать и сильными чертами, если правильно их раскрыть и как бы «разблокировать». Я хотела найти свой путь…

И я построила сначала Натальную карту для себя. Нашла там очень много сходств со своим характером, своими прошлыми событиями в жизни. Потом такую же карту я построила для Саши, и снова я нашла сходства! Ну и конечно, я сделала все тоже самое для Сони…

Но когда я стала «расшифровывать» ее карту, то не смогла продолжить. Меня огорчило и даже напугало то, что я увидела там… Слабость… Зависимость… Уход в себя… Очень глубокие духовные возможности, но наравне с ними, и глубокие проблемы с мотивацией, целью и смыслом в жизни.

Из-за этих неприятных «открытий» я решила, что я просто не понимаю и не разбираюсь в этом, а значит, мне просто не стоит продолжать.

Так я оставила Human Design на неопределенный срок…

На полке стоят редкие книги, в архиве на компьютере лежат обучающие курсы. Все это было отложено «на потом», «когда-нибудь»… Но я так и не решилась возобновить обучение из-за страха, что это окажется правдой.

Однажды я рассказывала Соне про линии на руке и что есть целое мистическое направление, которое называется «хиромантия». Те, кто умеют читать прошлое и будущее по линиям на руке, могут рассказать о том, как долго ты будешь жить, и будешь ли ты счастлив.

Я в этом не особо разбиралась, так, знала, как и многие, основные линии — линию ума, сердца и жизни. Показала Соне на примере своей руки эти линии. Соня стала всматриваться в свою ладошку и спросила:

— Мама, а почему у меня такая короткая линия жизни?..

Меня снова как ужалило это… Я на секунду запаниковала… Но потом «нашлась»:

— Буся, линию жизни надо обязательно смотреть по обоим рукам. На эту линию влияют и другие линии! Вот у тебя и эта линия есть и вот эта. Значит ты будешь жить долго и счастливо!

А внутри у меня снова проснулся тот самый страх, который поселился после неудачного составления Натальной карты несколько лет назад.

Этот страх рос во мне многие годы.

И я так боялась, что Соня будет слабой, зависимой и склонной к апатии и депрессии. Поэтому я сознательно и бессознательно старалась «укреплять» ее характер трудом, терпением, победами в творчестве. Художественная школа, бальные танцы, современные танцы, айкидо, карате, рисунок в частной художественной школе, частные уроки музыки — «смотри как у тебя классно получается!» Обучение профессиональным навыкам. Красивые, веселые, интересные книги — от 3D-книг с секретами и необычными, забавными фактами, до смешных комиксов.

Развитие творческого и логического мышления, курсы скорочтения, программирование для детей… Чего там только не было… Я хотела, чтобы она делала хоть что-то и видела, что у неё получается! Я поощряла ее желание ходить из школы самостоятельно. Я учила ее готовить, красиво оформляла ее книгу рецептов, чтобы ей хотелось туда заглядывать и, возможно, продолжать ее заполнять уже самостоятельно. Я «вела» ее дневник с 3 лет. Писала понятными печатными буковками и оформляла каждое событие забавной иллюстрацией. Я обвела ее котиков, в программе векторной графики, которых она нарисовала от скуки на уроке и предложила сделать из них целую презентацию. Одного такого, самого классного котика я напечатала на футболке в фотостудии и там была надпись: «Котик — супермен! Я спасу мир! Made by Sonia Sedova», и Соня несколько раз даже надевала эту футболку…

Но она не захотела сама вести дневник, или дополнять книгу рецептов, рисовать собственных персонажей и спасать мир… почему?.. Я не знала, не понимала…

Как будто она и не планировала «жить долго»…

Зато счастливо! Я очень хочу в это верить… Что она была счастлива с нами… По крайней мере, большую часть своей короткой, но очень важной жизни. Как будто она пришла в эту жизнь побыть веселым, добрым, милым ребёнком. А потом ее душа захотела вернуться домой. Потому что она выполнила своё предназначение здесь, на Земле?..

Предначертан ли для нас план нашей жизни? Наша судьба? Или мы творим ее сами? Говорят, линии на руке меняются с течением жизни. И возможно, каждый наш выбор определяет нашу жизнь на дни и годы вперёд?..

И возможно фраза «уважать ее выбор» — это о том, что нужно попытаться уважать жизнь, судьбу, Творца, выбор души, который, возможно, был сделан задолго до ее рождения на Земле?…

3 мая 2022

День 8. Ничтожество

Сегодня ровно 2 месяца с момента Сониной смерти… И это был очень тяжелый день. Сегодня я случайно нашла Сонино письмо, которое она написала самой себе, в будущее. Одиннадцатилетняя Соня написала себе пятнадцатилетней. Записка была свёрнута, а на ней подпись: «Не открывать до 15 лет».

Я открыла ее… И прочитала…

В этой записке Соня интересовалась новыми сериями сериала, на котором была помешана она и ее 2 новые подруги-одноклассницы. Тот самый, где она выбрала себе роль «раба»…

Она спрашивала будущую себя: «С кем ты сейчас дружишь?» и «Нашла ли себе мужика?»… Мужика?.. в 15 лет?.. Я никогда не говорила так. И я не понимаю, почему она думала так о себе? Что в 15 лет ей нужно будет найти какого-то мужика… И главное, ее интересовало: «Получилось ли набрать хотя бы 100 подписчиков на своём канале в YouTube…НИЧТОЖЕСТВО?»

Ничтожество… Она считала себя ничтожеством. Но хуже всего то, что она не верила, что к 15 годам что-то поменяется. Нет настоящего. Но нет и будущего.

Она не мечтала о любви, о новых друзьях, о том, как она вырастет и станет красивой девушкой. Как она влюбится и поцелуется впервые! Она видела своё будущее — как ничтожества, которому возможно, если повезёт, удастся найти мужика…

И я поняла, что она так думала о себе из-за меня. Это я медленно, но верно убивала в ней личность, веру в себя, чувство собственного достоинства. Я не принимала ее такой, какой она была.

Я помню слова, которые я говорила. Которые никогда теперь не забуду. И не хочу забывать. Когда во мне просыпался Сталин, я и правда бывала монстром. Я говорила такие ужасные вещи…

— Я устала! Я больше не могу! Я скоро сойду с ума!

— Я не справляюсь! Все что я делаю — бессмысленно. Я занимаюсь с ней часами! Каждый день! И никакого толку!

— Я больше не могу этим заниматься. Видимо, плохой из меня и родитель и педагог… Вот моя мама — и орала на меня и оскорбляла и даже била. Но получилось же у неё воспитать сильного и упорного человека.

— Может отправить Соню к бабушке? Может хотя бы у бабушки получиться?

— Она не тянет эту школу! Она не тянет эту программу! Надо менять школу!

— В кого она такая?!? Почему она ничего не хочет?! Почему ей ничего не интересно? Это вообще у вас семейное (все это я говорила Саше), — лень и желание только развлекаться!

Я была расстроена, растеряна, пыталась убеждать Сашу, что все серьезно и надо что-то менять… И все это Соня, наверное, слышала из другой комнаты, и Бог знает, какие мысли у неё были в этот момент.

Теперь я постоянно вспоминаю свои самые страшные слова. Слова, которые могут довести любого подростка до суицида. Слова, сказанные когда-то Соне во время очередного нервного срыва:

— Если ты будешь так же безразлично относиться ко всему, если продолжишь так лениться, ты вырастишь никчемным, слабым человеком! А зачем нужны эти слабаки? Которые только ноют и жалеют себя. Потом становятся наркоманами. И даже кончают жизнь самоубийством! Может это и к лучшему… Такие вот бесполезные люди — отбросы… Им и не стоит жить!

— Ты — неудачница! Не из-за двоек, нет. Из-за того, что не можешь взять себя в руки, в конце концов переделать, исправить, сделать так, как должно быть. Ты просто отворачиваешься и уходишь заниматься какой-то бесполезной глупой ерундой!

— Ты видишь, что мы с папой ссоримся только из-за тебя?!

— Ну, слава Богу, что жива и здорова! Хотя, это ведь не твоё достижение. За это Богу спасибо!

И 1-е место:

— Чего бы я не добилась, каких бы успехов я не достигла… У меня всегда будешь ты, которая опустит меня на землю…

Когда я вспоминаю все эти слова… И то, как она слушала это, опустив голову… я хочу убить себя. Или сделать себе очень больно. Потому что я этими словами именно так и поступала с ней. Убивала ее. Медленно и жестоко…

Конечно все эти страшные слова я сказала может всего раз, или два. Но я думаю, этого было достаточно, чтобы в ее сознании могла поселиться мысль о том, что она мешает, что без неё было бы лучше, что таким как она не зачем «коптить воздух». Что она, оказывается, «Ничтожество»…

Когда нам была назначена встреча у следователя, через 2-3 дня после Сониной смерти, я хотела сказать ему, что это я довела ее до суицида. Не в эту ночь, нет.

А за все несколько лет, когда она слышала от мамы, которую она любила и которой доверяла, такие страшные слова. Я узнала, что есть статья Уголовного Кодекса, которая определяла до 10 лет тюрьмы за факт доведения человека до суицида. И я подумала, что, если меня посадят в тюрьму? Может быть, я смогу хоть как-то искупить свою вину за ее смерть? Точнее, за ее убийство.

Саша испугался моих идей и стал убеждать меня, что это не так, что я не хотела этого… Что мы все ошибались и не раз, но это не значит, что мы желали смерти своему ребёнку. И что в ту ночь она испугалась, она испытывала массу эмоций — в том числе чувство стыда, что раскрылось все то, что она так долго прятала и что мы теперь смотрим на неё с ужасом, так как не верим и не понимаем, как она может таким заниматься, писать о себе такое… Вот этот маленький славный человечек… Наша Бусинка, наш Жучок, наш маленький Рыженький котик… Этого просто не может быть…

Моя девочка… Ведь я рассказывала ей об опасностях такого рода, ведь я просила ее быть осторожной. Я часто спрашивала, не общается ли она в этих странных, жестоких группах? Я рассказывала ей о нестабильной и очень хрупкой детской психике, и о том, как опасно общаться с такими людьми или детьми. Мы даже не позволяли смотреть фильмы ужасов по этой причине.

Мы говорили по-доброму, рассказывали, показывали фильмы — это не работало… Мы говорили строго и сурово. Она закрывалась и уходила в себя ещё больше. Я доверяла ей и не проверяла ее телефон, я не отслеживала ее местоположение, у нас не было родительского контроля. Может зря?..

Из раза в раз, я, своей жёсткой позицией «идеального» человека по жизни просто не дала ей шанса быть собой. Быть другой. Я не принимала ее. Я хотела сделать из неё себя. Точнее, лучшую версию себя. Но это было невозможно. И ей пришлось психологически «выживать» как она могла.

Роль жертвы и принятие роли «раба» для мучений в этом сообществе — может это попытка психики адаптироваться к глубокому чувству вины, за то, что она постоянно огорчает меня, что я разочарована в ней и что она никогда не сможет соответствовать моим установкам. «Виновата? — так получи наказание!»

Нет, я не кричала на неё в ту ночь, я была в шоке… Я была растеряна, мне было страшно. За неё, за всех нас. Я поняла, что мы опоздали… Потому, что все то, чего я боялись, чего мы все так боялись — ее сильная аутоагрессия, граничащая с мазохизмом, желание делать себе больно и осознанно выбирая роль «раба» и жертвы, все это проявилось теперь на поверхности так явно. И наш главный страх за нее — стать легкой добычей для любого злого, больного или жестокого человека, стал явью.

Она и была той «слабой личностью, которой может и не стоит жить на этом свете». Я говорила так о наркоманах, алкоголиках, зависимых и слабых людях, которые, как я говорила, вообще не понятно зачем живут на этом свете и «коптят воздух» зря. И она, видимо, так наказывала себя за это. Как умела, так и находила «баланс» внутри себя.

Нужно было найти психолога. Сейчас я это понимаю. Я думала уже заняться поисками врача. Особенно после того, как она стала меня спрашивать, не было ли у меня воображаемого друга в детстве? Я сказала:

— Нет, не было. А у тебя есть такой друг?

— Да.

— Добрый ли это друг?

— Да… — с некоторой неуверенностью отвечала она мне.

— Вы с ним разговариваете?

— Да. Иногда.

— И что же он тебе говорит?

— Я не помню.

«Я не помню» — могло бы стать вторым именем для Сони. Потому что такой фразой заканчивался каждый диалог, который по тем или иным причинам она не хотелось продолжать.

Потом ещё она как-то спросила:

— Мама, а в чем разница между психологом и психиатром?

Я попыталась объяснить. Но не сделала выводов, не задала себе тогда самый главный вопрос: «Почему она спрашивает о психологе или психиатре? Может быть, ей нужна помощь? Или может, это такая скрытая просьба о помощи?»

Телефон — это было единственное, что кажется, ее интересовало.

Хорошо, что она ходила 2 раза в неделю на карате и раз в неделю на частные уроки игры на гитаре. А то бы она не отходила от этого телефона совсем.

Мне нравилось, как она играла на гитаре! Для меня музыка — это вообще волшебство! Я не умею ни на чем играть и всегда думала, что у меня ни слуха, ни голоса. Так что, Соня в этом была для меня просто вау!

Последние пару недель мы стали учиться вместе скетчингу. Скетч — это в переводе «набросок». Это рисунок тоненькими чёрными гелевыми ручками, или линерами. Причём, сложность в том, что ты сразу должен рисовать ручкой и исправить что-то не получится, если ошибёшься! Поэтому нужно учиться продумывать композицию и форму заранее.

По вечерам мы включали видео-урок и рисовали вместе новую картинку, повторяя за преподавателем и глядя на оригинальное фото. На каждом уроке — новая картинка. Зарисовки, натюрморты, городские пейзажи, рекламные иллюстрации. У неё отлично получалось! Ее рисунки мне нравились даже больше, чем свои! Саша, бабушка и дедушка были в восторге! Я тоже была так рада, что наконец-то я вижу, у неё есть способности и она с удовольствием рисует. И главное, она сама приходит и просит пройти новый урок.

Когда в школе не было завала по домашним заданиям, мы с удовольствием учились рисовать вместе. Почти каждый вечер, опять же, если школа позволяла, мы читали. То есть, я ей читала на ночь. Ей очень нравилось! И я хотела прочитать ей все свои самые любимые книги!

Сначала была книга «Цветы для Элжернона». Это было так здорово! Потом читали Робинзона Круза, но уж больно сложный старый язык… Я помню, как сама читала эту книжку в детстве, но современным детям такое трудно осилить.

Читали так: читаем минут 5, а потом минут 15 обсуждаем. Соня спрашивает много, я отвечаю, делимся эмоциями. Снова — 5 минут чтения, 15 минут — разговоров. Поэтому чтение одной книги у нас порой растягивалось на месяцы!

А последняя книга, которую мы читали и так и не успели дочитать — тоже моя любимая. Братья Стругацкие «Понедельник начинается в субботу». Веселое фантастическое приключение! Соне очень нравилось!

Прочитали серию книг Ирины Токмаковой и Ирины Пивоваровой, Мери Поппинс, Мумми-Тролли, Сеттона Томпсона, Денискины Рассказы, почти все книги Кейт ди Камилло.

На очереди я готовила более серьезные книги: «Убить пересмешника» Харпер Ли, «Мастер и Маргарита» Булгакова и «Трудно быть Богом» Стругацких.

Когда мы просто жили, веселились, читали, рисовали, играли, гуляли, болтали… мы были счастливы! Но как только речь заходила о школе… вся эта радость исчезала.

Все это происходило так быстро… 4 месяца в общей сложности, не считая праздников, каникул и дней, когда Соня оставалась дома по болезни. Могла ли она дойти до суицида за 4 месяца? Или на это потребовались годы «обработки» уничтожающими личность словами от человека, которому Соня доверяла и которого любила?

— Сонь, ну ты же понимаешь, что я человек очень сложный, скажем прямо — хреновый я человек! И мама я так себе…

— Нет! Ты — хорошая мама! И ты — хороший человек! — смеялась в ответ Соня.

Когда мы с Сашей были на второй встрече у психолога, она спросила у меня:

— В чем заключается такое сильное чувство вашей вины?

— В чем?… Нам не хватит часа, чтобы я обо всем рассказала…

— Ничего. Мы будем обсуждать это постепенно. Одно за другим. Проработаем каждую Вашу негативную установку.

Возможно ли такое «проработать»?… Смогу ли я простить себя за все это?..

Мне кажется, что эмоциональный садист или социопат — это не тот, кто издевается и унижает человека без остановки. Это такой человек, манипулятор, который втирается в доверие, делает так, что жертва начинает испытывать любовь, а затем болезненную привязанность к этому монстру. И воспринимает его не как садиста, а как прекрасного человека, к которому жертва испытывает любовь, привязанность, доверие, а потом и зависимость. «Ты хороший человек! И ты хорошая мама!» — говорила она мне…

А социопат в нужный момент испытывает жертву как на качелях — «люблю», «ненавижу», «люблю», «ненавижу». И так до тех пор, пока жертва не станет полностью зависима с полностью подавленной волей. «Ты — неудачница!» — говорит он в тот момент, когда жертве больше всего не достает поддержки. Вот кто такой садист-социопат.

И порой мне кажется, что именно такие отношения у нас и были с Соней. Она любила меня, доверяла и была болезненно зависима от моего мнения. А я подавляла ее волю, тем самым подводя ее к этой страшной черте.

Саша прочитал эту записку и заплакал… А потом сказал:

— Ты никогда не называла ее ничтожеством!

— Да, так не называла… но говорила другие, не менее ужасные слова.

Моя дочь любила меня. И ненавидела себя. Она хотела избавить меня от себя, такой неудачницы, такого ничтожества… Лучше бы она ненавидела меня. Как я когда-то в детстве ненавидела свою маму. Злость и обида дали мне силы защищать себя. Почему она не смогла? Почему эту злость, такую сильную разрушающую злость, она полностью обратила только на себя?..

Нет, Бусинка… ты не Ничтожество. Ты — Особенная! Я никогда не встречала более светлого, доброго, любящего и терпеливого человека, чем ты.

Ничтожество — это человек, который может предать и обидеть более слабого. Особенно, если этот слабый — любит и зависим. Это тот, кто делает другим больно, самоутверждаться за чужой счёт. Ничтожество — это я.

4 мая 2022

День 9. Виновны

После этой записки «В будущее» я как будто снова оказалась там, в то время, когда мне хотелось умереть. Я снова стала сомневаться, что у меня есть шанс справиться с этим. Я попыталась поговорить об этой записке с Сашей. Но у него аллергия на плохие новости. Он не может и не хочет ничего обсуждать. «Зачем?», «Все равно ничего не исправить», «Мы не узнаём теперь». Вот и весь диалог…

Я спросила его:

— Как ты думаешь, если бы Соня жила только с тобой, какой был бы исход?

После 5 минут пререканий и отказов это обсуждать, мне все же удалось узнать его мнение:

— Ну, я бы не парился на счёт учебы. Училась бы как могла. Спросил бы у неё, не нужна ли помощь и может лучше перейти в другую школу. Не захотела бы менять школу — оставил бы все как есть.

— А если бы ее оставили на второй или третий год?

— Тогда пошёл бы к директору и спросил, что делать.

Спросил бы директора… что делать…

Вот тут до меня дошло!

Я поняла, почему я так отчаянно старалась заниматься с Соней, почему мне было так важно читать ей книги, рисовать с ней, обучать чему-то, но и стараться подтянуть учебу. Много лет подряд. Каждый день каждого года кроме воскресений. И даже на каникулах.

Мне важно было, чтобы она увидела, почувствовала, поняла, что она может! У неё получится! Она особенная! У неё есть способности! Больше всего я хотела, чтобы у неё в этой жизни были возможности. Не плыть по течению, чтобы кто-то подобрал ее и все придумал и сделал за неё. А чтобы она сама выбирала! Чтобы была самодостаточной!

Я всегда осуждала эту врожденную, семейную слабость характера в Сашиной семье. Осуждала воспитание его матери. Ее слепое потворство своим и чужим слабостям, чрезмерная опека и забота, не желание или не способность видеть проблемы и ошибки. Эта же неспособность, как мне казалось, передалась и ее детям. То ли на биологическом уровне, то ли по причине того, что дети постоянно видели эту мамину слабость и зависимость, и неосознанно впитывали ее как губка. А потом повторяли как по кругу все те же ошибки. И вспоминая истории из жизни Сашиной семьи, я понимаю, как же я злюсь! Злюсь, потому что никак не могу принять этого. Не любить своего ребенка, быть к нему слишком критичным или даже безразличным — это ужасно! Но вот такая убийственная опека, такая зависимость, которая лишает ребенка воли, характера, желаний, амбиций, будущего, в конце концов — это не менее ужасно!

Когда мы только познакомились с Сашей, я помню, как спросила его:

— А где ты учился?

Он назвал какой-то Электролампово-электромеханической институт имени Втулкина-Поперечного. Кажется, дальше я спросила, нравилось ли ему учиться и хотел ли он работать по своей специальности. Получив отрицательный ответ, спросила:

— Почему не выбрал что-то более интересное и полезное?..

— Ну, у мамы не было возможности.

— Что? В смысле? Ты же в 21 год пошёл учиться в Институт?

— Ну да.

— И твоя мама тебе выбирала институт?

— Ну я пошёл куда все пошли…

Вот это я не могла понять. Не могла принять и понять этого. Осуждала его. За лень, инфантильность, слабость и желание скинуть ответственность за свою жизнь на кого угодно. А главное, не способность делать свой выбор. Осознанный выбор. Ставить себе цель и трудится ради неё. Не желание думать, делать, создавать. Желание прилипнуть пиявкой и сесть на чью-то шею. И главное — не дай Бог, кто-то скажет что-то плохое! Нет-нет-нет! Не может быть! У нас все хорошо! Сашина мама иногда так и говорила: «Нет-нет! Не говори мне этого! Я не хочу знать! Не хочу это слышать!» Он ей в ответ: «Мама, ну послушай, ведь это провда!» — но она только в ответ мотает головой, только что уши не закрывает, как маленький капризный ребенок.

Сашина мама до сих пор ни разу не позвонила и не выразила даже простых соболезнований. Ладно мне, я для нее чужой человек. Но и Саше она за эти полтора месяца не позвонила ни разу…

Вот эти качества я ненавидела в Сашиной семье и ненавидела их в Саше. Не способность принять ситуацию честно. Признать ошибку. Взять на себя ответственность. И терпеливо исправить ее. Проще самому себе врать, что все хорошо и ты молодец! А зачем что-то исправлять, если все хорошо?

Саша со временем изменился. Правда не обошлось без ошибок, последствия которых могли разрушить все, что мы создавали вместе годами. Видимо, ему нужны были все эти передряги, нужно было так сильно ошибиться, чуть не потерять все — бизнес, уважение, отношения и семью, чтобы в итоге осознать, как это важно — нести ответственность за свою жизнь и за все что ты в этой жизни делаешь самому.

Я часто просила Сашу вместе изменить нашу жизнь для того, чтобы Соне было проще. Чтобы она, глядя на нас тоже захотела что-то изменить.

Я много лет работаю из дома. Встаю когда хочу, работаю когда хочу и сколько хочу. Сама решаю, чем мне заниматься, сама придумываю и планирую свои рабочие задачи. И я очень любила свою работу и можно сказать, что иногда работа так увлекала меня, что я просто не могла остановиться, могла просидеть до утра.

Саша почти всегда был в разъездах. Он очень много времени тратил на свою машину (он фанат рестайлинга и любого тюнинга), а в остальное время он бывал в тренажерном зале (6-7 раз в неделю), и проводил нечастые встречи по работе.

Когда он приезжал домой, то он ел и потом ложился играть в PlayStation. Я ложилась рядом и смотрела как он играет. Соня обычно в это время все ещё делала уроки… Вот так каждый день… Ребёнок корпит над нелюбимыми учебниками, папа играет.

Я даже как-то спросила у Сони: «Соня, скажи, тебе наверное не приятно и не понятно, и наверное, кажется не справедливым, что ты там трудишься, а мы тут развлекаемся? Ведь это странно — я заставляю тебя работать ради твоего светлого будущего, а вот он — папа. Особо ничему не учился, особо не трудился, и вот — все у него есть. Так зачем тебе все это? Так?…»

Все это я спрашивала при Саше, чтобы доказать ему, что мы в ответе за ее восприятие реальности, мы формируем среду ее жизни и мотиваций. Так как же можно создавать такой разрыв? Она — мучается, трудится. Ей и так не легко, а попробуй-ка потрудись, когда в соседней комнате развлекаются! Да ещё и про какое-то эфемерное будущее все время говорят, про хорошую учебу, институт, важность знаний и умений. А тут вот веселый папа—дуралей, который и пишет то до сих пор с ошибками и живет, как ему хочется. Где логика?

Она часто не хотела отвечать на такие вопросы… По образу и подобию папы, она старалась не думать о плохом. Или меня не хотела расстраивать… С большим трудом я все же узнала у неё, что да, ей не легко связать эти вещи и не понятно, почему нужно так много трудится, когда рядом пример веселья и раздолбайства.

На все это Саша неизменно отвечал:

— И что же ты предлагаешь?

— Перестать играть по вечерам в PlayStation!

— А что же мне делать?

— Смотреть хорошие фильмы, читать книги, помогать с Соней, в конце концов!

— Я так устаю за день, и что, я не могу просто расслабиться?! Я же не развлекался целый день, я работал! И ты работала! Так почему мы не можем отдохнуть?!

— Ну хорошо… Я понимаю… Ты не хочешь глобальных перемен… Но давай тогда хотя бы дадим возможность Соне быть более самостоятельной? Она видит меня дома, не воспринимает мою работу, как что-то важное. Ей нужно ощущать себя взрослой, самостоятельной.

— Ну, так пусть будет! Закройся в комнате и пусть она сама справляется со всем!

— Я не могу так поступить! Если у нее вопрос по урокам, я должна ей ответить, помочь. Если она просит помощи, я не могу ей отказать или сделать вид, что меня дома нет.

— Так что ты предлагаешь?!

— Я могу как все нормальные рабочие люди уезжать работать в офис…

Пока мы были дома, я делала домашние дела, помогала Соне с учебой. И в перерывах я работала. Это было с одной стороны удобно — она всегда могла подойти и спросить. С другой — я отвлекалась от работы, и Соня скорей всего не думала, что то, что я делаю имеет какую-то ценность.

Однажды я ей показала, что я делаю. В каких программах работаю и как много всего нужно знать. Я рассказала, что я продолжаю учиться новому.

Ещё однажды я удивила ее, показав, что у меня на телефоне. Там были книги и научные статьи. У меня на телефоне нет ни одной игры. И телефон я использую только для работы и чтения. Кажется, она тогда очень удивилась.

Но Саша всегда стоял на своём:

— Нет! Я против! Ты работаешь из дома и меня это устраивает! Я не зря сделал для тебя домашний сервер, покупаю тебе дорогое оборудование для работы. Я хочу, чтобы ты работала, не нервничала, и не тратила время на какие-то офисы. Я категорически против! У нас хорошая жизнь! И я не хочу ее менять, только чтобы «создать какие-то там условия»!

И вот так происходило каждый раз.

Он не хотел, чтобы я выходила из дома. Он не хотел отказываться от PlayStation. Он не хотел ничего менять.

Несколько дней назад я почувствовала, что меня опять накрывает. На прикроватном столике, рядом с розой стоят Сонины письма Деду Морозу. Я предлагала ей писать их, когда она ещё верила в него. Оформляла красивые конвертики каждый год. Делали мы это заранее, недели за две до Нового года. Я сохранила все эти конвертики и открытки, с каждого Нового года…

Мы все писали свои пожелания Деду Морозу. Ну а Сонины конвертики я открывала, чтобы узнать, что ей подарить на Новый год!

Но когда она выросла и узнала, что Дела Мороза нет, я все равно предложила ей написать. Просто представить, что Дед Мороз — это такая большая, добрая сила. Он, конечно, не приносит игрушки, но может исполнить желание души. И так Соня нарисовала 2 письма для Дела Мороза. Одно из них было открыто. А другое заклеено. И я их не открывала никогда. Не знаю почему… Мне показалось, что это ее желания души обращено к Доброй большой силе, а не ко мне и это будет просто не корректно его открыть, ведь Соня его даже заклеила… и теперь я почувствовала, что мне можно их открыть. Вот что было в одном из них:

«Дорогой Дедушка Мороз! Пожалуйста, подари мне и моей семье счастья, здоровья, радости, успеха и сделай так, чтоб мы не часто ссорились.

С Новым годом!

P.S. И ещё, Дедушка Мороз! Игра мамы и папы все портит. Они часто в неё играют и Мама, когда я вхожу, кричит на меня. И поэтому мне бы хотелось, чтобы мама и папа поменьше играли в эту игру.

Пожалуйста, милый Дедушка Мороз!

С наилучшими пожеланиями и любовью, Соня!»

Мама, когда я вхожу, кричит на меня… Прочитав это, я захотела либо разбить эту PlayStation, либо съесть все транквилизаторы, которые только-только купил Саша по рецепту на несколько месяцев вперёд.

Но не смогла выбрать в итоге, что же нужно сделать сначала… Да так и сидела и только плакала.

Я вспомнила, что Саша однажды играл в такую игру, где нельзя ошибаться, «погибать», иначе придётся начать с самого начала. И чуть отвлёкся — начинай сначала. Поэтому, когда он в неё играл и входила Соня я заранее кричала: «Соня! Подожди! Нет-нет-нет! Подожди! Только не сейчас!»

Однажды она хотела просто что-то принести, а я вот так закричала. Она обиделась, ведь ей ничего не нужно было. Я пошла и попросила у неё прощение. Мне показалось, она простила меня. Но она помнила это, ей было не приятно и обидно.

Она хоть и пожимала плечами, говорила «не помню», она помнила…

Как жаль, что я не прочитала это письмо раньше, когда оно и было написано. В прошлом году? В позапрошлом? На открытке не было года…

Отвечая самой себе на вопрос психолога о том, почему я испытываю такое сильное чувство вины, я поняла вот что. Кроме осознания своих многочисленных ошибок, есть ещё кое-что. Мне было не все равно. Много лет я пыталась. Я придумывала разные решения, я искала эти решения и пыталась их испробовать раз за разом. Не подходит! Не работает. Попробую по-другому… Снова не работает…

Я отчаянно старалась «вытащить» ее наверх. Показать, как интересна, хоть и сложна может быть жизнь. Как здорово, когда делаешь то, что тебе по душе! Какой кайф ты можешь испытать, придумав что-то своё и воплотив это в реальность.

Я принимала решения. Я брала на себя эту ответственность. Я понимала, что если ничего не делать, то ничего не будет. Я знала, что как сорняки могут расти только очень сильные с детства люди, с характером, упрямые, с железной силой воли. А что делать с маленьким одуванчиком? Повторить опыт Сашиной мамы и всю жизнь опекать, вытирая поочередно своему ни на что не способному дитятке поочередно, то нос, то попу? Или последовать Сашиному плану? — Сыты? Обуты? Ну вот и все. А если все будет совсем плохо, то схожу к директору/маме/другу и спрошу у него что делать… А скорей всего, не буду делать ни-че-го.

Я как тот генерал, который принимает тысячи решений. И некоторые из них могут оказаться не просто ошибочными, а фатальными. Все твоё войско может погибнуть. И кто же примет на себя ответственность за провал? Тот, кто принял решение и следовал ему до конца. А кто не чувствует вины? Тот, кто не виноват. Или тот, кто вообще не принимал никаких решений. И получается, вроде и не виноват. Но в итоге мы оба виновны. Я — за то, что делала. Он — за то, что не делал.

Мы живем рядом со своим маленьким, или уже не маленьким ребёнком и не знаем его. Почему? Это трудно. Ведь ребёнок порой и сам не понимает себя. Но если в семье есть безразличие, страх или лень принять ответственность за жизнь и судьбу своего ребёнка, тут точно ничего хорошего не выйдет. Может я и не права… я не знаю… но я просто не могла наплевать на неё. Мне недостаточно было ее просто накормить и дежурно спросить: «Кадила?»

Я бы хотела, чтобы все эти сложные решения принимал за меня кто-то другой. И ответственность бы автоматически падала на этого человека, не на меня. Я бы хотела. Да не кому…

И вот, думая над всем этим, я чувствую, что снова возвращаюсь в стадию «Гнев». Осознаю себя в ней. И мне ничего другого не остаётся, как принять это.

Бывают и темные дни…

5 мая 2022

День 10. Судьба, знаки и уроки души

На первой встрече психолог спросила меня:

— Чему вас учила Соня?

Я задумалась… А потом ответила:

— Любви… Она учила меня любить и показала, как это, когда тебя любят просто так.

Я вспомнила, как когда-то мы говорили с Соней о судьбе, о душах, о Земных уроках. И она спросила:

— А какой у меня урок, Мама?

— Учить меня любви. — не задумываясь ответила я ей.

— У меня получается?

— Дааа! Соня, любовь — это твоё главное сильное качество!

— А у тебя какой урок?

— Учиться любить. Но, у меня пока получается не очень… И я уже не первую жизнь прихожу на Землю за этим уроком и никак не могу его пройти.

Я всегда чувствовала, что моя жизнь будет очень непростой. И не из-за трудного детства, не из-за сложных отношений с мамой в детстве и юности. Не знаю почему… Просто я так чувствовала. Чувствовала, что это будет очень необычная, сложная жизнь.

Помню, когда я училась в средней школе, то была влюблена в мальчика, на год старше. У него был ДЦП. Он с трудом ходил. Его мама каждый день провожала и забирала его из школы. Я мечтала однажды осмелиться и подойти к нему, предложить ему проводить его домой. Но я не решалась. Он мне казался самым смелым и сильным. Я очень уважала и восхищалась им. Он был высокий и как мне казалось, самый красивый парень. Он был терпеливым, добрым и очень скромным. Он учился в классе, где классным руководителем была моя любимая бабушка, учитель математики в старших классах. Поэтому я знала, как зовут этого мальчика. Я и до сих пор помню его имя: Максим Анискин. И у меня был доступ к его тетрадям:) Конечно он учился очень хорошо. Идеальный, каллиграфический почерк… Терпение в каждой строчке. Ровные циферки, правильные ответы. Я восхищалась им. Его терпению, трудолюбию и силе духа. Каждый шаг, каждое движение давалось ему с трудом. Но на его лице не было ни капли страдания. Он был боец. Я хотела быть похожа на него. И где-то глубоко внутри, я чувствовала связь с этим сложным жизненным выбором. Как будто я чувствовала уже тогда, что некоторые души выбирают сложные уроки для обучения.

Я боялась иметь детей ещё по одной причине. Кроме того, что я не чувствовала в себе необходимых достойных качеств, чтобы воспитать хорошего человека, я опасалась, что это «предчувствие» сложного выбора реализуется в рождении ребёнка-инвалида. Особенно, когда врачи, все как один, твердили, что мне нужно сделать аборт.

Ещё одна причина, почему я была рада кесареву — это то, что в этом случае риск ДЦП был ниже. Ведь я слышала, как иногда, во время естественных родов врач или акушерка слишком тянут ребёнка и случайно наносят ребёнку тяжелые повреждения ЦНС. Когда у меня родился прекрасный, здоровый и красивый ребёнок, да ещё и такой ангелочек, я выдохнула с облегчением…

Ну что? Что же это будет? Нет? Значит это было просто предчувствие?

Все у меня получалось. Все давалось легко. Говорили, мне повезло, просто удачливая.

Первый знак был, когда я уронила Соню. Ей было всего 4 месяца. Я отнеслась безответственно к жизни маленького ребёнка, который зависит от меня. Она получила травму черепа из-за меня. Заметила ли я этот знак? — Нет. Просто обрадовалась, что все «обошлось», да и ладно…

Второй важный знак — В 2015 году.

Мне поставили диагноз «рак кожи». Но мой близкий друг сделал операцию и буквально спас мне жизнь. Правда потом врачи сказали, что у меня метастазы в печени и я, конечно, залезла в интернет, и узнала, что с таким диагнозом мне осталось жить от силы полгода. «Вот оно… То, чего я ждала и чего так боялась. Значит, это будет долгая мучительная смерть от рака?…»

Я тогда отказалась ходить по врачам, отказалась от обследований, операций и химиотерапии. Вместо этого мы поехали с Сашей в путешествие по Азии, чтобы, может быть, в первый и последний раз увидеть эти прекрасные места.

Мы вернулись, готовые к трудной, но не долгой борьбе. Я вообще не была уверена, что нужно бороться. Нет, это не была апатия или «опускание рук». Это был здоровый прагматизм. Я была против того, чтобы продавать квартиру, чтобы потратить эти деньги на призрачную надежду излечиться в Израиле… Это бессмысленно. Меня все равно бы не удалось спасти, а моя семья останется без жилья.

Поэтому я просто регулярно ездила в онкобольницу в п. Песочное, главный онкоцентр в пригороде Петербурга, и, как и предлагала врач, мы просто «наблюдали». Операцию на печени мне делать не стали. Слишком было опасно, как сказал хирург — «Я ей всю печень истыкаю, а толку?»

Ну, нет так нет…

Дальше нужно было проверяться и «наблюдать». И вот, один наблюдательный врач, рентгенолог и специалист по МРТ, со смешной фамилией Лесничий обнаружил во время своих наблюдений, во время очередной МРТ—процедуры, что никакой это ни рак в моей печени! А просто гемангиомы. Такие маленькие кисты, которые часто бывают с рождения у многих людей. Вот так, из позиции «на пороге смерти» я перешла в позицию «я здорова». Нет, диагноз «меланома» у меня есть и по сей день. И я проверялась потом каждые полгода. Но я не была уже неизлечимо больна и не умирала. По крайней мере так быстро, как ожидалось.

Сейчас я думаю… Ведь это, наверное, был знак. Такой, что не заметить было нельзя: Посмотри на свою жизнь! Перестань так злиться! Цени каждый момент! Цени то, что у тебя есть! Но.. Я слишком глупа и эгоистична для этого. И я его пропустила мимо.

Третий знак случился вроде бы как по ошибке. Но ведь ничего не случается просто так?.. Однажды я увидела на телефоне вызов с незнакомого номера. Я взяла трубку и услышала:

— Здравствуйте… Это вас беспокоят из скорой неотложной помощи. Ваш номер телефона мы нашли в списке важных. Мне очень жаль Вам сообщать это. Но ваши родные погибли…

–… Что?…

Дома я была одна. Саши и Сони не было. В тот момент я подумала: «Вот оно…»

— Ваш муж…

— Подождите. Как его имя?

–… (дальше врач называет незнакомое мне имя)

— Я не знаю этого человека… — отвечаю я женщине.

— Ох, простите… Наверное неправильно набрала номер… простите!

— Ничего…

Конечно, я сразу позвонила Саше. Услышала его голос и тогда уже успокоилась окончательно. Эти ощущения ни объяснить… ни передать словами… Такие же эмоции я испытала 2 месяца назад. Шок, боль, не способность поверить в то, что это может быть правдой.

Четвертый знак был очень страшный… и очень судьбоносный.

Год назад в нашем же доме, тоже весной вышла из окна девочка. Ей было лет 7 или 8. Она была дома одна. Она оделась, собрала рюкзак, открыла окно и вышла. Кажется, это был 16 этаж… Она упала на крышу коммерческой пристройки на 1-м этаже, на крышу магазина.

Я тогда плакала 2 или 3 дня. Хотя я не знала даже имени этой погибшей девочки, не знала ее родителей. Но это было так жутко, когда маленький, невинный ребенок убивает себя. Столько вопросов тогда роились в моей голове… Это была случайность? Была ли она психически здорова?… Если бы я знала, что примерно год спустя сама окажусь в таком жутком кошмаре и буду задавать себе те же вопросы… Ещё тогда я решила, что я не хочу жить в этом доме и нужно уезжать… Но мы все откладывали это. Все ждали чего-то…

Пятый знак был летом. Когда мы были все вместе в Анапе, в гостях у моих родителей. На пляже, где мы купались погибли люди. Сначала воронка утащила мальчика, прямо у берега, за ним бросился отец и ещё один мужчина. Хотели спасти его. Но оба тоже погибли.

Шестой знак был, когда мы вернулись в Питер, и ехали куда-то по делам. Был сентябрь, начало учебного года. Соня только пошла в 5 класс.

Мы ехали в машине и играло радио. Началась реклама. И по рекламному сюжету одна «мама» жаловалась другой на то, что «дети совсем от рук отбились» и учеба совсем не идёт у них. Вторая «мама» тут же давала дельный совет: обратиться к психологу. Но все бы ничего и я бы даже не заметила эту рекламу, даже не вслушалась бы, если бы она не ляпнула: «Это же соматиииическое!»

Меня это и насмешило, и разозлило. Какое ещё соматическое? Сразу видно, какие психологи там работают… Разводят на деньги бедных родителей! И не стыдно им… А ведь я получила этот знак неспроста… Ну то, что соматическое-то ладно… А вот то, что мне нужно было срочно в ближайшее время искать психолога для Сони — это факт…

Саша снял москитные сетки с окон. И все хотел их то ли помыть, то ли перетянуть… Он, радостный, сообщил мне об этом, когда я лежала в больнице после очередной своей операции по удалению опухоли.

— Я помыл окна!

На дворе была середина ноября. Я была рада этому его внезапному порыву чистоты. Но удивилась, ведь на дворе была середина ноября. Уже случались первые морозы.

— Только сетки москитные снял. Зачем они зимой, верно?…

… Верно — ответила я.

Теперь я все думаю, какое стечение обстоятельств… почему он именно тогда решил сделать это?.. Почему снял эти сетки… Он все откладывал и обратно их так и не поставил.

Так много знаков, предупреждений, предчувствий. И все зря. Я ничего не услышала, не прислушалась к своей интуиции, не смогла ничего изменить, ничего не смогла исправить… А кода в памяти всплывает та страшная ночь и весь день, который предшествовал этой жуткой ночи, начинает казаться, что все мы делали что-то странное, не осознанное… Как будто под гипнозом…

Я все думаю об этом… О том, что я могла, но не сделала нужного. Не спасла ее…

6 мая 2022

День 11. Последний день. Последняя ночь

Думая о том, как я упустила все эти знаки и предупреждения, я медленно снова возвращаюсь к той ночи.

2 марта я написала своей маме.

Долго я не решалась это сделать. Или не хотела… Помню, что прямо заставила себя написать ей. Несколько дней собиралась и все откладывала… Но в итоге стало стыдно, что я такая трусиха. Всего-то надо узнать, как у нее дела и как ее здоровье.

Тогда уже началась война на Украине. И я не хотела особо ни с кем общаться, потому что не хотела собирать негативных мнений, добавлять чужих страхов. Не хотела никого успокаивать, убеждать что все будет хорошо… Может потому, что и сама не особо в это верила…

В итоге я все-таки решилась написать. Все шло хорошо. Я спросила, как дела и Мама ответила. Ничего особенного. И мы уже практически попрощались…

Но тут Мама все же прислала это сообщение…

В нем она настоятельно просила меня проверить Сонин телефон. Потому что сейчас детям отправляют всякие агрессивные и жестокие сообщения со стороны Украины из-за войны. Я понимала, что она права… Я тоже боялась этого и не хотела, чтобы моему ребёнку отправляли отрезанные головы. Но я же не проверяю Сонин телефон… как я смогу сделать это?… но ведь опасность реальна… нужно быть бдительным… Столько разных, противоречивых мыслей тогда появилось в моей голове. А в основе всего — страх… животный страх за своего ребенка.

Я пообещала, что сегодня обязательно проверю Сонин телефон.

Я объяснила Соне зачем мне это нужно. Раньше я никогда не брала ее телефон. И сейчас мне нужно было ее разрешение. Кроме того, у неё пароли на обоих телефонах. Она спокойно мне отдала, сняла блокировки и пароли.

Телефоны я забрала, отложила их в сторону. И все откладывала. Попозже… попозже… Соня делала уроки. Саша играл в PlayStation. Я дотянула до позднего вечера, когда Соне уже пора было ложиться спать. Она уже надела пижаму… Бывшую мою пижаму — фланелевую теплую пижаму в голубую и белую мелкую клеточку… Она уже умылась и почистила зубки… Время на часах было около 23:00.

Я взяла один ее телефон. Думала, быстренько гляну и спать…

Я открыла самую первую переписку в Вотсапе с очень длинным и странным названием… И дальше начался какой-то кошмар.

Я сидела с раскрытым ртом, не моргая, пялилась в одну точку с круглыми от шока глазами… В этот момент подошла Соня. Увидела меня. Спросила:

— Мамочка, что с тобой?..

— Ничего…. Просто… устала… ступай спать, Соня…

Обычно перед сном я обнимала Соню. Потом приходила укрыть ее одеялом и обнять ещё раз. Но сейчас я просто была в шоке… Я сказала ей идти спать, не обняв ее… И она ушла.

Если бы я обняла ее… Если бы обняла и сказала, что люблю ее… Может… она была бы жива?.. И ничего бы этого не было?.. Вот тут бы остановить все. Поставить на паузу прошлое. И оставить так. Но… на этом все не закончилось. Пришёл Саша и увидел меня. Он испугался. Спросил: что случилось? Я дала ему Сонин телефон. Он прочёл и резко сказал:

— Зови ее!

— Может до завтра отложим? — испугалась я его чересчур уверенного настроя.

Дальше ещё одна попытка взять себя в руки и пересилить эту панику… Попытка разобраться. Продолжили чтение вместе… Но стало ещё хуже… Я стала чувствовать, что мне трудно дышать…Саша не выдержал: «Зови ее! Я сам! Соня! Иди сюда!»

Пришла Соня…

Дальше начался тот страшный разговор.

Мы были в шоке, мы спрашивали, она молчала. Она почти не говорила ничего. Просто сидела, опустив голову.

Я решила, что мне нужно «выпустить» этот страшный разговор из моей памяти. Я его никогда не забуду, но, когда я пишу о чем-то, это как будто освобождает меня. Если хорошее — то это становиться чем-то ещё большим. А если плохое… Оно выходит из моего разума, и есть надежда, что оно уже не разорвёт меня изнутри.

****

Я: Соня, я взяла твои телефоны, чтобы проверить, не отправляли тебе незаконные, жестокие сообщения или видео. И что же я обнаружила?.. Все то, о чем я предупреждала тебя, о чем спрашивала тебя. А ты отвечала, что все хорошо, все нормально… Что же это? Я доверяла тебе. Я никогда не залезала в твой телефон, ведь так?

Соня: (кивает)

Я: Так за что ты нас так?… Ты понимаешь, как это ужасно, как опасно? Такие страшные вещи вы пишите… Ты хоть знаешь, что они означают?..

Соня: (молчит, опустив голову)

Я: Что значит *****?

(не могу писать это, слишком нецензурно и имеет довольно жестокий сексуальный подтекст).

Соня: (молчит)

Я: Тебе лучше сказать мне. Лучше поговорить со мной сейчас… Потому что я в таком шоке и так разочарована, что не знаю, когда теперь смогу и захочу с тобой поговорить….

Соня: (молчит)

Я: Почему ты молчишь?

Саша: Отвечай! Что это означает?

Соня: Ничего…

Я: Ничего?… Ты делала это? С тобой кто-то делал это?

Соня: (мотает головой — нет)

Я: Это правда? Ты не врешь нам сейчас?

Соня: (кивает)

Я: Ты понимаешь, что то, что вы пишите и делаете в этих группах не законно. То есть… если родитель одного из детей отнесёт телефон в полицию… твоего папу могут посадить за это? Потому что ты пишешь с номеров, которые оформлены на папу…

Саша: Отличная судьба у тебя будет, Соня! Папу посадят из-за тебя!

Я: Срочно удаляйся из этих групп и блокируй их!

Соня берет телефон, делает то, что мы сказали.

Если бы она заплакала, если начала хоть что-то говорить нам тогда… Хоть как-то дала понять, что она слышит и понимает… Но она молчала. То ли упрямо. Но ли не понимая, как все это было для нас серьезно. Оттого, что мы не понимали, слышит ли она, понимает ли она нас, мы продолжили увещевания.

Я: Ты понимаешь, как это все мерзко?… Где ты про все это узнала? Где?!?

Соня: (молчит)

Я: Разве мы с папой говорим так? Разве мы говорим такие гадости? Это грязно и мерзко — все что вы пишите там… А ты… я не узнаю тебя… ты же моя Бусинка… ты мой Жучок… Как же так?.. Я, выходит, совсем не знаю тебя… Ты совсем не та, кого я знаю?..

Я плакала… Соня молчала…

Я была в панике. Саша тоже. И ещё… Мы, вероятно, хотели показать ей, как мы напуганы. Что все это очень серьезно. Очень. Это не шалости. Никакое не баловство. Это опасные, страшные вещи. И мы видели, что она увязла в них уже давно… И все это время она говорила, что эти группы, в которых она переписывается — это простые ребята, такие же как она. И болтают они «о всяком»…

Я сказала, что она обманула нас. Что мы доверяли ей. Полностью. Поддерживали во всем. Уходили из дома, чтобы она могла побыть с подругой наедине и делать какие-то вещи без лишнего надзора… а она…

Я даже сказала в злости: «Ты обманывала нас… это подло. Я никогда не врала тебе. И доверяла тебе во всем. Я не следила за тобой, не ставила родительский контроль. Не проверяла твои телефоны, планшет или компьютер. Потому что я верила тебе. И верила, что ты умненькая, что ты можешь постоять за себя. Что ты можешь выбирать то, что лучше для тебя. Это подло!!! Так поступают… твари… не достойные люди…»

Я назвала ее тварью… свою дочку, свою Бусинку… своего маленького рыжего котика…

Я вспомнила как мама и папа, когда кричали на меня (а они это делали часто) называли меня «паршивой тварью». И это было… ну обычное дело для меня… слышать такие слова о себе. Правда я и стала социопатом в итоге…

Я сказала это мерзкое слово Соне впервые… и этого было достаточно…

Это были слова отчаяния… я боялась. Боялся Саша… Мы изливали на неё свой гнев, свою боль, свои страхи… Она молчала и принимала это все.

Ещё я помню, как сказала:

«Соня… ты знаешь, мы ведь с папой не пьём алкоголь. И я не пила уже лет 10 наверное… Но сегодня у меня появилось желание напиться… чтобы забыть все то, что я увидела и прочитала сегодня…»

Как будто мало ей было той вины, что мы и так на неё повесили…

Было ещё кое-что… Это было странно… Мы до сих пор не очень поняли почему она так сказала…

Я спросила: Вы с **** (одноклассница) не делали всего этого?

Соня: (мотает головой — нет)

Я: Почему у вас такое странное общение?.. (я просмотрела и их переписку. Там тоже было много такого, что тяжело принять).

Соня: (молчит)

Я: Она заставляет тебя?

Соня: (молчит)

Потом через минуту Соня говорит:

Соня: Может, вам стоит запретить мне общаться с ****?

Я и Саша в один голос: Как это, запретить?

Соня: Ну, вы же родители. Вы можете запретить.

Я: Нет, запретить общаться мы не можем тебе. Это не возможно. Только ты можешь решить, с кем тебе общаться, а с кем нет.

Через мгновение добавляю:

Я: А что, ты бы хотела, чтобы мы тебе запретили общаться с ****?!

Соня: (молчит)

Я: Соня, скажи мне пожалуйста! Она тебя заставляет? Ты не хочешь с ней общаться на самом деле? Ты хочешь, чтобы мы тебе запретили?

Соня: (мотает головой — нет)

Саша был ужасно зол. Он был в таком шоке… Он сказал одну фразу… Она мне тоже не даёт покоя. Но я не напоминаю ему ее. Потому что иначе он может начать винить себя в ее решении. Он сказал:

— Занимаясь такими мерзкими вещами, ты и твоя подружка—одноклассница идёте по наклонной… Вы ведёте себя как бляди… предлагая себя всем… И что дальше? Какая жизнь тебя ждёт дальше? Наркотики? Беспорядочная жизнь? Чтобы потом оказаться в канаве? Да так и надо будет! Не зачем таким жить!

Даже меня передернуло от этих слов… я тогда сказала:

«Саша… не надо так говорить…»

Он осекся: «Да… извини…»

Но это было на него так не похоже! Он никогда так не выходил из себя. Он был просто в шоке. Но я очень боюсь, что его позиция «против нее» и эта фраза «незачем таким жить!» тоже сыграла свою роль.

Вот и получилось, что мы все, как под гипнозом: моя мама со своими страхами, и мы с Сашей столкнувшись со всеми своими самыми жуткими страхами в ту ночь, все мы своим тяжёлым чёрным ужасом толкнули ее в эту пропасть.

Все это было как в жутком фильме ужасов. Медленно. Не реально.

Мы совершали эти поступки, один за другим… Причём как будто даже вопреки своим желаниям. Я не хотела писать своей маме. Ведь, наверное, и моя мама не хотела мне писать это свое сообщение, раз она сделала это не сразу. Я не хотела открывать Сонин телефон до последнего. Саша говорил, что как будто делал и говорил, не желая этого. Но мы это сделали. Каждый сделал то, что теперь не изменить. Мы могли остановиться, не поддаваться своим страхам. Но мы выбрали бояться. И этот страх и разрушил все. Сначала подточил каждого из нас изнутри, а затем мы все передали его Соне. А уж она никак не могла противиться такому большому, тяжелому страху и своему стыду оттого, что, как ей казалось, она привела нас к этой безвыходной точке невозврата.

Мне удалось только узнать у неё, что физически с ней никто не делал того, о чем было написано в этом и других ее чатах. Ее никто не обижал. Я надеюсь, это так…

И ещё я спросила: «Ты нас хотя бы еще любишь?..» и она ответила тихо: «…да…»

А потом она спросила: «Можно в туалет?»

«Да, конечно…» — ответили мы с Сашей в один голос.

И все. Конец.

Знаки… Они преследовали меня на протяжении всей жизни Сони. Но я не видела их. Не хотела видеть. Насколько эти последние сутки ее жизни были полны этими знаками…

— Не нужно проверять ее телефон…

— Пусть спит, завтра поговорим с ней…

— Пора заканчивать разговор, надо сказать, что любим ее и все будет хорошо…

Мы так и хотели… Дождаться ее из ванной, сказать, что хоть мы и расстроены, но мы переживем это все. И все исправим. И мы любим ее. Очень любим…Но мы не успели…

Мне видимо, нужно было это все написать. Чтобы это не сидело во мне темным и вязким страхом, гневом на себя, болью, что не смогли спасти своего самого важного, и такого беззащитного, запутавшегося любимого человека. Не поддержали. Не сказали, что все будет хорошо, не сказали, что любим ее. И она ни в чем не виновата. И мы со всем справимся…

Сегодня я опять плачу целый день…

И уже в бессильной злости я спросила, как будто в пустоту:

— Зачем мне столько всего? Зачем мне все эти умения и способности? Зачем такой сильный характер? Зачем такая сила воли и такое желание во всем разобраться и все понять? Зачем это все теперь? Когда мне больше ничего не нужно…

И тут я как будто услышала ответ. И я решила его записать. И на каждый мой вопрос, ответ возвращался тут же… Я поспешила записать все, что «услышала»:

— Тебе это нужно для того, чтобы идти дальше.

— Почему ты не могла идти дальше?

— Мой путь закончился здесь на Земле. Я выполнила свой план.

— Но это так жестоко…

— Да. Ты сама попросила меня об этом перед тем, как мы вернулись на Землю.

— Зачем?

— Чтобы ты могла реализовать свой жизненный план. Если ты увидишь свой путь. Если осмелишься.

— У всего и у всех есть план?

— Да.

— Даже у убийц, насильников, инвалидов, несчастных и убогих?

— Да.

— У нас был другой вариант? Где ты была бы жива?

— Да.

— Почему мы не пошли этим путём?

— Ты сама выбрала этот путь.

— Я выбрала твою смерть?

— Ты выбрала идти более сложным путём.

— Почему?

— Тебе трудно даётся твой урок. Ты должна найти своё предназначение. Для этого ты здесь.

— Ты поможешь мне найти мое предназначение?

— Я уже помогаю тебе.

— А если я не справлюсь?

— Значит, будет так. Нет верных и не верных выборов. Есть опыт.

— Значит, я получу просто другой опыт, если не выберу, не увижу «свой путь»?

— Да. Путей много. Свободная воля. Ты можешь выбрать любой.

— Но есть наилучший путь?

— Да.

— Как мне его узнать?

— Сердцем. Ты почувствуешь. Ты узнаешь. Сам путь будет приносить радость. А не только результат. Ты сможешь его увидеть если…

Дальше последовала пауза и я испугалась, что я потеряла эту «ниточку»…

— Если? Что если?..

— Если поверишь, что способна любить. Отдавать. Заботиться. Быть милосердной. Великодушной. Если захочешь принять себя. Свою злость. Обиду. Страх. Боль. Принять и полюбить это все в себе. А потом сможешь и выбирать.

— Выбирать?

— Выбирать из этих чувств то, что будет тебе ближе. Нет плохих эмоций. Они все — важны. Любовь и принятие себя — понять это. И любить все это в себе. А затем и в других.

— Любить гнев?

— Да. Гнев — обратная сторона силы.

— А как же ненависть?

— Ненависть — это не принятая, отвергнутая любовь. Если принять ее, проявится и любовь, которая стоит за ней.

— Получается, что все есть любовь?

— Да.

— Это все пока так… необычно для меня.. Мне нужно время, чтобы это осознать.

— Я знаю. У тебя есть все время мира.

— Спасибо что ты со мной…

— Я всегда с тобой.

7 мая 2022

День 12. Воздушные шары

Сегодня я решила, что пора поменять одеяло, под которым я сплю. Оно тёплое и я укрываюсь им зимой. Но уже май и под ним становится жарко. У меня есть другое, «летнее». Оно хранится под диваном, в специальном бельевом ящике. Я подняла диван, и увидела…

Воздушные шары.

На голубом небе…

Сонино одеяло и подушка. И комплект постельного белья, весь в воздушных шарах и голубых облаках, вернул меня в прекрасное прошлое, когда ее маленькие щечки касались ее подушки, а одна ножка обязательно выглядывала из-под этого одеяла. И я вспомнила все эти прекрасные моменты с Соней.

Как я будила ее по выходным. Как обнимала каждое утро…А сколько ещё вещей, книг, игр лежит каждая на своём месте и все так же ждёт свою хозяйку…

Раньше я была такой… как это сказать?.. вещеманкой. Правда я эти вещи и не носила. Они просто лежали большими стопками в плотных кофрах. И ждали своего времени. Время шло, я становилась старше, а потом и вовсе начала стареть и дерзкие платья, яркие туфли, веселые принты — все это стало мне уже поздно носить. Бирки на вещах стыдили меня — «Накупила вещей?! Зачем?! И не носишь?!»

И я стала их хранить для Сони.

В 11 лет она уже начала носить мои вещи. Размер у нас стал приближаться. Она была худенькой, стройной девочкой. И мои вещи размера XS на ней смотрелись легким оверсайзом.

Вот уже и обувь моего 36-го размера подходила для ее 35,5.

Не так давно я стала перебирала свои вещи, чтобы снова отложить партию «для Сони». Мы мерили на неё мои туфли на каблуках, платья, юбки, плащ! Мы смеялись и шутили. Соня смешно передвигалась в кожаных бордовых сапогах на высоком каблуке. Она просила записать эти смешные видео. Я записала, но потом почему-то удалила… Так жаль… Это были хорошие, смешные видео…

— Вот, летом будешь ходить моднаяяя! На каблуках! С яркой сумочкой, в Новом платье!

Здорово, думала я! «Ну вот, больше не нужно покупать Соне вещи и обувь!» — как-то сказала я… Да… больше не нужно…

Теперь все ее вещи лежат, стоят или висят на вешалках не тронутыми. Я не могу их просто убрать, я даже не могу их постирать… В шкафу висит ее белая школьная блузка. Это та блузка, в которой она ходила последний раз в школу. Она до сих пор хранит ее запах. И иногда я не могу сдержаться, достаю эту блузку, и пытаюсь уловить еле заметный аромат ее кожи.

Она не любила ходить по магазинам. В отличие от меня, Соня была совершенно равнодушна к вещам. Ей было либо не особенно важно, что на ней надето, либо она мне действительно доверяла в выборе вещей. Чаще всего я заказывала ей вещи онлайн, приносила домой и тогда уже дома мы выбирали то, что ей больше нравится. А однажды я заказала ей белые блузки для школы. В школе был строгий дресс-код. И я заказала сразу много и разных размеров. Те, что не подошли планировала отдать обратно. Но померив все блузки, Соня сказала:

— Мам, да зачем возвращать? На следующий год пригодятся. Чтобы опять не заказывать.

— И то верно, Соня… Давай оставим их до следующего учебного года.

Так они и лежат теперь стопочкой в ее комоде, упакованные в пакеты, с неотрезанными бирками…

Ее любимый цвет был желтый.

Футболки, свитшоты, яркие лосины на физру — бывшие мои тайтсы для фитнеса. Они ей так нравились, что только их она и надевала на уроки физкультуры. И у меня стоят несколько разных коробок с Сониными желтыми кроссовками. Заказала разные, чтобы выбрать. Да так и не смогла выбрать. Оставила все. Просто потому, что ей понравились.

Я помню, как спустя 2 недели после Сониной смерти я выбирала вещи для ее кремации. Брюки, блузка… маечка и трусики… И любимые желтые кроссовки.

Я вспомнила все это, обняла Сонину подушку и проплакала так, сидя на диване. Воздушные шары на подушке и небо… «Как птичка» — опять промелькнуло у меня в голове.

Сегодня я увидела фигурку из искусственного камня. Она мне так понравилась! Ух, какая дорогая… И по привычке, я просто отправила фигурку в «Избранное»… Да и равнодушна я всегда была ко всякой подобной всячине.. Фигурки, статуэтки… я называла такие вещи — «пылесборниками».

Но эта статуэтка… В ней как будто была душа… Я узнала, что она называется «Soar» — «Лети». А скульптором оказалась известная американская художница. И у неё есть большая серия скульптур из искусственного камня — Willow Tree. И я поняла, что эта маленькая фигурка девочки, которая отпускает птичку на волю — она напоминает мне Соню, которая улетела на небо, «как птичка»…

И я заказала эту прекрасную фигурку.

Лети, моя милая, лети… Будь свободна, как птичка!

8 мая 2022

День 13. Приходи ко мне во сне

Когда я нашла в ящике белье, на котором спала Соня, я решила, что буду спать на Сониной подушке и укрываться Сониным одеялом. Те самые, с воздушными шарами и облаками. Признаться, я надеялась, что это поможет увидеть ее во сне.

Но с утра я обнаружила 2 вещи: 1) Соня мне не приснилась. 2) Теперь я понимаю, почему Сонино одеяло всегда превращалось в большой комок. Оно и правда само! Буся, теперь я это вижу! Оно скользкое и поэтому норовило все время спутаться в пододеяльнике!

Она не приснилась мне. Она совсем мне не снится:(

Я слышала истории, как погибшие близкие порой снились каждую ночь скорбящим родным… И я бы хотела встречаться с Соней хотя бы изредка во снах. Но этого не происходило.

Лишь пару раз Соня приснилась мне после своей смерти.

И один из этих снов был самым страшным, какой я видела.

Мне приснилось это примерно месяц после спустя Сониной смерти:

Сначала во сне я увидела наш дом, нашу квартиру.

Я зашла в комнату к Бусе. И она жива во сне. Ей лет 8-9. И я захожу в ее комнату, и вижу, что она лежит… в пластиковой коробке. Такие продавались в Икее. Пластиковые контейнеры для всякой всячины. И вот она лежит такая маленькая в этой коробке, свернувшись комочком и плачет. Я подошла к ней и начала разговаривать с ней, гладить ее и успокаивать. Я вижу, что ее просто трясёт от слез. Я испугалась, пошла к Саше поговорить. Подхожу к нему, говорю: «Саша, мне кажется с Соней что-то, ей плохо!» А он отмахивается и говорит: «Да не выдумывай! Нормально с ней все. У нас все нормально!»

Я начинаю ужасно злиться на него за его пофигизм и вечное «Все хорошо, прекрасная Маркиза!» — как и всегда в реальной жизни, меня злило его нежелание признать проблему, чтобы ее решить. И тогда я хватаю подушку и начинаю его лупить этой подушкой. А он вскакивает и начинает кричать: «Ай!» и «Ой!» и бегать от меня по квартире, а я за ним. Бегаю за ним и луплю его этой подушкой, такая злая на него.

И тут вижу, Буся бегает за нами и смеётся! Мне от этого становится тоже весело, и вся эта беготня превращается в баловство. Потом вижу, что Буся веселая, рассказывает и показывает мне, как всегда, что-то. Я понимаю, что все вроде нормально, но надо будет заняться этим вопросом позже. Как и всегда в реальной жизни, я отмечала, что надо бы заняться этим да так и откладывала решение на неопределенный срок.

Потом вдруг мы оказываемся не дома, а как будто в номере отеля. Когда ездили к родителям в Анапу, то всегда останавливались в отеле в Воронеже, чтобы отдохнуть перед вторым днём пути. Саша брал два номера: один — себе и Соне и мне второй, я не могла с ним спать рядом из-за его храпа.

И вот я говорю, что пора ложиться отдыхать, ведь завтра рано вставать и долгая дорога впереди, и я пойду уже в свой соседний номер отдыхать.

Я иду в соседний номер и пока закрываю дверь, мимо проходит очень странный мужчина. Высокий, с длинными волосами, бородой, впалыми щеками. Одет так, как будто сто лет не мылся. Меня слегка передёргивает от его вида, и я думаю про себя: «Надо скорей расправиться с этой дверью». А этот странный мужчина проходит просто мимо, но внутри у меня появляется такой страх…

И тут он резко возвращается, хватает дверь так, что я не могу ее закрыть, и в его руке я вижу нож. И он начинает этим ножом бить мне под рёбра, в грудь, очень сильно и быстро. Я вижу кровь на ноже, и я уже почти не могу дышать, и я понимаю, что умираю. Я кричу, но никто не приходит.

Проснулась я от своего крика.

Возможно, такой страшный сон мне приснился потому, что я подсознательно желала себе смерти? Потому что винила себя в том, что не помогла Соне, так и не «разобралась с этим», оставила ее в этой коробке, не помогла ей.. Оставила решение на потом?..

Второй раз я увидела ее во сне совсем на минуточку. Мы были вдвоём, и мы ехали на велосипедах. Это было странно, потому что в реальной жизни такого никогда не было. Я плоховато катаюсь на велике. И поэтому мы никогда не катались вдвоем с Соней. Ведь я не смогла бы ей помочь, если бы это было нужно сделать быстро. Зато Саша хорошо справляется с этим. Саша научил кататься Соню. И они вдвоём иногда катались по пешеходным дорожкам летом. А я шла сзади и снимала их на фото и делала видео.

И вот мне снится, что мы с Соней пробираемся через какой-то проезд на велосипедах, какие в избытке есть в центре Питера. Старые, облезлые стены домов и нам нужно проехать коротким путём. И тут я вижу, что в этот проезд пробирается огромный, старый КАМАЗ. Он гремит и скрепит, приближаясь к нам. И я вижу, что места так мало и он вот-вот протрет нас об стену! И я думаю: «Нельзя слезать! Тогда он точно нас задавит!» И я поворачиваюсь к Соне и как могу, спокойно, но четко говорю ей: «Соня, держись за мной, как можно ближе к стене. Он нас объедет!» А сама думаю: «Я очень на это надеюсь! И как нас сюда занесло?! Что же я наделала?»

Этот сон тоже мне приснился где-то только через 3-4 недели после гибели Сони. О чем он был? О том, что я вела ее не туда? Пытаясь найти путь, способ решения, я подвергла ее жизнь опасности?

КАМАЗ все же проехал, и мы остались живы во сне. Но страх за Соню и сожаление о своих неверных решениях оставались во мне. И остаются сейчас.

Еще был третий сон. Совсем короткий. Но очень эмоциональный.

Мне приснилось, что я бегу за Соней. А она куда-то очень торопиться. Она бежит так быстро, что я не поспеваю за ней. Она не убегает от меня, нет. Она просто очень торопиться куда-то успеть. Там не было тревоги, которая порой сопутствует скорым событиям, кажется, она не боялась «опоздать». Просто она была очень быстрая. И она не собиралась останавливаться. Но я бегу за ней, я тянусь, чтобы прикоснуться к ней, но у меня никак не получается. Мы бежим через толпу, по какой-то городской площади. А на площади проходит какой-то праздник и так много народу. Импровизированные театральные помосты, карусели, деревянные круглые сценки, люди веселятся, танцуют, поют, люди повсюду. Я кричу людям впереди: «Пожалуйста, разрешите пройти! Пожалуйста, расступитесь!» Я так боюсь, что из-за этой толпы Соня не сможет успеть туда, куда она так торопится. Но я даже не уверена, что она знала, что я бегу за ней. Она знала, куда она направляется. Она знала, зачем. Остальное было не важно. Золотые с медным отливом волосы развеваются на ветру, она такая, какой я запомнила ее. Она бежит, а я за ней, так и не смогла прикоснуться. Не успела.

И больше с тех пор я не видела ее в сне…

С тех пор как я увидела этот сон — больше ничего… Либо абсолютная пустота, либо ничего не значащий и потому совершенно не пригодный для анализа мусор.

С моим сном вообще случилось что-то странное.

До того, как погибла Соня, я ужасно спала. Меня постоянно мучала бессонница. Я могла часами думать о «чем-то очень важном», ворочаться в кровати до утра. Я могла читать всякую чушь до 3-4 ночи и мне тогда казалось это таким значимым… Раньше мне снились часто яркие, эмоциональные сны. Но теперь… ничего…

Я ложусь и засыпаю. Больше мне ничего не важно. Меня больше ничего не волнует, я уже ничего не боюсь. Не боюсь войны. Не боюсь кризиса, дефолта, болезней. Меня не волнуют «умные» аналитические статьи в ЖЖ (Живом Журнале) и комментарии к ним. С момента гибели Сони я ни разу не открыла приложение ЖЖ. Потом я просто удалила его, чтобы оно не занимало место в телефоне. Меня не тянет «почитать ещё чуть-чуть». Осталась пустота. Но эта ночная пустота, наверное, нужна была мне уже очень давно. Как жаль, что я не смогла в своё время сама сделать этого — очистить своё сознание от мусора…

А может быть я стала спокойно спать потому, что больше не боюсь смерти? Ведь сон для меня был — как маленькая смерть. Все прекращается! Меня нет. Я теряю время! Зачем вообще люди спят? Как жаль, что нужно спать, сколько всего можно было бы успеть! Торопишься жить, не успевая понять, что в этой спешке жизнь и проходит.

А теперь… теперь мне некуда торопиться. Нечего бояться, не о чем беспокоиться.

Я ждала ее и жду до сих пор.

Она, мне кажется, приходит ко мне иногда днём. В виде необычных мыслей—диалогов. В виде творческой музы. В виде не свойственного мне великодушия, вместо надменного сарказма. В виде благодарности или чистой радости от простых, «живых» вещей.

Много лет я не могла нормально спать. И вот сейчас я сплю. И по ночам ничто не беспокоит меня. Чтобы днём у меня было достаточно сил жить.

P.S. Приходи к мне во сне…

9 мая 2022

День 14. 9 мая

Сегодня День Победы.

В этот день мы обычно гуляли, радовались первым тёплым дням, радовались жизни. Вспоминали, как нам повезло жить в мирное время. Мы поздравляли моего дедушку, который прошёл войну. Ехали на прогулку в парк на Крестовский остров, и гуляли там. У меня есть фото: мы все вместе, улыбаемся, Соня ест мороженое и успевает поставить «рожки» нам, пока я или Саша пытаемся сделать совместное селфи.

В один из дней Победы Соня с Сашей гуляли вдвоём. Я не помню, почему не пошла, может заболела. И у меня есть фото, сделанное на его телефон: Соня забралась на высокую горку-туннель и сидя на ней, свесив ноги, машет нам, глядя сверху вниз. «Как будто ангел на облаке машет нам» — подумала я, увидев это фото снова среди других фотографий пару месяцев назад. Или как будто прощается…

День Победы. Выходные! Яркое солнышко, весна в самом разгаре, обещание новой, счастливой жизни. Так и было, каждый год. Разве я могла себе представить, что может быть иначе? Это мирное небо над головой, ради которого погибали наши дедушки, теперь осквернено. Братске народы, которые сражались 80 лет назад бок о бок с общим противником, теперь навсегда враги.

Нет ничего страшнее войны. Особенно, если гибнут невинные люди. Дети.

«Это война…» В ту страшную ночь я помню, в моей голове почему-то мелькнула эта фраза. Многие дети стали ее невольными участниками в те страшные дни. Волна детских самоубийств накрыла Россию в конце февраля и марте 2022.

День Победы 2022 года я запомню, потому что этот славный день памяти осквернён войной. И это первый День Победы за 12 лет без Сони…

10 мая 2022

День 15. Далеко-далеко

Вчера было 9 мая.

«Все равно пойдём гулять!» — сказала я решительно. И Саша был не против.

Вот так, по традиции, мы все же решили выйти на свежий воздух с Сашей. Вдвоём.

С утра Саша был задумчивый. А потом сказал мне:

— Я тут подумал… Оля, если ты захочешь уехать… через полгода… То я не буду против. Даже если ты уедешь далеко-далеко. Главное, чтобы ты была счастлива.

— Хорошо… Спасибо, Саша! Я рада, что ты меня понимаешь!

— Но ведь ты будешь со мной держать связь? Мы же будем общаться?

— Да, конечно!

— Хорошо…

И мы пошли гулять, взявшись за руки. Я все ещё немного прихрамываю, но с каждым днём я хожу все лучше и лучше!

Мы сейчас иногда гуляем в Юнтоловском парке, когда хорошая погода. У нас там есть речка Глухарка. И недавно там сделали очень красивую эко-тропу вдоль речки. Набережная теперь украшена деревянным помостом, вдоль которого расположили скамейки, качели, навесы и беседки. На входе в парк — огромные надувные горки, которые открываются весной и работают до конца тёплых осенних деньков. Соня каталась не раз на этих Горках. Дети радостно носятся, родители прогуливаются следом. Хорошее место.

Мы, как обычно, прошли вдоль набережной, чуть посидели на скамейке, глядя на воду, и отправились обратно.

Когда мы уже шли к машине, Саша сказал:

— Посмотри на небо.

Я подняла голову. Над нами было огромное белое облако.

— Смотри, как будто девочка сидит на облаке. Видишь, у неё забавная прическа, у нее два хвостика. Она сидит и ножки свесила.

— Да… вижу!.. и правда!

Сделав пару шагов, я поняла, что Саша плачет…

Мы сели в машину и плакали уже вместе, пока ехали на стоянку. А потом плакали на стоянке.

— Я просто очень по ней скучаю… — сказал Саша.

Потом он задумался и через минуту добавил:

— Кажется, мне кое-что только что передала Соня.

— Что?.. — спросила я.

— Она спросила: «Папа, помнишь, ты сказал, что даже если мама решит уехать очень далеко, то для тебя главное, чтобы она была счастлива?»

Я ответил: «Да.»

Тогда она сказала мне: «Папа, я хотела, чтобы ты знал. Хоть я сейчас и далеко-далеко… Но я тут очень счастлива!»

11 мая 2022

День 16. Одиночество вдвоём

Вчера я злилась. Да. Снова злилась. Теперь это происходит так часто и так… молниеносно. Волна гнева внезапно накрывает тебя с головы до ног и кажется, нет никакой возможности противостоять этому шквалу эмоций…

И такие дни бывают. И последние недели все чаще.

Вчера поделилась с мамой впечатлениями о нашей недавней прогулке с Сашей, когда мы гуляли вдвоем на 9 мая. Написала маме про девочку на облаке, про счастье, которое «живет» где-то очень далеко. Про то, как любящий человек делает выбор в пользу любимого: «Где бы ты ни была и что бы ты ни делала, лишь бы ты была счастлива!» Хотела поделиться с мамой нашей светлой грустью, надеждой. Но что же получила в ответ? Комок страхов и комплексов. После этой «беседы» было такое ощущение, как будто, как бумажку в кулаке смяли… что-то светлое, чистое.

Моя мама эти 2 с лишним месяца очень поддерживала меня. А вот не сдержалась в итоге и выдала как под копирку все свои сожаления, страхи и осуждения. Прочитав историю о девочке на облаке, которая напомнила нам Соню, мама даже не заметила ее присутствия в этой истории. Мама увидела только опасность. Опасность, что мы с Сашей расстанемся. И она писала и писала мне о том, как я нуждаюсь в помощи и поддержке Саши, что мне нельзя уезжать, нельзя «рвать связь». Что я такой вот сложный человек, который может все разрушить в один миг.

Рвать связь?.. Но ведь речь в той истории как раз и была о том, что между любящими людьми эта связь не рвётся никогда. Даже смерть не может разлучить людей, которые по-настоящему любят. Эта история была о принятии и уважении чужого выбора. О безусловной любви. Мужа к жене. Отца к дочери. Соня «рассказала» о том, что у неё все хорошо, и чтобы папа поверил и понял ее, она дала ему для осознания самый простой и понятный для него пример: «Если ты искренне готов был отпустить маму, чтобы только она была счастлива, то ты поймёшь и порадуешься за меня!» Но либо история была слишком сложна для мамы, либо ее страхи слишком велики.

Я понимаю, у неё свои жизненные принципы. Я понимаю, жизнь для мамы — сложный и рискованный квест. Она иногда напоминала мне персонажа из мультфильма «Семейка Крудс». Там был такой всего опасающийся отец семейства. Он рассказывал каждую ночь «страшилки» всей семье о том, как глупо, опасно, не разумно быть любопытным, искать и пробовать что-то новое.

Она так боится, что я останусь одна. Что я оттолкну любящих людей и останусь в одиночестве. Я не сказала маме, что знаю, как часто это бывает, когда люди, которые живут вместе, так близко… порой самые чужие друг другу… Одинокие люди. Даже когда они «вдвоём». Одиночество вдвоем…

12 мая 2022

День 17. Топ-чарт 10

Под впечатлением беседы о моем будущем с мамой вчера, вспомнила о том, почему долгое время не могла сказать о произошедшем дальней родне. И многим людям, которых когда-то считала друзьями. И о том, почему даже сказав правду, просила больше всего о том, чтобы мне не писали и не звонили. Чтобы не пытались выражать свои соболезнования.

И как тут быть, не знаю. Вспоминаю об этом, когда очередной «родной и близкий» удивляет своей «поддержкой». И как реагировать, если с этим человеком связывают родственные узы, тоже не знаю. Только и остаётся, чёрный юмор — наше все. Без улыбки на такое реагировать ещё труднее. То ли это глупость, то ли бестактность, может страх или не способность понять и сопереживать?.. А скорей всего, всего понемногу.

Так что, представлю топ-10 самых бестактных, глупых, а порой откровенно дебильных «слов поддержки» от «родных и близких» и вообще ни разу не таких:)

10 место. Тетя Оля из Пскова.

Моя двоюродная тетя из Пскова, услышав от меня о случившемся, стала «вслух» говорить свои мысли, сомнения и страхи:

— Ох-о-хо… Что же теперь делать то… да…. Ну, можно, конечно, ещё родить… а, хотя… уже и возраст не тот…

9 место. Катя.

На следующий день после смерти Сони, наш друг Димка отвёз нас в санаторий «Дюны», чтобы мы немного пришли в себя, сменили обстановку и побывали на природе. Через пару дней Димка и его жена Катя приехали проведать нас там.

Саше нужно было выйти поговорить с Димкой. А меня оставили с Катей.

Когда они вернулись, Саша сказал, что испугался, увидев меня: он рассказал, что я сидела с пустыми глазами, полными слез, глядя в одну точку. Катя ничего этого не замечала (или не хотела замечать), и продолжала вещать про то, что ее любимые магазины закрываются в связи с военными действиями на Украине. Она сетовала на то, что теперь ей негде будет покупать хорошую рыбу, ведь только от рыбы из Призмы «меня не поносит и я не сижу на унитазе часами» (это, если что, цитата!), о том, что теперь не купить хороших пакетов с прошитыми ручками. И как теперь жить без рапсового масла, которое продаётся только в финских магазинах. Из этого совершенно особенного масла Катя делает шикарный домашний майонез. И закатывает всегда несколько баночек — себе и обязательно своей дочке!

«…Своей дочке… да, у Кати же есть дочка… дочка… Моя доченька, я тебя больше никогда не увижу…» — вот что было у меня в голове, когда Саша с Димкой вернулись. Мне тогда показалось что эта пытка длилось вечность… хотя Саша сказал, что они вышли буквально на 10-15 минут.

С тех пор я боюсь оставаться наедине с Катей.

8 место. Администратор частной музыкальной школы.

Когда мы вернулись из санатория, дня через 4, Саша решил ходить на частные уроки игры на гитаре. Нам нравился преподаватель гитары, к которому ходила заниматься Соня. К тому же, оказалось, что Саша давно мечтал научиться. И я очень была рада, что он будет играть Сонины песни на Сониной гитаре.

Мы решили зайти в эту школу и узнать, можно ли ему воспользоваться оставшимися занятиями вместо Сони. Администратор школы знала о том, что Соня погибла. Мне пришлось ей сказать, вернее написать. Она спрашивала, придёт ли Соня на занятие в пятницу. И мне пришлось сказать о причине отмены этого и всех последующих занятий. Администратор записала какое-то пафосное, полное шаблонных высокопарных фраз аудиосообщение. Для меня давно люди, которые записывают вместо текстовых аудиосообщения, не спросив удобно ли это для адресата, попадают в разряд «эгоцентрик 40-го уровня». А тут ещё и в такой ситуации. Я даже дослушивать это не стала…

Так что, когда администратор открыла нам дверь, мы были очень удивлены… Потому что она встретила нас широкой улыбкой и веселым приветствием: «Здрааавствуйте!» Мы оба растерялись, и я поняла, что в один момент мы с Сашей вместе подумали, что она просто забыла, кто мы такие. «Странно, ведь буквально 5 дней назад мы все вместе были здесь на домашнем концерте у Сони. Неужели она нас забыла?»

— Ну?! Как у вас дела? — все так же широко улыбаясь, спросила администратор Анастасия.

— Эээ… — мы оба, и Саша и я были растеряны… — Вы нас помните?

— Конечно! Вы были недавно на домашнем концерте!

–… Да… но… мы… я вроде писала Вам… вы знаете, что произошло?..

— Ну да, знаю.

— Соня погибла.

— Ну да, я знаю.

Она все так же продолжала улыбаться…

Это было настолько странно, что мы попытались как можно скорее узнать все что нас интересует и поскорее уйти. Такая странная реакция была у этой девушки, что я даже не берусь ее понять.

7 место. И снова Анастасия — администратор музыкальной школы.

Когда Саша уже ходил на занятия к преподавателю гитары, я решила попробовать научиться играть на пианино. И оказалось, что именно Анастасия — преподаватель игры на пианино в этой школе. Ох, как это было рискованно! Но, я рискнула. Перед тем как прийти на пробный урок, я написала Анастасии:

— Анастасия, я хотела заранее узнать у вас очень важный момент. Сейчас у меня не самое простое время. И я сейчас замкнута и редко улыбаюсь. И когда вижу, что кто-то другой улыбается, мне не комфортно. Для Вас не будет проблемой это?

Ее ответ тоже попал в рейтинг «самые нелепые ответы людям в горе»:

— Нет. Меня это совершенно на беспокоит. У каждого свои трудности.

Эээ… свои трудности… да она — королева эмпатии!…

— Ну, с другой стороны, мы ведь не улыбаться друг другу будем, а заниматься музыкой. — ответила я.

И нам бы на этом и закончить. Но, анти-эмпат, а по-простому эгоцентрик, не был бы собой, если бы не попытался «сгладить углы»:

— Пару лет назад у меня умерла бабушка. И это были такие эмоции, которые меня саму скажем так, удивили. Так что я вас понимаю!

Я ей ответила:

— Нет. Не понимаете. И вряд ли когда-нибудь поймёте.

Тут ей хватило ума извиниться за свои слова. И я все же решила сходить на пробный урок. На пару уроков я сходила. Но потом по той же причине — нелепое, неадекватное и бестактное отношение, отказалась заниматься у Анастасии. Подарила свой абонемент Саше.

6 место. Тетя Лиля. Сестра моей мамы.

Когда-то в детстве мы были очень близки. Она была веселая, боевая, такая смелая. Уехала после школы учиться в Петербург. Трудолюбивая и упорная. А потом она вышла замуж. И постепенно я перестала ее узнавать.

Когда Соня погибла, моя мама рассказала тёте Лиле о случившемся. Я потом не раз пожалела об этом… Тётя звонила, говорила и писала какие-то шаблонные нелепые фразы. Но поначалу меня это хоть и удивляло, но не очень задевало. Ну живет человек со своими религиозными представлениями, ну не приходит ей в голову, что у кого-то другого эти представления могут кардинально отличатся… Ей не приходило в голову это, поэтому она активно и настойчиво вещала о том, как мне нужно хоронить мою дочь. Что там происходит с душой моего погибшего ребёнка, как к этому относится Церковь и прочее прочее.

Все это для меня были пустые звуки, мне совершенно плевать на мнение какой-то церкви, на какие-то вековые обычаи и уж тем более, что там подумает седьмая вода на киселе из Псковской родни… Я просила тётю не писать мне все это, сначала очень спокойно и осторожно пыталась донести, что у меня немного другие представления о жизни и о смерти.

А тётя активно выражала «сочувствие», и продолжала спрашивать «ну когда же планируется прощание с Соней?». «Какое ещё прощание?» — я все не могла понять, — «Ведь я же ей сказала, что похорон не будет, а кремация будет закрытой. То есть туда никто не будет приглашён»… Но у тёти были свои представления, о том, как все должно быть. И мы ещё не раз с ней были на краю ссоры.

5 место. Катя.

На следующий день после Сониной смерти, мы провели несколько часов в кабинете у следователя. За нами приехал наш друг Димка. И вместе с ним приехала его жена — Катя.

Когда мы вышли, мы были почти без сознания с Сашей. Шок от случившегося, и всего пара часов сна давали о себе знать тяжелой усталостью. Мы были на грани нервного срыва. Или даже уже за гранью. Как только мы закончили и вышли из кабинета, Катя начала обнимать то Сашу, то меня. И при этом она без остановки говорила: «Поплачь! Поплачь! Поплачь!» Плакать я не могла. Наверное, это был шок. Плакал Саша. А я не могла. И ее просьбы «поплакать» ещё больше меня раскачивали. Я начала думать: «Наверное я социопат… У меня погиб ребёнок, а я даже плакать не могу…»

Когда мы вышли из здания полиции, Катя обняла меня (вот это бесцеремонное хватание людей в попытке обнять их покрепче — это тоже очень странно…) Крепкие объятья сопровождались страдальческими фразами типа: «Ох, какое горе! Ох, что же теперь делать! Такое горе!» И я, все ещё думая о том, какая же я бесчувственная садистка, что убила своего ребёнка и теперь не проронила и слезинки, ответила на это: «Да. Такое горе. Особенно, когда в этом виновата я сама». На что Катя тут же нашла ответ: «Ну а кто ж ещё то, Оленька? Кого ж винить то ещё? Это ж ваш ребёнок!»

На секунду мне показалось, что я теряю сознание от услышанного. Вернее от мысли, что да, все так.. Тут как раз подошёл Саша (слава Богу…) и посадил меня в машину. Я вырубилась в машине и очнулась только, когда мы приехали к дому.

Сейчас мы вспоминаем это «Ну а кого ж винить то, Оленька! Это ж ваш ребёнок!» с долей ооочень чёрного юмора. Но в тот момент это казалось до крайности жутко и даже жестоко.

4 место. И снова, Тётя Лиля.

Открытая ссора с тётей все же случилась. Такая, что с той поры я больше не писала и звонила ей. После первого визита к психологу я почувствовала в себе силы сообщить о том, что произошло дальней родне. С одной стороны были родные моего папы, с другой дальняя родня моей мамы.

С родственниками по маминой линии регулярно общалась моя тётя Лиля, мамина сестра. Та самая, которая регулярно обескураживала меня своими «дельными советами» и шаблонными скорбными фразами. Ей уже пришлось скрыть смерть Сони, ведь это случилось меньше чем за неделю до 8 Марта, когда принято всем родным звонить и поздравлять с праздником. Как раз близился новый праздник — Пасха. И я хотела избавить тётю от необходимости скрывать дальше. Я позвонила ей и сообщила, что планирую рассказать о случившемся Псковской родне. Тётя, кажется, была этому рада, но тут же предложила свою помощь — она хотела сама позвонить и сообщить обо всем. Я засомневалась, и спросила:

— А как ты им скажешь?.. И что ты им скажешь?

«Не так-то просто рассказывать о самоубийстве» — подумала я. Но тётя Лиля с энтузиазмом ответила:

— Я уже думала над этим! Я скажу, что это был несчастный случай!

— Как это несчастный случай?.. — такого поворота я не ожидала…

— Скажу, что Соня играла на окне и случайно выпала из него!

От этой нелепой идеи я чуть не поперхнулась…

— Играла ночью, зимой у открытого окна?… — я не могла поверить, что она это всерьёз…

— Ну бывают же несчастные случаи… дети выпадают из окон! — тётя Лиля явно была расстроена, что ее «гениальная» идея осталась без внимания.

— Лиля, ей было 11 лет… она уже была не ребёнок…

— Ну а что я должна им сказать? — уже с ноткой возмущения в голосе спросила Лиля.

— Так ничего не должна. Лучше я скажу им.

— И что ты им скажешь?! — нетерпеливо допытывалась Лиля.

— Не знаю… Скажу, что Соня погибла… и все…

— Но они же будут задавать вопросы! Они будут спрашивать: «Как это произошло?» и «Что случилось?»

— Я скажу, что не могу пока об этом говорить…

— Но они все равно будут спрашивать!

— Ну хорошо, скажу, что это был несчастный случай… — растерялась я

— Ну вот и я о том!

— Но я не стану говорить, что она выпала из окна. Это бред какой-то…

— Оля, ты понимаешь, что они будут и меня спрашивать?! Они точно будут выспрашивать у меня подробности!

— Но ты же можешь сказать, что ты не знаешь подробностей… — я искренне не понимала, что же тут сложного? Кто же в здравом уме будет лезть в душу человеку, у которого погиб единственный ребенок?… Но оказалось такие люди есть и они совсем близко. И один из них сейчас вел со мной этот странный спор.

— Нет! Я не могу так сказать! Я не хочу им врать! — не унималась Лиля.

Тут я тысячу раз пожалела, что разрешила моей маме все рассказать этой упрямой и бестактной женщине, которая живет с четкой уверенностью, что только ей одной известно, как думать, как поступать и жить всем вокруг…

— Хорошо. Тогда я позвоню и скажу все как есть.

— Как это — «как есть»? — продолжала Лиля уже испуганно и недоверчиво.

— Скажу, что Соня покончила жизнь самоубийством. — я сказала это холодно и даже жестко. Меня порядком утомил этот нелепый спор.

— Почему ты со мной так разговариваешь?! — вскинулась Лиля, вдруг переходя на высокие ноты.

— Как? — в контраст сказанному, я спросила спокойно и холодно.

— Как будто я в чем-то виновата! — теперь уже я слышала в ее голосе капризные и обидчивые нотки. А еще я почувствовала, что всего за 2-3 минуты этого странного разговора я растеряла всю ту хорошую энергию, которую смогла собрать в себе благодаря помощи психолога. От моей мотивации почти ничего не осталось. Вся эта трусость, глупость и малодушие опустошили мои силы. Я почувствовала, что этот разговор не кончится по-хорошему. Но у меня просто больше нет сил терпеть весь этот бестактный эгоистичный бред. И пора было заканчивать этот бессмысленный спор:

— Лиля… я не общаюсь с этими людьми много лет… Мне глубоко плевать, что они подумают или скажут. Я хотела сделать так, чтобы тебе было легче. Чтобы тебе не пришлось им врать, раз ты говоришь, что для тебя это неприемлемо. Но я не собираюсь выдумывать какие-то небылицы. Если ты говоришь, что не хочешь им врать, значит я скажу им правду, как есть.

— Ты могла бы быть и более терпимой!

— Какой мне быть?! — я все так же чувствовала смесь растерянности и возмущения, слыша, как Лиля пытается учить меня как мне себя чувствовать и что говорить.

— Почему ты меня делаешь виноватой?! — уже срываясь на крик, продолжала Лиля.

— Что?.. — и я чувствую, как почти задыхаюсь… мое недоумение и растерянность постепенно переходят в презрение и гнев.

— Ты агрессивно настроена! Я это чувствую! Ты повышаешь голос на меня! Почему ты такая агрессивная?! — уже в истерике кричала Лиля.

— Агрессивная?! Я? Почему я повышаю голос? Да потому что ты не слышишь меня! Есть два мнения — твоё и неправильное. И это ужасно тяжело — каждый раз спорить с тобой, доказывать что-то! Особенно сейчас…

— Это только твое мнение! — по-детски упрямо вскинулась Лиля.

Я помедлила пару мгновений, а потом ответила ей:

— Нет, Лиля. Я, наверное, тебя удивлю или расстрою, но не только мое…

Я положила трубку и набрала номер тети Оли из Пскова. И рассказала ей правду. Среди прочих слов соболезнования, именно тетя Оля из Пскова получила своё почетное, 10 место за фразу, что мне уже ничего не сделать и мне уж поздно планировать новых детей.

Ну и сразу… 3 место.

Снова достаётся тете Лиле:)

После того, как я выслушала «соболезнования» от тети Оли из Пскова, я снова позвонила тёте Лиле, чтобы сообщить ей, что правду больше не нужно скрывать.

— Лиля, я сказала все Псковской родне.

— И что ты сказала?

— Правду. Соня покончила с собой. Она выпрыгнула из окна.

— Ты могла бы быть более корректна!

— Что?..

— Можно было и помягче сказать.

— Как сказать помягче о суициде?! — опять сорвалась я.

— Как ты со мной разговариваешь? — тут же снова вскинулась тетя.

— А как я с тобой разговариваю? Я говорю тебе правду, которую ты слышать не готова.

— Ты просто используешь меня, чтобы сливать свой негатив!

— Что?..

— Почему ты так негативно настроена!?

— Негативно настроена?.. Почему я.. что?… ДА ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ, РЕБЁНОК УМЕР!

И я просто… бросила трубку…

Даже сейчас, вспоминая об этом, мне трудно дышать… Я не могу и не хочу больше пытаться. Такая вот попытка не поссориться с моей когда-то любимой тётей была ни одна за эти несколько недель. Но эта, последняя наша ссора… Просто закрыла все то хорошее, что когда-то я любила и чем так дорожила в наших отношениях с ней.

После этого разговора мне предстояло позвонить папиной сестре, тете Свете и моему прадедушке Васе. Я-то как раз больше переживала, как я скажу о случившемся родне моего папы, ведь мы практически не общались и не были близки. А дедушке в этом году исполнится 95 лет, и я переживала, как сказать ему, чтобы не навлечь проблем с его здоровьем. И поэтому, отложила разговор с папиной роднёй «на потом», как более сложный. И хорошо, потому что этот разговор очень мне помог. Моя тетя Света, родная сестра моего папы, приняла новость очень… адекватно. У ее дочери, то есть моей двоюродной сестры Маши, случилось горе несколько лет назад. Она тоже потеряла ребёнка, девочку. Она родилась с серьезными нарушениями и не прожила дольше недели. Поэтому тетя Света меня понимала лучше других.

Она сказала именно то, что «нужно», она не выражала своих мнений и не давала суждений. Мы с ней разговаривали так долго… и я ей очень благодарна за это.

2 место. Вова, родной брат Саши.

Спустя всего пару дней после смерти Сони Сашин брат, Вова, позвонил Саше.

Но оказалось, что он позвонил не для того, чтобы узнать, как Саша, как мы. И не для того, что поддержать брата. Ему нужно было лекарство для его дочери. Которое он уже в который раз забыл купить. Это лекарство необходимо его дочери каждый день. Вот уже много лет подряд. Они с женой так старались родить ребёнка, делали ЭКО, его жена лечилась от бесплодия. И вот, мечты сбылись! И у них родилась девочка. Со странным заболеванием, судя по всему, аутоиммунным. И не поддающимся лечению. И теперь этой девочке необходимо каждый день колоть редкое лекарство. Девочка так нужна была своим родителям, что теперь большую часть жизни почему-то проживает с бабушкой, Сашиной мамой. А что же родители?.. Они очень заняты. Работают!

Из-за плохой памяти Сашиного брата Вовы — отца этой девочки, матери девочки и даже ее бабушки, у которой она постоянно проживает, Саша уже не в первый раз ищет это редкое лекарство по всей России. Спрашивает у знакомых врачей и фармацевтов и каждый раз находит, заказывает его каким-то нереальным образом, ведь лекарство продаётся только по рецепту. А рецепта у них почему-то нет!.. Один раз он нашёл его и попросил друга привезти его из Москвы. И помню, даже как-то планировал ехать за ним в Германию, потому что в России его не могли найти. И это происходит всегда в самый последний момент. Как можно забыть о жизненно важном лекарстве для своего ребенка? Как можно делать это с завидной регулярностью?..

И в этот раз произошло точно так же. Сразу после смерти Сони, Сашин брат позвонил и как ни в чем не бывало, снова попросил найти лекарство для его дочери. И Саша снова его нашёл. И снова отправил его своей племяннице. Поисками лекарства он занимался в перерывах между решением вопросов о похоронах своей дочери. Я никогда не смогу понять этого. Никогда.

1 место. Сашина мама.

Но самое большое открытие для меня было — это мама Саши.

За 2 месяца ни мама, ни его брат ни разу не позвонили и даже не выразили соболезнований.

Саша берег свою маму и сначала сказал о произошедшем своему брату Вове.

Брат передал о случившемся маме. Но мама так и не позвонила и не написала. О себе я не говорю. Но не позвонить своему сыну и не поддержать его в самую трудную в его жизни минуту… Почему?.. Никто так и не понял. Официальная версия — «маме слишком тяжело». Маме тяжело, да. Матери, потерявшей своего единственного ребёнка тяжело. Отцу, потерявшему свою единственную, любимую девочку. Ему тяжело, да. Твоему сыну тяжело! Твоему родному ребёнку сейчас тяжело!

Так и осталось для меня загадкой эта «материнская и братская любовь и поддержка». У меня не очень-то получилось сделать из этих двух последних историй что-то смешное. Потому что это не смешно. И даже не грустно. Это просто жутко…

Когда психолог на второй встрече узнала об этом, она даже «поперхнулась», то есть она просто не смогла закончить предложение. Так и застыл на ее губах и во взгляде немой вопрос: «Как?…» но, конечно, она взяла себя в руки и сказала: «Ну, что ж.. у каждого свой способ переживать горе… А что Вы думаете об этом?» — спросила она меня. И я честно ей ответила:

— Я ничего не хочу знать об этом человеке. Она для меня теперь чужая. Просто посторонний человек.

— Я понимаю. И да. Вы имеете полное право воспринимать эту ситуацию таким образом.

— Да. Я знаю.

Его мама собиралась позвонить недавно.

— Сломалось, наверное, что-то опять на компе… «Паук» что ли не работает?.. — съязвила я. («Паук» — это пасьянс. Стандартная игра на компьютере. Сашина мама использует компьютер только для игры в «Паука»).

— Ну, Оля… — Саша виновато и тоскливо опустил глаза.

— А что? Она же звонит раз в месяц только если что-то на компе не работает. По-другому то поводу и не звонит никогда…

Я очень хотела бы ошибаться. Но и в этот раз, я, к сожалению, не ошиблась…

Что-то у неё там опять сломалось… и Саша час ей пытался помочь исправить проблему. Ну мне все же удалось в итоге пошутить:

— Ну как, починил?

— Да…

— Ну, слава Богу! Мир и «Паук» в безопасности!

И Саша, хоть и смущенно, но улыбнулся:)

Посторонние люди. Те, кто в трудную минуту могут поступить вот так — бросить любимого человека, отвернуться от него. И вспоминать о нем только тогда, когда становится что-то нужно. Это чужие люди. Просто прохожие, которые идут мимо. Малодушие и трусость. В такой ситуации хуже вообще ничего не сказать, сделать вид, что ничего не произошло, чем «ляпнуть» шаблонную глупость.

13 мая 2022

День 18. Злость как защита

Последнее время я много злюсь… Я не могу с собой ничего поделать. Иногда удается остановиться на полпути, а иногда нет. И тогда эта злость, освобождаясь, охватывает меня, позволяя говорить то, что думаю, чувствовать этот гнев внутри меня. Вспоминая сны, которые снились мне о Соне, я вспомнила еще один. Этот яркий сон приснился мне примерно месяц назад, когда мы были у моих родителей, в Анапе.

Мне снилось, что я в своей школе, рядом одноклассники. Но я уже взрослая. По крайней мере я себя такой ощущала. Я сижу со своей соседкой по парте. И она вдруг отталкивает мою тетрадь. Случайно или нет? Тетрадь отлетает на другой конец парты. Я поднимаю голову и вопросительно смотрю на соседку. Но на ее лице безразличие и даже ехидная улыбка, что-то типа: «Ну а что такого, подумаешь!» Увидев это, решение приходит моментально. Резким движением я смахиваю ее тетрадь так быстро, что тетрадка улетает с парты и падает на пол. Соседка возмущённо вскрикивает: «Ты что?!?» А я смотрю на неё в упор, молчу, но в моем взгляде уверенное спокойствие и вызов: «Сделаешь такое ещё раз? — Получишь в ответ!»

Этот вскрик соседки слышит учитель и отвлекается на нас: «Что там происходит?» — «Она сбросила мою тетрадь!» — обиженно кричит соседка со своего места. Я молчу. Я не собираюсь пререкаться. Не собираюсь оправдываться. И мне все равно что будет. «Отсядь!» — командует учитель. И я, удовлетворённая тем, что могу сменить место на более комфортное — ведь там не будет соседей, ухожу на заднюю парту, сажусь, чтобы продолжить свою работу в гордом одиночестве.

Урок продолжается. Учитель задаёт вопрос. Я знаю ответ. Но никто не поднял руку, чтобы ответить. Я поднимаю руку. Учитель, ещё под впечатлением недавнего инцидента минуту назад, нехотя спрашивает у меня ответ. Я отвечаю. Ответ правильный, но не полный. Тут остальные сразу понимают в какую сторону нужно думать, и начинают тоже тянуть руки. И, прежде чем я дополняю свой ответ, подскакивает обеспеченная троечница, которая всегда любила быть в центре внимания. Она выкрикивает без разрешения учителя необходимые дополнения к правильному ответу. Учитель довольно улыбается и хвалит ее. Я думаю про себя: «Что за… никто не знал что ответить, и тут она ее хвалит за украденный ответ?..» Видимо мой недовольный вид привлекает и учителя, и одноклассников. Кто-то скалится в ехидной улыбке, кто-то просто смотрит с любопытством. А я вдруг говорю им: «Вы так и останетесь тут. Будете прогибаться, юлить, лгать. Зачем? В чем смысл такой жизни? Стараться казаться самыми умными? Самыми успешными? Но это же не так! Вы просто кучка подлых шакалов…» я встаю и выхожу из класса.

Урок заканчивается, и я понимаю, что мне не за что себя винить. Я все сделала так, как нужно. И да, я буду отстаивать своё мнение, я все равно буду идти своим путём, до конца. Потому что я знаю, вернее чувствую, где для меня «правильно», а где нет. Где правда, а где подлость и ложь.

Я выхожу из школы, зная, что мне нужно идти в другое здание (тут я понимаю, что это уже не школа, а Университет). Мне нужно встретиться со своим научным руководителем, чтобы обсудить мою дипломную работу.

Я выхожу на улицу и вижу, что на встречу мне идёт… Моя любимая бабушка! Она была учителем математики в старших классах в школе, в которой я училась. Она умерла, когда мне было около 20 лет, то есть почти 20 лет назад. И я думаю про себя: «Как? Бабушка преподаёт здесь?!» Бабушка подходит и обнимает меня! Я обнимаю ее, и я так рада ее видеть! А потом я начинаю оправдываться, мне немного стыдно, что я устроила на этом уроке. Опять не сдержалась, опять не проявила «должного уважения» и терпения… Но бабушка говорит мне: «Все правильно. Я видела все. Ты все правильно делаешь. Ты хорошо справляешься. Ты защищала себя.»

Я очень рада ее словам. Ведь это значит, что я могу оставаться собой.

Я иду на встречу со своим научным руководителем. Вхожу в кабинет, сажусь, готовая к беседе по теме моего диплома. И тут я вижу, что мой научный руководитель — любимая Сонина учительница по английскому языку! И я снова очень этому рада! Она строгая и справедливая! Соня именно за это ее и уважала.

Она смотрит на меня, улыбается и я понимаю, что моя жизнь и есть моя дипломная работа, которую мне вроде как нужно с ней обсудить. Но она ничего не говорит мне, а только смотрит на меня и просто улыбается…

А дальше я просыпаюсь…

Прототипом подлого учителя на том уроке из моего сна я, скорей всего, видела директора нашей школы. Она вела у нас уроки физики. Она была очень слабым учителем и не очень порядочным человеком.

Детей она не любила и все что ее интересовало — это спонсорские «пожертвования» школе от богатых родителей детей, коих в нашем классе было предостаточно. Она была очень грубая и жёсткая, могла просто ударить ребёнка, причём, любого возраста, даже очень маленького, если ей казалось, что он ведёт себя не подобающе. Однажды и мне досталось. Дети играли на переменке, и мне попало просто потому, что я первая, кого она смогла ухватить. Рука у неё тяжёлая…

Она жестко критиковала детей, читала морали и нотации налево и направо. Девочкам в старших классах запрещалось пользоваться косметикой, и носить любые прически кроме одной: «Волосы должны быть убраны!» Длина юбки каждой школьницы замерялась директрисой автоматически, на глаз. И если эта длина не соответствовала ее нормам, то девочка тут же отправлялась «на ковёр», где ей промывали мозги не самым педагогичным образом, оскорбляя и унижая.

Потом как-то случайно, я увидела ее дочь. Она выглядела то ли как матрёшка, то ли как представительница той самой древней профессии. Красные губы на пол-лица, брови как у Цыганки, косметики было так много, что казалось, что она вот-вот облупиться и упадёт, как старая штукатурка со стены! Куча безвкусной бижутерии, короткая юбка, которая больше напоминала пояс. В целом своим видом она напоминала Марфушку из сказки Морозко. К тому же она вроде была известна своими «похождениями», и потом «прославилась» то ли ранней беременностью, то ли наркотической зависимостью. Так что учитель физики — наш директор школы, вполне могла быть «прототипом» плохого учителя и педагога-ханжи в моем сне.

С одноклассниками в старших классах у меня были сложные, натянутые отношения. Вернее, не было никаких.

Когда-то, классе в 9 я случайно «сдала» большую часть нашей богатенькой тусовки классной руководительнице. Это случилось после танцевального вечера в школе, который закончился всеобщей попойкой. В которой, к сожалению, участвовала и я. Все успели разбежаться, а я вот не успела сбежать… И наша «вторая Мама», мудрая и добрая классная руководительница, опросила меня вот в таком состоянии и узнала, как заправский детектив кто пил и когда пил.

Как раз в тот период я жила у своей бабушки. Мама и папа уехали в отпуск на море. А меня привела поздно вечером классная руководительница и одноклассник. Это был такой стыд… Мне было плохо. Это была моя первая пьянка, и в таком состоянии я раньше не бывала.

На утро бабушка разбудила меня резким «Вставай! И иди в школу». Она всегда будила меня нежно и по-доброму: «Доооченька, просыпайся. Пора вставать» и при этом она гладила меня по спине, по голове, продолжая приговаривать нежные слова. Бабушка почему-то всегда звала меня так: «Доченька». А я и не возражала, ведь моя мама ни разу меня так не называла. Но не в этот раз…

В то утро бабушка ушла в школу раньше. А мне было стыдно и противно от самой себя… Никогда бабушка не разговаривала так со мной… Что же теперь будет?.. Неужели она меня больше не любит? И больше никогда не назовёт меня ласково и не погладит? Детство кончилось в эту ночь. Я была предателем, мерзкой и подлой. Бабушка доверяла мне. А я… Если бы это сказала моя мама или папа, это была бы для меня ерунда! Они меня, бывало, таким словами «одаривали»! Но бабушка… Самое ужасное, что она не кричала, и вообще больше ни слова не сказала мне! Это было даже хуже, чем скандал и море обвинений — вот эта тишина.

Первое похмелье… Голова раскалывается. Но нужно идти в школу. Собиралась и шла в школу я целый час. И пришла в итоге ко второму уроку. Я видела, как смотрят на меня одноклассники. Я понимала, что я, наверное, сказала лишнего прошлой ночью. Но мне было так плохо физически, что я только и мечтала, чтобы этот учебный день поскорее закончился и я наконец, ушла домой.

Наконец-то я дождалась конца уроков. Вернулась домой к бабушке. Ее ещё не было дома, она оставалась в школе после уроков на продленку или помогать ученикам и потом ещё проверять тетради. Она всегда возвращалась домой только под вечер.

Мне было стыдно. Мне было невыносимо от мысли, что то, что произошло уже не изменить. Бабушка разочаровалась во мне навсегда. В классе надо мной смеются и ненавидят. Я навсегда останусь «стукачем». Что мне делать? Сменить школу? Мама никогда не пойдет на это, не примет мою сторону, а наоборот, ещё и добавит злости и осуждения. Я виновата, да. Я очень виновата. Я не хочу больше видеть никого из этой школы. Я боюсь смотреть бабушке в глаза.

«Что мне теперь делать?… Уйти из дома?.. Куда?.. Уехать на электричке куда-нибудь, найти в деревне пустой дом и остаться жить там? А что я буду есть? На что жить?… Как все это сложно… Выхода нет!.. Ничего уже не сделать… остаётся только… умереть?.. да… Тогда все проблемы будут решены… Не будет больше этого стыда, этого позора и страха. Мне не нужно будет искать прощения и боятся, что я его никогда не получу. Не придётся терпеть насмешки подлых трусливых одноклассников… Да… это может быть единственным выходом для меня теперь…»

Мои мысли прервал громкий звук. В дверь звонили. «Кто бы это мог быть?» — подумала я. Открыла. И внизу, на лестничной площадке я увидела несколько своих одноклассников. Они стояли и смотрели на меня исподлобья. Самые главные, лидеры этого крестового похода, смотрели злобно, с вызовом. Остальные, «шестёрки», выглядели понуро, опустив головы, лишь изредка поглядывая на меня снизу вверх.

— Ну что, сдала нас всех?!

Я молчала, смотрела на них и не понимала, зачем они пришли?

— Сдала? Вы думаете вчера по вашим пьяным рожам было не понятно кто из вас сколько выпил? — я знала, если начать оправдывать и мямлить, станет хуже.

— Не умеешь пить, не берись! Нам теперь из-за тебя так попадёт от родаков! — отвечал самый главный заводила.

— С чего вы взяли, что это я вас всех сдала?

И тут главный задира посмотрел на Вову… Именно он прошлым вечером помогал классному руководителю отвести меня домой. И тут я все поняла. Откуда данные о «сдаче».

Тот пьяный допрос я помнила смутно. Но я была уверена, что учитель не получил от меня развёрнутых данных о том, кто где и сколько пил. Кто принёс алкоголь, кто кого поил. Хотя бы потому, что я всего этого и не знала. Я, наверное, сказала лишнего, но о себе сказала как есть: «Покупала спиртное я сама. Вот в этом ларьке. Никто меня не угощал. Кто какой алкоголь приносил, я не видела, не знаю. Да, я видела, что другие ребята тоже пили. Где? Я не знаю.» Учитель методично называла имена, одно за другим и внимательно следила за моей реакцией. Конечно, она понимала правду. Зачем она задавали мне все эти вопросы, ведь она и так знала на них ответы?…

И вот теперь, глядя на Вову, опустившего голову, я поняла, что это он рассказал о допросе.

— Что ты ей сказала?! — рявкнул один из поборников правды, ещё немного пьяненький после вчерашнего.

— А чего ты меня то спрашиваешь? Вон, у тебя же есть осведомитель, его и спрашивай.

— Спрошу, как будет нужно. Ты отвечай на мой вопрос! У меня из-за тебя будут проблемы! У нас у всех из-за тебя будут проблемы!

— Ах из-за меня?!? То есть это я вливала в вас спиртное? Я купила и заставила выпить?

Все это сопровождалось едкими шуточками заядлыми стендаперами нашего класса. И в целом, эта тусовка внизу напомнила мне стаю шакалов. И я разозлилась! Страх и стыд сменился злостью! Я вдруг поняла, что мне нет смысла оправдываться перед этими людьми. Они просто не заслуживают этого! Они пришли, не потому что чувствовали необходимость высказать мне свою чёткую и верную позицию, чтобы пристыдить меня за содеянное. А просто потому, что они все как один боялись! Трусливые шакалы… А я тут ещё думала о смерти?! Да не дождётесь! И я стала говорить уверено и даже злобно:

— Вы все трясётесь только сами за себя! За свои шкуры! Что скажет моя мама, или мой папа! Ой, не дадут поиграть в приставку, или не отпустят погулять! Фу, трУсы! Самим то не смешно? Притащились сюда чтобы что? Гнобить меня? Узнать подробности, чтобы оценить масштаб будущих проблем? Узнать, скажет ли наша классная вашим родителям или нет? Что, страшно?

Я уже смеялась над ними. Злилась и смеялась. И знала, что я буду для них изгоем. Но мне было все равно. Потому что я почувствовала силу внутри. И потому, что мне уже нечего было терять. Да, это был гнев. Да. Гнев спас меня тогда. Упрямство, гнев, желание доказать. Себе, прежде всего.

— Мы боимся? Да ничего мы не боимся!

Из-за того, что говорить все стали громче, собака у соседки стала лаять. Это раззадорило группу «храбрецов», и они стали злобно шутить на эту тему, что там, наверное, какая-то мелкая трусливая шавка разнервничалась.

— Хочешь познакомится с этой мелкой трусливой шавкой? — спросила я.

Соседка держала огромную немецкую овчарку. Я это знала и поэтому взять на понт мужественного храбреца доставляло мне особый кайф.

— Ну и познакомлюсь, мне не западло!

И тут как по заказу соседка открыла дверь:

— А ну ка, пошли вон отсюда! Щас собаку спущу!

— Сама пошла! Никуда мы не уйдём!

Недолго думая, соседка ослабила хватку и огромная злобная морда выглянула из двери. Поводок туго натянут, пёс исходится лаем и вот-вот бросится на «храбрых спартанцев».

Лица у них были! Умора! Я расхохоталась, глядя как они удирают.

— Ой как смело вы убегаете, подождите, а как же неравный бой с трусливой шавкой?!

Но героев и след простыл. Я смеялась. Почти истерично. Я закрыла за собой дверь, вернувшись в квартиру. Этот смех в итоге почти перешел в слезы. Я знала, что теперь я стану изгоем для них. Плевать.

Конечно, они мне этого не простили. И учеба стала даваться с ещё большим трудом. Просто потому, что теперь пришлось стараться больше. Чтобы в любой момент не сплоховать. Не дать поводов для насмешек. Но я точно знала, что теперь у меня нет обратной дороги. И я должна поднять голову и жить дальше. Быть сильной и смелой. Я теперь всегда буду сама по себе. И я справлюсь.

Я благодарна одноклассникам за этот опыт. За мгновение до этого разговора на лестничной площадке, я почти опустила руки. Так испугалась, что уже видела один единственный выход для себя. Но этот гнев, эта злость тогда спасли меня. На протяжении последующих 2-3 лет я прочувствовала на себе, как быть изгоем. Что значит, когда ты чужой, одиночка в своем классе. Как это, когда над тобой смеются, издеваются. Но я и узнала, как это — быть смелым и уметь постоять за себя. Злость и упрямство, которые жили во мне всегда и не раз помогали мне справляться с детскими обидами и даже реальными опасностями в детстве, снова помогли мне переступить через жгучее чувство стыда и вины по отношению к моему любимому человеку — моей бабушке.

Кстати, бабушка ничего так и не сказала родителям. Не выдала меня. Она, конечно, простила меня, и я все так же чувствовала ее любовь до самого конца.

Иногда наступает такой момент в жизни, когда тебе кажется, что это конец. Что выхода нет. И тебе некуда идти. И ты никому не нужен. И ты всех подвел.

И в этот переломный момент появляется твоя внутренняя сила. Или нет.

Мне жаль, что Соне так рано пришлось пережить подобное. Или даже что-то намного более трудное. Но у неё, в отличие от меня, не было злости, которую можно было бы использовать, чтобы защищать себя. Ее злость осталась направлена только на саму себя.

А этот сон — одноклассники, отчуждение, страх, стыд, апатия и желание умереть, плохие учителя, попытка защищаться и уверенность в своей силе и своей правоте в итоге. Радость от встречи с любимым человеком, чьё мнение и чьё отношение всегда только и было для меня важно. И спокойная уверенность, что она меня любит и поддерживает. Что я все сделала правильно. Что я хорошо справляюсь…

Может это было напоминание обо всем об этом. И о том, что этот путь ещё не закончен? И добрая, понимающая улыбка моего «научного руководителя» во сне, как раз и говорила больше любых слов:

«Все хорошо. Впереди тебя ждёт ещё много всего. Будь готова. И не сворачивай.»

14 мая 2022

День 19. Школа

Майские праздники закончились. И начались снова учебные будни. Дети идут в школу, нагружённые тяжелыми портфелями. Маленькие, терпеливые муравьишки… Тащат непосильный багаж знаний в такое далекое, но, надеюсь, светлое будущее.

Последние годы мы с Сашей жили мирно. Я перестала его пытаться переделать, «наставить на путь истинный». Самая сложная и противоречивая тема, на которую мы чаще всего могли выяснять отношения, это «Соня и Школа».

Не могу сказать, что это были ссоры. Скорее, очень активные с моей стороны предложения, обоснованные доводами и аргументацией. И не менее активные возражения на мои предложения со стороны Саши, с не менее значимыми аргументами в пользу отказа от них.

На протяжении 4-х лет обучения в начальной школе я занималась с Соней уроками. Помогала, если ей было что-то не понятно (а не понятно было практически всегда). Проверяла ее домашние задания, старалась мотивировать, заниматься дополнительно, искала специальную учебную литературу. Готовила для неё доклады, презентации, поделки.

Мы с ней занимались каждый день. И даже на каникулах! У нас был только один выходной — воскресенье. В остальные дни я пыталась как-то помочь ей учиться лучше.

Дело было и в том, что ей было сложно понимать, сложно запоминать и она очень ленилась. Может это была не лень, а ей просто было очень трудно, и поэтому у неё не хватало мотивации трудится. И все вместе не давало почти никакого шанса на успешные или хотя бы удовлетворительные результаты в учебе.

Сама я в начальной школе была отличницей. Мне даже стипендию платили и как-то даже напечатали обо мне статью в местной городской газете. В средней школе я тоже старалась. Да, было труднее, иногда в четверти бывали четверки. Но одна или две максимум. Иногда удавалось закончить четверть на одни пятерки. Я была упёртая и упрямая.

Я не могла не получить максимум. И если я раз в год получала на уроке тройку, о, ужас!!! Это был позор! Это было такая самокритика и убеждённость в том, что я ее исправлю во что бы то ни стало! Двоек в моей жизни не было вообще.

И поэтому мне было совершенно не понятно, как можно, получив двойку, забыть об этом и не попытаться ее исправить? И так изо дня в день…

Вот эта особенность — рыть землю ради результата. Она у меня в крови. И я даже не знаю в кого это у меня. Мой папа, по его рассказам, тоже учился хорошо. Но судя по его воспоминаниям, в их семье пороли за плохие оценки. Так себе мотивация к успеху… Моя мама была не очень успешна в учебе. Но я об этом случайно узнала только когда уже закончила школу. Случайно нашла мамин аттестат и ахнула… все тройки! А она требовала от меня пятёрок! Ругала даже за четверки!

Узнав об этом, я помню, как спросила у мамы: «Как же так? Что ж ты меня так ругала за четверки, если сама еле-еле училась на тройки?!» И на это она мне просто ответила: «Потому, что ты могла, а я — нет».

Даже моя мама понимала разницу между «могла» и «не могла». А я вот нет. Нет, я давно оставила мечты о пятерках. Мои требования стали таять постепенно и осталось уже что-то из области: «Ну хотя бы попытайся исправить…» и «Хотя бы постарайся домашнюю работу написать понятно и красиво».

Потом, в 5-м классе, когда ситуация уже вышла из-под контроля и Соня стала еженедельно приносить по несколько двоек, мы сначала решили, что это из-за плохого зрения, которое стало портиться очень стремительно. Буквально за полгода ее зрение так испортилось, что она уже ничего не видела даже на первой парте. Я надеялась, что после того, как у Сони появятся очки, с учебой станет полегче. Но не стало.

Я настаивала на том, чтобы мы перевели Соню в другую школу, в другой класс наконец!

У неё была учительница математики, которая ставила ей двойки каждый урок. И учитель явно был не заинтересован в том, чтобы ребёнок что-то понял. Однажды я увидела ее на онлайн собрании по Zoom’у и поняла, что этот учитель точно не заинтересован в том, чтобы помогать детям что-то понять.

Я часто себя называла Сталиным и считала себя часто неадекватно-жёсткой. Но этот учитель поверг меня тогда в ужас… Этот «педагог» была убеждена, что ребёнок должен сам во все вникнуть, сам все понять и помогать с уроками родителям и тем более репетиторам, запрещено! Да, и нанимать репетиторов запрещено. То есть, бросили в воду — поплыл? — хорошо. Утонул? — Ваши проблемы. И Соня тонула. Отчаянно тонула… и мы вместе с ней…

На встречу с учителями в школу не пускали. Из-за ковида. В школу почти невозможно было пробраться. Но Саше это удавалось. Он ходил по моей просьбе к классному руководителю Сони — Людмиле Анатольевне. Чуть ли не каждую неделю-две. Но та неизменно отвечала, что надо подождать (чего?!?), что все со временем наладится (как?!?).

В итоге я потихоньку начала «съезжать с катушек». Я уставала, Соня уставала. Ведь задавали какое-то невозможное количество уроков. При том, что учитель математики не потрудилась вообще оценить ситуацию — все ли дети все поняли?

В итоге я тратила часы на то, чтобы сначала долго и по несколько раз объяснить Соне тему, потом решить несколько примеров, чтобы закрепить материал и потом ещё нужно было делать домашнее задание. На все это уходила 3-5 часов. А ведь это только один урок, а есть и другие!

Результат всех этих совместных страданий был нулевой — на следующий день Соня снова приносила двойку. И так почти каждый день. Двойки были и по русскому (потому что на него попросту не хватало времени), и почерк у Сони был такой, что ужас, не возможно было ничего разобрать. Я хотела, чтобы она хотя бы старалась и писала хорошо. Ведь когда так ужасно написано, вообще ничего не разобрать. Она переписывала свои кривульки по несколько раз. И по остальным предметам тоже были двойки.

Психологически пятый класс был похож на прыжок с вышки, когда ты ещё толком и плавать не научился.

Единственный предмет, который нравился Соне, и у неё действительно не плохо получалось и она даже старалась писать красиво, учила все стишки и старалась заслужить похвалу учителя — это английский язык.

У Сони в ее группе был новый учитель английского — Анна Александровна. Она тоже была очень строгая. И тоже ставила Соне двойки, если та была не готова. У Анны Александровны была, по рассказам Сони, идеальная дисциплина на уроках. И Соня исправляла эти двойки сама! И имела твёрдую четверку по английскому. Соня уважала Анну Александровну за адекватность, терпение и последовательность в своих решениях. Она очень интересно вела уроки, увлекала детей. Соня любила ее за чувство юмора и чувствовала ее любовь к детям. Она даже на эти двойки не обижалась. Все правильно — не готов, получи «заслуженную» оценку!

Я предлагала Саше найти другую школу с английским уклоном, чтобы забыть, как страшный сон эту кошмарную математичку и эти двойки. Или вообще забрать документы из школы и перевести Соню на домашнее обучение. Но Саша не хотел ничего менять. А если я спрашивала у Сони — чего она хочет, она обычно молчала или говорила «не знаю», пожимая плечами.

А однажды, я даже помню этот день, 17 октября, она снова принесла двойки, и я снова расстроилась. Она ушла в ванную, а потом я заметила на ее запястье царапины… потом я поняла, что она сделала их скорей всего иголкой. Я даже сфотографировала ее руку. И хотела пойти в школу, к директору, чтобы попросить о переводе в другой класс. Я тогда пожалела ее и сказала: «Ни одна школа, двойка или что-то ещё не стоят ее здоровья!» Обработала ее руку и предложила новый формат отношения к школьным успехам или неуспехам. К директору я так и не пошла, потому что, как мне показалось, я нашла выход…

После этого случая я предложила выплачивать Соне премиальные суммы за хорошие отметки («4» и «5»), и вычитать из баланса за плохие («3» и «2»).

Так, в конце недели, если не получать двойки и тройки, и всего пару четвёрок и хотя бы одну пятёрку, можно было прилично заработать!

«А расстраиваться по поводу этих двоек я не буду. Все в твоих руках. Вот увидишь, я смогу не расстраиваться так сильно. Я постараюсь!»

Соне эта идея очень понравилась! Она даже завела себе тетрадь для расчетов. И первые пару недель у неё даже получалось быть в плюсе!

Но потом все опять скатилось в минус. И я все продолжала придумывать за что ещё выдать «премию»: почитала немного, помогла приготовить, нарисовала красивый рисунок. Но и это не помогало привести баланс в норму.

У нас была договоренность, что сидеть в телефоне или «общаться с друзьями» как она это называла, можно после того, как уроки сделаны. И если баланс по оценкам не был положительный, то больше 2-х часов сидеть в телефоне нельзя. Сверх этого время приходилось «зарабатывать». Оценками или другой творческой или интеллектуальной деятельностью.

Если она и «зарабатывала» хоть какую-то денежку, она все тратила на телефон.

И вот такой кошмар творился у нас буквально с сентября. Я была все время в напряжении с ужасом ожидая новых двоек. Соня становилась все более грустной и замкнутой в дни учебы.

Но в выходные или в праздники, или когда она заболевала, и я не без облегчения оставляла ее дома, все было очень хорошо. Мы смеялись, рисовали, читали, смотрели вместе фильмы с миской попкорна.

Это было такое напряжение, ужасное, непосильное напряжение для неё. И я не помогла ей. Не нашла психолога. Не сходила к директору и не настояла на переводе в другой класс или другую школу. Помогло бы это?… Я не знаю…

Саша говорил, что мы выдернем ее из школы, к которой Соня привыкла. Она лишится тех связей, друзей, которые у неё появились. И в итоге сделаем еще хуже. Возможно, он был и прав. И в конце концов, ведь ещё 27 человек из ее класса так же ходят в эту школу, к этим учителям. Всем трудно. Надо учиться справляться с этим стрессом.

А по поводу учителя математики… я понимала, что есть программа. Стандарты. Если ваш ребёнок не «тянет» эту программу, берите на себя ответственность, примите решение и переведите в обычную школу. Значит, Лицей вам не по зубам. У этого учителя свои стандарты, по которым она работает много лет. И по этим стандартам учатся ее одноклассники, которые имеют «4» и даже «5» по математике.

У учителя предвзятое отношение к моему ребёнку? Не думаю. Я и сама помню то чувство безысходной ярости, когда я пытаюсь объяснить одно и то же 10-15 раз, спрашиваю: «Понятно?» — «Да». — «Хорошо! Тогда реши вот этот пример». И через час мучений она приходит снова, и я вижу, что ей даже близко не понятно.

4 года я пыталась заниматься с Соней. А на 5-ый год, после нескольких нервных срывов я сказала Саше: «Либо мы забираем документы из школы, либо ты что-то делаешь. Если ты так уверен, что ей лучше остаться в этой школе, то занимайся математикой с ней сам!» Он согласился. Но позанимался он с ней всего несколько раз. А потом «работа», «чуть позже», «устал», «завтра» и тому подобные важные причины.

И потом, когда с ней начинал заниматься Саша, он выходил из себя ещё быстрее! Наверное, поэтому Соня пыталась все же спрашивать у меня. Я хоть и более требовательная, но оказалось, что видимо я более терпеливая.

Все это было бесполезно… Я видела, что она пытается, старается. Но она просто не может… Она не могла ни морально ни физически продолжать.

После того, как Соня погибла, мы приходили в школу.

Мы встретились с классным руководителем Сони. Это очень добрая, очень хорошая женщина — Людмила Анатольевна. Она очень нам сочувствовала. И сама она была в таком шоке: «Соня была такая веселая, легкая, смешливая! Такая непосредственная! Как же так? Почему?..» я рассказала Людмиле Анатольевне о том сообществе в Сонином телефоне. О том, что ее подруга-одноклассница тоже в этом сообществе. И может ещё есть шанс помочь ей? Людмила Анатольевна рассказала, что в семье у этой девочки большие проблемы. Рассказала о сверхконтроле отца этой девочки, о тяжелой ситуации со здоровьем брата этой девочки. Жаль детей… жаль, что мы так мучаем их… Даже не подозревая, как им больно от этого…

Мы попросили возможности увидеть Анну Александровну, любимого Сониного учителя по английскому языку. Анна Александровна обняла нас и заплакала. Мы поблагодарили ее за то, что она была таким хорошим учителем и сказали ей, что ее предмет и она — были чуть ли не единственными приятными школьными воспоминаниями Сони.

Она была так удивлена и растрогана…

— Правда?… а на меня часто жалуются…

— Почему?

— Говорят я слишком строгая!

— Это так. Но вы ещё и веселая и справедливая. Поэтому Соня вас так уважала и любила. Никогда не меняйтесь!

Это была очень хорошая, душевная встреча. Мы не пожалели, что пришли.

Учителя математики я видеть не хотела, поэтому мы и не просили об этой встрече. Людмила Анатольевна предложила зайти к директору, но мы не стали ее отвлекать и беспокоить. Мы хотели запомнить это место, этих прекрасных людей. Эту маленькую парту, за которой сидела наша Соня. Запомнить такими — светлыми, участливыми, немного грустными.

15 мая 2022

День 20. Друзья

С дружбой связано очень много всего в нашей жизни. Много радостей. И странностей. Боли и разочарования. Веселья и грусти. Ненависти и любви. Настоящая драма!

И я не очень понимала в каких отношениях Соня была с той или другой девочкой. Как бы сейчас сказали современные пользователи соцсетей: «статус: все сложно».

Мне всегда хотелось узнать ее друзей. И я всегда предлагала Соне приглашать друзей домой. Тем более, что сама я была лишена такой привилегии в детстве. Можно сказать, в том числе, и для этих целей, была куплена PlayStation последней модели. И Соня не раз удивляла своих одноклассников таким «сокровищем». Мне хотелось, чтобы к ней приходили почаще друзья и они вместе проводили бы весело время.

И когда это случалось, мы разрешали играть в PS сколько угодно, приносили торты и пирожные, заказывали пиццу. Мы хотели быть в курсе ее жизни. И показать ей, что мы нормальные, добрые родители, которые доверяют ей. Мне не хотелось сковывать детей своим присутствием, и я всегда предлагала Саше пойти погулять, чтобы дать возможность Соне побыть с друзьями наедине. Чтобы она не чувствовала себя с нами как будто «под присмотром».

Друзья у неё были в основном в школе. Еще одна давняя подруга была вне школы. Каждый год Соня ездила летом к бабушке в Керчь и там проводила лето с Ксенией. Родители девочки — москвичи, тоже привозили дочку к бабушке на лето. Так они и отдыхали вдвоем. Купались в море, лазали в веревочном парке, гуляли. Когда наступали школьные будни, девочки разъезжались по домам. Соня в Питер, Ксения — в Москву. И время от времени девочки переписывались по скайпу. Соня всегда очень ждала лета, чтобы снова повидаться с Ксенией.

А все остальное время Соня отчаянно пыталась наладить связи со своими одноклассниками. И это почти всегда заканчивалось одинаково. Мне было трудно видеть это.

Первая ее подруга ещё в начальных классах после 2-х лет дружбы вдруг стала обижать Соню, толкать ее, издеваться, буквально унижать Соню. Почему так? С чем это связано?… Я так и не узнала. Соня не хотела об этом говорить, но я видела, что ей трудно, больно, обидно.

Потом в 3-м классе у них появился новенький мальчик. Он был очень хвастлив и явно очень заинтересован в ком-то более популярном. Но у него были какие-то проблемы со здоровьем, и он носил шапочку из-за облысения. Кажется, это была неудачная реакция организма на прививку от столбняка.

Так вот, когда он пришёл такой странный и плешивый, никто не хотел с ним дружить. Он ещё к тому же был ужасный хвастунишка и выскочка. С ним дружила только Соня. Он пользовался этим. Приходил к нам в гости. Они вроде не плохо проводили время. Но когда его волосы отросли, Соня ему стала больше не интересна.

Каждый такой «друг» в итоге исчезал, как будто его и не было. Только одна девочка, Римма, настоящий маленький боец, веселая, смелая, добрая и принципиальная девчонка. Она продолжала общаться с Соней, и они гуляли по выходным. Но Римма общалась с Соней почему-то только вне школы. А в школе дружила с другими девочками. Я ее обожала и всегда разрешала им гулять сколько они хотят и потом сидеть у нас и развлекаться. Один раз мы водили девчонок как-то в кино. Жаль, что из-за ковида многие интересные места закрылись.

Была ещё одна девочка, Варя. Очень веселая, добрая и немного скромная девочка. Они очень сдружились за последние пару лет начальной школы. Но у Вари заболела мама. Как потом я узнала от неё самой, это был рак. Она долго боролась с болезнью, но в конце 4-го класса, Варина Мама все же умерла. И отец Вари решил переехать в другой город и забрать дочку. Так Соня потеряла, наверное, единственного своего хорошего друга.

В 5-м классе появились новые девочки. И Соня нашла с ними контакт. Если бы я знала, что их связывает… Как-то Соня пригласила этих девочек в ресторан на свой день рождения. Но ни одна из них не вспомнила об этом и не пришла.

Дней за 10 до Сониной смерти я предложила Соне пригласить к нам одну из этих девочек. Ту, которую Соня называла подругой. После визита этой странной девочки, такого разочарования и растерянности я не испытывала давно…

Девочка была такая… замкнутая, как будто всегда готовая к атаке или защите…

Она не сказала «здравствуйте» и не поблагодарила за обед, не сказала «до свидания». Но не это было главным. Меня поразило то, как она общалась с нами и с Соней. Она злобно подкалывала ее, говорила что-то резкое, огрызалась. Соня пыталась быть с ней милой, пыталась развеселить ее, но вместо улыбки эта девочка сказала резко и злобно: «Че ты ржешь-то как идиотка?»

Когда они собирались уходить, уже в прихожей я спросила у девочки, чтобы хоть что-то узнать о ней:

— Твоя мама сказала, ты завтра идёшь к репетиру?

— Да, по английскому

— Ну и как, нравится тебе преподаватель?

— Да, она нормальная. Не то что наша училка по английскому!

Я знала, что Соня любит и уважает своего учителя по английскому, Анну Александровну. И поэтому меня удивило такое отношение, и я спросила:

— А что с учителем английского? Тебе она не нравится?

— Пффф… Конечно, не нравится! Как она может нравится, она злая и мерзкая!

Я в этот момент смотрю на Соню, в надежде, что Соня возразит, защитит своего любимого учителя. Но она только растерянно и даже как мне показалось, глупо улыбалась, склонившись в просительной позе, глядя на свою «подругу»…

Я поняла, что все очень-очень плохо. Все, чего я боялась уже происходит. Прямо сейчас. Я видела отношение этой девочки к Соне. Я видела унизительное положение Сони перед этой не красивой, злобной, закомплексованной девочкой…

Тогда я ещё не знала всех тех ужасов, которые они писали в своих чатах, или в этих жестоких извращённых сообществах. Их связывало что-то… теперь мне кажется, что их связывало обоюдная потребность в боли. В потребности этой девочки эту боль причинять и потребности моей дочки ее получать. Жертва и мучитель. Может я и ошибаюсь?.. я надеюсь, что я ошибаюсь…

И я чувствовала и понимала, ей отчаянно нужны были друзья. Она была готова на все ради этого. Она так остро чувствовала это одиночество внутри себя. И мы не могли ей помочь.

Я старалась справляться со своими страхами «она будет слабой», «она будет зависимой», «она будет терпеть унижения», «она как-то навредит себе из-за несчастной любви», «она будет отталкивать, раздражать людей своей ролью зависимой жертвы», «она станет наркоманкой».

Но чем больше я старалась, тем видимо хуже становилось. Потому что я начинала видеть эту страшную для себя реальность и мне становилось ещё труднее.

А уж как трудно было Соне… Мне и не представить.

Она ощущала себя «Ничтожеством», теперь я это знаю, прочитав ее записку самой себе в будущем. Наверное ещё помнила мое «Неудачница»…

Она старалась всеми силами соответствовать, быть такой же, быть «своей». Когда мы читали в ту ночь их переписку, я удивилась, что Соня называет нас так же, как та девочка зовёт своих родителей: «батя» и «мамка».

Ведь дома она всегда звала меня «мамочка», а Сашу «папочка»… Читая это, мне стало казаться тогда, что как будто другая, чужая сущность проникла в Сонино сознание. Злая, черная, злобная сущность.

Я помню, как она меня обнимала, как говорила, что она любит меня. Просто так. Мы обнимались несколько раз в день. Просто так. И я знаю, что она нас очень любила. Но этого было недостаточно. Подростку нужны отношения. Это жизненно необходимо для него — чтобы «свои» принимали тебя. Принимали ли ее «свои»?

Я помню этот звонок через два-три дня после гибели Сони. Мне позвонили с неизвестного номера. Мы с Сашей были в санатории «Дюна», куда нас отвез наш друг Димка. Я взяла трубку:

— Да?..

— Здравствуйте… это мама Сони Седовой? — послышался неуверенный детский голос.

— Да… кто это?

— Меня зовут Лиля. Я узнала Ваш номер у мамы одноклассника, она в родительском комитете и знает телефоны всех родителей. Скажите, а где Соня? Мы с девочками пишем ей, но она нигде не отвечает… Она так долго болеет… С ней все в порядке?

Я уже плакала в этот момент. И я не знала, как сказать 11-летним девочкам, что их подруга убила себя…

— Девочки, милые, мне так жаль вам это говорить… но Соня погибла.

— Что?… Погибла?..

Дальше я услышала детский плач…

После того, как я положила трубку, Саша сразу позвонил Людмиле Анатольевне, классному руководителю Сони. Та поблагодарила и скорей направилась к девочкам. Позже я узнала, что девочкам в тот день срочно вызвали клинического психолога, чтобы успокоить и снять состояние шока. Позже именно этого психолога, Анну, нам и посоветовала Людмила Анатольевна. И мы ей за это очень благодарны.

Когда мы приходили в школу после произошедшего, Людмила Анатольевна рассказала, что девочки очень переживали эту утрату. А Римма, моя любимца, подружка Сони, даже принесла портрет Сони и его поставили на ту парту, за которой она когда-то сидела. И так 2 дня Соня «оставалась» с друзьями в школе.

Когда я узнала об этом трогательном поступке Риммы, я уже знала, что это придумала и сделала ее чудесная мама, Маргарита. И конечно, я поблагодарила ее и заодно спросила, как там Римма. Маргарита сказала, что она очень рада, что я ей написала, она сама боялась потревожить меня.

Когда все произошло Саша разговаривал с Людмилой Анатольевной, и та сказала, что родители собрали деньги на похороны и хотят помочь. От денег мы категорически отказались, но передали слова благодарности. И главное, от нас обоих Саша попросил Людмилу Анатольевну передать, чтобы нам никто не писал ни соболезнований, ни слов поддержки. И она выполнила эту просьбу.

Вот почему Маргарита не решалась мне написать. Но я очень уважала их семью и маленькую Римму тоже, и я поблагодарила Маргариту за ее доброту и поддержку и сказала, что я очень рада, что Римма дружила с Соней. А Маргарита написала:

«Римма сказала, что с Соней совершенно невозможно было поссориться. Совсем никак!»

А потом, когда мы пришли на приём к Анне, клиническому-психологу, которая как раз и приходила в школу помочь девочкам, когда они узнали о смерти Сони. И Анна передала впечатления девочек о Соне: «Она была очень сильная и очень самостоятельная! И очень добрая, и веселая!»

Так я узнала, что Соня не была чужой, она не была изгоем в своём классе. Ее любили. И считали сильным и смелым человеком. Каким она всегда и была.

16 мая 2022

День 21. Рыженький котик

Я любила Сонины волосы.

Медные? Медовые? Льняные? Все эти слова подходили для описания цвета ее волос. И ещё я очень любила запах. Наверное, все мамы любят целовать своих детей в макушку. Где-то я даже читала, что, когда мама или папа вдыхают свежий аромат кожи своего ребёнка, в этот момент у родителей вырабатываются гормоны радости. Скорей всего это правда.

Я вообще всегда выглядела как странное существо-нюхач, когда рядом была Соня. Я всегда начинала шуточно обнюхивать ее, как это делают самки-животные, чтобы убедиться, что это свой, родной детеныш. Она была единственная, кого я хотела и любила обнимать, целовать, нюхать и даже покусывать. «Буся, можно куснуть за ушко?» — «Хи-хи-хи! Можно!» — «А-ам!»

Поэтому мне удавалось испытать каждый раз букет из эндорфинов всех цветов и оттенков, когда ко мне приходила Соня, чтобы что-то рассказать, пошутить или просто обняться. И вот, слышу топот — 2 маленькие лапки, веселое щебетание и глаза, полные счастья и искристой радости. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я не могла не видеть этот яркий, озорной взгляд. И я не могла не отвлечься на эту чистую радость, чтобы хоть на мгновение испытать это чувство.

Благодарю тебя, моя хорошая, что дарила мне эту радость целых 11 лет!

Когда все это случилось мне было тяжело подходить к двери нашего подъезда. Потому что в 5 метрах от него, несколько дней назад, мы пытались удержать маленькую душу нашей дочки той холодной мартовской ночью. А она, в свою очередь, не уходила, чтобы поддержать нас и спасти своего папу Сашу от травм и сумасшествия, пока мы ждали скорую.

Сначала был звук… Странный, глухой звук… Мы подумали, что, наверное, снег упал с крыши… Саша решил, что Сони долго нет… И в следующее мгновение я слышу: «Оля, вызывай скорую! Она выпала из окна!»…

Саша побежал вниз первый. И рассказывал потом, что когда он ее увидел, лежащую на мерзлом льду, то она выглядела как маленький ангел, который просто прилёг отдохнуть на снег. Когда он перевернул ее, она не дышала… Он начал кричать, и бить кулаком в ледяную землю. Так сильно, что чуть не сломал руку. Он рассказал, что когда он ударил 3-й раз… Соня вдруг вдохнула… она вдруг начала дышать. Очень тяжело, но она дышала. И когда уже спустилась я, он кричал: «Оля! Она дышит! Где же скорая?!» Я подумала, что он помешался, но, когда я подошла, я увидела: она правда дышала! Это было невероятно. Страшно. Хрипло. Тяжело. Но она дышала!

Я снова позвонила в скорую, и сбивчиво попыталась узнать, что мы можем сделать для ребёнка, пока не приехала скорая. Но оператор на том конце просто просила ждать приезда врачей. Я заметила, что из окон на нас смотрят люди, какой-то мужчина стоял неподалёку. Позже Саша рассказал, что он вызвал скорую и пытался тоже помочь. Женщины из окон тоже пытались успокаивать Сашу, пока я спускалась вниз. Они просили его оставаться с дочкой, оставаться в здравом рассудке.

Я побежала на дорогу, чтобы показать скорой, куда нужно ехать. Скорая приехала очень быстро. Врач сразу спросил: «С какого этажа она упала?» — «С 11-го». Нельзя было не заметить его потухший взгляд, который говорил сам за себя. Но врачи-реаниматологи все равно стали делать все что возможно для спасения. Нам оставалось только надеяться на чудо…

Врачи перенесли тело в машину скорой помощи, и реанимация продолжилась там, за закрытыми дверьми.

Мы стояли и молились как умели.

Саша был не в себе, он кричал и был похож на смертельно-раненого зверя. Я подошла к нему, а он сказал: «Это мы сделали с ней!» И я тихо ответила: «Я знаю…» Он не подходил ко мне. И я поняла, что больше и не подойдёт. И я решила, пусть так и будет. Так и должно быть. Я буду расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь.

Он мерил тяжелыми шагами улицу, одетый в одну футболку… Ведь своей курткой он укрыл Соню. Я спросила, не холодно ли ему?.. И тут же поняла, что он ничего не чувствует… Я поняла, что он не в себе, и мне нужно сделать все, чтобы хоть как-то помочь ему.

Это очень странно… В этот страшный момент я не могла плакать…

Саша рыдал, кричал… а я не могла плакать. Но я думала о нем. Я знала, что судьба Сони в руках врачей, в руках Творца, в руках самой Сони… И я пошла домой, чтобы принести Саше куртку и свидетельство о рождении, которое попросил врач.

Вернувшись, я увидела, как он начал кричать, что он был ужасным отцом, что он виноват. Но, я-то знала, что это не так. И я почувствовала, что я должна сделать то, что нужно, чтобы вытащить его. Даже если он никогда больше не захочет видеть меня, даже если он будет ненавидеть меня до конца своих дней. Сейчас я должна сделать все, что могу. Я подошла к нему, очень уверенно. Встала напротив, взяла очень крепко его за плечи и встряхнула, а потом сказала громко и уверенно: «Посмотри на меня!» Он поднял заплаканное лицо… — «Ты был самым лучшим отцом в мире, ты понял?! Не смей говорить так! Ты слышишь меня?!» Он на мгновение как будто остановился и посмотрел на меня уже более осмысленно… Потом закивал, но все равно отошёл от меня. «Ничего, это не важно. Я потом буду думать о себе. Я причинила так много боли этим двум людям, что у меня впереди была ещё целая жизнь, чтобы принять свою карму в полной мере.»

Через какое-то время мы оба стояли и смотрели на машину скорой помощи. Время как будто замедлилось… Ничего не происходило… Саша стал снова терять самообладание: «Что они там делают?! Почему они ничего не делают?!» — «Саша, они делают все что могут, поверь».

Через пару мгновений он повернулся ко мне и сказал: «Я очень тебя люблю. Мы вместе. Я не оставлю тебя». И я обняла его, а он меня. Мы стояли так, и я слышала, как Саша плачет… Я так и не могла заплакать… Я не знаю почему. Но я чувствовала огромное облегчение от того, что он не ненавидит меня. Он любит меня. И мы сейчас вместе.

Мы стояли и каждый из нас говорил с Творцом, с ангелами, с душой Сони. Я поняла, что теперь буду ценить каждое мгновение с ней. Какой бы она ни была. Даже если мне придётся ухаживать за инвалидом, даже если наша жизнь превратиться в ожидание хороших новостей между походами в больницу. Я была готова к любому исходу, лишь бы она была жива… Я просила Творца дать нам ещё один шанс!

Но тут я вдруг почувствовала, что она не хочет… Она вернулась ненадолго, да. Но она бы не хотела жить в коме, или быть инвалидом, или постоянно мучиться от боли. И тогда я сказала: «Милая моя, я приму любой твой выбор. Прошу тебя, сделай так, как лучше для тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива». И тогда мне показалось, что я ее отпустила… И буквально через минуту вышел врач и сказал: «К сожалению, она умерла»… На часах было 1:45.

Ко мне подходили полицейские, участковый, врачи и следователь… Они задавали одни и те же вопросы… Я отвечала. Потом мы пошли в наш дом, и следователь и участковый пошли с нами. Они должны были провести обязательные процедуры описания места происшествия и зафиксировать показания. Все растянулось до 3:30, и мы должны были ещё поехать в полицейский участок. Но следователь предложил перенести приём на 8 утра, чтобы все хоть немного выспались.

На утро мы поехали к следователю и провели там за дачей показаний 4,5 часа. Следователь и его помощники — очень хорошие люди. Не безразличные. Такая тяжёлая у них работа. Но они при этом остаются людьми.

Следователь тогда сказал, что, к сожалению, у них очень много похожих дел. 3-4 случая в месяц только по Приморскому району Петербурга. И все дети из благополучных, любящих семей. Следователь забрал Сонины гаджеты. Сказал, что следствие будет идти примерно 3-4 месяца.

Когда мы сидели у следователя, приходила женщина. Она забрала телефон своей дочери. Дочь этой женщины тоже покончила с собой. Эти несчастные дети и такие же несчастные родители… Горе стало не просто близко. Оно стало частью нас.

Я все ещё не могла плакать. Не могла думать. Я была как будто под водой.

Приехали наши друзья — Дима с женой Катей. Они и отвезли нас домой. И вот тогда я обняла Сашу стала истошно кричать. Я кричала и рыдала. Я плакала… И вот, с тех пор я не могу остановить слёзы.

Позже днём снова приезжал следователь с командой помощников. Они искали записки, рисунки, дневники. Все, что хоть как-то может объяснить или прояснить ситуацию. Они фотографировали квартиру, описывали подробно помещение, делали замеры окна… Один из следователей сказал не громко, но я слышала: «Какое хорошее место… А ведь у девочки было все, о чем можно только мечтать…»

На следующий день к нам приехал наш друг Дима, чтобы отвезти нас в санаторий «Дюны». Я собирала вещи, а Саша с Димкой были на кухне. И тут я услышала Сашин смех… «Господи… он смеётся?.. Да, точно… смеётся!…»

И в тот момент я почувствовала какую-то безотчетную надежду и радость, как будто у нас появился шанс, как будто мы ещё сможем жить и может даже будем улыбаться и смеяться однажды?.. Саша ушёл умыться, а я подошла к Диме и обняла его:

— Спасибо…

— За что?…

— За его смех…

— Ну, что ты… а для чего ещё нужны друзья?.. — смутился Димка.

«Дюны» — это санаторий в пригороде Петербурга, очень красивое, спокойное место, с живописными пейзажами соснового леса и чистых озер в округе.

Когда мы приехали туда и зашли в главное здание, то сначала растерялись, увидев постояльцев. Все как один с переломанными конечностями и на костылях… «Очень жизнеутверждающе», подумала я. Но это именно так и было! Люди, которым было больно, и очень неудобно. Но они старались, они боролись, и они улыбались! Персонал в санатории — как добрые нянечки в счастливом детстве. Дни стояли солнечные, началась настоящая весна. Капель, пение птиц и такая тишина вокруг! Когда живешь в городе забываешь этот звук — звук тишины.

Мы были как будто в каком-то тумане. Но нас окружали очень хорошие, заботливые, хоть и совершенно посторонние люди. Это прекрасное место с очень хорошей энергетикой, которая буквально излечивает тебя изнутри. По крайней мере, нам так казалось тогда.

Мы пробыли там 4 дня. Это было хорошее, светлое и в то же время грустное время. Но мы постоянно как будто чувствовали, что рядом есть какая-то заботливая, добрая энергия, которая поддерживает нас. Мы купили 2 китайских фонарика, и один из них отпустили в память и с благодарностью об этом прекрасном, светлом месте перед самым возвращением в домой.

Возвращались домой в Питер мы вечером, было уже темно. И я поняла, что не хочу боятся того места, где ночью мы нашли тело Сони. Я знала, что ее душа покинуло его ещё до того, как тело соприкоснулось с землей. «Как птичка…» — все время было в моей голове. Но красное пятнышко крови, которое на белом снегу выглядело как разлитый вишневый сок, не давало мне покоя. И я попросила Сашу убрать эту кровь и помочь мне кое-что сделать. На помощь Саше приехал Димка и они вдвоём разбивали ночью лёд топором…

Утром мы заехали в магазин, чтобы купить цветы. Это было 8 марта. Все были счастливые, с цветами. Все улыбались…А мы зашли в цветочный магазин и попросили 12 роз, потому что Соне бы исполнилось в этом году 12 лет.

— Двенадцать? — Переспросила цветочница.

— Да…

— Перевязать вам чёрной ленточкой? — уже с грустью в голосе спросила она.

— Нет, перевяжите пожалуйста желтой.

Это был любимый цвет Сони. Желтый. И зелёный.

После этого дня я попросила Сашу больше никогда не дарить мне цветов на 8 Марта…

В магазине я выбрала мягкую игрушку — маленького рыженького котика в пятнышках. Мы иногда так и звали Соню — «Наш рыженький котик». Из дома я принесла свечки и открытку. Все это мы расположили в уголке, в том самом месте, где все произошло. Зажгли свечки. И когда мы это сделали, я почувствовала, что это было правильно.

И так мы приходили к этому месту уже без ужаса. И приносили туда свежие цветы. Свечки, конечно, уже отгорели. Но мы все равно старались сделать это место красивым и не страшным. Наверное, в первую очередь для себя?.. Так мы проверяли котика каждый раз, когда выходили на улицу. «Проверим котика?» — «Конечно».

Через 3 недели, когда наконец-то нам выдали документы, и главное, урну с прахом, мы собрались в поездку на машине к моим родителям в Краснодарский край. Уже началась война на Украине и все перелеты в Краснодарском крае были закрыты. И Саша предложил забрать котика: «Зачем ему там лежать неделю, а может и дольше?» Но когда мы спустились вниз и подошли, чтобы забрать игрушку, котика и открытки не было… Это была хорошая новость. Значит кому-то, может какому-то ребёнку, понравился котик и он взял его себе? Это хорошо! У него может быть, появился новый дом? Уезжали мы спокойно. Мы знали, Соня далеко… Там, где много любви и радости. Она спокойна и счастлива.

«Будь свободна и счастлива!» — написала я на магнитном планёре, а Саша добавил: «Наш рыженький котик!»

17 мая 2022

День 22. Ты слышишь меня?

Пару дней назад я снова побывала на встрече с психологом, Анной.

Очень многое мы обсудили, и я так благодарна этой доброй, красивой и мудрой девушке за ее помощь.

Мне кажется, бывает так, что некоторые люди выбирают своё предназначение, а бывает так, что предназначение находит человека. Мне кажется, что у Анны именно так. Она не просто добрый и сочувствующий человек, она очень хороший психолог. И встречи с ней — это большой и важный опыт для меня, да и для всей моей семьи. Столько мыслей, чувств — новых для меня, раньше я о них и не подозревала. И старых. Которые были выкинуты или спрятаны поглубже. Но от этого они не стали меньше или тише. Они были брошены, и оттого все чаще пытались напоминать о себе. А если я «не слышала» их, то они все равно прорывались. В гневе. В злости. В страхе.

Так и случалось, когда я вдруг впадала в своё обычное злобное и жёсткое состояние. «Жизнь — это борьба». «Чтобы добиться чего-то в жизни, нужно много трудиться!», «Нужно уметь защищать себя». «Чтобы тебя любили, нужно стать лучше», «Никому не нужны неудачники!» Это те правила жизни, по которым я сама жила почти 40 лет. И мне казалось, что именно эти четкие, понятные установки и помогают мне жить. Именно они помогали мне, когда я была ребёнком. И потом, когда стала подростком и в молодые годы тоже.

Я жила по ним. И я заставляла жить по ним свою маленькую семью. Если Саша был уже сильным и мог уехать, сменить тему, отвлечь меня, рассмешить или в крайнем случае «переждать шторм», то у Сони таких возможностей ещё не было.

Когда я злилась из-за плохих оценок, из-за испорченных или потерянных вещей, из-за беспорядка, я вещала про то, что надо трудиться ради своего светлого будущего. И все чаще мне казалось, что Соня меня совсем не слышит. Она просто ждёт, когда я закончу. Она расстраивалась оттого, что расстраивалась я. И она приходила ко мне, виновато опустив голову. И тогда мне становилось жаль ее и я обнимала ее и говорила: «Я все равно люблю тебя, Буся…» и так заканчивался практически каждый мой «разбор полетов».

Но в процессе своей неконтролируемой злости я могла сказать что-то обидное, что-то фатальное. Такое, что жизнь, наверное, покажется немилой. Ведь выхода нет. Все будет плохо! Очень плохо! Конечно, для меня в те моменты все это было более чем реально, важно и правильно.

Сейчас я уже понимаю, что эти установки были продиктованы страхом. И в первую очередь, страхом, что Соня не сможет найти своё место в этом мире (см. Правило «Чтобы чего-то добиться в этой жизни, нужно много трудиться!»). Что она будет несчастна и одинока (см. Правило: «Никому не нужны неудачники!» и «Чтобы тебя любили, нужно стать лучше!»). А даже если у неё будут какие-то отношения, то ее будут обижать (см. правило «Нужно уметь защищать себя!»).

Но ещё одна причина, по которой я так срывалась, это страх самой оказаться никчемной неудачницей. Ведь ребёнок — это главное, ради кого нужно стараться, жить, учиться, быть лучше. Это огромная ответственность. И если у меня ничего не получается и все что я делаю или говорю просто растворяется… значит, я не смогла? Значит я плохая мать. И все мои правила, установки, принципы — все это пустой звук?

Наверное, поэтому я однажды сказала эту страшную фразу Соне:

«Чего бы я не сделала, каких бы успехов не добилась, у меня всегда будешь ты — та, кто опустит меня на Землю.»

Это ужасная фраза. Я вспоминаю ее каждый день и мне так стыдно и так больно за Соню… Я очень сожалею об этих словах. И надеюсь, ее душа меня когда-нибудь простит за это.

Я злилась. Очень злилась. Мне казалось, что все что-то делаю, все мои попытки что-то изменить, исправить, улучшить… все они никому не нужны. Ни Саше, ни Соне. «Неужели они не понимают, как это важно?!» «Слышит ли она меня?» — все время задавала я себе эти вопросы. Но все повторялось. Каждый день. Я была в тупике. Оттого, что мне казалось, что Соня и Саша не слышат меня, я сама себя накручивала ещё больше. И от этого мои эмоции все накалялись и накалялись. И вместо мудрого «все будет хорошо», мне казалось, что мы все просто катимся вниз. И выхода нет. Вот эта мысль «Выхода нет» — возможно она осталась в сознании Сони.? Возможно, это я вложила в ее голову эту мысль?..

Когда Соня еще была жива, я иногда спрашивала Сашу: «Как же так?… Я иногда скажу Соне что-то не приятное, выйду из себя… А она? Она должна была бы обидится, разозлиться на меня в конце концов! Но она никогда не злится на меня! И не обижается… Она всегда приходит ко мне, чтобы я успокоилась. Чтобы подойти и обнять меня…» Разве так бывает? Мне было это не понятно. Она была для меня как будто житель с другой планеты… Как живой представитель учения Христа о том, что если тебя ударили по правой щеке, нужно подставить левую…

А она слышала меня… И все это оставалось в ней. Все мои страхи оставались в ней. Вся моя злоба… А что она возвращала мне? Только любовь…

Чтобы в итоге уйти, не найдя для себя другого выхода…

Анна, психолог, пытается помочь мне с главной причиной, из-за которой так трудно двигаться дальше и просто жить — с чувством глубокой вины.

Мы обсуждаем мою установку, что я была плохой мамой. Анна просит меня вспомнить и рассказать ей о том, как мы весело проводили время с Соней. Как мы вместе рисовали, смеялись, разговаривали, читали. Как обнимались и признавались в любви друг другу.

Мое желание сделать все возможное для того, чтобы у моего ребёнка была мотивация жить, чтобы была цель, чтобы способности, данные ей от природы развивались — все это нормальное и естественное желание хорошей мамы для своего ребёнка. В наших беседах Анна пытается убедить меня, что я была хорошей мамой.

Соня мне часто говорила: «Ты хорошая Мама!» И, честно говоря, я и не сомневаюсь, что она любила меня. А вот я… Я так и не смогла научиться настоящей, безусловной любви. Любить маленького человека просто так. Не за хорошие оценки, не за порядок в комнате, не за достижения в спорте, творчестве и музыке, не за крепкие социальные связи, не за сильный волевой характер. А за то, что это самый красивый и добрый человек, который любит меня и который так нуждается в моей любви и поддержке.

Прости меня, моя милая, прости меня за все… Я буду продолжать учиться любить. И я знаю, что ты мне в этом помогаешь. Я ничего уже не могу изменить. Но я ещё могу измениться сама. Даже если ты сейчас далеко, я все равно слышу тебя и чувствую твою поддержку.

P.S. Сегодня я целый день была одна. Саша уехал в командировку, в Москву. И я плакала и смотрела на небо. Я искала облачко, похожее на девочку с хвостиками. Но ничего… И мне показалось, что я совсем одна. И я не слышу тебя… И ты меня тоже не слышишь.

Я все смотрела и смотрела в небо. Тучи, тёмные облака медленно проплывали по небу. И мне показалось, что ты сказала: «Обернись». Я обернулась, но увидела себя в зеркале… и больше ничего…

А потом я ушла работать. И вдруг увидела в окне солнце… и дождь! «Надо же, такое яркое солнце и дождь! А вдруг я увижу радугу!» Я снова подошла к окну и стала вглядываться в яркое небо. «Нет, не вижу…»

И тут я поняла, что означало «Обернись». Ведь радуга на другом конце! И я пошла скорей в другую часть дома, в твою комнату! И я ее увидела! Огромную! Красивую радугу! Радуга! Я так долго ее ждала! Как будто надежду…

Спасибо! Я была так счастлива! Я перестала плакать и только смотрела на эту радугу. Всего минутка, и она пропала. Но я все улыбаюсь теперь. Ты со мной. Я так рада, что я слышу тебя!

Да, я слышу тебя.

18 мая 2022

День 23. Под защитой

Сегодня хлопотный день.

Нужно успеть съездить на другой конец города, отснять видеоматериал для рекламного ролика нового направления. Я веду машину медленно. Я первый раз за рулем спустя несколько месяцев. Я давно не водила. Долго не могла себя заставить снова сесть за руль. Я не люблю водить, и машина мне нужна была только чтобы забирать Соню из школы. А теперь еще и операция на колене. И я даже хожу пока с трудом.

Но я сама уверенно и настойчиво предложила Саше поехать в автосервис на двух машинах. План был такой — доезжаем до автосервиса, Саша оставляет свою машину, и дальше мы едем на моей. Нам еще нужно успеть на приём к врачу. Так что жаловаться поздно. Нужно вспомнить, как это делается и доехать без приключений. Саша впереди на Марусе я следом за ним.

Маруся — это наша любимая машина. Я назвала ее так, потому, что когда мы ее купили, она была похожа на русскую красавицу. Белая Ауди с гжелью на заднем бампере. Немка с русской душой. Она мне этим и понравилась. Любовь с первого взгляда. Саша любит Марусю. И я тоже. И он очень заботится о ней. Говорит, он так ее любит, потому что я ее выбрала. Несколько месяцев назад Саша установил на нее новую тормозную систему. Много кто обращал внимания на эти новые колёса и новые тормоза. И тогда мы решили предложить такие же любителям тюнинга — владельцам спортивных машин.

Я начала этот проект давно, ещё летом. Думала управиться за пару месяцев, быстро запустить рекламу и по отработанной схеме начать отрабатывать заказы. Но дело затянулось. Логотип, сайт, фирменные материалы. Фото и видеосъемка. Долгое обсуждение деталей расчета с поставщиком. Все это заняло больше полугода.

После того, как Соня ушла, я уже и не планировала продолжать этим заниматься. Мне было уже все равно. Если бы не Саша. И его новый знакомый.

Наш друг Димка познакомил Сашу со своим знакомым. Он оказался так же, как и Саша — фанатом тюнинга. Они с Сашей быстро сдружились. Благодаря ему Саша познакомился с полезными и хорошими людьми, специалистами в сфере авто-тюнинга. Мне и Саше всегда нравилась авто-тема. Мы любили смотреть ТВ-шоу, где классные специалисты прокачивали машину клиента. И втайне мечтали заниматься тем же. Вот так же получить заказ, сделать очень хороший тюнинг и потом отдать счастливому владельцу его обновлённую «ласточку».

Вспоминаю себя и понимаю, что еще с юности любила эту тему. Ещё с тех пор, как познакомилась и начала встречаться со своим первым парнем Артемом. Тёма. Тёмыч.

Он был безбашенный, смелый, и сильный. Он классно водил машину и имел полгорода друзей. Его куртка всегда пахла бензином, а руки всегда напоминали о том, что не меньше, чем хороших людей, он любит хорошие тачки. Мы встречались 7 или 8 лет. И это было хорошее, веселое время. Потом мы остались хорошими друзьями. Но с тех пор, как я первый раз вышла замуж мы перестали общаться. Тёме не нравился мой первый муж. У него и самого тогда было не простое время. В работе. В отношениях. И он просто пропал. Я не видела и не слышала его лет 10. Может поэтому «авто-тема» всегда была мне интересна? Ностальгия по бесшабашной юности.

Вот так, авто-тема снова появилась в моей жизни.

Саша показал своему новому знакомому наши материалы по тормозным системам. И ему понравилось то, что мы делаем, он решил помочь. Стал рассказывать о нашем товаре своим знакомым, владельцам автомастерских. Ему понадобились дополнительные материалы. Мне пришлось сдуть пыль с заброшенной идеи и рисовать прайсы, менять сайт. Мне не хотелось делать ничего, я помню, с каким трудом мне все это давалось.

Тут как раз пришло время ехать на видеосъёмку к нашему потенциальному партнёру. Я планировала сделать рекламный видеоролик. А для этого нужно было записать видео процесса по новой услуге, которую так же предложил опробовать Сашин знакомый. Одно дело — продажа товара. И совсем другое — продажа услуги. Тут самое главное люди.

Я сомневалась, хочу ли я этим заниматься. Несколько раз пыталась придумать причины, почему мне не стоит «в это ввязываться»: «Сейчас не лучшее для этого время», «Мне теперь ничего не нужно», «Я не смогу себя заставить» — говорила я себе. Но все равно делала то, что просил Саша. Без интереса, эмоций и без ожиданий, на автомате, но делала.

Но, когда я побывала там, я увидела хороших специалистов, новое оборудование, красивый светлый производственный цех. И я поняла, что люди, которые работают здесь — любят своё дело, и я хочу стать его частью. Дата и время съемки были назначены. И вот мы едем на место. Сашин знакомый уже ждёт нас в назначенном месте съемки. Но мы опаздываем.

Я выхожу из машины. Вернее, выкарабкиваюсь из неё. Уфф.. добралась. Через весь город… И мы даже вроде как успели?.. «Оля, вот, познакомься. Это Артём, я тебе про него много рассказывал!» — слышу я Сашин голос.

Я вижу его. И не верю. Но он подходит ближе. И я узнаю эту походку. Он идёт ко мне. Улыбается, раскинув руки для того, чтобы обнять. Это же… Тёма. Тёмыч! Тот самый, безбашенный парень из моей юности… Он стал старше. Но он почти не изменился. Как будто и не было этих 10 лет!

Я так растеряна и так рада ему. Я обнимаю его. А он, как и всегда поднимает меня. Он высокий. И мои ноги не касаются земли. И мы так и остаёмся: я обнимаю его за шею, он несёт меня через улицу. Саша все понял. Догадался. Улыбается. Он рад, удивлён, но очень рад, что мы встретились. Тёма говорит мне тихо: «В пятницу я почувствовал, что Сашиной женой окажешься ты…» Я плачу. Он утешает меня как когда-то: «Тише… тише.. ну все.. все» Я говорю ему: «У меня дочка погибла…»

Он отвечает: «Я знаю… Тише. Ты сильная. Ты справишься. Все будет хорошо.»

Я снова почувствовала себя как когда-то. Под защитой. Вокруг меня так много больших и сильных ангелов. Саша. Андриан. Димка. И теперь Тёма.

Я не знаю, что это если не чудо?

В Питере живет несколько миллионов человек. Но я снова встретила своего близкого друга вот так — через время и расстояние. И через своих близких друзей. Иногда мне кажется, что все мы из одной группы родственных душ. Которым суждено было встретиться. И не расставаться. Особенно в такое трудное время.

Спасибо…

19 мая 2022

День 24. Когда Соня станет морем

Однажды мы с Соней стали говорить о смерти… Мы много и часто подолгу говорили с ней обо всем.

Точнее, говорила обычно я… Она спрашивала, а я отвечала на все ее вопросы. И иногда одна тема плавно перетекала в другую. И начинали мы с обсуждения какого-то момента из любимого фильма или сериала, а заканчивали космосом, Вселенной, любовью, или… например, как в этот раз… смертью.

Кажется, мы говорили о Вариной маме, которая умерла от рака. И так как у меня тоже был поставлен диагноз «онкология», я понимала, насколько это выбивает из обычной жизни. Не только сам заболевший, но и каждый, кто любит и боится потерять своего близкого, начинают думать о смерти. Эта мысль о том, что теперь ты не просто смертный, а ты смертный в любой ближайший момент. И плавно мы перешли к тому, что я бы не хотела, чтобы меня хоронили, чтобы меня зарывали в землю, чтобы собралась куча людей и все бы стояли и плакали… И я сказала, что я хотела бы, что меня кремировали и мой прах развеяли там, где я была счастлива. И тогда я сама стану тем местом, где испытала большую радость…

Соня слушала внимательно и потом сказала: «Да! И я бы тоже так хотела…» Тогда я улыбнулась: «Ну вот, значит расскажешь потом своим деткам или внукам, как бы ты хотела, чтобы они тебя похоронили».

И когда все это случилось, я уже знала, что она не хочет, чтобы мы приходили на кладбище… чтобы заказывали гроб… Она хотела стать частью того места, где была счастлива. Я звала ее иногда «Жук-плавунец», потому что она очень любила море и плавать. И очень любила приезжать к одной бабушке в Крым или к другой в Анапу, на море. Мы решили, может развеять Сонин прах в море?..

Оказалось, что разрешение на кремацию получить не так уж просто, и на саму процедуру стоит большая очередь. Разрешение нам помог получить следователь. Он с большим пониманием отнёсся к нам и постарался сделать все процедуры быстрыми, помог избежать излишней бюрократии. Всеми организационными и похоронными вопросами занимался наш близкий друг — Димка.

Он попросил позволить ему все сделать самому. У него в этой сфере оказались полезные знакомства. Кто бы мог подумать, что они когда-нибудь пригодятся…

Димка попросил нас не приезжать на кремацию.

Мы мысленно спросили Соню, как бы она хотела — хочет ли она, чтобы мы пришли и проводили ее? Я вдруг осознала, что мы, фактически, и не видели Соню мёртвой. В ту ночь на наших глазах ее тело продолжало подавать признаки жизни… Хотя потом следователь сказал, что скорей всего это была клиническая смерть и тело функционировало какое-то время, пока постепенно не отключились жизненно-важные органы.

Когда ее забрали врачи, после неудачных попыток реанимации, они не пустили к ней в машину после объявления о ее смерти.

Соня как будто передала нам обоим, что Димка — большой и добрый Ангел, и он прав, и нам не стоит приходить туда. Ее душа давно на небе. И она не хочет, чтобы мы запомнили ее такой, там, в этом месте, где уже нет жизни.

В тот день и час, когда это произошло, Димка написал Саше сообщение: «Все».

Мы отпустили воздушный шарик в небо и устроили небольшое чаепитие с тортом. В честь того, что Сонина душа наконец-то стала свободной от земного тела и вернулась домой. Соня обожала сладкое и для неё мы тоже купили кусочки ее любимых пирожных. В каждый кусочек мы поставили свечку. Как делали это, когда поздравляли ее с Днём Рождения. Мы отпускали ее душу в небо, и мы прощались с ней…

В итоге прошло около трёх недель с момента ее гибели, когда наконец все бумаги были оформлены, свидетельство о смерти получено. Наша хорошая подруга Аня привезла урну с прахом пока нас не было дома.

Мы зашли в нашу квартиру и сразу увидели ее. Она была такая красивая… И рядом в вазе стояли 2 розы. Они простояли потом очень долго, а одна из них стояла почти месяц! Она уже засохла, но осталась такой же красивой! Она выглядела так, как будто была живая. Но когда Саша дотронулся до неё, она просто рассыпалась в прах… После этого я попросила Сашу принести новую, живую розу. И теперь он приносит новую розу каждый раз, когда предыдущая вянет.

Итак, спустя 3 недели мы поехали к моим родителям в Краснодарский край, в Анапу, к Сониной бабушке, которая любила ее сильнее, чем меня, свою дочку. Сильнее, чем всех своих родных и близких.

И мы хотели отпустить Соню там, где она была счастлива. Оставалось лишь выбрать подходящий Пирс. Мы побывали с Сашей на разных пляжах Анапы, и когда я увидела тот самый берег и поняла — это именно то место.

Но так как это был март, а сезон открывается только в июне, все пирсы были закрыты. Тогда мы решили вернуться летом и отпустить Соню в море. Соня как будто ответила на наш вопрос: «Соня, ты бы хотела стать морем?» — «Да…»

Мы скоро вернёмся назад и тогда Соня станет морем…

20 мая 2022

День 25. Страх

Много лет мы спали с Сашей в разных комнатах. Он стал очень храпеть, а я, наоборот, стала очень чутко спать. Он пытался исправить дело с помощью операции, но результат вроде как стал даже хуже.

Мне не помогали даже индивидуальные силиконовые беруши, которые я заказывала у Отоларинголога в специальной мастерской. В итоге мы смирились с этим и даже во время совместных путешествий брали 2 номера в отелях — каждому по комнате.

Сразу после того, как Соня погибла, я не могла быть одна. Не могла оставаться одна. Я снова стала спать в одной кровати с Сашей. Не высыпалась от его храпа, но не могла оставаться одна. Не потому, что я боялась призраков или чего-то такого, нет. Я верила в то, что Сонина душа выскользнула из тела за секунду до физической смерти. Она была уже на пути к дому, но вернулась, чтобы поддержать нас той ночью. Особенно Сашу, пока мы пытались бороться за ее жизнь там, внизу. А потом, как только она поняла, что мы вместе, в эту же минуту освободилась от земных тягот и вернулась домой.

Наоборот, я очень хотела, мечтала о встрече с ней во сне. Но она не приходила довольно долго. Я не могла оставаться одна, потому что боялась, что не смогу остановиться и сделаю с собой что-нибудь. Я сидела на пассажирском сиденье, рядом с Сашей, когда он ездил по делам. Ждала его в машине. Я даже пришла вместе с ним в парикмахерский салон и сидела рядом, пока наша подруга Надя стригла его. Потом мы уехали в Анапу и вернулись в Питер к назначенному дню операции на моем колене.

За день до госпитализации Саше нужно было уехать по делам, и я впервые осталась надолго одна, часов на пять. Я сидела за компьютером, работала.

Вдруг на меня «свалилось» осознание — «это все правда!.. это действительно произошло!»… Но к таким осознаниям я почти привыкла. Только на какие-то минуты удавалось отвлечься на работу. Но и работа перестала меня увлекать как раньше. Я слышала в своей голове все чаще вопрос: «Зачем это все?…»

Так и случилось снова. Но обычно мне нужно было поплакать, поговорить с Соней, и через какое-то время мне становилось легче. Но не в этот раз. Я почувствовала, что не могу дышать. Я встала и стала ходить по квартире — из одной комнаты в другую. И в голове было одно и то же: «Я не смогу! Я не смогу! Я не смогу! Это все бессмысленно! Все бессмысленно! Я просто не могу!»

И вдруг я обнаружила себя, стоящей у окна, на кухне. Я стояла и смотрела в него, пытаясь понять, что мне делать дальше. Я подошла к нему, и представила как тут, так же как я сейчас, стояла Соня… Как смело она открыла его и без единого сожаления и сомнения, без единого звука, сделала шаг на пути к своей вечной свободе. От страха, боли, чувства вины…

И я открыла окно. И посмотрела вниз: «Вот там она лежала. Вот там ее увидел Саша… «Лежала как ангел» — вспомнила я слова Саши, «так безмятежно, так спокойно…»

Я наклонилась вниз… но в следующий момент я испугалась и поняла, что я себя почти не контролирую и мне нужна помощь… Через минуту в квартиру практически вбежал Саша… оказывается он писал и звонил, а я не слышала. С тех пор Саша закрывает жалюзи на кухне каждый вечер. Мне все ещё трудно смотреть в это темное окно.

На следующий день, когда мы приехали в больницу на госпитализацию по поводу операции на моем колене, Сашу не хотела впускать медицинская сестра. Она не знала, что мы заранее договорились с врачом о том, что Саша будет со мной постоянно в больнице. С утра до позднего вечера. Для этого Саша так же как и я, сделал ПЦР — тест на ковид.

— Не положено!

— Но как же Часы посещения? Ведь родные навещают пациентов?..

— Из-за ковида не пускаем даже родных к больным в палату!

— Ну вот же, поэтому и ПЦР-тесты сделаны! И я и муж сделали эти тесты.

— С чего это Вашему мужу разрешили быть с вами в палате? Не может этого быть!

Я посмотрела на эту женщину. Безразличную женщину с пустыми глазами.

Я смотрела на нее, а она кажется, смотрела на меня. Но она не видела ничего. Она как будто смотрела сквозь меня. Как будто меня просто нет… Пустота.

Я почувствовала, как внутри меня снова появилась эта холодная темная обреченность: «Я не смогу… не смогу… я не смогу…» Но в следующий момент, внутри меня яркой вспышкой гнев! Тот самый, что спасал меня не раз, тот, что не давал опускать руки:

— С того, что у меня 3 недели назад погиб ребёнок и у меня навязчивые суицидальные мысли! — неожиданно для самой себя выпалила я…

— Я про это ничего не знаю. Не положено! — без тени сомнений и сочувствия продолжила сестра.

— Мы договорились заранее с врачом. Он разрешил!

— Договаривайтесь с заведующей. Я не пущу!

— Хорошо. Я отказываюсь от госпитализации. Саша, поедем домой.

Саша все это время был в растерянности. Он не ожидал, что женщина напротив может быть такой безразличной и даже жестокой. Он не ожидал, что я скажу вот так прямо о причине, по которой его присутствие рядом со мной так необходимо. Он не ожидал, что я развернусь и буду готова уйти. Я хотела встать и уйти, но тут уже вмешался Саша:

— Позовите, пожалуйста, заведующую.

И тут я почувствовала, что снова надвигается это странное темное состояние — то ли паники, то ли беспричинного страха. Я не могла больше сдерживать это. Я начала плакать прямо там, сидя напротив окна администратора-распределителя в приемном отделении.

Пришла заведующая и Саша все ей объяснил. Она сразу разрешила ему пройти со мной и быть вместе в палате. «Что мы, звери какие, так издеваться над людьми?…» — сказала она и была очень заботлива и помогла провести приём на госпитализацию, поддерживая меня под руку, практически проследовав вместе со мной в каждый кабинет.

Чуть позже ко мне даже пришёл психиатр. Он задал мне несколько вопросов и выписал рецепт на антидепрессант, на целый год вперёд. Обычно такие рецепты фармацевты сразу забирают, когда ты покупаешь препарат. Но этот рецепт имел статус «вечный». Отъему он не подлежал.

Так мы стали жить с Сашей в больнице. Он приезжал обычно днем и оставался со мной до позднего вечера. Первый раз я стала оставаться одна на ночь в больнице. И постепенно я привыкла, и уже не боялась.

Вернувшись после операции домой через несколько дней, я стала оставаться дома одна на более долгий срок. Мы даже стали снова спать в разных комнатах, потому что иначе я просто не спала почти всю ночь. И страх стал постепенно отпускать меня.

И только раз в месяц, в ночь со 2-го на 3-е число каждого месяца я снова чувствую его. Сегодня я как будто «услышала» в своём сознании:

«Если бы вы могли хотя бы на мгновение представить, как прекрасно, как безмятежно здесь! Вы бы не грустили так и не жалели бы умерших, а сами хотели бы быть частью этого света. Здесь безграничная любовь, радость и счастье. Никаких страхов, боли, ненависти, ничего, что делает жизнь на Земле такой тяжелой.»

Эта мысль действительно успокаивает меня. Я хочу думать и верить, что Соня счастлива сейчас. Что ее душа дома, и ей радостно и спокойно.

А мы пока здесь, на Земле… Ошибаемся, нам больно, мы страдаем, грустим и плачем. Мы сожалеем о том, что было сделано или наоборот, не сделано. О том, что было сказано или наоборот, чего не сказали, а так хотели, но уже поздно…

Время. Бесценный и жестокий дар всем живущим на Земле душам в телах смертных людей. Нельзя пожить в черновике, а потом исправить, переписать все «на бело». Ошибки неизбежны. Ошибаемся — страдаем… Исправляем… Снова ошибаемся и снова страдаем.

Страдания и поражения нужны нам, чтобы заслужить свою свободу. Когда мы научимся всему, что нужно, мы сможем быть свободны от этого мира.

Нет верных или не верных выборов. Есть опыт, который в итоге ведёт к необходимому обучению души. И у каждой души свои уроки, свой путь к этой свободе.

Значит впереди у нас есть время и возможность отыскать этот Путь. Путь от страха… к миру в душе.

21 мая 2022

День 26. Пустота

Мы за городом. Тут очень хорошо. Тишина и покой. Звуки, которые я забыла, пока жила в городе: Птицы поют, деревья шумят, и где-то вдалеке шум воды. Солнечная погода стоит который день.

Я не хотела ехать. В день отъезда меня «накрыло». И не отпускает до сих пор. Еле-еле собралась. Было и так не легко, а рабочие задачи «помогли» опустошить последние запасы энергии. Бумажные платочки на исходе. Нет сил даже встать с кровати.

Пение птиц… сосновый лес.. ничего не радует. Я не верила, что так бывает: когда ты не можешь даже встать с кровати и каждый шаг даётся с большим трудом. Глаза на мокром месте. Смотришь в одну точку. Мысли то ли заторможены, то ли совсем пустота.

Раньше я просила от неё поддержки, любого знака. Я хотела услышать ее, почувствовать. Вчера я поняла, что не хочу ничего. У меня нет больше сил и желаний. Ни мирских, не духовных.

За эти пару дней я почувствовала эту пустоту. И вместе с ней… разочарование… Это и есть, наверное, уныние. Самый страшный грех. Я больше не хотела верить. Не хотела бороться. Я просила дать мне возможность скорого ухода. Болезнь, несчастный случай. Все что угодно. Все равно что. Лишь бы поскорее.

И не потому, что я хочу встретиться «там» с ней. Нет. Я хочу, чтобы мое сознание выключилось. Раз и навсегда. Как выключатель — дернул за веревочку — кромешная тьма. Ни мыслей, ни чувств, ни памяти. Мне все равно, есть ли что-то «там» после смерти. Пусть там ничего нет. Я только хочу, чтобы был покой. Чтобы стало темно и тихо. Чтобы ни одна мысль не смогла пробиться через эту стену.

Первая ночь за 2,5 месяца, когда я не пожелала спокойной ночи своему «веселому ёжику», и не обнимала всю ночь единорожку Соню вместо ее маленькой хозяйки. Я засыпала в слезах и с мыслями, что хотела бы уснуть и больше не проснуться.

Вместо фото Сони на экране моего телефона теперь просто чёрный фон. Да, именно так я сейчас чувствую. Так вижу мир вокруг. Чёрный экран. Хотя вокруг яркое солнце, тепло и очень красиво.

Это ужасно. Это подло. Это мерзко. Думать так. Не мне одной плохо. И я должна быть благодарна за то, что жива и здорова и что живы и здоровы мои близкие. Я знаю… я все знаю и все понимаю… и мне очень стыдно за то, что я причиняю столько боли своим близким. Стыдно, что я такая слабая. И такая не благодарная. Я не могу улыбнуться в ответ. Я не могу порадоваться подарку или просто хорошему дню. Это ещё хуже. Когда очень больно, но ещё хуже то, что я чувствую себя утопающим, который топит тех, кто пытается его спасти.

Я бы хотела остаться одна. Чтобы было темно и тихо. Чтобы никого не было рядом. Чтобы не пришлось чувствовать вину за то, что своим видом ты заставляешь страдать близких людей.

Тётя Света, сестра моего отца, рассказывала о своей дочери, которая тоже потеряла ребёнка. Тётя сокрушалась на счёт того, что Маша, ее дочь, после того как потеряла своего ребёнка, перестала ходить в церковь, перестала верить в Бога. Тётя Света не могла понять и принять этого. «Это она зря… как же так?…»

Вам не понять. Счастливцы. Вам просто этого не понять.

Это такая боль, что она вытесняет веру. Причём, совершенно не важно, верующий ты или атеист. Когда у тебя отбирают самое дорогое и любимое. Того, ради кого ты жил, кого любил больше всего. Зачем пытаться снова? Где же в этом смысл? Зачем такая боль? Когда твой ребёнок добровольно уходит из этой жизни, отворачивается, отказывается от всего и от тебя тоже… Ты уже не знаешь, во что верить и ради чего жить дальше… И как жить дальше? Ведь все что ты любишь, все, чем дорожишь, все это просто исчезнет. Когда ты не будешь к этому готов.

Внутри тебя становится так холодно и пусто, что там нет места для чего-то ещё. Эта темная, холодная пустота заполняет тебя полностью. И она становится тобой. Ты и есть эта пустота теперь. И все что тебе остаётся — ждать. Ждать конца. И остаётся только надежда, что его не придётся ждать слишком долго.

Даже если это правда и душа приходит на Землю, чтобы пройти свой урок. Боюсь, в этой жизни я свой урок не прошла.

…Пожалуйста… забери меня поскорей… я не справилась, мне очень жаль…

22 мая 2022

День 27. Что ты видишь?

— Что ты видишь сейчас?

— Люстру…

— Так… ещё что? Там есть окно?

–… да

— Что ты видишь в окне?

— Эээ… деревья…

— Что ещё?

— Не знаю, мне не видно, что там ещё…

— Почему?

— С кровати не видно больше.

— Вставай!

— Нееет…

— Вставай и подойди к окну!

Я уже сто раз пожалела, что перезвонила Тёме… Два не отвеченных вызова подряд за полминуты. Я его знаю… будет звонить, пока я не возьму трубку… И вот, перезвонила на свою голову…

— Ну зачем вставать то?..

— Давай, обернись в одеяло, подойди к окну. Подошла?

Ох ты ж… ладно… проще сделать, чем объяснить, почему нет. Подошла.

— Что видишь?

— Ну… дом… о! Колючая проволока…

— Тааак… это не подходит. У вас есть там веранда?

–.. да.. есть..

— Вот. Давай, дуй на веранду!

— Нееееет… не хочу выходить…

— Давай-давай, иди на веранду! Ты уже там?

Иду, нет, плетусь на веранду… холодно. Я в летней пижаме и тапках-валенках. Сажусь на скамейку. Да, я уже там.

— Ну, а теперь что видишь?

— Ну… мусорка… швабра…

— Да что ж за место то такое?! Колючая проволока, мусорка, швабра… что-нибудь красивое есть там?!

— Ну, деревья…

— Деревья уже были. Ещё что есть?

–… небо..

— О! Небо! Какое там небо?

— Яркое… голубое…

— Хорошо! Смотри вокруг. Что ещё?

— Люди играют, стульчик-гамак. В нем, наверное, удобно сидеть… мангал… дрова… холодно! — Саша обложил меня куртками, кофтами, жилетками. — Я все, я в дом пойду… Я возвращаюсь в теплый дом, снова забираюсь в кровать.

— Так ладно. Теперь вот что. Слушай. Слышишь меня? Теперь скажи мне. Кого ты видишь рядом с собой?

–… Кого?… Хороших людей. Которые любят меня…

— Так. Хорошо. Ты не одна.

— Да, я знаю… знаю, что не мне одной плохо… — начала оправдываться я.

— Нет! Я не об этом. Я о том, что рядом те, кто хотят тебе помочь. Но ты не даёшь.

— Тёма… я не поэтому… я сейчас как утопающий, который топит своего спасителя…

— Нет. Ты не права. Он может тебя спасти. Если ты позволишь. Причём, если ты позволишь ему спасти тебя, ты спасёшь и его. Понимаешь меня?

— Да… но…

— Не надо никаких «но». Я знаю тебя много-много лет. И я вижу, что ты закрылась. Так плотно, что ещё немного, и ты уже не вернёшься оттуда. Ты понимаешь?

— Да…

— Вы — одно целое сейчас. Понимаешь меня?

— Да… я пытаюсь…

— Не надо пытаться, Оля. Надо сделать. Надо позволить. Надо поверить. Надо довериться самому близкому и родному человеку. Вместе у вас есть шанс справится. Не оставляй его сейчас.

–… — я молчу

— Ты меня слышишь?

— Да…

— Ты сделаешь то, о чем я прошу?

— Да…

— Обещаешь?..

— Да…

— Что ты сейчас сделаешь, когда положишь трубку?

— Я пойду поем. Саша приготовил еду. Я не хотела есть. Но теперь пойду и поем вместе с ним.

— Отлично! А что у вас на обед?

— Я не знаю…

— Так иди посмотри и расскажи мне!

Я встаю с кровати и плетусь в гостиную. Саша уже положил по тарелкам обед.

— Картошка и мясо! И салат!

— Ммм, вкуснятина! Тогда приятного вам аппетита!

— Спасибо!

— Все. Мы договорились. Не забудь.

— Да. Я обещаю тебе.

Мы поели, и я наконец-то пошла и умылась. Было уже 5 вечера. А потом мы пошли на прогулку.

Мы дошли до озера. И посидели у воды. Мы шли через сосновый лес. И сидели, обнявшись на лавочке на пляже у озера. И потом, уже возвращаясь домой, Саша услышал какой-то шорох в кустах. Это был Ёжик! Я не видела ежиков очень давно. И сейчас, увидев его в кустах, такого толстенького и колючего, я была так рада! «Я не человек, и не горошек. Я ёжик, веселый ёжик!» — так я говорила каждую ночь Соне, крепко обнимая ее перед сном.

Я сфотографировала его! И солнце через сосны. И озеро, и Сашу, сидящего на пляже, глядящего на воду. И наш домик. И чизкейки на десерт перед камином.

Все эти фотографии я отправила маме. И Тёме.

Отправляя фото Артёму, я написала: «Ты спрашивал, что я вижу»

Посмотрев фото, он ответил: «Вот теперь я вижу, что ты видишь.»

23 мая 2022

День 28. Хижина

Оставаясь в этом домике на природе, я вдруг вспомнила о фильме, который мне посоветовала посмотреть одна хорошая женщина, Елена.

Саша познакомил меня с ней, когда привёз на косметическую процедуру. Он хотел позаботиться обо мне и подарил мне ухаживающие процедуры для лица. Пока Елена делала массаж и накладывала 100500 маску, она спросила меня о моей ноге. И почему я хромаю. Я ответила, что это неудачная тренировка по карате.

— О, а Вы оказывается, такая боевая девушка!

— Нет… это была моя первая… и наверное, последняя тренировка по карате… я там и повредила ногу.

— Да? А почему Вам захотелось пойти на карате?

— У меня дочка ходила… на карате… я тоже хотела попробовать…

— Ой, надо же! А сколько дочке лет?

Дальше я уже плакала…

— Ой… я что-то не то сказала?.. простите…

— Нет, нет… вы не виноваты… просто она погибла два месяца назад… и поэтому я сейчас часто плачу…

— Ох… держитесь, мне так жаль! Я вам очень сочувствую…

— Да… спасибо…

— Вы знаете, у меня три года назад тоже случилось горе… скоропостижно скончался муж…

— И я Вам очень сочувствую!

— Да… спасибо! И знаете, ещё очень тяжело, потому что… мы поссорились перед его гибелью… и я очень долго никак не могла справиться…

— С чувством вины?..

— Да.

— Я Вас очень понимаю…

— Да… вы знаете, я посмотрела тогда один фильм. Он мне очень помог! Посмотрите его! Он очень хороший! Называется «Хижина».

— Хорошо, спасибо. Посмотрю обязательно!

Так я узнала об этом фильме. И после того, как я успела всего за два дня в этом прекрасном месте испытать и кризис веры и снова обрести надежду, мне показалось, что просмотр этого фильма будет славным завершением этого не простого путешествия. Мы тоже тут, в каком-то смысле в хижине.

И мы посмотрели этот прекрасный фильм. Очень сильный. Мудрый, добрый. Мы проплакали почти весь фильм. Потому что испытали и пережили свой страх и гнев, снова пережили вместе ту ночь, полную ужаса и боли. Мы увидели, как отец погибшей девочки пытается бороться с чувством вины, как старается простить себя. Как вновь обретает настоящую веру. Но для этого ему нужно научиться не судить. Не разделять мир на плохое и хорошее. Не оценивать. Ведь винить себя — значит судить. Даже Бог не судит. И даёт возможность людям совершать ошибки. И все равно любит своих детей. Каждого из них. Так почему же мы, люди судим, оцениваем, выносим приговоры. Другим, себе.

Одной из самых тяжелых сцен, которую смотреть было особенно не легко, было то, как отец горюет, когда хоронит свою девочку. Как прощается с ней.

После фильма мы много плакали. Мы разговаривали. Это не простые разговоры. Но нам нужно пытаться говорить об этом. Нужно говорить, нужно позволять себе чувствовать эту боль, проживать ее. А вместе проживать это намного легче. Иначе чувство вины может утопить тебя в чёрных водах печали. Если ты не сможешь помочь самому себе. Если не позволишь себе жить. И простить себя — это самое сложное. Но, может быть, если 1000 раз сказать искренне «Я прощаю себя», это и правда поможет?..

Главному герою, Маку очень повезло, он смог увидеть ее, свою девочку. Счастливую и радостную, играющую с другими детьми на залитом солнечным светом лугу. И тогда он успокоился. Потому что понял, что она счастлива. Ей хорошо. Она в безопасности.

— И она прощает меня?.. — спросил он у Ангела, который позволил ему это «свидание» с его девочкой.

— Прощает?..

— Да. За то что не успел вовремя. За то, что не уберёг её… Она прощает меня?

— Она так не думает. Она вообще так не думает. Все хорошо. Не думай о прошлом. Хотя тебе сейчас и очень тяжело, помни — не обязательно делать все в одиночку.

Я чувствую, что мы вместе. И мы сильнее вместе. И да, боль не проходит быстро. И может быть, она не уйдёт полностью никогда. Но у нас есть шанс вырастить в этом хаосе эмоций и чувств что-то новое… даже если в его основе будет боль. Теперь придется заново учиться многим вещам — Любить. Верить. Прощать. Радоваться. Отпускать прошлое. И верить в то, что у нас есть будущее.

Бог не обещал дней без боли, смеха без слёз, солнца без дождя… Но Он обещал дать силу на каждый день, утешить плачущих и осветить путь идущим.

Сарая, святой Творческий дух, воплощённая в виде прекрасной девушки, сказала, глядя на ядовитый корень: «Яд — это не плохо. Если яд одного растения смешать с соком другого — то получится самое лучшее лекарство.»

Нам теперь нужно искать своё лекарство. Боль и Вера. И немного Любви.

Боли у нас в избытке. У нас еще есть немного любови. Осталось научиться верить.

24 мая 2022

День 29. Нет радуги без дождя

«Встреча двух личностей подобна контакту двух химических веществ: если происходит реакция, то трансформируются оба.»

Карл Юнг

Утром, выезжая как-то по делам в город, я зажмурилась от яркого солнца, которое на пару мгновений показалось из-за темно-фиолетовых туч. Присмотревшись, я увидела радугу! Впереди, на востоке пробивалось солнце, а позади, в зеркале заднего вида я видела хмурое, темное, дождливое небо.

В Питере погода бывает капризной, все кто живут в этом городе знают о его «сложном характере». Не каждый, кто попадает сюда, проникается этим духом и принимает его. Это либо любовь, либо нет. Я полюбила этот город с первого взгляда, вида, запаха и упорно стремилась вернуться сюда. И мне это удалось!

Здесь, в Питере, я познакомилась со своим будущем мужем, отцом Сони.

Это была необычная история, ведь я собиралась замуж за другого парня. До свадьбы оставалась неделя, гости были приглашены, необходимые приготовления сделаны. Именно в это время Саша и пришёл в нашу компанию.

Замуж я все-таки вышла. Но все, о чем, точнее, о ком я могла думать, это о нем. О Саше. Он позже любил рассказывать нашу историю. И Соня тоже ее знала.

Он рассказывал о том, как его шокировала новость о том, что девушка, в которую он влюбился с первого взгляда и которая, как ему показалось, влюбилась в него тоже, вышла замуж. Во время нашей первой встречи время остановилось… Это правда так! Если это ваша судьба, вы это точно почувствуете!

Конец ознакомительного фрагмента.