Современные методы профилактики и коррекции нарушений развития у детей: Традиции и инновации

Сборник статей, 2020

Сборник включает материалы II Международной междисциплинарной научной конференции «Инновационные методы профилактики и коррекции нарушений развития у детей и подростков: межпрофессиональное взаимодействие», организатором которой является Московский институт психоанализа. Статьи и тезисы докладов отражают современные подходы, методы и технологии сопровождения развития детей с различными нарушениями в развитии в контексте межпрофессионального взаимодействия специалистов различных ведомств. Сборник адресован специалистам, а также студентам, магистрантам и аспирантам, заинтересованным в развитии теоретических и практических идей медико-психолого-педагогической поддержки детей с нарушениями в развитии.

Московский институт психоанализа

Редакционная коллегия:

Волосовец Т. В., кандидат педагогических наук

Кулешова Э. В., кандидат педагогических наук

Орлова О. С., доктор педагогических наук, профессор

Сурат Л. И., кандидат экономических наук, доцент

Туманова Т. В., доктор педагогических наук, профессор

Усанова О. Н., доктор психологических наук, профессор

© Московский институт психоанализа, 2020

Раздел 1

Общетеоретические и организационно-практические вопросы инновационных подходов к профилактике и коррекции нарушений развития

Оценка влияния развития нейромоторных функций на обучение^[1]

Салли Годдард Блайт*, Н. В. Лунина**

* Институт нейрофизиологической психологии, Честер, Великобритания

sally. blythe@inpp. org. uk

** Института нейрофизиологической психологии, Москва

inpp. rus @gmail.com

За последние 20 лет количество случаев снижения успеваемости среди детей в начальных школах во всем мире резко возросло. В связи с этим появляются новые исследования и корректирующие программы занятий для поддержки отстающих детей. Целью нашего исследования было определение уровня нервно-психического развития российских школьников детей первого года обучения. Исследование проводилось в Институте нейрофизиологической психологии (ИНП). 87 учеников двух частных школ в г. Москве прошли скрининг-тестирование с помощью тестов, определяющих уровень развития нейромоторных функций у детей. Результаты оценки показали, что около 40 % детей по критерию 25+% демонстрируют признаки незрелости нейромоторных импульсов (NMI, далее НМИ); Существуют значительные различия между мальчиками (21 из 35, 60 %) и девочками (14 из 51, 27,5 %), у которых уровень нейромоторной незрелости > 25 %. Это говорит о том, что в России среди детей, которые пошли в школу, примерно такое же число детей с нейромоторной незрелостью, как и в других европейских странах. Для повышения успешности обучения целесообразно ввести в школах рутинный скрининг нейромоторных навыков у детей и программы развития их двигательной активности, такие как, например, программа содействия, которую предлагают в Институте нейрофизиологической психологии.

Ключевые слова: обучение, нейромоторная деятельность.

В литературе описано множество факторов, свидетельствующих о готовности ребенка к школе. Обычно это относится к уровням когнитивного, эмоционального, социального и физического развития ребенка. Фокусом образовательного процесса, как правило, является в первую очередь результат обучения, показатели образовательной и когнитивной деятельности. Растущий объем исследований показывает, что физическое развитие, которое регистрируется в нервно-моторных навыках детей, является важным показателем готовности к обучению и может оказать значительное влияние на успеваемость.

Нейромоторная деятельность обычно описывается как сложное функциональное поведение человека, которое является результатом активации центральной и периферической нервной системы и включает двигательные структуры, которые работают через мышечно-скелетную систему, получающую множество сигналов из организма и внешней среды человека. Системы и структуры, ответственные за любые изменения в организме, постоянно эволюционируют на протяжении всего процесса созревания организма, однако на конкретных этапах развития ребенок должен достичь определенных показателей развития, в том числе — показателей нейромоторной деятельности. Показатели в контрольных точках развития двигательных навыков и двигательная активность являются внешними признаками, которые свидетельствуют о наступлении нейромоторной зрелости (Goddard Blythe, 2012) и готовности к обучению.

Нейромоторная незрелость указывает на задержку в развитии, связанную с паттернами управления движением. Они могут возникать в результате классических отклонений в развитии (патологии) или быть следствием функциональной задержки в соответствующих нервных путях. Скрининговые тесты ИНП (Goddard Blythe, 1996, 2012) были разработаны для использования в качестве начального скринингового инструмента, с помощью которого можно:

а) выявить детей, чьи нейромоторные навыки не соответствуют возрастным показателям на момент начала обучения в школе;

б) сформировать исходную базу показателей для сравнения нейромоторного статуса детей с показателями успеваемости в учебе;

в) при необходимости ввести в школах программу развития двигательных навыков у детей в целях стимуляции общего психического развития;

г) исследовать взаимосвязь между улучшением нейромоторных навыков и показателями успеваемости.

Скрининговый метод включает простые тесты для выявления «мягких признаков» неврологической дисфункции и наличия трех примитивных рефлексов, которые не должны возникать после первых 6—12 месяцев жизни.

Обоснование

Наличие или отсутствие примитивных рефлексов на ключевых этапах развития ЦНС выявляет либо признанные признаки зрелости в функционировании центральной нервной системы, либо может указывать на нейромоторную незрелость (НМИ).

Примитивные рефлексы — это группа рефлексов (автоматических стереотипных реакций на специфические раздражители). Они вырабатываются в утробе матери, полностью наличествуют у доношенного новорожденного, активны в течение первых месяцев жизни ребенка и тормозятся (в состоянии бодрствования) к шести месяцам, по мере созревания высших центров мозга. Постуральные реакции развиваются с самого рождения, постепенно замещая примитивные рефлексы и отражая усиление контроля со стороны высших центров мозга. В совокупности постуральные реакции обеспечивают стабильную базу для подсознательного контроля равновесия, позы и координации.

К дополнительным признакам нейромоторной незрелости можно отнести проблемы с контролем равновесия, осанки, движений глаз, зрительного восприятия (Andrich et al., 2018; Goddard Blythe, 2017; Gonzalez et al., 2008). Эти умения необходимы для того, чтобы спокойно сидеть, сформировать зрительные навыки, связанные с чтением, координировать движение глаз и рук (письмо), регулировать зрительный фокус для различных расстояний (копирование в тетрадь и игра с мячом) и обеспечивать контроль внимания. В этом контексте наличие или отсутствие примитивных рефлексов после четырехлетнего возраста может использоваться в качестве маркера для выявления признаков нейромоторной незрелости с помощью диагностирующего теста. Учет этих факторов может повлиять на моторные аспекты обучения и способствовать улучшению результатов обучения (NEELB, 2014) и поведение (Marlee, 2008; Taylor et al., 2020).

Обучение является физической активностью. Движение участвует почти в каждом аспекте обучения в школе. Все больше свидетельств, полученных в результате использования скрининговых тестов (Goddard Blythe, 2012), указывают на связь между зрелостью физических навыков детей (частично измеряемой через компетентность в контроле движений) и образовательными достижениями (Иванович и др., 2018; Gieysztor et al., 2017, 2018; Goddard Blythe, 2005; NEELB, 2004). У детей с незрелыми нейромоторными навыками наблюдались проблемы с выполнением учебных задач значительно чаще, чем у детей, чьи нейромоторные навыки совпадали с ожидаемыми показателями на контрольных отметках хронологического возраста (Griffin, 2013; Harte, 2014).

Несмотря на зафиксированные свидетельства, оценка нейромоторных навыков детей с целью определения готовности к обучению во многих образовательных заведениях на постоянной основе не проводится. Дети с незрелыми нейромоторными навыками могут компенсировать это в некоторой степени, но часто за счет показателей успеваемости во время выполнения моторно-зависимых заданий. В этом контексте рутинный скрининг нейромоторных навыков детей на ключевых этапах образовательного процесса с последующим внедрением эффективных программ физической коррекции теоретически может помочь предотвратить задержку когнитивного развития, связанные с ней трудности в обучении и проблемы поведения.

В представленном исследовании изучалась степень проявления признаков нейромоторной незрелости у выборки из 87 детей в первый год их обучения в российской школе.

Обзор литературы

Взаимосвязь между аберрантными рефлексами и специфическими нарушениями в обучении не является новой областью исследования. В 1970-х годах был проведен ряд исследований, в которых сравнивались показатели успеваемости детей с нарушением активности примитивных рефлексов и детей без таких нарушений. В одном из таких исследований было обнаружено, что все дети в группе с ограниченными возможностями в обучении имеют кластер остаточных примитивных рефлексов, в то время как у детей без нарушений в обучении примитивные рефлексы отсутствуют (Gustafsson, 1971). Аналогичное исследование проводилось с использованием тестов на выявление наличия примитивных рефлексов и тестов широкого спектра достижений (WRAT) — группы тестов, целью которых является обеспечение нормативных показателей навыков чтения, правописания и математических вычислений в группах обучающихся с задержкой в развитии и обучающихся, чьи результаты соответствовали нормативным показателям. Исследование обнаружило более высокую частоту аномальных рефлексов в первой группе обучающихся, но также выявило некоторые рефлекторные аномалии среди участников второй группы. Когда тесты на аберрантные рефлексы сопоставили с результатами тестов достижений (WRAT), обнаружилась, что и во второй группе, среди тех, кто демонстрировал следы аберрантных рефлексов, есть признаки задержки в развитии навыков письма и чтения (Rider, 1976). Другими словами, сочетание тестов на выявление рефлекторных отклонений и тестов на успеваемость позволило обнаружить детей с отставанием в развитии среди тех, кто имел достаточный уровень учебных достижений.

Уилкинсон (Wilkinson, 1994) повторил исследование Райдера и обнаружил не только связь между атипичными примитивными рефлексами и трудностями обучения в классе, но и то, что можно выявить детей с задержкой развития, просто проанализировав рефлекторный профиль каждого ребенка. Другие исследователи изучали частоту возникновения аберрантных рефлексов в определенных популяциях, включая сохранение асимметричного тонического шейного рефлекса (ATNR) у детей с диагностированными трудностями чтения (McPhillips et al., 2000; McPhillips, Sheehy, 2004), ATNR, STNR и TLR у детей с диагнозом дислексии (Goddard Blythe, 2001) и рефлекс Моро у детей с диагнозом СДВГ (Taylor et al., 2020).

Значение трех примитивных рефлексов

Асимметричный тонический шейный рефлекс (ATNR)

Асимметричный тонический шейный рефлекс присутствует у доношенного новорожденного и описывает рефлекторную реакцию на поворот головы набок. Когда голова повернута в одну сторону, возникает повышение тонуса разгибателей в конечностях на той стороне, к которой повернута голова, и повышение тонуса сгибателей в затылочных (противоположных) сегментах. В процессе развития ребенка, эта реакция должна подавляться высшими центрами мозга примерно к 6-месячному возрасту, когда ребенок бодрствует.

Если асимметричный тонический шейный рефлекс сохраняется и после первых 6 месяцев жизни, это может помешать развитию последующих двигательных способностей, таких как ползание на животе (по-пластунски) и способность наклоняться, согнувшись пополам, когда голова повернута в пораженную сторону. Если рефлекс все еще активен у ребенка школьного возраста, он может препятствовать координации рук и глаз, необходимой для письма, и, если он присутствует в сочетании с недостаточно развитыми постуральными рефлексами (рефлексами выпрямления головы), это может влиять на развитие способности движения глаз, необходимых для чтения.

Тонический лабиринтный рефлекс (TLR)

Тонический лабиринтный рефлекс у доношенного новорожденного выявляется в двух случаях: а) расположение головы ниже средней плоскости в положении лежа на спине приводит к повышению тонуса разгибателей во всем теле; б) подъем головы над средней плоскостью приводит к повышению тонуса сгибателей во всем теле. Если тонический лабиринтный рефлекс остается активным в возрасте, когда ребенок идет в школу, он может отрицательно влиять на способность удерживать равновесие в вертикальном положении тела, на стабильность осанки и на центры, участвующие в контроле движений глаз, что важно для чтения и письма.

Симметричный тонический шейный рефлекс (STNR)

Симметричный тонический шейный рефлекс появляется между 5 и 8 месяцами, когда ребенок учится вставать на четвереньки (опираться на обе руки и ноги) для того, чтобы ползти. Если наклонить голову в таком положении, это вызовет повышение тонуса сгибателей в руках и тонуса разгибателей в нижней половине тела. Если ребенок держит голову прямо, то происходит противоположная реакция. Если симметричный тонический шейный рефлекс сохраняется, младенцу может быть трудно координировать движения верхней и нижней части тела для того, чтобы ползти на четвереньках. Такой ребенок не сможет ползать, будет волочить ноги или двигаться, используя руки и ноги необычным образом. Считается, что умение ползти является важным этапом развития, поскольку на этом этапе ребенок учится одновременно держать равновесие, контролировать проприоцепцию и зрение, адаптируясь к гравитации, а также развивает координацию двух сторон и верхних и нижних отделов тела в синхронном взаимодействии. Это может помочь в развитии координации глаз и рук на том же зрительном расстоянии, которое ребенок будет использовать для чтения и письма через несколько лет (Hansen et al., 2010; Kari et al., 2014; Visser, Franzen, 2010). Если симметричный тонический шейный рефлекс остается в школьном возрасте, он может влиять на способность сидеть, включая способность удерживать тело в сидячем положении неподвижно (O’Dell, Cook, 2004), а также влиять на координацию движений глаз и рук и вертикальные движения глаз (Bein-Wiezibinski, 2001), которые необходимы для выравнивания числовых столбцов при вычислениях на уроках математики.

Результаты исследовательских проектов с применением скринингового теста оценки нейромоторной готовности к обучению (Goddard Blythe, 2012) выявили последовательную связь между сохранением примитивных рефлексов у детей школьного возраста и более низкой успеваемостью (Иванович и др., 2018; Gieyzstor et al., 2016, 2017; Goddard Blythe, 2005; Griffin, 2013; Harte, 2014; NEELB, 2004). С учетом полученных данных, регулярная оценка нейромоторных навыков детей на момент поступления в школу и на ключевых этапах образовательного процесса может быть полезна по трем причинам: во-первых, для выявления детей, подверженных риску задержки развития в результате недостаточно сформированных нейромоторных навыков; во-вторых, для внедрения в школах дополнительных программ помощи для улучшения нейро-моторных навыков и предотвращения задержки развития детей с незрелыми двигательными навыками в будущем.; и в-третьих, это дает возможность изучить условия окружающей среды и обстановку, в которой растут и развиваются дети до школы, чтобы поддержать своевременное формирование нейромоторных навыков.

Дизайн и методология исследования

Цели

В рамках более масштабного исследования, проведенного в нескольких странах с целью изучения частоты нейромоторных импульсов (> 25 % по результатам скринингового теста), в России проводилось исследование на выборке из 87 детей в первый год их формального школьного обучения. Данный проект следует рассматривать как первый этап лонгитюдного исследования, в рамках которого должна быть разработана система мониторинга взаимосвязи показателей нейромоторного развития и успешности обучения в контексте российской системы образования при сотрудничестве с учителями из российских школ.

Участники

Выборка представлена 87 участниками, из которых 35 мальчиков и 52 девочки. Средний возраст в выборке составил 7 лет и 1 месяц. Исследование проводилось в дневное время. Оценка зрительного восприятия и зрительно-моторной интеграции проводилась в группах. Оценка общей мышечной координации, равновесия и рефлексов, зрительного слежения и интеграции, а также слухоречевого распознавания проводилась индивидуально.

Этика

В целях сохранения конфиденциальности имена детей скрываются под шифрами, указывающими их возраст и пол. Названия школ также скрыты.

Методология исследования

Скрининговый тест для оценки нейромоторной готовности к обучению проводился в период с 23 сентября по 18 октября на протяжении одного года. Показатели теста оценивались по пятибалльной шкале, исследование включало серию тестов для оценки:

1. Общей мышечной координации и равновесия, а также признаков наличия трех примитивных рефлексов.

2. Дополнительные тесты для:

a) определения навыков зрительного отслеживания и интеграции;

b) выявления признаков зрительно-слухового распознавания речи;

c) изучения зрительного восприятия и зрительно-моторной интеграции (VMI).

Оценочная шкала

0 = отсутствие выявленных отклонений (NAD);

1 = 25 % дисфункции;

2 = 50 % дисфункции;

3 = 75 % дисфункции;

4 = 100 % дисфункции.

В каждом разделе над максимально возможным баллом — для каждого раздела (100 % дисфункция) — были записаны результаты проведенных тестов. Также были зафиксированы данные результатов всех тестов.

Итоговые показатели

Общая мышечная координация, баланс и рефлексы — 48.

Движение глаз и интеграция — 8.

Распознавание речи на слух — 16.

Зрительное восприятие и зрительно-моторная интеграция — 24.

Итого (необработанный балл) — 96.

Процентные показатели.

Результаты

Результаты были представлены для независимого статистического анализа, который был сделан с использованием программного обеспечения (IBM SPSS v. 26) с использованием списочного подхода для обработки недостающих данных.

Вопрос 1: Частота встречаемости показателей частоты нейромоторных импульсов (НМИ) в выборке

Возможный диапазон по комбинированным необработанным баллам четырех дополнительных шкал НМИ составлял 0—96, причем более высокие баллы указывали на больший НМИ. В соответствии с предыдущими исследованиями, необработанные баллы были преобразованы в проценты для облегчения интерпретации (так называемый «процентный балл дисфункции»). Например, ребенку с необработанной оценкой 48 баллов, что составляет ровно половину возможного диапазона, будет присвоен процентный балл дисфункции 50 %. Дети, набравшие 25 % или более баллов по процентному показателю дисфункции НМИ, были классифицированы как имеющие признаки НМИ.

Средний процентный показатель дисфункции в выборке составил 22,6, что приближается к пороговому значению для выявления признаков НМИ. Стандартное отклонение составило 8,3, что указывает на то, что около двух третей выборки набрали приблизительно от 15 до 31 балла (т. е. примерно на одно стандартное отклонение выше и на одно стандартное отклонение ниже среднего).

Из выборки 87 детей: 18 (около 20 %) приблизились к критерию 25+% для демонстрации доказательств НМИ (набрали от 20 % до 24 %), 35 детей (около 40 %) соответствовали критерию 25+%, что говорит о наличии признаков НМИ, 17 детей^[2] (около 20 %) набрали значительно больше критерия 25+% (набрали 30 % или выше), что также указывает на наличие НМИ.

Вопрос 2: Существуют ли различия в показателях НМИ у мальчиков и девочек

2а. Различия по половым признакам в необработанных баллах по четырем дополнительным шкалам НМИ

Описательная статистика (главным образом средние значения и стандартные отклонения) приведена в таблице 1 приложения. Наличие или отсутствие статистически значимых различий по половым признакам было выявлено с помощью независимых выборок Т-тестов (см. таблицу 2 в приложении).

Мальчики (среднее значение = 13,0, стандартное отклонение = 5,6) набрали значительно больше баллов, чем девочки (среднее значение = 8,7, стандартное отклонение =5,6) по общей двигательной активности, балансу и рефлексам, t(82) = 3,42, p < 0,001.

Мальчики (среднее значение = 1,9, стандартное отклонение = 1,3) набрали значительно больше баллов, чем девочки (среднее значение = 1,3, стандартное отклонение = 0,9) по визуальному отслеживанию и интеграции, t(57,9^[3]) = 2,34, p = 0,023.

Ни у девочек, ни у мальчиков не было выявлено различий в результатах тестирования зрительного/слухового/речевого распознавания, так же как и в результатах скрининга зрительного восприятия и зрительно-моторной интеграции (VMI).

2b. Различия по половым признакам в категориях НМИ

Дети, набравшие 25 % или более по процентному показателю дисфункции НМИ, были классифицированы как имеющие признаки НМИ. Для определения зависимости показателей НМИ от пола и статистически значимых показателей вероятности отнесения испытуемых к НМИ критерию по половым признакам, был использован критерий ассоциации χ² (см. таблицу 3 в приложении).

Значительно более высокая доля мальчиков (21 из 35, 60 %), чем девочек (14 из 51, 27,5 %), соответствовала критерию NMI, χ²(1) = 9,11, p = 0,003.

Вопрос 3: Корреляции между четырьмя дополнительными шкалами НМИ

Корреляционные тесты Пирсона были использованы для определения наличия статистически значимых корреляций между полученными данными тестирования детей по четырем дополнительным шкалам НМИ (см. таблицу 4 в приложении). Значимая корреляция между любой парой этих шкал указывает на то, что дети, как правило, набирают относительно одинаковые оценки по обеим из них.

Результаты тестов показателей общей мышечной координации и равновесия, а также данные по показателям рефлексов и отслеживания движения глаз и интеграции имели высокую корреляцию, р(n = 85) = 0,46, p < 0,001. Результаты тестов на двигательные навыки, равновесие и рефлексы и зрительные/слуховые/распознавание речи также показали высокий коэффициент корреляции, р(n = 85) = 0,30, р = 0,005. Показатели корреляции зрительно-слухового распознавания речи и зрительного слежения и интеграции были также высокими, р(n = 87) = 0,31, р = 0,003.

Вопрос 4: Существует ли корреляция возраста с (i) четырьмя дополнительными шкалами НМИ, (ii) процентным баллом дисфункции и/или (iii) классификацией наличия и отсутствия НМИ (критерий 25+%)?

Корреляционные тесты Пирсона и анализ точечно-бисериальной корреляции с применением 25+% дихотомической переменной не выявили никаких доказательств того, что возраст коррелирует с каким-либо из показателей НМИ, используемых в этом исследовании (см. таблицу 5 в приложении). Это указывает на то, что дети старшего возраста с такой же вероятностью демонстрировали (или не демонстрировали) признаки НМИ, как и дети младшего возраста^[4]. Подробное описание полученных результатов можно найти в приложении.

Обсуждение

Приведенные выше результаты исследования свидетельствуют о том, что значительный процент (40 %) детей в этой выборке поступили в школьную систему с признаками незрелых/недостаточных двигательных навыков (суммарные баллы > 25 %). Сравнительный анализ результатов скрининга, который применялся на выборках с участием школьников Северной Ирландии в 2004 году (NEELB), Польши (Gieysztor et al., 2017, 2018), Сербии (Иванович и др., 2019), а также результатов тестирования для проекта исследования, находящегося в стадии подготовки, проведенного в Соединенном Королевстве (Goddard Blythe et al., 2020), свидетельствует о том, что нейромоторная незрелость была постоянным фактором более чем у одной трети детей, принявших участие в исследовании, в случаях по крайней мере четырех различных национальных систем образования.

Несмотря на то, что наличие примитивных рефлексов является лишь признаком недостаточного развития функций центральной нервной системы и не является основной причиной возникновения трудностей в обучении, полученные результаты показывают корреляцию между высокими баллами по признакам незрелости навыков общей мышечной координации, удержания равновесия и остаточных рефлексов, а также корреляцию показателей оценки навыков по другим дополнительным тестам с целью выявления признаков затруднений зрительного отслеживания и интеграции, зрительно-слухового распознавания речи, зрительного восприятия и зрительно-моторной интеграции. Незрелость механизмов, участвующих в постуральном контроле и удержании равновесия, действительно влияют на навыки более высокого уровня. Последние, скорее всего, будут влиять на успеваемость в чтении и письме и препятствовать достижению высоких образовательных результатов.

Выводы

Результаты данного исследования основаны на статистических данных, касающихся совпадения влияния нескольких факторов: примитивных рефлексов, специфических трудностей в обучении и недостаточной успеваемости. Выше были описаны первичные данные, полученные от педагогов о трудностях детей, участвовавших в исследовании со значительным уровнем нейромоторной незрелости. Это двигательные и тонические трудности при письме, пространственная ориентация букв и цифр, трудности в удержании взгляда на линии, чтение с повторением прочитанных слогов, медленная работа при списывании с доски и допуск многочисленных спонтанных ошибок. Таким образом, исследование, проведенное в России, подтверждает лонгитюдные исследования, которые проводятся в других странах мира. Современные дети нуждаются в дополнительных программах для определения нейрофизиологических характеристик их готовности к школе. Введение специальных программ для развития двигательных навыков в школах и детских садах для развития функциональной зрелости нервной системы может стать существенным стимулом для улучшения результатов обучения.

Приложение

Таблица 1

Описательная статистика для тестов на половые различия в исходных баллах по четырем подшкалам NMI

Таблица 2

t-тесты независимых выборок половых различий в исходных баллах по четырем подшкалам NMI

Таблица 3

Тест ассоциации χ² для проверки того, был ли один пол статистически значимо более вероятно классифицирован как отвечающий 25 % критерию для НМИ, чем другой

Таблица 4

Корреляционные тесты Пирсона для определения наличия статистически значимой корреляции между оценками детей по четырем подшкалам NMI

Таблица 5

Корреляционные тесты Пирсона для определения наличия статистически значимой корреляции между возрастом и (i) четырьмя подшкалами NMI, (ii) баллом процентной дисфункции и (iii) классификацией наличия и отсутствия NMI (критерий 25+%)

Литература

Andrich P., Shihada M. B., Vinci M. K., Wrenhaven S. L., Goodman G. D. Statistical relationships between visual skill deficits and retained primitive reflexes in children // Optometry and Visual Performance. 2018. V. 6. № 3. P 106–111.

Bein-Wierzibinski W. Persistent primitive reflexes in elementary school children. Effect on ocu-lo-motor and visual perception. Paper presented at the 13^th European Conference of Neu-ro-Developmental Delay in Children with Specific Learning Difficulties. Chester, 2001.

Gieysztor E. Z. et al. The degree of primitive reflex integration as a diagnostic tool to assess the neurological maturity of healthy preschool and early school age children // Public Nursing and Public Health. 2017. doi: 10.17219/pzp/69471.

Gieysztor E. Z. et al. Persistence of primitive reflexes and associated motor problems in healthy preschool children // Archives of Medical Science. 2018. V. 14 (1). P. 167–173. doi: 10.5114/ aoms.2016.60503.

Goddard Blythe S. A. The INPP screening test and developmental movement programme for use in schools with children with specific learning difficulties. Chichester: INPP, 1996.

Goddard Blythe S. A. Neurological dysfunction as a significant factor in children diagnosed with dyslexia // Proceedings of The 5^th International British Dyslexia Association Conference. University of York, April 2001. 2001.

Goddard Blythe S. A. Releasing educational potential through movement. A summary of individual studies carried out using the INPP test battery and developmental exercise programme for use in schools with children with special needs // Child Care in Practice. 2005. V. 11 (4). P. 415–432.

Goddard Blythe S. A. Assessing neuromotor readiness for learning. The INPP developmental screening test and school intervention programme. Chichester: Wiley-Blackwell, 2012.

Goddard Blythe S. A. Attention, balance and coordination. The ABC of learning success. 2^nd ed. Chichester: Wiley-Blackwell, 2017.

Goddard Blythe S. A., Duncombe R., Preedy P. Neuromotor Readiness for School: the primitive reflex status of young children in the EYFS. 2020.

Gonzalez S. R., Kenneth M. S., Ciuffreda J., Hernandez L. C., Escalante J. B. The Correlation between Primitive Reflexes and Saccadic Eye Movements in 5^th Grade Children with Teacher-Reported Reading Problems // Optometry & Vision Development. 2008. V. 39. № 3.

Griffin P. Is there a link between neuromotor immaturity and educational attainment? 2013. URL: https://www.open-doors-therapy.co.uk/case-study.php?ID=9.

Gustafsson D. A comparison of basic reflexes with the subtests of the Purdue-Perceptual-Motor Survey. Unpublished Master’s Thesis. University of Kansas, 1971.

Hansen K., Josh J. H., Dex S. (Eds). Children of the 21^st century. The first five years. Bristol: The Policy Press, 2010.

Harte S. Physical development and National Curriculum Levels — the incidence of neuromotor immaturity (NMI) in London primary schools and the relationship between NMI and National Curriculum measures of achievement. Paper presented at The Child Development in Education Conference, October 2014. London, 2014.

Kari S., Kretch J. M., Franchak & Adolph K. E. Crawling and walking infants see the world differently // Child Dev. 2014. V. 85. № 4. P 1503–1510.

MarleeR. Neurodevelopmental delay research project for Behavioral Support Services and Family Support Division of Children’s Support Directorate. Interim Report (unpublished) prepared for Northumberland County Council. 2008.

McPhillips M. et al. Effects of replicating primary reflex movements on specific reading difficulties in children. A randomised, double-blind, controlled trial // Lancet. 2000. V. 355. № 2. P. 537–541.

McPhillips M., Sheehy N. Prevalence of persistent primary reflex and motor problems in children with reading difficulties // Dyslexia. 2004. V. 10. P. 316–338.

North Eastern Education and Library Board (NEELB). An evaluation of the pilot INPP movement programme in primary schools in the North Eastern Education and Library Board, Northern Ireland. Final Report. Prepared by Brainbox Research Ltd for the NEELB. 2004. URL: http://www.neelb.org.uk.

O’Dell N. E., Cook P. A. Stopping ADHD. A unique and Proven Drug-free Program for Treating ADHD in Children and Adults. New York: Avery, 2004.

Rider B. Relationship of postural reflexes to learning disabilities // American Journal of Occupational Therapy. 1976. V. 25. № 5. P. 239–243.

Taylor B., Hanna D., McPhillips M. Motor problems in children with severe emotional and behavioural difficulties: Motor problems and EBD // British Journal of Educational Psychology. 2020. V. 90. Iss. 3 P 719–735. doi: 10.1111/bjep.12327.

Visser M. M., Franzen D. The association of an omitted crawling milestone with pencil grasp and control in five — and six-year-old children // South African Journal of Occupational Therapy. 2010. V. 40. № 2. P 19–23.

Wilkinson G. The relationship of primitive and postural reflexes to learning difficulty and under-achievement. Unpublished M. Ed. Thesis. University of Newcastle-upon-Tyne, 1994.

Развитие медиакультуры у субъектов образовательного процесса как одно из ключевых направлений экологизации образования

С. Н. Махновец

Тверской государственный университет, Тверь

msn-prof@yandex. ru

В условиях медианасыщенного пространства многократно возрастает роль медиаобразования. Технологические процессы, влияющие на систему образования, актуализируют проблему формирования медиакомпетентности всех субъектов образовательной деятельности. В статье рассматриваются некоторые подходы и пути к медиаобразованию, отдельные формы и методы его использования в процессе обучения основам медиаграмотности взрослых и детей.

Ключевые слова: медиаобразование, медиакультура, медиаграмотность, виртуальная реальность, экологизация образования.

По оценкам специалистов, ближайшее двадцатилетие будет эпохой самых радикальных перемен в образовании. И основным источником этих перемен будет не сама система образования, а смежные с ней отрасли и, в первую очередь, — цифровые технологии. Цифровые технологии являются самым интересным и далеко идущим новшеством. Минувшие десятилетия можно характеризовать как начало эпохи трансформации современного миропорядка, размывания понятия границ и создания возможностей для глобальной коммуникации, вторжения в умы человечества виртуальной реальности. Мы являемся свидетелями изменения сферы медиа, возникновения таких феноменов, как социальные сети, блоги, индивидуальные масс-медиа, стирания граней между печатными и электронными средствами массовой информации, производящими контент всех типов (тексты, аудио, видео), действующим по всем каналам связи и использующим всевозможные средства доставки.

В условиях надвигающейся цифровой эпохи учащиеся могут и должны учиться по-иному. Система образования — тот мостик, который должен обеспечить не только российской экономике, но и всему обществу уверенный переход в цифровую эпоху, связанную с новыми типами труда и резким ростом созидательных возможностей человека, взлетом производительности его труда. Осознание этого факта формирует в профессиональном сообществе запрос на разработку «дорожной карты» будущего информационного образования. Активно инициируются обсуждения и изучение проблем подготовки человека к жизни в глобальном информационном обществе. Те, кто получает образование сейчас, будут работать по профессиям, которые еще не созданы, использовать технологии, которых сегодня еще нет, и решать задачи, о которых мы сегодня даже не знаем.

Настоящее и будущее образования определяют мощные социальные и технологические процессы. Исследователи в рамках «Форсайта образования 2035» прогнозируют среди основных трендов: нарастание процессов глобализации; расширение масштабов конкуренции в экономике; распространение технологий автоматизации; рост требований бережливого отношения к любым типам используемых природных ресурсов, сокращения объемов производимых отходов, то есть рост требований к экологичности; наступление тотальной цифровизации; распространение сетевых практик и ценностей сетевой культуры; формирование индивидуальных траекторий обучения под запросы заказчиков, основанных на компетентностном подходе; прагматизацию образования с ориентацией образовательных организаций на запросы экономики и общества, формирование образовательных программ на основе актуальных запросов работодателя, развитие практико-ориентированных исследований; всевозрастное образование, получаемое в течение всей жизни; преимущества командного и проектно-ориентированного образования; геймификацию образования.

Эти изменения влекут за собой необходимость экологизации образования в условиях развивающегося медиапространства. Под новой экосистемой образования мы будем понимать целостную, многоуровневую, самоорганизующуюся, саморегулирующуюся и саморазвивающуюся открытую систему, нацеленную на формирование целостного мировоззрения обучающихся, основанного на духовно-нравственных ценностях. Как целостное образование, такая система состоит из самоорганизующихся сетевых сообществ (кластеров), эффективность которых зависит от объема ресурсов, которые они мобилизуют через социальные отношения (Махновец, Попова, 2017).

В этих условиях актуализируется проблема «человечества и медиа», что обусловливается изменением привычного уклада жизни, так как «сложившаяся исторически новая ситуация развития современного общества определяется принципиально новым уровнем коммуникативных связей и высокой плотностью информационного поля». Медиакультура как особый тип культуры информационного общества приобретает огромное значение, являясь для большинства одним из важнейших способов познания окружающего мира.

От того, насколько учителя смогут перестроить преподавание и обучение в свете продолжающихся технологических инноваций, будет зависеть место России в мировом пространстве к середине XXI века.

Нельзя рассматривать изменения среды обитания вне контекста понимания специфики современного ребенка и ребенка будущего. Главный гуманитарный вызов XXI века — изменяющийся ребенок в изменяющемся мире: изменяются психические функции, механизмы формирования личности ребенка, формы взаимоотношений, культурные практики, появляются новые феномены влияния сетевых контекстов. Следует учитывать, что быстрое развитие технологий на следующем шаге позволит интегрировать все окружающее ребенка пространство в модель мира, в котором реальность, виртуальность и дополненная реальность будут органично достраивать друг друга.

Новая социальная ситуация развития ребенка — важнейшая координата информационно-коммуникационных технологий и, в первую очередь, Интернета. Интернет — не просто технология, это — среда обитания, которая выступает источником развития. Он стал культурным орудием, способствующим порождению новых форм деятельности. Сегодня информационно-коммуникационные технологии расширяют пространство жизнедеятельности ребенка и влияют на всю структуру его деятельности как в оффлайне, так и в онлайне.

Для иллюстрации приведем некоторые цифры. Так, количество детей с высоким уровнем интернет-активности за последние 2–3 года увеличилось в два раза. Каждый третий подросток треть жизни проводит в сети. Личное пространство ребенка переполнено виртуальными друзьями. Круг «френдов» каждого второго 13—14-летнего подростка составляет 100 человек и стремительно приближается к эквиваленту социальных связей взрослого человека (в среднем 150), каждый второй подросток имеет «незнакомых» виртуальных друзей. Каждый третий ребенок время от времени ищет новых друзей в Интернете, каждый пятый — отправляет незнакомым людям персональную информацию. Более половины детей добавляют в список друзей людей, которые никак не связаны с их реальной жизнью.

Соответственно, встает вопрос о совершенно новых подходах к организации медиаобразования. Основной задачей которого является подготовить новое поколение к жизни в современных информационных условиях, к восприятию различной информации, научить человека понимать ее, осознавать последствия ее воздействия на психику, овладевать способами общения на основе невербальных форм коммуникации с помощью технических средств.

Медиаобразование в современном мире рассматривается как процесс развития личности с помощью и на материале средств массовой коммуникации (медиа) с целью формирования культуры общения с медиа, творческих, коммуникативных способностей, критического мышления, умений полноценного восприятия, интерпретации, анализа и оценки медиатекстов, обучения различным формам самовыражения при помощи медиатехнологий. Медиаобразование как одна из основных тенденций современности рассматривается и как «ориентированное на интересы людей, открытое для всех и направленное на развитие информационное общество, в котором каждый мог бы создавать информацию и знания, иметь к ним доступ, использовать и обмениваться ими, с тем, чтобы дать отдельным лицам и народам возможность в полной мере реализовать свой потенциал, содействуя своему устойчивому развитию и повышая качество своей жизни». Поэтому важным аспектом медиаобразования является формирование медиаграмотных граждан, уверенно чувствующих себя в информационном обществе (Фёдоров и др., 2007).

Подходы к внедрению медиаобразования в экспертном сообществе разнятся: кто-то ратует за автономный (спецкурсы, факультативы), другие выбирают интегрированный (медиаобразование, интегрированное в обязательные дисциплины школ и вузов), третьи — синтетический как синтез автономного и интегрированного (Тоискин, Красильников, 2009).

На наш взгляд, наиболее предпочтительным на современном этапе является синтетический подход, так как системная работа по формированию медиаграмотности, медиакультуры открывает перед педагогами, учащимися и их родителями широкий спектр возможностей, обогащающих образовательное пространство и позволяющих сделать образовательный и воспитательный процесс более динамичным.

Какие подходы к формированию медиакультуры сегодня наиболее предпочтительны?

Во-первых, это — информационно-просветительский подход, предполагающий информационную подготовку всех участников образовательного процесса (педагогов, родителей, обучающихся) к работе в информационно-коммуникационной среде, включая информирование о негативных последствиях бесконтрольного использования масс-медиа несовершеннолетними, формирование знаний о существующих рисках работы в сети и способах защиты от них.

Во-вторых, здоровье-ориентированный подход, предусматривающий проведение профилактических мероприятий по укреплению нравственно-психического здоровья, формирования установок на здоровый образ жизни, включая установки на свободу от любых зависимостей, ответственность за свое здоровье, самоконтроль времяпровождения и т. п.

Более ресурсно-затратным является личностно-ориентированный подход, предполагающий использование педагогических и психологических средств для развития информационной культуры, медиаграмотности и «саногенного» мышления и поведения обучающихся (оздоравливающее мышление, направленное на управление эмоциями путем рефлексии).

В качестве интеграционного, объединяющего выделенные направления профилактики, может быть предложен субъектно-ориентированный подход, направленный на формирование субъектной позиции обучающихся по отношению к выделенным информационным рискам. Реализация данного подхода предполагает организацию взаимодействия педагогов, обучающихся и их родителей в ходе совместной исследовательской деятельности, направленной на выявление возможностей и рисков использования медиа-ресурсов школьниками, а также на разработку на этой основе приемов, средств и способов профилактики обнаруженных рисков.

Для полноценного развития ребенка не нужно создавать идеальную информационную среду, более важно и продуктивно заниматься развитием его информационной безопасности и обучением адекватному восприятию и оценке информации, ее критическому осмыслению. Сегодня эта деятельность, как правило, присутствует в школах. Ведется и профилактическая работа. Традиционными стали ежегодные тематические мероприятия, в том числе единый урок безопасности в сети Интернет, месяц безопасного Интернета, беседы, тренинги, часы общения, творческие конкурсы, выпуски информационных материалов в виде брошюр, плакатов, памяток, стенгазет, радио — и телепередач. Многократно подтвердили свою эффективность такие технологии и методики, как: развитие критического мышления через чтение и письмо (РКМЧП), педагогические мастерские, дебаты и дискуссионные клубы, проектная и исследовательская деятельность, использование современных компьютерных сервисов и Интернета, в том числе, использование технологий опросов, облачных технологий, использование ментальных карт для объяснения и структурирования информации, кейс-стади, тренинги.

Несмотря на то, что элементы медиаобразования уже широко используются в повседневной работе учителя, анализ педагогической практики позволяет говорить о том, что в контексте школьного образования проблема подготовки детей и подростков к жизни в новых информационных реалиях актуализируется слабо. О медиаобразовании как целостной образовательной концепции знают далеко не все педагоги. Более того, надо признать, что сегодня система образования не формирует компетенций цифровой экономики, не использует возможности цифровых технологий.

Это можно объяснить несформированностью адекватной времени научно-методической базы для проведения занятий, способствующих повышению медиакультуры обучающихся; акцентированием внимания на технико-ориентированном направлении решения проблемы; неготовностью ряда педагогов воспринять новые информационные реалии и идеи медиаобразования; отсутствием целостной системы подготовки учителей к реализации задач медиаобразования.

Разработка цифровых учебно-методических комплексов, способствующих индивидуализации образовательного процесса, и их массовое использование откроют новые возможности для объективной оценки достижений учащихся, позволят радикально сократить рутинную нагрузку на учителей. Обучающие игры и симуляторы повысят степень вовлеченности школьников. Еще одно важное направление — продвижение открытых онлайн-курсов лучших учителей и профессоров вузов по базовым и профильным предметам основной и старшей школы, а также по дисциплинам дополнительного образования, в том числе для детей, которые не могут изучать эти предметы в школе.

Наряду с очевидными положительными тенденциями изменения информационно-коммуникационной среды возник целый ряд негативных аспектов, в первую очередь, связанных с проблемами развития личности.

В ряду актуальных для сегодняшней медиасреды рисков, связанных с использованием ее детьми и подростками, специалисты выделяют контентные, коммуникационные, технологические (электронные/кибер-риски), потребительские и интернет-зависимость.

Не вдаваясь в комментирование каждого из этих рисков, отметим, что у современного ребенка теперь два дома — реальный и цифровой. И если в реальности мы учим детей защищаться от угроз окружающей среды и бытовых угроз, агрессии человека, животного, то с виртуальной реальностью ребенок, как правило, остается один на один, даже если сидит рядом с кем-то из родителей или взрослых за компьютером. При этом дети и подростки, в силу возраста, не обладают способностью оценивать качество информации. У них не сформированы критерии различия, они не видят опасностей и не осознают рисков, принимают всю информацию, не понимая, что она может быть противозаконной, неэтичной, недостоверной, вредоносной. В личном пространстве ребенка остаются лишь друзья. Порой на переднем плане общения — не просто друг, а виртуальный друг, в то время как родители и педагоги — остаются за кадром.

Многие родители не знают и не интересуются содержанием сайтов, которые посещает ребенок, в какие компьютерные игры играет, какую музыку слушает. Происходит это по той причине, что цифровая компетентность самих родителей очень низка. Глобальной проблемой стало злоупотребление плодами ИКТ и их использование для совершения преступлений против детей. Бесконтрольность нередко оказывает на детей психотравмирующее и растлевающее влияние, побуждает их к рискованному, агрессивному, жестокому, антиобщественному поведению, облегчает их вовлечение в криминальную деятельность, азартные игры, тоталитарные секты, деструктивные группировки.

Насыщенность современной информационной среды деструктивной, вредной для развития детей информацией приобретает катастрофические масштабы и требует тщательного анализа и нивелирования. Это не только социальная, но и педагогическая проблема, от решения которой напрямую зависят уровень и качество образованности подрастающего поколения, степень зрелости личности и готовность ее к самореализации в обществе.

Поэтому возникает острая необходимость расширения содержания образования, введения в него новых компонентов, связанных с обучением школьников информационной безопасности, формирования у них медиаграмотности и медиакультуры.

На международном медиаобразовательном форуме «Медиаобразование в педагогической сфере: опыт и новые подходы к управлению» неоднократно подчеркивалось, что в условиях глобальной информатизации важнейшей задачей становится подготовка молодого поколения к восприятию информации, поступающей по многим каналам, в том числе через СМИ. Одним из ключевых инструментов ее решения может стать медиаобразование, в арсенале которого — система знаний и навыков по работе с источниками новостей, оценка их качества и достоверности, умение выделять смысловые векторы, навыки защиты от массового распространения недобросовестных и опасных сообщений.

По нашему глубокому убеждению, проблема детской безопасности в современном информационном пространстве — это предмет, требующий скоординированных решений на всех уровнях: от семейного и муниципального до регионального, государственного и международного. Есть два базовых закона, которыми следует руководствоваться в работе в данном направлении. Это федеральный закон от 29 декабря 2010 года № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», который признал, что у детства существует очень серьезный враг в виде информационных угроз и уметь противостоять ему необходимо. Задачи обеспечения информационной безопасности возложены на школу. Ответственность образовательной организации закреплена в федеральном законе от 29.12.2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации». В компетенцию образовательной организации входит создание необходимых условий для охраны и укрепления здоровья обучающихся и решение следующих задач:

1) формирование у учащихся устойчивых убеждений при использовании информационных ресурсов;

2) формирование устойчивых поведенческих навыков в сфере информационной безопасности;

3) развитие у учащихся способности распознавать и противостоять негативной информации в онлайн-пространстве и СМИ через обучение способам защиты от вредной информации.

Для эффективного обеспечения информационной безопасности детей и подростков большего внимания требуют обоснованный выбор подходов к построению профилактики информационных рисков, учет базовых особенностей детской психики и особенностей восприятия информации детьми разного возраста. Идеально было бы раньше научить этим подходам и родителей, и педагогов, но в сегодняшних условиях решение этих проблем происходит практически одновременно.

По данным социологических исследований, у подростков и родителей цифровая компетентность выше в сфере контента и минимальна в сфере потребления. Формирование цифровой компетентности зависит от случайных факторов. И подростки, и родители, выражая общую готовность учиться, не демонстрируют активного стремления развиваться и получать знания и навыки, как только речь идет о конкретных сферах и задачах.

Формирование информационной культуры и безопасности — процесс длительный и сложный. Сегодня он пока отличается некоторой стихийностью и слабой управляемостью.

Очевидно, что структурировать и систематизировать этот процесс и стать во главе его должны педагоги, обладающие цифровой компетентностью, умело использующие эти компетенции для формирования как академической, так и цифровой грамотности у своих учеников. В настоящее время Президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам одобрены паспорта национального проекта «Образование», в рамках которого запускается 10 федеральных проектов. Это проекты, посвященные школе, родителям, учителям, волонтерству, ранней профориентации, непрерывному образованию, экспорту образования, социальной активности личности, цифровой образовательной среде, причем цифровая среда пронизывает практически все национальные проекты. Проект «Учитель будущего» предполагает внедрение и развитие непрерывной системы учительского роста. На наш взгляд, овладение основами медиакультуры педагогами, которым отводится роль авторитетного посредника в диалоге между медиасредой, учащимися и их родителями, займет главенствующее место в системе повышения квалификации учителей и станет обязательным элементом общей профессиональной культуры учителя.

Мы не можем не принимать во внимание то, что современные дети родились в век информационных технологий. Хотим мы того или нет, но мы не сможем полностью оградить от ряда вызовов, но сформировать умения действовать в новой информационной среде, научить ребенка управлению экологией собственного сознания — задача взрослых.

В научной среде — в трудах ученых в сферах педагогики, журналистики, масс-медиа — медиаобразованию в последнее время уделяется достаточно много внимания. Оно становится предметом научных исследований, но для широкой аудитории их результаты не всегда доступны. В учебных программах, учебниках, методических пособиях в основном освещаются вопросы безопасности компьютерной техники, информационных ресурсов, защиты интересов общества, но ответы на вопросы обеспечения личной безопасности в информационном обществе нуждаются, на наш взгляд, в более широкой трактовке. Ведь информационная культура не может быть сведена только к информационным технологиям, а должна учитывать мировоззренческий, нравственный, психологический и другие гуманитарные компоненты, являющиеся ее неотъемлемыми составляющими.

Мы считаем, что в условиях стремительно меняющейся картины мира следует серьезное внимание уделить размещению в педагогической прессе адаптированных для читателей материалов исследований и открыть на ее страницах постоянно действующие рубрики, посвященные вопросам интегрированного медиаобразования.

Медиаобразование выступает фундаментом формирования медиакультуры у субъектов образовательного процесса. Медиаобразование — это комплексный процесс, тесно связанный не только с педагогикой, но и с другими областями гуманитарного знания: культурологией, искусствоведением, политологией, социологией, психологией, правом и др.

Медиаобразование не только воздействует на формирование медиакультуры личности, но и существенно влияет на ментальную идентичность молодого поколения россиян.

На основе проведенного анализа позволим сделать следующий вывод: цифровая компетентность должна рассматриваться всеми субъектами образовательного процесса как главный навык XXI века и основа успешности новых культурных практик. Будущее образования нельзя предсказать с абсолютной точностью, но его можно создать — всем вместе, формируя медиакультуру взрослых и детей.

Данная статья не охватывает всего многообразия проблематики формирования медиакультуры у субъектов образовательного процесса как одного из ключевых направлений экологизации образования, но акцентирует внимание научной и педагогической аудитории на то, что без широкого рассмотрения сегодняшнего состояния детской и молодежной среды, выявления роли медиа в ее адаптации и социализации, анализа современных теорий и моделей медиаобразования, а также определения на их основе практических задач, стоящих перед современной системой образования, невозможно говорить о комплексном характере подготовки человека к жизни в современном информационном обществе.

Литература

Махновец С. Н., Попова О. А. Новая экосистема образования как системообразующий вектор качества жизни // Вестник Тверского государственного университета. Сер. «Педагогика и психология». 2017. № 4. С. 141–149.

Тоискин В. С., Красильников В. В. Медиаобразование в информационно-образовательной среде: Учебное пособие. Ставрополь: Изд-во СГПИ, 2009.

Фёдоров А. В., Челышева И. В., Новикова А. А. и др. Проблемы медиаобразования (научная школа под руководством А. В. Фёдорова). Монография. Таганрог: Изд-во Таганрогского государственного педагогического института, 2007.

Проблема холизма в арт-терапии: генезис и механизмы арт-терапевтического воздействия при патологии развития

В. Н. Никитин

Московский социально-педагогический институт, Москва; Национальная академия художеств, София, Болгария

wnikitin @mail. ru

Арт-терапевтическое образование сегодня — это междисциплинарный процесс, в своей первооснове построенный на принципах холизма. Однако доминирующий в настоящее время в арт-терапии сукцессивный подход ограничивает возможность получения объективной информации о респонденте, и соответственно, арт-процесс сводится к краткосрочной терапии. Напротив, холистический взгляд на структуру арт-терапевтического процесса позволяет определить стратегии по гармонизации всех форм проявления субъекта, коррекцию и развитие не отдельных его психофизических функций, а личности в целом.

Ключевые слова: холизм, арт-терапия, целостность, сукцессивный и дивергентный подходы.

Мы живем в парадоксальном мире психологических проблем и возможностей их разрешения. Современные технологии порождают иллюзию нашего потенциального бессмертия в виде биокомпьютера — «субъекта», сохраняющего свое личностное ядро в форме информационной матрицы, но отказывающегося от собственного биологического тела.

Очевидно, что стремление к дифференциации и схематизации проявленных психических и психологических феноменов отражает потребность общества в конструировании таких моделей воздействия на целостное состояние человека-ребенка, которые обеспечивали бы эффективность его встраивания в социальный мир существующих отношений. Осуществляется попытка интеграции «нормированного» и «особого», «нормы» и «патологии», создания пространства равных возможностей для развития детей, имеющих психофизические отклонения в развитии.

Однако за всей чередой бесконечного продуцирования психологических и терапевтических методик и техник зачастую из поля внимания выпадает глубинное исследование генезиса как самой проблемы, так и способов ее разрешения.

Это положение также относится и к области арт-терапии — терапии искусствами, получившей свое признание в работе отечественных психологов и специальных педагогов. Обилие представленных методичек по техникам применения художественного материала, музыкальных произведений, театра и танца в работе с психической нормой и патологией отражает, казалось бы, интерес в изучении феномена искусства и механизмов его воздействия на личность. При этом актуальное значение приобретает, прежде всего, краткосрочная терапия деструктивных аффективных и депрессивных состояний, девиантных и деликвидных форм поведения. Арт-терапевтический процесс, как правило, сводится к стимуляции одной из модальностей человеческой психики, оставляя «за скобками» системное исследование целостной реакции субъекта на предъявляемый стимул.

В данном случае можно говорить о том, что доминирующие модели арт-терапевтического воздействия не соотносятся с «принципом холизма», ограничены исключительно рассмотрением ситуативных вопросов, подбором и использованием арт-техник, направленным на краткосрочное разрешение актуальных задач.

Согласно онтологии холизма, целое есть нечто большее, чем сумма его частей. Соответственно, с позиций гносеологии: познание целого должно предшествовать познанию его элементов. Так, идея холизма прекрасно воплощена в картинах Умберто Боччони (рисунок 1): впечатление о композиции не сводится только к механическому соединению в процессе восприятия отдельных ее фрагментов. В сознании целостность образа коня формируется благодаря переживанию эффекта движения, проявленному игрой стилизованных форм и цвета пространства. Этот прием стилизации является ключом к созданию выразительного художественного образа, не сводимого к изображению естественных форм и объектов.

Рис. 1. Умберто Боччони. «Эластичность», 1912

Однако художественный образ в арт-терапии, как правило, связывается не с исследованием конгруэнтности структуры композиции, а с интерпретацией психических и психологических проблем личности на основе анализа прорисовки отдельных художественных признаков. Феноменологический и экзистенциальный планы остаются вне поля рассмотрения и исследования, целостность впечатления не рассматривается как универсальный критерий гармонии построения художественной композиции.

С точки зрения психологии сознания, образ как проекция актуальных смыслов отражает уровень и качество сознания, эстетические и этические предпочтения. В то же время, с трансформацией состояния психики и сознания — изменяется и характер художественного изображения. Это хорошо видно в работах Михаила Врубеля (рисунки 2–5).

Рис. 2. М. Врубель. Фото

Рис. 3. М. Врубель. «Демон», 1890

Рис. 4. М. Врубель. «Демон поверженный», 1902

Рис. 5. М. Врубель. «Шестикрылый Серафим», 1905

Как видно, в процессе усиления у художника психотических проявлений наблюдается разрушение структуры композиции картин, тотальный переход в изменении цветовой палитры: от теплого пастельного тона к кричащему холодно-грязному контрасту. Так, в изображении Демона можно видеть трансформацию тела героя: от образа сильного, пластичного тела «молодого» Демона — до сломанного, ригидного тела Поверженного. Одна из последних работ Врубеля, «Шестикрылый Серафим», поражает своей холодностью, тяжестью, расчлененностью образа.

Изменяется и характер изображения художником себя: от целостного завершенного образа (в период ремиссии) до несобранного, непроявленного облика при обострении болезни. В автопортрете 1905 г. Врубелю удается прорисовать и выражение своих глаз; измученный взгляд, «погруженный в себя», опустошенность и драматизм в передаче психического состояния (рисунки 6–9).

На основании вышесказанного, можно говорить о том, что холистический принцип работы предопределяет эффективность арт-терапевтической практики.

Рис. 6. М. Врубель. Автопортрет, 1904

Рис. 7. М. Врубель. Автопортрет, 1905

Рис. 8. М. Врубель. Автопортрет, 1905

Рис. 9. М. Врубель. Автопортрет, 1905

На рисунке 10, выполненном девушкой (с диагнозом биполярного аффективного расстройства), можно видеть бесчувственное изображение собственного тела; внимание респондента сконцентрировано на воплощении в образе состояния «ухода в себя». Ничто не радует глаз воспринимающего рисунок зрителя; даже за прорисовкой окна не читаются признаки жизни.

Рис. 10. «Образ себя»

Рисунок респондента «Под дождем» (рисунок 11) усиливает впечатление одиночества, полученное от рисунка «Образ себя». Главным объектом внимания референта становится зонтик, скрывающий лицо от взглядов других. Поднятый воротник окончательно закрывает образ, погруженной в себя, в серый мир безрадостного существования личности. Это уже не женщина и не мужчина. Некое существо среднего рода. В рисунке отсутствует намерение на будущее, есть только тягостное настоящее, бытие самое в себе, вне тела, вне людей и среды (Никитин, Цанев, 2018).

Рис. 11. «Человек под дождем»

Мы полагаем, что современные модели арт-терапии в работе с особыми детьми ориентированы на принцип сукцессии. Такой подход позволяет выявить отдельные деструктивные признаки в художественных работах, выделить недостаточно валидные критерии анализа рисунка и эффективности терапии. Однако он ограничен ограниченностью пространства исследования внутреннего мира личности ребенка, механистичностью в анализе и оценке структуры созданной им художественной композиции.

Например, как правило, на основании общепринятых в проективной методологии критериев анализа рисунка, представленный ниже образ рассматривается как агрессивный, деструктивный, а не как манифест свободы, к которому стремится респондент (рисунок 12).

Рис. 12. «Образ себя»

Напротив, дивергентный подход носит холистический характер. Он предполагает всестороннее развитие сознания личности ребенка, трансформацию его ригидных этических и эстетических установок. Дивергентные технологии обеспечивают глубинную терапию, формирование более высокого уровня сознания, развитие воображения и эстетики у детей с нарушениями в развитии.

Таким образом, построение арт-терапевтического процесса в работе с особыми детьми на принципах сукцессии ограничивает возможность получения объективной информации о результатах арт-терапевтического вмешательства, и, соответственно, психологическая работа с патологией сводится к краткосрочной терапии. В тоже время для целей специальной педагогики необходимо создание таких психологических условий, которые обеспечивали бы системный пролонгированный ход терапии с актуализацией в работе психолога сознательных, бессознательных, чувственных и телесных паттернов. Холистический взгляд на структуру художественного образа позволяет определить такие терапевтические стратегии, которые направлены на гармонизацию всех форм проявления субъекта, коррекцию и развитие не отдельных его психофизических функций, а личности в целом.

Литература

Никитин В. Н., Цанев П. Образ и сознание в арт-терапии. Изд. 2-е, исп. и доп. М.: Когито-Центр, 2018.

Постнеклассическая модель детерминации развития психики как основа разработки инновационных технологий психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития

И. Н. Погожина

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Москва

pogozhina @mail.ru

В психологии экспериментально исследуются три основные парадигмы, на основе которых строятся технологии психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития, базирующиеся на разных моделях детерминации развития психики или поведения (классической, неклассической, постнеклассической). Ни одна модель не имеет полной экспериментальной доказанности, но все используются в практической работе. Понимание возможностей и ограничений моделей, лежащих в основе коррекционных и развивающих программ, поможет профессионалам использовать те, которые эффективны на данном этапе развития особенного ребенка. В статье сопоставлено содержание трех типов детерминационных моделей по четырем группам характеристик. Описаны ограничения коррекционных программ, построенных на их основе. Сделан вывод об эффективности разработки инновационных технологий психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития с опорой на постнеклассические детерминационные модели.

Ключевые слова: развитие, особенности развития, идеал рациональности, детерминация, обучение, психологическая помощь.

Проблема

Любая технология психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития базируется на той или иной модели детерминации формирования и развития психических процессов и поведения и представляет собой обучающую (развивающую) программу. Поэтому выбор научной парадигмы, описывающей связь процессов обучения и развития, выходит на первый план при построении инновационных технологий. В литературе традиционно выделяются и экспериментально исследуются три основные парадигмы: 1) обучение и развитие тождественны; 2) они причинно не связаны; 3) обучение — причина развития. Каждая парадигма вытекает из той или иной модели детерминации развития психики или поведения, разрабатываемой в рамках определенного теоретического направления в психологии, и определяется принятым идеалом рациональности (таблица 1).

Таблица 1

Принятый идеал рациональности

Выбор 3-й парадигмы как наиболее полно описывающей систему детерминационных влияний для решения проблем профилактики, коррекции и реабилитации нарушений психического развития, учебной деятельности, коммуникативных, поведенческих, языковых и речевых расстройств у детей кажется наиболее очевидным. Проблема однако в том, что ни одна из существующих на сегодняшний день в психологии парадигм не имеет полной экспериментальной доказанности в объяснении процессов развития психики и поведения.

Кроме того, в своей профессиональной деятельности специалисты, работающие с детьми, имеющими особые потребности в обучении и воспитании, используют развивающие технологии, построенные на базе разных детерминационных моделей. Каждая модель и вытекающая из нее технология решает четко очерченный круг проблем и имеет свои ограничения. Поэтому необходим дальнейший анализ объяснительных моделей на теоретическом уровне и дополнительная экспериментальная проверка ряда описанных в литературе противоречивых эмпирических данных. Понимание возможностей и ограничений моделей и построенных на их основе коррекционных и развивающих программ поможет профессионалам создавать, выбирать и использовать те из них, которые эффективны на данном этапе развития особенного ребенка и подростка.

Цель работы — сопоставление содержания детерминационных моделей как основы разработки инновационных технологий психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития.

Результаты

Системообразующим элементом при анализе теоретических моделей выступают характеристики объекта исследования (Клочко, 2008; Степин, 2012). С опорой

на представления о системной организации изучаемого объекта можно выделить три типа детерминационных моделей: 1) модели, объясняющие процессы развития простых систем, — так называемые классические; 2) модели, описывающие развитие многоуровневых саморегулирующихся систем, — неклассические; и 3) модели детерминационных связей саморазвивающихся систем — постнеклассические.

Сопоставительный анализ содержания детерминационных моделей развития психики и поведения показывает, что модели различаются между собой как минимум четырьмя группами характеристик, что обусловлено, в первую очередь, различиями в представлениях авторов о «мере системности» изучаемого объекта. К этим характеристикам относятся: 1) количество видов выделяемых детерминант (внешние, внутренние); 2) количество детерминант внутри каждого вида; 3) описываемые типы причинных цепей (зависимые, независимые); 4) описываемые типы взаимосвязей между причинными цепями (жесткие, вероятностные закономерности). Результаты анализа показали, что:

1. В классических моделях (ассоцианизм, классический бихевиоризм) авторы описывают:

1) только группу внешних по отношению к изучаемому объекту детерминант;

2) количество и характеристики таких детерминант могут различаться у разных авторов (Гартли, Милль, Спенсер, Циген и др.; Бандура, Торндайк, Уотсон, Халл и др.). Детерминантами, как правило, выступают внешние объекты или явления. При этом детерминирующие объекты не обязательно носят наблюдаемый характер (например, намерения, градиент цели, план, характеристики наблюдаемой модели), но всегда могут быть изучены объективно;

3) зависимый от внешних причин тип причинной цепи (например, пассивный ответ на внешние воздействия, установление стимульно-реактивных связей);

4) а также жесткие, однозначные причинно-следственные закономерности: при одинаковых условиях одни и те же детерминанты приводят к одним и тем же следствиям.

На базе данных моделей в настоящее время строятся обучающие бихевиоральные тренинги умений, технологии бихевиоральной терапии.

2. В неклассических моделях, рассматривающих психику как самоорганизующуюся систему, в которой объект и субъект находятся в ситуации взаимодействия (гештальтпсихология, психоаналитические подходы, теория Пиаже, культурно-исторический подход Выготского и др.), выделяют:

1) как внешние, так и внутренние виды детерминант;

2) количество и характеристики детерминант внутри каждого вида у разных авторов также неодинаково (Вертгеймер, Коффка, Келер, Дункер, Левин и др.; Фрейд и др.; Пиаже; Выготский и др.). Чаще всего к внешним детерминантам относят внешние объекты, культурную среду, социальное окружение, общение и обучение, самостоятельное взаимодействие с объектами среды. К внутренним — прошлый опыт, различные группы психических процессов, особенности связи между этими процессами, внутренние структуры, стремление к равновесию, созревание н развитие нервной системы. Отметим, что, строго говоря, мозговой субстрат (нервная система) выступает внешней детерминантой по отношению к психическому содержанию, но часто рассматривается большинством исследователей наравне с внутренними, что, на наш взгляд, не вполне корректно;

3) выделяют зависимые и независимые типы причинных цепей. При этом внешние детерминанты играют роль пускового механизма для разворачивания процессов внутренней детерминации (таких, как переструктурирование полей, уравновешивание разных видов внутреннего психического содержания, уравновешивание ассимиляционно-аккомодационных процессов, функционирование системы связей психических функций и т. п.);

4) поэтому в моделях подробно описывают только вероятностную детерминацию (внутреннюю).

Исключением является культурно-исторический подход Выготского, в котором, наравне с вероятностной, описана и жесткая детерминационная зависимость как порождение содержания внутреннего психического в общении и обучении (интериоризация). С этой точки зрения, модель Выготского можно рассматривать как занимающую промежуточное положение между неклассическими и постнеклассическими моделями, а некоторые авторы прямо относят ее к постнеклассической (Клочко, 2008).

Сегодня при оказании психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития используются построенные на базе данных моделей технологии гештальттерапии, когнитивной терапии, психоанализа, гуманистической психологии и др.

3. В постнеклассических моделях, понимающих психику как сложную саморазвивающуюся систему, включающую в себя самого субъекта и его деятельность (например, культурно-деятельностный подход), все четыре группы характеристик представлены максимально полно:

1) выделяют оба вида детерминант: внешние и внутренние;

2) количество детерминант у разных авторов, как и в предыдущих типах моделей, неодинаково (А. Н. Леонтьев, Рубинштейн и др.). К внешним причинам развития обычно относят деятельность как единство воздействия на субъект объектно-социальной среды и его ответных внешних практических действий, а также социальное взаимодействие (обучение), либо только деятельность, трактуя ее при этом в широком смысле слова с включением в содержание деятельности социальной детерминации в общении и обучении (Ильясов, 2006). К внутренним — мозговые структуры, врожденные способности, приобретенный опыт, деятельность субъекта, органические задатки;

3 выделяются как зависимые, так и независимые типы причинных цепей. При этом в модели Рубинштейна зависимая цепь описывается так же, как в моделях 2-го типа, через действие внешней причины на внутреннее содержание, которое «запускает» дальнейшие процессы функционирования системы; в модели Леонтьева внешнее порождает содержание психики.

Описание действия внутренних причин (независимые цепи) также различаются: у Рубинштейна действие причины зависит от свойств и состояния объекта, на который она влияет (то есть носит психологический характер). Этим определяется неодинаковое действие одних и тех же причин на разные объекты, нелинейность причинных связей и т. п. У Леонтьева внутренние причины определяют не содержание, а форму психических процессов (влияют на формирование «функциональных органов») и имеют органический характер;

4) описываются как жесткая, так и вероятностная детерминация.

На базе данных моделей в практике психологического консультирования в настоящее время используются технологии, разработанные в рамках деятельностного подхода к учению (планомерно-поэтапное формирование умственных действий и понятий школы Гальперина, технологии развивающего обучения школы Эльконина — Давыдова и др.).

Ограничения моделей при построении коррекционных программ обусловлены технологиями влияния на причины развития, принимаемые в теоретическом подходе:

1. Использование классических моделей гарантирует получение заданного результата под влиянием внешних причин в строго определенных условиях, но не учитывает внутреннее состояние психической системы человека. Поэтому ожидаемый результат гарантированно достижим лишь приблизительно у 60–70 % клиентов и в дальнейшем имеет тенденцию к «рассеиванию» под влиянием действия внутренних и иных (не задействованных в обучении) внешних детерминационных факторов.

2. Технологии неклассических моделей изначально ориентированы на вероятностный результат коррекционной работы, который не может быть заранее однозначно предсказан и гарантирован. Используемые техники (арт-терапевтические, психодраматические, телесно-ориентированные, структурированные, неструктурированные беседы, технологии социального научения и т. п.) выполняют функцию внешнего толчка, «запускающего» процессы внутренней детерминации, что приводит в итоге к самоорганизации психических процессов и решению проблемы. Полученный результат коррекционной работы неизбежно меняется со временем под воздействием внутренних причин (саморегуляция системы), а также может быть нивелирован, если «запускающие» негативные внешние детерминационные «толчки» сохраняются в жизни человека, что особенно сложно исключить при работе с детьми и подростками. Поэтому работа с применением данных технологий растянута во времени, требует постоянной «подпитки», повторных сессий с вероятностным результатом.

3. Сопоставительный анализ показал, что в содержании постнеклассических детерминационных моделей наиболее полно учитываются современные представления о психике как открытой саморазвивающейся системе. Поэтому при разработке современных инновационных программ психического развития детей и подростков с особенностями развития эффективно опираться именно на них. К сожалению, пока таких моделей (моделей развития познавательных систем, личностных структур, мотивации и т. п.) и созданных на их основе программ развития очень мало. Большинство имеющихся здесь технологий, декларируя саморазвитие построенного в обучении психического содержания, не имеют экспериментальных доказательств разворачивания этого процесса и не описывают механизмы его обеспечения.

Инновационные технологии

С опорой на базовые характеристики детерминации развития нелинейных диссипативных систем мною сформулированы общие требования к построению постнеклассической детерминационной модели и предложен алгоритм исследования системы детерминационных влияний для моделей частного уровня, что особо актуально для их дальнейшего использования в практической работе. Данный алгоритм реализован в модели, описывающей закономерности развития познавательных структур. Эффективность работы модели экспериментально доказана на материале формирования операций логического мышления у дошкольников и коммуникативной компетенции у подростков и взрослых (14 серий экспериментов).

Показано, что можно влиять на развитие познавательной системы одновременно извне, задавая и интериоризируя содержание новых структур, и «изнутри», инициируя внутренние детерминационные факторы путем обеспечения функционирования сформированного психического содержания в изменяющихся условиях. Эмпирически доказана возможность эффективного формирования одних познавательных структур через другие. Это расширяет возможности построения обучающих технологий и позволяет по-новому организовывать процесс психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития (Погожина, 2016).

Уточнены и дополнены представления о роли манипуляций с объектом для процесса развития (содержание внешней детерминации): эмпирически доказана возможность и равная эффективность безмануального формирования познавательных структур (по сравнению с мануальным). Это особенно актуально при работе с детьми с двигательными расстройствами при детском церебральном параличе (ДЦП): позволяет разрабатывать безмануальные методы формирования и модифицировать уже имеющиеся (там же).

Выводы

Сопоставление детерминационных моделей разных типов показывает, что их авторы выделяют и изучаются сходные внешние и внутренние факторы, влияющие на процессы развития психики и поведения. С моей точки зрения, построенные в рамках разных теоретических подходов модели продуктивно рассматривать не как антагонистические, а как уточняющие и дополняющие друг друга (Погожина, 2016). Четкое понимание возможностей и ограничений коррекционных технологий, разработанных на базе разных детерминационных моделей, расширяет возможности оказания психологической помощи детям и подросткам с особенностями развития.

Постнеклассические детерминационные модели наиболее полно описывают современные представления о психике как открытой саморазвивающейся системе, поэтому следует направить усилия на построение технологий психологической помощи с опорой на такие модели.

Экспериментальная проверка созданной автором модели развития познавательных структур показала, что внешняя и внутренняя детерминация не исключают, а дополняют друг друга. При обучении развитие может быть детерминировано не только извне, то есть не только обучение может «вести за собой» развитие, но и изнутри — обеспечение и поддержание функционирования уже имеющегося психического содержания может приводить к повышению уровня развития познавательной системы индивида. Это открывает возможности создания новых развивающих технологий при работе с особенными детьми. А разработанные автором методы формирования логических операций и сложных познавательных умений могут расширить инструментальный репертуар психологов, педагогов и других специалистов, работающих с детьми и подростками с особенностями развития.

Литература

Ильясов И. И. Структура процесса учения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986.

Клочко В. Е. Проблема сознания в психологии: постнеклассический ракурс // Вестник Московского университета. Сер. 14. «Психология». 2013. № 4. С. 20–35.

Клочко В. Е. Постнеклассическая наука и проблема объяснения в психологии // Методология и история психологии. 2008. Т. 3. Вып. 1. С. 165–178.

Погожина И. Н. Модели взаимосвязи обучения и развития психики в культурно-историческом и деятельностном подходах // Психологическая наука и образование: Электронное специализированное научно-практическое периодическое издание (Psyedu.ru). 2016. Т. 8. № 3. С. 16–31.

Погожина И. Н. Формирование и развитие познавательных структур: детерминанты и механизмы. Постнеклассическая модель. Монография. М.: НИЯУ «МИФИ», 2016.

Степин В. С. Научная рациональность в техногенной культуре: типы и историческая эволюция // Вопросы философии. 2012. № 5. С. 18–25.

Деятельность по сопровождению индивидуальных траекторий обучения как инструмент развития личности учащегося с особыми образовательными потребностями

И. Н. Погожина, М. С. Асланова, М. Б. Агасарян

ФГБОУ ВО «Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова», Москва;

ФГАОУ ВО «Первый МГМУ им. И. М. Сеченова Минздрава России» (Сеченовский Университет), Москва

[e-mail], [e-mail], [e-mail]

Повышение роли цифровых знаний в образовании, индивидуализация траекторий обучения ставят перед специалистами проблему организации профессиональной психолого-педагогической поддержки процессов обучения и развития учащихся с особенностями развития. В проведенном исследовании определена и описана структура деятельности по сопровождению обучения. На основе сравнительного анализа выявлен ряд ограничений существующих подходов: тьюторство, кураторство, коучинг. Показано, что тьюторство в большей мере способствует реализации личностного потенциала учащегося с особыми образовательными потребностями.

Ключевые слова: индивидуальная траектория обучения, наставничество, тьюторство, сопровождение обучения, психолого-педагогическая поддержка, особые образовательные потребности.

Проблема исследования

Процесс роста социализации среды Интернета сопровождается тем, что в настоящее время фактически в ней разворачиваются процессы обучения и психического развития. Помимо расширения возможностей дистанционного доступа к методам и средствам организации учебного процесса учащихся с особенностями развития, высокая цифровая активность детей и подростков чревата множественными рисками. Образование как информационное пространство объединяет в себе не только учебную функцию, реализуемую учителем, но и социально-практическую и образовательно-рефлексивную, остающиеся за учащимися; вместе с тем большинству из них не под силу самостоятельно с этим справляться. Поэтому стремительно развивается направление организации профессиональной психолого-педагогической поддержки учащихся, основной задачей которого является построение индивидуальной траектории развития и саморазвития личности с опорой на ее возможности и потребности. Необходимость выбора эффективного метода сопровождения индивидуальных образовательных траекторий учащихся с особыми образовательными потребностями остается актуальной проблемой.

Цель: выявление оптимального метода сопровождения индивидуальных образовательных траекторий учащихся с особенностями развития на основе выделения и сопоставительного анализа ключевых аспектов популярных подходов к сопровождению образовательного процесса учащихся с особыми образовательными потребностями.

Результаты

Традиционное обучение не дает четких характеристик учащемуся как субъекту деятельности, а его намерения считаются исключительно познавательными. Программы развивающего обучения призваны преодолевать прагматичность в образовании, но в них субъектом выступает группа (класс), что не позволяет развивать индивидуальные траектории (Кларин, 2016). Принципиально иной подход подразумевает наставническая деятельность, затрагивающая внеучебные аспекты образовательного пространства.

Сравнительный анализ сходств и различий состава и структур разных видов наставнической деятельности с опорой на выделение объекта воздействия, результата воздействия, процесса преобразования объекта в результат и средств (Леонтьев, 1983) показал, что объект воздействия куратора (фасилитатор) ограничен, он не затрагивает в своей работе учебную и образовательно-рефлексивную функции, в работе же коуча и тьютора индивидуализация процессов обучения и развития выходят на первый план. При этом, в распоряжении тьютора находится широкая методико-технологическая база, включающая, в том числе, и методы групповой работы, что ускоряет процесс выхода «особенного» учащегося на индивидуальную образовательную траекторию; коуч же ориентируется лишь на решение текущих задач локального характера, а процесс и средства деятельности сложно адаптировать для учащихся с особенностями развития.

Все современные методы сопровождения имеют ряд ограничений формального и содержательного характера (таблица 1).

Таблица 1

Современные методы сопровождения

Выводы

Сопоставительный анализ структур разных видов наставнической деятельности и учет ограничений позволяет сделать вывод, что академическое тьюторство как профессиональное обеспечение внешнего психолого-педагогического сопровождения индивидуализации процессов развития и саморазвития наилучшим образом подходит для учащихся с особенностями развития, выступает элементом инновационного обучения и является оптимальным в сложившихся социальных условиях.

Однако на сегодняшний день тьюторская деятельность остается малоизученной и требует дальнейшего подробного структурно-деятельностного анализа. Мы предлагаем организовывать ее с опорой на обобщенную ориентировочную основу деятельности, построенную нами на базе деятельностной теории учения (Pogozhina, Simonyan, Agasaryan, 2018).

Литература

Кларин М. В. Инструмент инновационного образования: организационно-деятельностная педагогика // Непрерывное образование: XXI век. 2016. Т. 13. № 1. С. 86—103.

Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения: В 2 т. Т. 2. М.: Педагогика, 1983.

Pogozhina I., Simonyan M., Agasaryan M. The support of individual educational trajectories // European Proceedings of Social and Behavioral Sciences. 2018. V. 33. P. 86–93.

Движение, речь, мышление: перспективы развития высших функций на основе «низкоуровневых» данных

О. Б. Сизова

Центр социальной адаптации детей с ТНР, Санкт-Петербург

[e-mail]

Исследование подтверждает возможность прогнозирования развития когнитивных функций и целенаправленного поведения на основе данных о раннем моторном и речевом развитии ребенка. На основе данных лонгитюдного исследования доказывается взаимосвязь состояния функций восприятия со способностями к классификации и обобщению, а также влияние способности к программированию последовательных действий на формирование целенаправленного поведения и принятия решений.

Ключевые слова: сенсорное и моторное развитие в детстве, речевой онтогенез, стратегии развития, когнитивное развитие, целенаправленное поведение.

Формирование высших психических функций в отечественной психологии рассматривалось как процесс, обусловленный состоянием уровня приспособления организма к окружающей среде. Появление теорий о независимости сознания от функций головного мозга оказывает соответствующие влияние на понимание процессов формирования языка и мышления в детстве. В исследовании обосновывается правомерность представлений о взаимовлиянии низшего, общебиологического, и высшего, исключительно человеческого, уровней функционирования нервной системы. Такой подход дает возможность предсказывать перспективы развития высших психических функций на основе данных о двигательном и речевом развитии детей в дошкольном возрасте.

Материалом послужили данные продолжавшегося от 12 до 48 месяцев лонгитюдного наблюдения развития 30 дошкольников с ежегодным тестированием двигательных и языковых функций. У 17 детей выявлены признаки недостаточности кинетической коры, обеспечивающей переключение в процессе целенаправленной деятельности, т. е. первичная кинетическая дисфункция (ПКД). У 13 детей — недостаточность соматосенсорных отделов коры, обеспечивающих восприятие положения мышц в каждый момент движения и формирование двигательных сенсорных эталонов, т. е. первичная соматосенсорная дисфункция (ПСД). Показатели речевого развития подтверждают у детей с ПКД признаки референциальной стратегии речевого развития, у детей с ПСД — признаки экспрессивной стратегии. Эти стратегии описаны у детей, осваивающих русский язык (Доброва, 2018). Доказано, что длительное преобладание голофраз и трудности перехода к двусловному высказыванию у детей референциальной стратегии обусловлены ПКД, затрудняющей развертывание целенаправленного действия, в том числе высказывания. Напротив, с ПСД связана нечеткость артикуляции детей экспрессивной стратегии (Сизова, 2017). Выявлена причинно-следственная связь между уровнем моторики и стратегиями речевого развития. Можно ли обнаружить подобную каузальную зависимость между сенсомоторным уровнем и путями формирования мышления и поведения?

В рамках направления embodied cognition — воплощенной когнитивистики, постулирующей, что высшие уровни человеческой психики формируются на базе телесного опыта взаимодействия организма со средой, — выдвинута концепция образных схем (Лакофф, 2004). Процессы обобщения и классификации формируются на основе образной схемы «контейнер». Базовой классификацией является дифференциация между собственным телом и окружающим миром на основе определения телесных границ. Опыт определения границ тела обеспечивается соматосенсорной корой. Соответственно, в случае ПСД можно ожидать дисфункций в формировании образной схемы «контейнер» и трудностей в становления функций обобщения и классификации.

Образная схема «источник — путь — цель» обеспечивает способность к планированию целенаправленного поведения на основе опыта двигательного освоения, окружающего и достижения целей посредством передвижения в пространстве. Эти функции обеспечивает кинетическая кора, выстраивающая переключение движений с учетом цели действия. При ПКД вероятна недостаточность опыта целенаправленных действий на ранних этапах и впоследствии трудности самостоятельного планирования целенаправленного поведения.

В рамках исследования формирования обобщений дошкольникам среднего возраста предлагалось назвать ряд изображений одним словом — гиперонимом: животные, овощи, фрукты, одежда, мебель. При включении в анализ точных ответов, всех реакций с обобщающим значением («продукты/еда» вместо «овощи/фрукты») и реакций с неточным выбором («обувь» вместо «одежда») подтвержден более высокий уровень развития обобщений в группе ПКД (в среднем 3,56 ответов в группе ПКД и 2,06 — в группе ПСД, p < 0,1).

Для решения вопроса о способности к самостоятельному программированию поведения анализировалось, как ведут себя дети в самостоятельной деятельности и каким образом компенсируют дисфункции в этой сфере. Признаки дисфункции кинетической коры (персеверации) выявляются у детей с ПКД как в двигательной сфере, так и в речевой деятельности (Сизова, 2017). Признаки персевераций выявляются и в поведении: вместо завершения действия, цель которого достигнута, дети с ПКД совершают его «в обратном порядке»: мальчик, одеваясь, застегивает молнию и тут же расстегивает ее. Не справляясь с повседневной деятельностью самостоятельно, дети с ПКД опираются на образцы и решения, предлагаемые взрослыми. Описывая картину, включающую незнакомый сюжет, все дети с ПСД приняли решение о его значении самостоятельно. В этой же ситуации половина детей с ПКД обратилась с вопросом к взрослому: «А что тут должно быть? / А другой чего делает?». При этом опора на авторитет взрослого поддерживает уверенность у детей с ПКД; самостоятельно действующие дети с ПСД более объективны в оценке рисков и менее уверенны в успешности собственных решений.

Таким образом, особенности развития когнитивной сферы обусловлены состоянием функций, обеспечивающих приспособление организма к среде. В случае недостаточности восприятия стимулов (сомато)сенсорной системой в процессе развития вероятны трудности формирования обобщения и классификации. При недостаточности программирования действий на моторном уровне ожидаемы проблемы формирования целенаправленного поведения и самостоятельного принятия решений. Эти взаимосвязи создают базу для организации на ранних этапах развития превентивных мер по формированию высших психических функций на основе данных о формировании моторики и речи.

Литература

Доброва Г. Р. Вариативность речевого развития детей. М.: ИД «Языки славянской культуры», 2018.

Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи. М.: ИД «Языки славянской культуры», 2004.

Сизова О. Б. К вопросу об иерархии механизмов речи // Механизмы усвоения языка и овладение речевой компетенцией. Acta Linguistica Petropolitana. Т. XIII. Ч. 3. СПб.: Наука, 2017. С. 741–773.

Современное научное пространство и проблемное поле специальной психологии

О. Н. Усанова

Московский институт психоанализа, Москва

olgausanova@yandex. ru

Статья посвящена систематизации знаний о современной специальной психологии как науке. Рассматривается ее место в системе научного знания, теоретическое и практическое научное пространство, анализируется предмет и объект исследования, концептуальные источники и стратегии развития науки на современном этапе.

Ключевые слова: теоретическое и практическое научное пространство, проблемное поле, смысловые доминанты, социальный результат, функциональность знаний, концептуальные источники.

Специальная психология возникла и развивалась как пограничная область знаний, имеющая широкие связи с другими науками, особенно с психологией, дефектологией и медициной. Эта наука, выросшая в результате наблюдений и экспериментальных исследований нарушений психического развития в разных областях научного знания, занимается изучением закономерностей атипичного развития, его проявлений и влияния на жизненный путь человека. Сегодня специальная психология как наука — предмет дискуссий. Рассмотрим проблемное поле специальной психологии и основные дискуссионные вопросы.

В теоретическом пространстве науки можно выделить следующие составляющие:

А. Структурирование науки.

• установление границ компетентности;

• методология;

• определение объекта изучения;

• уточнение системы понятий;

• дифференциация от других наук;

• интеграция с другими науками;

• перспективные проблемы.

Б. Предметная область науки.

1. Атипии развития и закономерности их проявления.

• исследование психологических механизмов отклонений и нарушений развития в связи с деятельностью мозга;

• установление закономерностей проявления позитивных и негативных атипий развития;

• классификация нарушений психического развития;

• разработка методов выявления нарушений психического развития и определения их структуры.

2. Закономерности усвоения социокультурного опыта при атипиях развития.

• исследование особенностей освоения социокультурного опыта при атипиях развития;

• разработка методов оценки овладения социокультурным опытом.

3. Система помощи лицам разных возрастных категорий с атипией развития:

• научное обоснование тематики обучающих программ и их содержания;

• научное обоснование и разработка методов социализации.

4. Общественные установки по отношению к людям с атипией развития и разработка системы воздействия на эти установки:

• научное обоснование и разработка методов, способствующих социальному принятию лиц с атипией развития;

• нахождение путей формирования общественного сознания по отношению к людям с а типией развития.

Практическое пространство науки:

А. Практике-ориентированные з адачи.

• разработка технологии различных видов психологической помощи детям с атипией развития и их семьям;

• обоснование и разработка психологических и социальных мероприятий, позитивно влияющих на качество жизни людей с атипией развития;

• разработка технологий формирования общественного сознания по отношению к людям с атипией развития;

• профессиональная подготовка психологов для работы с детьми с атипиями и их семьями;

• повышение психологической компетентности населения и профессионалов смежных профилей.

Б. Организационные задачи.

• определение стратегий, направлений и путей организации системы помощи людям с атипией развития в современном обществе;

• разработка стратегии и тактики взаимодействия параллельных служб.

Говоря о самостоятельности специальной психологии как науки, необходимо четко определить ее грани, границы компетентности и методологию. Если исходить из междисциплинарного статуса специальной психологии, необходимо иметь ввиду два уровня ее взаимосвязей, которые в определенной мере и порождают дискуссию о самостоятельности этой науки и ее месте в системе научного знания.

Первый уровень — внешнепсихологический. Он предполагает изучение предметно-объектных оснований проблем специальной психологии с позиций философии, социологии, медицины, педагогики и других наук о человеке. Второй уровень — внутрипсихологический, на котором изучаются проблемы на границе различных областей психологии (общей, возрастной, клинической, социальной, педагогической и др.).

Возникнув на стыке медицины, психологии и дефектологии, специальная психология до сих пор сохраняет свой статус пограничной науки. Мнения ученых о самостоятельности специальной психологии и ее месте в системе наук неоднозначны. Нахождение на пересечении других наук приводит к неопределенности положения любой новой науки, каждая из «родительских» дисциплин зачастую рассматривает ее в качестве своей составной части. Причина неопределенности положения специальной психологии в том, что она в разное время обращала свои результаты к «обслуживанию» запросов медицины, дефектологии и общей педагогики.

Специальная психология рассматривается нами как самостоятельная область общепсихологического знания, выделенная изначально по основанию «развитие», а впоследствии и по «конкретной деятельности». Это означает, что становление специальной психологии соответствует общим закономерностям организации психологического знания.

Психология как наука, по сравнению с другими науками, имеет особые практические следствия, так как направлена на изучение внутреннего мира человека. Задача психологии — понять этот внутренний мир и научиться управлять им с целью улучшения качества жизни людей. Применительно к специальной психологии эта задача рассматривается нами не только как изучение особенностей развития и усвоения культурного опыта при атипиях, но и как управление развитием и усвоением опыта, нормализация (или приближение к ней) качества жизни самих лиц с атипией, адаптация их в обществе, что в конечном итоге служит обеспечению психологической экологии жизни лиц с атипиями развития и принятию их обществом.

Исторический взгляд на содержание науки позволяет констатировать, что специальная психология в общепринятом понимании традиционно рассматривает те отклонения, которые вмещаются в рамки сурдопсихологии, олигофренопсихологии, тифлопсихологии, логопсихологии как разделов дефектологии.

Однако сегодня специальная психология не ограничивается дефектологическим ракурсом.

Отдельные исследования в ее контексте посвящены изучению детей со сложными комбинированными расстройствами, с эмоционально-волевыми нарушениями и аутизмом, с двигательными нарушениями, с девиантным поведением, с СДВГ. Некоторые авторы рассматривают в качестве направления специальной психологии и психологию детей-сирот, психологию детей-инвалидов и др.

В связи с изменением контингента лиц, являющихся объектом изучения, в разное время менялись и задачи специальной психологии.

Как известно, детская популяция в аспекте развития включает в себя три большие группы: нормально развивающихся детей (типичное развитие), одаренных детей (атипичное позитивное развитие), детей с разными отклонениями и нарушениями развития, выраженными в различной степени, и с девиантным поведением (атипичное негативное развитие). Таким образом, с нашей точки зрения, задачи специальной психологии должны быть разделены на две категории по полюсу отклонения от нормативности — соответственно, людей с позитивными и негативными отклонениями развития; а дети с отклонениями от нормативного развития (со знаками плюс и минус) должны стать объектами изучения специальной психологии.

В настоящее время достаточно активно расширяется «объектность» специальной психологии. Кроме того, появляется новый ракурс объектности этой науки. Современная жизнь сформулировала конкретный социальный заказ: психологически осмысливать восприятие обществом тех лиц, которые отличаются от нормативного большинства, и формировать отношение к этим людям. Этот социальный заказ определил новый объект изучения современной специальной психологии — отношение к лицам с атипичным развитием в обществе.

Итак, сегодня объект специальной психологии как науки неоднороден и многогранен. Специальная психология отходит от нозологий только дефектологического или только медицинского тезауэрса.

Объектом изучения становятся лица с различными по своей природе и формам проявления атипиями (врожденными или приобретенными отклонениями развития, при котором возникают изменения в виде отклонений или нарушений в функционировании когнитивных, эмоциональных и регуляторных процессов психики), а также отношение общества к ним. Следует отметить, что объект изучения специальной психологии (субъект с врожденными или приобретенными нарушениями развития) является общим как для нее, так и для многих других наук о человеке, в частности — для медицины. Однако предмет изучения в этих науках различен. Для специальной психологии — это закономерности атипичного развития, его причины и механизмы, особенности освоения социокультурного опыта людьми с атипиями, закономерности спонтанного и направленного познания окружающего мира, приобретения практического жизненного опыта и тех изменений в психике, которые происходят под влиянием корректирующего воздействия специалистов.

Расширение объектности специальной психологии и ее неоднородность должны, безусловно, отразиться и на ее задачах.

Одновременно с расширением контингента лиц, являющихся объектом изучения специальной психологии, и уточнением предмета ее исследований, изменяется проблемное поле и научное пространство специальной психологии.

Научное пространство специальной психологии определяется ее проблематикой и проблематикой смежных с ней наук, т. е. изучением атипичного развития и организацией помощи людям с атипией. В этом пространстве специалисты перерабатывают психологическую информацию, структурируемую понятием нормы и атипии психического и личностного развития, решают общепсихологические, клинико-психологические и социально-психологические проблемы людей с атипией развития. В этом пространстве сегодня доминируют исследования и достижения в области детской нейропсихологии, личностные и социально-психологические теории, раскрывающие закономерности социализации индивида и взаимоотношений в малых социальных группах, теории специального обучения и богатый арсенал методических разработок по обучению и воспитанию детей с нарушениями физического и психического развития.

В центре этого пространства как объект изучения находится человек с атипией развития.

Специальную психологию интересуют законы когнитивного и эмоционально-личностного развития людей с атипией, трансформация их общения и поведения, включение детей с атипией в систему образования и подбор для них наиболее благоприятной формы обучения, своеобразие отношений таких детей с родителями и другими членами социума, специфика развития у них потребностей и удовлетворения этих потребностей. В настоящее время специальная психология направляет свои усилия на получение новых знаний о внутреннем мире ребенка с атипией, о формировании у него жизненных ценностей.

Специальная психология выявляет влияние на все эти процессы возрастных составляющих и ставит целью разработки методов, способных помочь таким людям усовершенствовать их жизнь и добиться удовлетворенности ею, а также методов оказания оптимальной помощи детям и лицам других возрастных групп, которые по разным причинам не могут самостоятельно освоить жизненное пространство в необходимых пределах и нуждаются в специфической поддержке в процессе их обучения, воспитания и социализации. Она разрабатывает методы психологической помощи как самому ребенку, так и его семье.

Признавая, что проблема атипии развития имеет общественно-исторический характер, специальная психология обращается к анализу социальных установок по отношению к людям с атипией и ищет способы гуманизации общественного сознания.

Таким образом, один из важнейших векторов обозначения научного пространства специальной психологии сегодня — это изучение спонтанного и направленного формирования психических новообразований при атипичном развитии и определение способов управления ими в целях эффективной и оптимальной нормализации жизнедеятельности каждого индивидуума с атипией.

Современное общество, образ и качество жизни его граждан в течение последних трех десятилетий значительно изменились. Трансформировались как межличностные отношения, так и социальные институты. Новые ценностные ориентиры в социальной сфере обусловливают и переход специальной психологии к несколько иным смысловым доминантам.

Моральное благополучие человека, его самооценка и соответственно эмоциональное состояние связано с феноменом «принятия». Психологи гуманистического направления не случайно считают теплое эмоциональное отношение со стороны окружающих (принятие) условием психического здоровья человека (К. Роджерс, 1991), той почвой, на которой вырастают и крепнут побеги человеческих возможностей (Т. Гордон, 1991). Ребенок лишь тогда полноценно развивается, когда чувствует, что его принимают таким, какой он есть. «Язык принятия» помогает ему стать открытым, доступным для общения и развития. Секрет успешных психологов и педагогов во многом состоит в умении внушить обратившимся к ним людям, что их понимают, в них искренне верят. Этот секрет раскрывается афоризмом «Какими вы нас видите, такими мы и станем». Феномен принятия обуславливает не только общение отдельных людей, но и взаимодействие человека и общества. В последнем случае его воздействие на личность, возможно, даже сильнее, чем при частном общении. Таким образом, отношение общества к его членам, в нашем контексте — к людям с атипией развития, является одной из важных составляющих, формирующих личность и влияющих на ее психическое благополучие и психологическую экологию здоровья.

Именно изучение отношения общества и отдельных его членов к «атипичным» людям становится сегодня одной из актуальных научных доминант специальной психологии, поскольку феномен принятия, столь важный для любого человека — и тем более для людей с атипичным развитием, — по существу не изучен.

Психологическое благополучие, успешность, а следовательно, и удовлетворенность современного человека зависят от его способностей и умения достойно представить себя в бытовом общении, на рынке труда, на рабочем месте. Успех сопутствует, как правило, людям с высокой самооценкой, навыками самопрезентации, адекватностью социального поведения — то есть людям, управляющими своим поведением в соответствии с социально-психологическими закономерностями и социально приемлемыми нормативами. С другой стороны, становление названных свойств во многом определяется восприятием человека окружающими, их отношением и оценками.

Поэтому специальная психология должна сегодня обратиться к изучению того, каким образом воспринимаются люди, отличающиеся атипией развития, прежде всего, в целях выработки на научной основе программ, позволяющих регулировать это восприятие. Трансляция и внедрение этих программ, в том числе по государственным каналам, будет помогать социализации атипичных людей и положительно влиять на улучшение качества их жизни.

Итак, изучение отношения общества к людям с атипичным развитием — несомненно, актуальное направление специальной психологии, развивающееся на стыке с социальной психологией и социологией.

Признавая взаимодействие и взаимовлияние биологического и социального в процессе развития, специальная психология, имея в виду атипии развития, интересуется вопросом о влиянии средовых социальных факторов на состояние мозга.

Социальная активность ребенка требует нейробиологической готовности мозга, позволяющей такую активность осуществлять. С другой стороны, социальная активность играет роль в функциогенезе мозга. Современной наукой доказано, что для полноценного созревания мозга необходимо своевременное востребование его функций. Если перед ребенком своевременно не ставятся социально значимые задачи, т. е. имеет место социальная депривация, то функции его мозга оказываются невостребованными, и биологическое развитие ребенка замедляется.

Исследования созревания мозговых систем позволяют выделить важные критерии для квалификации и классификации нарушений психического развития (атипий), выявляя их неврологические механизмы. Прогресс детской нейропсихологии, благодаря усилиям ученых разных стран, показал перспективность использования нейропсихологического подхода к изучению закономерностей формирования детской психики и нарушений ее развития. Этот подход представляется актуальным и в специальной психологии, так как атипичное развитие в большинстве случаев так или иначе обусловлено незрелостью или патологией мозговых систем. В частности, перспективно изучение связи нейробиологической зрелости мозга и формирования высших психических функций в условиях атипичного развития, а также влияния зрелости мозга на усвоение социокультурного опыта и процессы социализации.

Уровень развития личности, как известно, во многом определяется ее знаниями и умениями. В условиях атипичного психического развития усвоение знаний и приобретение жизненного опыта имеют свою специфику как по содержательному, так и по временному параметру. Практика показывает, что при значительном объеме программ образовательных учреждений достижения детей с атипией зачастую формальны и ограниченны. В первую очередь это проявляется в том, что полученные по большинству программ знания не функциональны. Они с трудом актуализируются и быстро забываются, не будучи востребованы на практике. Возникает, следовательно, задача подбора учебного материала, который был бы для таких детей более полезен. Кроме того, в образовании при атипиях развития должна быть заложена задача: научить детей функциональному использованию любых знаний. Это одна из важнейших смысловых доминант специальной психологии, которая почти всегда обозначается в педагогических материалах, но довольно часто игнорируется на практике, что приводит к серьезным психологическим последствиям развития личности.

Кардинально изменились на современном этапе развития общества смысловые доминанты специальной психологии относительно профессиональной помощи лицам с атипией. В постиндустриальном обществе, где основное внимание сосредоточивается на благополучии человека, такое изменение вполне закономерно.

С одной стороны, в обществе стихийно повышается толерантность к «инаковости» и эмпатия к людям с атипией, создаются предпосылки перестройки отношений между людьми с нормативным и атипичным развитием. С другой стороны, государство целенаправленно развивает различные службы помощи лицам с атипией развития. Стратегия этой помощи в новых условиях всё больше строится с ориентацией на определенный социальный результат. Этот результат предполагается видеть во всестороннем развитии их личности, повышении качества жизни и удовлетворенности ею.

Многолетние исследования когнитивной и мотивационно-личностной сферы детей с атипией, предпринятые специалистами разного профиля, неопровержимо доказывают, что результирующим направлением психологической помощи детям должна быть помощь, обеспечивающая им повышение качества жизни, социальное благополучие и психологическую экологию жизни. В значительной мере такая помощь ориентирована на социализацию и социальную адаптацию. При этом когнитивное развитие, задаваемое в значительной мере программами образования, должно носить строго функциональный характер и быть развернуто по оси социализации — с учетом индивидуальных особенностей и индивидуальных возможностей детей.

Специальная психология сегодня — развивающаяся наука. Ее успешность и результативность во многом зависят от общей методологии (общих философских позиций, базовых принципов научно-познавательной деятельности) представителей этой науки.

Мы выделяем ряд концептуальных источников специальной психологии, опора на которые позволяет максимально эффективно решать ее задачи. К ним мы относим психологическую теорию деятельности школы А. Н. Леонтьева; учение Л. С. Выготского о зоне ближайшего развития; теорию поэтапного формирования умственных действий П. Я. Гальперина; теорию мозговой организации психических процессов А. Р. Лурии; теорию социализации и социальных влияний Г. М. Андреевой.

Эти теории создают основу для мышления профессионала и ориентируют специальную психологию на психологически содержательный анализ атипичного развития. Опора на эти источники позволяет с позиций современной науки описать и проанализировать атипии психического развития, установить общие и частные закономерности, построить диагностический аппарат и наметить стратегию психологического воздействия на каждую из категорий детей с атипией развития. Приведенные психологические теории имеют общую методологическую платформу, дополняют друг друга в понимании сущности психического развития человека. Основные положения этих теорий совпадают у всех научных исследователей.

Так, социум трактуется как источник и стимул развития. Все теории согласуются в том, что развитие индивида происходит в процессе деятельности, которая обусловливается требованиями социума к индивиду. В качестве главного условия развития признается созревание мозговых структур как материального субстрата человеческой деятельности. Движущей силой развития считается обучение.

Эти важнейшие положения ориентируют на такое понимание предмета и объекта специальной психологии, при котором максимально учитывается взаимосвязь биологического и социального в развитии индивида, их взаимовлияние и взаимообусловленность.

Ко всем составляющим человеческого развития в концептуальных психологических исследованиях применяется системный анализ. Все научные работы проникнуты представлением о том, что совершенство выполнения той или иной деятельности зависит от пристрастия к ней и продолжительности занятий этой деятельностью. Это относится как к игровой, учебной, трудовой и другим видам деятельности, так и к высшим психическим функциям. Во всех исследованиях учитывается тот факт, что высшие психические функции сначала существуют во внешнем мире как разделенные между двумя людьми, а затем становятся сокращенными по структуре и интериоризованными по форме, постепенно переходят внутрь. Такое изменение психической деятельности индивида является существенным индикатором успешности развития.

Во всех базовых для специальной психологии теориях значительное внимание уделяется речи как сугубо человеческому новообразованию, качественно перестраивающему всю психическую деятельность.

Наука об атипиях развития, каковой является специальная психология, имеет дело с атипичным развитием, вызванным причинами биологического и социального характера, а также сочетанием этих причин. Отклонения от нормативного развития могут возникать на разных этапах онтогенеза, в различных составляющих развития. В связи с этим планомерное изучение отклонений психического развития возможно только в сравнении с нормальным психическим развитием, изучаемым представителями возрастной и детской психологии и смежных наук.

Концептуальные источники специальной психологии ориентируют на изучение детей с атипией развития в системе и динамике.

Построение специальной психологии на таком теоретическом фундаменте должно способствовать продуктивности этой науки, рациональности ее принципов и эффективности методов.

Федеральная служба детского психического здоровья: почему ее нет и как ее создать

Здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней и физических дефектов.

Всемирная организация здравоохранения.

Ю. С. Шевченко, А. А. Северный

Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования, Москва;

Научный центр психического здоровья, Ассоциация детских психиатров и психологов, Москва

[e-mail]

Как следует из Устава ВОЗ, «психическим здоровьем» подрастающего поколения должны заниматься не только гордо именующие себя «Центры охраны психического здоровья детей и подростков», на деле остающиеся по сути все теми же психиатрическими больницами и диспансерами «ухудшенного советского покроя», до которых доходят, в основном, тяжелые душевно больные, умственно отсталые и социально опасные пациенты. Декларируемая на всех уровнях интеграция педиатрии в целом (а не только детской психиатрии), психологии, педагогики и социальной службы до сих пор не реализована на организационном межведомственном уровне, что создает ситуацию «У семи нянек дитя без глаза».

Психиатрия — это еще не вся служба психического здоровья, но без нее таковой службы существовать не может. Создание и совершенствование службы детского психического здоровья немыслимы без совершенствования детской психиатрии в организационном, профессиональном, правовом и иных аспектах. И то, и другое зависит как от объективных, так и от субъективных факторов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Выражаем признательность проф. М. Боултон (M. Boulton, Professor Emeritus, Department of Psychology, University of Chester) за проведение независимого статистического анализа.

2

Последние 17 случаев включены в число 35 детей, указанных в предыдущей строке.

3

Степени свободы скорректированы за счет значимого критерия Левена для равенства дисперсий.

4

Результаты восьми детей были исключены из данного анализа по причине отсутствия данных о возрасте.