Золото лепреконов

Снорри Сторсон

Книга Снорри Сторсона «Золото лепреконов» – первая книга в серии романов из цикла «Хроники Граданадара». Это мир, где действуют свои законы: Луна и Солнце вываливаются каждый день из икающей Большой Головы и летают по небу в любом удобном для них направлении, длина года зависит от того, когда просыпаются инеистые великаны, магия заменяет науку, здесь нет борьбы между добром и злом, боги не вмешиваются в жизнь людей, а люди… люди живут рядом с гномами, эльфами и… лепреконами.

Под дубом

По природе своей, Снорри Хрупский был жадноватым и трусливым рыцарем. Как и все остальные рыцари. Но Жадность всегда побеждала Трусость — она была сильнее. Поэтому, в большинстве случаев, окружающим казалось, что он храбрый. Надо сказать, что многие считали это качество его натуры наиболее выдающимся или, лучше сказать, единственным положительным качеством. Все остальные качества приличными словами не описывались. Что тут сказать… рыцарь, как рыцарь. Не хуже других, а в чем-то может даже и лучше. В храбрости например…

Так уж все устроено, что жизнь у рыцарского сословия заботами не обременена. Нужно только есть почаще, девушкам улыбаться, а на турниры выезжать не сильно пьяным. И только этот поганый «рыцарский кодекс», который придумали не то церковники, не то церемониймейстеры, омрачал существование всем без исключения рыцарям вот уже не одну сотню циклов со времен Превила Мудрого. Так уж повелось, что рыцарь обязательно должен иметь даму сердца, причем только одну. Должен слагать для нее стихи, добиваться, но при этом не иметь возможности добиться. Ты ее и цветочками всякими ублажай, и во славу ее врагов побеждай, и все такое… а она тебе что? А она тебе в ответ из окна кривляется, рожи строит противные… фу! Пакость! Ни одна… ни одна приличная девушка со всего Граданадара рыцарю не нахамит, рыцаря не обидит. Почему? Потому, что все знают, что у него есть дама сердца, которая уже отомстила этому рыцарю за всех остальных девушек. Даже за тех, с которыми рыцарь не то, что в своей жизни еще не познакомился, но даже и не встретится-то никогда! Вот такая вот она рыцарская доля. Хочешь или не хочешь, а дама сердца тебе по уставу полагается. И плюс здесь только в том, что умные рыцари выбирают свою даму сердца самостоятельно. Не ту, которая понравится, а ту, с которой видеться удастся как можно реже. Снорри Хрупский считал себя хитрее других. Когда-то давно, он выбрал мишенью одну монахиню-недотрогу, надеясь, что уж ее-то ему не добиться никогда! С тех пор все шло почти прекрасно! Почти… И он наивно полагал, что можно будет спокойно спускать отобранное и «изъятое» в многочисленных стычках на кабаки и распутных девок всю оставшуюся жизнь до глубокой старости, если повезет до нее дожить. А там-то уж, в этой глубокой старости, займемся монахиней… А, что! Даже интересно будет, наверное…

Но Снорри не хотел заглядывать так далеко. Жил он одним днем и каждый день был прекрасен по-своему, хоть и заканчивался обычно одинаково — в таверне за игорным столом или под столом. И ничего такого непристойного в этом не было. Все пристойно. Все рыцари так делают — напиваются и ночуют прямо там, где напились. Постелью им служат их же собственные латы, которые не снимаются никогда. Ни, когда рыцарь моется, ни когда по нужде идет… И на девок славный рыцарь залазит в латах. Девкам это не нравится, но… все ж таки, рыцарь! Спать в латах — это как-бы подвижничество, вроде как по «кодексу»… но, на самом деле, лень просто.

Так вот, однажды на пригреве ранней осени, когда дыхание Жарких ветров уже схлынуло, а Морозные великаны еще не проснулись, когда вся природа трепещет в ожидании прохлады и отдает свои самые сокровенные, самые бархатные деньки, ехал как-то Снорри Хрупский домой, из далеких земель, где провел весь последний цикл, выслеживая зло, проводя время в молитвах о даме сердца, прославляя ее доброе имя на дуэлях. Другими словами, ехал Снорри в разгар бабьего лета, измученный пьянками и развратом. И решил Снорри, граф Хрупский, отдохнуть в своем в родовом гнезде, рядом с прекрасной Хрупой, от которой храбрый рыцарь и получил свое второе прозвище. А как не заехать к даме сердца, если дама эта навеки упрятана в монастырь святой Бригантины прямо у порога родного дома? Ну… не заехать, так не заехать…

Как известно, дамы сердца на дороге не валяются. Но встречаются. А иногда даже и поджидают специально. Непонятно, как у нее это получалось, но дама Снорри всегда знала, что ее рыцарь должен появиться и всегда ждала его где-то по дороге к родному углу. Вот и на этот раз, не успел Снорри въехать на территорию графства — только-только в родной лес заехал, любимый с детства, где охотился с двенадцати лет… а Кристина де Портвейн тут как тут! Вот и куда только егеря смотрят? Почему пускают, кого попало, на заповедные угодья графской семьи?!

Они раскланялись картинно и чопорно, как это и должно быть между рыцарем и его дамой до замужества, то есть долго, витиевато и без физического контакта. Кристина всем своим видом давала понять, что вообще не заинтересована в Снорри Хрупском, что он ей утомителен, стеснителен и немного даже противен — в общем, все по этикету. «Вероятно, готовит очередную порцию оскорблений и ненависти…» — Снорри расшаркивался так широко, как только позволяли кольчуга и латы. Он делал страстные реверансы, игриво махал шлемом где-то в районе гульфика и совершал галантные подскоки, суча ножкой по всем правилам этикета, но при этом думал: «Если ты, зараза, такая вся недотрога, то нафига ты щас вообще тут выкобениваешься и строишь такую скрипучую физиономию?» Он тянул губы в стороны для создания улыбки, но это было так неискренне и фальшиво, что даже сами губы не желали этого делать и упорно вытягивались в тонкую линию, от которой казалось, что рыцарю то ли больно, то ли тошнотно. Действительно, было непонятно, зачем Кристина это делает — зачем она всякий раз поджидает его, зачем издевается и… как узнает, что он приедет?

Снорри судорожно икнул и кривая улыбка окончательно сползла, уступив место выражению какому-то уж совсем неопределенному. Маркиза де Портвейн не смогла проигнорировать подобное к себе отношение. Не то чтобы не хотела… но это было уже слишком.

— Скажите, мой рыцарь…

— Все, что угодно, сударыня! О, цветок моих сладчайших грез!

— Скажите, сэр Хрупский, вы меня боитесь или я вам противна? — Кристина изменилась в лице, и стало видно ее реальное отношение к происходящему — она была искренне заинтересована в ответе!

— Мы с вами, мой рыцарь, за два последних цикла, так толком-то и не поговорили по-настоящему. Вы все шастаете по вашим «походам», а я все жду вас у окна, вышивая крестиком… Может, отбросим куртуазные изыски и поговорим по-человечески?!

— Может… а зачем? — от неожиданности ляпнул сэр Хрупский.

Он тут же захотел исправить невольное хамство, но Кристина де Портвейн сказала:

— Я устала от этого кошмара. Вы мне не нравитесь. Мало того, скажу вам откровенно, вы придурок!

— Э-э… вы тоже не в моем вкусе, если честно, — Снорри выпучил глаза от удивления и обиды. — У вас, что-то произошло, о свет моих…

— Я беременна! — вскричала маркиза и, со слезами, кинулась на грудь своему рыцарю, немного ударившись головой о стальной панцирь кирасы. Рыцарь обнял свою даму металлическими предплечьями, больно придавив ей ухо и даже не заметил этого.

— Вот те раз…

— Да, в этот раз… уже поздно что-то делать, — всхлипнула Кристина, пытаясь высвободить ухо.

«В этот раз? Что она имеет ввиду…» Ситуация была та еще! Для Снорри все это было как-то слишком: ненавистная леди висит на плече, причем, беременная не от него… не ругает, не оскорбляет… плачет! Как, скажите, в такой ситуации должно вести себя простому рыцарю? Может быть, стоит ее побить, может, придется даже на ней жениться… Фу-фу-фу! Снорри стоял, придавив ухо несчастной барышни и не знал, что делать. И тогда он понял, что хочет выпить… и, желательно, перекусить.

— Я думаю, нам надо выпить, — несмело предложил рыцарь своей «даме сердца» и она согласилась…

Они устроились неподалеку в лесу, под раскидистым дубом, закрывающим своим пологом от посторонних глаз. Здесь, под этим дубом, Снорри провел прекрасные деньки беззаботного детства, свежуя лося, косулю или какого-нибудь кролика. Место было удобное — сюда никто не ходил, так как все знали, что этот дуб принадлежит лично Снорри Хрупскому. И Снорри, по приезде в родные угодья на отдых и «лечение», частенько скрывался тут от всех на свете, размышляя о вечном, а, если сказать попроще — уходя в глухой запой. Последний раз он был здесь пару циклов назад. Все казалось диким, но очаг из камней еще держался, был удобный вертел для жарки дичи, сковородка и кое-какая незатейливая утварь. Земля вокруг была перерыта кабанами и забросана толстым слоем разноцветной опавшей листвы. На удобной подстилке из листьев разложили провизию, разожгли веселый костерок. Рыцарь достал бурдюк с вином, но Кристина покачала головой.

— А! Я ж забыл, что тебе нельзя! — неловко воскликнул Снорри.

— Не в этом дело… не в этом дело… не в это дело… — медленно бормотала маркиза, доставая из собственной сумки две запыленные бутыли темного стекла, ловко сбивая сургуч и разливая по кубкам.

Они выпили, закусили нежной ветчиной и сыром. Потом выпили еще, и еще… Кристина достала копченых рябчиков, колбасу, зелень и немного паштета. Потом они выпили еще и в ход пошли фаршированные трюфелями перепелиные яйца, заливное из форели, запеченные в маринаде овощи, какие-то сладкие орешки и Бо знает, что еще. Снорри хлебал старинное вино, жевал деликатесы, и ему все больше казалось, что женщина напротив — это не его дама сердца.

— Это вкусно! — икнул Снорри, двигая кирасой, в тщетной попытке сделать ее немного просторнее.

— Сама готовила.

–?

— Ну… я хоть и знатная дама, но в монастыре скука смертная, вот и развлекаюсь как могу… люблю готовить.

— Слушай, а ты часом не ведьма? — не выдержал рыцарь.

— А тебе-то что!? — резко отреагировала девушка.

— Да я не в том смысле… может ты… не Кристина де Портвейн, а просто прикидываешься?

— А кормлю я тебя для того, чтобы ты растолстел, чтобы я смогла потом приготовить «рыцаря в собственном соку» и схарчить его где-нибудь тут поблизости? Ну, да! У меня же в лесу избушка есть. А сама я колдунья носатая и на губе у меня бородавка, но я ее скрываю. И ерунда, что вся эта жратва вкуснее, чем пропитый вонючий мужлан в железе…

— И чо теперь будем делать? — нервно хихикнул Снорри, инстинктивно потянувшись за мечом.

— Ну придурок — он придурок и есть, — всхлипнула маркиза.

— Ты это… не плачь, я же не со зла, — попытался оправдаться рыцарь.

— Сэр Снорри, вы меня совсем не знаете! — заревела барышня.

Граф Хрупский утешал даму как мог. Из ее всхлипываний он понял главное: монастырь святой Бригантины — это совсем не то, что он о нем думал…

— Так от кого у Вас этот подарок в животе, — поинтересовался Снорри с наигранной веселостью.

— А вам-то, что… — напряглась Кристина.

— Ну… э-э-э… честно говоря, мне все равно. Но, все же, это как-то невежливо было бы не поинтересоваться, — проскрипел рыцарь, понимая, что неловкий разговор становится еще более неловким. Все неловчее и неловчее.

— Я намекала… Хотя, похоже, что зря намекала. В общем, от менестреля.

— От Вивека! Прости господи!

— Что ты! От этого старого пердуна… я уж лучше с тобой во грех войду, что, собственно, ужасно уже само по себе, чем с этим… рукоблудом бородатым.

— Чего-то не понял я, кого это ты щас рукоблудом обозвала! — не разобрался Снорри.

— Да не тебя, дуралей, а Вивека. Он же старый. Ему ни одна кухарка ничего слаще халвы не предлагает. Ха! Уморил! Вивек… — Кристина на секунду заулыбалась, а потом снова заревела. — От Тимоши ребенок. От этого красавы и пустотрепа из Белогорьяаааа…

— Понятно, — философски заметил рыцарь.

— Я хочу, что бы ты прирезал свинью, эту гадину на дуэли! Рыцарь ты мне или кто?! — Кристина резко перестала плакать и злобно уставилась на Снорри.

— Не… не могу. Во-первых, Тимошины опусы знает весь Граданадар и, если я его убью, то… прославлюсь конечно… но и сам проживу недолго. Во-вторых, без его похабных песенок не обходится ни одна хорошая попойка, и я сам с нетерпением жду еще чего-нибудь. Если я его угрохаю, то кто продолжению писать будет? В-третьих, он герцог…

— Все понятно! И первых двух достаточно! — оборвала де Портвейн. — Хотела бы я сказать, что он меня обесчестил, но это не так. Я сама… Как услыхала ту песенку… про монахиню и ослика…

— Ха! Про осла и монахиню я тоже помню! Здорово написано!

Они сидели под деревом напившись и обнявшись, и пели похабные песни, придуманные Тимошей — герцогом Белогорья, менестрелем и ловеласом, каких еще не видел свет…

Утро выдалось сырым и холодным. Благородный рыцарь открыл один глаз и тут же его закрыл. Первый вопрос, который он попытался себе задать: «Где я?». Второй вопрос был посложнее: «Кто я?». Оба вопроса какое-то время висели в районе затылка, где стучало по барабанам стадо одичавших эльфов. Эльфы ответов не давали, но били по барабанам сурово и жестко. С одной стороны туловища ощущалось непривычно беззащитно и зябко, а с другой — непривычно тепло и приятно. Безымянный рыцарь открыл глаза и огляделся. Он лежал, зарытый в листве, под старым дубом и к нему прижималась дама сердца Кристина де Портвейн. Абсолютно голая. Именно с этой стороны туловища и было приятно. «Интересно… похоже, что я до сих пор не понимал, как это приятно — прижимать даму не к латам, а к себе…», — подумал граф де Хрупский, вспоминая свое имя и осознавая, что тоже раздет, а латы валяются тут и там частями.

Воспоминания пришли толчками. Порциями врываясь в сознание, вместе с грязной эльфийской барабанной дробью, они несли чувство стыда и ужаса — Снорри понял, что его дама сердца вчера перестала быть дамой… по крайней мере сердца — что она, к тому же, беременна, причем даже не от него и, что… очень хочется пить… а лучше выпить.

— Ээээ… хр..ххх фшсихсфффшш… — просипел рыцарь куда-то в сторону.

— Ох… — откликнулось теплое и мягкое с правой стороны тела. Оно зашевелилось, разгребло листья, уползло, приползло обратно, и Снорри почувствовал на губах живительную влагу, слегка отдающую винным духом.

Напиток был рыцарю не знаком. Рыцарь судорожно сглотнул и потянулся за добавкой, но фляга отдалилась от губ. Видимо Кристине тоже срочно требовалось выпить.

— Осторожно, милый, эта штука пьется по одному-два глотка, не больше. Больше может тебя убить, — хихикнула маркиза.

— Кристи… дай тогда воды что-ль, — проскрипел граф, даже не заметив, что назвал свою даму сердца непозволительно уменьшенным прозвищем.

— Да ты сам возьми! — засмеялась девушка.

Снорри Хрупский подумал, что оказывается Кристина де Портвейн не только развратная монахиня, но еще и стерва, раз так насмехается над бедным измученным рыцарем, и тут волна холодного огня прожгла от макушки до пят. Это было не похоже ни на что. Такого он не испытывал еще никогда. Напоминало прыжок со скалы в ледяное горное озеро — страшно и обжигает, но, в конце концов, бодрит. Эта волна произвела настоящее чудо. Боль исчезла, тошнота и головокружение прошли, эльфы сбежали, а холмовые тролли забарабанили что-то приятное, навроде походного марша, улучшилось настроение. Снорри приподнялся для проверки состояния и понял, что здоров. Он схватил предложенный заботливой рукой бурдюк с водой и одним залпом осушил половину. Вздохнул. Прислушался к себе и понял, что Кристинино средство вернуло его из драконьего царства в мир живых.

— Так мы вчера… — осторожно начал рыцарь.

— Расслабься… все было, — кивнула Кристина.

— Вообще-то, после слова «расслабься» обычно добавляют фразу противоположную! Как я теперь могу расслабиться? Ладно… если я не помню, значит ничего не было!

— Но тебе ведь понравилось! Вчера ты кричал, что это так восхитительно, что такого ты не испытывал еще никогда и так далее…

— А сегодня я трезв и…

— Значит надо все повторить… прямо сейчас! — воскликнула Кристина де Портвейн, запрыгивая на рыцаря верхом. Тот посопротивлялся немного, но как-то нехотя. Очевидно, часть воспоминаний о вчерашнем разгуле все-таки сохранилась. И эти воспоминания были приятными. Вскоре он убедился в том, насколько они были приятны…

В пылу любовных утех, забыли про завтрак и очнулись лишь к обеду. На обед из Кристининой сумки достали остатки провизии. Здесь были какие-то блинчики с икрой, с грибами и с земляничным вареньем. Были пирожки с заячьим паштетом, холодная оленина в чесноке и тонкие, ажурные ванильные булочки. Допили вино и принялись за рыцарский бурдюк. Вино рыцаря оказалось несравнимо хуже, но они выпили и его до капли. В рыцарском шлеме заварили чай. Конечно, под дубом у Снорри сохранился легкий металлический чайничек, но Кристине захотелось чаю из топфхельма… Чай вылили и заварили новый, но уже в чайничке. Они сидели, пили терпкий напиток и говорили, говорили, говорили обо всем. И только, когда начало темнеть, Снорри понял, что сидит под дубом уже второй день. В эту ночь они спали, как положено — под рыцарской накидкой, рядом с костром, зарывшись в листья, поужинав оставшейся провизией и допив все, что можно было допить. Засыпая, граф Хрупский словил себя на том, что никуда не хочет уходить из-под этого дерева…

Веселый утренний солнечный зайчик взобрался рыцарю в вихор, пригрел лоб и перебрался на глаз. Разбуженный таким образом, Снорри Хрупский открыл глаз, прищурился, вздохнул, но не пошевелился — на его плече, с легкой улыбкой, храпела леди де Портвейн. Она храпела так трогательно, что хотелось ее потрогать. Что, собственно, он и сделал. Кристина выругалась не просыпаясь, но с плеча не слезла. Рыцарь зажал ей нос и с умилением смотрел, как девушка пытается вдохнуть. В конце концов, леди судорожно всхлипнула и задышала ртом, а в следующий момент открыла глаза. Красотка не возмутилась, хотя граф так и не успел отпустить ее нос, но лишь улыбнулась, хлопнув длинными ресницами и зевнула, а Снорри подумал, что на ее месте любая другая дама уже послала бы его туда, куда ходят в одиночестве. «Похоже, что я ей нравлюсь… а еще, похоже, что она мне тоже нравится…» — подумал граф Хрупский и слегка растерялся.

— Мне кажется, что ты мне нравишься, — сказала Кристина слегка срывающимся голосом.

— А ты мне, — неловко промямлил рыцарь.

— Ты мне ничего не должен, я освобождаю тебя от клятвы верности, — нахмурилась дама сердца. — Хотя… при таких обстоятельствах это и так понятно само собой.

— Нет никаких обстоятельств, — не согласился Снорри.

— За исключением вчерашнего дня и моей беременности, — хмыкнула де Портвейн и вылезла из-под накидки.

Она поднялась во весь рост, и Снорри отметил необычайную стройность фигуры, раздула угли, прицепила чайник на огнь, а Снорри любовался грациозной красотой и удивлялся, что до сих пор не замечал, насколько прекрасна его дама сердца. Просто он смотрел на нее с другой точки зрения — не как на женщину, а скорее как на досадную помеху. А вот теперь маркиза каждым движением, каждым взглядом вырезала руны любви на сердце, и Снорри понял, что влюбился. Это было неприятным открытием. Граф Хрупский не умел и не любил влюбляться. Это всегда плохо заканчивалось. Вот и сейчас он испугался не на шутку. Чувства были сильные и неконтролируемые.

— Ну, не надо так переживать, — сказала Кристина, читая по его лицу, как по нотному листу.

— Тебе легко говорить! — невпопад съязвил рыцарь.

— В конце концов, я ведь не ведьма, я тебя не съем, — улыбнулась девушка, протягивая ему кружку с чаем.

— Уж лучше бы ты меня съела! — воскликнул Снорри.

— Дааа… ситуация еще та… — вздохнула Кристина. — Ты, мой рыцарь, для меня сейчас, как гадюка для ежика — лакомство, да и только. Ты просто идеальный выход из ситуации. Посуди сам: я говорю всем, что беременна от тебя. Ни один волшебник не сможет доказать обратного, так как у нас с тобой было… ну сам понимаешь, что. Я твоя дама сердца, так что все в порядке и никаких пересудов. Мы женимся, и ты улепетываешь куда тебе вздумается, а я переезжаю жить в свое родовое гнездо, где получаю законный приз в виде наследства дяди, из-за которого, собственно, меня и заперли в этой обители разврата и благочестия.

— Так ты здесь из-за наследства? — удивился Снорри.

— Дядя умер. В завещании было сказано, что я получу все лишь тогда, когда выйду замуж, оставшись при этом чем-то типа невинной девы. Мой дядя был еще тем гадом! Разве можно так поступать с родной племянницей? Леприкона ему в…

— А то ж! — хихикнул рыцарь.

— Ты понимаешь, как все хорошо для меня складывается?

— Для тебя — да. А мне, что с того?

Вместо ответа, Кристина одарила графа таким поцелуем, после которого рыцарь был готов на все.

— Не переживай, — продолжила девушка. — После женитьбы, ты сможешь идти на все четыре стороны. Я не стану как-то угнетать твою свободу. Честно говоря, у меня найдется, чем заняться в ближайшие пару циклов, — Кристина улыбнулась, похлопав себя по животу.

«А ведь она права. Маркизат Портвейн — это залежи коллекционных вин, которым нет цены…» — восторженно подумал Снорри и тоже похлопал ее по животу. «Я помогу девушке, получу какого-никакого, но наследника, а, вместе с ним и права на дополнительный капитал, бассейн с вином достойным королей… и… смогу делать все, что захочу, не будучи скованным кодексом!»

— А ведь как ты ловко все провернула! — воскликнул Снорри.

— Да ничего я не планировала, — расстроилась Кристина де Портвейн.

— Ну да!

— Надо сказать, что я все время относилась к тебе, как к досадной помехе. Хотя, признаю… что донимать тебя своими внезапными появлениями и изводить насмешками было весьма забавно.

— Я б на твоем месте тоже не отказал себе в подобном развлечении, — кивнул рыцарь.

Он подумал, что девушка мыслит в том же ключе, что и он сам. Они были похожи по характеру, шутили одинаково и понимали друг друга с полуслова. Кристина нравилась ему все больше и больше. «А, почему бы и нет?» — подумал рыцарь и, на этот раз, ответил себе не привычной фразой: «ну, нет, так нет», а фразой совсем другой:

— А, почему бы и… да!

— Что именно? — не поняла маркиза.

— Я согласен, — пожал плечами рыцарь и глубоко выдохнул. — Только, мне кажется, что я не хочу от тебя уходить. Да и… вполне возможно, что ребенок от герцога Белогорья может оказаться знаменитее какого-то графа де Хрупского. Тимоша-то щас при дворе короля вертится, все барды Граданадара поют его песни. Вполне возможно, что он станет королем… а если и не станет королем, то уж точно прославится на сотни циклов и будет знаменитей Превила Мудрого… останется в истории. Да и золота у него больше, чем у нас с тобой вместе взятых. У меня, кстати, его мало совсем. Ну… золота этого…

— Давай сразу договоримся — я не хочу больше слышать ни слова об этой гадине, — зарычала маркиза де Портвейн. — Я сейчас не в настроении думать… и… вообще… есть охота!

— А еды-то у нас и нету, — скривился граф, доставая кисет с табаком.

Он набил трубку, выдохнул кольцо дыма и проткнул его струйкой. Табак успокаивал.

Жизнь как-то навалила комом и сразу. Надо бы все обдумать… да только когда? Кристина ждала ответа, и он должен был принять решение. Было похоже, что если он не согласиться, то девушка, в отчаянии, может совершить что-нибудь нехорошее. Но так ли уж нужны ему все эти хлопоты? Если она сейчас пойдет и прыгнет в омут, то все его проблемы решаться сами собой…

— Послушай, я сейчас в очень странной ситуации. И это ты меня туда загнал, — вздохнула маркиза. — Под этим дубом произошло нечто странное. Похоже, что я полюбила тебя. Тебя! Вонючего рыцаря, не вылезающего из своего крабового панциря даже для того, чтобы сходить по нужде…

— Послушай, я же не в кирасе! — перебил Снорри, — И… я согласен!

— Нет уж, ты дослушай до конца! — не сдавалась Кристина де Портвейн. — Я полюбила тебя, гада. В один день! Под этим дурацким дубом…

— Вовсе он не дурацкий…

— Не перебивай! Под этой деревяшкой… я поняла, что ты совершенно такой же, как и я. Мы одинаковые, тысяча крылатых гоблинов! И мне хорошо с тобой… просто быть рядом, мне с тобой легко. И я не хочу связывать тебя своими проблемами. Вали, куда шел, отседова!

Кристина больно ткнула Снорри в район сердца, отпрянула от него и занялась поисками своей одежды. Снорри не понимал, что происходит. Только что она была уверена в том, что он должен на ней жениться, а теперь сама отвергает его. Кристина оделась, схватила пустую сумку, собираясь уйти. Снорри смотрел на нее и понимал, что еще немного, и он потеряет девушку. Навсегда. Она просто уйдет, а вместе с ней уйдут элитные виноградники и погреба… а главное — тот чудесный, бодрящий напиток, который приводит в чувство с одного глотка!

— Стой! Не уходи! Ты мне нужна!!! — нисколько не кривя душой, в отчаянии прокричал Снорри и кинулся вдогонку.

Он поймал девушку, успевшую уже изрядно отдалиться от их прекрасного убежища, и заключил в объятия. Он обнимал ее, а она плакала то ли слезами горя, то ли слезами облегчения.

— Я верю тебе, честно говоря, только по двум причинам: ни одни рыцарь не может устоять перед погребами местечка Портвейн… а еще… ты побежал за мной абсолютно голый, — сказала маркиза, заваливаясь в высокую, некошеную траву, полную запахов дикого леса…

День выдался прекрасным даже по меркам этого времени года. На небе не было ни облачка. Бесконечная синь тянула взгляд. Легкий ветерок приносил с собой тонкие паутинки, и Кристина смотрела, как некоторые из них сгорают в пламени костра. «Вот и я, как та паутинка — сгорю когда-нибудь… где-нибудь».

— Я хочу есть, — сказала маркиза де Портвейн, выдавливая последние капли влаги из винной фляги.

— И пить, — поддержал Снорри.

Они понимающе переглянулись. Настроение было так себе. Оба понимали, что есть хочется, а нечего. Но вылезать из-под, уже ставшего таким родным, дуба не хотелось. Молчание затянулось.

— Надо добыть еды! — не выдержал граф.

— Да, конечно! — резво откликнулась маркиза. — Может быть, ты пойдешь и шлепнешь нам зайчика какого…

Голос ее затих сам собой, так как оба понимали, что запивать этого зайчика все равно нечем, а «надоить» вина где-нибудь поблизости не получится. Таким образом, романтические посиделки на природе как бы заканчиваются.

— Может быть перейдем в… э-э-э… куда-нибудь? В таверну, к примеру, или в замок мой поедем? Лошадь пол седмицы на лесной траве харчует! Овса бы ей. И пива. То есть, пива мне, а овса ей… вот…

Снорри и сам не верил в то, что говорил. Было что-то неестественное в том, чтобы вот так вот просто взять и уйти с поляны, покинуть это гостеприимное дерево.

— В монастыре еще вино есть и еда… и овес, — зашла со своей стороны маркиза.

— Ну, нет! В этот притон, в это гнездо разврата я ни ногой! — возмутился Снорри.

— Интересно, с каких это пор славный рыцарь разврата забоялся! — подняла брови леди де Портвейн. — Что уж такого есть на свете порочного, чего ты не пробовал и чего боишься? Просто интересно…

— Я… я все пробовал. И… я всего боюсь. Я вообще, знаешь ли… боюсь. Но больше всего страшусь развратных монахинь! Они это… как-то… пугают, — хмыкнул рыцарь.

— Так ведь я и есть «развратная монахиня»! Ты меня тоже боишься? — улыбнулась девушка.

— Ну, скажешь тоже! Ты ж моя «дама»! — захохотал граф Хрупский, забыв добавить «сердца».

Атмосфера разрядилась. Они смотрели друг на друга и не могли оторвать взгляда. Снорри погружался в глаза подруги, как в эльфийские омуты, тонул в них. И, на самом дне этих омутов, он понял, что задыхается от любви.

— Я люблю тебя, — сказал он выныривая.

— А я тебя, — просто ответила маркиза.

— Не помешало бы сейчас твое вино, — кивнул Снорри, не отрывая взгляда от любимой.

— Я сейчас пойду и схожу в монастырь. Это не займет много времени, — согласилась Кристина, глядя ему в глаза прямо и не мигая.

И один подумал: «Вернется ли она?», а другая подумала: «Дождется?», но никто ничего не сказал. Кристина собрала сумку и ушла, а рыцарь остался под дубом, погруженный в свои мысли.

Он лежал в прелой листве и смотрел на небо, пытаясь в бездонной синеве отыскать правильное решение. Слишком много всего за такой короткий срок. Слишком сложный, слишком пугающий выбор предстояло сделать. Готов ли он к переменам? Может быть, нужно просто уйти… она поймет, не осудит. А, если осудит — ему то, что? Он будет уже далеко и не вернется еще долго-долго. Она прекрасна и, похоже, идеально подходит ему по характеру. Готовить умеет… что немаловажно, если они вдруг решат пойти в поход какой-нибудь, а слуг с собой не возьмут… Шутки понимает, как никто другой… Виноградники в наследство… Свадебный бал можно закатить…

Чем больше Снорри размышлял, тем сильнее ему хотелось убежать, оставить все как прежде. Почему? Наверное, просто потому, что он боялся перемен, потому, что от природы был труслив, как и все рыцари — все, что менялось в его жизни, всегда менялось куда-то не туда, куда он ожидал. И пугало именно это. Снорри сел, тревожно затих и прислушался. «Не слышно. Но еще рано, она еще даже в ту сторону не дошла. Пока припасов нагребет, пока платье поменяет… А если она решила все бегом сделать? Так уже тогда добежала… А, если обратно на лошади прискачет? С нее станется! Тогда она вполне может быть и на обратном пути, а я все еще ничего не решил! А вдруг она вообще решит не приходить? Что мне тогда делать? Ждать тут, идти за ней или вернуться в Берг? Пожалуй, тогда уж лучше в Берг…».

В кустах что-то зашуршало. Граф Хрупский вскочил как ошпаренный и рванул, куда глаза глядят, не отдавая отчета в том, что делает. Пробежав несколько шагов, очнулся, приступ паники отпустил, стало стыдно. «Возвращаться или бежать дальше?» Вернулся. Никого не было. «Возможно, суслик какой пробежал!» — бодренько выдал Снорри сам себе и судорожно икнул…

Он бегал туда-сюда еще несколько раз, пока солнце не устремилось к Большим горам. Стало понятно, что Кристина де Портвейн изрядно подзапаздывает. Снорри представил, как она тоже бегает туда-сюда где-то по дороге к дубу, неспособная сделать выбор. Засмеялся и понял, что в ее ситуации особо не побегаешь. «В конце концов — она же беременна! И на лошади не поскачешь. Зачем ей бегать — ситуация для нее выгодная со всех сторон! Единственное, чем придется делиться, это вином. А в остальном: она получает графский титул, узаконивает герцогского младенца, причем узаконивает и свое положение дамы сердца… да ей даже любить меня не надо… и без этого все хорошо складывается! Ей все это очень и очень нужно, а мне — не очень…»

Все больше хотелось пить, есть и даже немного спать. Снорри подстрелил шуршавшего в кустах броненосца, освежевал и зажарил его. Он все думал и думал, напрягаясь все сильнее и сильнее. Жесткий броненосец и отсутствие вина в организме, заставляли чувствовать себя маленьким и несчастным. Граф сидел под дубом один, а сумерки наползали со всех сторон, выдавливая последние остатки надежды на благоприятный исход. Дерево уже не казалось любовным гнездышком, но простым элементом дикой и, в общем-то, не очень дружественной к человеку природы. Костер весело потрескивал, создавая глубокие и тягучие тени, сужая пространство, ограничивая обзор. На небе зажужжали звезды, в траве мрачно закряхтели кузнечики. Ветер принес осеннюю прохладу, пришлось завернуться в плед. Теперь Снорри хотел бы оказаться где-нибудь не здесь, он и рад был бы уйти куда-нибудь. Но разве можно бродить в темноте?

«Не придёт! Похоже, что дама сердца меня надула!» — печально подумал рыцарь. — «Порезвилась и бросила! Может, она вообще не беременная? Может она придумала эту изощренную шутку лишь для того, чтоб вот так витиевато поиздеваться? Дамы сердца способны на небывалые гадости, до которых мужской ум просто не додумается! Они всегда обыгрывают нас — простых рыцарей. Похоже на то…»

Ситуация все больше казалась идиотской — глупый, глупый дурачок сидит под деревом один, голодный и без вина… Ждет… Ждет, сам не зная чего. Бессилие и злоба нахлынули гигантской волной. Граф Хрупский схватил меч и принялся ожесточенно рубить ни в чем не повинное дерево. В конце концов, неприспособленное для колки дров орудие убийства застряло в дубе так глубоко, что Снорри не смог его оттуда вытащить. Рыцарь без сил упал в листья, и сон подхватил его, окутав покрывалом забвения…

Утро выдалось мягким и солнечным. Снорри проснулся от запахов превосходной еды. Что-то скворчало на старой мифриловой сковороде. «Яичница с ветчиной», — безошибочно определил рыцарь и чуть не захлебнулся слюнями, вперемешку с чувствами — у костра сидела его дама сердца, увлеченно помешивая что-то в топфхельме.

— Что там у тебя в топфхельме? — спросил Снорри.

— Там скоро будет жульен с грибами и сыром, — ласково сказала Кристина.

— А будет ли это хорошо? — искренне засомневался рыцарь, вспоминая про эксперименты с чаем.

— Я его почистила, — загадочно улыбнулась девушка. — Хочу чего-нибудь из рыцарского шлема съесть! Вот и пришлось чистить.

— Ты вчера не пришла, я уж думал…

— Не могла! — перебила Кристина де Портвейн. — Честно говоря, вчера я решила, что ты уйдешь, и я… раздумывала — а стоит ли мне идти на эту поляну, если там все равно нет тебя? Я бродила по лесу туда-сюда, до самых сумерек… сомневалась. А потом оказалось, что уже темно и я не знаю, куда ехать. Повернула обратно и провела ночь в монастыре. И, надо сказать, это была еще та ночка! Монахини рвали и метали. Не хотели никуда отпускать. А я подумала: «Что ж, если он уехал, то узнать об этом утром будет не так волнительно, как ночью», и уснула. Утром дождалась, когда проснется сторож, сперла лошадь. И вот я здесь. Ты спал, а я захотела чего-нибудь из топфхельма.

— Нам надо уже ехать, готовиться к свадьбе, — улыбнулся граф, обнимая будущую графиню за талию…

Они покинули гостеприимный, но слегка пострадавший, дуб после обеда. Оба были в изрядном подпитии, но лошади шли бодро, небо было безоблачным, а настроение праздничным.

— Одного во всем этом я не могу понять, — задумчиво пробормотал Снорри. — Как ты всегда умудрялась появляться там, где не надо… э-э-э… то есть, я хотел сказать — там, где надо… как ты могла знать о моем приезде? Ведь ты каждый раз угадывала не только день, но и время моего появления на дороге, возле монастыря!

— Все просто, — пожала плечами Кристина де Портвейн, — когда-то давно, я прицепила жучка к твоему топфхельму.

— Кого?! — опешил рыцарь.

— Жучка. Магического жучка. Это такой жук… даже, скорее, паук… который все видит и передает хозяйке. Я могла наблюдать за тобой все это время и видела, как ты дерешься на дуэлях, как… в общем, все видела.

— Ах, ты ж…

— Но, ты не беспокойся, я его сняла, когда чай заваривала! — засмеялась Кристина. — Думаю, мне он больше не понадобится.

«Вот и славно!» — сам себе ухмыльнулся Снорри де Хрупский де Портвейн.