Запах кофе и жвачка на асфальте

Снежана Резникова, 2007

Действие романа происходит летом 2001 года. Обычная 30-летняя учительница впервые в своей жизни путешествует в Испанию. Ее цели непонятны и расплывчаты, она сама толком не знает, чего хочет, зачем приехала. Официальная версия – заработать деньги и вернуться домой. Но героиня хорошо знает, что идея вырваться из перманентной нищеты – это лишь повод для того, чтобы найти себя и свой путь. «Запах кофе и жвачка на асфальте» это правдивая история, которая была прожита, выстрадана, а потом переписана на чистовик. Эксцентричная перспектива новоиспеченной эмигрантки открывает для себя и читателей новый мир, доселе неведомый, а потому и очень интересный. Героиня наделена отвагой и умом , которые помогают ей противостоять незнакомой земле, наполененной опасностями и сокровищами, которые ей надо найти и завоевать. Ее молодость, оптимизм должны уничтожить все препятствия, которые перед нею стоят, чтобы прийти к маловероятному тайному месту, где ее мечта сбудется… Содержит нецензурную брань.

2 июня

Я всегда во что-то верил и постоянно нарывался из-за этого на неприятности. Чем больше меня щелкали по носу, тем тверже становилась моя вера.

Г. Миллер

Живу на улице Вирхен де ла Пас, по-нашему — Мирной, а буквально улице Девы Мира. Окна моей комнаты выходят на магистраль. И хотя квартира находится на седьмом этаже, гул автомобилей слышится совершенно отчетливо. Я опустила жалюзи, но и это не помогло. Зато по какому-то закону преломления света по потолку побежали тени машин. Какое-то время я смотрела и считала, а потом задремала.

Суббота… К двенадцати утра, находясь в полной прострации от чумной ночи, но помня наставления о занятиях испанским, я мужественно открыла учебник и старательно пялилась в него в течение получаса. В голове застряло дурацкое слово «сируела», очевидно, оттого, что в русском языке от этого слова возникают смешные ассоциации. На этом мои лингвистические исследования закончились.

Я уныло огляделась. Вообще-то грех жаловаться: комната милая, покрашена в непритязательный белый цвет, полосатые занавески на окне… Из мебели — все необходимое: кровать, шкаф, тумбочка. Все какое-то белое и безликое. Скинув оцепенение, я полезла в битком набитую дорожную сумку, достала фотографию дочери в резной деревянной рамке и водрузила ее на прикроватный столик. Декор стал веселее… Тут уж я совсем разошлась, вытащила из шкафа мой брючный крепдешиновый костюм с оригинальным мелкоцветочным орнаментом и повесила его на гвоздь на стене. Поскольку в обстановке, не рассчитанной на интеллектуалов, книжной полки не предусматривалось, я аккуратно уложила стопку учебников в углу.

В этот момент на пол лег широкий луч солнца. Ага! Вот и причина гула от магистрали: в углу стены — приличная щель. Надеюсь, что до наступления зимы у меня будет другое жилье… Зато из моего окна просматривалась Пласа де Лас-Вентас или Пласа де Торос — кому как нравится. Здание круглое, как римский Колизей. «Ба! — осенила меня мысль. — Да ведь ничего в этом мире за последние три тысячи лет не изменилось! Теперь вместо гладиаторов выводят быков на арену, а человеческие эмоции остались прежними. И, наверное, не такие уж мы и разные: испанцы, русские, колумбийцы, перуанцы, украинцы… Не такие уж мы и разные…»

От этих философских размышлений меня отвлекла перебранка Линей с дочками. Из кухни начали доноситься знакомые сильные запахи. Честное слово, я всегда была уверена, что именно так должно пахнуть ведьмино зелье!

«Теперь можно и в гости, — решила я, взглянув на часы. — Винни Пух всегда говорил, что час дня — это приличный визит». Еще я подумала, что не стоит утомлять моих новых знакомых своей навязчивостью, но первая мысль победила вторую, и, не откладывая дела в долгий ящик, я вышла на улицу.

Палящий зной тут же схватил меня за горло, как опытный убийца. Тень, где искать спасительную тень? Окинув окрестности быстрым взглядом, я поняла, что искать ее — занятие утомительное и безнадежное, что лучше включить первую космическую и быстро добежать до дома моих приятелей. Вскоре я сменила бег на шаг, устыдившись местного населения, которое лениво и размеренно волокло за собой сумки на колесиках, набитые субботними покупками.

— Я уже здесь! — радостно прощебетала я, чувствуя себя на самом деле немного неловко.

— А, заходи, — сказала Ира.

— Как насчет борща с пылу с жару? — высунулся из кухни гостеприимный Сашок. — Мы тут с братком такого намутили: борщ с апиокой, ремолачей и кон ла коль.

— Должно быть, очень вкусно. Учитывая, что ингредиенты по своему звучанию напоминают китайскую кухню… — сказала я.

Но Саша обиделся:

— Как это китайскую кухню? Сравнить мой борщ с китайской кухней! Ну ты даешь, старушка. Не ожидал от тебя подобной… неделикатности.

— Ира, да что я такого сказала?

— Не бери в голову. Это Сашка в себя прийти не может от посещения китайского ресторана: так ему все не понравилось. Да сама знаешь, что там за еда.

— Гм, если честно, я не очень-то знакома с китайской кухней. Я как-то не часто по ресторанам в России ходила: ни по китайским, ни по мексиканским, ни вообще по каким бы то ни было.

— Тем более, перестань переживать по любому пустяку. А Сашке дурака повалять — медом не корми. Усаживайся за стол, пообедаем.

Ароматы свежего борща, заправленного чесноком и укропом, решили дело.

Откровенно говоря, я не вполне хорошо понимаю обстановку. Ни странных русских: каких-то холодных, отстраненных, занятых исключительно собой. Познакомилась с еще одним эмигрантом, который живет в одной квартире с моими земляками, занимая софу в салоне. В городе он уже третью неделю. Старожил, стало быть.

— Ну, как тебе Мадрид? — сытый Саша, блаженно откинувшись на диванные подушки, был готов к непринужденному разговору.

— Не знаю, — честно сказала я. — Жарко очень, солнце заходит поздно, воздух такой, что не надышишься. Думаю, мне нравится, хотелось бы увидеть центр, архитектуру города, памятники — в плане туристки.

— Так это просто. Ребят, покажите человеку город.

— Запросто, — отозвался Васек. — Вот спадет немного жара, и поедем в Ретиро.

— А что такое Ретиро?

— Самый большой парк Мадрида.

По моим представлениям, даже самый огромный парк не является памятником архитектуры. С другой стороны, смотря какой парк… Может, он как Александровский в Пушкине — с дворцами и статуями. Я с оптимизмом согласилась.

— Приходи часиков в семь, — меня вежливо выпроваживали.

— Договорились.

— Кстати, — вспомнил Саша, — как у тебя занятия продвигаются?

— Учу слова, на большее меня пока не хватает.

— Ладно, сегодня еще отдыхай, а завтра поговорим, — пообещал Саша.

Васек и Вовка захихикали, а Ира закатила глаза:

— Оставь ее в покое, тебя никто ни о чем не просит.

— Нет-нет, я не откажусь от помощи ни в коем случае, — сказала я.

— В таком случае пеняй на себя, — сказал Саня. — Потом не жалуйся.

Разговор мне показался странным, но я решила до поры до времени не придавать ему большого значения.

Вечером…

Ретиро — это огромный парк в центре Мадрида, его «зеленые легкие». Все, что хочет найти страждущая душа в поисках отдыха, сосредоточено здесь: могучая тень от высоких деревьев всевозможных пород; лужайки, приглашающие растянуться на траве; кафешки с яркими столиками, выставленными на открытом воздухе; площадка, где играет духовой оркестр; клоуны, устроившие представление тут же, на широкой аллее, где прогуливается народ… Наконец, пруд, наполненный ужасными прожорливыми рыбами, которые позволяют себя кормить почти из рук. Эти рыбы произвели на меня отталкивающее впечатление: большие, тупоголовые, с разинутыми зубастыми ртами, наплывающие одна на другую при виде куска хлеба или жареной картошки, дерущиеся с яростью голодных — сцена, достойная Спилберга для очередного фильма ужасов.

— Ретиро был задуман как место уединения, пребывания в одиночестве для того, чтобы молиться. Католические короли Фернандо и Изабель основали монастырь Херонимов и недалеко от него построили дом. При Филиппе Красивом дом превратился во дворец, где устраивали праздники, театральные представления, даже корриды.

— Ничего себе! Вот так Вовка!

— А что такого? — лениво усмехнулся Вовка. — У меня философский факультет, ну и давняя увлеченность Мадридом.

— Тогда конечно… Так любой сможет.

— Я продолжаю или как?

— Продолжай! — в один голос ответили мы с Васей.

— Когда сгорел Алькасар — тогдашний Королевский дворец, Филипп Отважный перебрался в Касон де Ретиро вместе со своей свитой.

— И где этот Королевский дворец? Очень далеко отсюда? — загорелась я.

— В следующий раз посмотрим дворец, — пообещал Вовка. — На сегодня тебе и Ретиро хватит. Так вот, Карлос III, которого еще называют мэром Мадрида, велел переделать всю зону и обнести ее решетками. С того времени мадридцы могут гулять по парку, соблюдая, разумеется, чистоту и порядок. Правда, современные испанцы и гости города никак не могут отвыкнуть выплевывать жвачку прямо на плитку. Латинос!

Странный ритмичный шум доносился от монумента, находящегося по другую сторону пруда.

— Барабаны, — возликовала я, поняв причину звуков.

— Тамтамы, а не барабаны. Это не одно и то же, — поправил меня Васек.

— Мне все равно, пошли туда!

— Так мы туда и идем, — сказал Вовка. — Подожди, сейчас такое увидишь!

Это было царство негритянского населения испанской столицы. Усевшись на скамейки по краям беседки, а многие — прямо на горячем бетонном полу, африканцы, одетые в яркие халаты и тюбетейки, самозабвенно выписывали ритм тамтамами. Причем черный оркестр прекрасно обходился без дирижера: кто-то заводил, затем к нему присоединялись другие, сначала робко, как бы нащупывая рисунок, затем все более уверенно, наконец, беседка наполнялась бешеным ритмом, идущим из глубины древней души. Здесь же начинались танцы, напоминающие ритуал перед охотой, с движениями, доступными только африканскому телу. Белые студенты и «перрафлаутас»^[2] практиковались в жонглировании, подбрасывая в воздух палочки с привязанными к ним длинными лентами. Над беседкой витал уже привычный мне запах: сладко-терпкий, смешанный с дымом сигарет и каких-то эссенций. Ничего похожего я раньше не видела, поэтому была зачарована зрелищем.

— Нравится? — с гордостью в голосе, как будто все это он сам придумал и организовал, спросил меня Васек.

— Очень, — сказала я.

— Для лучшего восприятия происходящего неплохо бы прикупиться, — сказал Вовка.

— Клевая идея! — сказал Вася. — Ты с нами или здесь подождешь? — это уже ко мне.

— Если вы обещаете меня не потерять, то предпочитаю подождать здесь.

— Смотри, чтобы тебя негры не украли, а то потом перед твоим мужем не отчитаемся.

— Я решила развестись, — внезапно вырвалось у меня. — Так что отвечать вам ни перед кем не придется.

— Это когда ж ты нарешала? — немного враждебно спросил Василий, который, как выяснилось, знал моего «бывшего» еще с детского сада.

— Даже не знаю, наверно, еще в Барселоне, впрочем, нет, раньше. Здесь никто на меня не давит, понимаете?.. И… и… Я из него выросла…

— Что ж ты о человеке, как о штанах каких-то?

Я ничего не ответила, но, видно, что-то такое читалось в моем взгляде, что Вася внезапно смутился и сказал:

— Ладно, извини, что влез не в свое дело. Мир?

Я протянула ему руку:

— Мир!

Ребята вернулись довольно быстро, поэтому я предположила, что они выходили облегчиться. Правда, когда Вовка положил коричневый комочек на ладонь и начал его осмаливать со всех сторон, мое предположение с треском провалилось.

— Гм, — я прочистила глотку. — Это то, что я думаю, или что-то другое?

— Смотря, что думаешь, — заржали хлопцы. — Мы между собой называем это «дурь», местное население зовет ее хачиш или чоколате, но суть одна и та же.

— А разве она законна?

— Конечно, — охотно пояснил Вовка. — Если используешь хачиш для твоих личных нужд, а не для продажи.

— Мы продавать ее не будем. Даже тебе, — сказал Васек.

— А тебе-то зачем употреблять этот… хачиш, если ты уже… веселый?

— Так то от предвкушения.

Сигаретка была скручена в момент, сказывался навык. Ребята затянулись, задерживая подолгу дым в легких и с усмешкой поглядывая на меня. Честно говоря, я начала раздражаться. За кого меня принимают? За порядочную, благовоспитанную, безупречную, никогда не совершающую промахов матрону? Сейчас они у меня увидят!

— Дай даме затянуться, неуч, — имитируя Маньку Облигацию, сказала я.

— Вы уверены в правильном выборе, дама? — почтительно осведомился Вовка, затягиваясь в очередной раз.

— Ой, я тебя умоляю! — на этот раз вылезла Кисуля. Я взяла протянутую сигаретку и затянулась. На мое удивление, вкус у нее был гораздо приятнее, чем у обыкновенной сигареты и… гораздо сильнее. Поэтому задержать в легких наркотический дым не получилось в силу того, что из глаз полились слезы.

— О, смотри, как мы умеем, — сказал Васек.

— Вы, мальчики, еще меня не знаете, — похвасталась я, воодушевленная успехом, и затянулась опять, на этот раз почти как заядлый курильщик марихуаны или чего там…

— Не торопись, спокойно, не то сплохеет, — посоветовал Вовка.

— Здорово, когда о тебе заботятся, — сказала я.

Господи, похоже, я кокетничать начала? Вовке уже за сорок, но никто и не думает называть его Владимир или еще как-то. Он небольшого роста, но сильный. В лице нет ничего выдающегося, за исключением детской улыбки. Вовка — философ, и по образованию, и по образу жизни.

…Да-а, до сигаретки я его не находила привлекательным ни в чем…

Вскоре мир стал странно меняться: вечерние сумерки приобрели синие тона, музыка теперь не оглушала, как раньше, а танцующие вдруг начали двигаться, как заведенные манекены.

— Смотрите, — сказала я, тыча пальцем в жонглера, — какой смешной, что выделывает!

— Повезло старушку, — констатировал Васек.

— Чушь, ерунда. У меня просто чудесное настроение, я абсолютно свободна. А вы знаете, что такое свобода? Знаете, каково это — не обращать внимания на условности? Быть предусмотрительной и осторожной? Такой, какой тебя хотят видеть друзья, родители… Никогда не терять лица, всегда соответствовать. Это такая тяжесть, такой груз, такая гадость… А я не такая и больше не хочу ею быть, — совсем неграмотно и бестолково закончила я героически-наркотическую речь.

— Не грусти. Здесь ты свободна, — неторопливо выпуская дым в небо, философски заметил Василий.

— Да, и буду делать то, что захочу. И никто, слышите, никто не может мне запретить!

— Конечно, никто, — сказал Васек. — Поступай, как считаешь нужным. Не забудь только работу найти, а то живо окажешься «на свободе», под ближайшим мостом. Сейчас мимо кустов пойдем, так я тебе такое сборище «свободных» покажу!

— Под мост не хочу, — сказала я. — Как же я буду без ежедневного душа и макияжа?

— Граждане, я, конечно, извиняюсь, но базар этот гнилой. Мы здесь отдыхаем, а не исповедуемся. Посмотрите лучше на ту красотку: как движется, какая грудь!

Теперь мы с Васей развеселились, выслушав сексуальные страдания утомленного солнцем, пивом и гашишем мужчины.

Уже заметно стемнело, и мы отправились на поиски выхода, что оказалось не так-то просто. Заблудившись в пустынных закоулках парка, мы не испугались, а еще больше расхохотались, держась за болевшие от хохота животы. Наконец, найдя выход, мы обнаружили, что потеряно метро. Васек, будучи долгожителем в Мадриде, почетным эмигрантом, можно сказать, пошел спрашивать у всех подряд:

— Дондэ эста эль мэтро?

Люди, видя большого одурманенного парня, пожимали плечами и торопливо уходили в сторону, не желая отвечать. Апофеозом всех расспросов послужил ответ одного хорошо одетого сеньора, вышедшего из мерседеса, к которому Васек обратился все с тем же дурацким вопросом.

Сожалеюще разведя руками, приличный господин ответил:

— Ничем не могу вам помочь; я не пользуюсь метро.

— Что? Что он сказал? — заинтересовались мы с Вовкой.

— Обратите внимание, какой гад вежливый! — сказал Вася. — Выпал из Мерса, воняет Диором и спокойно так, без понтов, отвечает какому-то там иностранцу.

— Вася, не принижай своих достоинств. Ты — славный парень, твоя «иностранность» глаз не режет. Единственное, это то, что ты очень пьяный. Давай беги, спроси у того забулдыги. Глядишь, и поможет собрат по разуму…

Примечания

2

Перрафлаутас — пренебрежительное обозначение панков в Испании, которых обычно сопровождает собака — «перро», и они играют на флейте — «флаута».