Чародей без башни

Смеклоф, 2018

Почти все чародеи живут в башнях. Так уж получилось, что после Бесконечных войн по-другому и не выживешь. Уж больно много развелось в проклятых лесах всякой нечисти, а магия творится сама по себе, без всякого разрешения. Туда лучше не забредать, а то и боевые чары не помогут. Тем более что колдовать разрешено не всем, а только заслужившим свиток. А без него ни денег, ни признания, ни подходящей невесты не найдёшь. Живи, как умеешь, а если не умеешь, лучше не ввязываться во всякие странные дела, а посмотреть с безопасного расстояния. Да вот только у главного героя так не получается, от этого все проблемы.

ГЛАВА 3. КУДА ПРИВОДИТ ЖАЖДА НАЖИВЫ

Синдибум не мог оторваться от цилиндра. А в руках, стиснутых за спиной, потеплело от готового вырваться пламени.

— Ты из Рогатой башни?

— Что вы, — замотал головой жилец, норовя протиснуться в дом. — Я странствующий парикмахер. Симон Болевар.

Арий перегородил дверь. Огонь уже жёг пальцы.

— Чародей без башни? — не поверил он.

— Почему без башни? — обиженно протянул жилец. — Я очень прилично стригу.

— А это?

— А! — догадался Симон, вертя в руках цилиндр. — Сам не понимаю, как вышло. Поднимался по лестнице, а он лежит. Сам по себе. И никого вокруг. Вот я и взял. Сам не знаю зачем.

Синдибум ещё недоверчиво щурился, но проход всё-таки освободил. Невежливо мага в дверях держать. Пусть и такого подозрительного. В башнях не жаловали бродяг, посматривая на бездомных странников с презрением, ведь от чужаков можно ждать чего угодно, но когда тебе нужны деньги, быстро забываешь о предрассудках.

— Проходи! Комната справа. Я уже опаздываю на работу. А ты располагайся, — насколько смог, приветливо предложил Арий.

Саламандра зашипела на жильца, хотя если бы не хозяин, могла и огнём плюнуть. Синдибум погладил красную чешуйчатую голову.

— Привыкай, он теперь будет здесь жить.

Симон улыбнулся.

— Какая грозная домовладелица, — и повернулся к Арию. — Вы, верно, большой любитель шляп? — спросил он. — Хотите, отдам вам и эту? — и протянул цилиндр с рогами.

— Мне одной хватит, — поморщился Синдибум.

— Тогда я могу сделать вам модную причёску со скидкой?

Арий приподнял чёрную шляпу, демонстрируя лысину, но цилиндр снова привинтился к голове.

— Люблю, когда кожа дышит, — проворчал он и, ссутулившись, побрёл в ванну.

— У всех свои причуды, — согласился Симон, и, перехватив тяжелый саквояж, прошёл в комнату.

Хоть Злыстное время прошло, и башня выехала под голубое небо, Синдибум чувствовал себя прескверно. Всё окончательно запуталось и так перемешалось, что оставалось только скрежетать зубами и беситься от злости. Жильцом хотелось растопить камин, чтобы весело потрескивал вместе с обеими шляпами. А от воспоминаний о работе сводило челюсти. Даже перспектива прибрать к рукам реликвии не слишком вдохновляла, ведь придётся целый смотреть на Голуна.

Натерев зубы пахнувшей травами пастой, чтобы на сухую не скрипели, он прополоскал рот и крикнул:

— Чувствуй себя, как дома, — про себя пожелав, чтобы щеголь-парикмахер зарезался ножницами, а сам вывалился за дверь.

Раннее солнце слепило глаза, а птичье пение раздражающе скребло по ушам. Он поплёлся к лестнице, нехотя переставляя ноги. Что может быть хуже раннего утра? Кто вообще придумал жить в башнях? Понастроили не пойми чего. Почему жилые флигели в самом центре, лавки и склады внизу, а зал советов, учебные классы и апартаменты высшего мага и его заместителей наверху? Кто так распределил ярусы? Пока куда-нибудь доберёшься, полдня пройдёт.

Синдибум спускался по лестнице так долго, что уже должен был наступить полувечер, а когда наконец добрался до лавки — закончится целая неделя.

— Опять опоздал, дармоед?

— Я ничего такого не ем, — проворчал Арий, недобро зыркнув на Голуна.

Хозяин лавки выскочил из-за прилавка, вперив в него настороженный взгляд.

— Что вы вчера выхватили с Конусмастером?

— Он уже ничего не…

— Знаю! — оборвал Голун. — Вся башня знает! Но вы же не зря встречались в «Гадкой виверне», раздобыли что-то особенное и решили оставить меня не у дел?

— Ага, квадратным колесом разжились, — фыркнул Синдибум. — Бантик выбирали, чтобы вам торжественно вручить. Смотритель настаивал на розовом.

— Я же тебя… — надулся хозяин лавки.

— Уволите? — безразлично спросил Арий.

— Размечтался! — подпрыгнул Голун, и его соломенные усы подскочили над щеками. — Пока не разузнаю, что вы отхватили, будешь на виду. Я сыщика нанял!

Синдибум закатил глаза. Вспомнил вечно синего от осенней браги, косматого Разнюха. Его вечно мутные, близорукие глаза, неуверенные движения и походку, и хмыкнул. Он не то, что скрижаль, тапки у себя дома не найдёт.

— Не нашего раздраконенного разгильдяя, — словно прочитав его мысли, ехидно выдал хозяин лавки. — Настоящего! Из Рогатой башни приехал.

Арий вздрогнул.

— А! Трясёшься! Рыло-то в пуху! Иди товары расставляй! Я тебя на чистую воду ещё выведу. Пожалеешь, что сам во всём не сознался.

— Так плакать буду, что лавку затоплю, — пробормотал Синдибум и потащился к полкам.

Переставил шар с торчащими перьями. Зевнул. Сдвинул с первого ряда пожелтевший от времени рог. Подумал и вернул на место. Какая разница. Как этот мусор не перекладывай, его всё равно никто не купит. Он пробежался глазами по реликвиям, задержавшись на переливающемся черепе первого привратника Плюгавой башни. Жадно сглотнул. Рядом, насаженная на штырь подставки, крутилась магическая дырка от бублика — серое пятно через которое можно просунуть палец. Арий хоть и с опаской, но пробовал, и туда пролезает и обратно выходит. Зато сколько в эту дырку не смотри, ничего не увидишь, будто внутри скопился клочок вязкого тумана.

— Ты погляди, что творится! — ворчал за прилавком Голун, по самые брови уткнувшись в газету: — Опять проклятые чернобуки чуть башню не подорвали. Никакого спасу от них нет. Вот не живётся им спокойно. Хорошо хоть мегамаги им по сусалам поддают, а то бы давно уж все в злысте потонули.

Синдибум только поёжился. Только и слышно про безумных чернобуков и надёжных правителей-защитников, будто порядочному чародею и поговорить больше не о чем. Он перевел взгляд в самый дальний угол. Там незаметно примостился невзрачный гаечный ключ. Его стащить будет проще всего. Запропастится, так хозяин лавки не сразу и вспомнит. С горшком конечно труднее, на него хоть какой-то спрос есть.

— Ты смотри! Даже в Передудле и то бардак, — воскликнул Голун, — несколько дней тому назад ограбили храм памяти. Стало достоверно известно, что негодяи умыкнули копию скрижали Безбашенного хоровода. И кому эта безделушка сдалась? Она же ничего стоит!

Синдибум чуть не подпрыгнул. Ох, неспроста это всё, ох неспроста. Сначала кто-то обворовывает храм памяти Передудля и забирает копию, а потом Конусмастер выхватывает настоящий читай-камень. Таких совпадений не бывает. Он задумчиво прошёл к прилавку и вернулся. Ещё раз проверил, и с замиранием сердца обшарил все полки.

— А где горшок для очисток? — взвизгнув, заголосил он.

Хозяин лавки засиял, как новый кнежлик.

— Продал, — гордо сообщил он и сердито добавил: — И не думай, что я буду с тобой делиться. Старикашка мне всю плешь проел. Того и гляди такой же гладкий, как ты стану.

— Продал? — дрожащим голосом выдавил Арий.

На него накатила такая злость, что затмила самое тёмное Злыстное время.

— Я же мастер торговли, а не пустозвон без свитка! — заносчиво крикнул Голун.

— Где он живёт? — наступая на прилавок, зашипел Синдибум.

— Где, где? На звезде! Почём я знаю, — невольно отступив, огрызнулся хозяин лавки.

Арий подошёл в упор, и цилиндр на его голове расплылся в зловещей улыбке.

— Это ещё что? — задрожал Голун. — Тебе нельзя колдовать!

— Что, что? Лицо морщинисто́. Не выспался! Голова болит.

— Так возьми выходной, — всё ещё трясясь, заискивающе предложил хозяин лавки.

С него враз слетела вся спесь, а моргающие глаза никак не могли оторваться от чёрной шляпы.

— И возьму! — угрожающе гаркнул Синдибум и молча вышел, хлопнув дверью.

Навстречу бежал взъерошенный Хвыщ.

— Тебя-то мне и надо! У, какую шапчонку отхватил. В катакомбах, что ли?

— Иди ты с кикиморами обжиматься, — рявкнул Арий, зашагав к лестнице, но подмастерье зеленщика не отставал.

— Чего, Голун выгнал, что ли?

— Выгоняют брагу, — отмахнулся Синдибум.

— Чего ты злющий-то такой, Благое время ведь?

Хвыщ подскакивал на месте, кривя веснушчатое лицо.

— А у меня всё наоборот! Я особенный! — просипел Арий и остановился. — Вот как теперь этого транжиру найдёшь? Всю башню целый месяц обходить надо!

— Того, что вчера из лавки мешок брюквы пёр, что ли?

— Что знаешь?

Подмастерье зеленщика хитро сощурился. Его беспокойные ноги отбивали чечётку, а длинные руки приплясывали в такт.

— Откуда ж мне, убогому, — заскулил он капризно. — Я же не особенный. Пойду лучше с кикиморами обжиматься, что ли.

— Вот залеплю тебе промеж бесстыжих глаз, даже кикимора не позарится, — раздражённо предупредил Синдибум.

— Ты точно добро со злом попутал, — ухмыльнулся Хвыщ. — Носи шляпу почаще, а то такая рань, а тебе уже голову напекло.

Арий еле-еле взял себя в руки. Зажмурился со всех сил и выдавил улыбку.

— Рассказывай, мне очень надо, — попросил он, и подмастерье зеленщика не сдержался.

— Тут вчера такое было, — как сорвавшийся с привязи кошкомор, залопотал он. — Магов навалило. Почитай вся верхушка, не считая высшего. Вечерний обход у них, что ли? И прямиком в лавку старьёвщика. Я уж думал, закроют вас, чтобы вредительский мусор несчастным не втюхивали…

— Про транжиру давай, — взмолился Синдибум.

— Так он ещё раньше ушёл, — объяснил Хвыщ. — Кряхтел, главное, прогибался, но мешок быстро пёр. Перекинул за балкон и улетел на ковре-самолёте. Новенький такой, цвета мокрой ежевики, да с бахромой. Где такие престарелые чудодеи только кнежлики берут на последние модели.

— Ничего не путаешь?

— Клянусь здоровьем Татошки!

Арий почесал подбородок. Стоило побриться, но из-за проклятого цилиндра он забыл обо всём на свете. Если старик улетел, то выследить его могут только кошкоморы. Они в воздухе учуют что угодно. Придётся идти в их логово — Мурлятник.

— Бол спс, — бросил он и, развернувшись, побежал по лестнице вверх.

— Будешь должен, злыдня неучтивая, — крикнул вслед подмастерье зеленщика. — Расскажешь потом, за что Конусматера замучил, убивец вредный…

Но Синдибум не слушал. Его напряжённые от злости извилины с ненавистью пересчитывали ступени. До собственного ковра-самолёта, как до Передудля пешком, а взбираться придётся почти на самый верх башни. Кошкоморы обитали на ярус выше учебных классов, под апартаментами главных волшебников. Тут уж не до бурной радости, ноги бы по колени не стереть.

Арий не глядя передвигал ботинки, сквозь сжатые зубы, ворча на редких прохожих. Хотелось спать, есть и заколдовать кого-нибудь до смерти. Вроде не понедельник, но настроение такое, будто он уже седьмой на неделе. Даже статуи гарпий ехидно посмеиваются: «У нас вот крылья есть, а у тебя?».

Он снова добрался до дома, миновал зал Советов и, распихивая всех локтями, продрался через столпотворение перед учебными классами. Вот бы отправить всех учеников за пухлым болваном в Злыстные земли. Нет конкурентов — нет спроса на свиток чародея. А уж если нет спроса, то условия диктует единственный желающий его получить. Так-то!

Когда Синдибум, наконец, добрался до Мурлятника, от его глаз можно было поджигать свечи, а на лбу готовить яичницу. Несмотря на ясный Благой день, злоба бурлила и брызгала, отравляя всё вокруг. Он так разъярился, что даже пнул дверь в башенку с жестяной вывеской, изображающей летучую мышь на костылях, и безбоязненно вошёл в убежище кошкоморов. Каменный пол устилали птичьи скелеты и ошмётки перьев. А вдоль стен, уходя под потолок, поднимались ряды уступов с деревянными, до неузнаваемости исцарапанными, настилами. От застоявшегося приторно-сладкого запаха слипались ноздри. Синие мохнатые бестии лениво приподнялись над своими лежбищами, загремели цепями и зашипели. Из норы у двери выскочил всклокоченный домовой, потёр огромные глаза, но, узнав Ария, всё-таки не зря зверюг расчёсывал, безмолвно юркнул обратно.

Синдибум и сам поспешил убраться, пока цел. Прикованные или нет, кошкоморы способны на многое. Что творится в их пушистых головах, неведомо даже мегамагам. Он метнулся под низкую арку, подняв вихри линялой шерсти с пола, и через узкий коридор выбрался на крошечный балкон, увитый диким плющом. Здесь дышалось легче. Сквозняк пробегал по углам и, выгнав вонь, надувал чистый свежий воздух. На низкой скамейке, на подушке возлежал огромный кошкомор. Размером с доброго телёнка, а может, даже и со злого, поди померяй. Синюю шерсть посеребрила благородная седина, кисточки на ушах разрослись, как опахала, а мудрые карие глаза небрежно рассматривали нежданного гостя.

— Приветствую тебя, небожитель Лыба, — загнав опасную сейчас злость подальше, поклонился Арий.

Кошкомор вежливо улыбнулся, перекатившись на спину, но внимательный взгляд так и не оторвался от Синдибума.

— Мне нужна твоя помощь, мудрейший!

Лыба блаженно прикрыл глаза и проурчал:

— Почему-р Му-р-Арий хму-р-рый?

— Из-за проклятого цилиндра, — честно ответил Синдибум и ткнул в шляпу.

Та задёргалась и нахлобучилась до бровей.

— Нему-р-дрено.

Арий закивал.

— Мне бы найти хозяина ковра-самолёта, который вчера прилетал в лавку старьёвщика.

Кошкомор перевернулся, потянул спину и, вздыбив хвост, улёгся на подушку, подложив лапы под голову.

— Другому-р не кому-р?

Синдибум пригнулся, шагнул и доверительно сообщил:

— Другие не справятся.

Лыба оскалил зубастую пасть:

— Охму-р-ряешь?

Арий потупился.

Кошкомор не торопясь поднялся, поскрёб подушку длинными когтями и расправил полупрозрачные крылья.

— Приму-р перламу-р-тровую му-р-рену…

— Наловлю хоть десяток! — пообещал Арий.

Лыба заурчал и взлетел. Хвост мотнулся перед Синдибумом, и тот, под повелительное: «По-быстрому-р», ухватился за него и поднялся в воздух. Дикий плющ разметало в стороны, и они спикировали с балкона. Каменная стена башни с флигелями и лестницами промелькнула перед глазами. Завертелась. Земля перемешалась с небом. Погрозили острыми пиками ёлки, но кошкомор завернул и клацнул зубами. Мимо промчалась испуганная летучая мышь, и Арий попытался упереться ногами в воздух, крутясь и подпрыгивая.

— Стой! — закричал он. — У нас дело!

Лыба фыркнул, но за законной добычей не погнался. Махнул крыльями и пронёсся мимо яруса с лавкой старьёвщика. У Синдибума поплыло перед глазами. Башня наклонилась и задрожала. Пальцы начали соскальзывать с хвоста, но кошкомор приземлился на балконе и Арий кубарем покатился по полу.

— Ой, как интересненько! Арюшечка, ты такой смеленький! — запищал знакомый голосок. — Летаешь с пушистиками.

Кошкомор гордо прошёл по перилам и для порядка вздыбил шерсть.

— Заму-р-жем? — хитро сощурив глаза, спросил он.

Зудочка восторженно взвизгнула и замотала головой. Щёки разрумянились.

— Не время девушек обхаживать, — забормотал Синдибум и грозно взглянул на розовое недоразумение. — Меня зовут Арий!

— Конечно, миленький, — залепетала Зудочка, бочком подбираясь к Лыбе.

— По-видимому-р помур-р-лычем попозжему-р, — ухмыльнулся он, обнюхивая балкон.

Нос наморщился и заходил туда-сюда. Ноздри расширились, а глаза загорелись. Нетерпеливо махнув хвостом, кошкомор взлетел и закружился вокруг яруса, стрелой проносясь перед башней.

Оторвав от него восхищенный взгляд, розовое недоразумение повернулось к Синдибуму.

— Как низко обманывать даму, — оттопырив тонкую губу, пожаловалась она. — Ты обещал прийти и не пришёл.

— Меня сослали в угол, — отмахнулся Арий, не отрывая глаз от Лыбы.

Кошкомор что-то почуял и крутился перед балконом, кувыркаясь и размахивая крыльями. Прижал уши и нацелился вниз.

— Подожди! — закричал Синдибум. — Ты куда?

— К смердящему-р иму-р-ществу.

— Брюкву почуял! — обрадовался Арий и, не раздумывая, бросился следом.

Перескочил через перила и, под испуганный крик Зудочки, полетел за сжавшимся камнем Лыбой. Умудрился снова ухватиться за хвост и вцепился так, что кошкомор недовольно зарычал. Они промчались мимо десятка ярусов и спикировали перед одиноким крыльцом. У кого водились кнежлики, мог позволить себе тихое местечко вдали от жилых ярусов с беспокойными соседями. Поэтому Синдибум и не мог припомнить старика, хотя, пусть и шапочно, знал почти всех в Дырявой башне.

К небольшой площадке не вела ни одна лестница, да и два здоровенных каменных огра, обступивших двери не выказывали излишней доброжелательности. В распахнутые пасти со свистом проскочило бы среднее кресло, а в широких ладонях навсегда потерялся бы пресловутый горшок для очисток.

Лыба, недовольно урча, подтянул помятый хвост и прошёлся по нему языком.

— Му-р-чение, — забрюзжал он, расправляя крылья. — Перламу-р-тровую му-р-рену в корму-р-шку, поэтому-р.

— Да-да, — пообещал Арий. — Поймаю и сразу притащу.

— Сму-р-хлюешь — заму-р-чаю, — бросил кошкомор и умчался прочь.

Синдибум поёжился. Лыба слов на ветер не бросает. Придётся залезть ночью в зал Советов и выловить сверкающую рыбу из бассейна. Он повернулся к охранным статуям. Бездушные огры смотрели сквозь него пустыми глазами, но стоило сделать шаг к крыльцу, и страшные морды зашевелились, выпятив каменные клыки.

— Прочь!

— Щас! — воскликнул Арий и, проскочив под каменными лапами, толкнул дверь.

— Хозяин моет ноги, — возмутился огр и ухватился за цилиндр.

— Да хоть подмывается! — разозлился Синдибум и юркнул в дом.

Чёрная шляпа отчаянно забилась, но статуя не поддавалась, лишь сильнее сжав пальцы. Тогда на тулье появилась гаденькая улыбка. Тёмные губы собрались и плюнули в оскаленную морду. Огр брезгливо поморщился и, бросив цилиндр, закрылся каменными лапами.

— Разве так себя ведут? — обиженно заревел он, но второй истукан лишь пожал огромными плечами так, что заскрипели идеально подогнанные камни.

Чёрная шляпа, хохоча, запрыгнула на голову Синдибума, и они ввалились в коридор, припечатав за собой дверь. От хлопка в корзинах заболтались зонты, а плащи на вешалках зашевелили рукавами. Со стен таращились картины с напыщенными чародеями в праздничных цилиндрах со знаками. На полотнах собрались представители всех двенадцати башен, не хватало только Чёрной тринадцатой. Но прошло уже много лет, после неудачного эксперимента со взрывом и прорыва злысти, её символы и представители остались только в храмах памяти. Блестел надраенный пол из редкого розового паркета, а из комнаты долетал плеск воды. Арий гордо задрал подбородок и бесцеремонно попёр внутрь дома. Когда приходишь незваным, лучше лезть напролом.

Старик сидел перед камином. Ноги топотали в бурлящем пузырями корыте, а голову обвивало пушистое белое полотенце. Банный халат распахнулся до впалого живота, а руки размахивали, дирижируя крошечными инструментами на полке. Барабаны подскакивали, истязая себя палочками. Надрывались бронзовые трубы, и тоскливо подвывала одинокая скрипка.

Синдибум уловил мелодию и подпел:

— Как у мегамага подходила брага.

Хороша, прозрачна, ароматна, смачна.

Старик щёлкнул пальцами, и музыка заглохла.

— Что?

— Смачнаааааа!

— Певцов не заказывал! — сварливо протянул он.

— А кого заказывали? — уточнил Арий. — Могу сплясать. Могу чаю заварить.

— Исчезнуть можешь? — недовольно рыкнул транжира.

— Что нет, то нет, — замотал головой Синдибум.

Старик запахнул халат и сгорбился.

— У меня выходной! Уроков не даю! Голос не ставлю! Глухоту не лечу! Свернутые уши не распрямляю!

— Мне бы горшок.

Транжира аж подпрыгнул.

— Я композитор, а не повар! Похлёбку бродягам не раздаю.

Арий подошёл поближе.

— Ошибочка вышла. Вы купили горшок, который не продавался.

Старик засучил ногами, так что во все стороны полетели брызги.

— Как же я купил то, что не продаётся?

— Ненароком, — хмыкнул Синдибум. — А может, намеренно. Кто вас знает.

— Все! — заверещал композитор. — Все, все, все! Моя музыка звучит во всех двенадцати башнях и на балах в Передудле! Мне пожимали руки мегамаги и звали возглавить камерный оркестр Великой башни. Я живу здесь по личному приглашению высшего мага Димитрия! А он, между прочим, сильнейший из хозяев башен и когда-нибудь возглавит всю Долину.

— Тогда понятно. Вы на нём играть будете?

Старик вскочил, грозно уставившись на незваного гостя.

— Он фальшивит!

— Вот-вот! — обрадовался Арий. — Поэтому я и хочу его забрать, зачем вам такой не музыкальный горшок.

Композитор нахмурился, но неожиданно захлюпал носом.

— Сушёная брюква совсем не мелодичная, — пожаловался он, крякнув. — У меня пропало вдохновение.

— Сочувствую, — безразлично бросил Синдибум. — Но мне нужен горшок!

— А мне брюква!

— Опять? — взвизгнул Арий, и чёрная шляпа ехидно захихикала.

Старик затянул пояс на халате и, уперев руки в бока, строго заявил:

— Нет! Не опять!

Синдибум заскрежетал зубами, но композитор упрямо гнул своё:

— Самая свежая! Чтоб сок брызжал!

— Вот как ща брызну! Где её достать-то? — совсем разозлился Арий, но старик ещё сильнее набычился и, захлюпав мокрыми ногами по ковру, подошёл вплотную.

— Не моё дело! — сверкая глазами, гаркнул он. — Мне нужно вдохновение, и если вы его мне не доставите, я сдам горшок на переплавку!

— Отдай по-хорошему, — зарычал Синдибум, но из-за кресла мгновенно выскочил бандитского вида домовой.

Один глаз пересекал побелевший шрам, а второй заплыл белым бельмом. Маленький нос почти терялся на плоском лице, зато огромный рот скалился подпиленными зубами. Он грозно задвигал указательным пальцем и провёл чёрным ногтем по горлу.

Арий вздохнул и сник. Он ожидал сопротивления, но не такого же бескомпромиссного. Домовым, конечно, с настоящим чародеем не тягаться, но колдануть, в отличие от ненастоящего чародея без свитка, они ещё как могут.

— Проваливайте! — пыхтел композитор, подталкивая его к двери. — Здесь бывали Высшие маги из многих башен. По этому паркету ступали величайшие колдуны долины, а вы пачкаете его своими бесполезными недипломированными ногами.

Завидев старика, огры вытянулись по струнке.

— И без брюквы не возвращайтесь!

— Я не дотащу мешок…

— Что? — подавшись левым ухом, громыхнул композитор.

— Брюква тяжелая! — зайдя справа, закричал Синдибум.

— А! — замахал руками старик. — Не надо повышать голос, у меня очень тонкий слух. Возьмите ковёр-самолёт.

Он бросил ключевую нитку с двумя узелками и захлопнул дверь. Огры расслабились, выпятив толстые, испещрённые сеткой трещин, животы, и недобро покосились на Ария. Но он уже перегнулся через парапет, разыскивая «последнюю модель цвета мокрой ежевики».

Голова трещала от тоскливых мыслей. Ещё совсем недавно у него не было ничего. Сейчас тоже ничего нет! Но теперь он обязан отдать перламутровую мурену самому опасному кошкомору в Дырявой башне и мешок наисвежайшей брюквы глухому, совершенно чокнутому композитору. А до полувечера, ещё ой как далеко. Как бы ещё чего кому не задолжать.

Синдибум перелез на ковёр-самолёт и заправил ключевую нитку в управляющую прореху. Бахрома затрепетала и по ткани прошла рябь.

— Делать нечего! Как сказал бы Лыба, летим на ферму-р.

— В другой раз по шее получишь, — вякнул огр, хрустя каменными кулачищами.

— Свою побереги, — огрызнулся Арий, и, ухватившись за углы ковра-самолёта, направил его к теряющейся среди деревьев земле.

Дырявая башня неторопливо ползла через лес, оставляя за собой выжженную просеку. Объезд вокруг долины не прекращался ни на мгновение. Шли часы, дни, месяцы, годы, а башня ползла по запланированному маршруту и ничего не менялось. Деревья расступались, выгибаясь и расставляя ветви, чтобы убраться с пути бездушного исполина. Невидимый механизм под катакомбами захватывал грязь с песком и просеивал оставшиеся с войны реликвии. По развороченной земле тянулась глубокая борозда с почерневшим дёрном. Вдоль неё торчали опалённые иглы кустов и лежали груды сожженной травы. У самого подножия, притянутая железными тросами, за башней тащилась гигантская телега, десять на сорок саженей, на огромных чугунных колёсах. В удобренной почве, насыпанной по самые борта, росло всё необходимое для рациона настоящего мага: артишоки, бататы, кольраби, патиссоны, топинамбур и, конечно, брюква.

Перед крошечным домиком с острой крышей копался в грядках фермер. Лопата монотонно опускалась и угрожающе подпрыгивала. При этом заплетённые в длинную косу волосы колотили его по пояснице, а могучие плечи подёргивались.

Синдибум покружил над фермой, теребя подбородок. Даже в Благое время с любителем овощей связываться не стоило. Говорит он неохотно, а бьёт резко и не раздумывая. Если их поставить с Дробовиком, ещё неизвестно кого первого к знахарям унесут. Старший Быстрогон как-то повадился бататы тырить да познакомился с лопатой поближе. До сих пор косит и заикается. Правда, после полувечера фермер спит без задних ног, зато по огороду всякая нечисть скачет. Так что, потянувшись за топинамбуром, скорее всего, угодишь в чью-нибудь слюнявую пасть. Положение прямо-таки безвыходное.

Арий уже попрощался с реликвиями, перечеркнул жирным крестом читай-книгу и миллион кнежликов, когда на колокольне загремел траурный перезвон. Он завертел головой, чуть не свалившись с ковра-самолёта. Над лесом поднялись птицы и, застрекотав, испуганно понеслись прочь, прочертив далёкий горизонт, из-за которого расплывчатой тенью выпирала Плюгавая башня. До неё можно было бы долететь, если бы не всякая летучая мерзость, самая страшная из которой уже приближалась. Из-за деревьев, в коротких перерывах между ударами колокола, доносилась приглушённая песня. Синдибум задрожал, негнущимися пальцами вцепившись в бахрому. Гарпии летят!

Фермер выругался и, подхватив лопату, побежал к домику. Над крышей расцвела сияющая защитная руна. Завертелась, разбрызгивая сверкающие искры, и заволокла прозрачным куполом всё до самого фундамента. Зычно хлопнула дверь.

Арий заметался, не зная, куда деться. Он бы всё равно не долетел до дома, а надеяться, что его пожалеют, отопрут засовы, и пустят куда-нибудь ещё, было очень, ну очень глупо. Пришла беда — затворяй ворота. Перед гарпиями все равны и каждый сам за себя.

Чёрная шляпа забулькала гадким смехом.

— Чего радуешься? — зашипел Синдибум. — Сожрут вместе с тобой и не поморщатся. Они еду не моют и не распаковывают.

Цилиндр подавился хохотом и заёрзал.

— Проняло? — злорадно бросил Арий, снижаясь.

Он проскочил между огромных колёс и, забившись в темноту, завис под телегой. Засунул пальцы в уши и замер. Бесполезно! Песня гарпий всё равно раздавалась в голове.

— Мы так скучаем в небе ясном,

В сверканье нежном и прекрасном.

Приди скорей же, нас спаси.

И всё что хочешь, попроси.

Хор приближался и с каждым новым куплетом, Синдибуму сильнее хотелось выскочить из укрытия и подпеть. Печальные слова пробирались в потаённые уголки души, отпихнув в сторону даже надоедливый шёпот Злыстной стороны. На глаза наворачивались слёзы, а от беспредельной тоски опускались руки и пропадали остатки воли.

Цилиндр нервно вздрагивал, прислушиваясь, и оседал. Поля уже надвинулись на глаза. А когда Арий дёрнулся, чтобы броситься навстречу обвораживающим звукам, шляпа съехала до носа и закрыла уши. Навалилась густая, звенящая тишина. Песня стихла, а вместе с ней рассеялись и чары.

До Бесконечных войн гарпии были мелкими воришками и хулиганками. Стащить что-нибудь блестящее, бестолкового ребёнка напугать, это, пожалуйста, но о групповых людоедских нашествиях они не могли даже мечтать. И дело не в том, что не умели петь. Голосить-то они как раз голосили, да так, что все уписывались со смеху до колик. Рифмовали с воодушевлением черпателя ночных горшков и с таким же изяществом:

— Собрались со всей вольной воли,

Буси-буси, ай да гуси-гуси.

Прилетели пернатые девы боли,

И выпали глаза у бабуси.

Всё изменилось, когда высшая волшебница Кривой башни потеряла в бою всех своих сыновей и дочерей. Материнское сердце раскололось от боли и изрыгнуло на белый свет такое проклятие, что содрогнулись даже обезумевшие чернобуки, а почти безобидные гарпии превратились в жутких страшилищ.

Кое-кто из особо ретивых, но не слишком умных чародеев даже предлагал снести все похожие на них статуи в Дырявой башне. А скорые на руку, но медленные умом откололи у одной из каменных гарпий, что украшала почтовый ярус, голову и отбили одно крыло. Вступился высший маг. Он строго-настрого запретил уничтожать волшебное наследие, каким бы оно ни было. Ведь надо помнить не только хорошее, но и плохое, хотя бы для того, чтобы не повторять собственных ошибок.

Арий недоумённо моргал и крутил головой. Как только цилиндр заглушил чарующие звуки, их притягательная сила растворилась в воздухе.

— Ты что, меня спасла? — вскрикнул он, но не услышал собственного вопроса. — Что думаешь, я буду благодарен? Нет? А я буду! Начну тебя разравнивать и чистить. Хочешь, даже поглажу?

Цилиндр передёрнуло.

— Ну, как хочешь, — обиделся Синдибум, к нему уже возвращались мерзкие мысли, навеянные Злыстной стороной. — Ты же для себя старалась, верно?

Шляпа чуть согнулась.

— Так чего я тогда распинаюсь? — разозлился Арий. — Открывай глаза, пока фермер прячется, полетим брюкву воровать.

Он хищно улыбнулся, а цилиндр сполз на затылок.

Ухватившись за углы ковра-самолёта, Синдибум вынырнул из-под телеги и полетел к дальнему краю огорода. У средних ярусов башни кружили гарпии, но он не оглядывался. Не время для сомнений, пора ловить удачный момент. Спрыгнув, он обшарил ближайшие грядки, небрежно сбивая ногами патиссоны. Вот же гадость. А вкус, как у гнилых поганок. Другое дело артишок! Синдибум отломил соцветие и, пережевав, выплюнул. Не созрел ещё.

Цилиндр защищал от завораживающей мелодии, но Арий невольно поглядывал на хор гарпий в вышине. Они вились у жилых ярусов, то чуть спускались к лавкам, то снова поднимались ближе к залу Советов.

Встряхнув головой, он разыскал брюкву и, вырывая за ботву, начал закидывать на парящий за спиной ковёр-самолёт. Разлетались комья земли, но Синдибум только улыбался. Будет тебе, композитор, новая расцветка, помоднее мокрой ежевики. Грязно-вонючий беж — хит сезона!

Надёргав приличную горку брюквы, Арий начертил каблуком между грядок срамное слово и, ухмыляясь, запрыгнул на ковёр-самолёт. Гарпии уже поднимались в небо, чтобы вернуться в свои лесные гнёзда, и он тоже решил свалить, пока цел. Если фермер прочухается, пощады не будет.

— Лезь повыше! — рявкнул он на шляпу. — У меня от тишины уже голова кружится.

Цилиндр закрутился, послушно вскарабкавшись на макушку. На уши набросился скрип чугунных колёс, шум деревьев и душераздирающий крик: «Убью!».

Синдибум вцепился в бахрому, и, ковёр-самолет, чуть не растеряв собранный урожай, метнулся вверх. Совсем рядом, угрожающе звеня, пронеслась лопата. Фермер кричал что-то ещё, но всё заглушал бесшабашный свист ветра.

Арий не оглядывался, чтобы любитель овощей случайно не приметил его лицо. Нарочно сделал несколько виражей, облетая вокруг башни и путая следы, пристал к балкону и показал язык недовольно сморщившимся ограм.

— Зовите купца, товар прибыл, — приказал он.

— Аренька! — разнёсся над башней бабушкин голос. — Пора домой!

Синдибума передёрнуло, но он лишь молча вздохнул. Волнуется, наверное, после налёта гарпий. Слышать чародейский зов мог только тот, к кому обращались. Обиженные истуканы даже ухом не повели, а надменно захлопнули пасти и гордо скрестили лапы на груди, всем своим видом выражая каменное спокойствие.

— Эй, композитор! — не дожидаясь милости, заголосил Синдибум. — Принимай свежак!

Дверь распахнулась, и старик, щурясь, выглянул за крыльцо.

— Чего так долго? — заворчал он. — В животе урчит, как у башни в катакомбах.

— Горшок гони!

Композитор доковылял до ковра-самолёта и критически осмотрел брюкву. Потрепал ботву, поскреб пальцем кожицу и облизал, потерев языком по десне. Понюхал. Хотел даже попробовать на вкус, но Арий перехватил его руку.

— Но-но! Я свою часть сделки выполнил, где горшок?

Старик нахохлился, но всё же махнул рукой. В дверях показалась лохматая голова домового. Косясь жуткими глазами, он крепко сжимал реликвию.

— Ключевую нитку! — потребовал транжира.

— А как я домой доберусь? — разозлился Синдибум.

— Мне до сольфеджио, — поморщился композитор.

Чёрная шляпа захихикала, но Арий не сдавался.

— Вечером верну, — прижав руку к груди, пообещал он.

— Что? — выставив левое ухо, крикнул старик.

Огры ехидно залыбились, выставив толстые нижние губы.

— Тебе твоя «доброта» ещё аукнется, — пообещал Синдибум, спрыгивая с ковра-самолёта.

Композитор пожал плечами, и ловко выхватив ключевую нитку, намотал на палец. Домовой помахал горшком, и запустил со всей силы, так что Арий еле поймал, чуть не кувыркнувшись за парапет.

— И это Благое время, — расстроено забурчал он. — А после полувечера вы тут младенцев вместо брюквы варите?

— Хуже! Нотную грамоту заставляем зубрить, — безумно завертев глазами, выдал старик.

Синдибум вздохнул. У некоторых совсем нет жалости.

— Аренька! — повторился бабушкин зов. — Немедленно домой!

— Арий! — надулся он, втянув голову в плечи.

А композитор с его тонким слухом, даже не оглянулся.

Сбоку от крыльца на метровой высоте зависла раздвижная железная лестница. Вот по ней теперь и придётся карабкаться до ближайшего яруса.

Старик загнал ковёр-самолёт прямо в дом, и уже хрустел брюквой, растирая по подбородку вязкий сок.

— Хоть зонт дай! — попросил Синдибум.

Композитор удивлённо заморгал.

— С какой стати?

— Лестницу стянуть. А то останусь у тебя на балконе и буду круглые сутки песню про мегамага голосить.

Лицо старика озарила шальная улыбка, так что Арий даже испугался, что этот сумасшедший согласится, но он зачмокал губами и сказал:

— Знаешь такую шутку? — и не получив ответа продолжил: — Летит хор гарпий, колокол на башне трезвонит, а один чудак стоит у перил, смотрит и не прячется. У него спрашивают: «Ты чего не хоронишься?». А он отвечает: «Не боюсь. Гарпии не жрут тех, кто фальшиво подпевает».

Композитор загримасничал и раскатисто захохотал, сгибаясь и прижимая руки к животу.

— Умора, — сжал губы Синдибум. — Зонт дашь?

Всё ещё хихикая, старик выдернул из корзины загнутую ручку и подбросил. Арий поймал зонт и, забравшись на перила, зацепил крючком за нижнюю ступень и потянул. Лестница со скрипом разложилась. Горшок мешал, и он запихал его за пазуху.

— Век вас всех не видеть! — пожелал он на прощанье.

Закинул ногу и, злорадно усмехнувшись, бросил зонт за парапет.

— Ой! Уронил! Но если прислушаешься, услышишь, как он мелодично шандарахнется.

Композитор только дверью хлопнул.

Синдибум долез до выступа, проскользнул в заросшую паутиной дыру и полз, пока не добрался до водонапорных труб. Они пронзали всю башню, сверху из-под самой крыши. Там по специальным желобам в резервуар собиралась дождевая вода и стекала вниз до каждого жилища, лавки или таверны. За водонапорными трубами начиналась шахта воздуховода. Он свернул в коридор, поднялся на несколько пролётов по внутренней лестнице и, дождавшись подъёмника, уселся на крышу. Бабушка просто так зов бы не отправила. Видать, случилось чего. И хоть заявляться к ней с реликвией не стоило, тащиться сначала домой было слишком лениво, всё-таки разница в четыре этажа.

Доехав до её яруса, Арий неторопливо слез и побрёл к анфиладе. На бронзовую фигуру саламандры даже не взглянул. Да и стучать молоточком в дверь не стал.

Во флигеле пахло чабрецом и ещё чем-то неуловимо неприятным.

— Что-то ты не торопишься? — вместо приветствия посетовала отставная волшебница.

— Бежал со всех ног, — притворно тяжело задышав, ответил Синдибум.

Бабушка сидела за столом, уткнувшись в толстую книгу с хрустящими, пожелтевшими страницами.

— Говорила, чтобы ты реликвии не трогал? — забубнила она, не отрываясь от чтения. — Забудь! Всё изменилось. Надо их срочно собрать.

Арий присел, поправив горшок под рубахой.

— Что случилось?

— Скрижаль нужно побыстрее открыть, — объяснила отставная волшебница. — Тогда можно будет её разрушить, и никаких следов не останется.

Синдибум поморщился. Разломать миллион кнежликов — та ещё глупость. Конечно если он настоящий, а не копия из храма памяти в Передудле, о котором писали в газете.

— Ты точно уверена, что скрижаль та самя? — на всякий случай спросил Арий. — А то в «Новостях долины»…

— Поменьше читай всякие глупости, — отрезала бабушка, — читай-камень самый что ни на есть подлинный и запросто остановит Безбашенный хоровод.

— Может мегамагам отдать, за вознаграждение, — предложил он.

Она со скрипом вздохнула.

— Ты сначала хоть одну реликвию добудь…

— Да проще, чем зубную щётку зачаровать, — перебил Синдибум, доставая горшок.

Отставная волшебница зажевала нижнюю губу.

— У Голуна стащил? А если заметит?

— Да продал он его, — отвесив горшку щелбан, честно рассказал Арий. — А я у покупателя выменял. И даже не спрашивай, на что. Пытать будешь, не сознаюсь.

— Не иначе на свою совесть, — проворчала бабушка. — Думаешь, остальные три будет легко заполучить?

— Теперь ими займусь, — заёрзав, мрачно пообещал Синдибум. — Был бы толк какой. Ну, награда, скажем. А то мне ещё за экзамен полторы тысячи платить. А они на лестнице не валяются.

Отставная волшебница сердито нахмурилась.

— И в кого ты такой жадный? У нас в родне испокон веку все бессеребренники. Ни в жизни чужого не брали.

— И своего не отдавали, — потирая лоб, заметил Арий.

— Так, где же оно твоё то? — недоумевала бабушка, насупившись. — Мегамагово оно. На этой скрижали их власть держится, они за неё любого в порошок для зелий сотрут. Так что плюнь и разотри, чтобы в голову больше не лезло.

— Не могу, — вздохнул Синдибум.

Отставная волшебница заколотила ногтями по столу.

— У твоего деда брат был, — начала она. — Когда случилась беда, и злысть проникла в долину, времена настали голодные. У кого бочка солёных огурцов была припрятана, чувствовали себя поглавнее высшего мага. Так что промышлял каждый, кто чем мог, лишь бы чего на зуб положить. Вот дедов брат в Плюгавую башню с дружками и подался…

— Не иначе бессеребрянным промыслом заниматься, — проворчал под нос Арий, но бабушка так на него зыркнула, что даже кончик этого самого носа онемел.

Отставная волшебница покряхтела, посматривая на внука исподлобья и продолжила:

— Не знаю, что они там натворили, груши пооколачивали или грядку какую разорили, но убраться далеко не успели. Догнали их плюгавцы и в полон взяли. Поглумились вдоволь, бесы окаянные. Как только некоторым колдунам такое в голову-то приходит.

Она задумчиво поправила волосы.

— В общем, возвратились домой совсем другие чародеи. Насчёт остальных не припомню, а дедов брат долго мучился. Шибко злое проклятье оказалось. Сколько его не исцеляли, сколько наговоров не читали, ничего не помогало.

— А драконово ребро под подушку клали? — рассматривая прорезанную скатерть, уточнил Синдибум.

— Тёткины сказки, — отмахнулась отставная волшебница. — От него только послабление бывает, да и то лишь от запора. А настоящее проклятье такой ерундой ни в жизнь не обороть. Вот и братец дедов бледнел, бледнел, пока не побелел. А когда смертушка его пришла, уже вся голова грибами заросла. Из-за ушей такие мухоморы торчали, что за ними бы и леший спрятался.

— Жаль его, конечно, — подперев подбородок руками, пробурчал Арий. — Только мне чужого не надо. Свиток чародейский пусть дадут.

— Дадут, дадут, — закачала головой бабушка. — Догонят и ещё дадут.

Она усмехнулась, но Синдибум только надул губы.

— Договорилась я, — не выдержала отставная волшебница. — Будет у тебя свиток, если заслужишь, конечно.

— И полторы тысячи кнежликов за пересдачу платить не надо?

— Нать, не нать, — подскочила бабушка. — Ты опять всё про тоже самое. Сказала же, договорилась я. Остальное тебе лучше не знать до поры до времени. Чаю лучше выпей, а то сухой, как дубовник по весне. Смотреть страшно, того и гляди поцарапаешься.

Арий вздохнул и потянулся, выставляя руки вверх.

— Ты только представь, будет свиток, заживём по-новому. Заработаю гору кнежликов и отправлю тебя путешествовать. Вот есть у тебя мечта? Такое место, куда бы ты очень хотела попасть, но никак не могла?

Он покровительственно, будто прямо сейчас отправлял бабушку в путешествие её мечты, улыбнулся. Но сразу же осёкся. По морщинистой щеке катилась одинокая слеза. Отставная волшебница отвернулась, прижав платок к лицу.

— Ты чего? — вытаращился Арий.

— Есть такое место, — едва слышно проговорила бабушка. — К деду твоему хочу… больше всего на свете.

Синдибум шмыгнул носом и, подскочив, прижался к её спине, обнимая.

— Прости, несу с утра какую-то чушь. Ты меня не слушай. Рано тебе ещё к нему. Ты внуков ещё понянчить хотела. Так что куда тебе торопиться? — увещевал Арий.

— Да и то верно, — неожиданно легко согласилась отставная волшебница и отстранилась подальше.

Синдибум тоже недоумённо отступил на несколько шагов. О деде почти не говорили. Нет его, забрала война. Весь, что был, остался где-то на Злыстной стороне, теперь и останков не сыщешь, вот и весь сказ. Остальное запретная тема, которую лучше не поднимать. Иначе или слезы, или романтические воспоминания от которых у любого мальчишки изжога и колики.

Глава 4. КУДА ПРИВОДИТ ПЛОХОЕ НАСТРОЕНИЕ

«И чего все такие довольные?» — думал Синдибум, ковыляя по лестнице. — «Рожи аж сверкают, будто где-то задарма кнежлики раздают».

Бабушку он сильно любил, хоть они последнее время и редко виделись из-за нескончаемой работы, но поверить, что в Дырявой башне можно получить что-то просто так, задаром, никак не мог. Тем более чародейский свиток. Да ценнее него во всей долине ничего и нет. Поэтому от глупых улыбок, больше похожих на насмешки, сводило скулы. Невозможно же радоваться просто так? Проснулся, заулыбался и пошёл нести в мир светлое и прекрасное. Так не бывает. Уж скорее проснулся, задремал, проспал, подавился чаем, подвернул ногу на стёртой ступеньке, опоздал на работу, схлопотал от хозяина, нахамил покупателю. Такая последовательность похожа на правду. Злысть она повсюду, даже в Благое время. Только слабину дай, и она уже внутри приживается.

Арий чуть не прошёл мимо раскрытых дверей подъемника, но его ухватили за рукав.

— Не хочешь прокатиться? Я угощаю.

Мара улыбнулась, протягивая привратнику кнежлик.

Дряхлый чародей выставил трясущуюся руку и проскрипел:

— Заходите быстрее, отправляемся!

Синдибум пожал плечами, но всё же влез в кабину. В зеркале отражалось его помятое, небритое лицо с синими кругами под глазами. А рядом со свежей, румяной, неправдоподобно красивой стажёркой он не сильно отличался от привратника. Не хватало только золотой ливреи и седых клоков скомканных волос. Пусть редкие и немытые, но у него не было даже таких. Чуть не взвыв, Арий совсем сник.

— Ты чего? — удивилась Мара. — Опять с работы выгнали?

Он покачал головой.

— А чего тогда?

Синдибум ткнул пальцем в чёрный цилиндр.

— Из-за этой шляпищи́, у меня сейчас Злыстное время, — напомнил он.

— Прости, — пробормотала стажёрка и добавила повеселевшим голосом. — А у меня хорошая новость.

Арий ссутулился, а привратник ухватился трясущейся рукой за рычаг и потянул. Двери закрылись, и подъёмник со скрежетом поехал вверх.

— Я договорилась со второй волшебницей Милавой, если ты поможешь найти убийцу Конусмастера, у тебя примут экзамен как у отличника. Всего за сто пятьдесят кнежликов.

— Спасибо, — с трудом выговорил он.

У него уже и так тысяча и одно предложение, одно другого заманчивее. Вот только ему уже даже свитка чародейского не охота. После того, как бабушка приказала собрать реликвии, пыл у него поугас. Почему-то всегда так, пока говорят: «Нельзя!», удержаться практически невозможно. А как скажут: «Надо!», уже не слишком и хочется.

— Ты сколько накопил? — не унималась Мара.

— Много, — протянул Синдибум. — Жилец вот пятьдесят за месяц заплатит.

Вот чего они привязались? Мы тебе поможем, всё за тебя сделаем, ты только собери реликвии или распутай таинственное преступление. Остальное, самое сложное — переговоры, мы уж за тебя проведём. Языком-то молоть каждый может, а как найти этого таинственного убийцу? Он же не сыщик из Рогатой башни и даже не Разнюх.

— Ты ничего не собрал? — догадалась Мара. — У тебя всего пятьдесят, но это поправимо…

— Нет, что ты, — замахал поникшей головой Арий. — Конечно, нет. Целых сорок семь. Я три кнежлика Хвыщу должен.

Привратник покосился и цокнул языком. Синдибум взъярился и почти придумал мелкую пакость, когда тот потянул за рычаг и громко сообщил:

— Остановка — зал Советов!

В открывшиеся двери, не дав никому выйти, хлынул поток колдунов в чёрных цилиндрах со знаком Дырявой башни. Арий протолкался к выходу, бубня под нос:

— Куда прёте! Успеете ещё, обещаю, — и нарочно наступил на ногу седому магу.

Стажёрка едва поспевала следом, так что даже ухватилась за руку Синдибума. Он кисло улыбнулся и забормотал, обращаясь к цилиндру:

— Хоть десять минут дай передохнуть, а? Нельзя же обижать такую красавицу, умницу, чародейку. Она же тебе не противный композитор. Не фермер какой-нибудь. Мы же с тобой потом этого себе никогда не простим.

Чёрная шляпа нахохлилась, сложившись гармошкой, и Арий посмотрел с надеждой.

— Надеюсь, это «да», — и, повысив голос, с облегчением замурлыкал: — Твой левый глаз сегодня особенно восхитителен!

Мара поморщилась, и он поспешно добавил:

— А правый так прекрасен, что я не могу отогнать мурашки!

Она высвободила руку.

— Только мурашек мне не хватало.

Арий склонился к её уху и зашептал:

— Помоги рыбки наудить.

— Какой? — не поняла стажёрка и бросила удивлённый взгляд на бассейн перед фонтаном.

Синдибум кивнул и мотнул подбородком.

Золотой чародей с длинной бородой вместе с серебряной волшебницей держали на вытянутых руках языки пламени, выточенные из огромного рубина. Из-под мраморного постамента, разбрасывая драгоценные брызги, журча, вылетали струи воды и, обвивая скульптуры сверкающим водопадом, падали в бассейн.

Зал Советов сиял чистотой. Круглый свод с мозаикой, изображающий все двенадцать башен, движущиеся вокруг пёстрых исполинов Передудля, поддерживали тонкие, точёные колонны, вырезанные из спинных гребней лесных драконов. Ряды белоснежных скамеек изгибались полукругом перед переливающейся изумрудами трибуной. Высший маг выступал здесь только по большим праздникам или во время судебных разбирательств.

— Тебе шляпа что-то в голове передавила? — озабоченно зашептала Мара.

— Ещё не всё, — чмокнув её в щеку, отозвался Арий.

— Я не знаю, что с тобой сделаю, — проворчала стажёрка.

— У меня есть пара предложений, — невинно заметил он.

Мара порозовела и шлёпнула его ладонью по плечу.

— В следующий раз заколдую, — предупредила она.

— Преврати меня в прикроватный коврик, — попросил Синдибум. — И я буду обнимать твои ноги по утрам, пока не закончится хоровод башен.

— Ещё одно слово, обращу в мантию и подарю Крысьненю.

Арий поёжился. Трудно придумать более страшное наказание. В Злыстных землях бродить и то приятнее, чем обнимать холодное, тощее туловище третьего мага. Хорошо хоть закон о волшебстве запрещает подобные изуверства, и заклинать всех подряд без веской причины не рискнёт даже высший маг. Это только во время Бесконечных войн чары кружили, как листья в грозу, потом мегамаги порядок навели. Никто больше непотребства не творил. Жили все тихо, спокойно, по тем правилам, что устанавливали в Передудле. И вроде каждой башней правил свой собственный высший маг, прямо как в былые времена, но той безраздельной власти у них уже не было. Некоторые бунтовали поначалу, но со смутьянами мегамаги расправлялись жестоко, так что желание им перечить быстро пропало, и воцарился долгожданный мир. И вроде бы всё было хорошо, уж точно лучше чем во время войны, но каждый вечер, когда на пути башни вставала черная пелена злысти на многих накатывала тоска по былым временам. Особенно на тех, кто в то прекрасное далеко никогда не жил.

Они подошли к бассейну. В прозрачной воде плескались длинные сверкающие рыбы с малахитовой чешуёй.

— Мне всего-то одна нужна, — взмолился Синдибум. — Или твоему Крысьненю на мантию ничего не останется. Лыба из меня когтеточку сделает и на лоскуты порвёт.

Стажёрка вздохнула и остановилась, подставив ладонь под брызги фонтана.

— Зачем ты с этим старым кошкомором-то связался?

— Реликвию добывал, — сознался Арий и торопливо добавил: — Бабушка наказала все достать. Скрижаль можно уничтожить, только открыв.

— Вот бы найти реликвию, чтобы твой рот закрыть, — забурчала Мара. — Не влипал бы постоянно в неприятности.

— А как бы я тогда говорил, какая ты красивая? — удивился Синдибум.

Но она не ответила, сосредоточенно разглядывая плескающуюся рыбу.

— Ну чего тебе стоит? — увивался вокруг Арий. — Пальчиком двинешь, и мурена сама выскочит и улетит в Мурлятник.

— Я так однажды двинула, — вздохнула стажёрка, — и любимая тёткина ваза в дребезги. Сколько не клялась, что случайно, она так и не поверила. Неделю в чулане за это спала. Никто не пожалел. Никто не заступился. Я тогда себе пообещала, что стану самой главной и больше никому, никогда…

— Станешь, конечно, станешь… — торопливо пообещал Синдибум, он слышал эту историю тысячу раз и знал наизусть во всех подробностях.

— Тебе-то может терять и нечего, а мне есть. Если кто узнает…

— Я прослежу, чтобы никто не увидел!

Он обвёл взглядом зал Советов. Время близилось к полувечеру и все чародеи уже разбрелись по домам. Под величественным куполом на карачках ползал один единственный полотёр. Курчавые волосы прилипли к мокрому лбу, а голые коленки со скрипом елозили по полу. Арий помнил бедолагу, они с Марой только начинали учиться, когда этот выпускник провалил экзамен. С работой у него совсем не клеилось, и набрать астрономическую сумму в полторы тысячи кнежликов, он уже вряд ли когда-нибудь сможет.

— Действуй! — бросил Синдибум и умчался отвлекать внимание, пока стажёрка не успела ответить.

Он вальяжно прошёлся вдоль колонн и, ахнув, полез под скамейку, громко запричитав:

— Какой кругленький, какой красивенький.

Арий кряхтел и пыхтел на весь зал, ругая больную спину:

— Говорила мне бабушка — не сиди подолгу за заклятьями, грыжу заработаешь. Но я не слушал. А что от них толку, если за день все положенные переколдовал? Вот теперь кнежлик закатился, а достать не могу.

Он незаметно покосился на полотёра. Тот заинтересованно прислушивался, отложив тряпку.

— Такой хороший, новенький, блестящий, — еще громче заныл Синдибум, копошась под скамейкой. — Чтоб эту спину! Так всё состояние растеряешь, а поднять не сможешь.

Он вылез из-под ножки и, состроив на хитром лице несусветное разочарование, со скрипом разогнулся.

— Завтра, как только колдовать смогу, я за тобой вернусь, — пообещал Арий и, оглядываясь, побрёл к бассейну.

Полотёр дождался, когда он уйдёт подальше и ринулся к скамейке. Через мгновение из-под неё уже торчали одни ноги.

Мара вздохнула, но всё же щелкнула пальцами, и мурена, подняв тучу брызг, выскочила из воды и, тараща ошарашенные глаза и помахивая хвостом, улетела под потолок, юркнув в вентиляционное окошко.

Синдибум заулыбался во все зубы и ткнул чёрный цилиндр.

— Хорошо, когда ты жизнь не портишь! — ляпнул он.

— И зачем я с тобой связалась? — пожала плечами стажёрка. — За мной такие женихи ухаживают. А тут… Лысый…

— Блестящий! — поправил он.

— Болтливый…

— Общительный!

— Самодовольный!

— Уверенный в своих силах!

Мара упёрла руки в бока.

— Невыносимый!

— Преданный и заботливый, — ввернул Арий, вытаскивая у неё из-за уха цветок дикого вьюна.

— Когда-нибудь, — прошептала она, теребя фиолетовые лепестки, — я устану ждать и перестану тебе верить.

— Даже если я стану самым известным магическим сыщиком? — заглядывая ей в глаза, удивился Синдибум.

Но стажёрка только надула губы.

— Помнишь, ты рассказывала, что передо мной в «Гадкую виверну» заходил чародей из Рогатой башни?

— Ну и что? — ощипав весь цветок, вздохнула Мара.

— Мой жилец носит цилиндр с рогами, — небрежно бросил Арий. — Не думаю, что по Дырявой башне бродит два десятка чародеев с такими шляпами. Может, ты и забыла, но у нас чужаков и проклясть могут, — добавил он, припомнив бабушкин рассказ, но тут же лукаво улыбнулся. — Если ты не сильно занята сегодня вечером, приглашаю тебя в гости.

— Ты…

–… да я. Да мы с тобой!

Синдибум прямо-таки расцвёл. От прежнего давящего бремени несправедливости не осталось и следа.

— До полувечера рукой подать. Так что я стану кротким и милым, как двухнедельный кошкоморёнок. У меня же теперь всё наоборот, — он подхватил её под руку, потянув к выходу из зала.

Полотёр уже вытащил из-под скамейки весь мусор, даже тот, что скрывался там со времён Бесконечных войн, и разочарованно бормотал:

— Кто же верит Синдибуму. У него вечно глупые розыгрыши. Как он вообще раздобыл шляпу? Не иначе спёр у какого-нибудь подвыпившего чароплёта.

Конец ознакомительного фрагмента.