Слон меча и магии

Коллектив авторов, 2023

Спешите открыть древний фолиант и впитать забытые легенды иных миров! Вас ждут эпичные битвы, кровожадные чудовища и загадочные пророчества. Звон клинков заглушает могущественные заклятия, а мощные удары молотом способны сокрушить само мироздание. В глубоких подземельях маги проводят эксперименты, от которых кровь стынет в жилах, а обезумевшие короли закрывают на это глаза. Эльфы теряют свою красоту, в то время как жестокие орки похваляются благородством. И только лучшие барды-сказители смогли облечь эти истории в слова и записать на страницах, что открыты перед вами. Это самый безбашенный микс фэнтези, с густой атмосферой и пленяющим сюжетом. Каждый читатель сможет найти историю по вкусу. В сборник вошли самые невероятные рассказы конкурса “БС14: Слон Меча и Магии”, проводимого литературным клубом «Бумажный Слон».

Чужая шкура

Всеволод Старолесьев

Мариус Хорнол привалился плечом к стене. Он едва одолел половину пути, а тело уже отказывалось повиноваться и на движения отзывалось болью.

Железные иглы впивались в суставы, мышцы казались растянутыми и слабыми, а кровь обжигала вены. Даже зубы ныли, настолько сурова оказалась плата за неуёмное по юности любопытство.

Мариус утёр пот с бледного лица, заросшего смоляной щетиной, и побрёл дальше, придерживаясь за холодную стену пальцами.

Определённо, замок стал орудием пыток, и пытал он самого кастеляна. Добравшись до галереи, ведущей от башни к обеденному залу, Мариус едва переставлял ноги. Взор его затуманился, и богатое убранство просторного помещения казалось затянутым плёнкой жира. С каждым днём переходы давались всё хуже. Какой прок от гор тёсаного камня, лестничных завитков, просторных залов и крытых переходов между башнями, если хозяин не способен даже пройтись по ним? Проще жить в срубе с чернью. Но Мариус был забит в замок, как в колодки.

Он в очередной раз утвердился во мнении, что поступил верно, спалив письмо с вызовом в Костяное Ложе. Ни один мастер, засевший в Костяном Ложе, не стоил ни долгой дороги к ним, ни ответа, который требовали от Мариуса. Да, он нарушал статут о запрете алхимии. Да, об этом стало известно — какая-то крыса продала его интерес рыхлым задницам, полирующим скамейки в Ложе. Но что с того? Свора, наложившая лапу на тайные знания, не имела здесь власти, а снять с должности кастеляна мог лишь король. С них станется подослать убийцу или очернить неугодного — мастера знамениты подковёрной вознёй, но сделать это в подобной глуши непросто.

Мастера греются в лучах Балирейского солнца. Едят фрукты и пьют вина, им привозят перепёлок, мёд, сладкие ягоды и белый хлеб. И все эти змеи, облачённые в шёлковые мантии, не делают и четверти того, что взвалил на плечи Мариуса Хорнола король.

Он посмотрел сквозь бойницу на обмёрзший Хрустальный Пик. Даже отсюда можно разглядеть завихрения снега, которые учинял неуёмный ветер. Мир вокруг замка оброс льдом, казался обманчиво хрупким, но под сверкающей скорлупой скрывался серый гранит. Скорбное место, утопающее в бедах. Поддерживать жизнь тут — искусство, и кастелян неплохо справлялся.

Замок — тридцать футов промёрзшего камня и трухлявого леса, — как гнилая корона венчал мёртвую голову ущелья Моут. Взирал с высоты на раскисшие от дождей курганы зверолюдей и редкие пятна деревушек вдали. Люди там выскабливали из жадной земли злаковые и растили мясные клубни, чтобы не опухнуть с голоду самим и прокормить гарнизон.

Король и его лорды называли ущелье первым и главным препятствием на пути тех, кто отрёкся от человеческого начала и принял чёрное пламя Зверя. На деле это была едва ли не тюрьма для всех, кого по каким-либо печальным причинам забросила сюда судьба. Кто мог, давно покинул стены и окрестности замка Орна-Моут, оставив его отверженным. Потомки земледельцев, свезённых сюда полтысячи лет назад, держались за могилы отцов и клочки возделанной почвы. А Мориса Хорнола держала королевская воля.

Его имя и должность прозвучали в пустом обеденном зале, словно хрустнула переломленная ветвь. Эхо простуженного голоса герольда ещё металось между стенами, когда Морис тяжело опустился в кресло.

В нишах стояли мрачные стражники в чёрных набивных доспехах, покрытых шитьём — два шпиля замка Орна-Моут на плечах и медный королевский ястреб на табардах. Флейтист и девка с бубном и двумя барабанчиками у пояса ожидали приказа, деля ячменную похлёбку и ржаные лепёшки.

Гостьи пока не было. Девица не рассчитывала оскорбить опозданием кастеляна, это он приковылял раньше назначенного срока.

Боль, притуплённая микстурами, отступала, чтобы затаиться в кончиках пальцев, в шее, под рёбрами, уснуть в крови. Мариус носил её долгие годы, она разрасталась, будто сорная трава, отбирая у него власть над собственным телом.

Со скуки Мариус вынул из рукава сложенный вчетверо листок. На пергаменте застыл чуть смазанный рисунок. Он был разделён на четыре неровные части узорной вязью.

Годы Затмения — так называли это мрачное событие летописцы.

На первой картинке измождённый человек склонял голову возле обомшелого костяка, напоминающего бурелом вековых дубов. Плоть Зверя давно истлела, но в костях зиждились искры чёрного пламени. Художник умело передал ужас, который внушали останки чудовища, повелевавшего древними людьми.

На второй мужчина, извлёкший чёрное пламя, разделил его с соратниками. Один сохранил людские черты и будто пытался удержать в себе, обхватившись за плечи. Второй раболепно согнулся в поклоне, вытянув длинные руки с огромными ладонями. Третий покрылся звериным мехом, лицо его стало чем-то средним между медвежьей мордой и поросячьим рылом, он глядел в сторону густых лесов. Четвёртый обернулся косматой тварью, возвышающейся над тремя собратьями и ревущей в небеса мерзкие проклятия, ярость и злоба переполняли его.

На третьей, самой масштабной, закованные в железо воины сошлись в битве со зверолюдьми. Мечи секли тугую плоть, когти рвали кольчуги и прокалывали пластины доспехов. Тела людей и нелюдей громоздились, как холмы, вокруг сражавшихся.

На последнем рисунке человек в доспехах из красной стали и короноподобном шлеме поднимал меч, указывая остриём на Хрустальный Пик. Ущелье Моута, ещё не перекрытое замком, было залито солнечным светом. Тут художник солгал. Балирейское солнце здесь не светило. За ущельем простиралась тьма, в которой мерцали огоньки пламени Зверя.

Художник упустил ещё кое-что — между второй и третьей картинками неплохо смотрелись бы головы Посольства Зверя. Древний король приказал казнить носителей чёрного пламени, нарушив все мирные обычаи. Вялая попытка договориться стала поводом для долгой резни. Стоило показать, из чьих костей возвели то самое Ложе, которое полируют шёлком разожравшиеся мастера. Но людям такая правда не по вкусу, без неё проще ненавидеть.

Рисунок был выполнен искусно, но Мариус Хорнол заинтересовался представлением по иной причине.

В Орна-Моут заезжали менестрели и балаганы. Веселили чернь, что жила в Юбке — нагромождении срубов и каменных домов, крытых дёрном и сланцем, тянущихся от подножия замка к курганам. Кастелян охотно платил артистам, но при этом сам никогда не захаживал на выступления. Тем удивительнее было получить подобное приглашение. На его обороте сияла чернильная надпись, что представление раскроет тайну чёрного пламени Зверя и поведает историю былых лет. Труппа называлась Майенарда, и это имя кое-что значило для того, кто покусился на собственность Ложа.

Его размышления прервал хрустящий голос герольда. Пожалуй, подумал Мариус, стоит поделиться микстурами с беднягой, а то каркает, как ворона.

— Адара из труппы Майенарда!

Дверь в зал распахнулась, на пороге появилась высокая девица лет двадцати. Рост говорил об её знатном происхождении, но знатных лицедеев не бывает. Платье, не самое изысканное, но идеально подогнанное по фигуре и расшитое по лифу серебряной лозой, казалось частью театрального костюма. Медные волосы, во время представления накрученные на узорный обруч, были убраны в толстую косу. Гостья выглядела старше, чем ему помнилось.

Она поклонилась Мариусу и уселась в кресло. Плечи у девицы были широкими, а руки жилистыми и крепкими.

— Мне стыдно, что заставила вас ждать, милорд, — голос у гостьи был низким, красивым и жарким. Стыд, о котором она говорила, окрасил чистые щёки румянцем.

— Это всего лишь время, — спокойно и холодно ответил Мариус. Он нарочно пришёл пораньше, чтобы сразу поставить гостью в уязвимое положение. Теперь она до конца вечера будет чувствовать себя виноватой.

Молодой прислужник, затянутый в парчу, словно из воздуха появился возле стола. Наполнил кубки Мариусу и гостье.

— Эти бутыли редко добираются до нас. Многие считают, что даже вино теряет здесь солнце и сладость, но это враньё.

Адара приложилась к кубку и улыбнулась, показав ряд неровных, но белых зубов.

— Приятно, когда ложь вскрывается вот так. Вино потрясающее, милорд.

Мариус кивнул и жестом велел музыкантам играть. Ему нравилось, как музыка наполняла зал. Нравилось, как горели алым щёки гостьи. Да, он был кастеляном, владетелем и голосом короля в захолустном крае, и мало кто мог ослушаться его приказа в порученных правителем землях. Ничего не стоило повелеть привести девицу в его опочивальню, задрать юбку и спустить горячее семя на её мягкие ягодицы. Но это скучно. Никакой игры, а игра — половина удовольствия. Кроме того, знак труппы Майенарда обещал нечто большее, чем мимолётное наслаждение. В замке и окрестностях хватало женщин, он мог взять любую, но никто из них не хранил по-настоящему опасных секретов.

— Обязан сказать, — он дождался, пока Адара покончит с толчённой в меду тыквой, перемешанной с острым сыром, — что очарован талантом вашей труппы. Балаганщики и знатные менестрели меня не интересуют, но то, что вы делаете на сцене, впечатляет. Готов поклясться, что мечи короля и его рыцарей вправду резали плоть и кости зверолюдей. А костюмы чудовищ… до сих пор чувствую неприятный холодок, когда вспоминаю про них.

— Богатая похвала, милорд.

Мариус не стал её исправлять. Пусть называет его не по статусу, это пустяки. Он, по сути, и был лордом, хотя власть над Орна-Моут и близлежащими землями приносила лишь головную боль.

— Говорят, вас всего семеро, но на сцену будто выходило больше дюжины лицедеев.

— Шестеро, милорд! Мы трудимся, чтобы соответствовать новым образам. Зрители, даже самые неприхотливые, видят фальшь, её не спрятать за румянами и цветными тряпками. Лишь упорная работа позволяет перевоплощаться по-настоящему.

Мариус подумал, что недурно перепроверить или заменить осведомителей. Те обычно не подводили и в донесении уверяли, что в труппе всё же семеро человек. По крайней мере, столько их было на представлении в Гориновом порту. Там выступление произвело фурор. Лорд Дарон, смотрящий за переправой к порубежным землям, раскошелился на три выступления Майенарда за неделю.

Описания, которые давали осведомители, говорили о том, что лицедеи перевоплощались не только на сцене, но и после представлений. Это было чудом, о котором уже знали в Костяном Ложе, и, пока трижды проклятые мастера не наложили лапы на тайну театралов, Мариус хотел вытрясти из труппы все секреты.

— Расскажите о себе, милорд? — проворковала Адара. — Вы личность известная в королевстве. Вас описывают статным воином, крепким и жёстким, как здешние скалы. О красоте, к сожалению, умалчивают.

Она снова улыбнулась, сочетая детское стеснение с охотничьей игрой умудрённой опытом женщины.

— Сверим правду с ложью, это будет интересно. Что говорят обо мне в лордствах?

— Что вы королевского рода.

— Ложь.

— Вы изучали… тайные ремёсла, милорд.

— Правда.

Изучал. Ещё в детстве, когда семья Мариуса еле дышала под долгами и соседскими набегами, разорявшими и без того бедные земли. Он, будучи гордым носителем крови рода Хорнол, не останавливался ни перед чем, чтобы защитить земли отца. Юный дурак даже прикоснулся к искре чёрного пламени Зверя, за что сегодня платил невыносимой болью. Вначале искал оружие и знания, после, обжёгшись, — лекарство. Это изувечило его, но помогло понять тех людей, что возвращались к первому божеству тёмных веков.

Адара отпила вина, задержав взгляд на медной чаше и подносах с угощением.

— Вы спасли жизнь королю.

— Правда.

— Поразив клинком и копьём дюжину заговорщиков.

— Ложь.

Он никогда не носил меча. И уж подавно не касался оружия, отличающего рыцаря от вольного всадника, — копья. В те годы Мариус орудовал ложкой, продав своё больное тело короне в поисках достойной, быстрой смерти. Но кто скажет, что дегустатор не способен защитить правителя, тот трижды слеп и глуп. Особенно если дегустатор искушён в интригах, алхимии и втихую проверяет кушанья зачарованными изумрудами. Не потому, что любит короля, а чтобы изучать яды. А их через кухни проходило немало, и не все предназначались правителю.

— Значит, замок вы завоевали не мечом, милорд?

— О таких битвах легенд не слагают. И, как я узнал, монаршая благодарность тоже немного отличается.

Рыцарей награждают замками и богатыми землями. Даруют право на династические браки, осыпают золотом. И рыцари уважают короля и лордов, а не проклинают, желая смерти всякий раз, перетаскивая пропитанное болью тело со ступеньки на ступеньку.

Мариус Хорнол ненавидел короля, которого спас, за то, что тот закрывал глаза на стычки мелких землевладельцев. Ненавидел Ложе, которое воровало тайные знания и лишало кастеляна Орна-Моут возможности излечиться. Ненавидел лордов за напыщенность и сытую жизнь под солнцем. Ненавидел чернь. Снег. Ветер. Чёрное пламя Зверя. Ненависть, как и боль, наполняла его с головы до пят. Уйдёт боль — уйдёт ненависть. Так он думал и продолжал искать то единственное лекарство, что излечит тело и разум.

— Теперь несколько вопросов задам я.

Адара посмотрела на него смелее, чем раньше. Глаза поблёскивали, но этого было мало. Две-три чарки, и дева размякнет. Чувство вины за опоздание, хмель, доверительные отношения после открытой беседы — всё это сделает её податливой, он возьмёт куда больше, чем может дать жена или наложница.

— Увы, милорд, моя жизнь проста и не впечатлит человека вашего положения.

— Люди живут одну жизнь, лицедеи — сотню. Я с собой не могу справиться, вы же примеряли множество личин. Как не затеряться среди них?

Лесть — хорошее оружие, им можно уколоть и лорда, и нищего.

— Среди лицедеев ценят умение потерять себя. Смею вас заверить, наша труппа давным-давно погребена под ворохом платьев и горами грима. Найти достойный образ, сделать его живым, своим, показать людям — вот наша главная цель. Зачем оставаться собой, если можно быть кем угодно?

— Значит, вы всегда в поисках?

— Чем лучше познаешь того, чью личину хочешь примерить, тем достовернее получается образ. Ваш, например, кажется мне крайне интересным.

* * *

Адара ещё спала, когда Мариус поднялся с кровати и дрожащей рукой откупорил один из своих бутыльков. Микстура холодила горло и живот, вышибая пот.

Он чувствовал себя вымотанным — дева вбила его в кровать этой ночью, кастелян старался не уступать гостье ни в чём и теперь расплачивался болью.

Мариус Хорнол влез в кальсоны и простой серый камзол, лишённый вышивки и гербов. Погляделся в зеркало — никто и не скажет, что перед ним стоит владетель ущелья Моут.

Ночью Адара шептала ему, что мало понять личность, нужно понять и голос тела. Стоило бы взять пару уроков, чтобы поменять походку и привычные жесты… Но для этого сгодятся любые другие актеры. В этом улье его интересовал совсем иной мёд.

Кастелян открыл шкатулку и вынул свиток. Провёл бумагой по обнажённому плечу актрисы. Та открыла глаза и послала ему улыбку.

— Милорд привык просыпаться рано?

— Не по своей воле. Прочти.

Она развернула лист и прикипела взглядом к строчкам. Внизу, где обрывалась вязь, на сургуче застыл гербовый оттиск Костяной Ложи.

Мариус помнил содержимое наизусть. Все обвинения, что вменялись труппе Майенарда.

— Проклятие, — нервно прошептала Адара, сжав письмо. — Мы думали, у нас больше времени…

— От Ложа ничего не утаишь и не укроешься даже в такой глуши, как Моут. Мне это не понаслышке известно.

Она встала, не потрудившись прикрыть грудь и белый гладкий живот, ещё не знавший родовых растяжек.

— Вы нас арестуете? — В глазах вспыхнули огоньки страха.

— Это было бы разумно. Сдав тех, кто нарушает алхимический статут, я поставил бы себя добрым другом Ложа. А щит, которым наградил меня король, позволил усидеть в промёрзшем замке. Я ненавижу это место, каждый пучок травы, каждый камень Орна-Моут, но жизнь без возможностей, которые даёт власть, ещё хуже. Кровельный сланец и кирпич, производство которого я наладил, приносят мне достаточно денег, чтобы заводить друзей даже в далёких землях и продолжать поиски того, что мне по-настоящему необходимо.

Она прильнула к нему, заскользила ладонями по камзолу.

— Я буду вашей столько раз, сколько вы пожелаете! Сделаю всё, о чём попросите. Только… только дайте им уйти. Прошу! Умоляю! Станьте моим рыцарем. Нашим рыцарем! Проявите милосердие.

Мариус отодвинул от себя Адару и усадил на кровать. Пожалуй, он мог бы взять её снова, но боль ещё не унялась. Да и корысть его простиралась куда дальше девичьего тела.

— Вчера ты казалась мне умнее.

— Милорд? Я не понимаю…

— Алхимия, дорогая гостья. Всё, что удерживает меня здесь, это алхимия. Запретная, опасная. Заниматься ею в пределах королевства не получится — убийцы Ложа быстро от меня избавятся, а вот в глуши им делать нечего. Майенарда здесь по той же причине, полагаю? Не отрицай, я знаю, что за слухи ходили о твоей труппе. И письмо Ложа читал — их разослали всем лордам королевства.

— Значит, и нашу свободу вы во что-то оценили, милорд?

— Я спрячу Майенарда от мастеров и подсыльных убийц. Здесь это несложно сделать. Но не советую торговаться.

Адара медленно кивнула. На её блестящем от слёз лице застыло выражение страха, паники, беззащитности, и Мариус, чувствуя, как ноют чресла, снова пожалел, что его тело не позволит взять гостью прямо сейчас.

— Проводи меня в вашу мастерскую. Ни один грим не изменит человека так, как меняетесь вы. Кровь, уродства, отсечённые конечности — всё это отнюдь не лицедейский талант, и мне нужна правда. Мы выйдем позади замка и тайно спустимся в Юбку.

Под северной башней их ожидал молчаливый грум по имени Фог. Мариус выкупил его в одной из деревень у семьи земледельцев. Парень был нем с рождения, грамоту не знал и покидал северную башню лишь сопровождая кастеляна. Отличный спутник для тайных вылазок.

Фог заседлал двух кобыл для гостьи и кастеляна, а себе вывел серого мерина.

— Он меня пугает, милорд, — Адара оглянулась на грума. Тот, в грубошёрстной одежде и толстом плаще, напоминал мешок, натянутый на камень. Спутанные волосы лежали на плечах и лбу влажными прядями, а водянистые глаза будто смотрели в потроха мира, не замечая ни снега, ни ветра, ни узкой горной тропки, по которой ступал поджарый мерин. Но сегодня раз за разом утыкался взглядом в девушку и вздрагивал. — Нельзя ли отослать его обратно?

— На границе с землями Зверя простак последний, кого стоит бояться, — Мариус усмехнулся. Фог был глуп, но верен и силён, как вепрь. Его дубина раскроила не один череп — в Юбке всегда хватало грабителей и драчунов. — Он не оскорбит тебя ни словом, ни делом. Да и никому не расскажет, что видел.

Юбка встретила их шумом и горьким дегтярным запахом. Из кривых труб гончарных цехов валил дым, лошади копытами ломали застывшую буграми грязь и ледяную слюду на узких улочках.

Чернь разгружала с возов валежник, толклась у кособокой таверны, гомонила и шумела. Чумазые дети гоняли кур и гусей по дворам. Дома то липли друг к другу, то расступались, образуя тупики и закоулки. Порой мимо проносились всадники с гербами Орна-Моут на дублетах, люди с корзинами за плечами тащили живность и рыбу к мясникам.

— На нас смотрят, милорд, — Адара держалась в седле неуверенно, но с некоторой грацией, свойственной знатным дамам. Она пришпорила кобылу, и дальше они с Мариусом поехали стремя в стремя. — Вы не боитесь слухов?

— Они видят людей из замка, не более, — спокойно ответил кастелян. — Им некогда разглядывать лица, достаточно одежды.

Фургоны Майенарда стояли на площади. Лишь она в Юбке была замощена булыжником, остальные улицы в лучшем случае посыпали щебнем или толчёным кирпичом. Над площадью поднималось холодное приземистое строение, бывшее некогда первой вотчиной стражей ущелья. В ту пору носители чёрного пламени ещё пытались вторгнуться в земли короля, и Острог Моута задерживал их раз за разом. Тела убитых сжигали, а кости закапывали глубоко в холмах, прозванных впоследствии курганами зверолюдей.

Сцену, на которой выступали двумя днями ранее лицедеи, уже разобрали и развели фургоны, служащие её основой, в стороны. Майенарда квартировали в Остроге, получив три холодные комнаты и доступ к скрытому в недрах укрепления колодцу.

— Фог, привяжи лошадей и заходи. Мне спокойнее, когда ты рядом.

Мариус выбрался из седла и помог спуститься Адаре. Девушка была отнюдь не лёгкой, и от натуги в спине кастеляна поселилась боль.

Грум мрачно таращился на кастеляна и девушку.

— Оглох? — Мариус дал парню затрещину. — Эта девушка не для тебя, так что подбери слюни и делай, что велено.

Промычав что-то невнятное, Фог поспешно завёл кобыл и мерина под дощатый скат и принялся неловко накручивать поводья на коновязь. Возле седла на его скакуне висела дубина, окованная медными кольцами, и простак поскорее схватил её и примостил на поясе.

— Прошу, — Мариус отворил дверь и пропустил Адару вперёд.

Летом он отправлял гарнизонных солдат в Острог Моута, здесь было прохладно и просторно. Зимой же они квартировали у жителей Юбки, потому что старое строение невозможно было отопить. Кажется, в левом крыле местные хранили бочки с мочёными клубнями и квашеной капустой. Из правого же пахло ароматными маслами и чем-то едким, летучим, отчего ноздри Мариуса запекло.

— Клео! — позвала Адара, входя в мрачную комнату, пол которой был завален тюфяками.

Мариус вошёл следом и огляделся. Здесь и вправду оказалось пять человек. Три женщины и два мужика. Одни что-то шили, другие сидели за столом и разглядывали старую дорожную карту. Сундуки стояли вдоль стен. Громадные, пузатые, окованные железом.

— Клео, это милорд Мариус Хорнол.

Плешивый мужичок, зачёсывающий остатки волос наверх, встал из-за стола и вытер руки о пёструю рубаху.

— Снова рад приветствовать, милорд кастелян! — голос у него был медовым, глубоким и сильным, совершенно неподходящим пухлому лицу. — Надеюсь, наша Адара скрасила вам вечер?

— Мы славно провели время, благодарю. Но я хочу ещё. И день принесёт нам всем куда больше радости.

Мариус уселся в старое скрипучее кресло и сложил руки на коленях.

— Покажи им письмо, Адара.

Девушка сунула изрядно помятую бумажку Клео. Тот, едва закончив читать, тут же передал её остальным Майенарда.

— Повезло, — хмыкнула белокурая девушка. Пожалуй, она была милее Адары, но ниже и крепче. — Мы почти управились.

— Повезло, — согласился Клео. — Опоздай мы хоть ненадолго, и всё закончилось бы в Гориновом порту.

Адара прошла к одному из сундуков и открыла крышку. Разделась, будто взгляды её не смущали, и бросила одежду комом на пол.

— Значит, слишком много везучих собралось в этой комнате, — Мариус усмехнулся. — Вы нашли защитника, я — знания.

— Стало быть, вы уже сторговались? — Клео покосился на Адару.

— Милорд нашу свободу уравнял с нашими тайнами.

В комнату вошёл Фог. Он мрачно осмотрелся и вдруг положил тяжёлую, заросшую густым чёрным волосом ладонь на плечо Мариусу. Тот быстро скинул руку грума.

— Знай своё место! — Кастелян оглянулся.

Лицо простака покрывал пот. Широкая грудь часто вздымалась, из-за покусанных губ вырвалось мычание.

— Ну, стало быть, расплатимся поскорее, — Клео потёр ладони. — Мне не терпится съехать из этих руин. Как тебе замок?

— Рухлядь, — Адара так и стояла возле сундука, не торопясь одеться. — Ни сада, ни горячих ванн.

Мариус переводил удивлённый взгляд с одного лица на другое.

— Я не заикался про замок.

— Само собой, — ответила Адара, — щедрость у вас не в чести. Как и жалость, сочувствие и простая доброта. Лорд есть лорд, как его ни назови. Уж кому-кому, а вам, Мариус Хорнол, должно быть хорошо известно, как тяжело жить под надзором Ложа. Уж кто-кто, а вы должны понять нас лучше других. Но — всё туда же. И ноги перед ним раздвинь, и ртом ублажай, а потом ещё и тайну отдай.

Конец ознакомительного фрагмента.