Ветувьяр

Сия Кейс, 2022

Ланфорд Карцелл с детства принадлежит к ордену Истинного Лика, где его готовили к службе камарила – охотника на особых магических существ – ветувьяров. Ветувьяры непредсказуемы и опасны, они – люди-оборотни, имеющие два равносильных лица.Пятьсот лет назад глава ордена Истинного Лика поклялся истребить всех ветувьяров, но чем меньше их становится, тем сложнее до них добраться.Ланфорду достается практически невыполнимое задание: уничтожить двоих последних ветувьяров – короля и принцессу соседнего государства, смерть которых может обернуться крупнейшей войной за всю историю…

Глава 4. Эделосс. Линтхалас. Кидесс

— Просыпайтесь! Срочно! — Солдат ордена, совсем еще мальчишка, вломился в комнату, словно ураган, грохнув дверью о стену и споткнувшись о порог.

Ланфорд повернулся в постели, через силу подавив желание запустить в голову нарушителя спокойствия чем-нибудь тяжелым и, желательно, бьющимся. Разлепить сонные веки стоило ему немалых усилий, подняться же и вовсе представлялось невозможным.

Не в два часа ночи…

— Глава камарилов требует вас к себе, господин, — Голос посыльного все еще дрожал, прямо как пламя от свечи, что он держал в руке.

Боится, зараза… И правильно делает — нечего вламываться к камарилам посреди ночи, особенно если наутро им уезжать.

— Тебе известно, что ему нужно? — Смирившись с тем, что разговора с Биркиттом не избежать, Ланфорд отбросил одеяло и сел на краю постели.

Зенки горе-солдата напоминали блюдца, свеча затряслась сильнее:

— Он не объяснил, господин. Просто велел привести вас. Что-то случилось, я не видел, но…

— Так, — Ланфорд поднялся, жестом приказав мальчишке закрыть рот, — Свои умозаключения оставь при себе. Жди за дверью.

Посыльный вышел, и Ланфорд принялся одеваться. Что за срочность заставила Биркитта будить его посреди ночи?

При желании он мог бы облачиться в камарильский мундир и быстрее, но сонливость не желала отступать, да и к тому же пара минут погоды не сделает, даже для Биркитта. Ланфорд вышел в коридор, солдат вздрогнул, задул свою свечу и схватил со стены факел. На узкой лестнице не было больше ни души, а из соседних комнат не доносилось ни звука — у Ланфорда сложилось впечатление, что Биркитт вызвал его если и не тайно, то огласки все же не хотел.

К тому моменту, как мальчишка вывел его из здания и потащил пустынной площадью в сторону собора, Ланфорд окончательно запутался.

— Эй, — Окликнул камарил посыльного, — А не морочишь ли ты мне голову?

Солдат испуганно замер, и Ланфорд схватил его за плечо, разворачивая к себе. Даже в невнятном свете луны на глупой, почти детской физиономии был виден весь первобытный ужас, который парень испытывал перед камарилом.

— Н-н-нет, — Выдавил он, мотая коротко остриженной башкой.

— Тогда почему ты ведешь меня туда? — Ланфорд ткнул пальцем на высокую громадину собора на фоне ночного неба, — Кабинет Биркитта не у церковников.

— Так было п-п-приказано…

Что ж, объяснений более внятных он вряд ли получит, оставалось довериться. Вряд ли сам по себе этот мальчишка мог быть интриганом и заговорщиком, но мало ли чей приказ он исполнял…

Ланфорд отпустил посыльного, слегка подтолкнув его в спину, и тот засеменил дальше, пока сам камарил крепко сжал рукоять меча, приготовившись к любому повороту событий.

Ни в приземистых молельнях, прилегающих к собору, ни на колоннаде наверху не было ни души, но прислушавшись, Ланфорд разобрал далекий цокот копыт и еще какие-то невнятные звуки, несвойственные для ночи. Прохладный весенний ветерок внезапно донес до камарила запах дыма, укрепив его нехорошее предчувствие.

В витражах собора действительно проглядывал мерцающий свет и не было никаких заговорщиков — в широком проходе стояла лишь внушительная фигура Биркитта и сгорбленный церковник с четками в руках.

— Что произошло? — Ланфорд огляделся по сторонам — в пустом храме над гобеленами с изображениями древних богов горели свечи и был открыт невысокий боковой вход, который использовали только во время крупных церемоний. Посыльный почти сразу же исчез за высокой резной дверью, оставив их с Биркиттом и церковником втроем.

— Поторопись. У нас счет на минуты.

Ланфорд бы подумал, что это чья-то неудачная шутка или розыгрыш, если бы не лицо Биркитта. Обычно невозмутимо-серьезное, сейчас оно казалось непривычно встревоженным. Камарил поравнялся с командиром и церковником, в котором с опозданием признал епископа Сигри. Старикашка взволнованно поглядывал на боковую дверь, явно ожидая появления кого-то еще.

— Что-то случилось? — Повторился Ланфорд.

Биркитт не смотрел на него — еще одна странность. Тревога больно кольнула Ланфорда в самое сердце — произошло что-то нехорошее.

— По ту сторону реки сейчас горит библиотека ордена, — Глаза командира наконец-то взглянули на него.

— Что!? — Не понял Ланфорд. Иногда его раздражало, что до него все доходит с опозданием. Хотя, может, это Биркитту не следовало говорить намеками? — А Нэриус?

— Предал нас. Я думаю, что по его вине этот пожар и начался.

Всю сознательную жизнь Ланфорд боролся со своей вспыльчивостью, и к двадцати шести годам уже начал думать, что одержал в этой войне победу, но нет — эмоции вновь взяли верх.

— Нет, что за чушь!? — Выпалил он, запустив бесполезную руку в волосы, — Этого быть не может!

— Епископ Сигри давно предупреждал меня о заговоре, — Биркитт кивнул на старикашку, — Я должен был послушать.

— Его Святейшество Нэриус поддался греховному искушению и дал властолюбию затмить свой взор, — Зачастил церковник, еще быстрее перебирая свои четки, — Я молил богов, чтобы он одумался, но ересь так глубоко проникла в сердце главы ордена, что ее уже ничто не в силах искоренить…

Ланфорд понадеялся, что что-то понял, но больше слушать ничего из уст этого богоугодника не желал — говорил он много, а смысла в этих речах было на грош. Камарил целенаправленно повернулся к Биркитту, требуя объяснений от него:

— Вы считаете, что он поджег библиотеку? Зачем?

— Мне самому пока что известно ничтожно мало. Убито несколько солдат из числа охранников библиотеки и резиденции ордена. Епископ сообщил мне, что Нэриус пытался бежать, заблаговременно выкрав из библиотеки какие-то рукописи. Это дает основание полагать, что он и его люди вступили в заговор.

— Тогда что это были за рукописи? Чего он вообще хочет!? — Ланфорд пытался сдерживаться. И это все еще у него не получалось.

Епископ порывался что-то сказать, но к счастью, Биркитт его опередил, чтобы передать смысл с помощью человеческой речи:

— В библиотеке хранилось множество текстов доорденского периода. Насколько я понял со слов епископа, в последнее время Нэриус проявлял к ним повышенный интерес.

Старикашка согласно закивал, подтверждая сказанное.

В боковом коридоре раздались поспешные шаги и голоса, замелькал свет факелов. Топот приближался, и Ланфорд достал меч. Драться в храме ему еще не приходилось, но все в этой жизни нужно когда-то делать в первый раз.

Биркитт жестом приказал камарилу ждать, и через несколько мгновений в помещение ввалились люди в до боли знакомых мундирах. Среди вооруженных до зубов убийц Ланфорд сразу же приметил высокий силуэт Робина, мысленно призывая себя к спокойствию — если придется драться с другом, оно ему понадобится.

Мало ли на чьей стороне был Робин? Где они вообще, эти чертовы стороны!?

Биркитт взмахом руки успокоил Ланфорда, и тот сразу же убрал меч, глядя на то, как Робин выходит вперед, чтобы отчитаться перед командиром.

— Мы их перехватили, — Доложил друг, на мгновение зацепившись взглядом за Ланфорда. На плече у него болталась сумка, из которой Робин медленно вытащил старинный свиток, — Нэриус бежал, большая часть его людей тоже, но рукопись мы им не отдали.

— Сын мой, позволь взглянуть… — Вмешался Сигри.

— Если сможете, — Хмыкнул Робин, разворачивая свиток.

Ланфорд тоже не удержался — посмотрел. С тем же успехом он мог читать книги на зиеконском.

— Что это вообще такое!? — Потерявший самообладание Биркитт явно сдержался, чтобы не выругаться, — Куры что ли потоптались?

И вправду — старинные письмена (если это были они) напоминали следы куриных лап: какие-то палочки, черточки, не имеющие с нормальными человеческими буквами ничего общего.

— Вот и я о том же, — Голосище Робина, казалось, мог обрушить стены этого храма.

— А вы, епископ? — Биркитт повернулся к старикашке, — Вы можете что-то здесь прочитать?

— Это даже не древнекирацийский, — Зачем-то вставил Ланфорд.

— Я впервые вижу подобные письмена, — Разочаровал епископ, — Клянусь богами, не ведаю, что за народ мог их использовать!

— У них было только это, — Робин свернул оказавшуюся бесполезной рукопись, — Остальным они решили пожертвовать…

— Что с библиотекой? — Требовательно спросил Биркитт.

— Разве от меня не воняет дымом? — Робин прижал к носу рукав своего мундира, — Странно. Наверное, ветром разметало. Мы опоздали. Когда мы закончили с беглецами, там остались только трупы солдат и пепелище.

— И какой идиот посмел оставить чертову библиотеку деревянной!? — Взревел командир.

— Судьба наша ведома одним богам, — Как всегда некстати вмешался епископ.

Биркитт его не слушал:

— Как долго вы гнали беглецов? — Допрашивал Робина он, — Сколько времени у них пробыл свиток?

— Не так много, чтобы успеть снять копию, — Пожал плечами Робин.

— Сколько у него людей?

— Точно сказать не могу, но треть столичного гарнизона точно. Около сотни ушли с ним, Дерос, — Робин махнул в сторону коренастого парня с уродливым носом, — видел еще отряд человек на пятьдесят у северных ворот. Еще столько же должно было быть у библиотеки.

Биркитт уже не смотрел на друга, повернувшись к Сигри:

— Когда он мог успеть перевести столько людей на свою сторону?

И без того сгорбленный старикашка, кажется, согнулся еще сильнее, нервно потрогав седую козлиную бороду:

— Мысли греховные есть чума. Для того, чтобы им предаться, долгого срока не нужно.

— Если им так нужен этот свиток, они еще за ним вернутся, — Счел нужным вмешаться до этого молчащий Ланфорд. Тупицей ему прослыть не хотелось, вот и высказал то, о чем думал все это время, — Нэриус так просто не отступится.

Для начала нам следовало бы узнать, что в нем написано, — Нахмурился Робин, — Если это ересь, она должна быть уничтожена.

–Не сметь! В этих уродливых письменах может содержаться что-то важное, раз они так понадобились Нэриусу, — Осадил камарила Биркитт, — А вот спрятать этот свиток действительно стоит. Этим и займетесь.

— Я!? — Фыркнул Ланфорд, — Но мне же нужно…

— Ты разве еще не понял, Карцелл!? — Тревога Биркитта сменилась злостью, и Ланфорд понял, что сейчас ему лучше не перечить, — Это раскол ордена. Ордена, существующего полтысячи лет! Избавиться от нелюбимой невесты ты всегда успеешь, но спасение ордена ждать не будет!

Ланфорд ошарашенно отступил на шаг назад, поймав на себе удивленный взгляд Робина. Камарил не ожидал, что Биркитт бросит их вроде бы тайный договор ему прямо в лицо, а друг явно удивился самому существованию этого договора.

— Кстати, это мысль, — Суровое лицо командира улыбнулось какой-то своей идее. Вряд ли это предвещало хоть что-то хорошее, — Никто не станет искать свиток в лапах алкоголика и сопливой девчонки.

— Они могут догадаться, — Возразил Ланфорд, — К тому же свиток останется без защиты.

— У свитка будет хранитель, не заинтересованный в делах ордена, — Казалось, даже сам епископ Сигри удивился тому, что перешел на светскую речь, — Это просто прекрасно!

— Но Ланфорд прав: Нэриус не дурак, — Вступился за друга Робин, — Он легко выйдет на след свитка.

— У нас есть еще один козырь в рукаве, — Биркитт покосился на епископа.

— Вы о короле Торгире?

Ланфорд едва не возразил, что королем этого самозванца во всем Оствэйке признал только Эделосс, и то, со своей выгодой — иметь в союзниках тупоголовых варваров со “свободного острова” Гвойна весьма полезно — но не стал — Биркитт и так был зол на него за возражения.

— Я могу написать епископу Корвину и попросить помощи. Но он ничего не сделает без королевской на то воли, — Объяснил Сигри.

— Пусть спрячет папашу с девчонкой на одном из своих кораблей. Письмо должно быть готово как можно скорее, епископ.

Старикашка судорожно закивал и поспешил убраться. Без него Ланфорд сразу почувствовал себя как-то уютнее. Робин проводил епископа взглядом и вернулся к командиру.

— Я займусь королем, — Сообщил Биркитт, — Надеюсь, удастся убедить его в измене Нэриуса. Ваша задача — его поймать. После того, как передадите свиток алкоголику с девчонкой и посадите их на корабль.

— А если Гвойн откажет нам в помощи? Если корабля не будет? — Усомнился Ланфорд.

— Вы камарилы или крестьянское ополчение!? — Рявкнул командир, — Значит, найдите, куда их деть!

— Будет исполнено, — Робин осторожно тронул друга за плечо.

— Я даю вам почти всех оставшихся людей, — Биркитт вновь был каменно-спокоен. И как ему это удается? — Возьмете Нэриуса и привезете его сюда. К тому моменту король будет готов.

Робин вновь отчеканил что-то солдатское, Ланфорда хватило только на то, чтобы кивнуть. Не проронив больше ни слова, Биркитт ушел, оставив их в огромном гулком зале с лицами первых камарилов в витражах. Солдаты, с которыми заявился Робин, все еще безропотно стояли возле стены, больше похожие на статуи, друг тоже отчего-то молчал — вероятно, думал.

Ланфорд невидящим взглядом смотрел на изображение бородатого камарила в окне. Какая прекрасная ночь! Библиотека сгорела, его планы рухнули из-за сумасшествия Нэриуса, внезапно ударившегося в ересь, да еще и на горизонте вновь замаячила “долгожданная” встреча с нареченной.

— Не стоит надеяться на варваров, — Вновь не сдержался он, — Они могут не дать нам корабль.

— Прекрати ожидать только плохое, — Прорычал голос друга над ухом, — Представь иначе: вот пришлют эти олухи корабль, уплывет твоя суженая в Гвойн, да и выйдет там за какого-нибудь варвара. И все, ты свободен! И даже за ветувьярами гоняться не придется. Ты ведь об этом договорился с Биркиттом?

Не удержавшись, он все-таки ткнул догадливую заразу локтем:

— Уж больно ты умный стал!

Бородатая рожа наивно вытаращилась на него:

— Ты просто не хочешь верить, что я могу оказаться прав. Прекращай считать себя самым умным, Карцелл!

“И вправду, вдруг тебе хоть раз повезет?” — внезапно задумался камарил.

Уж на кого на кого, а на варваров он так еще никогда не надеялся.

*

— Сиди в комнате. Не выходи, — Повторяла она шепотом, почти про себя, прижимая дрожащие колени к груди.

Надо же — так страшно, а ничего еще даже не началось! То ли еще будет, когда нагрянут непрошенные гости.

Хотя гостей и так уже было полно.

Селин испуганно оглядела комнатку, в которой заперлась. Безопасно ли здесь? Окошко маленькое — взрослый мужчина вряд ли пролезет — а вот дверь такая хлипкая, что выбить ее — раз плюнуть.

Но ей ведь нечего бояться. Солдатам ордена она не нужна, и отец не нужен. Они нужны только камарилам, которые вот-вот появятся.

А ведь она говорила отцу, что не стоило связываться с этими людьми!

Лучше сидеть в долгах и собирать последние крохи, чем просить денег у ордена, потому что орден в ответ хочет большего. Сначала они захотели ее — и Селин пошла на это, приняла жениха, который пугал ее одним только своим взглядом — теперь же хотят превратить их дом в поле боя. Селин бы никогда этого не допустила, но отец…

Он потерял всякую волю с тех пор, как умерла матушка. Селин знала, на что пойдут те деньги, которые даст им орден — никак не благо постоялого двора. На выпивку. На проклятое пойло в уродливых бутылках, которое продает беззубый мастер Иххис. Она вновь и вновь будет покупать его целыми ящиками и из последних сил тащить домой, а если возразит, то будет лежать и плакать в сыром углу, считая на теле новые синяки и ссадины.

Ради жалких грошей он готов на все — даже отдать родной дом на разграбление. Еще минут десять, и все начнется. Солдаты осторожничать не станут, камарилы — тем более.

Хоть бы не тронули их с отцом, о большем она и не просила.

— Не выходи. Сиди тихо, — Повторяла девушка, пока теснота комнаты грозилась ее раздавить, а страх сжимал сердце острыми когтями.

Хотя, у хлипкой двери все же было преимущество — из-за нее было слышно все, что творится снаружи и даже внизу. Когда все закончится, она сразу же услышит. Еще бы отцу хватило гордости и смелости их побыстрее прогнать, ведь у солдатов могло оказаться не только желание отметить победу, но и выпивка…

Селин внезапно удивилась, что ей так страшно. Запираться в этой комнатушке девушке не впервой — отцовские собутыльники часто оказывались похотливыми тварями, ищущими хоть какое-то существо женского пола в округе, чтобы удовлетворить свою жажду. Селин не помнила, сколько раз она сидела в углу и молилась, чтобы хлипкий замок выдержал, пока пьяные кулаки молотили в дверь, а голос их хозяина требовал открыть.

Она знала, что живет в аду, но будущее представлялось ей не намного счастливей. Отец, хоть пил и буянил, в трезвости по-своему ее любил, а то существо, которое появилось на пороге пару недель назад, назвалось камарилом и объявило себя ее женихом, на любовь и вовсе было не способно. Глаза его пылали ненавистью и презрением ко всему, что он перед собой видел, оттого Селин и решила избегать его взгляда. Он был силен и не знал своей силе меры — как такому ее не бить?

Ее продали чудовищу за несколько ящиков пойла — Селин поняла это сразу, едва увидев своего суженого. Тогда она проплакала всю ночь, но что это могло изменить?

Теперь же у нее душе воспряла надежда — если среди камарилов будет он, солдаты ордена могут его убить.

Селин никогда раньше не желала никому зла, но жениха возненавидела с первого взгляда. Он способен нести лишь смерть, его душа давно мертва и никогда не возродится. Селин станет свободна, да еще и в ордене что-то случилось. Это значит, что про них с отцом забудут и нового жениха не пришлют.

Но пока что это было всего лишь мечтой…

Внизу загрохотали шаги, Селин прислушалась и поняла, что камарилы показались в поле зрения. Солдаты засуетились, прячась по углам дома, под лестницами и в боковых комнатушках — после них что-нибудь из вещей непременно пропадет, они никогда не брезгуют воровством, но это будет волновать отца позже. Пока что орденские отдали ему какие-то приказания и засели в укрытиях, ожидая подхода камарилов.

Тишина окончательно стала гнетущей, Селин принялась шептать себе под нос глупую детскую песенку и почти смирилась с неизбежным, когда дверь внизу наконец распахнулась, раздались новые голоса и тяжелые шаги. Много шагов.

Не прошло и пары минут, как приглушенные дверью разговоры сменились лязгом стали, криками и топотом. На пол то и дело глухо падало что-то тяжелое, слышался треск старого дерева и скрип солдатских сапог. Билось стекло, трещали, казалось, сами стены, весь дом дребезжал и ходил ходуном.

От страха Селин прикрыла глаза. Она пыталась отгородиться от этого шума, подумать о чем-то другом, но предсмертные крики мужчин за дверью держали ее на поверхности, в сознании, не давали ускользнуть от ужасающей реальности.

Надо было молиться, надо было делать хоть что-то, но Селин не смогла пошевелиться, даже когда лязг клинков добрался практически до ее двери. Страх сковал ее по рукам и ногам, а в доме кричали и сражались, незнакомые люди выплевывали стоны и ругательства одно за другим, пока один из голосов, другой и до боли знакомый, не разрушил оцепенение, в котором все это время пребывала девушка.

Не помня себя, Селин вскочила с места и прижалась ухом к двери.

— Нет! Прошу! — Вопил отец. Этот голос она не спутала бы ни с кем — именно так он орал на нее, когда напивался, вот только сейчас ситуация явно была другой, — Отпустите! У меня дочь..!

От страха у нее всегда тряслись руки, но сейчас почему-то перестали. Селин открыла засов и вылетела из комнаты за считанные секунды, и если бы не перила, за которые девушка успела схватиться, она бы свалилась с лестницы, подвернув ногу.

— Папа! — Не узнавая свой голос, взвыла она.

Сердце бешено колотилось в груди, Селин смотрела на то, что сделали с ее домом, на незнакомых мужчин, на круглые от злости и страха глаза солдата, держащего кинжал у отцовского горла.

Взгляд метался от одного мертвого тела к другому, пробегался по лужам крови, которые теперь ни за что не отмыть, по сломанным перилам и стульям, разбитым стеклам, перерезанным глоткам и остекленевшим глазам.

Смерть выглядела так ужасно, что от нее в тот же миг начинало тошнить. Селин вцепилась в деревянные перила сильнее, словно они могли удержать ее в реальности, не дать взгляду вновь уцепиться за склизские тела и вспоротые животы, побелевшие лица и раскинутые в последнем движении руки.

Вместо трупов она взглянула на людей, что стояли внизу. Солдат ордена остался всего один, и тот угрожал убить отца, а камарилов она насчитала аж целых семь и среди них, естественно, был он.

Чудовище посмотрело на нее и усмехнулось. Всего миг — большего она была недостойна — но и этого хватило, чтобы ощутить всю его ненависть. Другие камарилы, такие же — в темно-красных мундирах, с коричневыми плащами и глубокими капюшонами — тоже смотрели на нее, но им было все равно. А он ее ненавидел.

— Отпусти его, придурок, — Чудовище выставило руку и шагнуло к солдату, — Убьешь старика, и что толку?

Солдат отступил назад, волоча своего пленника за собой. Вырваться отец даже не пытался, лишь безвольно хватался слабыми руками за локти орденского.

— Свиток. Отдавайте свиток! — Потребовал разъяренный солдат.

— Вы организовали засаду, решили застать нас врасплох, — Из тени шагнул другой камарил — высокий, коротко стриженный и бородатый, — Застали?

— Свиток, — Сверкнул глазами обезумевший мужчина, — Или он сдохнет!

Лезвие кинжала вплотную прижалось к шее отца, Селин рванулась вниз, но у первой же ступени замерла. В голову не приходило ни одной связной мысли, лишь страх, страх, страх! Он душил и не позволял думать — Селин могла лишь смотреть.

Смотреть на то, как ее жених смеется солдату прямо в лицо.

— Мне все равно, — Бросил он, — Убивай.

В душе у Селин все похолодело. Впрочем, разве можно было ожидать чего-то другого от Чудовища?

— Ты убьешь его, мы убьем тебя, — Сообщил бородатый, — Ты остался один.

— Нэриус найдет вас, — Брызгал слюной солдат, — Он доберется до свитка!

Внезапный хрип заставил Селин очнуться. Девушка как-то запоздало моргнула, а потом увидела хлынувшую прямо на руки солдату кровь, чье-то стремительное движение, отражение пламени в остро наточенном лезвии.

И вот уже два тела падают на дощатый пол, а сама она летит вниз по лестнице, ноги не слушаются и подгибаются, с губ срывается что-то невразумительное, а перед глазами стоит лицо отца с широко раскрытыми от ужаса глазами.

Чьи-то руки поймали ее уже в самом низу, оторвав босые ноги девушки от залитого кровью пола. Все, что успела Селин — резко повернуться и увидеть хрипящего, захлебывающегося собственной кровью отца и солдатское тело, буквально насаженное на меч, рядом.

— Выпустите! Папа! Нет! — Селин попыталась вырваться, ударила руками в широкую грудь, но хватка ни капельки не ослабла.

Липкие пальцы отвернули ее лицо от отца, и девушка увидела перед собой совсем не старого, но очень сурового из-за густой бороды человека. Он попятился назад, оттаскивая Селин в сторону, а она лишь беззвучно разевала рот — голос отказывался подчиняться, зато слезы полились из глаз фонтаном.

Через мгновение она поняла, что вырываться бесполезно, и тогда сильные руки наконец-то поставили ее на пол, сразу же схватив за плечи.

— Цела? — Грубым голосом буркнул бородач, оглядев Селин с ног до головы.

— Ничего с ней не случилось, — Раздалось из-за его плеча.

Чудовище подошло ближе, лишив Селин возможности спрятать глаза. Все еще пребывая в руках бородача, девушка посмотрела в надменное гладко выбритое лицо, не скрытое под стянутыми в хвост длинными волосами. Лучше бы он прятался за своими патлами, как в прошлый раз.

Как же невовремя бородач решил ее отпустить! Словно вверив Селин жениху, незнакомец отступил в сторону и обратился к остальным камарилам:

— Обыщите дом. Вдруг какая тварь забилась в угол…

— Чего же ты, невестушка!? — Хмыкнуло у Селин под ухом, — Не признала?

— Отец… — Прохрипела она, вновь опустив глаза. На босых ногах уже откуда-то взялась кровь, — Папенька…

— Он мертв, — Холодно сообщило Чудовище, — Этот придурок успел ткнуть его кинжалом.

— Вы могли его спасти, — Вырвалось у Селин. На камарилов она все еще не смотрела, но и на кровь любоваться становилось невыносимо.

— Смотри-ка, голосок прорезался! Я уж думал, не услышу тебя.

Она подняла взгляд. Чудовище улыбалось девушке самым пугающим из всех своих оскалов, серые глаза сверкали презрением и ненавистью. Селин едва заметно попятилось, но жениху хватило и этого, чтобы придраться.

— Боишься? Не надо. Я вроде не ветувьяр…

Грубые пальцы схватили ее за запястье и потянули к себе, Селин успела лишь всхлипнуть и чуть не поскользнулась на кровавых разводах.

— Эй, Ланфорд, поаккуратней! — Бородач уже был наверху и осматривал комнаты, куда они с отцом селили гостей.

— Солдат твой папаша пустил? — Чудовище — назвать его по имени Селин не могла даже в мыслях — склонило к ней лицо.

Девушка отвернулась, и взгляд как назло уткнулся в убитого солдата с перерезанным горлом.

— Морду-то не отворачивай, я все равно знаю, что он. Вот и поплатился…

— Зачем мы вам? — Набралась смелости Селин.

— Дело есть. Как знал, что не хотел твоему папаше доверять. Вот, теперь не придется.

— Ч-ч-что я должна делать? — Заглянуть в глаза. Выдержать несколько секунд. Вот, у нее получилось. Почти.

Чудовище не уродлив сам по себе. Его уродует ненависть и злость, а она всегда хуже морщин, шрамов и неправильных черт.

На самом же деле камарил молод, крепок и статен. Лицо у него мужественное, видное, не простецкое, как у деревенских парней, а вполне аристократическое.

“Радоваться надо, что Нэриус тебе такого жениха подобрал! Все подружки обзавидуются!” — убеждал ее отец, а Селин не оставалось ничего, кроме как покорно кивать и делать вид, что ей не противно от одной лишь мысли об этом человеке.

— С нами поедешь. Сделаешь все, что я скажу. Поняла? — Пальцы на ее запястье сжались чуть сильнее.

— Но… — Запнулась Селин, путаясь в словах и мыслях.

По лестнице застучали шаги, и в поле зрения вновь появился бородач.

— В доме все чисто, — Доложил Чудовищу он, — Оставаться здесь нет смысла.

— Значит, едем.

— Это мой дом, — Выговорила Селин, не сдвинувшись с места.

Глаза Чудовища в тот же миг опалили девушку гневом, но бородач вмешался вовремя:

— Твой отец мертв, и тут пятнадцать солдатских трупов, — Мягче, чем можно было ожидать от человека с таким голосом и лицом, начал он, — В любой момент сюда нагрянут еще орденские. Что ты собираешься с ними делать?

Селин сглотнула и огляделась вокруг. Внезапно стало так холодно, словно ее затащили в каменный склеп. Бородач прав, но…

Поехать с ними означало привязать себя к этому Чудовищу, что сейчас морщилось от отвращения, искоса поглядывая на нее.

— Да что ты с ней нянчишься, Робин, — Прошипел он, — Поедет, как миленькая, куда денется…

— Здесь ничего не осталось, — Бородатый Робин проигнорировал Чудовище, — Посмотри сама…

Она смотрела. Смотрела и сходила с ума от ужаса, что захватывал сердце и разум. Раньше Селин думала, что у нее ничего нет, но оказалось, что даже это “ничего” можно потерять, что она и сделала.

— Пять минут, чтоб собралась, — Бросило Чудовище, поворачиваясь к двери.

Холодный воздух с улицы ударил в лицо, едва только камарил вышел, а Селин все стояла на месте. Ноги словно приросли к полу, а взгляд вцепился в безжизненное тело отца.

Не надо было смотреть, чтобы потом не видеть это в кошмарах, но она смотрела, пусть и совершенно бездумно. Чувств словно не осталось, все их перекрыл собой страх.

— Ты прости его, — Бородач кивнул на дверь, — Он вспыльчив, как последний идиот. Я с ним поговорю, он переменится.

Нужно было поблагодарить, возразить, сказать хоть что-то, но она молчала.

— Давай я помогу тебе, — Камарил протянул руку, — Твоя комната наверху?

Селин кивнула, не поднимая глаз.

Крепкая теплая ладонь обхватила ее пальцы и потянула за собой. Не так, как Чудовище — мягко, спокойно.

— Кто ж тебя так запугал? Папашка или жених?

Пристально смотря под ноги, Селин пробиралась к лестнице, перешагивая лужи крови и страшные разводы. Колени дрожали, грозясь подогнуться, но все же выдержали, пока Робин продолжал говорить с ней:

— Ты еще узнаешь Ланфорда. Он не так плох, как кажется. Просто… он очень решительный и требует того же от других. Ты с ним посмелее, он и смягчится. Он таких любит. Но я ему все равно скажу, чтоб за языком следил…

Селин была уже на пороге своей комнаты. В последний раз. Как бы она не ненавидела это место, сейчас стало больно, да еще и слова бородача отдавались в голове неприятным эхом.

Поняв, что сейчас ей и вправду нечего терять, девушка обернулась:

— Не утруждайтесь, это лишнее. Мне все равно.