Майсгрейв

Симона Вилар, 2017

«Книга, рукописная, древняя, с пожелтевшими страницами и выцветшими миниатами, все равно была роскошью. Особенно на окраине христианского мира, какой считались затерянные в морях Оркнейские острова. Этим сокровищем владел приходской священник отец Годвин – у него было еще три книги, привезенные сюда, на далекий остров Хой, когда десять лет назад аббат Сент-Эндюсского аббатства отправил Годвина на этот край света проповедовать слово Божье. И добрый Годвин преуспел: живя в глухом мирке, где так сильны предрассудки и вера в колдовство, он все же расположил к себе местных жителей. Они приходили по звуку колокола в его часовню, где он совершал церковные таинства, венчал, крестил их детей, но главным своим достижением тем не менее считал то, что местные рыбаки стали позволять ему обучать грамоте своих детей. Правда, учеников у него было совсем немного. Но именно эта девочка, Мойра, дочь Норы Гордячки, стала его лучшей ученицей…»

Глава 1. Почти брат

В первый день 1513 года от Рождества Христова все семейство графа Нортумберленда собралось на праздничный обед в великолепном замке Варкворт.

Как и полагается в рождественские дни, стены пиршественного зала богато украсили гирляндами темного остролиста с ярко-алыми ягодами, под аркой входа висела традиционная омела, а по центру, под сводом, красовалась огромная золоченая звезда — она будет мерцать там всю неделю до Крещения. Чудесно! И сам новогодний воздух так дивно пахнет корицей и можжевельником, и лишь слегка дымом от огня в каминах. А тяга в каминах зала Варкворт великолепная — ни следов копоти, ни дымных завитков над головами пирующих.

Сам граф Нортумберленд, Генри Элджернон Перси, восседал во главе высокого пиршественного стола и с удовольствием наблюдал, как целая вереница слуг в ливреях со знаками его дома вносит все новые и новые изысканные блюда, расставляя их перед гостями. Положенную круговую чашу уже выпили с пожелания всяческого добра друг другу в новом году, и теперь домочадцы и гости милорда Перси вкушали яства, приготовленные поварами Варкворта. На длинных блюдах покоились украшенные перьями зажаренные фазаны, начиненные сладкими каштанами, ягненок под имбирным соусом, зарумяненные цыплята, нежная парная оленина в подливе — милорд Перси сам охотился на этого оленя в преддверии новогоднего пира. И никакой рыбы, слава тебе Господи! Рыба всем надоела еще в дни предрождественского поста, и из рыбных блюд на столах было только нежнейшее пюре из трески, какое так любит супруга графа, леди Кэтрин.

Граф глянул на сидевшую рядом супругу, урожденную леди Спенсер. Она всегда не прочь вкусно поесть, но полнота ей идет. А еще леди Кэтрин слывет известной модницей. Правда, сейчас, глядя на огромный пунцово-алый берет, который водрузила на голову графиня, Генри Элджернон слегка насупился. Его супруга пытается ввести на Севере в обиход нидерландскую моду на ношение дамами берета — традиционного мужского головного убора. Но в этих патриархальных краях такое нововведение шокирует и вызывает недоумение. К тому же берет леди Перси просто не идет: будучи крупной дамой, в этом широком головном уборе с множеством завитых перьев она отчего-то напоминает флагманский корабль с раздутыми парусами. Ну, если бы паруса могли шить из такого огненно-алого бархата. Вон молодые племянники графа в дальнем конце стола даже с хохотом распевают: «Парус, парус!». А графиня даже не догадывается, что сорванцы посмеиваются над ней.

Граф бросил суровый взгляд на парней, но те только усмехнулись. Они уже свыклись, что лорд Севера редко улыбается, а его продолговатое породистое лицо даже на веселом пиру лишено какого бы то ни было выражения, словно свежепобеленная стена. Таким же застывшим оно осталось, когда мать графа, престарелая Мод Перси, недовольным тоном заявила, что ее сын поскупился, не велев зажарить для гостей крупного быка, как обычно поступали в семье Перси в прежние годы.

— Ваш батюшка, сын мой, всегда приказывал забивать в первый день нового года самого крупного быка в своих стадах, и все подходили и отрезали себе такую порцию, какую пожелают. А теперь скажут, что Перси пренебрег старыми добрыми обычаями. Или пожадничал, — язвительно добавила старая леди, недовольно поджимая губы.

Ну вот бы и оставалась графиня-мать в их старой резиденции Олнвике, где всегда следовали старым обычаям. Но нет, она пожелала приехать сюда, в более уютный и комфортабельный Варкворт, и теперь ворчит, что тут все не так, как надо.

Вообще граф любил матушку, на которую был так похож внешне, — та же тонкая кость, удлиненное лицо, карие, глубоко посаженные глаза. Но сейчас он лишь с раздражением подумал о том, насколько старшие любят поучать, словно они одни хранят непреложную истину и отвечают за хороший тон. А ведь некогда и сама леди Мод вела себя так, что вызывала пересуды по всему Пограничью: рассказывали, будто в молодости она разъезжала по округе в платье с откровенным декольте и созывала так называемые «суды любви»^[11], даря пылкий поцелуй тому, кто на них особо отличился. И ее муж, отец Генри Элджернона, это терпел. Ибо любил и баловал супругу. Но после гибели мужа леди Мод словно подменили — она посуровела и вечно ворчала, ратуя за старину.

Перси вдруг поймал себя на мысли, что он по сути такой же ворчун, как и его матушка, — все критикует, всем недоволен. А вот его отец был шумным и веселым человеком. Старого графа любили в округе, он был истинным правителем Севера Англии. Ведь что значат для северян все эти новые короли Тюдоры? Они где-то за много миль отсюда, где-то на юге. А здесь, в краю войн и набегов, холодных ветров и грубых нравов, всем заправляют и распоряжаются нортумберлендские Перси, и власть их на Севере бесспорна.

Однако прежний король Генрих Тюдор^[12] все же смог подставить подножку своевольным Перси: он вынудил владыку Севера собирать новый, непосильный для населения налог, в результате чего вспыхнул бунт, во время которого отчаянный и шумный Генри Перси был просто растерзан толпой.

Самого Генри Элджернона тогда не было в Нортумберлендском графстве. Как и полагалось юному отпрыску дома Перси, он проходил обучение при королевском дворе Тюдоров. Ему было всего лишь тринадцать, когда доставили весть о гибели его родителя, а Генри объявили, что отныне он граф Нортумберленд и смотритель англо-шотландской границы. Тринадцать лет — и такой груз! И все же он справлялся. Из года в год он увеличивал свои войска, щедро платил всем, кто вступал под его знамена. К тому же он научился находить компромиссы и договариваться с северными соседями — шотландцами.

Перси сделал знак прислуживающему пажу, чтобы тот подлил вина. И чего это мальчишка спит с открытыми глазами, а не следит за нуждами повелителя? Ах, он засмотрелся, как сыновья графа, уже оставившие долгое застолье, затеяли возню с огромным мастифом у окна, дразнят собаку покрывалом, сорванным с приоконной скамьи.

— Миледи, — обратился граф к супруге, — угомоните ваших сыновей.

Но леди Кэтрин только с улыбкой смотрела на играющих мальчишек. Она никогда их не наказывала, понимая, что уже вскоре сыновья отбудут на служение ко двору короля, и там юных отпрысков Перси уже никто не будет баловать.

Перси заметил, что его старший сын Генри забрался на подоконник и наблюдает за чем-то во дворе. В зале играла музыка, слышались гул голосов, смех, и все же сквозь этот шум граф различил, как извне долетел тягучий звук рога. Один раз. Значит, прибыл кто-то из своих. Два или три сигнала обычно оповещали об опасности. На Севере даже во время Божьего перемирия рождественских празднеств набеги не диво. Особенно учитывая, что Варкворт не так уж далеко от шотландской границы. И, несмотря на все мирные соглашения с королем Яковом, ситуация ныне не такова, чтобы…

От мыслей графа отвлек звонкий голос сына Генри:

— Это Майсгрейв! Взгляните все сюда! Сэр Дэвид Майсгрейв вернулся!

Присутствующие в зале оживились. Кто-то тоже подошел к окну, другие встали из-за столов и поспешили к выходу. Рыцаря Дэвида Майсгрейва, крестника и воспитанника прежнего графа Нортумберленда, на Севере любили.

Граф остался сидеть на месте, только лицо его еще больше побледнело. Итак, Дэвид Майсгрейв, его посланник ко двору короля, уже вернулся. И вернулся слишком скоро — еще и месяца не миновало, как он отправил Майсгрейва с пышной свитой в Лондон. Перси поручил своему рыцарю важную дипломатическую миссию: Дэвид, умевший найти подход к такому тщеславному юноше, как король Генрих VIII, должен был упредить монарха, что происходит в Шотландии. И добиться дополнительной военной помощи на англо-шотландскую границу.

Справился ли Майсгрейв? Хотя чего гадать… Вон его верный посланец уже здесь. Сстоит себе, подбоченившись, под аркой входа в окружении домочадцев и слуг Перси. И даже, следуя традиции, поцеловал под омелой младшую сестру графа, резвушку Элизабет.

Поцелуй под омелой — старинный неписаный закон. Да и Элизабет явно не против оказаться в объятиях пригожего рыцаря, не спешит убирать руки с его плеч. Это вызвало всеобщий смех. И только граф продолжал методично поедать цыпленка, словно ничего не замечая. Но замечал все. И как улыбающийся Майсгрейв раскланивается с обступившими его дамами и вельможами северного двора, и как скинул на руки лакеев свой подбитый мехами плащ, представ в новомодно придворном костюме и позволив любоваться собой. Хотя, как на взгляд суровых северян, это новая придворная мода чересчур вызывающая. В этих краях никогда не носили столь облегающие одеяния с множеством блестящих шнуров, шевронов и вставок, да еще с таким количеством прорезей, сквозь которые было выпущено пышное нижнее белье, — изысканный придворный стиль в соответствии с веяниями нидерландской моды Габсбургов. Можно было бы и высмеять расфуфыренного щеголя Майсгрейва, если бы это нелепое, по мнению Перси, одеяние так не шло Дэвиду: одежда в обтяжку словно бы подчеркивала его атлетическое сложение, стройные ноги, длинные узкие бедра, мощный торс и широкие плечи. Причем даже огромный нидерландский берет, надетый с небрежной грацией слегка набекрень, смотрелся на нем весьма элегантно.

Дэвид все же прорвался сквозь спешивших пожать ему руку придворных Нортумберленда и щебетавших вокруг дам и поспешил к своему сеньору Генри Перси.

— Милорд! — Он обнажил голову и склонился, помахав беретом перед собой. — Слава Иисусу Христу, господин мой. И да будет Он милостив к вам и вашим родным и в этот день нового года, и во все последующие времена.

Затем он галантно склонился перед графиней-матерью:

— Госпожа, с веселым Рождеством вас и наступлением Нового года!

Он учтиво поцеловал протянутую ему через столешницу руку старой дамы. Но при этом лукаво взглянул на нее из-под темных бровей своими зелеными кошачьими глазами, и она невольно просияла нежной улыбкой. Этот рыцарь так умел смотреть на дам, что они не могли оставаться равнодушными к его обаянию, будь то леди в возрасте или юная скромница. Леди Мод даже ласково потрепала рыцаря по волосам.

— Они все больше начинают виться, — заметила она. — О, Дэвид, мальчик мой, с возрастом ты все больше становишься похож на своего отца, упокой, Господи, его душу.

Почему-то это упоминание об отце Дэвида заставило графа вспомнить старые слухи, что якобы леди Мод Перси некогда была не на шутку увлечена рыцарем Филиппом Майсгрейвом. Но это всего лишь слухи, а вот то, что его матушка всегда была расположена к самому Дэвиду, Генри Элджернон знал наверняка.

А Дэвид уже отвесил поклон графине Кэтрин. При этом поспешив сообщить местной моднице, что привез для нее и других дам семейства Перси несколько образцов новомодного головного убора под названием «гейбл», представлявшего собой этакий пятиугольный чепец, какой ввела в моду королева Катерина. Вот только распакуют прибывшие сундуки, вот только поднимут в замок многочисленные подарки…

Сообщение о подарках вызвало оживление в зале. А графиня Кэтрин любезно осведомилась у Майсгрейва:

— Друг мой, удалось ли вам побывать у вашей очаровательной сестрицы?

Все знали, что сестра Дэвида Майсгрейва удачно вышла замуж и проживала с семьей в далеком Уэльсе. Дэвид порой навещал ее, но это происходило крайне редко.

Вот и сейчас он ответил со вздохом:

— Увы, миледи, я так спешил на Север, дабы доложить вашему супругу о результатах моей поездки, что не стал делать крюк в сторону Уэльса.

При этом он опять поглядел на графа. И тот заметил в зеленых глазах посланца печаль и сожаление.

Генри Перси подавил вздох. Итак, его надеждам дождаться понимания и помощи от короля не суждено сбыться. Но все ли сделал Майсгрейв как должно? Был ли он убедителен и красноречив? Крест честной, да и удалось ли ему вообще добиться встречи с Его Величеством?

И все же граф чтил обычаи северного гостеприимства, поэтому, отложив доклад на время, велел оказать честь и предоставить место Дэвиду Майсгрейву.

Прибывшего усадили за одним из столов, стали расспрашивать о новостях с Юга. И прежде всего о самом монархе. Северяне долго были преданы прежней династии Йорков, а вот к новоявленным Тюдорам относились с недоверием… хотя и с любопытством. И теперь нортумберлендцы желали услышать, каков двор молодого короля, как он правит, строит флот, устраивает турниры, а главное, что слышно о предстоящей войне с Францией.

— Точно ли решится молодой Хэл^[13] пощекотать французов за Ла Маншем этом году? — спрашивали у посланца.

Он отвечал утвердительно. Да, Его Величество только и говорит, что о предстоящем походе. Женатый на испанской принцессе Катерине Арагонской, он вместе с ее родственниками вступил в так называемую Священную лигу — папский альянс против Франции — и намерен вскоре отправиться с войсками на континент, где в союзе с Габсбургами будет воевать против Людовика XII Валуа.

Это сообщение вызвало у собравшихся восторг. Стали вспоминать, что некогда Англия почти завоевала Францию, ей подчинялись обширные французские земли и англичане, даже столь далекие от европейской политики северяне Нортумберленда, считали, что было бы неплохо вновь пощипать французского петуха, а уклоняться от подобной миссии — позор и трусость.

Но тут неожиданно подала голос графиня-мать:

— Хорошо же Генриху строить завоевательные планы. Ему от старого прижимистого отца досталась полная казна и усмиренная страна, и он не понимает, как легко можно лишиться и того, и другого. Но мы, живущие на Севере, ведаем, что такое война, не понаслышке. Это разорение, убийства и сиротство. В итоге — нищета. Нет, вижу, что мудрые советники молодого Генриха не слишком умны, если не в силах повлиять на него.

Граф с уважением поглядел на мать: хоть одна разумная мысль среди всеобщего безотчетного ликования. Но, с другой стороны, не стоило старой графине столь дерзко высказываться: такие речи ныне равносильны измене. Особенно в доме Перси. Тюдоры не доверяют старой знати, хотя и вынуждены с ними считаться. Впрочем, если Генрих не прислушался к донесению, какое отвез ко двору Майсгрейв, то не больно-то и считаются.

Но вскоре леди Мод, как и других гостей, интересовали только новости о личных делах короля. Родила ли королева Катерина ему наследника? Два года назад она родила Генриху сына, его так и называли — «новогодний принц», и вся страна ликовала. Однако ребенок прожил всего пятьдесят дней и умер к вящей печали родителей. С тех пор у Ее Величества случилось несколько выкидышей, и теперь подданных интересовало, нет ли вестей о том, что Катерина Арагонская снова в положении. Увы, развел руками Майсгрейв, ничто пока не говорит об этом. Что ж, прискорбно. Особенно учитывая, что у шотландской королевской четы есть наследник, здоровый, крепкий ребенок, а вот Тюдоры пока не могут этим похвалиться. Надо же, такая прекрасная молодая чета — Генрих и Катерина — а все никак их брак не принесет плоды.

Граф Перси, глядя на окруженного дамами Майсгрейва, решил, что с него хватит этих придворных сплетен, и, незаметно встав из-за стола, вышел. Уже у дверей Генри Элджернон оглянулся. Он видел, как его младшая сестра Элизабет, почти повиснув на руке Майсгрейва, говорила:

— Сэр Дэвид, вы будете танцевать со мной сегодня?

Ну что же, женщины всегда млели от Дэвида. Подумать только, Майсгрейву через пару лет с небольшим исполнится сорок, но для собравшихся он словно все тот же привлекательный юноша, всегда слывший любимчиком северного двора.

Однако Дэвид и выглядит очень недурно для своего возраста, и красота, какой он славился в молодости, все еще при нем: взор светел, кровь играет, движения легки и грациозны. И эти кошачьи зеленые глаза, чуть раскосые и словно чуть оттянутые к вискам. В сочетании с пышными темно-каштановыми волосами, в которых нет и малейшего намека на седину, эти светлые, как виноградины, глаза кажутся особенно яркими. Хорош! О самом Генри Элджерноне такое уже никто не скажет. Будучи почти на год младше Дэвида, он выглядит старше своего возраста — уже и сутулиться начал, и волосы редеют, да и проклятая подагра донимает. Что ж, кому что воздал Всевышний. По сути своей живостью и привлекательностью Майсгрейв мог бы даже раздражать графа, если бы не их старая дружба, привязанность шедшая из самого детства. Ведь Дэвид Майсгрейв был ему почти как брат…

Генри Элджернон любил свой замок Варкворт. По его повелению в толстых стенах Варкворта прорубили высокие окна, и весь прошлый год тут трудилась целая бригада голландских стекольщиков, вставляя в частые оконные переплеты дорогие прозрачные стекла. От этого даже в старых переходах замка стало светлее и не так дуло, как в те времена, когда их просто прикрывали деревянными ставнями.

Но особенно роскошно граф велел обустроить один из внутренних покоев, где был его личный кабинет. И сейчас, устроившись в обитом бархатом кресле, Генри Элджернон с удовольствием оглядывал панели полированного дерева на стенах, над которыми висели яркие гобелены с вышитыми охотничьими сценами. В большом камине с вытяжкой горел жаркий огонь — дымоход недавно починили и тяга была отличная, а от горящих поленьев сладко пахло сосновым лапником. Полы выложили голландской изразцовой плиткой, само же кресло милорда стояло на расстеленной светлой шкуре северного волка. Роскошно. Но сейчас, наслаждаясь своим уютом и покоем, Генри Элджернон вспомнил, что некогда именно здесь в Варкворте располагалась детская. Тогда вдоль стен стояли ряды кроватей, где почивали сыновья прежнего графа Нортумберленда, а с ними эту комнату делили и отпрыски отданных Перси в обучение детей северных вельмож. Тесновато было, мальчишки порой устраивали потасовки, и среди них одним из заводил всегда был Дэвид Майсгрейв, крестник старого Перси, родителя Генри Элджернона.

Граф помнил, как к ним впервые привели этого паренька. Дэвид тогда осиротел, жил у приемной матери где-то в Йоркшире, так как замок Майсгрейвов Нейуорт пострадал во время набега шотландцев. Но старый Перси решил проявить в судьбе крестника участие и привез его сюда, в Варкворт.

— Генри, — обратился вельможный граф к своему десятилетнему сыну, — познакомься, это юный Майсгрейв. Он мой крестник, а тебе почти брат. Будь с ним великодушен.

Дэвид тогда был худым замкнутым подростком, дичившимся остальных отпрысков Перси. А они поначалу сильно донимали новичка, хотя он старался дать отпор и никогда не смирялся. Но именно это его умение постоять за себя постепенно расположило к нему младшего Перси. Они подружились. Двенадцатилетний Дэвид и десятилетний Генри Элджернон. Сын графа дал приятелю прозвище Кот — из-за его зеленых, хищно раскосых глаз. А тот в свою очередь называл Генри Элджернона Львенок — исходя из того, что на гербе дома Перси был изображен лев. И при этом Дэвид уверял, что однажды его приятель станет настоящим львом Севера.

Но теперь, вспоминая все это, Генри Элджернон подумал, что он чувствовал себя несколько неловко, возле Майсгрейва. И все потому, что не единожды замечал, как внимательно его отец следит за успехами своего крестника.

— Мальчик мой, — обнимая Дэвида за плечи, говорил старый граф, — я уже понял, что однажды из тебя получится такой же великолепный воин, каким был твой отец. А он слыл лучшим во всем Мидл-Марчез^[14], если не во всем Пограничном крае!

Своему сыну он обычно ничего подобного не говорил, и Генри втайне злился. И, пожалуй, он даже возликовал в душе, когда узнал, каковы планы родителя относительно юного Майсгрейва.

Перси были не только негласными правителями Севера Англии, но и стражами против набегов шотландцев. Поэтому, чтобы знать все, что происходит у враждебных соседей, исстари использовалась сеть лазутчиков и шпионов в разных областях Шотландского королевства. И вот однажды граф Перси сообщил сыну, что отправляет юного Майсгрейва на обучение в клан МакЛейнов. Генри Элджернон понял: его отец готовит Дэвида стать одним из своих шпионов. Отныне Майсшрейву предстояло жить среди горцев, пока не достигнет совершеннолетия, когда ему следует вернуться и вступить во владения своими землями в Пограничье. За это время он должен выучить обычаи шотландских горцев, их язык, войти к ним в доверие. А там… Там он сам выберет — оставаться лазутчиком своего крестного или же вернуться и нести службу на границе.

Племя МакЛейнов, опытных и прославленных воинов, было давним союзником Перси. Впрочем, слово «союзники» тут не совсем уместно: МакЛейны служили тому, кто им больше заплатит. А Перси никогда не скупились. Поэтому МакЛейны согласились принять в свой клан некоего подростка Дэвида. Их даже не интересовало, кто он и откуда, если за его обучение так щедро заплатили.

А у Генри Элджернона стало легче не душе, когда любимчик отца уехал. И в то же время он грустил в разлуке. Даже когда был отправлен на обучение к королевскому двору. Какая огромная разница его положения с положением Дэвида! Двенадцатилетний Майсгрейв будет жить у полудиких горцев, а десятилетний Генри Элджернон изучать рыцарские науки и этикет при самом монархе!

Встретились они только через три года в Йорке. Причем по самому печальному поводу: во время мятежа там был растерзан восставшими старый граф.

Юный Элджернон был тогда подавлен и напуган. Но с появлением Майсгрейва, ощутил, что ему есть кому доверить свои слезы. Дэвид казался таким повзрослевшим и сильным, так отличался худенького болезненного Генри, которого он утешал. И именно Майсгрейв был среди тех, кто нес на плече гроб в собор, где надлежало упокоиться защитнику северной границы.

— Ты вернешься к МакЛейнам или останешься при моем дворе? — спросил его Генри после похорон. — Я хотел бы, чтобы ты остался. Но если долг тебе приказывает… Отец ведь не зря готовил тебя для подобного служения нам.

Тогда Дэвид решил вернуться на остров Малл, к МакЛейнам. Он много рассказывал о них, об их странных обычаях и вождях, даже сыграл для Перси на волынке. И у Генри сложилось впечатление, что Дэвиду понравилось жить среди горцев.

А со временем стало известно, что у Майсгрейва в клане МакЛейнов есть жена. Он сообщил об этом во время одного из своих редких приездов. Генри Элджернону это не понравилось. Его вассал не имел права заключать брак, не поставив своего сеньора в известность.

— Ну, ты и выдумал, Львенок, — расхохотался Дэвид. — Ты хочешь, чтобы я оставался своим среди клана, но не породнился с ними? Твой отец меня бы понял. Надеюсь, что и ты сообразишь, что иначе я поступить не мог.

— Но связав себя браком, ты можешь открыться жене! К тому же, Кот, настало время выбирать, где ты будешь нести службу нашему дому. По-прежнему среди твоих дикарей или же вернешься в свой замок Нейуорт.

К его удивлению Дэвид предпочел дикарей. И эту так называемую жену.

— Она любит меня, — сказал он с нежной улыбкой на лице. — Она ждет от меня дитя и мне хорошо с ней на острове Малл. Однако заверяю тебя, как бы ни складывались дела, моя Тилли никогда не дознается, кто я и откуда.

И все же Перси был возмущен. Чтобы благородный английский рыцарь и землевладелец отказался от своего положения ради каких-то своевольных горцев… ради какой-то дикарки с острова Малл? Но он не стал давить на Дэвида. Ведь Кот жил с кланом МакЛейнов по решению его отца, какое тот не отменял.

— Я буду служить тебе и дальше, Львенок, — заверил его Дэвид перед уходом. — Я тебе еще пригожусь в Шотландии. Мои же земли под твоим присмотром, и я спокоен за них. Так что будем помогать друг другу, как и всегда.

Всегда… Генри понимал, что отсутствие Дэвида налагает на него свои обязанности в Пограничье. По обычаю лорд Хранитель Пограничья должен следить за состоянием цитаделей и укреплять их. Навещал он и вотчину Майсгрейва в Мидл-Марчез Нейуорт. Или, как называли замок местные жители, Гнездо Орла. А так как этот замок некогда сильно пострадал, то Генри приходилось тратить на его восстановление и укрепление немало сил. Пока зеленоглазый Кот прохлаждался где-то со своей дикаркой Тилли. К тому же нового графа Перси просто изводили люди из Нейуорта, волнующиеся о судьбе своего хозяина.

В неспокойном Пограничном крае, где люди держатся кланами, лорд и его люди обычно воспринимаются как одна семья. А тут молодой хозяин лишь несколько раз появлялся в своей вотчине, однако потом снова уезжал. И нейуортцы считали, что это все по воле нового Перси.

— Вот старый граф никогда бы так не поступил с сыном Бурого Орла! — ссылались они на дружбу их бывшего господина сэра Филиппа и графа Перси.

Но это так думали дикие люди пограничья. С ними всегда непросто. Им нужен был строгий господин. Или госпожа, в конце концов. Но вряд ли Дэвид решился бы привезти сюда свою дикарку жену.

И не привез. Вернулся сам, когда его шотландка умерла родами. Видимо, ее кончина сильно потрясла Дэвида. Он нанес лишь краткий визит графу, но тот как раз только женился, был счастлив с супругой, и это словно сыпало соль на кровоточащее от потери сердце Дэвида. В итоге он уехал в Нейуорт. А потом в свое йоркширское поместье, доставшееся ему после смерти приемной матери. Землевладелец обязан следить за всеми своими манорами, но Перси больше устроило бы, чтобы Дэвид оставался на границе, — ему нужен был смотритель владений в Мидл-Марчез. Он рассчитывал на Майсгрейва, а того толком и застать нигде было невозможно. Одно время он даже примкнул к приграничным риверам^[15], совершал с ними рейды к соседям шотландцам. Обычное дело на границе. Чтобы получить популярность в этих краях, надо было совершить несколько удачных набегов, угнать побольше голов крупного скота, похитить владельца замка и получить за него выкуп. И уж Дэвид подобной популярности добился быстро. Он вообще был склонен к рискованным авантюрам, и разбойная жизнь в Пограничье пришлась ему по душе. Но во время одной из встреч с новоявленным ривером Майсгрейвом Перси неожиданно понял, что его Почти брат подобными отчаянными выходками просто желает отвлечься от горя после смерти супруги.

— Мы с моей Тилли прожили девять лет, Львенок, — как-то рассказал Перси подвыпивший Дэвид. — Это были хорошие годы. Детей у нас долго не было, а когда она наконец понесла… она не смогла разродиться, и я ее потерял. И отныне мне все равно, где я сложу голову.

Граф тогда заметил Майсгрейву, что так может рассуждать лишь одичавший среди горцев бродяга. А ведь по происхождению Дэвид не был бродягой. И он должен был дать Нейуорту наследника — будущего защитника края. Вот тогда Генри и решил женить другу руку своей сестры Грейс.

Правда Грейс не была его законнорожденной сестрой. Одно время старый Гарри Перси подгулял в Йорке, завел себе там любовницу, но, когда та умерла, забрал маленькую дочь в замок Олнвик и растил вместе со своими законными детьми. Так что статут Грейс считался достаточно высоким, чтобы Дэвид смог его оценить. Да и не отказывают, когда за вас сватают сестру правителя с хорошим приданным. К тому же Генри Элджернон великодушно пообещал, что если его Почти брат станет и членом семейства Перси, он похлопочем, чтобы Майсгрейвам вернули баронский титул.

Отец Дэвида и впрямь одно время был титулованным бароном. Но это было при прежней династии Йорков. При Тюдорах же не было принято оставлять в силе сторонников их соперников. И вот же Львенок обещает за него похлопотать…

А сам Перси этим браком рассчитывал и немного успокоить буйного Майсгрейва. Ему был нужен верный человек на границе, а не очередной ривер. И когда пятнадцатилетняя Грейс стала женой Дэвида, первое время казалось, что так и произойдет. Уже через год у четы Майсгрейвов родилась дочь Анна, еще через год — сын Филипп. Но увы, этот малыш вскоре умер…

Смерть ребенка обычно сближает супругов, но на этот раз вышло иначе. Что-то разладилось в их семье, Дэвид опять стал общаться с риверами, и, чтобы не помешать ему окончательно уйти в разбой, Генри Элджернон решил заставить Дэвида заниматься тем, к чему его готовили с отрочества. Выполнять тайные поручения в Шотландии. Ведь Перси всегда считали, что чем больше непорядков в соседнем государстве, тем спокойнее и безопаснее на английской границе.

Дэвид сразу понял, что ему предстоит. И справился отлично. Надо поддержать восставший против Якова Шотландского клан МакДональдов? И Майсгрейв под видом одного из клансменов стал самым ярым борцом за независимость клана. Пока не поспешил явиться к людям короля, сдав им вождя Мак Дональдов. Позже он узнал о неприятии королем пограничных вольностей Кемпбелов — и как же он воодушевлял этот клан на противостояние с молодым королем!

А потом задание его стало куда более щекотливым: при дворе Якова Стюарта умирала его возлюбленная короля, на которой он уже давно обещал жениться. Значит опять встанет вопрос о браке Якова, который тот уже не сможет откладывать. И Давид по заданию графа Нортумберленда, стал передавать деньги тем лордам, кои могли посоветовать Стюарту подумать о дочери английского короля Генриха VII.

И у них получилось! Тогда же был заключен и мирный договор между островными королевствами — первый за двести лет. Нортумберленд и Майсгрейв были довольны проделанной работой. А когда невеста короля Шотландии прибыла на север Англии, граф даже ввел своего Почти брата в ее свиту. Надо быть на виду у власть имущих, если Майсгрейв хочет однажды вернуть баронский титул, говорил он. Но что Майсгрейв вызовет ревность короля Якова, Перси не ожидал.

А ведь на деле Дэвида надо было даже наградить. Когда королевская свита и сама принцесса остановились на ночевку в замке Далкит, там случился пожар. Охранявший покои Ее Высочества Майсгрейв сразу сообразил, что происходит, растолкал дам принцессы, а саму сонную Маргариту вынес на руках из загоревшихся покоев.

На принцессу это произвело сильное впечатление. Она и до этого происшествия заметно отличала в свите красивого зеленоглазого воина, а тут вообще не отпускала его от себя, называла своим спасителем и верным рыцарем. Однако такое поведение Маргариты не понравилось ее жениху Якову Стюарту, и он потребовал, чтобы Майсгрейв покинул кортеж его невесты.

В Пограничье тогда немало подшучивали над этим происшествием, а вот леди Грейс случившееся не понравилось, она тоже сочла это поводом для ревности. Дэвиду приходилось сдерживаться, не отвечая на колкости жены — ведь его леди снова ждала ребенка. Ради этого стоило потерпеть ее властный, обидчивый характер.

У них родилась вторая дочь. Леди Грейс стала спокойнее и была довольна, что ее красивый прославленный муж не уезжает… Увы, именно тогда и случилось несчастье. Жена Дэвида во время верховой прогулки свалилась с коня и повредила спину. После этого она стала калекой, прикованной к креслу.

Дэвид очень жалел жену. Он отказывался от новых поручений ее брата правителя Севера, ссылаясь, что его присутствие необходимо супруге. Но поговаривали, что леди Грейс все больше впадала в меланхолию, стала раздражительной и сварливой. И когда граф Нортумберленд, отправляясь на коронацию Генриха VIII, призвал Дэвида в свою свиту, тот согласился почти с облегчением. Жена же Дэвида просто изошлась слезами и криками оттого, что остается неподвижной, в то время как ее муж принимает участие в увеселениях двора.

А Дэвид действительно сумел отличиться на празднествах в Лондоне, обратив на себя внимание молодого короля. Генрих Тюдор, сильный турнирный боец, пару раз преломлял с ним копья на ристалище и остался доволен. И Перси об этом знал. Может, это и было одной из причин, почему он нынче отправил Майсгрейва с особой миссией на юг?

Увы, заключенный одиннадцать лет назад блестящий союз между Англией и Шотландией теперь не оправдывал себя. Ибо все чаще шпионы графа Нортумберленда доносили, что Яков Стюарт привечает при своем дворе французов. А ведь все знали, что отношения между Францией и Шотландией возобновлялся всякий раз, когда англичане угрожали Франции. В таких случаях французы сразу обращались к северному соседу Англии, рассчитывая, что те начнут военные действия и отвратят англичан от выступления на континент. А ведь именно сейчас молодой Генрих Тюдор готовился переправиться с войском через Ла Манш. А французы вооружали северных шотландцев…

Вот Дэвиду и надлежало встретиться с Генрихом убедить монарха, что покидая свое королевство, он может оставить его беззащитным перед шотландцами. Это была непростая миссия, учитывая характер Тюдора. Но ведь некогда король так отличил Дэвида Майсгрейва на турнире! Он не откажется его принять и…

А может и отказал? Ведь посланец Генри Элджернона вернулся уж слишком быстро.

Раздумывая обо всем этом и оставаясь в неподвижности, Генри Элджернон не заметил, как озяб. Дрова в камине уже прогорели, и граф, выбрав пару поленьев, подбросил их в жерло камина. Через пару минут огонь вновь разгорелся, в покое сразу стало светлее, а вот небо за переплетом окна стало казаться совсем темным. Зимние дни коротки, ночь наступает, едва минует полдень. Но ведь прошло уже столько времени и где, черт возьми, носит Майсгрейва? Этот Почти брат должен понимать, что никакая любезность с милыми родственницами Нортумберленда не освобождает его от обязанности отчитаться перед своим господином.

В дверь поскреблись, из-за створки выглянуло унылое овечье лицо дежурного пажа:

— Принести свечи, милорд?

— Давно уже следовало, ленивец.

Понятное дело, даже этому мальчишке интереснее находиться в зале, где пируют, а не в полутемной графской прихожей. Когда паж вносил шандал со свечами, сквозь приоткрытую дверь донеслись звуки музыки и взрывы хохота из зала. Генри поморщился и уже хотел было отправить пажа за Майсгрейвом, как вдруг заметил самого Кота. Причем не в прихожей, а за аркой уводившей от графских покоев галереи. Майсгрейв словно таился там в нише окна… или же просто хотел побыть в одиночестве. Не будь он в своем великолепном джеркине^[16] с прорезями и вышивкой, граф и не узнал бы его во мраке.

— Давно он там стоит? — осведомился Перси у пажа.

— Давно, милорд. Я хотел было доложить, но сэр Дэвид не велел вас беспокоить.

Беспокоить? Да ведь он ждет отчет о поездке!

— Майсгрейв! — окликнул Перси рыцаря. — Я было решил, что ты все еще тешишь дам придворными сплетнями. В то время, как я жду твоего отчета о поездке!

В полутьме Дэвид шагнул по направлению к открытой двери, ведущей в графские покои. При этом быстро провел ладонью по лицу, словно сгоняя сонливость или же… вытирая слезы? Странно. Но именно следы от слез увидел Перси, когда ровный свет от свечей упал на красивое лицо его Почти брата.

— Что случилось, Кот?

Майсгрейв лишь улыбнулся своей обычной, немного лукавой улыбкой. И вмиг его суровое лицо изменилось — в уголках глаз появились лучистые морщинки, придавая глазам веселое выражение, блеснули белые ровные зубы.

Граф жестом предложил ему сесть. Они подождали, как паж разливает по бокалам вино, пододвигает ближе к огню низенький столик на изогнутых резных ножках — предмет изящной работы фламандских мастеров, какой и во дворце Тюдоров смотрелся бы соответственно. Но едва юноша удалился, Перси снова спросил:

— Так что же случилось, Кот?

Дэвид сделал глоток из кубка и вздохнул.

— Просто немного подустал. Спешный путь на юг, потом шумный, суетливый двор, потом труды, чтобы получить аудиенцию.

— Так ты добился встречи?

— Да, мне удалось переговорить с Его Величеством, он выслушал меня, однако не воспринял сообщение всерьез. Оказывается, Генрих и без моих донесений был в курсе, что в Эдинбурге сейчас множество французских гостей, но он не видит в этом ничего дурного. Их присутствие король связывает с тем, что его зять Яков IV, как ни один шотландский монарх до него, стремится сделать свой двор привлекательным для подданных. И этот приезд иностранцев — просто дань придворным увеселениям.

Дэвид уточнил, что убежденность короля в прочности мира с Шотландией зиждется на том, что как раз перед этим Рождеством он получил послание от своей сестры, королевы Шотландской, в котором она уверяет, что ее супруг как никогда расположен к своему английскому родственнику Тюдору и желает мира между двумя королевствами Британии.

— Безмозглая курица эта Маргарита! — сжал кулак Перси. — Я никогда не был высокого мнения о ее уме, но теперь, когда она пытается скрыть от брата подготовку к войне… Да это же просто предательство своей родины!

Дэвид отвел взгляд. Вельможный Перси промолчал не должен был так отзываться о монаршей особе в его присутствии. Высшая знать — сословие, представители которого не имеют права порочить равных себе при подданных, дабы самим не унизиться в их глазах. И то, что обычно сдержанный и блюдущий традиции Перси позволил грубость в отношении королевы, указывало, что он просто вне себя.

Но Перси уже взял себя в руки. Его тонкие губы сложились в жесткую складку.

— Выходит, что в случае нападения с севера мы должны будем рассчитывать только на себя. И, видит Бог, я не поручусь, что у меня хватит сил противостоять…

— Позвольте сказать, милорд, — подался вперед Дэвид. В его зеленых глазах таилось сожаление. — Милорд, мой Лев Перси, вы не сможете на этот раз оберегать границу. Ибо я привез приказ от Его Величества: Генрих VIII, повелевает вам собрать отряды и по его зову спешным маршем отбыть на юг Англии, дабы примкнуть к его завоевательной кампании во Франции. И уж поверьте, я был весьма красноречив, стараясь доказать, что Перси необходим на границе. Но мое красноречие разбилось об упорство короля.

Граф судорожно стянул меховой ворот у горла. Казалось, он озяб, однако на его лбу под коротко подрезанной челкой выступила испарина.

— Кот, ты понимаешь, что это означает? — глухо произнес он. — Граница останется беззащитной!

— Не совсем так, милорд.

Дэвид встал и подал графу бокал с вином. Тот машинально пригубил. Смотрел снизу вверх на Майсгрейва.

— Милорд, я должен сообщить вам, что отныне Хранителем Границы назначен другой человек. Это барон западных марок сэр Томас Дакр. Вас же, как я уже сообщил, государь призывает к участию в кампании. С ним во Францию отправляются все пэры Англии — Стаффорд, Куртэне, Гастингс — и вы в том числе, милорд. Это приказ.

Перси вновь отхлебнул из бокала, потом опорожнил почти весь — словно его мучила жажда. При этом рука графа чуть дрожала. Лорд Дакр был соперником Перси за влияние в Северной Англии. Ранее Дакру было поручено отвечать за положение на границе только на ее западных рубежах, теперь же… теперь под рукой Дакра окажется весь Север! Похоже так король хотел умалить власть северных Перси в этом регионе.

Дэвид, как старый друг, даже положил руку на плечо графа.

— Львенок, не думай, что я не решился высказаться королю, что Дакр не так знает Пограничье как ты. Но, похоже, Генрих более благоволит к Дакру, который чаще бывает при дворе и имеет там сторонников и покровителей.

Надолго воцарилась тишина. Свечи оплывали мягким воском, отсветы пламени ложились перламутровыми бликами на отделанные деревянными панелями стены, выше проступали вышитые на гобеленах фигуры загоняющих лань охотников. Граф Нортумберленд содержал свой дом с блеском истинного правителя, слухи об этом вполне могли дойти до двора, а Генриху не нужен сильный вельможа там, где королевская власть не имеет достаточного влияния.

— Кот, ты поэтому не шел ко мне и плакал в нише окна? — со вздохом произнес Перси. — Не хотел меня огорчать? Ты ведь мне… Почти брат. О, спасибо тебе за эти слезы! Так я глубже буду чувствовать, как я важен для Пограничья. Ты и все остальные теперь остаетесь без главы в тяжкую годину…

Майсгрейв отвел взгляд.

— Да, Львенок, мне горько, что я не оправдал возложенного доверия. Но… Буду честен. У меня самого горе.

По сути, графу не было дел до горестей Дэвида. Но когда тебе плохо, лучшее лекарство — это отвлечься на беды других. Это как-то мобилизует. К тому же Дэвид ему не чужой. Лорд может интересоваться делами своего подданного. Почти брата.

— Ну да, конечно, у каждого свои проблемы. Однако можешь поведать, что тебя гнетет.

На деле Генри Элджернон сперва слушал невнимательно, слишком пораженный тем, что его лишили поста Хранителя Пограничья. Ехать с королем на войну? Это выглядит даже как честь. А на деле может так Генрих хочет иметь рядом того, кому не очень доверяет?

Но что там говорит Дэвид? Перси даже нахмурился, услышав, что Кот, возвращаясь на Север, сделал остановку в своем йоркширском имении Тонвиль. Там после смерти приемной матери Дэвида всем заправляла расторопная экономка, некая Нелл Бирни. И Перси был в курсе, что это любовница Майсгрейва. В то время, как бедная, покалеченная Грейс Перси…

Но граф не стал укорять зятя. Почти брата. Он знал, что эта Нелл родила Майсгрейву сына, которого тот порой навещал. Мальчику в это Рождество должно было исполниться семь лет, вот Дэвид и рассчитывал побывать в Тонвильском замке, чтобы поздравить своего бастарда. Ну и отметить Рождество, раз уж светлый праздник застал его в пути. Однако оказалось, что в Тонвиле случилась трагедия: за несколько дней до Рождества в замок прибыл бродячий торговец, крупный рыжий мужчина, принесший целый короб товаров. Его приняли, и Нелл даже усадила гостя за стол, довольная тем, как ловко удалось сторговаться с ним о цене. Сразу после ужина торговец заявил, что хочет посетить еще несколько соседних ферм, и отбыл, благо, что была светлая лунная ночь и лишь слегка подмораживало.

Но об этом все вспомнили позже — той ночью обитателям Тонвильского замка было не до рассуждений о странном торговце. Ибо к полуночи всем, кто вкушал трапезу за ужином, стало плохо. Несколько человек даже скончались, причем у всех были признаки отравления. Умерла и Нелл, и ее сын Томас. Приехавший к Рождеству Майсгрейв попал как раз на их похороны.

— И ты после этого еще так весело развлекал моих гостей в зале! — поразился граф.

— Кому какое дело до моих терзаний? — склонил голову Дэвид.

Поставив ногу в широконосом модном башмаке на ступеньку камина и упершись одной рукой в колено, он стоял у огня и смотрел на языки пламени. Красивый, молодо выглядевший мужчина с ниспадавшими на плечи темными волосами и четким профилем, освещенным огнем. Женщины всегда млели от него, он же не отказывал себе в удовольствии отвечать на их внимание. Особенно с тех пор, как его супруга леди Грейс стала калекой и больше не могла выполнять супружеский долг.

Перси спросил после некоторого раздумья:

— Видит Бог, что дело тут нечисто. И хотя я не могу одобрять твои измены моей сестре, обещаю, что отправлю коронера^[17], дабы он занялся расследованием.

— Я сам займусь этим! — достаточно резко произнес Майсгрейв. — Я любил этого ребенка, я был привязан к Нелл… Это только мое дело.

— И все же тебе придется доверить все коронеру! — с нажимом произнес Перси.

Дэвид сразу уловил эту интонацию. Когда Перси так разговаривал с ним, это уже был не львенок, с которым они росли, — это был правитель и сюзерен. Это был лев.

— У вас есть новое поручение для меня, милорд?

Перси медленно кивнул.

— Да. И оно не такое парадное и почетное, как поездка ко двору короля. Теперь тебе снова придется облачиться в плед горца и надолго забыть о бритье. Ты согласен?

Обычно Перси не спрашивают, а приказывают. Но Дэвида граф все же спросил. А тот не спешил с ответом. Стоял, сложив руки на груди и смотрел на правителя Севера. И Перси пришлось напомнить себе, что перед ним не просто лазутчик, которому он намеревается дать поручение, а рыцарь, из которого вырастили шпиона. Но который все же имеет право выбора. И ему нужно было убедить Дэвида, а не приказывать ему.

— Ты хорошо знаешь жителей шотландского Хайленда^[18], Кот. Знаешь их язык и обычаи. И что ты скажешь, узнав, что Яков Стюарт собирается вооружить их для своего похода?

Дэвид задумчиво потер подбородок.

— Скажу, что это сомнительно. Горцы вольнолюбивы и дерзки. Они недисциплинированны, и для них существует один закон — приказы их вождей. А вожди испокон веков враждовали друг с другом. Нам ли не знать об их постоянной грызне за земли, скот, замки, о вечных спорах, чей род более древний или славный.

— Однако все знают, как быстро горцы забывают взаимные претензии, когда им это выгодно, — заметил Перси.

Он стал объяснять.

Несколько лет назад Яков поставил над полудикими племенами шотландского Нагорья некоего Александра Гордона, графа Хантли. И Дэвиду самому известно, что Хантли сумел заставить уважать себя непримиримых горцев. Ныне же его люди разъезжают по Горной Шотландии и договариваются с клановыми вождями. И довод у них всегда один и тот же — деньги. Шотландские кланы в большинстве своем бедны, клансмены не занимаются хозяйством, а все больше промышляют разбойными набегами друг на друга и на своих южных соседей — жителей Низинной Шотландии, которых они называют сассенах, то есть саксы. Такая традиция сложилась много веков назад, когда из Англии уходили в соседнее Северное королевство теснимые норманнами саксонские таны. Там они поступали на службу к шотландским правителям, за что получали земли в плодородной низинной Шотландии. Обосновавшись, они, в свою очередь, потеснили исконное шотландское население на север, в горы. И сколько бы столетий ни прошло с тех пор, горцы знали — они истинные шотландцы, а все, кто живет на низинных землях, всего лишь чужаки, сассенах, на которых не грех пойти в набег. В этом, по их мнению, есть своя закономерность и справедливость.

Конечно, жители Хайленда и шотландцы Низины за прошедшие века научились уживаться. Но сражаться в одном войске рядом с сассенах, да еще где-то в чужих краях, — такого никогда не бывало. И все же король Яков сделал то, что ранее казалось невероятным, — призвал под свои знамена все кланы горцев!

Дэвид так и сказал: «Невероятно!».

Перси пояснил:

— Французское золото, Дэвид, французское золото в кои-то веки заставило всех катеранов^[19] объединиться с сассенах! Вести я получил не так давно, причем проверенные вести. И теперь я не знаю, как поступить: снова ли отправить тебя ко двору Генриха Тюдора, дабы ты поведал об этом Его Величеству, либо… попытаться справиться самому.

— Надо действовать самим, — произнес Дэвид, вспомнив, с какой насмешкой выслушивали при дворе его сообщения о возможном нападении шотландцев.

Он машинально отпил из бокала и задумался. Да, он действительно знал горцев и понимал, что их вожди не смогут не соблазниться золотом. Каждый вождь мечтает однажды стать таким же вельможей, как лорды Южной Шотландии, да и сама идея пограбить англичан для нищих клансменов будет привлекательной. Горцы уверены, что англичане едят на серебре и спят на бархате, и рассказывают об их несметных богатствах забавные истории… Но если алчущие славы и богатства дикари придут на эту землю… Забавно не будет никому.

— Вы что-то задумали, милорд? — спросил Майсгрейв, видя, как внимательно следит за ним Перси.

Граф слегка улыбнулся. Итак Майсгрейв согласен. Он хорошо знал своего Почти брата.

— Я задумал рассорить племена горцев. Если они учинят между собой резню, дражайшему Стюарту придется не то, что идти на юг, а понадобится поспешить на север. Не говоря уже о том, что он будет вынужден распроститься с надеждой объединить катеранов под своей рукой.

Дэвид выпрямился. Учитывая постоянные войны между кланами горцев, эта идея сможет и сработать.

— С чего вы думаете начать разлад между ними?

Генри Элджернон встал и, прихрамывая (проклятая подагра!), прошелся по комнате.

— Ты знаешь о клане МакКензи?

Дэвид лишь негромко произнес что-то по-гэльски. Граф не раз замечал, что его рыцарю нравится язык горцев, и то, как он произносит фразы на нем — с легким придыханием, негромко, словно нашептывает признание на ушко любимой, — обычно раздражало Перси. Но сейчас он выказал явную заинтересованность:

— И что это значит?

— Я произнес девиз МакКензи: «Сияю, а не горю». Не считайте их дикарями, милорд. У кланов свои традиции, легенды и девизы — как и у многих наших английских родовитых семейств.

Граф пропустил последние слова мимо ушей — то, что его Кот симпатизирует горцам, Перси давно не удивляло. Зато он понял, что Дэвид не в курсе последних новостей о нужном ему клане, и стал рассказывать.

— МакКензи исстари имели земли в горном районе Кинтайл, но в последнее время их владения расширились, а сила возросла. Они имеют дарения от короля, еще земли, какие захватили силой оружия, а также благодаря удачным брачным союзам. Поэтому ныне МакКензи на особом счету у короля. Однако тут есть некая заминка. Дело в том, что у клана сейчас два вождя. Один — старый и популярный Гектор Рой, второй — его молодой племянник Джон из Киллина.

— Про Гектора Роя я слышал, — заметил Дэвид. — Он очень почитаем в Горной Шотландии. Разве кто-то сможет оспаривать его права?

Перси протянул руки к огню. На его лице появилась скупая блеклая улыбка.

— Оспаривает. Его племянник Джон. Именно этого Джона взялись поддержать в Эдинбурге. Сядь, я поведаю о тех, к кому рассчитываю отправить тебя.

Дэвид понемногу попивал вино и слушал. О том, что Гектор Рой был братом прежнего, всеми признанного вождя клана Александра МакКензи, а второй претендент, Джон из Киллина, был его сыном. Правда матерью Джона была женщина, которая не была сожительницей вождя, а не его законной супругой. И когда Джон попытался предъявить свои права на главенство к лане МакКензи, Гектор Рой лишь рассмеялся ему в лицо. И все же у Джона нашлись сторонники среди клансменов. Более того, Джон добился, чтобы его приняли и поддержали при дворе.

— И вы хотите рассорить племянника и дядю? — спросил Дэвид со скучающим видом.

— Не совсем. Они сейчас вынуждены мириться и как-то существовать в клане, но Джон готов на все, чтобы унизить и лишить влияния дядюшку Роя. И он может стать нашим союзником.

— Нас? Англичан?

— Ну кто мы… Вернее кто ты, Джону не обязательно знать. Но ты можешь представиться торговцем и гостем клана Манро. Оба клана лишь недавно удалось примирить усилиями графа Хантли, но есть замечательный способ вновь вбить клин между ними. И тогда Гектору придется воевать не со Стюартами, а объявить войну Манро.

— Что-то я совсем запутался.

— А ты послушай.

Перси встал и, выдвинув один из ящиков резного бюро, вынул оттуда кожаный рулон, который раскатал на столе, — это была карта с обозначениями земель, принадлежащих кланам горцев.

— Посмотри сюда, Кот. Видишь, владения Манро и МакКензи находятся как раз посередине Горной Шотландии. Если стравить их, то расположенные севернее кланы вообще окажутся отрезаны от юга Шотландии и вряд ли пожелают пробираться через землю, охваченную войной двух крупных кланов. Ну а южные соседи МакКензи и Манро не откажутся поучаствовать в этой войне, а заодно пограбить оба клана.

— Понятно. Война под боком отвлечет горячие головы клансменов от марша куда-то на юг. Но что за повод, чтобы их рассорить, о котором было упомянуто?

— О, тут начинается самое интересное. Видишь ли, Кот, ныне вождем клана Манро стал совсем мальчишка, тоже Гектор… или, как он себя называет на гэльский лад, Эхин Манро. И этот Эхин Манро все время нарывается на противостояние с Гектором Роем из-за женщины. Ее зовут Мойра.

— О все из-за женщины? — усмехнулся Дэвид. — Эта история стара как мир.

— И я решил ею воспользоваться. Люди говорят, что эта Мойра по сути повелительница старого Гектора Роя МакКензи. Никто не знает, откуда она взялась и как попала к Гектору, но он полностью у нее в подчинении. Говорят, она удивительно красива. А еще ее влияние объясняют колдовством, поскольку многие считают, что она не человек, а фея. Ибо чем, как не чарами, объяснить такое воздействие на старого вождя? Но слухи о чародействе Мойры не пугают мальчишку Манро. Он даже намекал Гектору, чтобы тот уступил ему свою красавицу за целое стадо лохматых горных коров, однако старый вождь только разгневался и выгнал парня. А вот Джон из Киллина, дабы унизить дядюшку Роя, не прочь посодействовать юнцу в похищении красотки. Но все это лишь слова. Джон лишь недавно упрочил свое положение в клане и опасается его потерять. И тогда я подумал о тебе, Кот.

— Обо мне?

Дэвид откинулся на спинку стула и, заложив руки за голову, уставился на графа.

— Львенок, — произнес он через минуту-другую, — как я понимаю, ты считаешь, что именно я должен похитить Мойру у Гектора Роя и передать ее влюбленному юноше Манро, тем самым вбив клин между двумя кланами.

— Все верно, Дэвид. Скажу больше, я уже вышел на Джона из Киллина и пообещал помочь в этом деле. Конечно, Джону неизвестно, кто предлагает ему помощь, но он очень вдохновлен этим предложением и готов всячески содействовать. И если у нас получится…

Глаза Перси вспыхнули и даже на его бледном лице выступил легкий румянец:

— Если мы посеем бурю в Нагорье, я буду куда спокойнее за наши границы, отбывая по приказу короля на континент. Я буду знать, что у Якова свои проблемы, а с остальным… Что ж, уповаю, что новый Хранитель границы Дакр справится со своей задачей.

Теперь Дэвид смотрел на лорда едва ли не с восхищением. Он знал, что Генри Элджернон не был таким прекрасным воином, как его отец, но он был достойным стражем границы. Его знание происходящего за много миль от Англии и умение вести свою интригу даже на расстоянии заслуживали уважения. Конечно, эти его действия далеко не всегда соответствовали тому, что принято называть рыцарской честью, — то есть это не был прямой и храбрый удар, заставляющий восхищаться отвагой и удалью храбреца, но выгода от предложенного плана была существенная. Вот только вся эта интрига с похищением какой-то желанной для вождей двух кланов девицы выглядела несколько… несколько надуманной. И наверняка ее выполнение было куда сложнее, чем это представляется Перси сейчас, когда он сидит у камина в своем роскошном покое.

Поднявшись, Дэвид прошелся по кабинету милорда, машинально провел рукой по резьбе панелей на стене.

— Львенок, ведь когда-то именно эта комната была нашей детской? И именно тут капеллан отец Евстафий читал нам историю Трои, из которой мы узнали о похищении прекрасной Елены и развязавшейся из-за этого войны. Но та история — всего лишь легенда. Неужели ты думаешь, что ныне возможно что-то подобное? Подумай, некая странная и властная красавица, трое мужчин, один из которых хочет от нее избавиться, второй — сохранить, а третий — заполучить. Запутанный клубок. И все это происходит в землях, где обитают горцы, которые вовсе не так глупы и простодушны, как ты себе представляешь. Поэтому хочу сказать, милорд, что вы хоть и хитры, как сотня аспидов, но это дело кажется мне невыполнимым. Все основано только на предположениях. А человек, как говорится, лишь предполагает. Но располагает всем Господь.

— Аминь, — перекрестился Перси, и Дэвид последовал его примеру.

— И все же, Кот, — не сдавался граф, — ты сам неоднократно рассказывал, как часто у горцев принято похищать их женщин.

— Но не женщин вождей!

Перси развел руками.

— Разве знатную леди похитить сложнее, чем любовницу горца? А ведь даже твою дочь Анну увезли люди шотландца Армстронга, и, несмотря на все наши усилия, мы не смогли вернуть девочку… О, прости, прости!.. — поднял руку граф, увидев, как вздрогнул и побледнел Майсгрейв.

Старшая дочь Дэвида, двенадцатилетняя Анна, действительно была похищена пару лет назад людьми из клана шотландских Армстронгов. И ни старания Дэвида вернуть свое дитя, ни даже вмешательство Перси не изменили ситуацию. Более того, глава могущественного и дерзкого клана Армстронгов, оставив у себя Анну Майсгрейв, заявил, что желает, чтобы девочка росла в его замке Ленгхольм, а со временем стала женой его наследника. И хотя браки между семействами, живущими по разные стороны границы, осуждались правителями обоих государств, тогда граф Перси решил, что это лучший выход из положения. Дэвиду же пришлось смириться, и это изрядно подпортило его отношения с женой, не принявшей разлуку с дочерью. Но Перси до этого не было дела. Будто бы он не знал, что отношения Майсгрейва с его сестрой и до того были далеко не безоблачными! И все же сейчас Генри Элджернон допустил оплошность, упомянув об этой истории. Дэвид сразу помрачнел и стал собираться.

Перси все же решил задержать его, когда тот был уже у дверей.

— Так ты возьмешься ли за мое поручение? Кот, только ты сможешь устроить эту неожиданную войну за спиной у Якова Стюарта. Пойми, я мог бы и приказать… Но ты мне друг и родственник. Почти брат.

— Я подумаю, милорд. Однако сейчас мой ответ скорее нет, чем да.

— Еще одно слово, Кот. Говорят, в твоих владениях видели Бастарда Герона. Он преступник и враг короны. Его надо схватить, и я очень рассчитываю на тебя. Учти, поимка бастарда — дело моей чести. Дело чести всех рыцарей Пограничья!

Дэвид уже взялся за дверное кольцо, но рука его замерла.

— Львенок… Лев мой, вспомни, что в детстве Джонни Герон был нашим приятелем. Он тоже жил с нами в этой детской, будучи одним из воспитанников твоего отца. Мы вместе ели и спали, играли и участвовали в проделках, мы вместе взрослели. Неужели ты хочешь, чтобы его схватили и в цепях отправили на казнь в Эдинбург?

Лицо графа словно окаменело. Голос стал холодным и колким:

— Бастард Герон убил знатного вельможу Роберта Керра, Хранителя Шотландского Пограничья. Сподвижника самого Якова Стюарта! Из-за этого едва не случилась ссора между Тюдором и Яковом Шотландским. Дело еле удалось замять, но наш король пообещал, что Бастарда схватят и в цепях доставят в Эдинбург для суда и наказания. А слово короля — закон! Поэтому для меня бывший воспитанник моего отца отныне преступник и убийца. Я поклялся славным именем Перси, что сделаю все возможное, чтобы убийца был пойман. Надеюсь, и ты, мой верный рыцарь, тоже приложишь усилия, дабы Джона Герона, прозванного Бастардом из Пограничья, доставили в кандалах на плаху! Иначе в моих глазах ты станешь его приспешником, а этого я тебе не смогу простить! Ты слышишь? Я надеюсь на твою помощь в поимке этого негодяя!

— Если только встречу его, — глухо ответил Дэвид, закрывая за собой створку дверей.

Примечания

11

«Суды любви» — собрание придворных во главе с «королевой любви», созывалось для разбора дел любовного свойства и проходило в праздничной и шутливой атмосфере, но с соблюдением норм феодального права.

12

Речь идет о прежнем короле — Генрихе VII Тюдоре (1485–1509 гг.).

13

Хэл — уменьшительное от имени Генрих.

14

Мидл-Марчез — серединные земли на границе Англии и Шотландии.

15

Риверы — пограничные воины-разбойники, собирающиеся в вооруженные банды и совершающие набеги по одну и другую сторону границы.

16

Джеркин — короткое верхнее одеяние, как правило, без рукавов; пышные рукава крепились к джеркину при помощи шнуров.

17

Коронер — должностное лицо, расследующее преступление, когда есть подозрение в насильственной смерти.

18

Хайленд — высокогорные районы на севере Шотландии, земли, где обитали горцы, потомки кельтов.

19

Катераны — горные разбойники. Банды вооруженных горцев, которые с детства учились владеть оружием и жили разбоем.