По дорогам

Сильвен Прюдом, 2019

Автор восьми успешных книг, лауреат десятка литературных наград, Сильвен Прюдом стал по-настоящему знаменит с выходом романа “По дорогам”. За первый же месяц разошелся внушительный тираж, права на перевод приобрели сразу несколько стран. Приближаясь к сорокалетию, герой романа, парижский писатель, решает начать новую жизнь и переезжает в маленький город на юге Франции, чтобы в тишине посвятить себя работе. Там он неожиданно встречает старинного друга, с которым они резко разошлись много лет назад. Некогда веселый бродяга, любитель кататься автостопом по дорогам Франции, этот человек женился и стал отцом, однако, как выясняется, сохранил все ту же тягу к свободе и не изменил своим пристрастиям. Дружба завязывается вновь, одновременно намечается любовный треугольник, нарастает напряжение… Благодаря особому стилю Прюдома, его мастерскому владению тончайшей логикой эмоций, книга покорила и публику, и критиков. Она принесла своему создателю премии Фемина и Ландерно в номинации «Выбор читателей». В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

3

Я позвонил ему на следующий же день утром. В телефоне повисла тишина.

Саша.

Я сказал ему, что я здесь. Что поселился в Н.

Он выдержал паузу.

Ты тут. Невероятно.

Мы оба молчали, ждали. Мы не виделись, не давали о себе знать больше пятнадцати лет.

Приходи, просто сказал он.

Что ты говоришь?

Приходи прямо сейчас. Приходи к нам. Зачем откладывать.

Голос у него не изменился. Несмотря на удивление, он был спокоен.

Приходи, Мари и Агустин дома, сегодня воскресенье, ты всех увидишь.

Я положил телефон на табурет. Посмотрел на зеленые стены. Подумал, что надо купить стулья. Что тех двух, которые есть, может не хватить, какой бы уединенной ни была моя новая жизнь.

Я посмотрел, как утренний свет вливается в окно, падает на паркет, ложится на него большим золотистым пятном. Увидел пыль, которую вчера не заметил, торопясь сесть за работу. Наклонился и провел пальцем по плинтусу. Кончик пальца стал черным. Я отыскал пылесос в чуланчике под лестницей. Пошел купил жавелевой воды, средство для мытья стекол, сменные мешки для пылесоса, губки, швабру. Поработал пылесосом. Тер. Драил. Скреб. В квартире запахло чистотой.

Бросил взгляд на компьютер, включенный со вчерашнего дня.

Подумал, что поработаю позже.

Через окно, ставшее чистым, я разглядел квартиру напротив: за распахнутыми окнами маленький письменный стол в углу, белые стены, полки, заставленные книгами.

Подумал, что, наверно, в этой комнате хорошо работается. Что соседи напротив, видимо, симпатичные люди, раз так любят книги.

Сварил себе кофе. Запах кофеварки смешался с запахом жавелевой воды. Я задумался, не последует ли химическая реакция, способен ли запах хлорки испортить вкус кофе. Я налил кофе в большую чашку, поднес ее ко рту. Нашел вкус странноватым. Сделал второй глоток, потом третий. Хлорка уже не чувствовалась.

Я распаковал сумки, вытащил одежду. Две пары джинсов, три футболки, рубашка, несколько пар трусов и носков, больше ничего. Положил на единственную секцию стеллажа в квартире, на самом виду. Всё под рукой. Я обычно так поступаю с вещами, когда живу не дома — у друзей или в гостинице. Я порадовался, что мой гардероб состоит теперь лишь из самого нужного. Увидел в этом знак, что я на верной дороге. На пути к той жизни, к которой стремился. Собранной. Воздержанной. Напряженной.

Я снова полез в сумки, достал штук двадцать книг, которые взял с собой. “Корректура” Томаса Бернхарда, “Краткая история портативной литературы” Вила-Матаса. “Георгики” Клода Симона, самая насыщенная, как я всегда думал, из когда-либо написанных книг, самая полнокровно живая, переполненная до отказа неподвижными зимними поездами, вспышками снарядов, колышущимися хлебными полями и часами ночных ожиданий на лошадях, костенеющих от холода. El coronel no tiene quien le escriba^[1] Гарсиа Маркеса, где старик, впавший в нищету, ждет, бесконечно ждет свою ветеранскую пенсию, но ее все нет, и он предпочитает сдохнуть с голоду, нежели расстаться со своей последней гордостью — бойцовым петухом. Эссе “В защиту Малерба” Франсиса Понжа, которое мне достаточно пробежать глазами в дни уныния, чтобы снова почувствовать себя на коне. “Мы поехали к морю (13 километров от Кана): почувствовали его сильный и горький настрой, увидели, как растения дюн яростно сопротивляются ветру, цепляясь всего лишь за песок. Мы сами одновременно и море, и дюны и способны вести себя так же. На волне нашего гнева 1 и 2 октября мы найдем нужный тон, чтобы взять слово и оставить его за собой. Мы, затерянные в толпе. Мы, пассажиры третьего класса. Мы, не знающие, как нам жить, и не имеющие вкуса к богеме”.

Я поставил все книги одну за другой на полку, на уровне глаз, на видном месте. Чтобы каждый раз, проходя мимо, получать от них мощный толчок, укол, окрик, призыв к взыскательности и труду.

Я полностью разобрал сумки. Осмотрел свое имущество, намеренно сведенное к необходимому минимуму, аккуратно разложенное передо мной на свету, наготове, подобно инструментам хирурга перед операцией. Я подумал: когда вещей немного, то их видишь лучше. С немногим живется легче. Легче передвигаться, легче соображать, легче принимать решения. Мне понравилась мысль, что отныне вся моя жизнь — вот она, здесь. От груды хлама сорока лет моего существования осталась лишь эта кучка предметов на полках.

Я взял карту Франции, которую всюду вожу с собой, и прикрепил кнопками к стене. Повторил на карте путь, проделанный накануне в поезде: из Парижа, скрещения всех дорог, вниз, через всю долину Роны, через все зеленые, желтые и оранжевые участки, рассеченные за несколько часов скоростным поездом, до точки Н.

Я подумал: ну вот, ты здесь. Ты живешь в этой крохотной точке на карте. Где-то в черноте этой точки под названием Н. находится точка во много тысяч раз меньше — ты сам.

А потом мне пришло в голову другое: где-то в этой точке Н. находится и точка автостопщика. Я прошелся взглядом по карте, охватывая огромные пустые пространства, побродил среди тысяч других точек, где я или он могли бы теоретически решить поселиться. Все-таки это невероятно, размышлял я, что мы оба оказались в Н. Какая-то из ряда вон выходящая случайность. Или не случайность, а что-то другое. Я поставил себя на место автостопщика. Подумал о том, что он мог подумать, узнав, что я здесь. Немыслимо, чтобы он не подумал, что я приехал сюда для того, чтобы его найти. Что этот переезд я затеял из-за него.

Я вспомнил о Ли Освальде, достающем винтовку на верхнем этаже здания, откуда он выстрелит в Кеннеди. Обо всех наемных убийцах в часы, предшествующие убийству, которое они собираются совершить. Об их спокойствии. О точности движений. О том, как тщательно они выбирали место засады. Располагали все принадлежности. Готовились, чтобы в нужный момент все произошло наилучшим образом.

Живи, говорил мне автостопщик. Живи, а потом будешь писать. Не упускай этот дивный солнечный день, говорил он каждый раз, когда видел меня за компьютером. Или если по доброте душевной не говорил, то я все равно чувствовал, что он так думает. И его поступки говорили мне это. Он отправлялся купаться, а я нет. Он собирался на прогулку, а я нет. Он встречал каких-то новых людей в баре, а я нет.

Я допил остатки кофе. Заметил на полке книгу, в последний момент засунутую в сумку. Небольшую книжечку, обнаруженную перед самым отъездом, когда я опустошал стеллажи в моей маленькой парижской комнате. Название гласило: “Автостоп! Веселое и полезное руководство”. Я взял книгу с полки. Почитал начало. Автор — Ив-Ги Бержес, рисунки Сампе. Вспомнил букиниста, у которого купил ее лет двадцать назад в крытом рынке на юге Парижа.

Снова увидел, как стою со своей находкой в руках и показываю ее автостопщику. И как он отреагировал на книгу. Как улыбнулся с высоты своих двадцати лет.

Надо же, учебник по автостопу! Почему бы не написать руководство, как переставлять ноги при ходьбе. Или как правильно ложиться на кровать.

Я принялся листать. Восхитился прелестным посвящением: “Национальной компании французских железных дорог в знак искренней симпатии и почтения”. Я пробежал глазами страницы, выхватывая там и тут по паре фраз: “Что касается меня, то скажу прямо: автомобилистов я обожаю. За свою жизнь я употребил их больше трех тысяч”. Я узнал историю “Большого пальца”, парижской ассоциации, которая в конце пятидесятых придумала достойный всяческих похвал проект облегчения связей между водителями и пассажирами с помощью объявлений — далекий предок современных серверов поиска попутчиков, ни больше ни меньше.

Я почувствовал, как мой тогдашний стыд уступает место сегодняшнему. Сейчас мне стало стыдно за то, что я покраснел за эту книгу, на самом деле хорошую. За то, что так трепетал перед мнением автостопщика. И подумал: а что, если сегодня она ему как раз понравится.

Сунул книгу под мышку. Вышел.

Примечания

1

“Полковнику никто не пишет” (исп.).