Восемь навыков мастера рун. Книга вторая

Сигурд Змееглавый

Восемь навыков – ими должен обладать каждый, желающий стать мастером рун. Это единственная инструкция по применению, дошедшая до нас. Всё остальное – новодел. Всем известно восьмистишие «Речей Высокого» Старшей Эдды, но какой же смысл скрывается за ним? Для ответа на этот вопрос и была написана книга.

Глава 6. Один

Начнём мы, конечно же, с Одина. Субординацию надо соблюдать везде. Тем более, об этом боге известно больше всего. С другой стороны, это, конечно, создаёт и дополнительные трудности — изучать этот архетип можно очень долго. При желании можно было бы написать отдельную книгу, посвящённую только лишь этому исследованию, но я постараюсь уместить максимум в настоящей книге. Самая большая сложность заключается в том, что Один имеет как минимум три главных ипостаси:

Его первозданный образ — это бог ярости, войны, экстаза битвы, покровитель берсерков²⁰. Это даже не скандинавский Один, а его древнегерманский предшественник, Вотан²¹. Он же является предводителем Дикой охоты²².

В чертоге Одина расположен дворец павших воинов, Вальгалла. Туда попадали воины, погибшие на поле боя. Однако не все, но лишь те, кого избрал сам Один — остальных забирала Фрейя. Воина, избранного Одином, забирали валькирии — воинственные девы, помогавшие Одину.

Как и другие девы судьбы, валькирии пряли нити жизни, однако их устройство было совсем не похож на привычную прялку. В «Песни валькирий» Старшей Эдды говорится об этом так: основа ткани из человеческих кишок, вместо грузил — человеческие черепа, вместо ткацких инструментов у них — копья, стрелы и мечи. После того, как ткань была соткана, валькирии устремлялись на поле боя, чтобы «вручить» её тому, на кого укажет Один.

Соткана ткань

большая, как туча,

чтоб возвестить

воинам гибель.

Окропим ее кровью,

накрепко ткань

стальную от копий

кровавым утком

битвы свирепой

ткать мы должны.

Сделаем ткань

из кишок человечьих;

вместо грузил

на станке — черепа,

а перекладины —

копья в крови,

гребень — железный,

стрелы — колки;

будем мечами

ткань подбивать!

Мы ткем, мы ткем

стяг боевой;

конунгу вслед

пора нам скакать!

Гендуль и Гунн

за ним помчались,

кровь на щитах

увидят они.

Мы ткем, мы ткем

стяг боевой;

рвутся вперед

смелые воины.

Конунга жизнь

мы защитим, —

нам выбирать,

кто в сече погибнет.

(«Песнь валькирий» первод А. И. Корсуна)

Павший воин пополнял братство эйнхериев (воинов Одина). Там, в Вальгалле они продолжали жить в своём «идеальном мире»: днём сражались и гибли, а вечером поднимались и садились за пиршественный стол. За столом их ждали щедрые угощенья: медовуха, текущая из вымени козы Хейдрун и мясо волшебного вепря Сэхримнира. Каждое утро кости этого вепря вновь оживали и обрастали мясом, а к вечеру его вновь употребляли в пищу.

Залы Вальгаллы огромны — ведь они должны вместить всех павших в битвах воинов. Сам Один в «Речах Гримнира» Старшей Эдды так рассказывает о них:

Пять сотен дверей

и сорок еще

в Вальгалле, верно;

восемьсот воинов

выйдут из каждой

для схватки с Волком

(перевод А. И. Корсуна)

Т.е. это зал, в котором насчитывается 540 дверей, за каждой из которых расположено войско доблестных эйнхериев, насчитывающее 800 воинов. Таким образом, армия Одина, с которой он выйдет на последний бой в день Рагнарёка (скандинавское название конца света) против огненных великанов, составляет 432 тысячи отборных бойцов.

Остаётся неизвестным, успел ли Один собрать столько воинов до того, как северное язычество было полностью уничтожено и забыто, или он продолжает пополнять свои ряды уже сейчас, когда древние боги пробудились ото сна и вновь обретают своё могущество. И горе нам, если второй вариант ответа является верным. Ведь Один славится ещё и тем, что является зачинщиком распрей между конунгами. Оно и понятно: Рагнарёк может случиться в любую минуту — точное время никому неизвестно, даже богам, потому нужно спешить. И чем больше будет войн, тем больше будет выбор у Одина, кого он поведёт за собой на последнюю битву.

Справедливости ради надо сказать, что во времена викингов это было нормой. Тогда война была делом обычным, а воины представляли собой элиту скандинавского общества. И каждый уважающий себя воин мечтал погибнуть славной смертью. Проявление трусости на поле боя, как мы помним ещё из сочинений Тацита, ложилось несмываемым клеймом позора не только на самого труса, но и на весь его род. Подвиги же в бою, наоборот, заслуживали уважения. О славных воинах слагались легенды, их подвиги воспевали скальды, а потомки могли по праву гордиться своим предком. Больше всего ценилась, конечно же, славная гибель. Неважно кем ты был при жизни, и как ты её прожил. Славная гибель гарантирует тебе доброе имя и вечную память. Повседневная жизнь вскоре забудется — эпичные же битвы будут помнить всегда. И их участников тоже. Слава даёт бессмертие.

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но смерти не ведает

громкая слава

деяний достойных

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но знаю одно,

что вечно бессмертно:

умершего слава.

(«Речи Высокого» Старшей Эдды. Перевод А. И. Корсуна)

Разумеется, никто специально не искал себе гибели. Так поступали только обезумившие берсерки, а также старики, нежелающие обременять собой своих потомков и умирать в муках от тяжёлой болезни (или просто дожидаться своего последнего вздоха, лёжа в постели в своих испражнениях). Однако скандинавы эпохи викингов верили в судьбу и прекрасно понимали, что смерть придёт за каждым из них, когда настанет время. Потому доблестный воин никогда не избегал битвы. Сам Один вещал о том в своих «речах»:

Глупый надеется

смерти не встретить,

коль битв избегает;

но старость настанет —

никто от нее

не сыщет защиты

(«Речи Высокого» Старшей Эдды. Перевод А. И. Корсуна)

Вероятно, таким образом, Один и потеснил Тюра с престола верховного бога. Тюр тоже является богом войны (в том числе), но войны справедливой. Такой, которая затевается ради победы, когда иначе не разрешить конфликт. Война Одина — это война ради самой войны. Т.е. ради самого наслаждения процессом. Именно тогда, в эпоху викингов — эпоху развития мореплавания и пиратства, когда такие понятия, как «заветы предков» и «справедливость» стали забываться, а все спорные ситуации решались по большей части с позиции силы, на передний план вышел тот бог, который сам провоцировал на битву целые королевства.

Тем более, что древнегерманские племена (в том числе и скандинавские) всегда славились своей воинственностью. Как мы помним из сочинений Тацита: «Когда они не ведут войн, то много охотятся, а еще больше проводят время в полнейшей праздности, предаваясь сну и чревоугодию…. Те же люди так любят безделье и так ненавидят покой». Древнеримский историк видит здесь странное противоречие, и на первый взгляд, с ним невозможно не согласиться, но на самом деле никаких противоречий здесь нет. Мне удалось очень хорошо прочувствовать состояние древнегерманского воина, когда я первый раз вышел на прямой контакт с Вотаном²³.

Мне было очень любопытно, что двигало берсерками, что их заставляло бросаться в бой с неистовой яростью, что они при этом испытывали. Я больше всего опасался, что Вотан пробудит во мне весь накопленный гнев, и я как маньяк возьму топор и пойду рубить на куски всех вокруг. Однако на деле всё оказалось намного сложнее (для меня).

Когда я попросил Вотана войти в меня и дать мне возможность почувствовать себя настоящим берсерком, то первая моя мысль была такая: «Я потерян. Для всего мира. Мне здесь не место. Я — изгой». Теперь понятно, почему древние германцы, описываемые Тацитом, вели такой праздный образ жизни. У них не было других радостей — только битвы. Война — это их жизнь. А пили они много для того, чтобы испытать некое подобие той эйфории, которую они испытывают в бою. А, может быть, для того чтобы просто забыться и уйти от реальности.

Почему же им так не терпелось пойти в бой? Это сложно описать словами, тем более, тому, кто никогда не был на войне. Я попытаюсь описать то, что тогда ощущал. Этот экстаз, который воины испытывали во время боя, обливаясь кровью своих врагов. Это не просто радость, даже не просто эйфория. Это то, что даёт мощный импульс к жизни. Только там, на поле брани можно ощутить себя по-настоящему живым. Там нет никаких правил, а значит, и нет никаких табу. Там нечего стыдиться. Там ты волен делать всё, что пожелаешь. Можешь громко орать, можешь кромсать своих врагов, как если бы ты разделывал свиную тушу. Там тебя никто не осудит, и никто не накажет!

Возможно, ты проживёшь всего лишь мгновение, но именно это и будет настоящая жизнь. Правила, нормы, мораль — всё это человеческая выдумка. Природу не обмануть: есть физическое тело, которое испытывают свои потребности. Зачем мучить его, ограничивая себя в чём-то? Тело хочет жить. Жить полноценной жизнью. Быть собой настоящим, а не играть роли. Никакие заменители не способны утолить этот голод. Предавать себя, предавать свою суть — это преступление против природы. Воин не может жить без войны, а оружие не может жить без крови.

Зверь внутри рвётся на свободу. Он очень голоден. Он готов умереть, но умереть в битве. В сражении за ту самую возможность обрести долгожданную свободу. Не нужно бояться своих желаний. Не нужно ничего стыдиться. Плевать на то, кто что подумает. Я не должен никому угождать. Это моя жизнь. Это моя сущность. Моё естество. Плохой или хороший, добрый или злой — всё это не имеет значения. Существует лишь одна мера — настоящий ты или нет.

Не нужно играть никаких ролей. Нужно быть, а не казаться. Хочется плакать — плачь, хочется орать — ори. Не имеет значения, какого ты возраста или пола. Важно лишь одно — это твой зверь рвётся наружу. Выпусти его скорее! Ведь, он и есть ты! Ты настоящий. Никогда не стыдись своих чувств и желаний, если они настоящие. Выражай их искренне и без цензуры. Никогда не ври сам себе! Иначе проживёшь не свою жизнь. Если не выпустить своего зверя, он сожрёт тебя изнутри. Хищник, сидя в клетке, очень скоро ослабнет и умрёт. А с ним умрёшь и ты.

Ты никогда не поймёшь, чего ты по-настоящему хочешь, если будешь пропускать свои желания сквозь какие-то фильтры. Всегда будь искренним, говори прямо, о чём думаешь и чего хочешь. И пусть тебе потом будет стыдно. Зато так ты поймёшь, что для тебя по-настоящему важно и ценно. И пусть плата за твои слова будет высокой, но так ты точно поймёшь, ради чего ты готов отдать всё. А если придётся, прими боль. Так ты поймёшь, что никто тебе ничего не должен, и каждый будет защищать всё, что принадлежит ему по праву. Так ты поймёшь, чего ты стоишь в этом мире и на что можешь претендовать. И самое главное: на что ты готов пойти, чтобы получить желаемое. Так ещё лучше поймёшь, что для тебе имеет наивысшую ценность. Ради чего ты готов сражаться с неистовой яростью, а где готов уступить.

Последнее особенно важно для вождя. Как писал Тацит в своей «Германии»: «выйти живым из боя, в котором пал вождь, — бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, — первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники — за своего вождя». Вождю важно понять, как далеко он готов зайти, что готов стерпеть, где готов уступить, а где не отступит даже под угрозой гибели.

Вполне вероятно, что тогда же, в начале эпохи викингов произошла война между асами и ванами. Ведь, предвестницей той войны была Гулльвейг олицетворение алчности, а главным ваном является бог Ньёрд — покровитель мореплавателей²⁴. Таким образом, соблазнённые насланной жаждой богатства викинги бросались в путь по морю, где им пришлось бы договариваться с Ньёрдом. Разумеется, асы, главной ценностью которых было вовсе не богатство, а слава, не могли такое стерпеть. Как уже говорил выше, если о богах забыть, то они утратят свою силу и погрузятся в состояние анабиоза. Именно Один был первым, кто метнул в ванов своё копьё, тем самым, ознаменовав начало битвы. Это была не просто битва ради наслаждения, но битва за возможность продолжить своё существование! В мире, где людьми правят алчность и жажда наживы, нет места славным битвам и подвигам (а Один, не смотря на его хитрость и коварство, за славную смерть). На их место придут козни, интриги и подлые убийства.

Возможно, именно это и послужило переломным моментом в борьбе за власть в Асгарде. Опять же, вспоминаем рассказы древнеримских авторов. Любой взрослый мужчина, носивший оружие, мог объявить себя вождём и собрать свою дружину в новый поход. Возможно, именно так поступил и Один, когда начал войну против ванов.

И когда Тюр с честью сложил свои полномочия, добровольно сунув свою руку в пасть волку, кандидатура нового правителя ни у кого не вызывала сомнений. Ведь, конунгом мог стать лишь знатный воин, а знатность можно было заслужить лишь проявленной в бою доблестью.

Вероятно, так и произошла эволюция архетипа Одина: неистовый германский воин Вотан стал скандинавским конунгом Одином. А жизнь конунга сильно отличается от жизни простого воина. Ведь, в его руках судьба его народа. Возможно, именно по этой причине Один стал искать мудрости. Заключение перемирия между асами и ванами²⁵ с последующим переселением Ньёрда с его детьми (Фрейром и Фрейей) в Асгард ознаменовало начало нового мира. Как жить в этом мире не мог знать никто, а конунг должен понимать, куда вести свой народ. Тем более, государство, управляемое безумным воином, вряд ли смогло бы долго просуществовать. Так мы свами плавно переходим ко второй ипостаси бога Одина — мудрейшего в мире.

Всё начиналось с пророческих снов Бальдра, сына Одина. Бальдр предчувствовал свою гибель, и Один отправился в Хель, мир мёртвых пробудить ото сна древнюю провидицу (вёльву), чтобы та дала ему ответы. Подняв из могилы с помощью заклинаний дух вёльвы, Один предложил ей обменяться новостями: он ей поведает о мире живых, она же в ответ расскажет о том, что происходит в Хель. Особенно его волновало, для кого в мире смерти «скамьи кольчугами устланы, золотом пол усыпан красиво». Один прекрасно понимал, что простого смертного здесь не будут так встречать. Ответ провидицы подтвердил опасения бога: в загробном мире для Бальдра уже сварен мёд и накрыт щитом — Хель ожидает его прибытия.

Беседа с вёльвой была настоящим состязанием. Та, разумеется, не была в восторге от того, что её потревожили, и отвечала на вопросы очень неохотно. Одину пришлось представиться другим именем, чтобы вообще начать разговор. И хотя вёльва всё-таки распознала подвох, Один выведал у неё всё, что хотел.

Однако это было только начало. После того, как Одину удалось перехитрить вёльву, он отважился на ещё более рискованный шаг — отправиться в логово мудрейшего в мире существу — великану Вафтрудниру. Великаны были древнейшими созданиями, древнее самих богов, а значит, и знали они намного больше. А кто знает всё, тот правит миром.

Если мёртвую вёльву можно было заставить говорить, прибегнув к магии, то с великанами так не выйдет. Единственным богом, кто мог сравниться с великанами по силе, был Тор. Для Одина же требовать что-то от великана с позиции силы было равносильно самоубийству. И тогда хитрый Один²⁶, чтобы заставить Вафтруднира поделиться своими знаниями, решил вовлечь того в поединок, сыграв на его самолюбии.

Нагло ввалившись в обитель Вафтруднира, Один заявил, что хочет лично убедиться, правду ли говорят, что тот является наимудрейшим йотуном. Разумеется, последнему это не нравится, и тот обещает, что не выпустит наглеца живым, если тот не окажется мудрее хозяина. Однако законы гостеприимства не чужды даже в мире йотунов, и Вафтруднир предлагает Одину занять место за столом и приступить к беседе. Один в свою очередь продолжает стоять, тем самым показывая йотуну, что настроен на реальный поединок, а не мирную беседу. Тогда Вафтруднир начинает спрашивать Одина про основы мироздания, а также про устройства миров. Один знал все ответы — ведь он сам участвовал в сотворении мира. Даже вопросы, касающиеся Рагнарёка его не смутили — он уже выведал у вёльвы знания о событиях тех времен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

20

Воин, посвятивший себя Одину, перед битвой приводивший себя в неистовую ярость, предположительно употребив отвар из грибов.

21

Разумеется, это одно и то же божество, но сами архетипы сильно отличаются между собой. Мне доводилось общаться и с тем, и с другим, и, если бы я не знал, то ни за что бы не догадался, что говорю с одним и тем же богом

22

Согласно скандинавской версии этого мифа (а он был распространён не только в Скандинавии), каждый год перед Йолем (т.е. праздником зимнего солнцестояния) Один со своей свитой проносится по земле, собирая души тех, кто попадётся им на пути, в иной мир.

23

Должен признаться, я совсем не обрадовался этому контакту. Я услышал, что хотел, но иногда лучше не задавать вопросов, если не хочешь знать правду. После таких осознаний, что пришли мне в той беседе, мне как никогда хотелось покончить с собой. Я ещё никогда не ощущал себя таким беспомощным, а свою жизнь такой бессмысленной. Мне тогда очень повезло, что одна из моих учениц на тот момент оказалась профессиональным психотерапевтом. Она согласилась мне помочь. Обычно один сеанс психотерапевта занимает около часа. В моём случае на всё ушло часа два или три. Ровно столько потребовалось, чтобы привести меня в адекватное состояние.

24

Необходимо сразу пояснить, чтобы не вводить никого в заблуждение. Хозяином самой морской стихии является великан Эгир. А как мы помним, великаны — это силы дикой природы. Ньёрд же — это тот, кто может успокоить разбушевавшегося Эгира и даровать попутный ветер.

25

Ещё одно важное умение Одина — договариваться, скорее всего, также сыграло немаловажную роль в становлении Одина как главного божества в новых условиях жизни (когда стали активно развиваться мореплавание, торговля и как следствие частые и тесные контакты с другими народами). При этом нельзя забывать, что Один при всей присущей ему хитрости никогда не врёт! Обман — это дело Локи. Один же всегда говорит правду. А это значит, что предъявить ему нарушение договора будет крайне сложно. Все условия договора будут выполнены, однако сформулированы они будут так, как выгодно именно для самого Одина. Например, в одной из скандинавских саг рассказывается, как Один у одной женщины взамен за свои услуги потребовал у неё то, «что находится между её поясом и животом». Та сильно удивилась, для чего Одину могло понадобиться её платье, но согласилась на сделку. На тот момент она ещё не знала, что была беременна. Один потребовал ещё нерождённого ребёнка. Об этом важно помнить всем, кто будет обращаться к Одину за помощью.

26

Хитрость и коварство, кстати, тоже характерные черты Одина, но я их не выделяю отдельно. Для меня это один из аспектов мудрости. Мудрый — вовсе не значит добрый и заботливый!