Ревизор: возвращение в СССР 7

Серж Винтеркей, 2023

Приключения московского аудитора, попавшего из нашего времени в 1971 год, продолжаются. Павел Ивлев готовится к выпускным экзаменам и поступлению в Москве. Амбициозный комсорг механического завода набирает очки у московской элиты при помощи советов Павла, и обещает ему поступление в МГУ в благодарность. Некоторые из друзей Павла переживают сложные времена – он старается им помочь.

Глава 2

10 мая 1971 г. В квартире Галии.

Вежливо отказался от предложения Марата, сославшись на то, что мне ещё к суду над империализмом к завтрашнему дню подготовиться надо. Мне реально было жаль — отношения с братом Галии наладились, надо их укреплять.

Дома застал у нас в гостях Клару Васильевну с мальчишками. Пацаны с азартом гоняли по всему дому моего Тузика, а бабушки в прекрасном настроении пили чай, сидя за столом на кухне.

— Хорошие новости, Паш, — радостно сообщила мне Клара Васильевна, не успел я порог переступить. — Эмму в нейрохирургии в Брянске обследовали сегодня, мозговая активность есть. Есть надежда, Паш!

Она встала из-за стола и радостно шагнула мне навстречу.

— Это здорово! — обняв её, я почувствовав, как её трясёт от возбуждения. — Это очень здорово!

Надо Славку завтра обрадовать. Между школой и работой забегу.

Вот что значит надежда! Мозговая активность у Эммы есть. Этого было достаточно, чтобы я засыпал с улыбкой, как ребёнок.

Утром на зарядке сообщил Тимуру с Мишкой, что есть надежда, что Эмма выкарабкается. Их громогласное «ура!» разнеслось по всей округе.

— Тихо вы! — одёрнул я парней. — Весь город разбудите. У меня мама тут с ребёнком маленьким в ста метрах живет!

Кстати, а что я торможу вообще? Собирался же малую закалять! Они, наверняка, уже встают в семь утра, на работу и в ясли собираются… Мне малая всего на десять минут нужна… А не зайти ли мне к ним прямо сегодня? — решил я и переключился на парней.

— В свете того, что я вам сказал, нам надо Славку настраивать на экзамены. Переломы через месяц срастутся. А если экзамены со всеми не сдаст, зависнет до осени и в армию пойдёт. Ему надо помогать заниматься. Придётся устно повторять, писать он не может, книги держать перед собой и листать их тоже. Предлагаю распределить дежурства между нами и ходить к нему каждый день. Поговорю сегодня в больнице насчёт Славкиных перспектив, когда ему гипс планируют снимать. Сможет он, интересно, писать сразу? И надо это с расписанием экзаменов согласовать… Если гипс недели на три наложили, может, Славка ещё в экзамены вместе со всеми впишется. В любом случае, устные экзамены ему надо сдавать со всеми. И вряд ли он полностью к ним готов.

Тимур с Мишкой поддержали меня и устроили спор, кто первый пойдёт к Славке.

— Ты совмещай посещение друга со своими отработками в больнице, — посоветовал я брату. — Тебе сколько ещё отрабатывать осталось?

— Кто бы ещё мне это сказал?

— Ты что, сроки ни с кем не оговаривал? — рассмеялся я. — Ну ты даёшь! А в школе?

— Сказано было: до конца года, — проворчал Тимур.

— Какого? Семьдесят пятого? — подколол его Мишка.

Брат с досадой отмахнулся.

— Думаю, как каникулы летние начнутся, так и конец года наступит, — решил я. — Но тебе обязательно надо подойти к директору школы и проговорить всё это. Расставить точки над «и».

— Зачем? — не понял меня брат.

— Надо закрыть этот вопрос, — настоятельно сказал я. — Чтобы он лично подтвердил, что ты школе больше ничего не должен.

— Угу… — с сомнением промычал Тимур.

— Не угу. И в больнице точно также сделай. Ты ведь мысли читать не умеешь. Не знаешь, что директор с главврачом на твой счет думают. А знать это тебе очень важно. Поэтому не откладывай.

После зарядки зашёл-таки к Ахмаду. Мама очень удивилась, увидев меня на пороге.

— Начинаем с Аришкой закаливание, — бодро заявил я.

— Что ты напридумывал! — мама замахала руками. — Она только выздоровела более-менее. В садик ходит. Сейчас застудишь мне ребенка, опять с ней дома сидеть.

— Мама, мы ведь обо всем уже договорились. Не начинай опять, — состроил я сердитое лицо. — Аришка болеет слишком часто. Ваши закутывания и попытки уберечь ее от любого сквознячка только усугубляют ситуацию. Нельзя это так оставлять, надо принимать меры.

— Пашка прав, закалка только пользу принесет, — поддержал меня Ахмад. — Тем более май на дворе, тепло уже. Он же не в снег ее кидать собрался! Чего бояться-то?

— Вам, конечно, нечего. Не вы же лечить будете, — пробурчала мама, но под нашим дружным напором уступила.

— Приготовь, пожалуйста, большое полотенце, — попросил я маму, — надо будет малую укутать сразу после обливаний.

Вышел во двор, осмотрелся. Заметил летний душ. Открыл дверцу — отлично, как я и думал, на полу душа стояла подставка, сбитая из деревянных дощечек. Попросив разрешения у Ахмада, приволок ее поближе к дому. Зашел в дом, налил тазик теплой воды для малышки и ведро холодной для себя.

Мама, недовольно хмурясь, вынесла раздетого ребенка из дома и передала мне. Попробовав воду в тазике и поняв, что она теплая, немного успокоилась.

— Я думала, ты ее холодной водой обливать собираешься, — сказала она.

— Сразу нельзя, — я покачал головой, — закалять постепенно надо. Сначала приучу ее к обливаниям, потом потихоньку начну каждый раз все более холодную воду делать.

Сделав с Аришкой несколько простых упражнений, стал на деревянную подставку и предложил ей побрызгать на меня водой. Малая зачерпывала ладошкой и брызгала, я взвизгивал, всем было весело. Потом взял все ведро и опрокинул на себя, весело смеясь и показывая Аришке, как мне это нравится. Одежду намочил, конечно, но ничего, пока до дома добегу, согреюсь. Потом поставил малую на подставку и тоже побрызгал на нее теплой водой из тазика, а потом аккуратно облил ее всю. Судя по визгам и хохоту, процедуру ребенок полностью одобрил. Мама быстро закутала Аришку в полотенце и утащила в дом пить горячий чай, а я, попрощавшись со всеми до завтра, побежал домой сушиться. Хотел было занести обратно в летний душ деревянную подставку, но Ахмад предложил ее так во дворе и оставить, раз каждый день обливаться собираемся. Прекрасно, с его поддержкой есть надежда, что мама и после моего отъезда в Москву упражнения с ребенком не забросит.

Возвращаясь домой, наткнулся на Ивана. Какая удача!

— Вань! Привет! — кинулся я ему навстречу и протянул руку. — Какие новости? Что с люками, нашли при обыске?

— Ещё как нашли, — улыбаясь и осматривая мою мокрую насквозь спортивную одежду, пожал он мне руку. — Восемьдесят шесть штук!

— Да ладно… — удивился я. — Где он их там закопал столько?

— А они и не были все закопаны. Часть про запас сложена была.

— Да что это за бред? — я потрясённо смотрел на Ивана.

— Признался, что нравилось воровать… Говорит, болезнь у него такая.

— И что вы решили с ним делать? — с сомнением глядя на товарища, спросил я. — Вы ему объясните, что ему лучше больным не прикидываться! Ему сесть безопаснее! Мстить за разбившихся детей ему будут по морде, а не по справке. Мне пока от своих друзей удаётся скрывать личность вора. Но это до поры, до времени. Слухи дойдут рано или поздно, у нас город маленький. И тогда… Не завидую я этому клептоману! Ох, не завидую.

Иван серьёзно посмотрел на меня и кивнул головой. На том и разошлись.

В школе после уроков у нас состоялось общешкольное комсомольское собрание в актовом зале. Счастливый комсорг объявил моё выступление «Юность обличает империализм» и пригласил за трибуну. Ох, как ему хотелось увидеть, как я сейчас все завалю!

— Дорогие друзья, комсомольцы и комсомолки! — начал я с места в карьер, — нам в СССР даже сложно представить, какую важную роль в западных странах играют пузатые старики с толстыми сигарами, пьющие в закрытых элитных клубах дорогое виски. Но именно они определяют политику своих стран, сколько бы официально, по радио и телевидению на Западе не говорилось про честные демократические выборы. При малейшей попытке избранного американского президента им не подчиниться подсылается киллер, и Джон Кеннеди вскоре после ранений умирает в больнице. А следующий президент США уже знает свое место.

Этим старикам плевать на жизни своих сограждан. При необходимости, ради денег и власти, они готовы с удовольствием рисковать их жизнями. Их волнует только прибыль, и ради нее они не задумываясь отправляют молодежь на убой. Так было с Кореей, так прямо сейчас происходит во Вьетнаме. Десятки тысяч гробов с телами американских военнослужащих пришли домой, а американское правительство даже не может внятно объяснить своим гражданам, ради чего они умерли, и другие американские солдаты продолжают умирать.

Этих алчных стариков не волнует также мораль — им плевать на нее. Поэтому сейчас в США расцвет торговли наркотиками. Миллионы американцев уже стали героиновыми наркоманами, миллионы станут.

Не лучше ситуация в других западных странах. У них тоже есть такие же клубы, набитые алчными стариками, заботящимися только о том, как сделать побольше денег. Никто не заботится о борьбе с безработицей, о детских садиках, о доступном высшем образовании. Закон для бедных прост — нет денег, все социальные блага не для тебя.

Империалисты уверяют собственных граждан, что они люди первого сорта, а все остальные что-то им должны. Граждане независимых государств, бывших раньше их колониями, с их точки зрения и дальше должны подчиняться им, как будто колониализм не тает как снег под дождем из-за усилий прогрессивной мировой общественности. Империалисты считают, что африканцы, азиаты и латиносы и дальше должны быть под их пятой. Колониализм они пытаются заменить неоколониализмом — формально освободить бывшую колонию, но сделать все, чтобы на деле ничего не изменилось. Новые власти подкупают, заставляя плясать их под их дудку, а крупные западные концерны продолжают грабить местное население.

На этом фоне СССР выглядит очень хорошо. У нас мощные социальные гарантии, бесплатная медицина, бесплатное образование. Западная молодежь, если у родителей нет денег, часто не может позволить себе высшее образование или вынуждена влезать в кредиты, чтобы учиться. Едва выплатив кредит за обучение, молодые люди вынуждены брать следующий кредит — на свое жилье. И на следующие тридцать лет они попадают в долговое рабство — боятся, что их уволят, и тогда банк отнимет дом. Вынуждены поддакивать своему начальнику в надежде на премию. Вынуждены идти воевать с людьми на другом краю света, которые ничего им плохого не сделали, и умирать за интересы захвативших всю власть империалистов.

Советская молодёжь осуждает империализм! Наши передовые советские стандарты должны быть доступны по всему миру. Молодые люди должны бесплатно учиться, получая стипендию, и получать жилье бесплатно от государства, не влезая в долговое рабство. Бывшие колонии должны обрести реальную независимость от колонизаторов!

В свой доклад я, конечно, влепил все подряд, но и так школьникам понравилось. Едва я замолк, как тут же потянулись вверх руки — советские комсомольцы вслед за мной спешили осудить алчных стариков, захвативших власть в капстранах, и порадоваться за советскую молодежь. Как и было мной задумано. А школьного комсорга корежило во время моего выступления как вампира от святой воды, но придраться к чему-либо он так и не решился. Так что я благополучно отстрелялся по общественной работе в школе. И с некоторой тоской подумал, когда все закончилось, что за такое же выступление по линии общества «Знание» мне бы перепала десятка и щедрые дары от руководства той организации, в которой бы выступал. Когда уже поступит новое предложение от них поработать где-то?

К Славке в больницу не пошёл, и так из-за собрания на работу опоздал. Попросил парней обязательно сходить, обрадовать его новостями из Брянска про Эмму. Ну и заодно позаниматься с ним, пора уже втягиваться в обычную жизнь. Подумаешь, гипс…

На работе, отметившись символически в бухгалтерии, поспешил к Галие, узнать, как у неё с матерью вчера пообщаться получилось? Мне интересно было, как там все сложилось. Обе энергичные, и очень эмоциональные, одно слово, мать и дочь. Мало ли снова зацепились?

— Еле сдержалась вчера, чтобы не высказать ей всё! — возмущённо жаловалась мне подруга. — И представляешь, Марат всё знал и не сказал!

— Может, он опасался, что ты не поверишь? — сделал я невинное лицо.

— Он так и сказал.

Значит, Галия и Марат вчера объяснились. Осталось только Загита в курс дела ввести, чтобы не переживал сильно. Он к Оксане очень сильно привязан, искренне беспокоится за неё.

— И что вы будете теперь делать? Отцу скажете?

— Марат считает, что не наше дело в отношения родителей лезть, — ответила Галия. — А я бы сказала!

— В тебе обида сейчас говорит, — попробовал успокоить её я. — Сказать надо, чтобы он сам не волновался. Всё-таки у него работа такая опасная, тут голова холодная нужна. Но действовать надо деликатно, чтобы их не рассорить. Ты же не хочешь, чтобы твои родители разбежались на старости лет?

Галия ошарашенно уставилась на меня. Похоже, такая мысль даже в голову ей не приходила.

Провожая Галию домой, снова посоветовал действовать осторожнее. Сказал, что совсем необязательно ставить близкого человека в неудобное положение, надо всегда оставлять ему шанс выйти из щекотливой ситуации, не теряя собственного достоинства. Галия на мой мудрый совет кивнула, но тему развивать не стала.

Вернувшись домой, застал «совет в Филях». Бабушка, Герман и Клара Васильевна очень возбуждённо что-то решали.

— Что у нас опять плохого? — настороженно спросил я.

— Ленка вернулась! — воскликнула с яростью в голосе бабушка.

— Какая Ленка? И куда вернулась? — не сразу понял, о ком речь, я.

— Какая-какая? — передразнила меня Клара Васильевна. — Дочь моя непутёвая!

— О как! — только и смог сказать я от удивления. — Чего хочет?

— По детям соскучилась она… — с ехидством сказал бабушка.

— Опеку она над Эммой требует, — отрезал Герман. — И над мальчишками. Маленькому-то инвалидность оформили, пока её не было.

— Зачем ей это всё? — с недоумением спросил я. — Пенсию на мелкого хочет получать? Плюс на Эмму по потере кормильца… Это копейки, на них с тремя детьми не проживёшь. Не на дом ли ваш с Эммой она нацелилась?

Все с удивлением уставились на меня.

— Ну сами посудите, — развёл я руками. — Если Эмму признают на какое-то время недееспособной, мать первый кандидат на опекуна. А с такими правами можно и дом продать.

— Половина дома моя, — возразил Герман.

— Половина дома — тоже хороший куш, — возразил я.

— А детей куда? — растерянно спросил он. — В детский дом?

Повисло напряжённое молчание. Судя по лицам, никто особенно не удивился такой возможности. Мать из Ленки весьма специфическая…

— Эх, надо было её родительских прав лишать!.. — с сожалением воскликнула бабушка и глянула как-то странно на Клару Васильевну. Та смущённо отвернулась в сторону. Не стала в суд подавать на дочь? Пожалела? Ну-ну…

— А давайте ей попробуем подыграть, — подумав немного и взвесив возможные риски, предложил я. — Герман, соглашайся на все её условия. Хочет с тебя опеку над своими детьми снять — пожалуйста, без проблем! Поблагодари ее искренне, порадуйся, что она вернулась. Скажи — такой геморрой эти дети. Столько денег на них уходит! И, кстати, за те месяцы, что ее не было, алименты потребуй. Скажи, что расходов много ведь было. Назови ей сумму. Но все очень доброжелательно, без вызова. Отсрочку предложи, если сейчас денег нет. Скажешь, «все понимаю, устроишься на работу, постепенно отдашь, свои ведь люди…».

Все озадаченно замолчали, обдумывая сказанное мной. Но что хорошо, пока никто не возмущался.

— И, кстати, скажи ей: лечение Эммы такое дорогое! — добавил я. — Раз уж ты восстанавливаешь права на детей, давай, и эти расходы пополам разделим. А то, скажи, у меня свои дети есть.

— Как так можно? — возмутился Герман. — Это ж моя родная племянница!

— Надо, Герман. Для её же блага. Прикинься жадной сволочью!

— Что это даст?

— Увидишь. Это оптимальный вариант. Я уверен, что Елена быстро опять сольётся в туман, едва все это услышит. Она сюда явно не свой материнский долг выполнять приехала. Тем более, что ты теряешь? Кому она расскажет, что ты жадный стал? Своему подельнику, очередному Кабану, который ее за деньгами послал?

Герман озадаченно почесал затылок. Но возражать перестал. Так-то он мужик умный, должен понять мою задумку и все ее преимущества. Ладно, пусть думает. Да и, думаю, бабушки ему смогут доходчиво объяснить, зачем все это нужно. Они-то явно просекли тему. Вон как у Клары Васильевны глаза блестят!

Только сел за учебники, как в сенях раздался шум и в дверь просунулась голова Мишки.

— Привет. Выйди, — попросил он.

— Что случилось? — поспешил я выйти во двор.

— Славка не хочет ничего. Ни учиться, ни экзамены сдавать, — взволновано ответил друг.

— А ты ему сказал, что Эмма не безнадёжна? Что у неё мозговую активность наблюдают?

— Конечно, сказал.

И чего он? В депрессию что ли провалился? Только этого не хватало. Значит, завтра снова нужно к нему зайти.

Что ж такое! Не понос, так золотуха. Я был уверен, что мой разговор со Славкой после того, как мы его вернули в больницу, сработал. М-да, видимо, что-то опять поломалось…