Ревизор: возвращение в СССР 32

Серж Винтеркей (2025)

Приключения московского аудитора, попавшего из нашего времени в 1971 год, продолжаются. Старые заделы срабатывают, когда о них уже и забываешь… Хорошо, когда сюрпризы приятные. А еще лучше, когда видишь, как в результате твоих усилий что-то меняется в стране к лучшему. Но только приятных сюрпризов, к сожалению, не бывает. Но на то она и жизнь.

Глава 2

***

Зеленоград.

Когда Володин подъехал к своей даче, там уже вдоль забора стояло две машины, Гончарука и Белова. Они сами уже прошли на участок и устроились в открытой беседке. Заметив Некрасова среди прочих, Володин несколько успокоился, молча подошёл, поздоровался и кивком головы позвал всех в дом.

— Хотели трикотажку им отдать и резиновую обувь? — с сарказмом спросил он, когда они расселись вокруг стола в комнате. — Оказывается, они ещё когда перемирие нам предлагали, всё про нас выяснили! Захаров потребовал мясокомбинат и завод стройматериалов. И от трикотажки тоже не отказался! Сволочь!.. Хотел ещё в наказание косметическую фабрику забрать, но потом сказал, ладно, чёрт с вами… Они знают про нас всё! Сколько нас, сколько у нас предприятий, какой они приносят доход!..

— Как же так? — потрясённо проговорил Белов. — А что ж нам осталось-то?

— Тебя только это волнует? — нервно барабаня пальцами по столу, спросил Гончарук. — А то, что про твои махинации пол-Москвы уже знает, тебя не беспокоит?

— Да что они нам сделают? — небрежно отмахнулся Белов. — Нас сдадут, так мы же и их за собой потянем.

— Угу, — скептически посмотрел на него Володин. — Может, ты тоже знаешь, кто в их команду входит? Какие предприятия у них? Сколько они с них имеют? И потом меня Захаров открытым текстом предупредил, что даже если мы рот откроем, слушать нас никто не будет. У него в ГУВД очень сильные позиции.

— Ещё бы, — мрачно поддакнул Гончарук, — второй секретарь горкома! Недавно все ходили слухи, что снимут его вот-вот. А теперь другое говорят — что отбился! Представляете, какие там товарищи против него играли, а все равно слились. Что ему после этого какая-то там милиция… Да он сберкассу пойдет грабить, они в сторону отвернутся…

Володин кашлянул, пытаясь отогнать от глаз эту сцену. Что ляпнул Гончарук, то ляпнул. Все мысли из головы вылетели… А что он сказать-то сам хотел?

— И что мы дальше будем делать? — с недоумением посматривал на начальника Белов. — Что нам осталось-то? Косметическая фабрика, цех бытовой химии, плодоовощная база и резиновая обувь? На нас всех?

— Тут уже даже риск не окупается, — задумчиво проговорил Гончарук, глядя на Володина. — Овчинка выделки не стоит. Я выхожу из игры.

— Конечно! — воскликнул Белов. — У тебя, небось, уже места в матрасе не осталось? Деньги пихать некуда?

— А ты мои деньги не считай, — мрачно взглянул на него Гончарук. — Радовался бы лучше, что со мной больше делиться не придется. Или, вообще, спасибо бы сказал…

— А… Спасибо! — так и сделал Белов, сообразив, наконец, что ему это откровенно выгодно.

— Товарищи, а можно к моему вопросу вернуться? — взял слово Некрасов. — А то вы сейчас все разбежитесь кто куда со своими матрасами, а я выйду и получу хрен с маслом! Я хочу гарантий!

— Каких? — устало посмотрел на него Володин.

— Мне будет гораздо легче сидеть, если получу деньги вперёд, — решительно ответил тот.

— А как ты это себе представляешь? — удивлённо посмотрел на него Белов. — Мы же не знаем, сколько тебе дадут…

— А это не важно, — с нажимом произнёс Некрасов. — У меня должна быть подстелена соломка на случай, если я выйду, а меня тут никто не ждёт. На работу нормальную с судимостью-то не устроиться.

— Хорошо. Что ты хочешь? — напряжённо спросил Володин.

— Я хочу получить тридцать тысяч до суда, — оглядел тяжёлым взглядом всех Некрасов.

— Да что ты с ними делать-то будешь? — тут же возмутился Белов. — У тебя их конфискуют тут же!

— А это не твоё дело! — перегнулся к нему через стол Некрасов.

— Тихо! — шлёпнул по столу рукой Володин. — Нас трое, — посмотрел он на Гончарука и Белова. — Завтра с утра с каждого по десять тысяч и закрываем этот вопрос.

— Согласен, — кивнул Гончарук.

— Ладно, — недовольно ответил Белов.

— И завтра я звоню Захарову насчёт тебя, Дим. И останется только решить вопрос с Быстровой, — зловещим тоном произнёс он.

***

Первая половина вторника получилась суматошной. Возил детей и Ирину Леонидовну к стоматологу. Коляска очень выручила. Мы детей из неё практически не вынимали. Очередей не было, как в обычных районных поликлиниках. В памяти всплыло, как в прошлой жизни метался между кабинетами, занимая заблаговременно очередь, но в кремлёвской поликлинике это оказалось ни к чему.

Мы с Ириной Леонидовной ездили от специалиста к специалисту и за час их всех обошли. Единственное, у стоматолога пришлось поработать арлекином, а то дети рот не хотели открывать. Показал там целое представление. Наша няня и немолодая уже стоматолог сами смеялись не меньше пацанов.

Привёз их домой как раз к первому дневному сну, а сам поехал в Комитет по миру.

Наши уже собрались и радостно поприветствовали меня. Сегодня была смена Булатова, Сандалова и Тании.

— Ну что? Всё в сборе. Едем? — с деловым видом осмотрел нас Ильдар.

— Едем, — развёл я руками, — вписались уже, назад дороги нет. Сегодня нас немного. Может, на машине поедем?

— Давай! — охотно согласился Ильдар.

— Кстати! Товарищи! Чуть не забыл, — шлёпнул я себя по лбу. — В газету на моё имя пришло коллективное письмо из того детского сада, где мы поварих отлавливали.

— Правда, что ли? — спросил Булатов, но заинтересовались все.

— Уволили их. Новые повара в саду, готовят вкусно. Написали, мол — большое всем родительское спасибо!

Попрощались с Марком, не рассчитывая сегодня уже возвращаться, и я повёл всех к машине. Доехали быстро, такое удовольствие кататься по Москве без пробок!

Завод «Красный металлист» занимал приличную территорию. Вызвавшийся нас проводить охранник с опаской поглядывал на нас. А я оглядывался вокруг. Старые приземистые корпуса завода говорили о его долгой истории. Здесь было бедненько, но чисто. Старые кирпичные здания были тщательно покрашены в какой-то матово-красный цвет. Территория сплошь заасфальтирована. Если и лежали поддоны под открытым небом, то аккуратной стопкой. Чувствовалась рука крепкого хозяина.

Охранник целенаправленно привёл нас в приёмную директора завода, где нас уже ожидало человек пять. Начали знакомиться. Директор завода Симонов решил лично принять участие в этой встрече, что говорило о серьёзном настрое руководства. Сразу представился журналистом, чтобы не удивлялись, что я пишу всё время что-то в блокноте. Сам уволенный Черкашин оказался высоким, крепким мужиком лет тридцати пяти — сорока, со здоровым цветом лица и близко не напоминавшим пьющего человека.

На встречу с нами пришли ещё председатель месткома, начальник отдела кадров и начальник цеха.

— Прошу, товарищи, проходите ко мне в кабинет, — довольно сдержанно пригласил нас Симонов.

Мы расселись, Ильдар зачитал письмо Черкашина и особо выделил его просьбу о восстановлении на работе.

— Послушайте, ну это уже ни в какие ворота! — не выдержала начальник отдела кадров Стрельникова. — Прождать целый год и только потом заявить о своём несогласии с увольнением? Все сроки пропущены!

— Подождите, Вера Георгиевна, — остановил её директор. — Товарищ Черкашин был уволен по статье в марте семьдесят второго года. Сейчас на дворе май семьдесят третьего. Спрашивается, где был товарищ Черкашин всё это время? И почему завод должен теперь восстановить его с оплатой всего периода вынужденного прогула?

— Хороший вопрос, — заметил я, записывая за директором и посмотрел на Черкашина в ожидании ответа.

— А я не в мае начал просить! — сильно нервничая, ответил тот. — Я ещё в январе первый раз пришёл.

— В марте вас уволили, и вы до января следующего года ждали? — уточнил Ильдар, переглянувшись со мной.

— А я только в декабре перед самым Новым годом приятеля с завода встретил, и он мне рассказал, что Мурзина уволили за пьянку. Я сразу и пошёл на завод.

— Мурзин — это мастер нашего цеха, — объяснил начальник цеха Вдовин в ответ на наши недоумённые взгляды.

— Это он меня уволил! — разволновался Черкашин и вскочил с места. — Я трезвый был, просто попал ему под горячую руку. А он сам бухал на работе! Михалыч не даст соврать, — кивнул он на начальника цеха, — он тогда мастером на соседнем участке был.

— Кхе-кхе! — многозначительно прокашлялся директор, глядя на начальника цеха и тот промолчал под его взглядом.

— Так… Это что же получается? — посмотрел я на Ильдара. — Получается, что мастер уволил работника, обвинив в пьянстве, а сам тоже был потом уволен за пьянство. И никто из руководства не удосужился проверить правомерность его действий перед увольнением? Не возникла мысль, что такой вот специфический руководитель мог что-то не так сделать, как-то ущемить права трудящихся?

— Получается так, — согласился со мной Ильдар. — А что сделал профсоюз в этой ситуации?

— А что должен был сделать профсоюз? — довольно неприязненно посмотрела на нас председатель месткома Яшина. — Как профсоюз должен был узнать, что нарушены права трудящегося? Где заявление товарища Черкашина? Почему профсоюз только через год с лишним узнаёт о том, что произошло?

— Если бы я знал, какую вы мне характеристику дадите, — побелел от злости Черкашин, — я бы сразу в суд пошёл. А тогда я думал, уволили и уволили, ну, и чёрт с вами! Хотите с алкашами работать, ваше право. Думал, найду работу, не без рук… А они мне что написали? Что я деньги всему цеху под процент давал!

— А вы не давали? — уточнил Ильдар.

— А вы найдите хоть одного, кому я давал!

— Подождите, но вы же видели, какую вам характеристику при увольнении дают? — предположил Ильдар.

— Я сначала пытался устроиться только с трудовой, а там статья… В одном месте, вроде, брали, но попросили характеристику… Думал, я пятнадцать лет отработал, у меня премии, благодарности в трудовой, думал, нормальную характеристику дадут… А они!..

— Что это, вообще, за история с процентами? — заинтересовался я. — Откуда она взялась? Были свидетельства, заявления? Всё-таки, это серьёзное обвинение… На основании чего?

— Характеристику непосредственный начальник составляет, — ответила начальница отдела кадров после затянувшегося молчания, — отдел кадров только печатает на бланке…

— Здорово… Мало того, что уволили человека по статье ни за что, так ещё и характеристику ему сочинили нелицеприятную, — подвёл я итог. — А сейчас никто не виноват, да? Валим всё на уволенного мастера… А ничего, что кто-то такого вот руководителя назначил, доверил ему людьми командовать?

— А Черкашин не мог ко мне с этой характеристикой тогда же подойти? — посмотрел на меня исподлобья директор.

— А что к вам идти, если под ней ваша подпись стоит? — огрызнулся с горечью в голосе тот.

— Действительно, — посмотрел я на директора.

— Послушайте, вы всерьез думаете, что я вчитываюсь в каждую характеристику? Какой смысл, если я не знаю, о ком идёт речь? У нас тысячи сотрудников!.. Я не могу лично знать каждого до такой степени!..

— Но теперь-то вы знаете, что подписали полную чушь? — уточнил я.

— Характеристику мы перепишем, — тут же согласился директор. — А о восстановлении на работе через почти полтора года не может быть и речи.

Мы переглянулись с Ильдаром.

— Ситуация, конечно, неоднозначная, — заметил я. — И вы, Борис Андреевич, повели себя неправильно. Вам надо было сразу в набат бить, к директору идти, а не помогло, так в министерство обращаться… Но и к администрации завода очень, очень много вопросов… Почему у вас работник оказался один на один с неадекватным начальником? Неужели никого из вас не удивило такое нетривиальное обвинение в характеристике? Если глубоко разбираться, то это клевета, товарищи. Подписанная вами безо всякой проверки!

— Мы исправим характеристику, — повторил Симонов.

Мы опять переглянулись с Ильдаром.

— Налицо халатное и равнодушное отношение должностных лиц к своим обязанностям, — констатировал я. — Работники могут и не знать всех тонкостей трудового законодательства, для этого и существует профсоюз. Да и отдел кадров, по идее, существует не только для того, чтобы отслеживать сроки, когда ещё можно незаконное увольнение оспорить.

— Так и отразим, — записывал за мной Ильдар. — Борис Андреевич, не забудьте прийти за новой характеристикой, — напомнил он Черкашину.

На этом мы завершили нашу встречу, попрощались со всеми и вышли на улицу. Черкашин вышел вместе с нами с откровенно разочарованным видом. Мы встали тесным кругом, кто хотел, тут же закурил…

— Ну, и что ты обо всём этом думаешь? — спросил меня Ильдар.

— Пока состава преступления, кроме клеветы, я здесь не вижу, — прикинул я. — Начальница отдела кадров не зря про сроки пропущенные упоминала. Я в современном трудовом законодательстве не очень разбираюсь, но думаю, что закон окажется на стороне завода.

— И что, ничего нельзя сделать? — спросил Черкашин.

— Тут юрист грамотный нужен, — пожал я плечами. — Есть шанс найти какие-то процессуальные нарушения, может быть, акт об опьянении составлен неправильно… Но это только специалист определит. Я специально не стал больше ни о чём говорить там, наверху, чтобы они не подчистили всё, что можно. Запишите мой телефон. Я проконсультируюсь за сегодня-завтра…

— Ой, спасибо! — обрадовался Черкашин и проводил нас до машины.

— А что касается этого рейда, — произнёс я, когда мы уже с Ильдаром и парнями ехали в сторону метро, — тут куча ошибок, совершённых множеством лиц. Но сенсации никакой тут нет. Есть халатность, равнодушие, бестолковость, беспомощность… Но этого добра везде полно, этим никого не удивишь. Даже не знаю, о чём тут писать?.. О кознях уволенного уже мастера? Вот если бы он еще работал сейчас… Но тогда так легко бы было не доказать правоту работника…

— Я так и не понял, — первый раз за весь рейд подал голос Булатов. — Его что, уволили по статье, а он молча взял трудовую и пошёл?

— Такая статья в стране у каждого десятого в трудовой имеется, — усмехнулся я. — Тем более, он рассчитывал, что у него достаточно хорошо представлен раздел трудовой о поощрениях и награждениях.

— Если бы ему дали на заводе нормальную характеристику, работал бы давно мужик и никого не дёргал, — добавил Ильдар.

— Да не могли они ему дать нормальную характеристику, уволив по статье, — заметил я. — Замкнутый круг… Ему само увольнение по статье оспаривать надо было, пока сроки позволяли.

— Короче, он сам дурак, да? — спросил Ираклий.

— Да там все хороши! — ответил я.

— Как это всё сложно… Статьи, увольнения, сроки, — недовольно проворчал Лёха.

— Ну, ты же не юрист, вот тебе и сложно, — глубокомысленно ответил Ильдар.

— Паш, мы тебя, если что, будем с собой в кадры брать, — пошутил Булатов.

Высадил их всех у метро и поехал в Пролетарский райком, узнать, чем там дело вчера закончилось у Захарова с Володиным. Любопытно же!

***

Москва. Гагаринский райком.

Володин всё думал, как ему вызвать к себе Быстрову на разговор, но так и не придумал. Позвонить ей некуда.

Придётся идти к ней на съёмную квартиру, — чертыхнувшись, признал он. Очень было брезгливо, если честно. Махнув рукой, не до того сейчас, он задумался, как будет вести с ней разговор.

Первое желание было наорать, а то и надавать пощечин. Но вспомнив, что у неё где-то есть компромат на всю их компанию, кроме Некрасова, он аж зубами заскрипел. Эх, а так руки чесались выпустить все накопившиеся отрицательные эмоции на эту дуру! По десять тысяч отдали Некрасову! А что хуже всего, три лучших предприятия потеряли! С них годового доходу выходило за пятьдесят тысяч. И все из-за этой инициативной студентки… На лекциях бы свою инициативность демонстрировала, а не в серьезные дела лезла, дура. И он-то сам тоже хорош… Чуял же, что непростая это девка, проблемная… Да что чуял, Самедов с ней связался, и что с ним стало? И какого же он черта тогда поверил ей сам?

Ещё же надо встретиться с её любовником и потребовать, чтобы он перестал с ней встречаться! Он, конечно, это Гончаруку поручил, но тот вчера его потряс, сказав, что соскакивает… Володин очень надеялся, что он это на эмоциях сделал, и потом передумает. Из всей их компании он самый ценный кадр, это не какой-то Некрасов, которым Самедова заменили. Что тот бестолковый был, что новичок бестолочью тоже оказался. Значит, придется разговаривать с этим любовником самому, а то если Гончарук всерьез уходит, то может и заволынить это дело. Захаров просто не поймёт, если узнает, что Регина любовница главного инженера уже его предприятия… Скажет, опять мы перемирие нарушили.

***

Москва.

Валерия Голубева сразу заметила паркующуюся машину негра и его девчонки. Она ещё в прошлый раз подумала, что какой-то он себе на уме. Одет неплохо, держится уверенно, но весь, как на иголках. По сторонам всё время позыркивает…

— Лерочка, добрый вечер, — подошла к ней, улыбаясь во все зубы, его девушка. — Векеса опять меня тащит сегодня в ресторан.

— Это же хорошо. Хоть покушаешь вкусно… А это что у тебя? — увидела она золотые серьги в виде змеек, убрав ей волосы назад.

— А, это он мне месяц назад подарил, — равнодушно махнула рукой девчонка. — Так уже месяц никаких новых подарков, понимаешь? Представляешь, я ему уже сколько раз говорила, что хочу итальянскую помаду!

— А он что?

— Ничего! Сколько раз домой ездил, не мог привезти. Говорит, с цветом не угадаю, расстроишься.

— Да какая разница? — посмотрела Голубева на клиентку в зеркало. — Хотя, можно вместе выбрать.

— Угу, — обиженно надула губки та. — Ни разу в «Берёзку» не сводил! Представляешь?

— Почему?

— Жадный потому что. Валюту привозит, а в «Берёзку» сводить не может…

Ничего себе, жадный! — думала Валерия, делая на автомате клиентке причёску «Ракушка». — По ресторанам водит, парикмахера оплачивает, шмотки каждый раз новые у девки, серьги, вон, какие подарил!.. Зажралась деваха, ой зажралась! А на что же он валюту тратит?

***

Приехав в райком, застал Сатчана в прекрасном настроении.

— Как дела? — насторожился я.

— Пока не родила, — ответил он, сразу немного погрустнев.

— А всё остальное?

— Нормально. Наши условия приняли. Володин уже отзвонился, что Некрасов готов идти паровозом.

— Ему бы адвоката нашего сразу пристегнуть, тут очень важно, чтобы он с самого начала уже в деле был.

— Уже озадачили его.

— Мне он тоже нужен. Есть его телефон?

— У Юрича есть, а что такое?

— Да были сегодня с рейдом на одном предприятии. Там дурак на дураке дураком погоняет… В результате уволенный работник второй год на нормальную работу устроиться не может. Вот, хочу помочь… Я сам позвоню Юричу, спрошу, как с ним связаться.