Герцог Бекингем

Серж Арденн

XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал де Ришелье. Кардинал желает, вопреки планам мятежников, объединить королевство и сосредоточить власть в руках короля Людовика Бурбона. Невольными участниками описанных событий становятся три анжуйских дворянина. Друзья, по нелепой случайности, принимают сторону кардинала, что вынуждает их ввязаться в смертельно опасную игру, поставив на карту свои жизни, шпаги и честь. Стычки, погони, звон клинков, противостояние гвардейцев кардинала и мушкетеров короля, неожиданные повороты сюжета. Это и многое другое, с чем столкнутся наши герои на страницах романа. Как они справятся со всем этим? Куда заведет их судьба? Чем закончится противостояние Черного графа и Ришелье? Получиться ли у друзей играющих важную роль в замыслах кардинала, предотвратить заговор, который может радикально изменить ход истории? Об этом и многом другом вы узнаете из серии книг «Дневники маркиза Ле Руа». С уважением Сергей Руденко (Серж Арденн)

ГЛАВА 2 (61)

«Комната на улице Железного горшка»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Господин шевалье де База проснулся ранним утром. Распахнув ставни небольшого оконца, он позволил солнечным лучам наполнить комнату ярким ласковым светом, что вызвало улыбку на лице молодого человека. Невзирая на то, что рана ещё серьезно беспокоила его, настроение анжуйца было отменным. Позавтракав тем, что послал Господь Бог и приготовил Гаспар, он оделся, нацепил кожаную перевязь, подвесив к ней короткую шпагу, укрыл в голенище ботфорта небольшой кинжал толедской стали, приобретенный в Барселоне и вышел из комнаты, затворив за собой дверь. Тут же, за порогом, он оказался на довольно крутой лестнице, ступив на деревянные ступени, поприветствовавшие нового жильца учтивым скрипом. Хромая и морщась от боли, Гийом спустился в просторную, светлую гостиную, где остановился, чтобы прислушаться и передохнуть. В доме было тихо.

Гаспара, как обычно, он отпустил до обеда, что позволяло ему наслаждаться тишиной, располагающей к размышлениям, которые нередко способствовали внутреннему умиротворению. К слову, с приездом в Париж Гаспар весьма изменился. В его провинциальную наивность, размеренность и крестьянскую житейскую мудрость, которую, иногда, обозначают практичностью, вплелись вполне несовместимые с вышеперечисленным качества, такие как нерадивость и суетливость. А так же обнаружились всходы зарождающегося цинизма, на взгляд преобразившегося Гаспара непременные составляющие натуры, присущей всем «настоящим горожанам». Он всё время где-то пропадал, куда-то сбегал, сменив покой тихих домашних застенок на шумную неразбериху трактиров, куда влекли новые интересы и знакомства. Шевалье без труда разглядел, что слуга стоит на пороге какой-то неведомой для него новой жизни, жизни в которую манит юность, где соблазняет и завораживает проказник, по имени Париж. Де База не препятствовал слуге, он даже находил весьма приятным частые отлучки Гаспара, когда тот оставлял его в покое со своими глупыми историями и навязчивыми ухаживаниями. И если пространные, подчас бессмысленные и оттого крайне утомительные пересказы подслушанного в городских харчевнях вздора действовали на Гийома как снотворное, то чрезмерная опека его крайне раздражала, отчего де База, несколькими лиарами,^[2] зачастую, лично провоцировал слугу отправиться на рандеву с бесчисленными трактирами и тавернами Города Лилий. Это, как вы понимаете, несомненно, являлось «серебряным ключом» взаимной заинтересованности, которым отворялся ларец терпимости и соблюдения общих интересов, когда оба без жертв получали то, чего желали: Гаспар с молчаливого согласия шевалье был свободен как ветер, Гийом же был избавлен от докучливой трескотни слуги.

Внимательно осмотрев столовую, анжуец нашел её весьма милой и уютной. Гийом задумался, вереница мыслей, не связанных одна с другой, пронеслись в голове: «Сколько ему здесь предстоит прожить? Куда в сей прелестный летний день занесла судьба его друзей? Скоро ли они вернуться, и, вообще, в какой части огромного города располагается его жилище?»

От раздумий, содержание которых больше походили на клочки разорванного письма, его оторвал звук отворяющейся дверцы, что находилась в углу комнаты и была скрыта от глаз старой выцветшей ширмой. Послышались легкие, словно шелест листвы, шаги, и перед анжуйцем предстала молоденькая девушка, что несла перед собой корзину, наполненную выстиранным белоснежным, будто снега Мер-де-Глас, бельем. Увидев молодого человека, она остановилась и в растерянности замерла, от смущения опустив глаза. Её щеки зардели густым румянцем, а длинные ресницы подрагивали, когда девушка решалась взглянуть на юного дворянина.

Шевалье искренне удивила та непоказная скромность незнакомки, коей так щедро наделены провинциальные мещанки, что встречались ему во множестве городков родного Анжу, Турени и Мен, и в чьих глазах он имел ошеломляющий успех. Его порядком смутило то, что этим удивительным качеством обладают и столичные особы, чего он никак не ожидал. Несколько сконфуженный, после непродолжительной паузы, Гийом решился скорее прервать неловкое молчание и заговорил с хорошенькой парижанкой:

— Сегодня отменная погода,…не правда ли?

Испытывая замешательство, вызванное собственной неловкостью, он, очевидно желая что-то добавить, набрал полные легкие воздуха, но лишь пошевелив губами, глубоко вздохнул. Девушка, не приняв во внимание лепет шевалье, будто подталкиваемая его нерасторопностью, что вселила в неё некоторую уверенность, ангельским голоском произнесла:

— Месье, наверняка, наш новый постоялец? Мне матушка говорила о Вас.

Переминаясь с ноги на ногу, анжуец пожал плечами, и уже как-то увереннее взглянув на хозяйскую дочь, твердо вымолвил:

— Да поставьте же корзину, наконец, Вам ведь тяжело!

Не сводя глаз с прелестной незнакомки, он приосанился и, поправив портупею, произнес:

— Раз уж мы с Вами встретились, то давайте знакомиться. Моё имя Гийом де Базильер, шевалье де База, из Анжу.

При этом дворянин отпустил молоденькой особе легкий поклон, какой только позволяла рана. Девушка, на личике которой засверкала улыбка, маленькими белыми ручками схватилась за полу юбки, слегка приподняв её, настолько, чтобы были видны потертые старенькие башмачки из грубой кожи, и присела в легком реверансе.

— Николь, Николь Пикар.

В это время из той же двери, из которой появилась милашка Николь, в комнату вошла женщина лет сорока пяти, довольно стройная, в белом чепце, обрамленном лионским кружевом, из-под которого вырывался навязчивый, всепроникающий взгляд, что красноречиво указывало на то, что перед шевалье предстала хозяйка дома, жена мэтра Пикар и мать Николь. Как только госпожа Пикар узрела своего нового постояльца, она, казалось, тут же позабыла об имеющихся у неё делах, поспешив вцепиться в нового жильца, словно сорока в предмет так неуемно заинтересовавший её. Расплывшись в улыбке, женщина приблизилась к дворянину, затараторив:

— Ах, месье де База, Вы уже поднялись, какая радость, какая радость, мы все, все за Вас очень переживали. Ведь с момента, когда Вы появились в нашем доме, мы все проявили участливость в Вашей судьбе. Господин де Сигиньяк такой милый человек, сразу видно — преданный друг, он так щедро расплатился с нами, да-да, щедро…

— Я благодарю Вас…

Де База попытался прервать трескотню хозяйки дома, но был остановлен, ощутив стальную хватку госпожи Пикар.

–…А потом он просил, чтобы мы не беспокоили Вас, да-да не беспокоили. Он сказал, что Вам необходим покой, что Вы ранены, да-да ранены, и что этот Ваш слуга, как его…ах да, Гаспар, да-да Гаспар, будет заботиться о Вас…

— Гаспар…

–…А я его спрашивала, да-да, и не раз, нужно ли, Гаспар, чего-нибудь мессиру де База, не желает ли чего месье шевалье? Но он вечно спешит куда-то и твердит одно и, то же: «Нет, госпожа Пикар, ничего не нужно, я сам о нем позабочусь». А я вот подумала: «Как он, деревенщина, может о Вас заботиться? Как раненному человеку может быть ничего не нужно?» Да не поверю я ни за что, в то, что молодому раненному мужчине может быть ничего не нужно! Да-да, ни за, что не поверю!

— Но…

— А он мне и говорит, Вы мол, госпожа Пикар, не заходите, мол, в комнату к месье, мол, не любит он этого. А я вот, что скажу — грубиян он, Ваш слуга, да-да грубиян. А я ведь знаю, у нас, до Вас, жил один месье, порядочный человек, ничего не могу сказать, да-да из Ла Ферте-Але, он служил в королевской гвардейской роте господина капитана Дюалье. Так вот, тоже ранили его на дуэли, да-да, на дуэли. А слуга его, такой же негодяй как Ваш Гаспар, не позволял мне ухаживать за ним. И что? Что бы вы думали?! Помер этот господин гвардеец…Ой!

Госпожа Пикар запнулась, прикрыв рот ладонью. Николь с нескрываемым укором покосилась на мать.

— Ох, месье де База; простите, простите меня Бога ради.

Гийом закашлял, с укоризной поглядев на женщину, чуть слышно процедил:

— Ничего, не извольте беспокоиться, я не суеверный. Я, простите, надумал прогуляться, так вот, пожалуй, пойду. Пройдусь.

С этими словами анжуец скрылся за дверью.

Улочка была узкой, тихой и безлюдной. Шевалье остановился, подняв вверх голову. Над ним простиралась лазурь бездонного, безоблачного неба. Глядя ввысь, улыбаясь солнечным лучам, он вдруг подумал о превратностях судьбы, заставивших его, вчерашнего узника, обреченного на смерть, самым невероятным образом избежать наказания, и привела в Париж, определив на службу к одному из наивлиятельнейших вельмож королевства. Но всё это меркло и казалось бессмысленным, в сравнении с тем, что он просто-напросто был жив.

Примечания

2

лиар — мелкая французская монета.