Шпионский детектив (по следам Юлиана Семёнова…). Москва, 1937

Сергей Юрчик

Сюжет известного романа Юлиана Семёнова «ТАСС уполномочен заявить» автор опрокидывает в 1937 год. В жуткой атмосфере разгорающихся репрессий верные долгу чекисты ведут поиск коварного врага, завербованного германской разведкой…

11

Спустя три часа Кристман в халате, надетом на голое тело, расхаживал по спальне в апартаментах на набережной Анжу острова Сен-Луи. Раньше здесь был отель какого-то королевского генерал-интенданта, переделанный впоследствии под роскошные квартиры в стиле ампир с сохранёнными элементами барокко. В постели, отдыхая от любовных утех, возлежала с сигаретой в мундштуке хозяйка апартаментов испанская маркиза Изабель Эрреро, женщина редкой красоты, белокожая брюнетка с голубыми глазами. Она приобрела это уютное гнёздышко летом прошлого года вместе со всей обстановкой — мебелью, роялем, картинами, коврами, фарфором и бронзой. Королевский интендант был изрядным вором, об этом свидетельствовали размеры бывшего дворца, в частности высота потолков и окон. Кроме спальни в квартире были ещё кабинет, столовая и гостиная, служившая также будуаром и музыкальным салоном. Отдельная лестница с заставленной цветочными горшками площадкой вела с высоты второго этажа из спальни во внутренний дворик, где росли кусты сирени и ясень.

— Решается вопрос, кто будет контролировать этих людей, а следовательно, и всю Францию… — говорил Кристман, меряя шагами комнату от камина до двери на лестничную площадку и сдержанно жестикулируя. — Будем это мы или итальянцы — вот как стоит вопрос. Говоря «мы», я имею в виду не только Германию, но и Британию. В конце концов, история предоставляет редчайший шанс на объединение двух ветвей арийской расы, и единство намертво будет спаяно совместным военно-политическим триумфом. Франция сгнила в труху, и взять её можно голыми руками, энергично поддержав государственный переворот.

Лицо Изабель выражало умеренный скептицизм.

— Друг мой… Не кажется ли вам, что вы многовато на себя берёте и пытаетесь решать задачи, не входящие в сферу вашей компетенции? В конце концов, есть политики, и есть исполнители политической воли, вроде нас с вами.

— В ранце каждого солдата лежит маршальский жезл, — криво усмехнулся Кристман.

— На примере моей родины я могла убедиться, чем заканчиваются всякие энергичные перевороты…

— Вот именно, дорогая, вот именно! В Испании наша служба оказалась не на должной высоте. Мы думали, что достаточно поставлять фалангистам гранаты под видом картофеля, а следовало держать под контролем весь процесс!

— Конечно, ценнейшая информация, поступившая от вас, и ваши соображения будут доведены мной куда следует, но…

Стать агентом британской разведки прекрасную Изабель вынудили совершенно банальные обстоятельства. Её отец маркиз Эрреро успешно прожил целое состояние и скончался, оставив наследнице титул, кучу долгов и родовое поместье в провинции Арагон с обветшалым замком и сменявшими друг друга вороватыми управляющими. Правда, был ещё шикарный паласио* (*palacio (исп.) — дворец, особняк) в Мадриде с коллекцией старинного оружия, гобеленов, картин и всем прочим, но он относился к наследственному майорату, в состав которого входили также фамильные драгоценности, хранившиеся в банковском сейфе. Маркиза могла извлекать их оттуда с ведома и разрешения адвоката, специально приставленного следить за сохранностью всего этого имущества, завещанного предками для поддержания блеска и достоинства старинного рода и ни при каких обстоятельствах не подлежащего продаже или иной передаче в другие руки. В общем, средств на жизнь остро не хватало. Пришлось выходить замуж за пожилого каталонского богатея, промышленника-фабриканта, которому лестно было породниться с испанскими грандами. По условиям брачного контракта он заплатил долги. Наконец-то Изабель смогла позволить себе модные туалеты, новенькую «Испано-Сюизу», ни о чём не думать и наслаждаться жизнью в окружении молодых поклонников. Но счастье было недолгим. Когда в 1929 году за океаном разразился биржевой крах и экономический кризис, быстро перекинувшийся в Европу, супруг прогорел. Да так, что от его состояния осталась только чёрная дыра с обугленными краями. От огорчения он заболел и вскоре скончался. Изабель опять пришлось заботиться самой об удовлетворении своих всё возраставших потребностей, содержании дворца и замка и управлении поместьем.

Тут-то и подцепил прекрасную маркизу лихой баронет Килби, будучи проездом в Мадриде по делам службы. В дальнейшем «Сикрет интеллидженс» не поскупилась на содержание испанской аристократки, быстро убедившись, что польза для Империи от её услуг неизмеримо превосходит затраты…

В 1931 году в Испании случилась бескровная революция. Король Альфонсо XIII из рода Бурбонов испанских бежал за границу. Страна стала республикой. Кортесы* (*испанский парламент) приняли либеральную конституцию и народ наконец-то ощутил дыхание свободы. Подстрекаемые анархистами городские гопники стали громить монастыри и скопом насиловать монахинь, обращая их в «невест революции». Вскоре проклятые безбожники затеяли земельную реформу, и хотя речь шла пока об изъятии «излишков» дворянских угодий, по всему чувствовалось, что лиха беда начало. Прославленный победами в Марокко бравый генерал Санхурхо попытался свергнуть нечестивцев и вернуть престол его величеству, но «санхурхиада» закончилась позорным провалом. Боевой генерал оказался никудышным заговорщиком. Премьер-министр Асанья, не вынимая сигары изо рта, наблюдал с дворцового балкона за перестрелкой в центре столицы… Годом позже на выборах победили правые республиканцы и остановили было богомерзкие реформы, но анархисты с социалистами подняли бунт в Каталонии, Астурии и самом Мадриде. У правительства хватило решимости подавить мятеж, однако вместо того, чтобы воспользоваться этим для окончательного восстановления порядка, безумные демократы вновь назначили выборы. И левый сброд опять вернулся к власти.

Страна потихоньку сползала к полной анархии. Вновь повсюду вспыхнули эпидемией церковные погромы. В городах бастовали рабочие, официанты, таксисты, домашняя прислуга, даже тореадоры. Правые стреляли в левых, левые стреляли в правых. Похороны погибших превращались в демонстрации, которые перерастали в побоища. Дрались даже на кладбищах, чего раньше даже в страшном сне не могло привидеться… Поместье и так приносило маркизе больше хлопот, чем доходов, а тут ещё мужики принялись захватывать землю. Состоятельные люди лихорадочно переводили деньги в иностранные банки, обесценивая песету, и уезжали сами. По морю и по суше бежали из страны аристократы, банкиры, промышленники, князья церкви, журналисты, оперные певцы, кокотки… Мадрид пустел на глазах. Дальше так жить было невыносимо, и в июле 1936 года, незадолго до очередной попытки военного переворота и начала гражданской войны, маркиза Эрреро собрала чемоданы и тоже тронулась по направлению к французской границе.

Единственной пользой, которую принесла революция, стала отмена замшелого королевского закона о наследственном майорате, а потому всё ценное из особняка давно было распродано. Фамильные драгоценности маркиза везла с собой в саквояже. Недвижимость, увы, пришлось бросить на произвол судьбы.

В Париже маркизу ожидал тот искренний и радушный приём, который столица Франции всегда оказывает людям с деньгами. Тихий остров Сен-Луи, отделённый протоком Сены от соседнего Сите с его Дворцом правосудия, собором Нотр-Дам, вечной суетой и толпами туристов, стал её пристанищем. От времён Людовика Святого до мушкетёров тишину поросшего ивами, частично заболоченного Сен-Луи и вовсе нарушало лишь коровье мычание да иногда звон шпаг дуэлянтов, но потом парижане сообразили, что место в самом сердце столицы пропадает зря. С середины семнадцатого века островок стал усиленно застраиваться и быстро превратился в аристократический район. Впоследствии его облюбовала также и состоятельная парижская богема (нищая ютилась на Монмартре). В общем, местечко было вполне комильфо и соответствовало запросам Изабель.

Маркиза восстановила прерванную было связь со своими кормильцами и продолжила успешно трудиться во славу Империи и для собственного процветания. Килби, равно как и его шеф, статс-секретарь «Сикрет интеллидженс», отнеслись с пониманием к её самовольному отъезду, к тому же в Испании использовать Изабель в её коронном амплуа светской львицы представлялось совершенно невозможным — на территории республики светская жизнь вообще была ликвидирована как явление, а по другую сторону фронта каудильо тоже строил подданных в одну шеренгу, реквизировал золото, валюту и насаждал аскетизм. Французская же столица кипела страстями, играла подобно шампанскому, и прекрасная маркиза была там как рыба в воде. Ну а появление в Париже Клауса Кристмана, завербованного ещё год назад, дало новый импульс её деятельности и открыло новые перспективы.

Докурив сигарету, Изабель встала с постели во всём блеске своей наготы и неторопливо накинула полупрозрачный пеньюар. Она была начисто лишена стеснительности и прочих женских комплексов. Кристман знал, что женщина в разведке — шлюха по определению, но в поведении маркизы во время соитий прослеживалось нечто большее, — черты нимфоманки, сам процесс явно доставлял ей повышенное удовольствие. Кристман не прочь был повторить то, что происходило между ними десять минут назад, и двинулся было в наступление, но Изабель мягко увернулась.

— Идёмте пить кофе, Клаус.

В просторной кухне маркиза сама приготовила южноафриканский напиток богов в медной турке на газовой плите. Она обходилась минимумом прислуги. Приходящая горничная убирала квартиру, приносила продукты, наполняя новинку бытовой техники — электрический холодильный шкаф, — и иногда готовила кое-какую еду. Но сегодня Изабель смогла предложить милому другу только холодную закуску. Кристман не был в претензии — на войне, как на войне. В заключение маркиза передала ему пухлый конверт с деньгами от британских спонсоров, который извлекла из шкатулки в гостиной.

Кристман написал расписку, затем оделся и привёл себя в порядок. На прощанье он галантно приложился к руке боевой подруги, в ответ на это она поцеловала его в пробор. Спустившись по мраморной дворцовой лестнице, Кристман вышел на набережную и сел в машину. Прежде чем тронуться с места, он пересчитал купюры и отложил несколько штук в свой бумажник.

Заключительным аккордом этого дня стала встреча с человеком, освещавшим деятельность Второго бюро «Сюртэ насьональ». Человек этот, родом эльзасец, не входил ни в какие французские правые партии или организации. Он всецело разделял идеологию национал-социализма и был давним поклонником Адольфа Гитлера, работая не за страх, а за совесть, так что вульгарные слова «агент» или «информатор» не совсем к нему подходили. Но от денег не отказывался и он, так что Кристман при встрече на конспиративной квартире первым делом передал ему (разумеется, под расписку) конверт с деньгами, полученными от Изабель. Очередная сумма на оплату агентуры должна была поступить из Берлина со дня на день.

Просматривая сводку донесений информаторов «Сюртэ», Кристман зацепился взглядом за следующие строки: «В кафе „Глобо“ на площади Бланш двое предположительно русских искали русского эмигранта, бывшего офицера лейб-гвардии конного полка с особой приметой — шрамом над левой бровью». Что-то шевельнулось в памяти при прочтении этих слов: «шрам… над левой бровью…» Кристман просмотрел сводку до конца, поблагодарил ценнейшего сотрудника и отпустил его. Сидя в одиночестве за столом в гостиной, и потом, через полчаса, покидая квартиру, он продолжал мучительно вспоминать. Шрам… Где-то он видел человека со шрамом, причём не так давно.

Озарение пришло, как всегда, неожиданно, так что он чуть не упал, споткнувшись на лестнице. Он вспомнил! Вспомнил неприветливый взгляд того официанта, доставившего заказ в 71-й номер, и шрам у него на лбу. Кристмана бросило в жар. Сомнений не оставалось — он допустил грубейшую ошибку.