Точка возврата

Сергей Чичин

Как быть, если вы вернулись домой из опасного путешествия по чужим мирам, а привычного дома больше нет? Как быть, если вы сами невольно вызвали апокалипсис в родном мире? Улыбаемся, машем и исправляем. Если получится, конечно, с такой командой. Главное, не развалить все еще больше.

2

Я уже начал подозревать, что нам сегодня не повезет, когда наконец далеко за спиной послышался рокот двигателя. Шли мы к тому времени битый час, и с учетом того, что шагать приходилось по ровному асфальту — довольно шустро, успели отмахать мили четыре. Чарли давно начал брюзжать и завидовать оставшимся, которые сидят себе на задницах ровно, пока он тут бьет ноги; Айрин завела нудную лекцию о пользе пития (увы, безалкогольного), да и мои ботинки начали напоминать о недостающей половине размера. Да, большие расстояния умиляют и внушают восторг, но попадание на подобные просторы без должной подготовки чревато многочисленными мелкими неприятностями.

Заслышав треск, я остановил группу и не без удовольствия растянулся на шоссе. Грязнее уже не стану, а приложить к полотну ухо до сих пор довольно эффективно. Ну вот, рокот мерный, вибрация далекая, слабая и плавная. Машина одна, было бы больше — гудело бы на разные тона, накладываясь друг на друга.

— Поспать прилег? — немедленно полезла в бутылку Айрин. — Подушку принести?

— Едет транспорт, — пояснил я сдержанно, ибо переругиваться с ней никаких сил не напасешься, а ведь еще неизвестно, что ждет впереди. — Предпочтительная модель поведения — доброжелательное достоинство. Помним легенду, брататься не бросаемся, придерживаем фантастические истории для мемуаров.

— А если это деревенские хамы какие-нибудь?

— Смирись уже, столичная штучка. Хамы тоже люди.

— Тебе-то, может, все люди и братья, а вот попробовал бы оказаться эмансипированной азиатской женщиной в окружении деревенского быдла! — Айрин передернулась. Где она, интересно, набралась такого опыта? — Они почему-то считают, что все азиатки — японки, а все японки — порноактрисы. Может, для вас, мужланов, это и комплимент, а меня подобное отношение оскорбляет.

— Можешь назвать подряд три явления, которые тебя НЕ оскорбляют?

Айрин задумалась, а я нехотя собрал себя в кучу и поднялся на намятые ноги. Как я и подозревал, ее проблема не в том, что мир к ней жесток или как-то несправедлив, а только и исключительно в отношении. Небось кинь к ее ногам небо в алмазах и луну с вкраплениями чеддера — и то оскорбится. Посчитает, что то ли дешево покупают, то ли держат за феечку, неспособную содрать эту луну самостоятельно. Женщины, блин.

Машина появилась в поле зрения — сперва свет фар, потом обрисовался и силуэт. Без орудия на крыше, что не может не радовать. Громоздкая такая кабина. Ну да, тут такие края, что приплюснутые мазератти без надобности — местные ездят исключительно на пикапах либо внедорожниках. Я сделал пару шагов навстречу, отгородив своих спутников — чисто на всякий пожарный, вдруг они и посторонних людей начнут раздражать — и приветственно помахал обеими руками, демонстративно держа их подальше от висящего на груди пулемета. Еще бы решить, что делать, если они не захотят останавливаться, а предпочтут подло, но мирно меня объехать? Мик бы остановил машину любым из пяти способов на выбор — правда, выбор так себе, все варианты как один включают его неподъемный башмак и тупые травмы у водителя. Я же не настолько крут, чтобы штурмовать подобные металлические чудища с одним лишь залихвастским «кия!», а стрелять в незнакомых людей — самый что ни на есть моветон.

Но ничего, пронесло. Ночные ездоки повели себя в высшей степени отзывчиво, тут же скинули скорость и остановились, не докатив до меня какую-то пару ярдов. Могучая морда фордовского пикапа в слабом обратном отблеске фар дружелюбно оскалилась решеткой радиатора. Из кабины в обе стороны высунулись две физиономии настолько близкие по духу, что я чуть не прослезился — широченные бородатые ряхи в одинаковых бейсболках. Тот, что за рулем, лет сорока, просто упитанный, как кабанчик у заботливого хозяина, штурман же очевидно старше, с длинной седой бородищей, и уже откровенно жирный, словно подсел на те коварные хранительские сухпаи. Обожаю толстых — они обычно добрые, ибо ни бегать, ни драться, ни даже толком укрыться от пуль не способны. А вон в кузове за кабиной еще двое появились — тоже не так чтоб пушинки. Это, наверно, их младшенькие. Кабина, как я погляжу, двухдверная, с одним посадочным рядом, так что молодежь по всем правилам субординации едет на задворках.

— Добрый вечер, джентльмены! — всегда полезно быть вежливым. Даже если в итоге это окажется неуместным, по крайней мере сам себя сможешь поздравить с тем, что не утратил достоинства так уж с разбегу. Будут меня еще упрекать в том, что я неспособен начинать разговор иначе как со «Слышь, козлина!». — Не подбросите ли нас в сторону Джипсумвилля? Мы тут слегка отбились от своих.

Толстяки из кабины переглянулись.

— Военные, что ли? — уточнил старший участливо. В этих краях еще не забыта традиция, согласно которой разговоры ведет наиболее заслуженный. Это вам не интернет-форум, где авторитет тот, кто всех перекапсит.

— С нами гражданский специалист, — ответствовал я ему в тон в той же доверительно-сочувственной манере. Вроде как и не соврал, ибо на вопрос формально не ответил, и пусть кинет в меня камень тот, кто не считает Айрин гражданским специалистом. Она очень, очень специальная девушка.

— О как, — солидно покивал бородач, и водитель его тоже затряс головой, демонстрируя полное понимание вопроса. Не понимаю я Айрин — ну как можно не любить эту публику? Душа нараспашку, вместо мозгов смесь условных рефлексов и телевизионной пропаганды, попросишь попить — непроизвольно ключи от ранчо отдадут. И верят же, всему верят! — В Джипсумвилль, говорите? Мы-то сами в Виннипег, там вроде ваши стоят, верно же?

Айрин за спиной что-то пискнула, но от нее я отмахнулся. Добраться из Джипсумвилля в Виннипег вовсе не штука и чуть позже, без помощи этих обаятельных мордачей, а влетать с ходу в расположение этих неведомых «наших» мне что-то не улыбается. С них станется спросить, кто таков, и не удовлетвориться уклончивым «свой я, свой».

— Там другие части, а у нас конкретное задание в Джипсумвилле.

Опять переглянулись и перекивнулись.

— Залезайте в кузов, — велел старший. — Крюк небольшой, пять минут. Доставим в лучшем виде.

— Премного вам обязаны. Эй, команда! В кузов марш!

Команда протрусила мимо меня. Один из младшеньких, что обретались в кузове, метнулся к заднему борту и откинул его для удобства погрузки. Старший же, разглядев проскочившую мимо кабины Айрин, вдруг цапнул меня за плечо мясистой лапищей в перчатке с обрезанными пальцами, подтянул к себе и просипел, выпучив изумленные глазки и деликатно подавив голос:

— Слышь, командир… это чо у тебя, шпионка?

Кажется, Айрин его таки расслышала, оглянулась на меня панически. Ну да, странный вопрос, но нельзя же так психовать из-за каждой бесхитростной глупости. Иначе ни одного фильма не посмотришь без смирительной рубашки.

— Чегой-то она шпионка? — переспросил я, поддав слегонца недоуменного возмущения. — Откуда берутся такие мысли?

— Дык же она же… — седобородый параноик, мгновение помявшись, потянул пальцами в стороны уголки глаз.

— И чего? Думаешь, они все враги?

Повисла тягостная пауза, и я с неудовольствием отметил, что Айрин ее держит хуже всех — начинает неуклюже пошевеливать лопатками, видимо пытаясь вытянуть винтовку, которую на марше задвинула за спину. Чарли, полезший было в кузов, застыл в неудобной позе — наполовину уже втянувшись, а наполовину еще болтаясь. Такое у него жизненное кредо, если вдуматься.

— Все не все, а вдруг?… — все так же туманно выразился бородач, виновато разводя руками. — Уточнить-то надо, а то мало ли.

— Это, — я на всякий случай повысил голос, чтобы Айрин прекратила свои экспромты. — Никакая не шпионка.

Поскольку большого доверия на лице бородача не читалось, пришлось поправиться.

— Ну, вернее, она действительно в некотором роде… но она наша шпионка. Дошло?

Доходило некоторое время, Айрин успела холодным потом облиться — даже в темноте это было заметно. Потом обширная ряшка старшего прояснилась, и он с виноватым видом исполнил фейспалм, даже гул пошел, словно в Колокол Независимости стукнули.

— Дошло, командир! — и, повысив голос, для Айрин. — Эй, барышня, не серчай! Времена такие, нервные, а так-то мы тебе очень признательны! Спасибо, это самое!

— Да я с удовольствием, — растерянно отозвалась та и, уцепившись за дружескую руку обитателя кузова, живенько туда вспорхнула. Я похлопал бдительного бородача по плечу, мол, без обид, так держать, и последним заскочил в кузов. Никаких удобств, но мы без претензий, посидим и на бортах, а всю середину занимала бесформенная груда ни пойми чего под облезлым брезентом.

— За что мне спасибо-то? — напряженным шепотом вопросила Айрин, вцепившись в мое многострадальное плечо словно клещами.

— За твою работу, — ответил я в тех же интонациях и аккуратно присел на борт.

— За какую еще работу?

— Японской порноактрисой, как и заказывала.

Айрин тихо взвыла и спрятала лицо в ладонях. Забавная она, когда не бесит.

Пикап дернулся с места и ровненько пошел дальше по дороге. Эх, знать бы, что они такие покладистые окажутся, можно было бы и тех троих не терять по дороге. Их бы тоже за наших шпионов выдали. Машина большая, кузов восьмифутовый, грузоподъемности еще и не на такую толпу хватит. Правда, штука посередине немного смущает, такое впечатление, что это куча чего-то нехорошего, очень сыпучая. Дело в целом отнюдь не преступное, но вряд ли в Виннипеге такая уж нужда в чужих отходах.

— Это у вас чего? — в порядке вежливого интереса обратился я к двоим кузовным аборигенам — одинаковым с лица увальням лет по шестнадцать. — Клад нашли, сдавать везете?

— А вот глянь, — откликнулся ближайший с откровенным удовольствием и отпихнул сапогом край брезента.

Мать моя профессор классической литературы, коим она и является, да это же птеродактиль! Буквально один в один как тот, что на нас налетел возле хранительской Цитадели. Та же самая длиннорылая костистая башка с пеликаньим зобом, та же мятая серая шкура, словно разлинованная в сеточку рудиментарной чешуей. Айрин кратко взвизгнула, из кабины донеслось довольное ржание. А Чарли чего молчит? Не выпал ли за борт? Нет, пока не выпал, сидит скрючившись, стоически молчит, глядеть старается себе под ноги, только судорожные глотательные движения делает. Вообще он здорово возмужал за последнее время, скоро его можно будет даже в стрип-бар с собой брать.

— Как же, видали такую штуку, — не позволил я деревенщинам забить нам баки. — Дня третьего, кажется, верно же? Сам налетел, сам улетел, даже за оружие не успели схватиться. А вы как справились?

— Поросят воровать повадился, — пояснил отрок важно. — Троих спер по ночам, прежде чем деда нас в караул поставил. Тут уж мы не сплоховали.

Ну да, ну да. Классическая стратагема номер четыре: Гаврила ждал в засаде птицу, Гаврила птицу подстрелил.

— Поросята еще остались?

— Последнего он как раз удавил, когда мы его прижучили.

Эх, братский народ, безмятежное племя. Вот на хрена было убивать зверушку, когда весь запас своей вредоносности она уже исчерпала? Или вот вопрос гораздо правильнее — зачем было ждать, пока все поросята кончатся?

— И как он на прочность, если, к примеру, с оленем сравнивать?

— Летает же, — признал паренек уныло. — Хреново летает, хуже чем утка, но все ж таки поди в него попади, когда порхает.

— Я попал, — прихвастнул второй. — Сразу попал, с первого выстрела. У меня двести семидесятый, с крыла сбил, но он еще потрепыхался. Батя бежал с марлином на медведя, да не поспел — деда доколотил из тридцатки.

Мы все покивали, даже те, кто ни слова из этого заявления не понял. Лично мне вдруг показалось, что пулемет под скромный малоимпульсный патрон — далеко не идеальный выбор оружия. Нет, если вдруг попрут враждебные человеки — вот тут он раскроется, но птеродактиль этот несчастный, явно не самый крупный и сильный из жителей Отстойника, потребовал значительно более серьезного калибра для упокоения. Надо бы хоть к дробовику пулевых патронов завести, а то появится та мумба, или гаракх, или еще какая кошмарная фантазия, а нам и возразить нечем. От мумбы, мне показалось, в прошлый раз моя картечь чуть ли не под прямым углом рикошетила. Ну ничего, на ее хитрую задницу у нас есть дед, беззаветный охотник с дюжиной ходок на африканское сафари и целым шкафом винтовок на большую пятерку.

— А в целом оно как? Часто такие скоты досаждают?

— Да не, — отозвался первый, который то ли думал быстрее, то ли вовсе не думал, а сразу говорил и потому успевал первым. — Иной раз бывает, но редко. Этот вот второй, кого мы в департамент везем.

— В какой департамент? Мясозаготовок?

— Да не. Какой-то такой есть в Виннипеге, специально по этому делу, на их вот счет, — юноша бесцеремонно наподдал птеродактилю здоровенным говнодавом. Попробовал бы так повольничать, пока тот еще летал! Уж на что я не пугливый, а когда такая штука на меня спикировала там, в Отстойнике, душа в пятки провалилась. А Чарли вовсе скатился с холма, пришлось его потом искать и выслушивать.

— А там их для музея собирают, что ли? Или по старой традиции платят за скальпы?

— Дык же на исследование. Если какой новый совсем, то премию выписывают, а этот по всему новый, раньше про таких не слыхали.

— Мы еще на озерного нацеливаемся, но деда пока не решается, — добавил второй. — Очень уж, говорит, большой, не на удочку же его, а бомбами пускай те работают, которые умеют. А то себе же только поотрываем всякое…

— В озере большой живет? Несси?

— А кто его знает, как зовут, но лодки пару раз утаскивал, пока на воду выходить не запретили. Все равно многие ходят, но по краешку. Говорят, видели, как на островки выползает какое-то крупное, фотки в газетах печатали, но кроме хвоста там не видать ничего — может, он змея, а может, этот… игогондон.

Чем дальнее, тем страньше. Уже и фотки в газетах печатают, и госучреждения премию выдают… а ведь это дело такое, требует организации, а в масштабах государства организовать хоть какой процесс — это дело отнюдь не недельное. Не напортачил ли наш дружище Эл с подсчетом времени, на которое нас задержали?

— Игуанодон в лесу жил, с деревьев кроны обгрызал, — подал слабый голос Чарли. Он у нас настоящий профессионал — если где уловил несправедливость, так в жизни не пройдет мимо, не поправив. — В воде плезиозавры, ихтиозавры, был лиоплевродон, но южнее. В этих широтах нотозавр разве что, но он не очень огромный, футов пятнадцать, и зубов в нем куда больше, чем хвоста.

Повисла неловкая пауза. Невысказанный вопрос «а ты откуда знаешь?» зазвучал на ультразвуковых частотах.

— Неделя динозавров по кабельному, — пояснил Барнет нехотя. — А чего такого? Они прикольные, к тому же вот как знал — теперь пригодится.

— А чем их бить, там тоже объясняли? — ядовито осведомилась Айрин.

— Тогда из всех инструментов одни дубины были. Или еще даже и дубин не было, точно не помню. А извело их кометой, кажется…

— Прямо по голове?

— Да не знаю я! Я эту часть уже не смотрел, куда-то переключился. Жалко мне их стало, да и все равно, если опять комета жахнет, то и нам достанется, разве нет?

— Они, вот эти, которые после Сотрясения появились, — мордастый парнишка потыкал пальцем в тушку птеродактиля, — Не все, но некоторые, солнца боятся, вы ж знаете? Из них дым валить начинает, шкура шелушится, язвами идет, потом вовсе обугливаются, если на весь день на солнцепеке оставить.

Чарли недоуменно заморгал, а Айрин просто дернула плечами — она все переживала внезапную мутацию своей автобиографии. Подумаешь, какая важность! Многие люди ради того, чтобы попасть в телевизор, не только в игривом японском проне готовы сняться.

— Конечно же, знаем, — важно ответил я за всех. — Еще они не выдерживают попадания в организм пепси-колы. Коку еще переживают, фанту вообще за милую душу, а вот от пепси моментально копытятся. Так что в другой раз налейте ее в ловушку, и стрелять не придется.

— А мы ее пьем! — подивились отроки хором.

— Так вы и на солнце не таете. У этих чушек совсем другая физиология. В нашем… — я понизил голос для значимости. — В нашем секретном ведомстве некоторых изучали. Самые изумительные результаты! Некоторых отпугивает заглавная тема из «доктора Кто», другие впадают в оцепенение при виде фиолетового, а еще есть здоровенные обезьяны, так с ними даже контакт можно наладить, если кормить и проявлять дружелюбие.

Закинем, так сказать, первый камень в фундамент легенды «дружественные инородцы». Не то чтобы эти парни выглядели способными разнести подобный слух по миру, но так вот пропаганда и рождается — тут сказал, там сказал, и через какое-то время, глядишь, все уже уверены в ничем не подтвержденной чуши. Вроде того, что страусы прячут голову в песок или что бананы растут на деревьях.

— Про обезьян мы читали, ага, — неожиданно признал тормознутый парнишка. — Это которые теперь помогают Зияния залатывать.

Тут уж даже Айрин высунула часть лица из плотно сжатых ладоней и покосилась в мою сторону. А Чарли прямо подпрыгнул на насесте. Да, я тоже удивился. Хоть Эл и говорил, что со своей стороны они будут участвовать, но я совершенно не ждал столь широкомасштабного контакта, что о нем аж в канадской глубинке читают парни с умственным развитием енотов.

— И про других тоже читали, так что это не новости, — не отстал и шустрый малый. — Хотя деда сказал, что это все враки и на самом деле ничего такого нету.

— Обезьяны точно есть! — объявил Чарли решительно. — Да и других тоже видели.

Зияния, значит. Вот как в родном мире обозвали дыры в ткани мироздания, которые мы собираемся затыкать. Очень полезная информация, ведь ничто так не располагает к тебе собеседника, как владение актуальной терминологией.

— А где тут ближайшее локализованное, — Знай наших! Падите ниц и благоговейте, о лесные неучи! — Зияние?

Пали. Благоговеют.

— Какое-какое?

— Ну, чисто конкретное. К которому подойти можно на предмет испытания.

— А! Да вон за этим самым Джипсумвиллем как раз одно открылось, там сейчас его окружили со всех сторон и охраняют круглосуточно.

Как все удачно складывается-то, не сглазить бы. Вот мы к нему подберемся, изучим, закроем… заодно газеток почитаем, чтобы разобраться, под какими флагами обезьяны штопают эти самые Зияния… и к этому движению примажемся. Если про него в газетах пишут, то скорее всего оно официально одобрено, так что на этой подножке мы и попробуем для начала прокатиться. В дальнейшем видно будет, до какой станции. Если тут дают премии за такие жалкие достижения, как тушка несчастной иномировой кряквы, то личный вклад в устранение Зияний, возможно, тоже вознаградить не откажутся?

Операцию по устранению Зияний обезьянами мы назовем «Обеззиянивание». Чтобы, так сказать, никто не догадался.

Приступ брюзжания с элементами декоративного фантазирования ON.

Видимо, очень уж меня вдохновила эта мысль и ее последующее развертывание, потому что все притихли, на меня посматривая с разной степенью озадаченности. Тут бы мне дать себе по шее, потому что точно знаю за природой паскудную манеру каждый раз, когда я даю волю воображению, меня обламывать. Реально, каждый раз, когда дело вроде бы в шляпе и никуда из нее деться не может — оказывается, что нет, может-таки. Думается мне, это какая-то разновидность древнего искусства сглаза. Не знаю, от кого унаследовал или, может, где подцепил, но работает без исключений. Вот что себе вообразишь, того и не получится. Очень обидно бывает, когда с девицами… а уж бои наперед планировать я вовсе не рискую, потому что если просчитать и учесть все возможные хорошие варианты, то их можно сразу считать провальными. Так что приходится по наитию, не задумываясь, на «авось пронесет». Когда-то я поведал об этом феномене фон Хендману, он ничуть не удивился, зато испросил время на исследование темы и через несколько дней прочел доклад на тему. К стыду своему должен признаться, что задрых еще на вступительной части, где Мик увлеченно расписывал эффект синхронизации по Юнгу. В любом случае, знаю простой и дешевый способ подстраховаться от непрухи — не давать разгуляться воображению. Но иногда просто не удерживаешься, и тогда жизнь из ожидаемо прекрасной преображается в неожиданно интересную.

Вот ехали мы так, я без удержу замечтался о том, как мы тут все неприятности за пару недель заборем, сорвем со всего мира аплодисменты и сможем уйти на покой, пожизненно всем обеспеченные. Избавлюсь наконец от фона. Он, зараза, утверждает, что я без него пропаду. С одной стороны, явная клевета — я и сам умею по телефону пиццу заказывать. С другой — я ведь и правда перестану отрываться от дивана, если он не будет учинять всякое, что надо кому-то расхлебывать. Но тут уж мы чего-нибудь придумаем. Куплю себе гектаров так сотню в этих самых краях, построю душевный домик. Как спаситель мира, потребую исключительного к себе отношения в части семейного права, дабы завести четырех жен — одну гениальную, одну хозяйственную, одну любимую и одну запасную. Предвижу большой конкурс на все эти роли, особенно на последнюю. Хотя, если вдуматься, на нее как раз должно быть меньше всего кандидатур, потому что самый большой квалификационный ценз — чтобы уметь заменить каждую из трех, надо обладать немалыми талантами во всех областях. Вот от них, от жен, и буду постоянно куда-нибудь сбегать, чтобы не терять форму.

Приступ брюзжания OFF.

Славно так замечтался и чуть не пропустил поворот на грунтовку, куда пикап свернул, тяжко колыхнув бортами. Пришлось ловить Чарли — он впервые в жизни был в машине без ремня безопасности и беспечно этим пренебрег. Ну, теперь будет знать, что на поворотах надо быть поаккуратнее, особенно с внешнего борта.

— Тут мили четыре будет, мы вас до постов довезем, — гаркнул из кабины седобородый деда. — Там уж вы сами, нету у нас времени с пропусками возиться!

Посты? Пропуска? Видать, серьезно прогнило что-то в датском королевстве, что такие страшные слова употребляются. Отродясь здесь не водилось никаких постов, кроме разве что праздно шатающихся стариканов с сигаретами, которых вредные бабки изгоняют курить на улицу.

— Если до утра тушку не доставить, под солнце попадет, попортится, — виновато пояснил шустрый внучок. — А там у них щаз начнется — тут заполни, там подпишись, а если бланка нету, то к местному голове идти, будить среди ночи. Вы уж сами дальше.

— Без проблем, приятель, и так благодарны по самое не балуйся, — заверил я его, продолжая между делом мотать на ус. Значит, к местному голове. Это типа мэра который, что ли? Я даже не знал, что он там есть. Вот полицейский офис видел, там два человека обычно толкутся. Вообще-то чаще даже в закусочной, чем в офисе. Ладно, дед-то должен знать, к кому там по каким вопросам. Разберемся.

Впереди замаячил огонек. Это не фары, это вроде бы стационарный фонарь. Я слегка отклонился с борта, чтобы разглядеть его получше. Дело шло к рассвету, сумрак потихоньку перетекал в разреженную полуосвещенность, так что пост разглядеть удалось — это оказался небольшой трейлер с вывешенной над ним лампой. Стоял трейлер прямо посреди дороги, наполовину ее перегородив; чтобы его объехать, пришлось бы притереться к другому краю грунтовки, а такой существенной машине, как этот форд или тот же хамви — еще и прилично заехать на обочину. Неспроста так поставили, действительно контролируют подъезд к городу. Хоть и не наглухо заткнули, но и задурно не проскочишь.

Из трейлера выбрался пожилой сухопарый мужичок с охотничьей винтовкой за плечом, остановился перед своим хозяйством и, прикрыв глаза рукой от света фар, другой рукой посигналил — мол, тормози. Наш ездовой бородач охотно дал по тормозам, отчего нас всех в кузове качнуло, и Чарли с беззвучным визгом причастился туши бедного птеродактиля, а Айрин осчастливила ближайшего отрока, навалившись на него завидным своим бюстом. Ну, блин, а я тут в очереди маюсь. По крайней мере, пацан расцвел, как фиалка, даже в темноте подсветился, а Айрин напротив зашипела коброй и поспешно отпихнулась.

— Доброй ночи, босс! — начал я спешно, пока никто другой не перебил. — Вот вас-то нам и надо!

Перепрыгнул, тяжко громыхнув снаряжением и неосмотрительно вызвав вспышку боли в намятых ботинками ступнях, через борт. Мужичок хлопал блеклыми глазками из-под руки. Незнакомый какой дяденька, что опять же отнесем в копилку странностей — тут и в лучшие-то времена жило человек триста от силы, я думал, что каждого знаю если не по имени, то в лицо уж точно. Кстати, вот еще интересно — если доверять топографическому чутью, а оно у меня дай бог всякому, до самого поселка отсюда еще с полмили. Не слишком ли далеко мужичок выбрался?

Пока Айрин и Чарли выбирались из кузова, я успел от души попрощаться за руку с дедой и, видимо, батей — какие, надо сказать, красочные позывные у этих хороших людей с большими животами, бородами и сердцами. Верите или нет, но несмотря на весь мой цинизм и склонность к злословию я бы совершенно не возражал, чтобы они были моими соседями, когда я осяду тут со своими четырьмя женами. Буду приглашать их на праздники и сам к ним наведываться. Правда, поросята у них дохнут, как я погляжу, ну да за ними разве уследишь. Уж всяко лучше держать в соседях такую бесхитростную соль земли, чем каких-нибудь музыкантов, юристов или, не приведи судьба, эмансипированных восточных женщин.

Выгрузив десант, форд дал задний ход и шустро убыл в обратном направлении. Парень из кузова долго еще махал нам, но Айрин от него сразу и бесповоротно отвернулась. Снежная королева, да и только. Да у нее те еще комплексы — прямо даже неожиданные для девицы, привыкшей щеголять по сцене в ничего не скрывающем купальнике.

— Кто такие и с какой целью? — сипло полюбопытствовал страж поселка.

— Секретная информация! — выпалил Чарли, которому эта фраза давно уже жгла горло. Интересно, а ляпнуть такое маме ему хватит пороху?

— Я внук Тедди Мейсона, — пояснил я, делая попытку задвинуть сержанта себе за спину. — Так что для начала мы желаем его повидать, а дальше будет видно.

Мужичок уставился на меня непонимающе.

— Тедди Мейсона?

— Именно. Да, я знаю, что он выглядит моложе своих лет, а я старше своих, но тем не менее именно…

— Я таких не знаю.

Вот так номер. Причем не похоже, что врет, лишь бы завернуть.

— Я тебя тоже не знаю. Ты тут, небось, недавно?

— Ну, да, но вроде со всеми уже успел… погоди минутку, — мужичок шарахнулся к своему трейлеру, открыл дверь и скрылся внутри.

Да-с, вот и начинаются сложности. Интересно, а могла приключиться ошибка, по итогам которой нас высыпали не в тот мир? Озеро такое же, хайвей такой же, был свой Форд, на заводе имени которого делают пикапы сто пятидесятой серии и свой Браунинг, сваявший точно такой же пулемет М2, а вот Тедди Мейсона нету. Что стремно, потому что если нет деда, то нет и отца, и меня тоже нет, а я вот он, сиротка неприкаяный. Ох, попадись мне этот Эл еще раз, я уж не посмотрю на разницу в силах, такого ему пропишу за небрежность… Он, правда, в два раза меня больше и прибьет как муху, но хоть мучаться не придется.

Мужичок вернулся, а за ним еще один — дрябленький такой, со сна всклокоченный, в очках. Уже лучше, этого я знаю — местный, программист, удаленно работает, а то городская жизнь ему, видите ли, все нервы измотала. Как его звать-то? Билл? Боб? Брюс? Не помню. Всегда старался обходить работников умственного труда седьмой дорогой. Помню только, что он в этом поселке единственный, кто в кафе с ноутбуком ходит.

Этот новый персонаж тоже, кажется, меня признал — по крайней мере, после того, как снял и протер подолом рубахи очки.

— Я тебя знаю, — изрек он безмерно удивленным тоном, словно своими руками закатал в асфальт всех, кого когда-либо знал. — Ты сын мистера Мейсона, да?

— Здешнего мистера Мейсона я внук, вряд ли ты отца моего знаешь, он тут редко бывает. Так что, формальности окончены? Можно нам пройти, или вы деда сюда посреди ночи будете вытаскивать, чтобы удостовериться?

Билл-Боб-Брюс неловко переступил с ноги на ногу.

— Тут такое дело…

— Какое дело? — так, что-то мне это совсем не нравится, аж шерсть на загривке дыбом начала подниматься. — Боб, а ну хорош мяться, а то лося пробью!

— Ты потише давай! — вскинулся первый мужичок и даже за ремень винтовки своей машинально схватился, но вовремя осознал, что у него там всего лишь болтовый винчестер, а у меня игрушки заметно более интересные. Да в запале они мне и не понадобятся, чтобы скомкать их с Бобом в один плотный шар и выбить им страйк вон по тем соснам в отдалении.

— Мистер Мейсон, то есть Тедди, то есть Теодор Мейсон погиб, — доложил Боб, словно ныряя в пропасть. — Еще прошлой зимой.

Меня выморозило. Какой еще прошлой зимой? Прошлой зимой он был жив-здоров, в апреле мне звонил, приглашал на медведя… а я как раз в Бразилии был посреди муторной, но хорошо оплаченной операции… но это точно он был… разве что только…

— Боб, а какое сейчас число?

Боб озадаченно шмыгнул носом.

— Я Берни. Сегодня двадцать третье… уже двадцать четвертое мая. Две тысячи тринадцатого года.

— Тринадцатого?!

Да чтоб тебя, Эл, криворожий ты сукин сын! Это у тебя называется неделей?! Мне ведь не приснилось, он говорил — неделя, правда?! И как же это неделя превратилась в десять долбаных месяцев???

Кажется, мне надо присесть.

Молодцом, дед, подколол так подколол.

Десять месяцев.

Погиб прошлой зимой.

Да как же так-то, мать вашу?! Это ж дед! Уж на что мы в семье все крепкие, двумя топорами не убьешь, но этот-то вообще железный… был.

Или все-таки не был?

Или чаша сия не минует даже железных дровосеков?

— Когда после Сотрясения стали появляться чудовища, — бубнил тем временем над ухом Боб… то есть, как его, Берни. — И народ стал перемещаться с юга, где вообще все плохо, к нам сюда, на север, тут стали образовываться отряды самообороны… вот то, что сейчас мы называем боевым ополчением… Теодор был в самом центре, у него и опыт, и навыки, он тут сперва чуть ли не в одиночку организовал оборону. А потом, когда народу больше стало, и официальное законодательство подтянулось, и отряды удалось укомплектовать, и снабжение оружием наладилось, тогда уже от обороны перешли к чистке территории. Вот тогда зимой он и погиб. Пошел с группой на поиски потерявшихся в снегопаде, и там какое-то новое чудище набросилось. Со старыми-то он бы не попался, а тут… четверо сразу погибли, а он тоже… его ранило сперва, а от монстра они отбились, но живым его донести не смогли.

— Ладно, ладно, — упс, кажется, у меня голос скрутился на ноль процентов. Откашлялся, проглотил застрявший было в горле комок. — Ладно, Берни, хорошо, я тебя понял. Дед погиб. Будем считать, хорошо устроился, старый засранец, вот так минуя Альцгеймера в народные герои… Все там будем и ему еще выскажем. Проехали. Можем мы пройти в поселок и дух перевести?

Да уж, перевести хотелось бы. Потому что сказать «проехали» легко, а вот реально проехать так просто не получится. Надо будет присесть на продавленный дедовский диван, добыть из-под него резервный пузырь скотча — хотя последние двадцать лет, после смерти бабки, дед и жил один, никем не гоним, но от привычки прятать бутылку так и не избавился — и отдышаться по-человечески. Нет, я видел, как люди умирают, в том числе хорошие, в том числе прямо на руках, но дед… И невовремя-то как!

Оглянулся. Чарли сочувственно похлопал меня по плечу… до него еще не дошло, что хоть полбеды чисто мои, но остальные пол — наши общие. И перед мамой ему придется отчитываться не за недельный загул, а за годичную самоволку. Если еще есть перед кем. Она, конечно, такая тетка, что с ней никакие чудовища не рискнут связываться, но… скажем так, неожиданный дедов фортель подорвал мою веру в жизнестойкость человечества. Айрин, с другой стороны, смотрела широко распахнутыми глазами и что-то беззвучно бормотала — не то молитву, не то, может, список дел, которые придется спешно доделывать после такого капитального прогула.

— Тут такое дело, — Берни нервно захрустел пальцами. — Как я сказал, на север переехало много людей — ну, из тех, кого Сотрясение, или бомбежки, или война согнали с места… Так что все наши сообщества — ну, вот как наше, в здешних краях, где уже и не перенаселенный юг Канады, но еще и не глушь — сильно разрослись, принимая новоприбывших. Мы активно строимся, но и существующий жилой фонд…

— Ты пытаешься сказать, что дедов дом кому-то уже отдали?

— Не сразу, конечно, — Берни вскинул руки в защитном жесте и даже почему-то замотал головой, словно решительно отрицая сей вполне очевидный факт. — Сперва, разумеется, наш комендант связался с родственниками Теодора… то есть попытался, и даже, кажется, кого-то нашел из его детей…

Уж наверное, кого-то нашел. У деда детей было трое — мой отец и две дочери. Старшая фермерствует со своим мужем к югу от границы, в Вайоминге, младшая в Эдмонтоне, в Альберте, главврачом в какой-то тамошней клинике — их-то найти несложно. Не то что мой шибко секретный папенька и его имбецил-сыночек, которому уже мало все время находиться просто за границей страны, и он повадился лазить откровенно за грань мира.

Начинаю представлять, как меня перекрутит, когда я наконец переведу дух и осмыслю два вполне четких положения: если бы я сразу послал Айрин, Эла и доброжелательного к ним фон Хендмана, мир бы спокойно загибался своим ходом безо всяких там Сотрясений, Зияний и неведомых зимних монстров; а если бы я, уже влезши в эту историю, повел себя чуть иначе — например, не попал бы на вечер исторического зачтения заклинания и последовавший за ним сеанс стазиса — то мог бы быть здесь и в нужный момент прикрыть старого хрыча, который наверняка полез геройствовать, несмотря на все свои артриты и ревматизмы.

Ладно, хватит… пока. Сделанного не воротишь, а рефлексия, депрессия и прочие ксии — привилегия тех, кто может себе их позволить. Нам такая роскошь не по карману, знай полощи ластами, пока под ними комок масла не почувствуешь. Не хочешь за себя — будешь за этих, которые на шею сели и ножки свесили.

–… Но во владение в указанный срок вступить никто не пожелал, потому дом был признан общественным жилым фондом вплоть до окончания действия военного положения, — стеснительно закончил Берни. — Впрочем, это следует обсудить с комендантом, думаю, он пойдет навстречу.

— И все имущество вот так взяли и конфисковали?

— Нет, конечно же нет! Личные вещи перевезли на склад, ключ можно получить опять же у коменданта. Машина… я не знаю, у семьи, которая въехала в дом, машины свои, и вообще машин сейчас больше, чем надо… с тех пор, как поодиночке ездить перестали, много лишних появилось.

— Так мы пройдем?

— Да, конечно, — Берни оглянулся на напарника в ожидании возражений, но тот благоразумно прикинулся ветошью. — Идите, навестите коменданта… Ты его должен знать, Деннис Гламберг, раньше служил в конной полиции.

Да, Денниса я помню. В полиции он служил, еще когда я был мелким дитем, несколько лет назад вышел на пенсию, но продолжал тут болтаться, следя уже не столько за порядком (тут и кражи-то ни одной не было годов с восьмидесятых, когда ваш покорный ступил на преступный путь, слямзив в магазине конфету), сколько за общей невозмутимостью общинной жизни. Вот надо же, а на старости лет выслужился аж до коменданта, что бы это ни значило. Ладно, найдем и побеседуем, спросим его, глядя в душу кристально честными глазами — почему, мол, ты не помер, как надо, как положено тебе по ранжиру? Почему в хозяйстве, порученном твоей заботе, четыре неведомых ополченца и ископаемый человек-скала гибнут, а ты их имущество разбазариваешь? К черту дом, хотя хотелось бы иметь базу, но ладно, без самого деда это так… четыре стены, что-нибудь взамен придумаем… а вот что мне кровь из носу необходимо, так это разжиться автомобилем (дедовский более чем подойдет) и, пожалуй, сгрузить куда-нибудь своих спутников. Прокачусь за остальными — часок в блаженной тишине туда, часок обратно — за это время новости переварятся. Была идея внять гласу логики и Фирзаила и вовсе не возвращаться, а подобрать их и на волю, в пампасы… Но в свете новых данных — пропущенный год и военное положение — позарез необходимо где-то присосаться к информационному колодцу и разобраться, что сейчас в мире творится и на какой стадии запущения дела. Год не неделя, за это время могли и ракеты долететь и строй мира смениться, недаром же Берни помянул потоки беженцев. Да и Зияние тут удобно рядом, оказывается. Думаю, что маленькое канадское сообщество можно признать меньшим злом в сравнении как с большим городом, так и с изолированной от всего мира хижинкой.

Я обогнул трейлер и зашагал в сторону поселка. А он и правда разросся, да еще как — немалое количество словно бы игрушечных быстросборных домиков довольно беспорядочно пристроилось к ранее тщательно вымеренному сообществу. Как бы не вдвое вырос старый добрый Джипсумвилль, и это я его только с одной стороны вижу — а не исключено, что он и в прочие раздался.

— Офис коменданта открывается в семь утра, — в спину мне сообщил безымянный напарник Берни. — Серое, застекленное офисное здание напротив почты. Сейчас там закрыто. И это, сочувствую вашей утрате.

— Ты как, Мейсон? — прогундел в спину Чарли, спешно семенящий следом за мной, и вдогонку снова поколотил по плечу одеревенелой ладошкой. Наверное, решил, что с первого раза не дошло.

— В порядке.

Что ему еще сказать? Переживу. Мы, люди, такие сволочи — всегда все переживаем.

— Что теперь делать будем?

— Где ты был только что? Теперь будем искать коменданта.

— Мужик сказал, что офис с семи открыт, а сейчас… не знаю, сколько сейчас, часы не ходят, но пока что глухая ночь.

— Да, Чарли, твоя наблюдательность делает тебе честь. Но мы не будем вести себя, как робкие просители. Вместо того, чтобы томиться в прихожей комендантского офиса, мы нахально навестим коменданта на дому. Как ты можешь знать, будучи опытным сотрудником системы, наилучший способ вести с ней дела — рвать шаблон. Чиновники от такой манеры поведения теряются, а растерянный контрагент — половина успеха.

Помню я дом Денниса, он как раз напротив их полицейского поста. Можно было бы подумать, что подобное соседство нам не на руку, но сдается мне, что полиция в этом обновленном мировом порядке не главный источник неудобств. СВАТ в каждой деревне держать не будешь, а обычные патрульные бледненько смотрятся на фоне пресловутых армейских автоколонн. В крайнем случае пускай местные правохранители присоединяются к беседе. Лично я никаких преступлений не планирую, и надеюсь, что коменданту Деннису хватит ума меня не провоцировать.

— Десять месяцев! — сдавленно простонала позади Айрин. — Да как же это так-то? Я же всего на пару дней из дома вышла! Свадьбу босса пропустила, а это хамство! А квартира? У меня ведь аренда! А работа? А этот парень, который ко мне в фейсбуке клеился? А маму в больницу должны были положить в августе!

— Сперва парень, потом мама?

Айрин демонстрирует совсем ей не присущую пацанскую логику черного гетто. Ей внезапно братаны стали дороже баб. Это от растерянности, наверное.

— Маму постоянно в больницу кладут, — Айрин тягостно вздохнула. — У нее вечно то сердце тепается, то в легких хрипит, то синдром беспокойных ног… Каждый раз, как один врач диагностирует ипохондрию, находится пять других, готовых без устали искать другие болезни. А парень, который квалифицированно рассуждает о системе Ментцера, на дороге не валяется.

— Ты уверена, что это не Мик тебя разводил? А то он много страшных слов знает.

Пауза на обдумывание.

— Если честно, уже не уверена. Спасибо, немного полегчало.

Вот и славненько. Что-то мне подсказывает, что в конечном счете дух просветленья так нас забомбит чудными открытиями, что все мы разрыдаемся. Хорошо, если не все сразу. Будет занятно, если дольше всех продержится Чарли. Впрочем, не хотел бы я вместо него выходить на контакт с его грозной матушкой.

А вот и дом Денниса, насколько я помню. Белый штакетный забор в лучших традициях золотого века. Клумбы с цветочками… Кажется, пеларгония, она же аленький цветочек. Интересный выбор. Не мне, но в принципе. В маленьком панельном здании полицейского офиса напротив светится тусклая лампочка, но туда нам не надо.

Калитку я аккуратно, без лишнего цинизма сместил, поднялся на крылечко и безо всякого стеснения принялся лупошить кулаком в дверь.