Всё к лучшему. Рассказы

Сергей Харитонов, 2019

Война, 90-е годы, наше время – небольшие зарисовки из жизни граждан нашей страны. Иногда с примесью фантастики. Большинство из этих историй было на самом деле.

Почти «дорожная история»

Мотор работал тихо и ровно. Наверное, не так тихо, как на иномарках, но всё равно, его урчание было приятно-равномерным. Рано садящееся зимнее солнце почти касалось верхушек деревьев у дальнего леса.

Дорога была пустынной и, что редко встречается на бескрайних российских просторах, трёхполосной.

Нет — нет, не подумайте плохого, естественно, три полосы шли не в каждом направлении. Их было всего три: туда, обратно и средняя, для обгона. Для избалованного автобанами европейца это могло показаться сельской тропинкой, вьющейся между лесов. Но если вы когда-нибудь обгоняли фуру за фурой на обычной русской туда-сюдайке, да ещё зимой и в сумерки, когда белая, заснеженная трасса сливается с обочиной и кюветом, то тогда поймёте, почему так умиротворённо и расслабленно слушал музыку Лёха на новой (ещё и года нету) Газели, везущий срочный груз нефтяникам в Усинск.

До Сыктывкара оставалось всего километров сто пятьдесят, и он вполне справедливо надеялся часа через три быть уже там, остановиться на ночь на одной из многочисленных придорожных стоянок, посидеть в кафешке, слушая байки дальнобойщиков, а потом, поспав часов шесть, рано утром выехать дальше на север.

Так бы оно и было, но…

* * *

Москва, Кремль, 6 месяцев до этого.

Совещание в кабинете президента.

— Я думаю, необходимо каким-то образом усмирить зарвавшихся олигархов.

— Особенно нефтяных, господин Президент

— Да, в первую очередь нефтяных. Они узурпировали все природные богатства страны и гонят нефть на экспорт, при этом бессовестно уклоняясь от уплаты налогов. Какие предложения?

— В правительстве давно лежит законопроект о…

— Надоели ваши законопроекты, предложения и прочее словоблудие. Короче — что бы через неделю был принят закон о введении акцизных сборов на торговлю топливом, как оптом, так и в розницу. Я им устрою загогулину, понимаешь.

— Недели мало, господин Президент. Дума, совет федерации…

— Что???

Все присутствующие подобрались, сжались и с большим вниманием уставились в разложенные на столе бумаги. И только один, невпопад затеявший полемику, не смел отвести взгляда. Хотелось встать и, вытянув руки по швам, замереть по стойке «смирно». Однако тяжёлый взгляд вдавливал его в мягкое кресло.

— 93-й год вспомнить захотели? Дума! Думать будет, когда я разрешу. По-ни-ма-ешь. Неделя, не больше. Всё. Совещание окончено.

* * *

Сыктывкар, тот же год, месяц спустя.

Совещание в кабинете депутата местного законодательного собрания.

— Почти на двадцать процентов! Вы подсчитали, сколько это в деньгах будет, а? — Андрей Евгеньевич (для близких просто «Счётчик». Эта кличка за ним с малолетки приклеилась, когда первая ходка по глупости была, за хулиганку. Всегда математику любил, циферки складывал. Потом уже, когда вырос и стал должников на счётчик ставить, это умение ему пригодилось — проценты долга вычислялись мгновенно. Так «Счётчиком» для своих и остался. Депутатом стал, хозяином у себя в районе. И про кличку знают теперь только самые приближённые. Это как пароль стало, как допуск к секретным сведениям. Кто знает — тот допущен. А биографию ему подправили — что в тюрьме сидел, того не изменить, только теперь официально значится, что мучился он за убеждения свои, за народ страдал. И народ этот верит, — избирает, куда скажут. Были тут, правда, по началу несколько особо ретивых правдоискателей — журналистов. Вечно норовят всё изгадить, но и на них управа нашлась — случай помог. На рыбалку по осени собрались, да и сгинули. И не мудрено ведь, леса-то печёрские краёв не имеют. Безграничны леса те, и не хожены. Потому как непроходимы.

Да, грустная история. Андрей Евгеньевич сам тогда спасательно-поисковые работы возглавлял, по тайге дней пять бродил — куда там, всё без толку. Жалко ребят. Молодые были, неподкупные, перспективные).

Стукнул кулаком по дубовому столу, из Италии привезённому. Все притихли.

— Денег им там, в Москве, мало, что ли. Акциз придумали. А нам что делать прикажете, а? Как на хлеб зарабатывать?

Разволновался Андрей Евгеньевич, разнервничался. И повод к этому был. Разве можно на одну депутатскую зарплату прожить, пусть даже и скромно? Ну спонсоры помогут, ну прибавки там всякие, льготы, подарки немудрящие. Да и какие в нашей глуши подарки, откуда? Это в столице депутатам, чтобы правильно голосовали, виллы да яхты дарят, а здесь? Выше джипа и фантазия-то ни у кого не поднимается. А куда их, джипы эти, девать? Пришлось вон один даже начальнику милиции подарить, пусть хулиганов ловит-гоняет.

Понимал это Андрей Евгеньевич, и потому кроме депутатства имел небольшой, но прибыльный бизнес — бензином торговал на бензоколонке. Не сам конечно пистолеты в баки машин вставлял, а руководил этим процессом на всех 97 заправках области, которые ему принадлежали. А на оставшихся 45 тёща с зятем и дочкой управлялись. Так и жили — скромно, но в достатке. И вдруг — акцизный сбор.

Потому теперь совещание. Как жить дальше, как кусок хлеба свой сохранить?

Цены не поднимешь — враз из Москвы окрик последует. Там с этим строго, следят, чтобы не баловали, народ не грабили сверх положенного.

Однако Русь-матушка всегда славилась мудростью народной, а Андрей Евгеньевич как раз из народа и происходил и обижать его, а тем более грабить, не желал. К вечеру решение было найдено. Да такое, что в результате все в выигрыше оказались: семейный бизнес ничуть не пострадал, а даже получил маленькую, но прибыль, цены на горючее остались прежние, а местный химкомбинат получил большой и постоянный заказ на производство добавок, повышающих октановое число бензина.

* * *

Но надо заправиться, в баке меньше половины осталось. Лёха не первый раз уже раз ехал в Усинск и помнил нечастые в здешних краях бензоколонки хорошо. Поэтому единственное, что его беспокоило, это то, что 92-го бензина на ближайшей, через 30 километров заправке, могло не быть. И тогда придётся гнать ещё не менее 50-и вёрст. А он этого не любил. Правило было такое: осталось полбака — заправляйся. Мало ли что может случиться в дороге.

Впереди показались габаритные огни фуры, за ней ещё. Через несколько секунд, обдав лёхину Газель снежным вихрем и приветственно погудев, оба грузовика растаяли в надвигающихся сумерках.

«Московские, домой спешат» — подумал Лёха, мельком глянув на номера встречных машин. И опять впереди только сереющий сквозь лёгкую позёмку асфальт дороги.

Стемнело как-то незаметно быстро. Вот только что по бокам был виден лес, полянки, ложбинки оврагов, а теперь уже машина идёт как в тоннеле, только пучки света от фар освещают дорогу, а вокруг — как стена. Тёмная, холодная и тревожная. Хорошо, что встречных машин нет, можно врубить дальний свет и гнать себе, не напрягаясь.

Ехалось хорошо. Может, покурить? А то в сон клонит от тепла и монотонности.

Лёха нажал кнопку пассажирского стеклоподъёмника (он всегда приоткрывал стекло, когда курил, со стороны пассажирского сиденья — и кабина от дыма проветривается, и в голову не надует). Стекло еле заметно дёрнулось и всё.

Что за чёрт? Понажимал кнопку туда-сюда, затем своё окно открыть попытался — бесполезно. Примёрзло.

«Ладно, потом, после заправки покурю» — подумал он и включил на магнитоле канал, по которому вещал «Маяк». Здесь работал уже местный, Коми-пермякский радиоузел, который отличался от центрального тем, что часто передавал областные новости и погоду.

Так и есть, минут через пять Лёха узнал, что за бортом у него сейчас «25–30, а ночью до 37 градусов мороза».

«Ничего себе» — он даже присвистнул.

Фары выхватили из темноты знак, предупреждающий, что до бензоколонки 1 км.

На заправке — ни одной машины. Тишина морозная аж звенит. Особенно после непрерывного многочасового моторного гула. Двигатель выключил, выскочил из кабины и как будто оглох.

А мороз такой прихватил сразу, что назад, в кабину тёплую захотелось. Обычно Лёха на заправках минут по пять-десять прогуливался, ноги и спину затёкшую разминал. А тут не стал, залил побыстрее бензина в бак до полного и, захлопнув за собою дверцу, побыстрее включил мотор.

«Бр-р-р» — с холода в тёплой, не успевшей остыть кабине его пробрала дрожь.

Свет фар выхватил из темноты рекламный щит при выезде на шоссе. На нём Андрей Евгеньевич, одетый в униформу сотрудника бензоколонки, держал в одной руке заправочный пистолет, а другой приветственно махал. «Удачи и счастливого пути!» гласила надпись над головой местного олигарха. А глаза его лучились задумчивой добротой.

Лёха подмигнул плакату, сказал «спасибо» доброму заправщику и вырулил на дорогу. Прибавил звук в магнитоле, поудобнее устроился на сиденье. «Если всё пойдёт нормально, через час-полтора буду в Сыктывкаре, и там заночую» — подумал он.

А через час двигатель чихнул несколько раз и заглох. Машина встала.

«Вот зараза, этого ещё не хватало». Лёха выжал сцепление и повернул ключ зажигания. Зажужжал стартер, пару раз фыркнул мотор. «Что за бред?» Снова попробовал завести. На этот раз тишину нарушило только жужжание стартера. Двигатель даже не фыркал. Ещё раз — тот же результат.

«Так и аккумулятор посадить недолго» — мелькнула мысль — «И что там могло случиться? На ходу, на горячем, разогретом двигателе. Катушка? Свечи? А может просто провод какой отошёл?»

Очень не хотелось выбираться из тёплой кабины и лезть под капот. В надежде на чудо Лёха ещё раз повернул ключ. В ответ — только жужжание стартера. Да, не повезло.

Вытащив из бардачка пару ключей и отвёртку, он надвинул поплотнее шапку, до горла застегнул куртку и надев тонкие нитяные перчатки, которые вряд ли могли защитить руки при тридцатиградусном морозе, выпрыгнул из кабины на снег. Огляделся. Нигде ни огонька. Только в ледяном небе блестели миллионы равнодушных звёзд.

Подняв капот и прицепив переноску, Лёха нагнулся над тёплым двигателем. Проверил бензонасос, провода. Вывентил свечи. Они были сухими и без копоти. Почему мотор заглох, непонятно. Немеющими уже пальцами он захлопнул капот и полез в кабину. Там всё ещё было тепло. Уселся поудобнее и, выжав до упора сцепление, попробовал завести машину — увы, чуда не поизошло. И тут он занервничал.

«Сколько я тут продержусь? Ещё час, два? А что потом? А если до утра не проедет никто, что тогда?»

И в этот момент в зеркале заднего вида вдали мелькнул свет фар. Через мгновение Лёха уже стоял на дороге, размахивая фонарём. Фары быстро приближались. Уже стало видно, что едет три больших машины, три фуры. Вот первая включила правый поворотник и начала притормаживать, но потом вдруг, уже перед самой Газелью, резко вильнула влево и пронеслась мимо. За ней вторая и третья. Лёха даже опомниться не успел и только ошарашенно смотрел на удаляющиеся габаритные огни.

Плюнул, злобно выругался, подошёл к мигающей аварийкой машине и опять полез в мотор. Сняв воздушный фильтр и открыв карбюратор, он сразу понял в чём дело — жиклёры были покрыты льдом. Он даже присвистнул от удивления и досады. Бензин! Просто дерьмовый, разбавленный водой или ещё какой-то гадостью бензин замёрз на ходу на тридцати градусном морозе.

«Счастливого пути!» — вспомнил Лёха плакат на заправке. «Скотина! Чтоб тебя…». Размахивая руками и прыгая, чтобы согреться, он стал думать, что делать. Собственно, что делать, теперь было понятно. Карбюратор надо снять, отнести в тепло, дать ему оттаять, поставить назад и не торопясь, километров 40–50 в час, ехать до стоянки. На маленькой скорости двигатель будет меньше продуваться и бензин вряд ли снова замёрзнет. Всё просто. Только где взять это самое тёплое место? В кабине? Так там уже сейчас не жарко, а совсем скоро будет так же холодно, как на улице.

Опять показались фары, теперь спереди, со стороны Сыктывкара. И вновь машина, слегка притормозив, промчалась не останавливаясь мимо прыгающего и размахивающего фонарём Лёхи и стоящей за его спиной Газели.

Становилось холодно. Совсем холодно. Он уже давно не чувствовал пальцы ног, немели и плохо слушались руки. Мороз пробрался даже под толстую, тройной вязки шапку и сковал как будто металлическим обручем голову, особенно почему-то затылок. Нужно было что — то делать. Лёха с трудом открыл задний борт и достал из кузова запаску. Ещё не старое и в общем-то хорошее колесо. Швырнул его на снег и, спрыгнув следом, оттащил его подальше от машины. Сначала на обочину, а потом, подумав секунду и чертыхнувшись, бросил его прямо на середину дороги. Подошёл к бензобаку. Попытался отвинтить сливную пробку, но пальцы не гнулись и не слушались. Тогда, сжав кулаки, Лёха начал в исступлении лупить по доскам кузова. От мощных ударов машина покачивалась. «На тебе, гадина, на, на» — на каждое слово — удар, слова всё быстрее, удары всё резче — «Сволочь, счастли-во-го пути. Гни-да». Он уже не видел и не чувствовал ничего. Перед глазами стоял плакат с добродушным заправщиком и по нему, по улыбающейся физиономии, он бил изо всех сил.

Резкий прерывистый гудок привёл его в чувство. Мигая фарами и сигналя, приближалась очередная фура. Водитель вовремя заметил лежащее на дороге колесо, но затормозить не успевал, а объехать его не хватало места. Лёха бросился вперёд и оттащил запаску в сторону. Всё ещё продолжая сигналить, грузовик проехал мимо и начал удаляться, набирая скорость. «Конечно, кто остановится. Все подстав и бандитов боятся» — подумал Лёха, водружая колесо назад. Потом сплюнул на снег и оттащил его немного в сторону, оставляя место для проезда. Избитые руки болели, но зато согрелись. Да и самому стало теплее и пришло какое-то спокойствие. Можно подумать, действительно разделался с заправщиком. Сливная пробка отвинтилась легко, бензин ливанул в подставленное ведёрко и через пару минут Лёха уже сладостно щурился у полыхавшего коптящим пламенем колеса.

Темнота ночи, расступившаяся вокруг огня, стала ещё гуще и холоднее за пределами светового круга. Лёха вытащил из кузова какой-то ящик, подтащил его к огню, кинул сверху старый ватник, в котором обычно лежал под машиной и устало опустился на него.

Минут через сорок проезжавшая мимо «девятка» остановилась. Водитель, опустив окно, сочувственно выслушал подбежавшего Лёху. Но чем он мог помочь? Промёрзшую Газель нужно было тащить в тёплый бокс и там отогревать, а потом уже разбираться, что к чему. Тащить трёхтонную машину маленький жигулёнок, конечно, не мог. Поэтому, отдав Лёхе пачку сигарет и пообещав сообщить о случившемся на ближайшем посту ДПС, «девятка» умчалась в темноту.

И вновь он остался один. С тоской проводив взглядом удаляющиеся габаритные огни машины, он вернулся к огню. Запаска горела, но уже не так ярко и жарко. «Минут сорок до поста. Потом, пока они найдут тягач, пока приедут — часа три пройдёт, не меньше» — прикинул Лёха, устраиваясь поудобнее. «Придётся снимать одно заднее колесо, иначе не протянуть».

* * *

«Конец простой — пришёл тягач

И там был трос, и там был врач»

— Хриплый голос Высоцкого заполнил салон эвакуатора. Лёха сквозь сон в жарко натопленной кабине пытался подсчитать, во что обойдётся ему ремонт, покупка новых колёс и этот КАМАЗ, тянувший сейчас на жёсткой сцепке Газель. Получалось много.

«Да и чёрт с ним, живой ведь. Это главное» — расслабившийся мозг отталкивал всё плохое и погружался в приятный, облегчающий сон. А утро вечера, как известно, мудренее. И он, перестав подсчитывать, уснул.

А в далёкой, сияющей огнями Москве в этот момент вручалась премия «Бизнесмен года». И в номинации «Стабильная цена и качество» первым в списке стояло имя Андрея Евгеньевича, предпринимателя и просто хорошего и доброго человека.