Тревожная командировка

Сергей Устюгов, 2023

Герой находит новую работу. Перед началом проходит жесткий тренинг, который не все участники выдерживают. После тренинга героя из 2022 года отправляют в командировку в 1981 год. Попав туда, начинает понимать, что может не вернуться, если не выполнит задание.Герою приходится брать на себя решение множества проблем. Приходится отвечать не только за себя, но и за других. Поиски, погони, бегство… герой постепенно мужает. Хочет вернуться домой, и для этого делает все возможное и невозможное. Однако это не так просто. Герой узнает такое, что в корне меняет жизнь.Автор сам прошел примерно такие тренинги. Знаком с людьми, которые обладают похожими способностями.

Глава 5

На следующее утро на первом занятии нам начали объяснять для чего же нужны были эти повязки, затычки и варежки. Женщина в очках сказала, что всех нас разобрали по психологическим картам и выяснили, чем мы живем, что нам нравится делать в первую очередь. Например, одним нравится сплетничать, другим критиковать, третьим — болтать, четвертым приводить все в порядок.

— Что это дает? — спросили с места.

— Это дает понимание человека. Как с ним общаться, как на него воздействовать.

Дело в том, что вы должны быть гибкими, не только физически, но и психически. Вы должны быстро ориентироваться в мгновенно меняющейся обстановке.

Для этого мы и придумали такую практику. Болтливым закрыли рот, тем кто сплетничает — заткнули уши, критикам завязали глаза, и перфекционистам надели варежки.

У всех вас, конечно, был шок. Как же так, нельзя делать то, что вы привыкли. Это было тяжело, спорить не буду. Но зато вы получили большой опыт.

— А мне не понравился этот опыт, — выкрикнула с места девушка в желтой футболке.

— И чем же он вам не понравился, — спросила преподаватель.

— Чем? Тем, что поесть нельзя было и поговорить невозможно. Даже и спросить не получалось. Да это просто издевательство. Мы здесь, как подопытные кролики. И вообще… пора прекращать эти курсы, ничего хорошего они дают.

Преподавательница прервала излияния девушки: — а у вас наверно была повязка на рту, чтобы не могли говорить. Значит вы мало что поняли из этой практики.

Сначала послышался смех с задних рядов, потом он докатился и до передних. И только девушка в желтой футболке сидела и хлопала глазами. Она начала говорить торопливо и эмоционально: — понять не могу, почему смеются. Над чем смеются? Непонятно. Да наверно все придурки здесь собрались, вот и смеются.

Когда закончили смеяться, преподавательница продолжила, — может быть кто-то хочет рассказать о своих ощущениях?

Встал парень с борцовской фигурой. Он начал рассказывать.

Странно это — не слышать звуков. Пробки в ушах были сделаны очень хорошо и никаких звуков не доносилось. Тишина была ватная. Иногда, впрочем, начинался странный тонкий свист. Но он быстро проходил. Хотелось сорвать повязку и стать свободным. Но внутри чувство самолюбия не давало это сделать. Как это я буду выглядеть слабым перед девчонками? Что я слабее их? И я старался отвлечься.

Я пытался разговаривать, пытался по движению губ понять, что мне отвечают, но ничего не получалось. Я начал писать в блокноте. Но написав несколько слов, понял, что писать не о чем.

По привычке, когда мои мозги были не загружены, и не было срочных дел, я пошел на спортплощадку и начал упражняться на брусьях. Еще, когда подходил, подумал, а если во время упражнений у меня выпадут затычки из ушей. Тогда что?

Я сделал несколько упражнений и понял — затычки не выпадут. Опять же возникли мысли, а как я буду учиться? Что я смогу понять на лекциях? Ну ладно там видно будет. А сдаваться я всё же не собирался. А потом, как-то и привык.

Следующей рассказывала девушка.

Когда на меня надели варежки, то сразу зачесалась кожа на ладонях. Так зачесалась, что я чуть не сорвала варежки. Инструктор смотрел на меня, и мне показалось, что он внутри смеется надо мной. Ну как же! Мне нужно будет расчесаться, и что я буду двумя руками держать расческу? Или нужно будет взять ложку или вилку. Тоже двумя руками?

Но странно, мыслей сдаться и отказаться от тренинга у меня не было. Наверно сюда приехали довольно сильные ребята. Ну а как я буду спать? Как я для этого разденусь? О-о-о, как я в туалете буду? Да-а-а…

Ничего, что-нибудь придумаю. Единственно жаль, что помыться сложно будет. Хотя, можно найти помощницу или помощницу.

Я посмотрела на молодого человека, у которого был закрыт рот. Тот почувствовал взгляд и повернулся ко мне. Наверно что-то было такое в моих глазах, потому что он расправил плечи и выпятил грудь. — Нет. С ним я в душ не пойду. С таким можно потанцевать, поболтать. Хотя, как поболтать, у него же рот завязан, ему нельзя ничего говорить.

Потом поднялся еще парень.

Когда мне завязали рот, я подумал — ничего страшного. Ну не поговорю несколько дней и что? Сначала было очень неудобно, потом отвлекся и ничего. Кстати, неделю без еды я вполне смогу выдержать. Воду же мне можно пить через трубочку.

Сначала все время хотел что-то сказать, но потом после нескольких попыток, я прекратил. А потом как-то и привык. А сейчас даже и говорить иногда не хочется.

Преподаватель продолжила. Она стала говорить о том, что все наши органы чувств выполняют функцию переводчика. Они переводят влияние внешнего мира во внутренний.

Дальнейшая лекция нам не понравилась. Слишком заумно. Хотя практика с повязками, конечно, это что-то. Мне кажется, что все призадумались. Я, например, точно. За эту неделю, я понял, что слишком критично отношусь к людям. Да, наверно, и не только к ним. Я заметил, что когда нет информации, а ее не было, глаза были завязаны, то и не замечаешь неправильное. И критиковать не хочется.

Сегодня начали тренировки на природе, на скалах. На этот раз на занятия взяли все четверки. Нас нагрузили веревками и другим оборудованием. И мы потянулись за инструкторами.

До места добирались часа полтора. Только приехали и хотели отдохнуть, как инструктора взяли свои четверки и разошлись по сторонам. Скалы были не очень высокие, по крайней мере на вид. Нашу четверку подвели к каменной стене, похожей на какой-то памятник. На самом верху она загибалась с отрицательным углом.

Шура, командовала, как всегда. Мила стреляла глазками по другим четверкам, а Глеб кому-то из девочек улыбался.

Первый полез инструктор, он перекинул через кольцо на самом верху веревку и спустился. Конец веревки он привязал к своей системе, это пояс такой. А другой конец привязал к системе Глеба, тот должен был лезть первым.

Теоретическое занятие было день назад, и мы в конце занятия сдали зачет на узлы и крепления веревок.

Глеб медленно начал подниматься наверх. Было смешно на него смотреть. Я сам, конечно, не лазил по скалам, но считал, что у меня должно получиться гораздо лучше. Я еще сказал Миле, что Глеб лезет, как напуганная обезьяна. Шура посмотрела на меня и усмехнулась. Она-то лазила раньше по скалам, был у нее такой опыт.

Стена из камня была высотой тридцать метров. Однако, когда до вершины оставалось метров десять, Глеб забуксовал. Он смотрел во все стороны и не знал, куда поставить ногу, на что опереться.

Скоро его ноги стали дрожать. Вот тут я почувствовал некое опасение. Следующим нужно было лезть мне.

Инструктор приказал ему взяться за веревку и спускаться вниз. Глеб судорожно держался за нее одной рукой, другой цеплялся за скалу. Когда его отцепляли внизу, было заметно, что его руки дрожат. А ведь мне только предстояло лезть наверх.

Как только я потрогал веревку, то сразу испытал приступ страха. Странно. Конечно, я боюсь высоты, но не настолько же. Прямо жуть какая-то.

Но прежде страха я увидел смутные образы. Как будто вишу я на веревке на скале, высоко над землей и ничего сделать не могу. И самое интересное, что поверхность камня я вижу так отчетливо, будто она прямо передо мной в двух сантиметрах.

Потом отпустило, и я подумал, что давно такого не было. Опять я поймал память вещи. И раскрылась память по-другому немного. С эмоциями, с ощущениями. Странно, даже будто я сам висел над землей.

И еще я заметил, что было небольшое головокружение. Которое быстро прошло. Никто похоже ничего не заметил.

На меня надели систему, привязали веревку и дали команду лезть. Мои руки начали дрожать еще на земле. Однако, когда я поднялся на пару метров, всё прошло. Шура мне сказала, что в первые разы не надо смотреть вниз. Ну я и старался. И так дополз до середины. А вот дальше нужно было найти выступ или трещину, чтобы зацепиться рукой. В этот момент посмотрел вниз. Однако высоко! И вот тут меня заклинило. Ни вверх, ни вниз. Конечно, я не хотел выглядеть, как Глеб. Стыдно ведь. Я начал шевелиться. В одно мгновение я чуть не сорвался. И тут снова это включилось. Я почувствовал страх. Еле сдержал крики ужаса. Я пытался перестроиться, но никак не получалось. Снизу что-то кричали, но я ничего не слышал.

И тут на меня нахлынуло поистине нечто грандиозное. Я увидел наверху, на скале барса. Он стоял и заглядывал вниз. Барс явно ждал меня. Я посмотрел вниз и увидел там другого барса.

Но так не бывает, — мелькнула мысль. Я начал трясти головой. Барсы пропали. Пальцы мои сорвались, и я повис на веревке. Орать, конечно, не стал, но вот что-то сильно дрогнуло в животе, и на мгновение холодно дыхнуло близким концом.

Снизу кричали, — цепляйся за скалу. Ага, цепляйся! Я на вас посмотрю, как вы будете. Тело меня не слушалось. Оно сжалось в комок и просто болталось на веревке. И в добавок мелко-мелко дрожало.

Такого меня и сняли. Потом еще минут пятнадцать растирали, затекшие от судорог мышцы.

Настроение было никакое. Я сидел на земле и смотрел, как другие лазят. Как я опозорился. Никого не хотел видеть. Мне стыдно было даже перед собой. Ко мне никто не подходил. Наверно инструктора не разрешили. И вот эта жалость просто убивала меня. Ну как же так все это случилось?

Перед тем как уезжать, подошел инструктор, — ты как? Помочь? Я помотал головой.

Когда ехали на базу, шуток и разговоров не было. Устали все.

На следующий день несколько четверок пошли в пещеру. И ладно бы пещера была объемной, ну то есть ходишь, смотришь, а то пришлось лазить по норам. Это такие ответвления в стенках пещеры. Хотя и с фонариками на лбу, все равно было немного жутко, я представляю, как было девчонкам. Кстати, не все и полезли в пещеру. Две девочки отказались.

Эти норы чем были неудобны, в них нельзя было развернуться. Если полез, то только вперед. Грязные были все. В пещере были покрыты слоем серой скользкой глины все стены. И вся одежда и руки, даже и лица, все было вымазано глиной.

Нас инструктировали, что если застрянете, то постарайтесь убрать панику, и потихоньку продвигайтесь вперед.

И я полез не в ту нору и застрял. Ну это просто жуть! Впереди каменный ход, освещенный фонарем, руки впереди, они пытаются зацепиться за что-нибудь. И тишина. Никого не слышно. Практически сразу началась паника. Всё! Мне не вылезти! Я вообще потерялся! Искать меня никто не будет. Кому я нужен.

Всё-таки я попытался унять панику. Ага! Легко сказать. Как можно отвлечься, если воздуха натурально не хватает. Кажется, что земля все сильнее и сильнее сжимается. И этот огромный вес сверху скоро раздавит меня, как земляного червяка.

Орать? А что толку? Кто услышит?

И я заплакал. Так не хотелось умирать. Я ведь еще молодой. Я ведь еще и не пожил совсем. Я ведь так много мог сделать.

Слезы сами катились по щекам. И даже вытереть я их не мог. Вдруг откуда-то появилась ярость. Я начал дергаться. Я чувствовал, что раздираю в кровь свои бока. Пальцы судорожно цеплялись за стенки пещеры.

Ярость прекратилась внезапно, и снова началась жалость к себе. И тут я увидел в темноте лицо. Оно смотрело на меня. Старик с длинными космами, грустно смотрел на меня и качал головой. Он шептал какие-то слова, но я ничего не понимал. Тогда он стал махать рукой, подзывая к себе. И это всё в темноте, потому что я выключил фонарик.

Когда я включил фонарик, старика не было. И снова я был спокоен. Я выдохнул воздух сколько мог и стал медленно пытаться продвинуться вперед. Сначала ничего не получилось, потом же постепенно, сантиметр за сантиметром стал ползти. Через минут десять нора стала шире, и я пополз дальше. Вылез я в маленький зал. Из этого зала еще в один, и так миновав несколько залов, я выбрался в общий зал, откуда мы все начинали. И всё это время мне казалось, что тот старик ведет меня.

Наверху меня уже потеряли. Я рассказал, что застрял. Но про старика ничего не стал рассказывать. Зачем? Может мне это привиделось со страху. Уже по дороге на базу один из инструкторов рассказал нам, что в начале двадцатого века в этой пещере жил отшельник.

Шли дни. Лекции в зале перемежались с занятиями на природе. Похоже все уже втянулись. И не очень страдали без цивилизации. Раз в три дня топили баню. Стираться можно было прямо на улице. Походная жизнь. Я что-то не заметил, чтобы ребята жаловались. Ведь нас всех тщательно отбирали.

Больше всего неприятностей доставила мне работа со стихией Воздуха. Нас заставили жить на деревьях. Да. Сидеть на ветках целый день, завтракать, обедать и ужинать на ветках. Да и в туалет ходить тоже на деревьях. Правда девчонок от нас отделили. Они своей группой располагались метрах в ста от нашей.

Вроде бы и ничего сложного. Влез на дерево, выбрал ветку и сиди целый день. Ага. Это только со стороны легко. А на самом деле неудобно становится уже со второй минуты. Потому что понимаешь, что сидеть тебе на этом дереве, как минимум несколько часов, а то и дней. Мы никогда не знали, когда будет закончено занятие. Иногда инструкторы продлевали время занятий.

Кто поумнее, то запасся книжкой. Они были в местной библиотеке. Пусть и советских времен, но все же не так скучно. Мне досталась книга Платонова. Я начал читать и не смог. Тяжело и непонятно.

К вечеру стало прохладнее, хорошо, что я взял с собой курточку. Мы сейчас были ученые, мы все брали с собой на всякий случай одежду.

К ночи появились звезды, ветерок успокоился. И небо стало высоким. Полная луна заливала землю желтоватым светом. И начал вспоминаться мой город, родители. Такими они мне показались родными, что защипало в носу, и я чуть не растрогался.

Еще вечером мы переговаривались. А к ночи все затихли. Я стал думать. А может быть на самом деле мы раньше были птицами. И могли летать. Сидели вот так на деревьях. Спали на них, делали гнезда. Выращивали птенцов.

Когда я сильно расслабился, то почувствовал, что от ствола тянет теплом. Не так как от батареи, а какое-то такое тепло незаметное. И проникает оно глубоко в тело.

Когда стало сильно тянуть ко сну, я с помощью куртки привязался к стволу. Было неудобно, но я всё равно пристроился к дереву. И задремал. Ночью много раз просыпался. А под утро мне приснился странный сон.

Будто я на самом деле дерево. Стою, держусь корнями за землю. Распускаю ветки навстречу солнцу. Пью дождевую воду. И даже чувствую соседние деревья. И ощущение соседок двойственное. Одно через корни, другое через воздух.

Я стал понимать, что все деревья живые, и все в одном сообществе. Что я принадлежу к нему, и я такой же, как они. И радость, и боль мы чувствуем сообща.

Послышался крик. Я проснулся, и еле разогнул руку. Так же тяжело заработала вторая рука. А ноги прямо закололо, как иголками. Я пошевелился и соскользнул с сука. Автоматически схватился за верхний сук и… пальцы не держали. Я повис на своей куртке. Да еще в таком неудобном положении, из которого не мог дотянуться до ближайшей ветки.

Появилось ощущение того, что я во сне. Медленно начал отрываться под моим весом рукав куртки. Сейчас я упаду. Я судорожно задергался и попытался ухватиться за какую-нибудь ветку. Безуспешно. Меня тянет и тянет к земле.

Все! Я падаю! Видимо в падении я каким-то образом цеплялся за ветки, потому что не покалечился при падении. Наверно от испуга мышцы немного заработали. Все-таки летел я с высоты, примерно метров с шести.

Я упал сначала на левую ногу, потом перекатился на бок и там уже повалился, как мешок. Почти сразу я подскочил, но тут же рухнул на землю. Левая нога меня не держала. Острая боль пронзила лодыжку. Я застонал.

Через несколько минут подошел инструктор. Он потрогал распухшую ногу, покачал головой, пожал плечами.

— Единственно, чем могу успокоить тебя. Ты не первый, кто упал с дерева.

А мне что за других. Мне за себя и больно и обидно. Опять со мной что-то случилось. И почему так не везет?

До базы меня несли на импровизированных носилках. Я старался ни с кем не встречаться взглядом. Следом за мной хромало еще двое. Те упали, когда стали спускаться. Но отделались только шишками, да синяками.

На базе меня занесли в медпункт и положили на кушетку. Сначала доктор, женщина лет сорока пяти, крепкая, с большими руками, дала мне понюхать нашатырного спирта, чтобы взбодрить наверно, а потом заставила меня снять носок и стала смотреть ногу.

Она щупала и крутила, надавливала и тянула. Я внутренне ругался сильно, внешне же криво улыбался.

Она спрашивала, — больно? Тут? А тут? Конечно больно. Правда не везде. Я как мог отвечал. Приходилось терпеть, другого выхода не было. Не хватало перед женщиной показывать свою слабость.

Она спросила, — выпиваешь? Я пожал плечами. Тогда она налила что-то из темно-коричневой баночки в узкий стакан и подала мне. Я взял и хотел сразу выпить. Она придержала мою руку и сказала, — выдохни сначала!

Я послушал ее, выдохнул и разом вылил в рот. И тут же задохнулся. Дышать я не мог. У меня выпучились глаза, я не мог закрыть рот.

— Дыши потихоньку, — сказал доктор. Я начал дышать и потихоньку стал приходить в норму.

— Ты что спирт не пил ни разу?

Я помотал головой.

— Ладно ложись. Сейчас твою ногу лечить будем.

Я лег. И застыл. Страшно было. Не то что я боюсь врачей, но, мягко говоря, опасаюсь.

Женщина тем временем начала поглаживать мою лодыжку. Она расспрашивала о том откуда я, чем занимался и так далее. Я, конечно, понимал, что она заговаривает мне зубы. Я понял, что у меня либо вывих, либо растяжение связок.

Потом она стала рассказывать какую-то длинную и нудную историю о какой-то семье. Я даже начал дремать. Но она стала нажимать сильнее, и вскоре я почувствовал боль и начал дергаться.

Она успокоила и сказала, что ставит на место жилку, которую я свернул при падении. Тут же оговорилась, конечно, не жилку, но так учила ее бабушка.

Минут тридцать она возилась со мной. В конце уже почти и не больно было. Потом пришли ребята, и подхватив меня, увели в мой дом. Весь завтрашний день я должен был отдыхать. Чтобы нога вошла в норму.