Сколько человеку денег надо

Сергей Тарадин

Автор этой книги сменил множество профессий: был физиком, океанологом, директором двух бирж, фондовиком, зерновиком и много кем еще. Богатый опыт, собранный за такую разнообразную жизнь, лег в основу нескольких книг, написанных уже в зрелые годы.

Глава вторая. ЗЕРНОВАЯ БИРЖА. НЕПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА

В канун миллениума урожай зерновых выдался на славу. Причем фермеры убрали его слаженно и в кратчайшие сроки, так что даже пошедшие дожди не смогли помешать. Дядя Андрея, который как раз только что вышел на пенсию после долгих лет на партийной работе, недовольно бурчал по этому поводу:

— Это разве уборочная страда? Вот раньше было — сорок дней вынь, да положь! Не смыкая очей! Вот это битва за урожай! А теперь — девять дней, и все убрали. Несолидно.

— Так собрали же больше, чем в прежние времена! Ведь, чем быстрее уборка — тем целее урожай! — попытался возразить Андрей.

— Не-со-лид-но, — весомо аргументировал дядя.

Ребята так и не придумали подходящего названия своему предприятию. В документах оно именовалось по-прежнему длинно и странно, а между собой говорили просто «ХП». Но главное, что склады были засыпаны зерном, отгрузки шли одна за другой.

— Ну что, небось, в этом году поменяешь свою «Короллу» на «Лендкрузер»? — спросил Денис заехавшего на ХП Николая Морозова, преуспевающего фермера, председателя районной фермерской ассоциации.

— Да где там! С таким урожаем последние портки продашь.

— Так хороший же урожай!

— В том-то и дело. Цена на зерно, сам видишь, какая.

— Припала, конечно. Зато его насколько больше, зерна-то!

— И что хорошего? Чем больше зерна, тем больше затрат, чтоб его собрать и вывезти. Солярка-то не подешевела! Кабы я знал, что будет такая цена на пшеницу, лучше бы подсолнечник посадил, или рапс. А так возишься, возишься, а в конце — шиш! В прошлом году все ведь наоборот вышло. Все кинулись в подсолнечник, а что получилось? Отдали за бесценок, а пшеничка была дорогая. Вот и дергаемся туда-сюда, хоть вообще все бросай.

В этих словах слышалось удивление и возмущение человека, выросшего в советское время в условиях нехватки всего на свете и, в первую очередь, продуктов питания. Как же так? Он потрудился, все сделал, произвел прекрасный продукт — а результат его труда не востребован! Куда смотрит правительство?

И правительство откликнется. В следующем году, который окажется еще урожайнее, оно выделит миллиарды рублей на зерновые интервенции. Идея хорошая: купить сегодня за бюджетные деньги дешевое зерно. Забрать его с рынка. Зерна там станет мало. Цена поднимется. Тогда купленное зерно можно будет вернуть на рынок и продать с выгодой.

То есть, вроде бы, государству тройная польза. Во-первых, крестьяне сразу получат деньги за зерно. Во-вторых, стабилизируются цены на рынке. И, в-третьих, бюджет на этом заработает.

Действительность окажется другой. Пока чиновничья машина провернется, фермеры, зажатые долгами, зерно свое давно продадут за бесценок, и государство приобретет его на бюджетные деньги у крупных перекупщиков, которые обогатятся несказанно. Еще бы! Цены какое-то время будут — фантастические! Чиновники экономить не станут — бюджетных денег не жалко. Тем более, крупные торговцы на откат не поскупятся. А с фермера — какой откат? Не по деревням же ездить собирать! Как только закупки за государственный счет прекратятся, цены на рынке снова упадут.

И некому будет сказать знаменитую фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда», потому что Виктор Степанович Черномырдин, дважды неутвержденный Думой на премьерскую должность, а затем безуспешно выдвинутый в Нобелевские лауреаты, уже отбудет из страны. В качестве чрезвычайного и полномочного посла России он приступит к разруливанию ситуации на Украине. В Киеве он будет награжден орденом «Казацкой славы» первой степени и удостоен звания генерала казачества «за значительный вклад в возрождение казачества не только в Украине и России, но и во всём мире».

История с государственными зерновыми интервенциями повторится еще не раз. Закупленное зерно будет по нескольку лет лежать на уполномоченных элеваторах, требуя дополнительных затрат на оплату его хранения. Что с ним делать — будет непонятно. Продать его станет возможно только вдвое дешевле, чем покупали, но это означало бы — открыто признать нанесение бюджету колоссальных убытков. Ни один чиновник на такое пойдет. Сначала пшеницу будут пытаться раздать на гуманитарную помощь во всяких горячих точках, возникнет даже идея поменять ее на кубинский сахар — при экспортных и бартерных операциях убыток можно затушевать. Но, как всегда, ничего не выйдет. В итоге основная часть зерна просто сгниет. Обвинят в этом элеваторы, убытки спишут на них и за долги отберут их у частных владельцев в государственную корпорацию. Бюджет страны страдать не должен!

Однако все это будет спустя несколько лет. А пока Андрей за ужином рассказал Варе о разговоре Дениса с фермером и парадоксальной ситуации с урожаем.

— Надо же, — удивилась жена. — Теперь, значит, вырастить — мало. Надо еще суметь продать.

Андрей задумался.

— А ведь на самом деле проблема! Да еще какая! В рыночной экономике цена — это не просто ценник в магазине. Это — начало начал. Это больше, чем вопрос «как делать?», это вопрос «делать ли вообще?» Быть или не быть? Невозможно производить продукт, не зная, почем ты его продашь! Это даже не риск. Это глупость.

— Ну, а что тут сделаешь? Рынок ведь! Ты сам говорил — таракан, — сказала Варя.

— Весь мир давно нашел управу на этого таракана!

— Какую же?

— Фьючерсную биржу.

— Это — что такое?

— На самом деле, Варя, это — разновидность казино, — объяснил Андрей. — А, вернее, букмекерской конторы, где собираются азартные люди, делают ставки, выигрывают, проигрывают, обогащаются и разоряются.

Он принял из рук жены чашку с чаем и, пригубив, продолжил:

— Но есть одно важное отличие. Все, что происходит в обычном казино, никому за пределами его стен неинтересно и неважно. Это пустое прожигание денег, да и жизни. Обществу от него никакой пользы. Разговоры о налоговых поступлениях в этом случае — от лукавого. С тем же успехом можно ввести налог на убийство и предвкушать, как наполнится казна, когда все друг друга перебьют. А вот фьючерсная биржа — это полезное казино, где азарт работает на экономику. Биржа делает сразу два дела. Во-первых, формирует цену на товар. Вот ты помнишь, где мы с Денисом брали цены на ваучеры?

— Ну, на этом вашем «срубе».

— ЦРУБе, — улыбаясь, поправил Андрей. — А на акции — в РТС. И то, и другое — биржи. Но не фьючерсные. Фьючерсная, в отличие от них, дает еще одну, дополнительную возможность. Она позволяет не только знать сегодняшнюю цену товара, но и застраховаться от ее неблагоприятного изменения в будущем. «Фьючерс» — от английского «future», то есть «будущее».

— Как это «застраховаться»? Биржа полисы выписывает? — не поняла Варя.

— Нет, тут механизм другой. Если ты готова слушать, я расскажу.

— Ну, ладно, давай.

— Как я говорил, внутренний двигатель биржи — это спекулянты, то есть люди, у которых нет ни товара, ни денег на его покупку, но они — азартные игроки и готовы рисковать в надежде сорвать куш.

Спекулянты делятся на две противоположные группы: на быков и медведей.

Быки — это те, кто уверен, что данного товара — например, зерна — будет мало, и цена на него вырастет.

— Почему их называют быками?

— Бык — он цену товара как бы рогами снизу поддевает и вверх толкает. Вот, допустим, сегодня — начало года, 1 января, и зерно стоит 8 рублей за килограмм.

— Ты вроде какие-то совсем другие цифры называл…

— Я сейчас говорю условно.

— Ладно.

— Как рассуждает Бык? Он уверен, что через год зерно будет стоить дороже. И он готов сегодня заключить договор на его покупку с поставкой через год по сегодняшней цене — 8 рублей. При этом само зерно его не интересует. Бык мечтает о чем? Вот придет он на биржу в конце года, 31 декабря и спросит:

— Кому нужно зерно?

А все наперебой:

— Мне, мне!

Зерна-то мало! А Бык говорит:

— По десять рублей.

И все с радостью:

— Согласны.

А он:

— Вот у меня есть договор, по которому мне должны завтра поставить килограмм зерна за 8 рублей. Мы с вами договорились по десять. Я вам переуступлю этот договор, и вы возьмете зерно по восемь, только мне сначала разницу — два рубля — отдайте, пожалуйста.

Вот и все. Зерна он даже не видит. Ему нужны только вот эти два рубля.

Теперь глянем на ситуацию глазами Медведя. Этот, наоборот, уверен, что зерна будет много, продать его будет трудно, и цена на него упадет. На то он и Медведь — он сверху на цену наваливается и давит ее вниз.

И вот сегодня, 1 января, он готов стать второй стороной договора с быком и продать ему килограмм зерна по 8 рублей.

В мечтах Медведя — приходит он на биржу в конце года, а там зерно — по 5 рублей, да то берут неохотно!

Тут он и говорит:

— Вот договор, по которому у меня завтра обязаны купить килограмм зерна за восемь рублей — на три рубля дороже, чем вы хотите продать. Я готов переуступить этот договор, только вы мне сначала три рубля отдайте, пожалуйста.

Варя кивнула:

— Хорошо, это я поняла. Но причем тут фермеры?

— Подожди. Дойдем и до фермеров. Так вот. С Быком и Медведем ясно. А теперь появляется Биржа и говорит, например, Медведю: «А ты уверен, что через год договор, который ты заключил с Быком, будет выполнен? Если все будет по-твоему, и зерно будет стоить 5 рублей — сбежит твой бык, не захочет покупать зерно на три рубля дороже рынка. Где гарантия выполнения договора? А если нет гарантии, кто перекупит твой договор и заплатит тебе твою трешку?

Давайте сделаем так, — предлагает Биржа. — Вы будете заключать договор не друг с другом, а каждый со мной. Я у тебя, Медведь, килограмм зерна за 8 рублей куплю, и тебе, Бык, за 8 рублей продам. Тогда вы оба будете связаны не между собой, а каждый — только со мной. При этом каждый из вас заведет у меня счет и положит туда две копейки в залог».

— Зачем?

— А вот зачем. «Я, — говорит Биржа, — буду каждый день весь год до исполнения вашего договора проводить торги, на которых такие же, как вы, быки и медведи будут заключать такие же договора на ту же дату — тридцать первое декабря. Эти договора будут точной копией вашего, тоже на один килограмм. Я назову это стандартным фьючерсным контактом.

И тогда, если завтра такие договора будут заключаться по цене не 8, а 7 рублей 99 копеек, значит Медведь начнет выигрывать, и я завтра же переведу на его счет одну копейку с твоего счета, Бык. А тебя попрошу внести на твой счет еще одну копейку, чтобы там опять было две копейки. Медведь, кстати, выигранную копейку может сразу забрать — мне главное, чтобы две копейки всегда были на счете».

— А почему именно две?

— Биржа устанавливает правило: цена контракта не может меняться больше, чем на одну копейку в день. И говорит: «Бык, если ты не внесешь ту дополнительную копейку, то на следующий день я твой контракт передам другому быку. И даже если зерно к тому времени опять подешевеет, и я, Биржа, должна буду перевести еще одну копейку на счет Медведя, это и будет твоя вторая и последняя залоговая копейка. Тогда ты, Бык, потеряешь две копейки и контракт, у Медведя все остается в силе, а я, как Биржа, в любом случае ничем не рискую».

— Слушай, а попроще нельзя? — нахмурилась Варя. — Как-то сложновато получается.

— Зато надежно. Задача ведь — кидалово исключить. Простые схемы жулики запросто обходят, а вот эта на всех биржах мира безупречно работает уже больше ста пятидесяти лет. И ежедневным пересчетом этих копеечек занимаются специальные организации — расчетные палаты.

— Ну, хорошо, Быки с Медведями затеяли свое казино. Биржа — крупье. Это понятно. Фермеру от этого какой прок?

— А вот представь. Приходит фермер где-нибудь в марте на биржу и видит, что зерно с поставкой 1 сентября торгуется по цене, например, 7 рублей 50 копеек. Он прикидывает — устраивает его такая цена или нет? Если нет — он пшеницу не сеет. А если да, тогда он продает свое еще не выращенное зерно, фиксируя эту цену.

Теперь он спокойно, зная конечную цену своего зерна, может идти и выращивать его. Если цена на рынке начнет падать, и упадет до 5 рублей, то — да, он продаст выращенное зерно по этой цене — 5 рублей. Но к тому времени на его биржевой счет постепенно, по копеечке, будут переведены со счетов быков 2 рубля 50 копеек, и он ничего не потеряет от снижения цены.

— Но, если цена начнет расти, деньги с его счета станут утекать!

— Да, но выращенное им зерно подорожает, и он опять ничего не потеряет. Хотя, конечно, заработка не бирже он не получит. Фермер на бирже — не игрок, он сюда пришел не за кушем. Он страхуется от нежданного проигрыша, жертвуя нежданным выигрышем. Любая неожиданность исключается, и он может спокойно работать. Наша цель ведь была именно в этом — справиться с непредсказуемым рыночным тараканом! Мы ведь с этого же разговор начали, так же?

— Да… И — что? Именно на этом принципе работают зерновые биржи во всем мире?

— Именно на этом. Причем не только зерновые, но и нефтяные, и биржи металлов и любых других биржевых товаров. И производители вот так же страхуются от ценовых рисков. Такое страхование называется хеджированием, а такие участники торгов — хеджерами, в отличие от спекулянтов.

— Это хорошо. Но что получается? Все хеджеры — медведи? А в быках — только спекулянты?

— Нет. Ведь стабильность нужна не только производителям товара, но и его покупателям. В нашем случае, например, придет какой-нибудь мукомол, посмотрит на цену, и купит зерно на год вперед, чтобы не дергаться и спокойно молоть муку. То есть стабилизируется вся производственная цепочка. А риск берут на себя спекулянты.

— А если у нас попробовать запустить такую биржу?

— Уже думал об этом. Непростая задача. Придется пройти весь путь, по которому биржи мира шли столетиями. Ведь, чтобы на биржу пришли спекулянты, там уже должны идти торги зерном.

— Между кем и кем?

— Между обычными торговцами — теми, кто у нас и сегодня, без всякой биржи, покупает и продает зерно. Фьючерсная биржа — это высший пилотаж. Для начала надо хотя бы обычную сделать, которая будет формировать сегодняшнюю цену. Сейчас-то ведь сделки между фермерами и перекупщиками происходят как? Перемигиванием и перешептыванием, чтоб никто ничего не знал. А деньги под столом, наличкой передаются. Потом мелкий перекупщик продает более крупному, и так по цепочке. Каждый, естественно, накручивает. В итоге фермеру от конечной цены крохи перепадают.

— Ну, ладно, — обняла мужа Варя. — Посоветуйся с Денисом. Вы ребята неглупые, что-нибудь придумаете.

— Андрюха, а если сделать электронную систему, как РТС, чтоб туда могли выйти и фермеры, и мукомолы, и крупные экспортеры. Они же тогда смогут торговать без посредников, и цена единая сформируется, — предложил Денис, когда друг наутро поделился с ним вчерашней идеей.

— Попробовать-то можно, только очень уж привыкли все друг друга втемную дурить, захотят ли в открытую работать? Оно, может, и выгодней, да азарта того уже не будет. У нас ведь главная радость — лоха втихаря обуть!

— Ну, перекупщики — понятно. Для этой шелупони биржа — смерть. Но крупные-то экспортеры должны быть заинтересованы покупать зерно напрямую, не платя лишних комиссионных по всей цепочке. Да и разве не интересно им было бы иметь свою биржу и самим формировать цену? Почему мы должны зависеть от заокеанских спекулянтов?

— А, давай, Денис, мы их самих и спросим. Если им это интересно, я бы с удовольствием такую задачку порешал.

Ребята определили в качестве возможных учредителей биржи восемь крупных зерновых компаний-экспортеров. Это были действительно мощные фирмы, имевшие по нескольку элеваторов, собственные порты, комплексные производящие хозяйства и перерабатывающие заводы.

— Вряд ли, конечно, эти монстры обратят на нас внимание, — говорил Денис, — но, если бы удалось их убедить — ты представляешь, какое масштабное дело бы завертелось?

Однако, вопреки ожиданиям, на письменное предложение встретиться и обсудить создание зерновой биржи все восемь компаний откликнулись на удивление бодро. Видимо, идея уже витала в воздухе.

Наиболее горячо проникся замыслом директор самой скромной из компаний. По-русски он говорил с акцентом, и, как оказалось, был англичанином. После встречи с ним Андрей весело рассказывал Денису:

— Интересный парень! Открытый такой, общительный. Прикинь, родился в Майами, детство провел в Англии. Отец у него там, в Лондонском Сити, говорят, не последний человек.

— Как он здесь-то оказался?

— В том-то и дело! Представь только: в детстве он смотрит спортивную передачу, и там звучит наш гимн. И мальчишку так поражает эта музыка, что он начинает учить русский язык! Потом увлекается русской литературой, продолжает изучать язык в Бристольском университете, пишет диссертацию по произведениям Булгакова и, в конце концов, приезжает жить в Россию. Теперь создал здесь компанию по торговле зерном, женился на русской девушке, ждут малыша. Живет в квартире, которая расположена прямо над квартирой губернатора! Ездит на огромном, невероятно захламленном «Лендровере-Дефендере». Клиренс — вот такой! Остановился на сугробе — я к нему еле запрыгнул. Идею нашу поддерживает с огромным энтузиазмом. Едем сквозь снегопад, в месиве машин, он крутит руль своего «Дефендера» и кричит: «Андрей! Давай, сделаем биржу! Я обещаю наладить связь с Лондоном! Это будет крупный международный проект!»

— Веселый парень!

— Классный. Я хочу предложить его на должность председателя Биржевого совета.

Эту идею Андрей при встрече изложил Виталию Сметанину, генеральному директору компании «Регион», самой крупной из всего списка учредителей. Тот, однако, не только не поддержал предложение, но и пришел в полный ужас:

— Вы с ума сошли! — Сметанин пыхтел, как разогретый котел. — Вы — что? Ничего не знаете?

— Что Вы имеете в виду? — не понял Андрей.

— Этот англичанин написал и выпустил книжонку!

— О чем?

— О зерновой торговле в нашем регионе! И там написал, сколько, кому и за что давал взяток! Прямо с именами! И председателей колхозов, и чиновников администрации! Мерзкий пасквиль! Ославил нас на весь мир! Так разве можно?! Губернатор в бешенстве. Этому мерзавцу не то, что на бирже, нигде места быть не должно! Он — персона «нон грата», имейте в виду! Если его имя хоть где-то всплывет в учредительных документах биржи, ее не будет! Я сам первый ничего не стану подписывать. А без меня вы загнетесь сразу.

— И что теперь делать? — советовался Андрей с Денисом. — Мне так этот парень понравился! Да и сразу выход на международный уровень — здорово было бы. А тут какие-то дрязги.

— Боюсь, Андрюха, придется отступить. Если и «Регион», и губернатор… А англичанин этот, как мне сказали, сильно влетел на дефолте, и теперь его фирма — на грани банкротства. Так что, может, все, что ни происходит, к лучшему?

— Жалко, — вздохнул Андрей. — Ладно, пока готовлю учредительные документы без него, а, как зарегистрируем биржу — мы его как-нибудь в состав участников протащим. Банкротство — дело житейское. Мы ведь с тобой тоже были на этой грани, в тот же самый кризис. Это не повод чураться человека. Если, конечно, он тут останется. Потому что за книжку его сожрут. Чиновничья свора такого не прощает. Почитать бы.

Андрей окажется прав: этот парень скоро уедет к себе в Лондон. Правда, потом заскучает в чопорной Британии и опять вернется в Россию, только теперь в Москву. Через двенадцать лет задорный англичанин станет в нашей стране известным телеведущим и путешественником, хорошим знакомым президента. Когда из телевизора будет звучать его звонкое: «Поедем, поедим!», — Андрею всякий раз будет слышаться: «Андрей! Давай, сделаем биржу! Это будет крупный международный проект!»

Наконец, после утомительных согласований с юридическими службами всех участников, документы будущей биржи были готовы. Осталось собраться и подписать. Андрей обговорил со всеми дату учредительного собрания и разослал красивые официальные приглашения.

Однако долгожданное мероприятие с треском — а вернее, даже не с треском, а уныло и тихо — провалилось. Состав присутствующих оказался крайне неоднородным. Одни руководители прибыли лично и были готовы ставить подпись, а другие, в том числе и Сметанин, несмотря на обещание личного присутствия, прислали каких-то мальчиков без полномочий, которые вежливо заверяли, что все внимательно послушают и доложат начальству.

— Ты знаешь, так мы каши не сварим, — сказал Андрей, когда все разъехались. — Надо их собрать в таком месте, чтобы им неудобно было присылать пацанов.

— Это где же такое место?

— Ресторан. Дорогой. Лучший.

Друзья сняли уютный банкетный зальчик в престижном заведении и пригласили туда лично первых лиц всех компаний на деловой обед. Дескать, все равно же обедать надо, вот и пообщаемся без потери времени.

Когда директора вошли в зал, они увидели большой круглый стол, застеленный белой скатертью и уставленный изысканными напитками и закусками. При этом рядом с каждым прибором лежала скромная папка. Это были подготовленные для подписи учредительные документы.

— Слушайте, а ведь мы впервые собрались все за одним столом! — сказал один из директоров, поднимая тост за здоровье и процветание присутствующих — Даже, когда на Зерновой союз в Сочи ездили, и то по кучкам разбивались.

В конце обеда учредительные документы были подписаны всеми восемью компаниями. Девятым учредителем стала фирма Дениса, десятым пожелала выступить областная Торгово-Промышленная палата.

Тем временем страна вошла в новую фазу перемен, хотя вряд ли кто-то представлял себе, что они будут столь значительны. Пожилой и больной президент, утомивший народ своим неуемным забурунством, в канун 2000 года вдруг стих, заявил в предновогоднем эфире, что устал, смиренно покаялся в грехах и ушел на покой.

Западные издания запестрели вопросом: «Who is Mr. Putin?» Такого молодого правителя Россия в новейшей истории еще не знала. Лидеры разных стран, в том числе и США, приезжали на него посмотреть. Он смущенно улыбался и всем видом показывал, что искренне хочет стать достойным членом их круга. Особенно теплые отношения стали складываться с близким по возрасту, неглупым и энергичным Тони Блэром. Даже газопровод «Северный поток» изначально задумывалось тянуть именно в Великобританию.

В феврале, накануне выборов президента, федеральные войска взяли Грозный, но вторая чеченская война продлится еще не один год. Президент самопровозглашенной Ичкерии Масхадов будет уничтожен только через пять лет, а одиозный боевик Басаев — еще годом позже.

— А вот теперь давай решать задачку, — сказал Андрей уже в качестве новоиспеченного директора зерновой биржи.

Накануне они немного поспорили с Денисом по поводу распределения должностей в новом проекте. Андрей предложил Денису занять пост директора биржи, но тот отказался:

— Ты же знаешь, что бла-бла — это не мое, у нас специалист по раздуванию щек — ты. А я лучше возглавлю брокерскую фирму, которая будет торговать зерном на твоей бирже и зарабатывать нам бабки.

— А как же регистратор? Я не смогу совмещать!

— Андрюха, извини, но регистратор — это для тебя все-таки вчерашний день. Да — было интересно. Но он достиг предела своего развития. Ты видишь, в какую сторону у нас пошел фондовый рынок? В Москве небольшая кучка акций крутится, а у нас — вообще полное болото. Все директора напуганы рейдерскими захватами, боятся, что родное предприятие скупят, а их турнут. Они не понимают и не хотят ничего понимать в фондовом рынке. Вместо того, чтобы забросать скупщика новыми выпусками акций и заработать на этом деньги для развития производства, они прячутся и пытаются подгрести под себя контрольный пакет. Предел мечтаний — схлопнуть свое акционерное общество до частного предприятия. Какие уж тут реестры?

Теперь друзьям предстояло разработать правила торгов.

— Вот смотри, Денис. Почему мы говорим, что на бирже можно торговать только биржевым товаром? В чем главное отличие такого товара от любого другого? В том, что биржевой товар — стандартен! Покупателю не надо его смотреть, щупать, проверять.

— Я в девяносто первом году, помню, зашел как-то из любопытства на товарную биржу, — припомнил Денис. — Их тогда много расплодилось, в каждом крупном городе своя была, а то и по нескольку. Захожу, а там прямо в торговом зале — свитера и прочие шмотки по стенам висят — «биржевые товары». Идут торги. Аукционист объявляет: «Лот номер такой-то. Трактор гусеничный, 1973 года выпуска». Поднимается брокер: «А он заводится? Не очень ржавый? Гусеницы на месте?» Аукционист обращается к залу: «Продавец присутствует?» Кто-то откликается: «Да!». Аукционист: «Ну, вы тогда с покупателем съездите, посмотрите состояние трактора, и на следующие торги мы вас ждем для заключения биржевой сделки».

— Вот, точно, Денис. Ржавый трактор — это пример того, что не может выступать биржевым товаром. Поэтому те биржи, которые расплодились в начала девяностых, только назывались, по-модному, биржами, а на самом деле были барахолками, блошиными рынками.

— Но зерно-то во всем мире — биржевой товар!

— Да. Но только не то, которое гниет на самопальных складах у фермеров!

— Согласен. Такой товар будет похлеще ржавого трактора.

— Вот мы и пришли к первому условию — зерно, торгующееся на бирже, должно находиться на профессиональном хранении у надежного элеватора.

— И чтоб качество этого зерна было подтверждено сертифицированной лабораторией.

— Хорошо. Теперь как нам защититься от кидалова? Вот, представь: выставляет кто-то на продажу зерно. Дает нам справку от элеватора. Мы это зерно продаем на торгах. Покупатель платит деньги, приезжает за товаром на элеватор, а там говорят, что хозяин это зерно только что вывез. Или зерно есть, но набежал большой долг за его хранение! А то и вообще — справка поддельная, никакого зерна не было и в помине.

— Тогда покупатель должен сначала переписать на элеваторе зерно на себя, а потом уже платить.

— А кто ж заплатит, когда зерно и так уже у него?! Ты ж понимаешь… — пожал плечами Андрей.

— Замкнутый круг получается.

— Давай размыкать. И, знаешь, что нам поможет?

— Говори.

— Есть такая штука — простое складское свидетельство. В мире его давно применяют, а у нас только недавно прописали в Гражданском кодексе.

— Откуда ты это знаешь?

— Читал.

— И что это такое?

— Это когда ты сдаешь что-нибудь на хранение, а склад выдает тебе не просто квитанцию, а ценную бумагу — вот это самое свидетельство.

— А какая разница?

— Разница в том, что в квитанции указано твое имя, а в этой бумаге — не указано. Такие бумаги называются предъявительскими. И в ней сказано, что предъявителю этой бумаги склад, который ее выпустил, отдаст то, что ты положил к нему на хранение.

— То есть, даже если это буду не я?

— Любому предъявителю.

— И что это дает?

— А вот смотри. Фермер кладет свое зерно на элеватор, а тот выдает ему складское свидетельство. Теперь фермер может забрать это зерно только, если он предъявит элеватору данное свидетельство.

— Допустим.

— Пошли дальше. Фермер приходит к нам на биржу и выставляет это зерно на продажу. И мы забираем у него свидетельство на хранение.

— И что, он так просто нам его отдаст?

— Не просто, а по договору, с актом приемки-передачи и только на время торгов. Если зерно не продалось, он может забрать свидетельство обратно.

— А если продалось?

— Тогда мы фиксируем сделку и оставляем у себя свидетельство, к примеру, на два дня, пока покупатель производит оплату. Ты понимаешь, покупатель теперь может спокойно платить — мы гарантируем, что продавец ничего с зерном не сделает, потому что свидетельство у нас.

— И что дальше?

— Как только деньги дошли до продавца, мы отдаем свидетельство покупателю, он едет на элеватор, предъявляет его и забирает зерно. Вот и все.

— Ну, что же, вроде гладко. Но свидетельство ведь можно подделать — на ксероксе скопировать, и впарить копию нам или элеватору.

— Вот поэтому мы сделаем защищенные бланки свидетельств с номерами, водяными знаками, микрошрифтами и прочей ерундой, чтоб нельзя было скопировать. И станем снабжать ими наши элеваторы. А те будут ставить на них свои печати и фиксировать все в журналах строгой отчетности.

— Как мы сделаем такие бланки?

— Закажем на Гознаке, там, где деньги печатают. Помнишь, банк «Техноинвест» облигации выпускал, а ты их бабушкам продавал?

— Помню, конечно.

— Так вот у них было пятнадцать степеней защиты. И печатались они именно на Гознаке, я точно знаю. И найду, у кого взять координаты, чтобы сделать заказ.

Несколько дней ребята, разделив роли, оттачивали схему торгов. Денис находил слабые места, а Андрей придумывал, как их устранить, чтобы не допустить жульничества и нестыковок. В конце концов, когда Денис дошел до каких-то немыслимых фантазий, Андрей сказал:

— Достаточно. Схема надежная. Тут важно не переборщить. В мире нигде нет идеально защищенных систем. И даже если такую создать, она будет настолько дорогой, что не сможет работать. Давай-ка лучше все то, что мы напридумывали, запишем в официальные правила торгов на нашей бирже. Нам их еще в Москву на лицензирование везти.

— Представляю, Андрюха, сколько эти столичные взяточники возьмут с нас за лицензию.

Как приятно иногда ошибиться в своих худших опасениях!

В Москве, в Комиссии по товарным биржам, две приятные веселые женщины приняли у Андрея толстую пачку документов, над которыми друзья корпели почти месяц. Прошло менее двух недель, и поступил вызов на заседание комиссии.

Андрей не без волнения вошел в зал и сел подальше от президиума. Помимо их заявки рассматривались еще две — от столичных бирж. Одной было отказано, одна прошла. Когда настала очередь Андрея, он поднялся. Председатель комиссии посмотрел на него поверх очков и улыбнулся.

— А вот ребята из провинции порадовали, — сказал он. — По вашим документам видно, что вы хорошо знаете то, чем собираетесь заниматься. Это приятно. От всей души желаю вам успеха.

Андрей вышел из здания недалеко от ГУМа окрыленным. Он не ожидал, что чиновник антимонопольного ведомства вот так глубоко вчитается в придуманные ребятами правила, да еще и горячо их одобрит.

Идя к Красной Площади, Андрей уже успел обрадовать по телефону и Дениса, и Варю, но ему хотелось поделиться с кем-нибудь еще.

Он набрал номер Сметанина.

— Виталий Игнатьевич! Удобно говорить? Докладываю: лицензия уже на руках. Можно начинать работу.

Интонация ответа поразила Андрея.

— Лицензия? Как же это вы все-таки успели?

Сказано это было таким разочарованно-растерянным тоном, каким обычно говорят фразу «Как же это я так прошляпил?»

Конец ознакомительного фрагмента.