Лоза небес. Сборник рассказов

Сергей Струков

Новая книга рассказов русского писателя Сергея Струкова. Книга несёт в себе заряд неукротимого национального духа, великодушие и мудрость народа.

ГЛАДИЛЬНАЯ ДОСКА

Она высока ростом, душою проста и в регентской школе учится только блестяще.

Высокие оценки воспринимает для себя не как награду, а как нечто заурядное, обыкновенное и само собою разумеющееся.

В общежитии спит на гладильной доске, и, всегда ложится последней, потому что её «кровать» случается до самого позднего часа нуждою крайнею какой-нибудь вертлявой сокурснице.

Часто ходит на богослужения, прилежно постится и молится; говорит не громко и короткими, обдуманными фразами; никогда не спорит. Всё это, в сочетании с гладильной доской, представляется в умах её подруг явлением крайне романтическим и выразительным. Её почитают за тайную аскетку и пророчат монашеское поприще…

Ровно через год после её поступления в регентскую школу, она, однажды, проходя по кленовой аллее, мимо, из красного кирпича, стен семинарии, увидала вдруг возле себя знакомое лицо…

В то же мгновение, словно кто плеснул кипятком ей на сердце! Она узнала его! Он был из одного с нею города, и притом — одноклассник.

Сердце её зашлось и кровь больно и настойчиво застучала в висках. Она отошла немного в сторону и остановилась.

Илья не замечал её и, с чувством жестикулируя руками, разговаривал с друзьями, согласно кивавшими ему на все захватывающие перипетии повествования…

Воспоминания, столь болезненные и столь дорогие для неё, в одно мгновение рванулись из глубины души и стали явью…

Твёрдый ком в горле прервал дыхание.

Она, испугавшись его вдруг неожиданного, и при этом самого «простого» появления, и вдруг самой неожиданной и «простой» близости к себе, хотела идти со всем дрожащим внутри и подкашивающим ноги трепетом, и не смогла… Покачнулась и остановилась… И вновь пошла, и опять остановилась…

До скамеечки было несколько шагов… Она не могла, но, наконец, она сделала их и присела. Молитва сбивалась и терялась взволнованным умом…

Она вспомнила теперь, как два последних школьных года в её родном городе пронеслись ярко, живо и незаметно.

А сейчас под сердцем разлилось нечто ледяное, дрожащее и даже режущее…

Она любила Илию и не сводила с него глаз все последние два года обучения в школе. Он же совсем ничего не знал о её любви и встречался с другой их одноклассницей. Она писала ему стихи и прятала, даже от матери, взволнованные проникновенные, трогательные строки, над которыми ночами проливала столько слез…

Разве что один священник знал, что происходит с юной девичьей душой. Знал и не мог помочь, и только молился на коленях за неё и за всех долго, до слёз, и не мог себе простить молитвенной немощи и неспособности «руководствуясь духом мудрости» наставлять ко спасению. Накладывая заношенную, почти засаленную епитрахиль на её чудную, благоухающую головку, он грустно смотрел вверх и сбивчиво, всегда почему-то сбивчиво, читал разрешительную молитву…

Однажды она была в кино и там застала Илию с подружкой…

После сеанса, не зная почему, пошла за ними в горсад и увидела их обоих, бесконечно счастливых и позабывших все на свете, в кустах сирени; и увидела то, как он страстно целовал её, эту длинноногую и бледную…

Они ушли, а она упала на случившуюся в парке скамью, поднимавшуюся из, занесённой золотыми берёзовыми листьями, земли всего лишь одной — единственной старой и темной от времени доской, и пролежала на ней в беспамятстве много времени, и не могла очнуться, и только холод ночи пробудил её дрожащее тело…

Мать не узнала дочь… А она дала себе слово забыть Илию навсегда.

Сама собою, как-то незаметно стала спать на жёстком, ровном и холодном, напоминавшем короткую и твёрдую скамью в городском саду…

А в регентской школе, страшно не высыпаясь, мучаясь усталостью во всем теле, неизменно до позднего часа не преклоняла главы, пока, наконец, не освобождалась для неё… гладильная доска.

(конец)