Скриптомания

Сергей Стасенко

«Скриптомания» – это сборник ироничных, трогательных, поучительных историй. «Fun_мания» – первая часть сборника, юмористические рассказы о чокнутой собачке Венике, коте Ваське, убежавшем от кастрации, о неунывающих евреях, придумавших шепелявый секс по телефону. Непосредственный соблазнитель, влюбленный романтик, уставший от жизни олигарх, трус с добрым сердцем и непонимающий людей пес Гавр – лирическая часть «Love_мания». Мудрый Аль Пачино, своенравный Уинстон Черчилль, смелый Брюс Ли, милосердный доктор Кеворкян и сам Стив Джобс – авторское видение жизни звезд, представленное в части «Star_мания». Вкусное завершение – пьеса «Маршруточка» о беспокойных пассажирах одесской маршрутки, на свое счастье оказавшихся в гостях у алчного дяди Кеши. «Скриптомания» – это скрипты жизни, наполненные энергией, жизнелюбием и юмором.

Fun_мания

Скрипт1_Веник

— Короче, захожу я к ней домой, чувак, и офигеваю. Восемнадцать кошек! ВО-СЕМЬ-НАД-ЦАТЬ! Ты прикинь? И эта девочка из клуба, во-от в такой мини-юбке, во-от с таким декольте и во-от с такими губищами. Как можно было такое представить?

— Та ладно, Колян. И чего сказала?

— Та я только и успел услышать, что она из общества по защите прав кошек. Там вообще котов не было. Только кошки. Я себя мышью в этот момент почувствовал.

Колян шел рядом с Женей и дико хохотал. Они подходили к парку. Услышав последнюю реплику, Коля завелся еще больше. Потом, держась за живот:

— У… У… У меня во-вопрос… — давится со смеху. — А ты, когда посчитать их успел? Ты ж выскочил оттуда через минуту.

— Так она вдогонку мне кричала, мол, что их всего восемнадцать и в комнату не пускает. Вроде от этого квартира стерильной становится.

Коля снова вспыхнул. Наконец, успокоился.

— Да, чувак. Ты чистоплюй. Меня б это не остановило. Ну коты, ну запах. И че? Нос зажал и вперед в комнату с ней. Там окно открыл и нормально. Лето на дворе.

— Что ты говоришь? Я последнюю только на дворе от ноги отодрал. Вроде не июль, а пожизненный март. Такая себе «Кошкас Озабоченус».

— Слышь, я латынь не учу, юрист. Это по нашему чего?

— Это, Колян, значит, что ты антисанитарный сукин сын, которому все равно, где и с кем.

— Ну-ну-ну. Не хами. Я, например, с владелицей удава Пети не смог. Он какой-то больно активный был. Я ж думал они вялые дома всегда. А этот — нет. Я к ней пришел. Разделся. Слава Богу только пальто сбросил, а он уже мне на шею залазит. Эта красавица главное говорит: «Ты Петю не бойся. Он только мышей ест, правда на той неделе папу цапнул за ногу, теперь в гипсе ходит. Так что ногами, — говорит, — не разбрасывайся». Ну, я Петю сбросил. Еле ноги унес. Он, сволочь, зашипел и давай атаковать меня. Даже дверь не захлопнул. Она мне потом с тринадцатого этажа орала, мол: «Колечка, я его к соседу отдам. Вернись!». Чего не сделает мать двоих детей, когда ей сорок.

— Так ты со старушками, что ли?

— Ха. Старушка. Дай Бог так каждой восемнадцатилетней выглядеть. Коса громадная, ноги от ушей. Рот такой, как у Анджелины Джоли. Только та сделала, а у этой свой.

— Анджелина вроде и сама уже не молоденькая.

— Да иди ты! — Женя схлопотал дружескую оплеуху.

Оба заржали. Зашли в парк.

— Я ж вроде уже слышал от тебя эти байки.

— Это не байки, а реальные истории из жизни Николая Французова.

— Простите, Николай Аристархович.

— Аристархом деда моего звали, Жека. А я Владимирович. Не знаю. Чё-то в последнее время с девочками подзаглохло. Вроде и лето, а они с понтами. Чего понтоваться?

— А ты сам подумай. Половина лета позади. Они уже подустали. Разозлились. Большинство себе нашли. Остальные стремные. Надо менять тактику.

— Кстати, мне тут Гена на днях говорил, что он как-то сразу двух снял. А был с племянником. Племяннику пять. Смышлёный. Машинка, танчик и малой любую прихоть выполнит. Резко пай-мальчиком становится. Девчата: «Ой, какой хорошенький папа с карапузом. Ой, бозе, бозе, бозе». Ну и пошла-поехала. Потом на финальном этапе малого быстро домой к брату спроваживает на такси.

— О! А у тебя есть племяш?

— Нет. А у тебя?

— Тоже. Слушай, а может твой Гена нам одолжит своего. Мы ему двух танчиков с барби…

— Та нет. Не вариант. Малой на моря двинул. До конца лета.

— Печаль.

— Погоди. Не суетись. Мы тут вот ходим, как оболтусы, а вокруг куча девчонок. Вот, например. Ану пошли.

Коля с Женей направились к двум девушкам на роликах. Те стояли в тени. Пили воду.

— Эй, девчонки!

Девушки мельком глянули на парней.

— Потеряйтесь, мы лесбиянки!

Девушки моментально уехали.

— Ни фига себе. Коль, я что? На тролля похож?

— Та нет, вроде. Максимум орк.

— Давно такого не слыхал.

— Да ладно. Мы просто их не достойны. Глянь. Вон те, кажись, поприличнее. Не спортсменки. Пошли.

— Теперь ты начинаешь.

— Та без проблем.

— Девчонки, привет! Мы тут гуляем, решили вас украсть.

— Ой, Га-аля. Посмотри на этих воров. Ты б себе шмоток украл, что ли.

— Ага. И мокасинчики смени. А то за дядей, небось, донашиваешь. Свободны, хлопцы.

Девушки удалились. Парни стояли, как вкопанные. Коля разглядывал свои мокасины.

— Жека, я их в том году купил. Че не так?

— Вот-вот. Не парься. Они жлобихи какие-то. «Га-аля»… Вкурил?

— Меня это не утешает. Короче, без негатива. Может лучше по пивку?

— Ну да. А потом водочки, футбол, чипсы и к тридцати на деда станешь похож. Бери от жизни все, старик!

— Я вас понял, господин Бренсон Ричард.

— Наоборот.

Парни двинулись дальше и вышли из-за холма. Перед ними табличка с нелепой надписью: «Прокат собак». На стуле сидел скучающий парень. Читал книгу.

— Здрассте! — Коля первым подошел впритык. — А что это за новшество у вас?

— Пе… в го… про ш..ак.

— Чего?

— Пе… в го… про ш..ак.

— Я ни черта понять не могу. Коля, че он говорит?

— Я, кажись, понял. Первый в городе прокат собак. Так, уважаемый?

— Угу.

— Может выплюнешь жвачку со рта.

— Тьфу. Да. Добвый вень! — жвачка не очень помогла делу, парень явно с дефектом речи. — У наш щас фобачек фсех лазоблали. Остался только Веник.

— Веник? — Коля подошел к куняющему мопсу под деревом. — Чего-то он вялый какой-то…

— Коль, а Коль? На кой нам собака в парке? И что за непонятный сервис. Дружище, — обратился к прокатчику, — зачем собак напрокат брать?

— Как «жачем», молодой щеловек? Это зе новый тленд по фсей Евлопе. Люди шавсем не гуляют. Шабачек не заводят. Дома шидят сутками. За шоцсетями всё. А тут такая находка! Дома шабачку делжать не надо. Плиходишь в палк, белешь наплокат, на сколько хочешь, и впелед. Шабачки стлесс снимают. Доблые. Покладистые. У нас большой выбол. Маленькие, большие, следние. Столоживые и деколативные. Щас всех лазоблали. Только вот мопсик остался.

— Прикольный бизнес, Коля, а? Неужто спрос большой?

— Конечно! Видите, ни одного пса!

— Реально прикольно, — Женя подключился. — Ты думаешь о том же, о чем и я?

— Ага. Собака идеальный вариант. Это ж почти, как ребенок.

— Верняк. Девочки любят. И он вроде не уродец. Слюнявый правда.

— Гав! Гав! Гав! — Веник подал голос, распустил слюни, потрепался.

— Сколько за Веника, товарищ?

— Што.

— Че «што»? Денег сколько?

— Што, говолю! Не иждевайтесь.

— Да я не понял просто. Слышь, Колюня. Возьмем мопса на пару часиков, а?

— Можно. Он кормленный?

— Веник ест каждый час. С колмом за двешти.

— Двести в смысле?

— Угу, — прокатчик собак вытер рот, его громадные губы еще больше покраснели.

Вытащил небольшую пачку с кормом.

— Давай стольник, Коля, — тот протянул другу купюру. — Держи, прокатчик.

Парень молча взял купюру. Отдал корм. Отвязал пса. Снял ошейник. Веник немедленно сделал два круга вокруг ребят, весело трепаясь и погавкивая. Потом внезапно рванул. Убежал вглубь парка.

— Так, жабыл сказать. Нужны ваши документы. Пасполт или плава. Иначе никак.

— Коля, у меня кажись права с собой. На, держи, уважаемый. Слышь, а че он рванул так?

— Шоветую поймать, а то без собаки документы не велну. Тепель Веник ваш на два часа.

Прокатчик невозмутимо сел на место и продолжил читать. Собаки было не видать.

Женя схватил поводок и побежал за собакой.

— Жека, погодь!

— Какой «погодь»? Оно убегает к дороге!

Женя бежал со всех ног. Коля догонял его.

— Веник, стой! Стой! Стоять! — Веник мчался к дороге, уши весело развивались.

В последний момент перед дорогой Женя швырнул поводок в собаку. Поводок угодил тому по заднице. Веник жалобно взвизгнул и остановился, проверяя, что не так с задницей. Женя нагнал пса, зажал того между ног, чтоб не убежал. Веник ничуть не смутился подобному обращению. Он продолжал пытаться дотянуться до задницы, по ходу дела обмазывая слюной ноги Жени. Видимо, Женя швырнул на совесть. Из-за дерева показался запыхавшийся Коля.

— Ёлки… Хе… Хе… Чтоб его. Женя, давай его вернем пока не поздно. Права заберем и дуем в «Мак». Кофе пить.

— Да подожди ты! Я не могу поводок одеть… Он все время задницу лижет. Веник, фу! Сидеть, Веник! Нельзя!

Мимо проходили две симпатичные девушки.

— Юля, ты глянь, какая прелесть, — застрявший Веник между ног у Жени стал выгрызать что-то под хвостом.

— Бозе, и как же нас зовут? — девушка склонилась к собачке, тот весело гавкнул ей в лицо, разбрызгивая слюну.

Женя обернулся на оклик. Улыбка заиграла на лице. Веник, почувствовал слабину в хватке, вынырнул из ног и помчался назад в парк.

— Твою мать! Веник, стой! На шаурму пущу.

— Фу, как некрасиво. С собачкой нужно ласко…

— Сама попробуй с ним ласково, — Женя огрызнулся. — У него права мои!

— Где вы раньше, блин, были? — Коля бросил девушкам и двинул за другом.

Веник бежал что есть сил.

— И откуда… У него… Столько… Сил… Хе… Хе… — Коля хекал за Женей.

— Это всё «Чаппи»…

— Черт шепелявый… Не даром он так хитро… Шепелявил… Видать, под дурачка косил… Мы ж его до ночи не поймаем… Потом двойную цену накрутит…

Веник скрылся за поворотом. Нырнул в кусты. Из кустов послышался крик, потом грубый мат. Судя по голосу, матерился мужик. Женя и Коля заглянули в кусты.

— Меня щас вырвет. Он же извращенец. Колян, это ж мужик.

— Сам вижу, что не мопсиха.

Веник прицепился к ноге мужика. Тот судорожно пытался застегнуть ширинку.

— Вашу дивизию! И отлить спокойно не дают, извращенцы. Эй, вы двое, ваша псина?! — Веник не отставал от ноги мужика.

— Та нет. Напрокат взяли. Он арендованный.

— Совсем дурные?! Отцепите его.

— Стой. Только не двигайся. Мы его уже полчаса ловим по всему парку. Сейчас заберем.

Женя и Коля стали окружать мужика, его ногу и Веника.

Мужик, наконец, поднял ногу выше и отшвырнул Веника в кусты. Тот шмякнулся и жалостно заскулил. Мужик свалился на землю.

— Я сейчас вас прибью, — мужик поднялся и бросился на Колю с Женей.

Те отскочили и выбежали из кустов. Веник, очнувшись, весело замыкал компанию. Коля и Женя бежали со всех ног от догоняющего их громилу. Веник гавкал, высунув язык.

— Колян, рядом?

— Ага.

— Давай разделимся. Он отстанет.

— Точно.

Коля и Женя резко свернули один влево, другой вправо. Громила, запыхавшись, остановился, размахивая кулаками. Веник нагнал громилу. Со всего маху врезался головой тому под коленку. Громила от неожиданности рухнул на землю.

— Гав! Гав! Гав! — Веник весело лизнул руку громиле и снова помчался вглубь парка.

— Я тебя найду! — громила лежал на земле.

Коля, заметив, что его никто уже не догоняет, остановился. Сел на землю. Тяжело дышал. Недалеко из-за кустов вынырнул Веник. Он стал подбегать к Коле. Остановился в метрах пяти.

— Та-ак… Хе… Хе… Веничек, хорошенький паршивец. Сейчас папочка тебя поймает. Черт меня дернул тебя взять.

Коля медленно стал подходить к Венику. Из-за тех же кустов вынырнул Женя.

— О, Коля. Веник!

Веник, увидев окружение, рванул в другую сторону.

— Да елки-палки, Женя, какого?!

— Я ж не знал…

— За ним бегом.

Они снова побежали за собакой. Веник на удивление быстро бегал. Ребята за ним бежали, уже не переговариваясь. Тот снова скрылся за холмом. Друзья, не добежав до него, остановились.

— Слушай, будь он проклят. Давай посидим. Хоть минуту. У меня скоро сердце выпрыгнет и убежит на фиг из парка.

— Ага… — они рухнули на землю, спина к спине.

— Черт… И какой же сукин сын придумал этот «Прокат собак»?

— Какой-то женоненавистник.

Коля рассмеялся после реплики друга.

— Фу-ух. Чего делать будем?

— Надо рассуждать логически… Будем мыслить, как псина.

— Нет, тогда давай я буду мыслить, как псина.

— Давай-давай.

— Если бы я был чокнутым мопсом, куда бы я пошел после получасового бега?

Ребята замерли. Хором:

— Пить!

— А где он тут пить найдет?

— Я видел через метров пятьдесят огромную лужу. Она не высыхает круглый год.

— Давай туда бегом.

— Да щас «бегом». Глянь на мышцу на ноге.

У Коли на ноги пульсировала жила.

— Тогда хоть быстро пойдем.

Друзья двинулись на новые поиски Веника.

Впереди огромная лужа и грязный Веник, который хлебал воду. Он весь стоял в воде, не гнушаясь хлюпающей вокруг грязи.

— Тихо-о, — Коля зашипел. — Он хитрый. Нас заметит — сразу свалит. Надо не дать ему вылезти из лужи.

— У меня мокасины…

— Сними их к чертям.

Друг сбросил мокасины. Второй тоже. Они стали тихо подходить к луже. Веник напился и обернулся с грязной мордой.

— Замри! — зашипел Женя. — Он реагирует на движение.

Ребята уже стояли на краю лужи. Веник внезапно двинулся на друзей и что есть сил плюхнулся у их ног, обрызгивая с ног до головы грязью. Те зажмурились. Веник стал наматывать круги вокруг Коли и Жени, в корне изменяя цвет одежды, да и вообще весь имидж ребят.

Коля рванул в грязь за собакой. Схватил поводок и набросил на пса.

— Врешь, гад. Я все равно тебя обыграю! — видимо слова Коли были услышаны.

Ему удалось зацепить поводок за собаку. Но Веник не унывал. Коля поскользнулся и упал в грязь. Веник вырвался и побежал к Жене. Тот схватил его за край поводка. Веника это не остановило. Он стал закручивать Женю, бегая вокруг него. Второй боец был тоже повержен. Он рухнул рядом с Колей.

Тем временем Веник вместе с поводком отскочил от лужи. Остановился. Стал внимательно разглядывать ребят.

Те, отплевывая грязь, сели в луже.

— Я теперь тебе на зло буду жрать только шаурму! — зло бросил Коля Венику.

— Гав! Гав! Гав! — Веника, очевидно, это очень развеселило.

Он принялся барахтаться в траве, вытирая с себя грязь. Накувыркавшись, он снова куда-то побежал.

— Жека… — Коля потерянно смотрел на друга. — Тебе сильно права нужны?

— Хрен с ними. Напишу заявление. Типа украли. Потом восстановлю. Это нереально. Псина нас победила.

— Давай. Подымайся, — Коля поднял Женю.

Грязные и уставшие они понуро двинули на ближайшую парковую дорожку. Люди оглядывались. Дети тыкали пальцами.

— Мамочка, гляди, какие страшные дяди? Им можно быть грязными, а мне нет?

— Какие дяди, Алена? Это бомжи. Идем со мной быстрее.

Мама с ребенком драпанули он вынырнувших Коли и Жени из-за поворота.

— Видишь, Колян. Теперь мы на бомжей похожи.

— И это, по ходу, еще не самое страшное сравнение, — Женя стряхнул грязь с волос.

Выйдя на холм, они замерли. Перед ними стояли две длинноногие девушки. Одна краше другой. Рядом резвился Веник. Они склонились над ним.

— Ух ты, какой хороший… Сидеть… Молодец. Служить… Какой умница! Карина, он чудо. А ты чей же? Ой… Боже, — девушка заметила появившихся страшилищ. — Э-э-э… Ребята. Ваш питомец?

— Да… — Коля неуверенно.

— Вы бы его не отпускали…

— Простите, — подала голос вторая, — а что с вами случилось?

Коля и Женя переглянулись.

— Мы упали, — тихо хором.

— Бедняжечки. Окатило же вас. Слушайте, мы тут живем рядом. Может зайдете к нам… в душ. А то вряд ли вас куда-то так пустят.

— Только чур ваш крошка тоже к нам. Покормим. И вас и его… — она хитро хихикала.

Веник:

— Гав! Гав! Гав! — подбежал к ребятам.

Они снова переглянулись. Собака стала наматывать круги. Заметив, что на нее не реагируют, остановился. Встал за метр перед ними. Стал внимательно смотреть. Повернул голову на бок.

— Гав! Гав!

Ребята дернулись и хором ответили:

— Нет!!!

Они развернулись и зашагали прочь. Веник побежал за ними, погавкивая.

Через минуту очнулся Женя:

— Слышь, ты думаешь о том же, о чем и я?

— Наверняка. Чур за пивом ты идешь. Ты чище.

— Лады. Тогда едем к тебе. Ближе.

— Только чертенка этого отдать надо.

Внезапно Веник, заметив в метрах ста от компании еще одного мопса, выдал свое фирменное «Гав! Гав!», рванул в сторону «коллеги».

— Это не судьба, — Коля уныло смотрел собаке вслед.

— Да. Это рок.

Скрипт2_Васька

Васька удрал от хозяйки… Нет, не так.

Я удрал от хозяйки!

Я семикилограммовой гладкошерстный британец. Купила меня моя человеко-мамаша на «птичке». Хозяин звал ее почему-то «Эй-ты». Видать, у людей это высшая похвала. Так любил ее, что бывало пьяным завалиться под утро, мне подсрачник даст. Я бегом на кухню. Кушаю на нервной почве. А они ругаются до драки. Под утро язычками лижут друг друга. Прямо, как я себя.

Каким-то невообразимым чудом я оказался породистым. Почему? Видно, моя кошачья мамаша таки гульнула с породистым британцем и получился я. Кошачий бог смилостивился и сделал меня первым в помете. Здоровый, крепкий, жирный. А как жирным не быть с шестиразовым кормлением у мамаши? У меня все было в ажуре до года жизни.

Спал на подушке, кормился отборным кормом, катался когтями по кожаному диванчику. И постоянно эти подсрачники за подсрачником! И чего мне не дают этого делать? На нем такие красивые узоры остаются!

Однажды я подслушал странные разговоры папаши и мамаши. В этот раз хозяин не напился, а мамаша в хорошем расположении. Сидят такие, общаются. А я ведь не только «мяу-мяу» понимаю. Глупые человеки! Мы коты умнее всех вас… сапиенсов! Так вот, говорили они о… кастрации. Мол, Васька ссыт где ни попадя. Пора его «выхолостать». Домашний ведь.

А мне, глупенькому созданию, ни в домек, о чем они. Сам думаю — небось папаша с мамашей решили мне новое лакомство подогнать. Порода я! И главное такие: «Поедем к Валере на район. Он быстро все сделает — дрысь и класс. Васька без проблем. А мы без вонища». Я расстроился. Понял, что речь не о еде. Думаю, мамаша с папашей решили новый горшок мне подарить. А мой синенький нравится. Я от него без ума. Так нет же. Новый захотели.

Пошел я в свой домик, приуныл. За хвостом, как обычно, не гонялся. Папаша с мамашей любят на это смотреть. Отомщу, думаю. Прыгнул на окошко. А там идет ко мне корефан с соседнего этажа. Альберт! Нет, ну как можно так приличного кота называть? Видать, не породистый. Весь какой-то страшный такой, лысый, ни шерстинки, представляете?! Но подружились мы как-то с ним. Я ж на втором этаже живу. Виноградные грозди до низу спускаются. Надумал я, как подрос, гонять на улицу. Так мне это дело понравилось, что от удовольствия лежал верх пузом на солнце. Однажды ко мне подкралось это страхолюдие. Я как раз беззаботно мечтал о селедке. Какая-то мурашка ползала по моей шерстке на голове, от чего я шевелил одним усом.

Этот гад докопался до моего хвоста, представляете? Давай с ним играться без спроса. А я ж в позе без защиты лежу — верх пузиком. Люди любят в этот момент мне бросать с пятого этажа курочку. А тут этот всю малину портит. Я ж интеллигент. По мордасам ему заехал. А он оказался не из скромных. В общем, повздорили. Потом лежим такие, вылизываемся. Хотя не знаю, чего ему вылизываться. Завел со мной разговор о жизни своей непростой, о породе, оказывается его никто не брил, само такое выросло с рождения. Сдружились.

Так вот. Альберт приходит ко мне на козырек. Весь такой унылый. Или сметаны не дали вечером, или диван не царапал. Я ему:

— Алик, что с тобой?

Лысый отвечает:

— Сделали со мной ужасное. Теперь ни одна пушистиха мне не интересна.

Так мы с ним кошечек называем. Я говорю:

— Как это?

— Да понимаешь, братец, поймали меня хозяева за пометкой. Я же каждую среду нахожу новые тапки хозяина и доброе дело ему делаю. Мечу, обновляю, чтоб пахло приятно. Чтоб про меня, Алика, все время помнил. А тут сделал, а хозяин как надавал мне тапком по усам. Я аж рыбу перестал унюхивать у соседки в квартире. Удрал я под диван. На следующий день повезла меня хозяйка в какое-то белое помещение. Кольнули меня. Заснул. Очнулся в дурмане и без… — тут Алик захныкал, первый раз видел таким лысого.

— Без чего, Алик?

Он увалился на другой бок и я увидел…

— Чего это, Алик?

— А уже ничего. И назвали еще так интеллигентно это. Кастрация.

Я вскочил. Передернуло меня. Помчался вниз по винограду. Заметался по дворику. Алик поковылял ко мне. Говорю:

— Мамаша с папашей то же со мной хотят сделать. Мяуууу, — я жалобно заскулил.

— Беги, Вася, беги! Ты еще пока можешь так мужественно мяукать. А у меня получается только так — мяу-мяу…

Мяуканье Алика напоминало мелкий скрип двери, которую только-только поставили на петли, еще не успела притереться. И я побежал. Бежал так долго… По дороге цеплялся за ветки, теряя свою перламутровую шерстку. Два раза вбухался в дерево. Чуть сознание не потерял. Думал, что усов уже нет. Пролежал долго. Очнулся и побежал дальше. Помню: дома мог бегать вокруг люстры часа два в день. Потом уставал. А на ночь, как назло, дочка мамаши — я звал ее Мини-мамаша — включала какую-то люстру особую. Она так переливалась разными фонариками и ничего не оставалось — бегал полночи за синеньким шариком. Эх! Были времена. Мне так жалко себя стало. Думаю, так и помру, не увидевши короля… Да что там короля? Императора всех селедок в мире. Осетра!

Мне про него Алик рассказывал. И тут я понял, что в темноте. Немедленно заметался, четыре раза на что-то наткнулся и уснул на нервной почве. Проснулся от странных голосов.

— Слышь, Мерсик, это что за куча шерсти?

— По ходу салага из домашних, Джипик.

В этот момент я убрал свою лапку с мордочки и огляделся. На меня глядели две пары страшных, глупых, злых, неотесанных глаз. Я проговорил:

— Позвольте.

— Ха! Мяу-мяу-мяу! Джип, он, кажись, только с квартирки соскочил. Не чухается… Точняк. Блох еще нет. Алё, ваше кошачье высочество, ты по-нашему понимаешь, мяу-мяу?

Они были совсем черными. Ни рыжего, ни серого с белым. Одна черная смоль. Никогда таких страшных не видел в своей жизни.

— Позвольте, товарищи, я уже сейчас должен быть к завтраку…

— Мяу-мяу-мяу, — Джип и Мерседес хором замяукали, смеясь.

— Ты что это? От хвоста своего в нашу лачугу забежал? Или малая хозяйки по комнате раскрутила и шваркнула с девятого этажа? Слышь, Мерседес, на той недели в третьем подвале новенького Пух нашел. А Пух, сволочь, унюхает всех. Даже, когда я в песочнице через две улицы мечу, унюхает, козел, бежит Дульсинее стучать. Я потом три дня все подвалы от крыс стерег.

— Упырь бесхвостый. А кто ему хвост оторвал?

— Погодь, Мерс, давай с этим жирным разберемся. Ку-ку, мяу-мяу!

— Гав-гав! — Мерседес психанул.

— Цить, Мерсик. Как зовут?

— Васька! — гордо отвечал я.

— Чего в наших подвалах шастаешь?

— Я не шастаю. Я потеряшка.

— На тебя что ли наш Михась нагавкал? От него все память теряют.

— Нет. А кто это?

— Ясно. Мерсик, слыхал? Совсем салага. Михася не знает. Сенбернар это местный. С первого этажа третьего дома. Как станет на окно. Заведет свое «гав-гав-гав» на полтора часа. Мы с Мерседесом как-то там под окном спали голубей гоняли. Михась в окно как заорет. Так потом два дня не слыхали ни хрена. Я привыкший, а Мерс орал потом под окном у ветеринара. Еле спас его. Чуть кирпичом по уху не схлопотал. Ветеринар нервный у нас.

— Товарищи, я убежал от мамаши с папашей…

— Ха! Мяу-мяу-мяу! Мерс, слыхал? Это твои людишки, ага?

— Мяу! То есть — да.

— И чего здрызнул?

— От кас… кас… Кастрации, — я стыдливо поджал хвостик от себя.

— Мяуууууу, — черные понимающе кивнули. — Да ты счастливчик. Среди нашей компашки только Пух и вальнул от этой низости. Все остальные корефаны сидят уже готовенькие. В морде ноль эмоций, усами не шевелят, за хвостами не гоняются, кошек десятой дорогой обходят. Жрут сметану с «китикэтом». Никакой инициативы к селедке. Никаких мусорников. Жиреют и спят. Кошачий ад на земле, Васька. Мы поначалу решили, что ты тоже из этих…

— Нет, мяу-мяу!

— Ну теперь понятно. Ну че, Мерсик? Покажем новенького Дульсинеи?

— Надо. Ты не из сцыкливых? А то Дульсинея запахов не любит. Мы все по песочницам бегаем. В подвале у нас тут своя иерархия. Никаких запахов. Дульсинея прогонит. А зимой без подвала никак. Скоро холода. Сдохнешь без крыши.

— А кто эта Дуль…

Внезапно в подвал ворвался огромный бело-рыжий бесхвостый нахал. Стал гоняться из стороны в сторону.

— Вот блин! Опять Пух валерьянки нанюхался. Сволочь. Где он ее добывает? Мерс пни его, а то опять в трубу врежется. Откачивай потом.

Черный Мерседес принялся гоняться за Пухом, но никак не мог его догнать. И тут появился он. Зайчик! Нет, не просто зайчик. Солнечный зайчик! Я бешено замяукал и прыгнул на него. Поймал! В этот момент в меня врезался нанюханный Пух, а за ним и Мерседес в придачу. Я был повержен. Мерседес взял в зубы Пуха за шкурку, оттащил под батарею. Тот принялся перекатываться.

— Готов, Джип. А салага молоток. С первого раза Пуха уронить. Такого громилу. Молодец!

— Да я…

— Молодец-молодец, — подхватил Джип.

— Это… — меня безумно мучал вопрос. — Мяу… То есть, а почему вас так странно зовут? Никогда не слыхал таких имен.

— Эх! Мерс, поведаем братцу нашу историю?

— Мяу, — согласился неразговорчивый Мерседес.

— В общем взял нас, котят, как-то к себе домой один крутой человек. Здоровенный такой. Бритоголовый. Вечно ходил с такой громадной кривой палкой под пиджаком и приговаривал: «Мой «кольт» мне жену заменяет». Мы никогда ничего не понимали, что он говорит. Ездил на двух машинах, таких черных-черных. Ласково звал их Мерюшка и Джипушка. Видно поэтому так и назвал. Кормил нас отменно. Какая-то женщина раз в неделю вычесывала, купала бывало, и море рыбы круглую неделю. Как мы много ее ели…

— Мяу, — Мерседес мечтательно уселся возле друга.

— А сметаны сколько… Эх. Ты столько сметаны в лавке «У Кузьмы» не видел. А этот молочник… Мяу, — Джип погрустнел. — До чего же глупость кошачья доводит… А эта женщина все нас кормила. Хозяин ей за это платил. А иногда они закрывались в комнате и кричали. Я думал, что она петь училась, а Джип — он у нас тогда немного дурноватым был — пугался и начинал орать. Я его заткнуть не могу. Хозяин как зарядит тапком. Этот сознание теряет и спит сутки.

— Мяу-мяу-мяу! — запротестовал Джип.

— Пожалуйста, продолжай.

— Однажды хозяин что-то принес в черной мантии. В шкаф повесил. Мы заподозрили неладное. Он ушел с утра. Я с Мерседесом забрался в шкаф. Так на этой мантии замочек такой был, открытый. Ну я лапой за него зацепился. Съехал разок, полностью открыл мантию, а там… М-м-м-мечта всех котов! Кожаное нечто. Это уже потом хозяин орал, что эта фиговина кожаным пальтом зовется за пять тысяч долларов. И что такого в этом «пальто» с его «долларами»? В общем, страсть покататься взяла свое и мы с Мерседесом катались целый день. Вдоль и поперек. Пока оно в ленточки не превратилось. А вечером пришел хозяин, — Джип резко вздернул лапу и принялся там что-то выкусывать. — Проклятые блохи… Тьфу! Так вот. Хозяин на нас так посмотрел. Я все понял и дернул сам вниз по лестнице. Дверь, благо, была открыта. А вот наш дурень, — Джип указал мордой на Мерседеса, — ни черта не понял. Полез к хозяину обтираться о брюки. Вечно подлизой был. Ну тот его и швырнул через окно. А этаж тринадцатый. Теперь хромой он.

Конец ознакомительного фрагмента.