Эклектика. Сборник рассказов

Сергей Смирнов

Рассказы в этом сборнике не объединяются жанром или идеей, а только искренностью и вниманием к деталям. Эти истории содержат честный и современный взгляд на такие темы, как любовь, смерть, наркотики, будущее, Бог и справедливость. Здесь каждая идея находит свое особое воплощение, будь то традиционный рассказ, произведение с элементами постмодернизма или философское эссе. Книга содержит нецензурную брань.

Стоп-кран

Вера стояла на перроне, устало глядя на пребывающий поезд Вологда — Санкт Петербург. Она держала руки глубоко в карманах длинного пуховика. Было 23 часа, поздняя осень. Женский голос из громкоговорителя неразборчиво повторял объявление о начале посадки. Из слабо освещенного одноэтажного вокзала неторопливо выходили люди с чемоданами и сумками.

Толпа постепенно рассредоточилась вдоль состава. Поезд полностью остановился и началась посадка. Вера подошла к женщине проводнику на входе в 13й вагон и протянула паспорт и билеты. Посмотрев документы, проводник сказала:

— Что ж вы все с этим бумажками носитесь, люди уже давно электронно регистрируются.

— Да куда уж нам электронно, — вздохнула Вера и зашла в вагон.

Ей было 40 лет, она была чуть полная, невысокая, с короткими темными волосами и моложавым лицом. На плече у нее висела небольшая сумка из потертой искусственной кожи.

Посадка закончилась, Вера прошла по плацкартному вагону до своего бокового места, где уже располагался ее сосед. Это был худой, бритый на лысо мужчина лет пятидесяти с татуировками тюремного типа. Сообразив, что подошедшая женщина занимает соседнее место, он начал суетиться:

— Здравствуйте, вам помочь? У вас верхнее место, давайте поменяемся, чтоб Вам удобнее было?

— Ой, нет, спасибо, мне наверху нормально, — ответила Вера.

Мужчина двигался быстро, но неуклюже, высоко вздернутые плечи прятали его и без того короткую шею. Он походил на бездомного пса, который выпрашивает кусок хлеба, но боится получить пинка.

— Меня Сергей зовут, а вас как?

— Вера, — устало сказала женщина.

— Вы до Питера?

— Да.

— А че у вас там? Семья? — продолжал сосед.

— Сын, — резко ответила Вера и добавила, — извините, я пойду.

— Понял. Вы не бойтесь меня, я вас не обижу, — вкрадчиво сказал мужчина.

— А я и не боюсь, я в ресторан, — строго ответила Вера и пошла дальше по вагону.

— Вы извините, если что не так, я не со зла, — жалостливо произнес он ей в след и тяжело вздохнул.

Поезд тронулся.

До ресторана нужно было пройти один вагон, там расположились военные, громко смеялись, играли на гитарах и пели песни. Когда Вера шла мимо них, ее приглашали присоединиться и делали комплименты. Она вежливо отказывалась, смущенно опуская глаза. После того, как она прошла вагон, один молодой солдат сказал:

— Дак, старая же.

— Эх, салага, ты еще баб и не щупал, поди. Там женщина в самом соку, — ответил ему мужчина постарше и выше по званию.

Несколько рядовых засмеялись, услышав слова старшего. Один из них добавил:

— Он только себя щупает под одеялом постоянно!

— Я щас тебя буду щупать, красавчик! — не растерялся молодой солдат, и все снова засмеялись.

Вера вошла в ресторан. Народу было мало. За одним столом два парня лет 25ти что-то оживленно и весело обсуждали, за другим два мужчины лет 35ти молча пили водку и хмурились. Был еще один полный мужчина лет 55ти, сидевший в одиночестве, перед которым стояли разнообразные закуски и бутылка вина. Он ел с большим аппетитом, даже будто бы пытаясь показать всем вокруг, как ему вкусно.

Вера села за стол подальше от всех. Ей принесли меню, и она заказала стакан минеральной воды. За окном виднелись бесконечные трубы сталеплавильного завода, черное небо было в сером дыму, и даже в вагоне чувствовался запах гари. Кое-где из труб вырывалось пламя, мрачные строения без окон скупо освещались редкими фонарями. Все это больше походило на какие-то инфернальные декорации, чем на реальное место, где работают люди. Вера достала из своей сумки несколько распечатанных листов, сложенных пополам, развернула их и начала читать.

Помнишь, как мы встретились? А я помню. Я тогда вошел в комнату, а ты там сидела на полу и смеялась. Звонко так, искренне заливалась. Друзья твои там были тоже, но их уже не помню совсем, ни имен, ни лиц. Я так задержался взглядом, что потом неловко было. Я просто подумал: «Вот это мой типаж», и так хорошо стало от этой мысли.

Ты в тот вечер первая со мной заговорила. У меня была футболка с принтом «Cowboy Bebop», ты подошла и сказала: «О, крутой мульт! Мне очень нравится!», а я как полный кретин ответил: «А мне нет.», и ты не поняла меня, так как не знала еще, что я за человек. Я думал, что начинаю очаровывать тебя своим чувством юмора, забавно теперь это вспоминать.

А потом все начали курить траву, и ты тоже, и я решил за компанию, хотя наркотиков не пробовал тогда вообще никаких. Одну затяжку сделал, думал, как в фильмах нужно, много вдохнуть, долго держать. Не выдержал и раскашлялся. Кашлял минут пять не переставая, так стыдно было. А потом меня убрало. Опомнился, а ты уже ушла, и я не понимаю, зачем я там нахожусь, и все такие чужие, и паранойя, и я тоже ушел…

Вера скривила брови, лицо ее выражало болезненное недоумение. Неожиданно ее отвлек подсевший полный мужчина:

— А что же вы голубушка сидите в одиночестве, скучаете?

— Что? Нет, — смутилась она.

— Давайте я вам компанию составлю, а то вы все водичку тут свою пьете, бумажки какие-то теребите, жалко смотреть.

Вера вздохнула и ничего не ответила. Мужчина принес с собой бутылку вина и тарелку с закуской.

— Так, давайте знакомиться, меня Анатолием звать, а вас как величать изволите сударыня? — игриво произнес он.

— Вера, — сказала она холодно.

— Верю, — резко ответил мужчина и громко захохотал.

В течение следующих двух минут Анатолий рассказал, что он преподаватель в университете, едет в Санкт-Петербург защищать докторскую диссертацию и, неожиданно, про свой взгляд на внешнюю политику России.

— Да где это видано, чтобы русский человек отступил перед такими негодяями! — разошелся Анатолий.

— Не знаю, что там русский человек, а я бы сына своего на войну не отдала, — вдруг включилась в разговор Вера, до этого все время молчавшая.

Тут к ним подошел один из хмурых мужчин, которые все это время молча пили водку за соседним столом. Он обратился к Анатолию:

— Слышь, академик, ебало завали. Че к бабе пристал?

— Позвольте, уважаемый, — торопливо и испуганно начал Анатолий, но его тут же перебили.

— Я те ща позволю, блять. Встал и вышел! — угрожающе произнес мужчина.

— Да как же это не по-людски…

— Встал и вышел, блять!

Тут и второй мужчина подключился с соседнего стола:

— Э, ептать, те че, не ясно сказано?

Анатолий удалился, забрав с собой бутылку. Мужчина вернулся к своему товарищу за стол, и можно было расслышать, как он сказал ему: «А бабенка-то ничего.».

Вера сделала вид, что не заметила и продолжила читать.

Я сразу понял, что влюбился, но не сразу понял, что пропал. Помню все искал встречи с тобой, пытался общаться. И ведь ты не отталкивала меня, хоть и сразу все поняла, наверное. Но и никогда не подпускала ближе. Я даже до френдзоны не добрался, хотя сам виноват, слишком гордым был.

Но что-то у нас все-таки было… Помнишь, вы меня позвали диски юзать? И я пришел и ничего об этом не знал. Я спросил у тебя: «А что будет?», я боялся, что как с травой получится. А ты сказала: «Тебе просто будет хорошо, поверь.», и я поверил. Ты не обманула, было хорошо, было безумно, невероятно, потрясающе хорошо. Я и не подозревал, что можно так себя чувствовать. А потом все танцевали и обнимались, и я танцевал с тобой и обнимал тебя. И так просто это было, я ничего не боялся, и ты была так нежна со мной.

А потом все кончилось. И между нами снова оказалась пропасть, еще шире, чем раньше. Тебе было стыдно, а я не знал, как с этим дальше жить…

По щеке у Веры потекла слеза, и она быстро смахнула ее. Несколько минут она сидела, закрыв лицо руками, но не плакала, а только тяжело дышала.

Парни, сидевшие в другой стороне вагона, вдруг громко расхохотались своими высокими молодыми голосами, и слышно было, как один из них сказал:

— Иисус по-любому был вмазанный постоянно. Типа, он такой: «Я вас всех люблю!», а ему апостолы: «Даже Иуду любишь? Его никто не любит! У него лицо предателя!», это, кстати, сказал апостол Физиогномикус. А Иисус, короче, такой: «Иуда, иди я тебя обниму. Иди сюда, хорошенький мой. Предашь меня, да? Все равно люблю.».

— А Иуда такой: «Иисус, ты че, педик?», — поддержал шутку второй парень, и оба снова звонко захохотали.

Пока парни шутили и смеялись, хмурые мужчины недобро поглядывали в их сторону, потом оба встали и подошли к их столу. Один из мужчин немного шатался от опьянения, второй, стоявший твердо, обратился к парням:

— А че шумим?

— А мы мешаем разве кому-то? — тихо и неуверенно сказал один из парней.

— Мне мешаете. — грозно ответил мужчина.

Тут же заговорил и его шатающийся компаньон:

— Блять, ты че, падла, на моего брата?

— Окей, окей, мы уходим, — сказал второй парень, так же тихо и неуверенно, как и первый.

Молодые люди ушли униженные, с горьким разочарованием в себе, которое обещало еще долго отзываться в их тщеславных умах. В вагоне из посетителей остались только двое пьяных мужчин и Вера. Мужчины подсели к ней.

— А че такая грустная? — обратился к Вере тот, что был пьянее.

— Оставьте меня в покое, пожалуйста, — срывающимся голосом ответила Вера и снова закрыла лицо руками.

— Да ладно, че ты, не ломайся, — настаивал мужчина и дергал ее за плечо.

Второй мужчина сидел напротив и молчал.

Вдруг в вагон зашел тот самый солдат, который ранее нелестно высказался в адрес Веры. Парень был выше среднего роста, широкоплечий и стройный, на вид чуть старше 20ти. Он хотел что-то купить на кассе, но, увидев женщину в окружении двух пьяных мужчин, остановился и стал наблюдать. Через несколько мгновений он направился к ним.

— У вас все в порядке, помощь нужна? — обратился он к Вере, подойдя к столу.

— Ты кто такой, э? — злобно спросил мужчина, сидевший вплотную к женщине.

— Мужик, я не с тобой разговариваю, — резко ответил ему солдат.

— Ты че, блять?

— Они к вам пристают? — снова обратился к женщине молодой человек.

— Да, — собралась с духом Вера.

— Так, вы двое, встать! — громко скомандовал солдат мужчинам и сделал шаг назад.

Тот, который был пьянее, поднялся и пошел на встречу парню, но был остановлен своим товарищем, который тихо сказал: «Колян, не надо, их там целый вагон.». Потом он спокойно, но настойчиво поволок своего друга к выходу. Колян почти не сопротивлялся, хоть и произнес напоследок несколько ругательств в адрес солдата.

— Спасибо. Спасибо вам большое, — сказала Вера с блестящими от слез глазами.

— Пожалуйста. Они вам ничего не сделали? — спросил солдат, смущаясь.

— Нет, нет, все хорошо, спасибо.

— Если что, зовите, мы тут недалеко, — сказал он напоследок и удалился.

Вера глубоко вздохнула и повернулась к окну. Было темно. На черном небе не было видно ни одной звезды. Мелькал густой темный лес и изредка небольшие скопления старых деревянных домов, большинство из которых было давно заброшено. Поезда на этом участке пути не останавливались, а лишь пролетали мимо, не давая спать последним местным старикам, которые решили здесь умереть.

Через некоторое время Вера отвернулась от окна и посмотрела на листки, лежавшие перед ней на столе. Она взяла их в руки и пару минут сидела, глядя перед собой. Потом она вздохнула и продолжила читать.

Я просто хочу, чтобы ты поняла, в моей жизни теперь нет ничего, кроме тебя. Мысли о ком-то еще и какой-то другой жизни причиняют мне физическую боль в районе затылка. Я не знаю, как так получилось. Прости, что заставляю быть частью все этого, но я иначе не могу.

Кстати, про диски. Помнишь это чувство? Эйфория, подъем, повышенная эмпатия. Помнишь, как хочется любить все вокруг? Ну так вот это все пустяки по сравнению с героином. Это как кефир с текилой сравнить. Эйфория от героина сильнее в разы, тебя просто размазывает по кровати, но это не главное. Под героином ты чувствуешь себя там, где ты должен быть, и где ты больше всего хочешь быть. Вот, к примеру, есть ностальгия. Вспомни что-нибудь светлое из детства, дом в деревне, солнце, запах травы и тому подобное. Приятное чувство, но оно как будто нереальное, как будто вдалеке. Так вот, под героином ты испытываешь ностальгию по текущему моменту, здесь и сейчас. Это очень круто. Но самое главное, под героином я чувствую, будто ты рядом. Будто не сердишься на меня, понимаешь и прощаешь.

Знаешь, что такое «Золотой укол²»?..

Вдруг поезд резко дернулся и начал тормозить, послышался скрип железа. Вера схватилась за стол, смяв бумагу в руках. Через несколько секунд поезд полностью остановился. Она около получаса просидела за столом, опустив голову и закрыв лицо. Мимо нее дважды прошли какие-то люди, из окна было видно, что кто-то вышел на улицу покурить. Поезд стоял посреди непроходимого леса.

Вера встала и пошла в свой вагон. Подойдя к своему месту, она обнаружила соседа, прикованного наручниками к поручню и женщину проводника, которая сразу обратилась к ней:

— Вот, полюбуйтесь, дернул стоп-кран. С какими-то двумя алкашами связался тут, стал им байки про зону травить, а они сказали, мол, брешет все и побили. Да и побили ведь так, малость самую. Так этот обиженный взял и стоп-кран, чтоб его!

— Да я ж не со зла! — оправдывался сосед.

— Со зла, не со зла, а нам теперь разбираться, — возмущенно продолжала проводник, — зачем стоп-кран трогал, а?

— А как жить-то мне? Я на воле один совсем! — начал мужчина, почему-то повернувшись к Вере. — Там в тюрьме все было по правилам, люди простые и честные, а здесь все чужие, все не по-людски. Вот у вас сын в Питере, да?

— Мой сын покончил с собой, — ответила Вера.

…

Поезд тронулся.

Примечания

2

Золотой укол — это последняя инъекция наркотика, которая вызывает передозировку и смерть.