По колее «Особого пути». Цивилизационный процесс и модернизация в России

Сергей Сергеевич Митрохин, 2020

Почему «русский путь» и особенности российской цивилизации препятствуют модернизации страны? Авторы попытались ответить на этот вопрос, обращаясь к особенностям исторического развития с точки зрения взаимодействия власти и общества – с одной стороны и империей и постимперскими особенностями современной России – с другой. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся политикой и историей, студентов, аспирантов, преподавателей и журналистов.

Русская ортодоксия

Тот барьер, которым отгородила Русь от Европы языковая изоляция, оказался не единственным и даже не самым главным. В конце концов, такие барьеры преодолеваются с помощью переводческой деятельности, которая в Средневековье процветала как на Востоке, так и на Западе. Но только не на Руси, где почти монопольный контроль над культурой и культурными влияниями взяли в свои руки церковные ортодоксы.

Светское образование в Европе и Византии, конечно, играло подчиненную роль по отношению к духовному, но для становления Европейской цивилизации эта роль была колоссальной. Семь свободных искусств, преподававшихся в монастырских школах еще до появления университетов, проложили дорогу такой ранней форме средневековой рациональности как схоластика, которая, в свою очередь, немыслима без освоения наследия Аристотеля.

В Киевской Руси светское образование коснулось, по-видимому, только воспитания и досуга князей, которые иногда знали несколько языков, включая латынь и греческий. Одна из гипотез авторства одного из немногих памятников светской литературы этого периода — «Слова о полку Игореве» — заключается в том, что автором был сам князь Игорь. Даже если это не так, то, скорее всего, им был кто-то причастный к светскому образованию из самого близкого окружения князя. Но таких людей на Руси в то время были единицы.

Наличие «гуманистического» направления в культуре роднит Византию с Западом и, наоборот, противопоставляет ее средневековой Руси. Византийский гуманизм многими своими идеями и культурными смыслами перекликался с итальянским Возрождением. С другой стороны, в самой Византии его приверженцы, которых И. П. Медведев называет сообществом, «объединенным мечтой о свободнойи просвещенной человеческой личности», представляют собой такую группу средневековой интеллигенции, появление которой было совершенно немыслимо на Руси, где такому сообществу было просто неоткуда взяться, поскольку никакая даже элитарная группа здесь не имела шансов получить возможность хотя бы частичного освоения античного наследия⁹.

В качестве миссионеров после принятия христианства на Русь из Византии поехали представители не «гуманистического» направления византийской культуры, а совсем другого, которое Виктор Живов называет «аскетическим», противопоставляя его мировоззрению гуманистов¹⁰.

Именно эти церковные ортодоксы и ретрограды, отвергающие античную культуру как языческую, сыграли роль «культуртрегеров» для едва начавшей формироваться православной паствы на далеком заморском Севере.

«В миссию, как правило, отправлялись люди, для которых гуманистическая культура столицы не имела особой ценности, а распространение христианства среди варваров представлялось важнейшей задачей, что опять же скорее указывает на аскетическую традицию»¹¹.

В результате этой миссии византийская культура была воспринята на Руси в усеченном виде: ее «отфильтровали» для северных неофитов фанатичные миссионеры. Они отсекли от этой культуры все светские античные элементы, которые эти фанатики проклинали как языческие, оставив только ортодоксально-православные. В отличие от византийских гуманистов, достаточно толерантно относившихся к западному христианству, аскетические фанатики люто его ненавидели. Поэтому еще одним важнейшим вкладом, который они привнесли в формирующийся православный этнос на Севере, явилось отторжение католицизма, которое впоследствии переросло в ненависть к Западу как таковому.

«Антикатолические сочинения киевских греков… указывают на достаточно жесткую и ограниченную в своем интеллектуальном кругозоре позицию, скорее напоминающую аскетическое направление. Сопоставление антикатолических трактатов русских клириков греческого происхождения… с аналогичной продукцией, появлявшейся в то же время в Константинополе и служившей источником для этих трактатов, указывает на больший ригоризм, снижение значимости богословской и канонической проблематики… и превалирование обрядовой и бытовой регламентации»¹². В этих условиях, разумеется, не могло идти и речи о полноценном культурном обмене с окружающим миром.

В условиях языковой и культурной изоляции Руси аскетическая миссия имела последствия, далеко выходящие за чисто церковные рамки: она сформировала один из доминирующих типов русского национального характера и самосознания, который наложил колоссальный отпечаток на весь ход российской истории.

«Поскольку основной задачей ставилось сохранение православия как высшей ценности, то вся сфера бытового и культурного поведения человека подчинялась основанному на традиции жесткому канону, всякое нарушение которого трактовалось как угроза существования православного государства»¹³.

Назовем этот тип ортодоксальной личностью. Для нее характерна ярко выраженная религиозность, вера в авторитет, следование заранее установленным жестким догматам, абсолютная уверенность в собственной правоте, нетерпимость к иной точке зрения, черно-белая картина мира, постоянная ненависть к заранее установленному и неизменному «образу врага» и другие установки, сопутствующие всему этому.

При рождении Московского царства этот тип получил дополнительные импульсы для своего развития и укрепления под влиянием двух исторических «падений» Константинополя в 1453 году татаро-монгольского «ига» в 1480. Первое из них, по мнению В. О. Ключевского, повлекло за собой «религиозный переворот»: «Сметливый ум русского книжника нашел внутреннюю связь между этими событиями: значит, в Византии пало истинное благочестие, а Русь засияла им паче Солнца во всей поднебесной, и ей суждено стать вселенской преемницей Византии. Оставшись без учителя, русский книжник сам почувствовал себя в роли учителя, самодовольно осмотрелся кругом, и мир преобразился в его глазах: все ему представилось теперь не так, как представлялось прежде. Русская земля… явилась последним и единственным в мире убежищем правой веры и истинного просвещения; Москва, до которой не дошел ни один апостол, как-то оказалась третьим Римом, московский царь остался единственный христианским царем во всей Вселенной, а сам он, этот московский книжник, еще недавний „новоук“ благочестия, вдруг очутился единственным блюстителем и истолкователем истинного христианства, весь же остальной мир погрузился в непроницаемый мрак неверия и суемудрия»¹⁴.

Таким образом, ортодоксальная личность, доминирующая, конечно же, не только в книжной и церковной, но и других социальных слоях московского социума, получила дополнительное подкрепление уверенности в своей абсолютной правоте и надежности своего пребывания в лоне божественной истины. В словах «самодовольно осмотрелся кругом» Ключевский очень точно фиксирует комплекс мессианского превосходства, доминирующий в политическом самосознании Московии и передавшийся по наследству следующим поколениям.

Подобное самосознание основано на чувстве обладания единственно истинной правдой, которую не понимают окружающие нас народы. Слово «правда» отражает это мессианское превосходство лучше, чем истина. Отличие между ними фиксирует известная поговорка: истина одна, а правда у каждого своя. В правде, в отличие от истины, присутствует оттенок значения, передающий уверенность в собственной правоте; с ним связана и определенная агрессия, с которой отстаивается эта правота.

Истина отличается от правды тем, что первую ищут без гнева и пристрастия, а вторую навязывают с гневом и пристрастием. Именно с таким акцентом вложено это слово в уста «настоящего русского парня» в культовом фильме «Брат-2»: «Сила в правде: у кого правда, тот и сильней!» Не случайно именно слово Правда стало названием главного печатного органа большевиков, а также с прилагательным «историческая» включено Путиным в новый текст Конституции.

Абсолютной ПРАВДОЙ Московии является ее догматическое православие, которое по-гречески звучит как ортодоксия, а хранителем этой высшей и абсолютной ПРАВДЫ выступает Русская православная церковь. Как я уже говорил, для Московской цивилизации характерна более жесткая и радикальная ортодоксальность, чем та, которая имела место в Византии.

Поскольку православие — единственно истинная вера, то после падения Константинополя в 1453 году именно Московия становится духовным центром мира. Говоря словами псковского инока Филофея, Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать!

Этот граничащий с нарциссизмом комплекс этнической исключительности или мессианского превосходства является одним из ключевых «генетических кодов» Московской цивилизации. В соответствии с ним русский народ под руководством своего государя должен нести свою правду, а именно свет истинной веры, окружающему миру, а также поддерживать и усиливать его в собственном государстве.

От Московии данный комплекс был унаследован императорской Россией, но даже еще сильнее проявился в Советскую эпоху, когда место православной ортодоксии заняла коммунистическая.

Примечания

9

Медведев И.П. Византийский гуманизм—XIV–XVвв.СПб.1997.с.205–220.

10

Живов В.М. Особенности рецепции византийской культуры в древней Руси // Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М. 2002,с.77.

11

Там же, с.79.

12

Там же, с.77—78.

13

Каменский А. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М. 1999, с.40.

14

Ключевский В. О. Об интеллигенции. Неопубликованные произведения, М.: «Наука». 1983.